Текст книги "Элитные спецы"

– Командир… – Сохно обращается к своему полковнику. – Я просил четыре… Осталось три…

– Что? – слегка отстраненно переспрашивает генерал Астахов, мысли которого сосредоточены вокруг проблем ядерного центра.

– Нет-нет, товарищ генерал… – серьезно, без усмешки говорит Согрин. – Это касается только наших дел и уже доложенных планов на проведение учений…

– Но вы, Владимир Васильевич, – отвлекает Астахова полковник Мочилов, уже наслышанный об особой способности Сохно что-то выдавать на-гора после четырех рюмок, – собирались рассказать нам нечто конкретное по вчерашнему материалу… Это касается ученых имамов?

– Да… Это касается имамов… – Астахов снова сосредоточивается. – Не берусь точно сказать, насколько они ученые в духовных дисциплинах, но в других они образованы – это точно… Подполковник в отставке Казбек Ачилович Ачилов в пору своего командования полком внутренних войск имел репутацию одного из лучших командиров полка. Вот когда он отвечал за охрану, охрана действительно выполняла все свои обязанности неукоснительно. Тогда бы невозможно было хищение. Как организатор, подполковник Ачилов был идеальной фигурой, умел предусмотреть и предвидеть множество различных вариантов и легко находил выход из самых сложных ситуаций. Мне только два часа назад переслали данные на него из МВД. К счастью, как боевой офицер, участник событий первой чеченской кампании, он особых талантов не проявил, умел обеспечить себе тыл, но плохо ориентировался в часто меняющейся боевой обстановке. Эти данные уже переслали из Грозного сегодня ночью. Напомню, что воевал он только в первую чеченскую кампанию. После уничтожения Дудаева нашего подполковника вообще оттерли на незавидные роли, сделали чуть ли не интендантом. Он оставил службу и уехал за границу. Как человека, связанного с государственной тайной, его пытались несколько раз «достать», но всегда неудачно, потому что Ачилов на одном месте не сидел и переезжал из страны в страну. Впоследствии, когда ядерный центр в Столбове стал, по сути дела, международным, то есть там стали работать и иностранные специалисты, Ачилова вообще оставили в покое. Правда, СВР[14]14
  СВР – служба внешней разведки.


[Закрыть] к нему присматривалась, но не решилась задействовать… По нашим данным, в настоящее время Казбек Ачилович Ачилов проживает в Лондоне. Но это данные, полученные несколько месяцев назад. По другим данным, его около месяца назад видели в Италии. Но эти данные не проверены. Вот пока все, что мы имеем по Ачилову…

– А второй… – спрашивает Зураб. – Это правда, один из братьев Сагдеевых?

– Да… Это Сагдеев – вам правильно сообщили, только не Багдасар, как ошибочно посчитали наши друзья из «Пирамиды»… Это, скорее всего, Арчи Сагдеев… Третий брат – Зелимхан – был ранен и потерял руку по локоть… Такая примета не могла бы пройти мимо внимания служащих библиотеки патриархии. Нам бы обязательно сказали, что один из имамов был одноруким… Значит, это Арчи… И это самое неприятное для нас…

Генерал осматривает всех собравшихся, словно ждет вопроса. Но все заинтересованно ждут только продолжения.

– Арчи Сагдеев не участвовал даже в первой чеченской кампании. Он в это время уже жил за границей – учился во Франции. По образованию он физик-ядерщик. Работал дежурным оператором реактора на одной из французских атомных электростанций. Около полугода тому назад уволился и уехал вместе с семьей в Саудовскую Аравию. Как объяснил, получил там выгодную должность… Другими данными на него мы не располагаем…

– Дежурный оператор реактора… – басит Доктор Смерть. – Значит, он может управлять какое-то время и реактором в Столбове… И нужен он именно для этого…

– Именно для этого… – повторяет генерал Астахов. – Это не идентичные реакторы по уровню управления, но разобраться он, вероятно, может… А если не разберется… Им, может быть, именно это и надо… Вот… У меня все… Вы можете что-то добавить?

