Текст книги "Тверская область: исторические заметки"
Автор книги: Сергей Савинов
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Салтыков-Щедрин: история одного вице-губернатора
Как Михаил Евграфович боролся с тверскими чиновниками.
В начале 2016 года в нашей стране отмечали 190 лет со дня рождения Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина – известного русского писателя, классика отечественной литературы. «История одного города», «Господа Головлевы», «Сказки» («Медведь на воеводстве», «Как один мужик двух генералов прокормил» и др.) – найдется немного людей, которые не читали его произведений.
А у нас писатель известен еще и тем, что в течение пусть и короткого времени, но все же был вторым лицом губернии. Правда, частенько от самых разных людей я слышал ошибочное мнение, будто Михаил Евграфович был именно губернатором. И поэтому, чтобы прояснить ситуацию, а заодно и рассказать подробнее об этом замечательном человеке, я решил посвятить ему отдельный материал.
Все мы родом из детства
Родился будущий русский классик в старинной дворянской семье Салтыковых. Имение его родителей располагалось в селе Спас-Угол Калязинского уезда (ныне оно относится к Талдомскому району Московской области). Отец, Евграф Васильевич, был потомственным дворянином, а согласно табели о рангах, коллежским советником. Мать, Ольга Михайловна, также происходила из дворян – московского рода Забелиных.
Детство и юношество писателя прошли на тверской земле, в том самом селе Калязинского уезда, куда он потом приезжал, уже будучи известным литератором. Так что с народным бытом Михаил Евграфович был хорошо знаком не понаслышке. Тем более что первым его учителем был Павел Соколов – живописец из крепостных крестьян, человек его отца. Рос будущий сатирик довольно развитым ребенком: так, уже к четырем годам он мог говорить на немецком и на французском, выучившись у гувернанток, а также у старших сестер и братьев.
Русской грамоте и чтению он был обучен к шести годам, а в возрасте десяти лет мать повезла его в Москву. Там юный Миша успешно сдал экзамены в Дворянский институт – тот самый, в котором учились Жуковский, Вяземский, Грибоедов и Лермонтов. А уже через два года его перевели в Царскосельский лицей – как «отличнейшего по успехам». Читать будущий классик любил, и особенный интерес у него вызывали произведения Карамзина, Державина, Крылова и других представителей русской словесности. И, как это часто бывает во все времена, тот, кто любит читать, рано или поздно начинает пробовать свои силы в прозе и лирике.
Так и юный Михаил Салтыков: в своем классе он стал преемником Пушкина (была в лицее такая традиция – объявлять на каждом курсе продолжателя поэзии Александра Сергеевича). Но это пока что были лишь юношеские пробы пера, а настоящая слава к нему, как мы знаем, пришла несколько позже. Кстати, собственные стихи классик не любил, хотя некоторые были даже опубликованы в «Библиотеке для чтения» и журнале «Современник». Михаил Евграфович справедливо полагал, что таланта к поэзии у него нет, а потому перестал их писать. Более того, даже не любил, когда ему о них напоминали.
В 1844 году Михаил Евграфович закончил свое обучение в Царскосельском лицее. Из 22 учеников он вышел в итоге лишь семнадцатым – подвело поведение, которое было аттестовано не более чем «довольно хорошее». Чем же провинился будущий классик? Не будем забывать, что в подростковом возрасте многие из нас «бунтари», не обошло это и Михаила Евграфовича – курение, небрежная манера одеваться, грубость и стихи «неодобрительного» содержания. В целом слыл Салтыков в лицейские годы «мрачным».
В следующем, 1845-м, он был зачислен на службу в канцелярию военного министра в Петербурге, правда, первое штатное место получил лишь спустя два года, став помощником секретаря.
Меж госслужбой и литературой
Художественное слово занимало молодого Михаила Евграфовича больше, нежели государева служба. Он продолжал много читать, и уже не только отечественную литературу, но и зарубежную, в частности Жорж Санд и французских социалистов. Тогда же он понемногу начал писать – уже не стихи, в которых, как мы знаем, разочаровался, а прозу. Сперва это были небольшие библиографические заметки, затем повести («Противоречия» и «Запутанное дело»).
