Текст книги "Конвейер смерти"

Глава четвертая

Спал я, как обычно, чутко и в пять утра уже проснулся. Даже вне своего батальона я не оставлял привычку вставать в это время, тем более что долго лежать в постели не люблю – у меня от этого затекают мышцы и тело чувствует себя неуверенно. Лучше уж сразу сделать интенсивную зарядку. Не знаю, кто уведомил подполковника Разумова о моих привычках, но он позвонил, когда стрелка часов только-только приближалась к шести.

– Как дела, Олександр?

– Нормально, товарищ подполковник. Здравия желаю, кстати.

– Да, конечно… Доброе утро… Я могу тебя поздравить, у тебя появилось почти официальное «погоняло», даже в документах ГРУ ты теперь так называешься. Теперь ты официально значишься у бандитов и у ментов под позывным Хохол.

– По мне, пусть хоть горшком называют, лишь бы в печь не сажали, – не впечатлился я услышанным. – Но я готов выслушать все новости, товарищ подполковник.

– Новости хорошие. Все идет по плану. Гогу допросили в полиции, куда его доставили ночью. Он ничего объяснить относительно перестрелки не смог. Вернее, не пожелал. Не был он на месте гибели своего водителя и охранника. Они сами куда-то ездили. Смутно Гога помнит, что водитель несколько дней назад говорил, что ему хотелось бы старушку мать навестить в деревне. Деревня во Владимирской области. Гога разрешил ему взять машину. Может быть, в деревню и ездил. Что возьмет с собой охранника, водитель не говорил. Но этот охранник был сегодня выходным и вполне мог позволить себе такую поездку. И что там произошло, как были убиты его люди, кто их расстрелял, Гога не знает. Машину потом нашли на другой улице по GPS-трекеру люди Гоги и пригнали домой. Сам он в тот вечер из дома не выходил. А чьи отпечатки пальцев на руле поверх отпечатков водителя, он не знает. Отпечатки оставлены руками в перчатках. Перчатки простые, кожаные, которые можно купить в любом магазине.

Это все относительно покушения. Впрочем, не все… Автомобиль «Ленд Крузер 200», из которого предположительно и стреляли, был найден на выезде с шоссе Энтузиастов в сторону Балашихи. Водитель валялся в кустах неподалеку. Стреляли из автомата Калашникова калибра «семь, шестьдесят два». В лобовом стекле и в потолке четыре пробоины, из чего можно сделать вывод, что стрелок не слишком опытен. Очередь длинная. Но машина остановилась, водителя вытащили из-за руля, а после ранения, похоже в плечо, пытали. Все тело изрезано ножами, и нос поджигали бензиновой зажигалкой. Остался запах бензина. Заднее сиденье внедорожника и стекло задней дверцы залиты кровью, но это не кровь водителя. Сам внедорожник принадлежит криминальному авторитету Аркане. Арканя – Аркадий Насухович Рамазанов – по национальности азербайджанец, но рожденный в России и постоянно здесь проживающий, в последние годы, как говорили, решил отойти от дел, хотел стать политиком и членом Государственной думы. Даже стал членом политсовета Дагестанского отделения «Единой России». Но на прошлых выборах его кандидатуру в депутаты не выдвинули. Не рискнули, памятуя его рискованную репутацию и два тюремных срока в молодости. Арканя, как тебе, капитан, известно, возглавляет наркосиндикат «Синий лен», но по нашим данным намерен оставить его своему, как он считает, наследнику в уголовном деле, дагестанцу Надиру, ближайшему помощнику и доверенному лицу, к тому же женатому на его родственнице, кажется, на племяннице. Денег у Аркани достаточно, чтобы еще три жизни прожить и ни в чем себе не отказывать. При желании может возвести себе заранее пирамиду на месте будущего захоронения, причем его пирамида не будет уступать размерами пирамиде Хеопса. Это, кстати, слова самого Аркани, а не мои домыслы.

– Значит, машину все же перехватили… – констатировал я. – Гога звонил кому-то по этому поводу…

– Да. И благодаря этому звонку мы еще одного человека знаем. Более того, знаем, что он – бывший боец ОМОНа, как и тот, которого ты так удачно ликвидировал. Как же он сам, не понимаю, не сумел попасть в Гогу? А еще называется призером первенства России по практической стрельбе!

– На ходу из транспорта стрелять не умеет. Он же чемпион по практической стрельбе, которая производится из статичного положения. Но его дополнительно отвлекали охранник с водителем. Когда «крузак» остановился, их он уложил сразу. А потом дал очередь и по Гоге.