– Можем… – говорит Басаргин. – Я всю ночь думал, как бы повел себя на месте террористов… Судя по замысловатости их первого хода, и следующие ходы должны быть неординарными… Здесь не будет откровенного прорыва… И не будет лобовой атаки машинного зала реактора… Здесь будет что-то другое…

– Что? – спрашивает генерал так, словно именно Басаргин разрабатывал для террористов план захвата реактора. – Александр Игоревич уже так приучил нас к своим теоретическим выкладкам, что я не сомневаюсь и в этот раз – он знает, как поведут себя террористы…

Басаргин встает и прогуливается по кабинету…

3

– Как в кино, честное слово… – Стас закуривает и опять приоткрывает окно в дверце, хотя Лидки в машине уже нет и некому делать замечания относительно вонючести дыма, въедающегося в песцовый воротник. Просто на всякий случай открывает…

Все, в самом деле, происходит так, как может происходить в кино, когда режиссеру необходимо продолжить действие в соответствии со своими задумками. Но и киносюжеты тоже откуда-то берутся. Иногда даже случается, что не из больной головы сценариста, а из жизни. А из Лидки, как парни надеются, может получиться хорошая актриса и без кино. Она через тропинку переходит широкий газон, превратившийся в единый гигантский сугроб, и устремляется вдогонку за облюбованной парой кавказцев. В нескольких шагах от них притормаживает и идет, не отставая, пока еще на дистанции.

– Дыхание переводит… – усмехается Санек, возбужденно потирает ладони и заводит двигатель, чтобы переехать на другое место, откуда наблюдать происходящее будет удобнее.

– У нее дыхалки на двоих с лихвой хватит… – Стас выпускает дым в узкую щель.

С нового места им хорошо видно все. Лидка идет, держится прямо, старательно виляет задом, и не пара кавказцев, идущих чуть впереди, а теперь неопрятный мужичок в возрасте старается не отстать от нее. Что-то, кажется, говорит вдогонку.

– Старый козел! – восклицает Санек. – Все дело испортит…

Но у мужичка как раз дыхалки-то и не хватает. Кавказцы идут быстро, Лидка от них не отстает. А он не может долго такой темп выдерживать. Мужичка слегка пошатывает. И потому он безнадежно отстает и, в конце концов, останавливается, с сожалением глядя Лидке вслед…

– Есть еще в жизни правда… – утверждает довольный Стас.

Лидка оборачивается дважды, проверяя, отстал ли мужичок. Убедившись, что отстал, решает приступить к действиям и постепенно прибавляет шаг. Кавказцы сворачивают направо за угол. Лидка за ними. Саньку повернуть негде, дороги здесь нет, и он газует, чтобы объехать дом и повернуть за следующим углом тоже направо. Как назло перед поворотом загорается красный сигнал светофора. Санек бы легко презрел его, но сразу за перекрестком видит машину дорожной патрульной службы и потому вынужденно останавливается. Но срывается с места на желтый сигнал. Машину на снегу слегка заносит, однако Санек выкручивает руль и выравнивает движение. Маневр занимает пять минут. Когда их взглядам из «копейки» снова открывается нужная улица, они видят самый разгар событий. Лидка уже обогнала кавказцев и, как и планировалась, поскользнулась. Как раз наблюдатели успевают к моменту, когда те помогают ей встать. Значит, процесс пошел в соответствии с планом. Пошел…

– Жельтмены… – довольно улыбается Стас.

– Старуху бы поднимать не стали… – Санек скептичен.