Со временем Салтыков начал оттачивать свое литературное мастерство, даже в заметках проявляя свой собственный стиль и образ мыслей. Классик испытывал самое настоящее отвращение к рутине, прописным истинам и актуальному в то время крепостному праву. Свою первую повесть («Противоречия»), как говорят исследователи, писатель даже никогда не перечитывал, а вот «Запутанное дело» стало уже произведением более высокого уровня. Даже несмотря на то, что написано было под влиянием гоголевской «Шинели» и «Бедных людей» Достоевского. И все же в этой повести уже начал проявляться тот самый Михаил Евграфович – с его едким юмором и острой сатирой на существующее положение вещей.
Рассуждения о том, что «Россия – государство обширное, обильное и богатое», но при этом «глупые люди» в нем мрут с голоду, или о том, что «жизнь – лотерея», но «почему бы ей не быть просто жизнью», не могли не остаться незамеченными. Во всяком случае, на фоне Февральской революции во Франции и созданного в нашей стране Бутурлинского комитета. Официально это учреждение именовалось Комитетом для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений. Подчинялся он непосредственно Николаю I и осуществлял негласный надзор за печатным словом.
«За вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, уже потрясших Западную Европу» Михаила Евграфовича выслали в Вятку (ныне город Киров) – случилось это в апреле 1848 года. Там литератора-вольнодумца назначили канцелярским чиновником, а затем и старшим чиновником особых поручений при губернаторе. Также Салтыков занимал должность правителя губернской канцелярии, став в итоге советником губернского правления.
Судя по найденной уже после смерти писателя записке, свои обязанности он принимал близко к сердцу, если они давали ему возможность быть полезным. В Вятке Михаил Евграфович весьма глубоко изучил провинциальную жизнь, причем не лучшие ее стороны. Именно там он собрал богатейший материал для своих «Губернских очерков», которые, как сказали бы сейчас, «взорвали» отечественные литературные круги после публикации. А еще в этом городе классик нашел свою будущую супругу – Елизавету Аполлоновну, одну из дочерей вице-губернатора Болтина.
Казнокрадство, желание чиновников прибиться к «общему пирогу», урвать, позаимствовать – все это Михаил Евграфович наблюдал каждый день. И с каждым же днем рос объем эмпирического материала для будущих книг писателя.
В 1855 году умер император Николай I, а его наследник Александр II «высочайше повелеть соизволил: дозволить Салтыкову проживать и служить, где пожелает». Михаил Евграфович вернулся в Петербург, где и опубликовал свои «Губернские очерки». Страна в то время жила ожиданием отмены крепостного права.
История одного города
В феврале 1856-го Салтыков был причислен к Министерству внутренних дел, а в июне того же года его назначили чиновником особых поручений. Первой его командировкой в новой должности стала служебная поездка в Тверскую и Владимирскую губернии. Перед Михаилом Евграфовичем стояла задача: проверить делопроизводство в местных комитетах ополчения (созданы они были по случаю Крымской войны, завершившейся весной 1856-го). И, мягко говоря, предстали они перед Салтыковым не в лучшем виде: злоупотреблений будущий тверской вице-губернатор обнаружил с лихвой.
В то время, в связи с публикацией «Губернских очерков», и появился его литературный псевдоним Н. Щедрин. И именно поэтому мы знаем сегодня Михаила Евграфовича под двойной фамилией – настолько широкую известность получила его вымышленная подпись. Но вернемся к его административно-государственной деятельности.
В 1860 году Салтыков получил должность тверского вице-губернатора (ранее он занимал подобный пост в Рязанской губернии). И надо отметить, что его служба именно в нашем городе пришлась на тяжелейшее время – долгожданная крестьянская реформа претворялась в жизнь, сопровождаясь огромными трудностями. Здесь стоит, наконец, пояснить, что собой представляла должность вице-губернатора. Впервые она появилась еще при Петре Первом, когда тот учредил саму административную единицу «губерния», – в 1708 году. В 1775-м, согласно новому документу, вице-губернаторы стали одновременно председателями казенных палат, то есть ведали финансами. И, конечно же, заменяли первых лиц территории во время отлучек или болезни. К моменту, когда эту должность получил Михаил Евграфович, вице-губернаторы уже являлись непосредственными помощниками первых лиц по всем частям управления. В случаях временного отсутствия губернатора (по причине отъезда или недуга) на его место тут же заступал вице-губернатор. Он же брал на себя бразды правления в случае, если первое лицо губернии было уволено.