– Ты его опередил?

– Моя нога. Я столкнул Гогу с места, иначе его и бронежилет бы не спас. А потом уже я сам выстрелил.

– Да, две пули в голову из пистолета с такой дистанции – это качественная стрельба. Но я не все еще рассказал. Водитель «Ленд Крузера», когда ты застрелил его напарника, решил, что за благо будет убраться подальше, хотя имел при себе пистолет. Пистолет у него, кстати, забрали те, кто до него добрался, осталась одна подмышечная кобура с запасной обоймой. Но водитель был, видимо, не самым крутым в команде Аркани. Вступать в перестрелку с двумя людьми, один из которых к тому же так метко стреляет, он попросту не рискнул, уехал, свернул несколько раз, потом на пустынной улице остановился и выбросил убитого в газон, где его нашли прохожие, которые и вызвали полицию. Только к утру смогли идентифицировать пули. Пули оказались выпущенными из пистолета, который похитили два беглеца из здания областного суда. И из полиции сразу последовал звонок твоему другу Гоге с сообщением об этом. Вот у нас и высветилась картина, показывающая на «кротов» в системе правоохранения. Поскольку Гога уже знал твое имя, ему не стоило труда вычислить, что ты есть Олександр Сидорчук, бывший боец «Беркута», а впоследствии и офицер Управления разведки Министерства обороны Украины. Узнал, что в Москву ты приехал из Минска, чтобы выручать близкого друга, на которого здесь «наехали» кавказцы. Ты уехал сюда, а твою сеть в Белоруссии в это время «повязали», и на тебя пало подозрение в самой украинской военной разведке. Но и в Москве у тебя дела не пошли – после удачной перестрелки, когда пятерых кавказцев спасла только срочная хирургическая операция, тебя вместе с другом «повязала» сначала служба охраны здания, причем друга твоего основательно ранили в голову из травматического пистолета, а потом уже и менты, оказавшиеся поблизости и поспешившие на звуки выстрелов. Все эти данные Гога затребовал сразу, как только ему передали данные баллистической экспертизы. И ему услужливо все предоставили. Гога сильно тобой заинтересовался, так что жди его скорого звонка. Я думаю, он будет звонить с утра, часов в девять, надеясь застать тебя дома. И потому сам я позвонил раньше, чтобы Гоге не помешать.

– Я понял, товарищ подполковник. Значит, сработало. Теперь главное – не дать себя сразу уговорить, как и планировалось.

– Точно так. Ищи золотую середину. Сначала отказывайся категорически, потом уже менее уверенно и дай ему почувствовать это. Пусть уговорит…

– Я думаю, он сумеет. Тем более что ему сейчас, как я понял, серьезные парни очень нужны.

– Ему нужны не просто серьезные, но и в достаточной степени «крутые отморозки», у которых за спиной нет прикрытия, причем желательно не связанные с российским криминальным миром излишне прочно. Как ни суди, а Арканя имеет в уголовной среде авторитет. Обрасти прочными связями в камере СИЗО ты не успел, ты сидел сначала в одиночной камере, потом с соседом, обвиняемым в шпионаже турком, оптовым торговцем помидорами. Турка уже осудили и упрятали далеко-далеко. Генерал Кабаков позаботился, чтобы ему было не до воспоминаний о тебе. Это все в целях обеспечения твоей безопасности. Но тебе еще одно задание дается, попутное. Следует пару следов оставить, чтобы посмотреть, к кому для «крышевания» обратится Гога. Это должен быть яркий след, что-то шумное… Сможешь организовать?

– Ранение пары инспекторов ДПС? – с ходу предположил я.

– Если просто ранение, без смертельных исходов, наверное, это устроит всех. Сумеешь так выстрелить?

– Без вопросов. В мягкие ткани. Одному в ногу, второму в руку. Могу даже так стрелять, чтобы кость не задеть. Но от потери крови уберечь не могу. Пусть где-то рядом будет «случайно проезжающая мимо» машина «Скорой помощи».

– Добро. Этот вопрос мы решим. Еще что… Сообщи, когда с Гогой договоришься встретиться. Мы в это время организуем звонок Тамары с Украины. Чтобы разговор при нем велся.