Они внимательно смотрят, как завязывается разговор между Лидкой и кавказцами. А разговор завязывается. Это ясно. Иначе они уже прошли бы дальше. Просто помогли бы встать и прошли бы… Но они не проходят. А это значит, что сами во все лопатки лезут в расставленные сети. Приятно работать с теми, кто лезет в сети по собственному желанию. Да это и немудрено… Приманка соответствует естественным мужским инстинктам. И не обязательно обладать горячей кавказской кровью, чтобы клюнуть на нее. Недавний пьяный мужичок – и тот, при своем возрасте и способности задыхаться на ходу, не удержался… И не только потому, что пьян…

– Теперь главное, чтобы эти козлы пригласили ее к себе…

– Ну, не она же их в свой барак потащит… – смеется Стас. – Хотя… Бабка кипяток уже приготовила… Хорошо бы…

Смех у него злой и с долей зависти. Он сам мечтал бы, наверное, оказаться на месте кавказцев… Не то чтобы на Лидку клюнул… Он хотел бы оказаться таким, на которого женщины реагируют. А пока на него реагируют редко, больше для того, чтобы в сторону шарахнуться…

– По-моему, договорились… – с надеждой тянет Санек.

– Куда они денутся… Сами не смогут – она договорится…

– Ага…

Кавказцы с Лидкой направляются в сторону дороги – ясно, будут ловить машину… Она слегка прихрамывает и несколько раз останавливается, трогает рукой спину. Комедию ломает – вошла в роль или в самом деле здорово дербалызнулась?

– Поехали прямо к дому… – командует Стас. – Больше им податься некуда…

– Как же… Они сначала в магазин… Лидка их на коньяк-то уж точно «раскрутит»… Она к коньяку неравнодушна…

– Поехали…

* * *

Небо сошло с ума… Снег валит и валит… Такой снег, что видимость на дороге просто никакая. Заднее стекло совсем засыпало. В зеркало не посмотреть. А боковое зеркало в дверце кто-то уже выдрал вместе с «мясом» – давно, еще пару лет назад. Санек сидит и нервничает. Ворочается на сиденье. Боится, что кто-то будет на перекрестке направо поворачивать, за кустами «копейку» сразу не увидит и скорости не снизит – въедет… А ремонтировать такую машину… Да в три раза дешевле новую купить…

А Лидка с кавказцами куда-то пропала, стерва… Надо же, решили, что именно сюда подадутся и больше им пойти некуда… А они нашли, куда пойти… А если у них еще какая-то квартира есть? Для кого-то приберегли, для своего, кто приехать должен… И туда поехали… Лидка не знает адреса… Там комедию разыграет, и бесполезно… И все насмарку, и неизвестно, чем все это закончится… Пропадут надежды…

И Стас тоже себе места не находит. То к одной дверце переберется, то к другой. Высматривает то дорогу, то тротуар. Да много ли в такой снегопад высмотришь… За двадцать шагов человек только мутной тенью смотрится, а за тридцать уже и тени не видно.

– Вот зараза… Ну не к себе же она их потащила…

– Мы не видели, как вчерашние шалавы уходили… Может, они все еще здесь… И черные на другую хату рванули… Ты, дурак, сказал, чтоб мы сюда ехали…

– Что ты все на меня валишь… Своей головы нет?..

– Не соображаешь, тогда не лезь командовать… Развелось командиров…

Сидят молча… Друг другом недовольны… Каждый ищет себе оправдания… И по-прежнему в разные стороны улицы всматриваются…

– О! – восклицает вдруг Санек. – Катит семьянин прилежный…

– Кто? – не понимает Стас.

– Серега… – Санек тычет в окно.

На противоположной стороне улицы Серега катит перед собой финские санки со своим годовалым сыном, а рядом, вцепившись Сереге в руку, идет, глядя себе под ноги, жена.

– Даже с ребенком одного не отпускает…

– Влип, парниша…

Серега видит машину, что-то говорит жене, чуть не силой перекладывает ее руки со своей руки на ручку-спинку финских саней и через сугробы спешит к машине.

– «Хвосты» рубим?.. – мрачно спрашивает Санек, еще раньше договорившийся об этом же с Лидкой.

– А на что ему рассчитывать?.. На халяву прожить желает… Не прокатит… Кто не работает, тот не пьет…

Оба довольны таким решением. Доля каждого с потерей одного из членов команды возрастает. А если учесть, что доля солидная, то, считают оба, есть за что бороться…

Серега подходит. Перед машиной оборачивается. Жена дальше не идет, ждет его, ссутулясь под снегопадом, словно снег давит ей на плечи.