Надо сказать, что вице-губернатором Салтыков был неудобным для многих чиновников. Так, в Рязанской губернии его назначение было встречено огорчением, страхом и беспокойством. Его знали не просто как жесткого руководителя, но и как автора тех самых «Губернских очерков», в которых он вскрыл множество нелицеприятных фактов. Проворовавшиеся чиновники просто-напросто боялись человека, который видел их насквозь. Говорят, что один из рязанских взяточников даже упал в обморок, узнав, что вторым лицом в губернии станет Салтыков. Стоит ли говорить, что в Твери его назначение также было принято с беспокойством?
Что в Рязани, что в Твери Михаил Евграфович вел беспощадную войну с крючкотворами и взяточниками. Чиновников, которые разводили бюрократию на пустом месте, затягивали с решениями и брали мзду, Салтыков увольнял без всякого сожаления. А перед его кабинетом висели целые списки «отпущенных на вольные хлеба» – эти нехитрые документы прославились как «салтыковские проскрипции». Представьте себе состояние губернского служащего, который видел свою фамилию в этих «проскрипциях»! И не меньший страх вызывали эти списки у тех, кто еще оставался на своем месте. Однако драконовские меры Михаила Евграфовича хоть и имели действие, но все же не могли полностью искоренить многолетние (да что уж там – вековые!) традиции отечественной бюрократии. И все же он искренне пытался это сделать.
Накануне отмены крепостного права особенно острыми стали конфликты между помещиками и крестьянами. В выяснение обстоятельств этих конфликтов особенно вникал вице-губернатор Салтыков. Будучи сам дворянином, он всегда вставал на сторону мужиков и даже возбуждал уголовные дела против помещиков, которые истязали своих крепостных. Конечно, не стоит утверждать, что абсолютно каждый помещик был дьяволом во плоти – от такой однобокой оценки в нашей стране, слава богу, уже давно отошли. И все же крестьяне в дореформенной России были одними из самых бесправных людей. Вспомните произведения русских классиков: мужиков продавали, меняли, даже пропивали и проигрывали в карты! Отдельные личности из помещиков устраивали чуть ли не гладиаторские бои с участием деревенских жителей. Если кому-либо интересно изучить эту тему более глубоко, материалов по ней достаточно.
Михаил Евграфович хорошо все это знал, навидавшись всякого. Крестьян, взбунтовавшихся против жестокого беспредела, секли розгами, держали абсолютно голыми на снегу – и это еще не самое страшное, поверьте. Понимая, что деревенские жители были полностью беззащитны перед зарвавшимися дворянами и чиновниками, Салтыков не щадил последних. Но если с чиновниками было проще, то люди знатного происхождения обладали своего рода неприкосновенностью – отдать их под суд нелегко было даже такому высокопоставленному лицу, как вице-губернатор. Для этого требовался доклад либо министру внутренних дел, либо самому царю.
Жесть, выражаясь современным языком, с которой столкнулся классик в Рязани и Твери, творилась такая, что на ее фоне «вятское плутовство» казалось писателю «совершенно добродушным». И меры, которые предпринимал Салтыков, были поистине жесткими. Тем не менее, чиновники, его волей находившиеся под следствием, строчили жалобы в министерство, в Сенат, самому государю. Его называли «вице-Робеспьером» и «красным вице-губернатором» (не в том смысле, что вкладывают в это слово сейчас, а от красного как цвета крови), а его действия – «бироновщиной».
Фамилия Салтыкова гремела на всю Россию, дела, которые он возбуждал против дворянского и чиновничьего произвола, повергали обывателей в ужас. Так, незадолго до своего перевода в Тверь Салтыков столкнулся с полковницей Кислинской, которая избила розгами дворовых мальчишек за то… что плохо протерли мебель. Те чуть было не покончили с собой, не выдержав истязаний. Увы, Кислинская в итоге вышла сухой из воды. Случай этот был не единичный, зачастую за «беспредельщиков» вступались высокопоставленные чиновники. Так, к примеру, рязанский губернатор Муравьев открыто вступился за помещика Сереброва, по распоряжению которого был насмерть забит крестьянин. Виновен последний был в краже нескольких мер овса – сопоставимо ли было с этим преступлением наказание? Вот и Михаил Евграфович считал, что помещик не просто перегнул палку – он фактически из-за ерунды лишил человека жизни. Увы, обрекший на смерть крестьянина Серебров также вышел сухим из воды, как и Кислинская.