Тамара, согласно «легенде», моя подружка, что недавно только купила эту квартиру. В настоящее время она уехала в Украину. Младшего брата Тамары призвали в армию и отправили в Донбасс, где его и убили. После этого мать сразу слегла, и надо было за ней ухаживать. Тамара оставила мне квартиру на сохранение, даже денег немного оставила, а сама уехала. И может задержаться у мамы до окончания нашей операции. Документы на квартиру в самом деле оформлены на какую-то женщину по имени Тамара. Изначально планировалось, что моя банковская пластиковая карточка тоже должна быть выписана на ее имя. Потом решили, что военному разведчику, пусть и с Украины, все же не слишком приятно чувствовать себя жигало, и решено было сделать карточку на имя Олександра Сидорчука. И сумма там не круглая, и выписана карточка в украинском офисе Сбербанка России, когда тот еще работал. В Украине она сейчас бесполезная, но в России работает. А карточка не попала в руки к ментам только потому, что я временно давал ею пользоваться Тамаре. А когда «убежал» из здания суда, то карточку она мне вернула. Такая доверительность дополнительно оправдывала тот факт, что Тамара оставила на меня свою квартиру.

Естественно возникновение вопроса со стороны Гоги: почему я вместе с подельником не убежал домой, в Украину. Ответ мне подготовили весьма исчерпывающий. Следаки на допросах задавали мне множество вопросов по поводу моей работы в Беларуси. Я ничего им не ответил, хотя еще изначально начал подозревать, что в Минске произошло что-то неприятное. А потом приехал следователь из КГБ Беларуси и провел свой отдельный допрос. Тогда все стало ясно – моя группа в Минске провалилась. Скорее всего, кто-то сдал, хотя я сам допускал провал на связниках. Это слишком устаревший и рискованный метод, на котором в советское время «завалилось» множество высококлассных агентов в разных странах. Я даже говорил своему руководству не однажды, что устаревшая система работы со связниками – опасный анахронизм, почти атавизм. Но меня слушать не пожелали. Тем не менее следователь из КГБ Белоруссии прямо предложил мне сотрудничество, поскольку в Украине из-за моего спасительного отъезда в Москву меня предателем считают, не понимая, что за два с половиной года работы я мог бы в месяц «сдавать» по новой группе завербованных жителей Беларуси, как и сотрудников собственно украинской военной разведки, что там осели. Короче, от сотрудничества со следствием я отказался, хотя мне и пригрозили экстрадицией в Беларусь сразу после решения суда по моему делу. Я посчитал это не самым лучшим для себя вариантом и стал планировать побег. Мой товарищ после ранения в голову почти поправился. Ранения в голову если сразу не убивают, то вообще быстро заживают. По пути к судебному залу заседаний мы коротко обменялись фразами о побеге. А тут в соседнем зале перестрелка началась.

– Прорваться могут! Перекрыть проход надо! – заорал один из четверых наших конвоиров.

Никто им не давал команду, они нас бросили рядом со стеклянной клеткой, которую только что открыли, чтобы вывести нас после завершения заседания, и выскочили в коридор, откуда раздавались выстрелы. Один из них был убит прямо на пороге. Пистолет он держал в руке. Я, без проблем покинув незакрытую клетку, сразу пистолет убитого перехватил, обернулся и наставил оружие на судью.

– Лицом к стене! – Видимо, в голосе моем были отчетливо слышны нотки особой жестокости, той самой, о которой говорил судья, когда описывал нашу схватку с кавказцами в одном из офисных зданий Москвы.

Потом я стволом показал на место у стены и двум нашим адвокатам, которым даже подмигнул, после чего подскочил к окну, раскрыл его, позвал своего подельника, который искал ключи от наручников у убитого мента, и первым спрыгнул. Второй этаж был высоким, но я легко приземлился, сразу перекатившись вбок. Мой товарищ, в прошлом офицер советских еще ВДВ, приземлился тоже без проблем. Его, бывшего парашютиста, высота не смутила. А я уже бежал к воротам, которые спешно пытался зачем-то закрыть худенький и щуплый сержантик-мент.

– С дороги! – крикнул я и выстрелил в решетчатые ворота.

Я не стрелял в сержантика, честное слово. И вообще пуле гораздо проще было пролететь между витых прутьев, чем угодить в твердый и жесткий металл. Но прицеливаться мне было некогда, да и некуда. Пуля в квадратный в сечении прут все же угодила, срикошетила и ударила сержантика в лоб, отчего он свалился как мертвый – уже потом я узнал, что у него тяжелая черепно-мозговая травма. Мой друг забрал у сержантика ключи от ворот и пистолет, мы выскочили на дорогу, под стволом пистолета остановили первую попавшуюся машину, вышвырнули водителя и уехали.