Стас открывает дверцу. Говорит зло, с хриплой ехидцей:

– Садись, погрейся… Хотя здесь, пожалуй, похолоднее, чем на улице будет…

Серега садится:

– Ну, как дела?

– У нас нормально… Работаем… Пытаемся хоть что-то на жизнь заработать…

– Меня «повязали»… Даже в магазин за сигаретами одного не отпускают…

– Дело семейное, понятно… – Санек вдруг обнаруживает, что он философ. – Мы разве против?.. Бог дал человеку право выбора, и каждый выбирает свою дорогу сам…

– Ничего, завтра оторвусь… С утра с вами буду…

– Отрывайся… Завтра с утра… – хмыкает Стас.

– Завтра с утра мы пиво пить собирались… Присоединяйся, угостим… – Санек поддерживает игру. Оба умышленно не говорят, что дело, возможно, все же решится сегодня.

– Не обижайтесь, мужики… Сами понимаете… – Серега бросает взгляд в сторону жены, которая не сдвинулась с места, и приоткрывает дверцу – ему пора бежать…

– Понимаем…

Он уходит и так же спешит через сугробы к жене, как спешил от нее к машине. Семьянин… Жертва раннего брака…

– И поспешай… Поспешай… – с легким презрением говорит ему в спину Санек. Впрочем, так говорит, чтобы Серега не услышал.

– Жена при нашей жизни, – изрекает Стас, – все равно что геморрой… Мешает и надоедает постоянно…

– Вот уж чем не страдал, так это семейной болезнью и геморроем… – смеется Санек. – Слава богу, и не знаю, что это такое…

– Не зарекайся… Жениться когда-то придется…

– Это да… Но без геморроя обойтись можно… Что это вообще за штука?

– У тебя зубы когда-нибудь болят?

– Раз в месяц, регулярно…

– А геморрой, как говорил один мой знакомый, это когда у тебя полная задница больных зубов… Мало не покажется…

* * *

Лидка с кавказцами появляется еще через два часа, когда Санек со Стасом уже и не знают, что делать. Машина останавливается вдалеке под уличным фонарем, тусклой луной зависшим над дорогой. Лобовое стекло в «копейке» в очередной раз засыпает снегом, Санек включает «дворники» и в образовавшемся окне сразу видит эту серую, почти незаметную в такую погоду «десятку», что остановилась на противоположной стороне с включенными габаритными огнями и противотуманными фарами…

– Они…

Один из кавказцев уже вышел и открывает заднюю дверцу, выпуская Лидку. Расплатившись с водителем, выходит и второй, наклоняется, что-то долго говорит в салон «десятки». Но Лидка выходить не спешит. Впечатление такое, что ее по очереди уговаривают, не сразу подбирая наиболее убедительные слова. Наверное, так оно и есть. Лидка умеет вести себя в подобных обстоятельствах. Не она «клеится», а ее уговаривают – все правильно. В этом случае водитель «десятки» всегда может оказаться свидетелем, который в состоянии дать как раз те, самые нужные, показания.

– Номер машины запиши… – командует Стас.

– Не видно… Проезжать будет, посмотрю… – но ручку из кармана Санек вытаскивает и уже не высказывается против того, чтобы Стас командовал.

Лидка, наконец, выбирается из «десятки». На ногах держится нетвердо, шуба распахнута. Санек со Стасом знают, что шуба у Лидки бывает распахнутой, когда она в основательном подпитии. Конечно, может, и играет, но вполне может и так статься, что набралась в самом деле. В трезвенники ее записать сложно…

Лидку ведут под руки, придерживая с двух сторон, туда, в квартиру. Уговорили…

Серега записывает номер проехавшей мимо «десятки».

– Гони ко мне… Позвоню Валерьеву… Эх, деньги будут, первое, что куплю – мобильник…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Точно так же, как недавно выглядывал в окно полковник Согрин, придерживая рукой тяжелую ткань шторы, теперь выглядывает Басаргин. Несмотря на серьезность обстановки, это вызывает общий легкий смех. Поведение Басаргина выглядит сейчас слегка карикатурным, хотя раньше оно таким не казалось. Но и сам Александр слегка улыбается. Но тут же приступает к делу.