19 февраля 1861 года государь Александр II окончательно отменил крепостное право своим Манифестом. Михаил Евграфович в это время безуспешно сражался с чиновниками в Тверской губернии. Крестьянская реформа вызвала в стране неоднозначную реакцию и даже вытолкнула на свет божий первую в нашей стране нелегальную прокламацию под громким названием «Великорусс». Его авторы и издатели, которые остались неизвестными, подвергали критике отмену крепостного права в существующей форме. Они требовали передачи крестьянам всех земель, которыми те пользовались до реформы, созыва народных представителей для выработки конституции и многих других активных действий – свободы печати и вероисповеданий, устранения привилегий дворянства и прочих сословий, а также признания прав национальностей и немедленного признания независимости Польши. В противном случае авторы «боевого листка» предвещали народное восстание. Салтыков не мог не отреагировать на появление откровенно подстрекательского материала и посоветовал тогдашнему тверскому губернатору Баранову его сжечь. Тот последовал рекомендации Михаила Евграфовича, и экземпляры «Великорусса» были сожжены в том же месяце, что и появились, – в июне. А осенью, когда в Тверской губернии появились десять экземпляров «Великорусса №2», Салтыков также решил уничтожить их. Однако официально эти прокламации предписывалось отсылать в Министерство внутренних дел, чему и последовал на этот раз губернатор.
Эпизод с сожжением первого выпуска стал известен Чернышевскому, который возмутился произошедшим, и Салтыкову даже пришлось объясняться с философом. В конечном итоге история с этими прокламациями окончилась арестом и ссылкой сотрудника журнала «Современник» Владимира Обручева. Тот принимал в распространении «Великорусса» слишком активное участие.
Надо отметить, что многие либералы-публицисты в то время весьма плохо представляли себе ситуацию с отменой крепостного права. Они писали о том, что крестьяне «умилялись» свободе, но не были в курсе того, что мужики-то на самом деле остались недовольны – реформа попросту обокрала их по земельным наделам. Что самое интересное, крестьян по-прежнему заставляли работать на земле, которая им не принадлежала. Более того, заставляли силой, в том числе с применением воинских отрядов. Салтыков же, как вице-губернатор, всеми силами сопротивлялся этому. О наивности же некоторых представителей прогрессивной общественности он даже написал статью для «Московских ведомостей».
Авторству Михаила Евграфовича принадлежит и другая статья – под названием «Где истинные интересы дворян?». В ней он предлагал помещикам тоже платить подати в казну, выступил против дворянских привилегий, а землю у помещиков предлагал немедленно выкупать за счет государственных средств, освободив крестьян от несения этого бремени в одиночку.
В декабре того, без преувеличения, судьбоносного года в Твери прошел съезд мировых посредников, затем, уже в январе 1862-го, чрезвычайный губернский съезд дворянства. Посредники, которых потом назвали «бунтовщиками», добились обращения к императору Александру II. Манифест 19 февраля был назван «неудовлетворительным», от государя требовали немедленного выкупа земли и отказа дворян от своих сословных привилегий. Также тверские «бунтовщики» настаивали на созыве собрания выборных от всего народа, без различий в сословиях и происхождении.
Сам министр юстиции в связи с этими событиями требовал от обер-прокурора выявления подстрекателей, одним из которых он назвал вице-губернатора Салтыкова. Дело в том, что граф Панин невзлюбил Михаила Евграфовича за его «Губернские очерки». До этого же не без его стараний был смещен с должности министра Сергей Ланской, известный участник и сторонник крестьянской реформы.
В результате проведенного расследования Салтыков также был отправлен в отставку, а тверские мировые посредники были посажены в Петропавловскую крепость.