Попытку побега других парней, пресеченную охраной, несколько раз показывали по телевидению. Но при этом ничего не было сказано о том, что двоим подсудимым из другого зала, воспользовавшись суматохой, все же удалось бежать. Об этом никто даже не упомянул. Может, судью пожалели, у которого тоже пистолет при себе оказался, но он не рискнул его не то что применить, а даже руку к рукоятке оружия протянуть. Может быть, руководству ФСИН показалось, что и одного случая с попыткой побега достаточно, поэтому второй решили скрыть. Так проще…

Этот сценарий нашего освобождения мне многократно пересказывали офицеры ФСБ, чтобы я в мыслях прочно вошел в роль одного из беглецов. Они же заставили несколько раз просмотреть на ноутбуке запись с флешки, ту самую запись момента перестрелки в соседнем зале. В нашем зале камера стояла тоже, но она не работала, как большинство камер в здании суда. Но мне показали запись внешних камер видеонаблюдения, которые, как ни странно, все же были действующими. По фигуре меня больше напоминал второй беглец, да и походки у нас были слегка схожими. Правда, настоящий Сидорчук был выше и менее массивен в плечах, но я не собирался показывать эту запись Гоге. Как я вообще смог бы объяснить ему появление у меня такой записи… Офицеры оперативного управления ГРУ просчитали и опасный вариант. Гога мог добыть запись побега у знакомых ментов, хотя для этого, скорее всего, требовалось быть излишне всемогущим. Запись эта относится в ведомстве ФСИН к секретным, все лишние экземпляры были быстро уничтожены, и ФСБ сумела раздобыть запись только с помощью целой группы хакеров, и именно потому она не попала на телевидение. Любая неудача, связанная с Украиной, как я понял, у нас никогда не афишируется и быстро засекречивается. Но в любом случае, если Гога сумеет добыть запись, я вполне могу сослаться на состояние аффекта в момент побега и показать на записи человека, который прыгал из окна вторым, сказав, что это я. А можно и сразу сказать, что заставил сначала подельника выпрыгнуть, а потом выпрыгнул сам. Сам недавно побывав под обстрелом, Гога едва ли в состоянии все вспомнить до тонкостей. Но он должен понимать, в каком состоянии находится человек, в которого стреляют. Но ему как раз и нужны люди обстрелянные, для который пролетающая рядом с головой пуля является обыденным явлением. В его понимании я должен быть как раз таким…

Спать я после звонка подполковника Разумова, естественно, больше не ложился. Заварил себе чай, поставил чашку на журнальный столик, сел в мягкое кресло, вытянул ноги и снова проанализировал всю ситуацию. Вроде все сделано правильно, осталось только дождаться звонка от Гоги. Он позвонил ровно в девять. Я немного протянул время и только после этого заспанным голосом, при этом несколько раз звучно зевнув, ответил:

– Слушаю тебя, Гога…

– Значит, номер ты все же запомнил. Это хорошо. С детства завидую людям с хорошей памятью.

– Я позже внес номер в справочную книгу трубки. Но я его, конечно, запомнил.

– Тогда лучше из справочника удали…

– Сделаю, командир, – ответил я с легкой усмешкой. – А что случилось? Почему такие строгости?

– Ты сам не знаешь?

– Не очень понимаю, что за ночь изменилось.

– Изменилось мое понимание вопроса. Я узнал, почему ты старался избежать встречи с ментами даже больше, чем я.

– А ты тоже старался? Что-то я не заметил особого старания с твоей стороны. Помнится, ты даже говорил, что всю московскую полицию купил.

– Не всю, к сожалению. На всех у меня денег не хватит. Менты же прожорливые, их в Москве как грязи на каждом углу. И кстати, чем меньше чин, тем больше старается хапнуть. Но кое-кого я купить сумел. И даже перекупил у Аркани. Раньше люди на него работали, а теперь ко мне с докладом бегут, а потом ему сообщают, что я разрешу…

Ловушка была примитивной, я рассчитывал на более хитрый ход. И потому переспросил с откровенным равнодушием:

– А это кто такой?

– Не слышал?

– И не знаком, и даже не слышал…

– Говорят, что в недалеком будущем – депутат. А пока – авторитетный человек.

– Откуда мне таких знать…

– Мог в СИЗО услышать.

И этот ход был грубоватым, но не чрезмерно. Это был даже не ход, а переход к следующей теме разговора. Отпираться смысла не было.

– Со мной в одной камере только один турок сидел, уже по этапу ушел после суда. Он сам по себе вообще парень молчаливый был, русским языком почти не владел, украинским не владел вообще и российский уголовный мир не знал. Подожди-ка, Гога… А это мне совсем не нравится. Я тебе про СИЗО ничего не говорил. Справки наводишь?