– Я опять хочу обратить ваше внимание на несвойственный исламским фундаменталистским террористическим организациям, к которым я отношу и активные, и законсервированные чеченские группировки, стиль проведения теракта… Даже в стадии начальной проработки… – Басаргин начинает расхаживать по кабинету, говоря в такт шагам, умышленно создавая эффект идеомоторного акта, помогающего ему правильно формировать мысль. – Помните ту историю с японцем[15]15
  Роман «За нейтральной полосой».


[Закрыть]… Тогда, анализируя, так сказать, почерк противника, мы пришли к заключению, позволившему нам предположить работу международной организации, и даже по отдельным характерным деталям определили национальность «головного мозга» всей операции…

– Вы и сейчас предполагаете, что мы имеем дело с международной структурой, а не с собственно чеченцами? – сразу спрашивает генерал Астахов. Он даже приподнимается со стула, чтобы услышать ответ на вопрос, который его сильно волнует.

– Вне всякого сомнения… – Басаргин останавливается напротив генерала.

– Но пока мы выявили только двух стопроцентных чеченцев – Казбека Ачилова и Арчи Сагдеева и практически не имеем никаких данных, свидетельствующих не только о «почерке», но и вообще о задумке террористов. И нет никаких оснований к тому, чтобы отнести их действия к работе международных организаций… Разве что поддельное письмо конференции по исламской геополитике…

– Во-первых, я не уверен, что письмо поддельное, – возражает Басаргин. – А во-вторых, мне не кажется, что чеченская диаспора имеет столь сильное влияние в мире, чтобы воплотить в жизнь такую грандиозную идею, даже если она и возникла в их головах…

– Какую идею вы имеете в виду? – спрашивает Согрин.

– Идею проведения совместных учений антитеррористических сил трех стран мира, наиболее активно участвующих в антитеррористической борьбе. Чеченцы никак не могли повлиять на решение американских силовиков… А я, после длительного размышления, пришел к выводу, что террористы не «прицепом» идут за учениями, а являются своего рода «локомотивом» в этом процессе. И вот почему… Им необходимо было бы собрать громадное количество информации, не слишком им доступной, чтобы начать готовиться к акции в Столбове раньше, чем начали это делать участники учений. У террористов просто не хватило бы на это времени. Физически не хватило бы времени…

– Возможно, вы правы… – соглашается Астахов. – Они идут на шаг впереди нас… В этом наше упущение… С одной стороны, мы не можем читать чужие мысли и не знаем следующего шага террористов. С другой стороны, мы разучились работать так, как когда-то работали ВЧК и потом КГБ – мы не умеем организовывать провокации, с тем чтобы вытащить потенциальных террористов «на себя» для нанесения встречного удара. В то же время в активности террористов наш выигрыш, потому что именно благодаря этому мы смогли выявить их действия. Невозможно работать, не оставляя следов. И они их оставили…

– Это естественный процесс… – соглашается и Басаргин. – Простейшая операция, так свойственная чеченским и вообще исламским террористам, не несет, как правило, значительного количества жертв, но и не оставляет следов подготовки. Пример тому – «черные вдовы» и постоянные акции палестинцев против Израиля. Мощная же акция, которая заставляет вздрогнуть весь цивилизованный мир, не может не быть тщательно подготовленной, следовательно, следы подготовки мы можем научиться искать. И ищем… Хотя сознаюсь, в этот раз мы попали на них не в результате системного поиска, а чисто случайно… А нам нужна система поиска…

– Не соглашусь… – возражает Сохатый, традиционно занимающий место в самом темном углу. – Не бывает случайностей – все события в мире взаимосвязаны на высшем уровне, я настаиваю на этом. Мы сами придумали такое расплывчатое понятие, чтобы оправдать собственное неумение читать это, как систему. Но в данном случае сработала именно система. Общая, ситуационная… Система мышления Сохно совпала с системой мышления организаторов террористического акта. Сохно сумел поставить себя на место террориста и нащупал верный путь. Они мыслят на «одной волне», и, независимо друг от друга, мыслят правильно, идут параллельными курсами…