***
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин недолго пробыл на нашей земле вице-губернатором. События, которые происходили полтора века назад, сегодня, из нашего времени, смотрятся лишь очередным витком отечественной истории. Россия менялась, но, как и всегда, тяжело. Знаменитый русский писатель и одновременно политический деятель (его можно смело так называть) значительно опережал свое время. Кто знает, как сложилась бы его карьера, если бы условия в нашей стране были немного другими. Но история, как мы знаем, не имеет сослагательного наклонения – все уже произошло, и этого не изменишь. Безусловно, человеком Михаил Евграфович был ярким и находился на своем месте. Вот только в борьбе с замшелым бюрократическим аппаратом он получил поражение.
Бытует мнение, что Глупов из «Истории одного города» и есть Тверь, в которой Салтыков-Щедрин столкнулся с чиновничьим беспределом. Однако никаких весомых аргументов в пользу этой теории нет, так что и я не буду обманывать читателей, подтверждая легенду. Сам автор подчеркивал, что Глупов – это лишь собирательный образ российского города. И все же определенные черты отдельных персонажей, это сложно отрицать, во многом списаны с чиновников того времени. Да что там говорить – и сегодня некоторые «люди государевы» как будто копируют героев книги Михаила Евграфовича.
А напоследок хотелось бы развеять еще один миф, связанный с Салтыковым-Щедриным. Классику любят приписывать цитату о том, что будто бы в России даже через сто (вариант – через 200) лет все будут «пить и воровать». Корни этой истории уходят в… интервью Александра Розенбаума, который в разговоре с журналистом одного из федеральных изданий сослался «то ли на Карамзина, то ли на Салтыкова-Щедрина». На самом же деле цитата принадлежит именно Карамзину, записана с его слов Вяземским и звучит так: «Если бы отвечать одним словом на вопрос, что делается в России, то пришлось бы сказать: крадут».
И хоть это уже не относится к Михаилу Евграфовичу, с упомянутой фразой трудно не согласиться.
Николай Бюнтинг: последний глава Тверской губернии
Трагическая история одного из тверских губернаторов.
Из истории губернии
Для начала по уже сложившейся традиции проведем небольшой экскурс в прошлое. Как административный центр наш город известен еще с XIII века – тогда Тверь была столицей удельного, затем Великого княжества. После присоединения к Москве был образован Тверской уезд, который просуществовал до XVIII века. Кстати, Зубцов, Старица, Ржев и некоторые другие города, относящиеся к современной Тверской области, также были отдельными уездными городами в составе Московского государства. А города Торопец и Белый, к примеру, некоторое время и вовсе относились к Великому княжеству Литовскому.
В правление государя Петра Великого, как известно, начались масштабные реформы. Коснулись они и административного деления нашей страны. Так, Петр учредил новую для России единицу – губернию. Прежняя система административного деления к этому времени значительно устарела, управление территориями из центра было громоздким и запутанным, да и сами отношения провинции со столицей были крайне сложными. И именно поэтому административно-территориальная реформа назревала уже давно. Но была и другая причина – для успешного ведения Северной войны необходимо было создать новую систему обеспечения армии и флота. Неудивительно, что половина созданных губерний были приморскими, несмотря на то, что приписанные к ним территории находились даже по нынешним меркам далеко от моря. Этот ход позволил собирать больше налогов на содержание флота, столь необходимого молодой империи.
Сама реформа была проведена в 1708 году, однако первая российская губерния, Ингерманландская, по факту появилась двумя годами ранее, в 1706-м. Уже тогда в особом распоряжении Петра Ингерманландия была названа именно «губернией». Всего же, согласно указу Петра I от 18 декабря 1708 года, губерний в России стало восемь: Московская, уже упомянутая Ингерманландская, Архангелогородская, Киевская, Смоленская, Казанская, Азовская и Сибирская.
Город Тверь в то время входил в состав как раз таки Ингерманландской губернии, которая в 1711 году была преобразована в Санкт-Петербургскую. А в 1719-м в ее составе была организована Тверская провинция – областная реформа Петра получила дальнейшее развитие. Губерний же в России теперь было не восемь, а десять: появились новые Рижская, Астраханская и Нижегородская, а Смоленская была ликвидирована и поделена между Московской и новообразованной Рижской.