– Только следы подчищаю. Убиты мой охранник и мой водитель. Обязан я хоть что-то знать об этом, спрашивают меня менты. Вовсе не обязательно, отвечаю я… Водитель отпрашивался у меня мать в деревне навестить. Может, он и охранника с собой брал. Но я только разрешил водиле машиной воспользоваться, больше ничего. Я даже не знал, в какой день он поедет. А у охранника вчера был выходной, как мне сообщил начальник охраны, сам я их графиком работы мало интересуюсь. И этот охранник в свой законный выходной день вполне имел право составить водиле компанию. Менты, кстати, выяснили, да, он вчера днем был в деревне. А когда вернулся, не знают ни они, ни я. Вернее, ко мне он вообще не вернулся, поскольку мы не договаривались. Водители вообще часто ставят свои машины где-то рядом с домом. И этот водитель – не исключение. А кто потом отогнал от места их расстрела машину, пусть менты ищут. Это уже не моего разумения дело, у меня не имеется следственных функций и следственного опыта. Машину, кстати, нашли по GPS-трекеру мои люди. Она вполне приличная, я к ней привык. Жалко было бы, если бы угнали. Но расстреляли водилу и охранника из того же автомата, что нашли у убитого человека на газоне. Так экспертиза показала. А в него самого стреляли из пистолета, который ранее был похищен при побеге из здания областного суда двух украинцев, одного из которых зовут Олександр Сидорчук…

Я без труда понял его намек и как можно равнодушнее спросил:

– И что? Я какое имею к этому всему отношение?

– Ты вчера, если мне не изменяет память, представлялся как Олександр.

– Память тебе изменяет. Это, видимо, кто-то другой так представлялся. Меня зовут Слава. Я – Вячеслав Васильев. У меня и документы на это имя. И паспорт, и водительское удостоверение, и даже военный билет где-то был. Документы в полном порядке.

– Тогда какого хрена ты вчера так избегал встречи с ментами?

– С пистолетом не хотелось попадаться. Это уже серьезная статья. Кажется, двести двадцать вторая – незаконный оборот оружия. – Я гнул свою линию, не позволяя Гоге чувствовать себя хозяином положения.

– Я тебя понимаю, Сашко, – вспомнил он, что я и так себя называл. – Попасться с «паленым» пистолетом – это проблема… Докажи потом, в кого ты стрелял, в кого не стрелял, в кого из «ствола» до тебя стреляли, и кто стрелял… Но ты сильно не переживай. Если что, я всегда сумею прикрыть того, кто в серьезном розыске, и своих людей никогда не бросаю. У меня есть к тебе, короче, «базар». Назови адрес, я к тебе приеду.

– Ко мне нельзя. Я не хозяин жилплощади. Давай где-нибудь на нейтралке встретимся.

– Уважаю в людях аккуратность. Посторонних лучше никогда не вмешивать. Давай в пивном ресторане. – И Гога назвал адрес.

– Договорились. Буду там через два часа.

– Что так долго?

– Ты же меня разбудил. Мне умыться надо, побриться, душ принять. Кофе выпить, иначе я соображать буду плохо. Кстати, если раньше меня приедешь, пиво на меня не заказывай. Я пиво не пью. Даже со свиными поджарками…

Я знал, что Гога из мусульманской республики Северного Кавказа, следовательно, свининой должен брезговать. И специально сказал про свиные поджарки, как настоящий хохол, не понимающий, как это кто-то смеет недоброжелательно к салу относиться. А пиво я действительно в любом виде не признаю.

– Что тогда тебе заказать? – спросил Гога.

– Только кофе. Большего я себе до обеда обычно не позволяю. Фигуру, понимаешь, берегу. Ни утром не ем, ни вечером. Или что-нибудь легкое пожевать для приличия закажи.

– Тяжело бы тебе, гурману, на «зоне» пришлось.

– От сумы и от тюрьмы, говорят, лучше не зарекаться, но все же я постараюсь избежать и одного, и другого. Живым меня побираться не заставишь и в отрядный барак не запрешь… – красноречиво вздохнул я.

– Судя по тому, как ты стреляешь, могу поверить, – усмехнулся Гога с одобрением.

– Я, кстати, не только стреляю. Я еще и драться умею, и ножом владею на нужном уровне. Можно даже сказать, что на высоком. Ножи вообще сильно уважаю.

Это я не хвастался, это я цену себе набивал. Цену человека, который Гоге нужен.

– До встречи, Сашко! – попрощался он.

– До встречи, Гога!