– Пусть так, – кивает Басаргин, хорошо знакомый с эзотерическим мировоззрением Дым Дымыча, бросает взгляд на цветные тибетские четки в руках последнего и возобновляет свою «прогулку». – Нам надо, в самом деле, разрабатывать действенную систему… Но сейчас я не об этом… Да, мы имеем в наличии двух чеченцев, один из которых в состоянии какое-то время управлять ядерным реактором, а второй знаком с системой охраны ядерного центра. Я не согласен с теорией, что нельзя оставлять кота в качестве сторожа при рыбе – все зависит от воспитания кота. То есть я не буду говорить обо всех чеченцах огульно – работа нашего Зураба уже опровергает эту теорию. Но тем не менее скажу, что эти два известных нам человека уже представляют реальную угрозу для безопасности страны. Тем не менее я все же утверждаю, что они являются только пешками в чужой игре. Использование чеченского элемента международными террористическими организациями естественно. Вы совершаете теракты, а почему бы вам не совершить что-то грандиозное, мы вам поможем… Вот и все… И влияние на государственный аппарат США в таком масштабе, как организация международных учений – достаточно веский аргумент в пользу моей теории.

– Ну, если существует теория предварительных действий, – говорит генерал Астахов, – то должна присутствовать и теория их продолжения…

– Конечно, – Басаргин уверен в себе. – Я далек от мысли, что террористы пойдут тем же красивым путем, что придумали полковник Согрин и подполковник Сохно. Но наши офицеры исходили из наличия в своем окружении квалифицированного профессионального художника. Я не уверен, что каждая террористическая группировка имеет в своем распоряжении такого специалиста…

– Такого обаятельного специалиста… – добавляет Кордебалет.

– И потому, – продолжает Александр, – они будут искать вариант с продолжением истории со своим посещением патриаршей библиотеки. Посещение библиотеки – это только первый шаг, так сказать, пробный… Как пробуют лед ногой – насколько он крепок, сможет ли выдержать нагрузку. А нагрузка будет постепенно увеличиваться. И наша задача – отследить ее увеличение именно в этом обозначенном направлении…

– Вы правы, – поднимается генерал и смотрит на часы, словно намекает, что время у него ограниченно. – Но можете ли вы предположить какие-то конкретные шаги, логически исходящие из существующего положения вещей. Насколько я понимаю, кто-то из вас уже тоже поработал в библиотеке и прошел по следам террористов…

– Это не мы… – говорит Басаргин. – Это ваши потенциальные «противники» из стана «зеленых»… Может быть, подполковник Афанасьев что-то предложит? А я после него сделаю небольшое заключение, которое вывел из ночного исследования документов Интерпола…

– Подполковник… – генерал поворачивается к Кордебалету.

Тот тоже встает.

– Из всего просмотренного материала я заинтересовался больше всего корреспонденцией архимандрита Никодима. Он был действительно незаурядной личностью. По крайней мере, среди писем, адресованных ему, есть два письма от Мохандаса Карамчанда Ганди и одно письмо от молодого Джавахарлала Неру. Причем первому писал он сам, и получал ответы. Неру же обратился к архимандриту Никодиму сам по совету Ганди. Оба известных корреспондента рассуждают о связи религии и индийского национально-освободительного движения. К сожалению, мы не имеем даже копий писем самого Никодима, но из ответов можно вывести одну существенную деталь – речь шла, по всей вероятности, о том, что признание равноправия великих религий, по большому счету и в идеале, способно прекратить всякие расовые разногласия и даже в какой-то степени положительно повлиять на разногласия экономического порядка. В современном мире, как мы знаем, подобного не происходит, но тогда, возможно, это казалось весьма привлекательной идеей. И достаточно смелой для своего времени…

– Но у нас в наличии не индусы, а чеченцы, исламисты… – напоминает генерал.