При Екатерине I Тверская провинция вошла в состав Новгородской губернии, которая была образована в 1727 году. Следующим этапом развития административной системы в России стала отмена деления губерний на провинции – произошло это уже в 1775 году, в правление Екатерины II Великой. Со следующего же, 1776 года высшей административно-территориальной единицей в Российской империи стало наместничество. В каждом был теперь свой губернатор или «правитель наместничества», а высшей властью обладал генерал-губернатор, управлявший, как правило, сразу несколькими территориями. Осуществлял этот «государев наместник» общее политическое руководство, а хозяйственными и финансовыми делами губерний занимался «правитель наместничества» (губернатор, или, согласно некоторым источникам, наместник). Если проводить аналогию с современностью, то генерал-губернатор был «постпредом» главы государства в «федеральном округе» (нескольких наместничествах). Сразу отмечу, что такое сравнение сделано исключительно для удобства восприятия и не несет в себе никакого утверждения.
Также следует отметить, что в ряде документов того времени слова «наместничество» и «губерния» употребляются как синонимы, однако некоторые различия все-таки были – связаны они с особенностями административного управления. Но в рамках этого материала я не буду подробно останавливаться на этом моменте, тем более что современные исследователи имеют разные точки зрения на сей счет.
Наместничества как административные единицы были упразднены императором Павлом I в 1796 году. Тогда и была образована Тверская губерния, просуществовавшая (конечно же, не без территориальных и прочих изменений) до 1927 года. Но это уже совсем другая история.
Последний тверской губернатор царской России
Николай Георгиевич Бюнтинг был выходцем из дворянского рода остзейских немцев, живших на территории современной Прибалтики. Баронесса Мария Николаевна фон Медем, мать будущего губернатора, происходила из нижнесаксонского рода и руководила Санкт-Петербургским женским училищем ордена святой Екатерины. Отец, барон Георг-Вильгельм Карлович фон Бюнтинг, был представителем прусского дворянского рода, входил в свиту императора Александра II и принимал участие в Кавказской войне.
Родился Николай Бюнтинг в 1861 году в Санкт-Петербурге. В 1883-м он с золотой медалью окончил Императорское училище правоведения, затем слушал лекции в Берлинском университете. Карьеру свою Николай Георгиевич начал в Министерстве юстиции, продолжил в Правительствующем Сенате и затем поступил на службу в Министерство внутренних дел. Также он был пожалован в камер-юнкеры при Александре III, и придворная должность впоследствии позволила ему принимать участие в коронации Николая II (14 мая 1896 года).
Продвижение по карьерной лестнице продолжалось. В сентябре 1897 года Бюнтинга назначили вице-губернатором Курской губернии, где он трудился семь лет. Затем он чуть больше года стоял во главе Архангельской губернии, после чего пару месяцев пробыл в должности эстляндского губернатора. В то время в Российской империи уже было беспокойно – в январе 1905 года началась Первая русская революция.
В стране наблюдался промышленный спад, гремела русско-японская война, уровень жизни значительной части населения был довольно низок. Бедность, неурожай, неравенство перед законом, отсутствие свободы слова и печати – все это не могло не привести к социальному взрыву. Особенно нелегким было положение крестьян, а согласно официальным данным, они составляли около 77% населения империи. Вдумайтесь – три четверти!
Численность населения России быстро увеличивалась, но при этом средняя урожайность земельных наделов была невысокой, более того – демографический прирост влек за собой сокращение этих самых земельных наделов. Средний сбор хлеба на душу крестьянского населения постоянно падал. В это же самое время в Европе появилось дешевое американское зерно, составившее жесткую конкуренцию российскому. В нашей стране это был основной экспортный товар, а потому положение складывалось не из лучших. Правительство при этом всячески поддерживало экспорт хлеба, даже несмотря на его внутреннюю нехватку. В конечном итоге это предсказуемо привело к голоду 1891-1892 годов.
Особенно ситуация усугублялась тем, что у крестьян практически не было никакой мотивации к повышению производительности, ведь плоды их трудов делились по чьему-то усмотрению, а не по общим законам, да и обрабатываемые ими наделы могли быть заменены на другие.