– Я рассказал о переписке святого Никодима, чтобы обозначить сферу его интересов, – объясняет Кордебалет. – И именно эта сфера дает нам право считать, что переписка настоятеля Столбовского монастыря была более обширна. И Индия, и Бахрейн в те времена входили в число английских колоний и имели, естественно, общие проблемы. Дело в том, что в документах есть небольшое письмо от какого-то имама из Бахрейна. Даже не письмо, а простая записка, сообщающая Никодиму Столбовскому, что его друг, единомышленник и корреспондент предстал перед Аллахом. То есть Никодим вел переписку еще и с каким-то известным мусульманским религиозным деятелем, которого считал другом – значит, переписка эта носила постоянный характер. Возможно, где-то там, на Востоке, сохранились письма архимандрита Никодима. Речь в них, мы имеем право предположить, идет о тех же вопросах, что обсуждались святым Никодимом с Мохандасом Ганди и Джавахарлалом Неру.

– Это интересная мысль… – соглашается генерал Астахов.

– Еще более интересно другое… – продолжает Кордебалет. – Служащий патриаршей библиотеки, который занимался с учеными имамами, человек очень пунктуальный. Он обязательно заносит в журнал все документы, которые копирует. Так вот, по просьбе имамов он копировал как раз то маленькое письмецо из Бахрейна… Оно заинтересовало террористов…

– Таким образом, – развивает Басаргин мысль Кордебалета, – мы имеем полное право уже не предполагать, а ожидать, что вместо рисунков святого Никодима, выполненных моей женой, террористы используют существующий или же поддельный аналог – письма Никодима… Очень веский аргумент! Я настаиваю… Ночью я сам пришел к такому же выводу, но мне не хватало фактов. Настоящие или поддельные, но письма должны быть… И потому я предполагаю, что нам следует ожидать появления группы паломников, решивших посетить, скажем, могилу православного святого в дань уважения к мыслям, высказанным им об исламе и равноправии религий… Могила находится, как мы знаем, в Столбове…

– Вы еще не в курсе… – говорит генерал. – И я не успел сообщить… Как раз к завершению учений, то есть через шесть месяцев, в годовщину расстрела большевиками святого Никодима, планируется провести перенос святых мощей на территорию монастыря. То есть совпадает дата завершения учений и большого скопления людей, приезда гостей, паломников и, возможно, террористического акта. Таким образом, мы можем ориентироваться на эту дату как на время возможного проведения атаки на ядерный реактор… Так? Или кто-то со мной не согласен?

– Я думаю, что дело обстоит именно так, – полковник Согрин согласен, – но, в случае, если террористы под видом паломников проникнут в город и убедятся, что реактор хорошо охраняется, они предпримут другую акцию – захватят настоящих паломников… Масштаб совсем не тот, но это тоже будет теракт, и достаточно громкий…

– Именно об этом я и хотел говорить в завершение… – прерывает Басаргин полковника. – Только мне кажется, что дело будет обстоять несколько не так… Дым Дымыч правильно заметил, что подполковник Сохно поставил себя на место террористов, и в результате мы получили след. И я пошел этим же путем…

2

– Я же два слова сказать не смогу… Язык не повернется… – хрипло шепчет Марина. После каждого слова ей требуется время на отдых.

Ширвани осуждающе качает головой. Ему трудно бороться с тем, что он сотворил сам.

– Конечно… Тебе трудно… А если я поставлю тебе укол, ты сразу отключишься… Помнишь, как в прошлый раз было… У тебя пока слишком слабый организм, чтобы держаться при таких сильных препаратах…

Она стонет. Раз… И другой… И столько безысходного отчаяния в этих стонах, что можно разжалобить скалу. Ширвани далеко не скала, в простых межчеловеческих отношениях и сам имеет слабости, и другим их прощает… Но он скала, когда вопрос касается дела. И потому стоном его сейчас не прошибешь, может быть, вызовешь жалость, но никак не заставишь дать новую дозу…

Положение еще осложняется и тем, что Ширвани чувствует свою собственную ошибку. Выбор был за ним, можно было бы запросто обойтись обычным героином. Но тогда, в Штатах, необходимо было делать все быстро и энергично, пока не хватилось ФБР. И от Марихуаны Андреевны требовалась повышенная послушность. Потому Ширвани выбрал «белого китайца»[16]16
  «Белый китаец» – сильнодействующий синтетический наркотик, вызывающий стремительное привыкание. После употребления «белого китайца» другие наркотики, даже героин, кажутся слабыми и не могут удовлетворить наркомана. «Вариант Z» – разновидность «белого китайца», вызывающая необратимые психические последствия, ломающая волю человека к сопротивлению, к проявлению черт собственного характера. В хронической стадии делающая из человека послушного зомби.


[Закрыть] в «варианте Z», зная, что это обеспечит ему «женщину на поводке», сюрприза от которой можно ждать только в том случае, если довести ее до состояния тяжелой «ломки». Для того времени, для конкретного момента, он действовал правильно. Момент велел – и действовал… Но сейчас сказываются тяжелые последствия именно того момента…

Вот уже как-то само собой, почти незаметно, подошло время, когда Марину трудно ввести в приличное, незаметное для постороннего взгляда состояние. А вводить необходимо. Хотя бы сейчас, на время звонка. А вообще у Ширвани задача более сложная. Это даже не задача… Это тонкая и сильная игра… И он должен провести такую игру…

– Тебе и надо-то всего два слова сказать… А потом уж… Потом уж я сам все сделаю…

– Дай… Я все равно скажу… Не переживай… «Накати» мне хорошенько – в глаз… С искрами… Я сразу в себя приду… Скажу, и все… Ты только сильнее бей, не жалей… – в ее голосе слышится боль, словно он уже «накатил».

Он качает головой, открывает сейф, оборачивается, чтобы поймать полный надежды взгляд Марины, в самом деле ловит его, но из сейфа вытаскивает только коробку с таблетками. Одну протягивает ей.

– Только это дам… Минут на десять это тебе поможет…

Скривив гримасу, она с отвращением смотрит на зелененькую таблетку «экстази», но тут же сует ее в рот – знает, абстиненцию это слегка снимает, хотя в ее состоянии никакого удовольствия от «экстази» уже не получишь…

Но Ширвани наплевать на ее удовольствия, ему надо сейчас только одно – чтобы Марина смогла позвонить отцу и поговорить с ним… Поговорить… Членораздельно… И не совсем уверенным голосом… Именно так, и только так… Чтобы отец понял – не все с Мариной хорошо… А потом уже разговаривать будет сам Ширвани… Он знает, что сказать, и знает, как сказать…

Ширвани присматривается к ее глазам, ловит момент просветления, который обязательно должен вот-вот произойти. И этот момент происходит. Марина смотрит почти осмысленно. Не ясными, понятно, глазами, но уже с толикой разума. И только тогда Ширвани подносит ей телефонный аппарат.

– Набирай…

Это произносится таким голосом, что Марина торопливо начинает набирать номер – пальцы соскальзывают с кнопок, и она повторяет набор. А Ширвани тем временем опять лезет в сейф и вытаскивает приготовленный шприц – торжественно показывает, как дрессированному тюленю в цирке показывают рыбину, якобы угощение за выполнение трюка, простое поощрение. И зрители не догадываются, насколько голоден несчастный тюлень, что за эту рыбину он готов насиловать собственную природу. Марина начинает набирать номер быстрее и увереннее. Приманка и на человека действует так же, как на тюленя. Ее глаза от шприца не отрываются, даже вслепую набирает уверенно…

Трубку берут почти сразу. Ждали…

– Алло, папа…

Ширвани берет трубку параллельного аппарата. Кивает Марине, чтобы продолжала.

– Мариша… Здравствуй, доченька… Мама сказала, что ты приезжаешь? С мужем… Слава богу… Я поздравляю вас… Когда будете?..

Голос Ивана Александровича радостный. И чувствуется, что не молодой уже, с многочисленными трещинками голос. Добрый, наверное, человек…