Точкой невозврата стало так называемое Кровавое воскресенье – 9 января 1905 года. Шествие петербургских рабочих к Зимнему дворцу было разогнано правительственными войсками. Погибло тогда, по разным данным, от 76 до 200 человек и от 300 до 800 получили ранения. Трагедия вызвала взрыв возмущения в стране и во всем мире, и маховик революции уже невозможно было остановить. Вооруженные восстания, погромы, громкие политические убийства – все это стало в какой-то мере страшной обыденностью в последующие годы.
Девять из семнадцати тысяч убитых и раненых в ходе революционного террора пришлись непосредственно на период 1905-1907 годов. Убивали банкиров, торговцев, городовых, строевых офицеров, жандармов, уездных руководителей, губернаторов и градоначальников, даже министров. Одной из жертв террора стал и тверской губернатор Павел Александрович Слепцов. На свою должность он был назначен в июне 1905 года, а погиб от взрыва бомбы, брошенной под экипаж, в марте 1906-го – меньше, чем через год.
В апреле убитого Слепцова сменил на посту губернатора Николай Георгиевич Бюнтинг. К этому моменту он был действительным статским советником и гофмейстером Высочайшего Двора.
В непростое для страны время Бюнтингу удалось пробыть на руководящем посту одиннадцать лет, вплоть до своей гибели в 1917-м. Два дня в неделю губернатор проводил прием посетителей с жалобами и прошениями, и своим отношением к службе, по свидетельствам современников, заслужил уважение местных жителей. Так, например, по информации тверского краеведа Николая Алексеевича Забелина, в 1916 году чиновники собрали деньги для подарка Бюнтингу в честь десятилетия его губернаторства и преподнесли их ему в конверте. Николай Георгиевич, поблагодарив, принял деньги и… распорядился отдать их на стипендии гимназистам. Тогда же, в 1916 году, губернатор Бюнтинг был награжден орденами за свою верную службу.
Репутацией глава губернии обладал безупречной – считался примерным семьянином и любящим отцом, а также глубоко верующим человеком. Известно, что он был почетным членом общества хоругвеносцев в Старице и Торжке, а также православного братства святой благоверной княгини Анны Кашинской.
Женат Николай Георгиевич был на своей кузине Софии Михайловне Медем, происходившей из дворянского рода фон Медемов, как и мать губернатора. Она была выпускницей Екатерининского института благородных девиц, занималась на курсах изящных искусств в Париже и брала уроки у ведущих мастеров Петербургской академии художеств.
В Твери она возглавляла благотворительное «Общество доброхотной копейки», членом которого был и Николай Георгиевич, а во время Первой мировой войны организовала трудовую помощь для беженцев. В Доме трудолюбия, принадлежавшем Обществу, было выделено специальное помещение для обустройства механических мастерских для шитья, а также яслей для детей работниц, кухни и столовой. Комитет Ея Высочества выделил на эти цели тридцать тысяч рублей (внушительная по тем временам сумма). На них были закуплены и установлены электрические швейные машинки, на которых могли ежедневно работать 160 женщин-беженок. Также Софией Михайловной были открыты два общежития для учащихся беженцев.
Как и многие русские немцы, Николай Бюнтинг был убежденным монархистом. Вероятно, именно это его и сгубило, а впоследствии имя губернатора на долгое время было предано забвению как «врага революции» и «верного слуги церкви и царя».
Наступил 1917 год. К этому времени социальная напряженность вновь достигла точки кипения: итоги Первой русской революции не разрешили накопившиеся в стране проблемы, а наиболее существенный для крестьянского большинства земельный вопрос остался на прежнем уровне. Более того, были изменены правила выборов в Государственную Думу с целью увеличения числа депутатов, лояльных монархии, а власти на местах зачастую игнорировали свободы, задекларированные Манифестом 17 октября 1905 года (неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов). И в довершение всего страна погрязла в Первой мировой войне. Нарыв распухал и был готов в любой момент лопнуть.
И он лопнул, породив Февральскую революцию, в результате которой рухнула монархия, Николай II отрекся от престола, а также было сформировано Временное правительство. Переворот назвали «бескровным», однако это было очень далеко от истины – в одной только столице погибло около трехсот человек, а на Балтийском флоте было убито до ста офицеров. Гибли люди и в других городах и весях нашей необъятной страны. И одной из жертв этой якобы бескровной революции стал тверской губернатор Бюнтинг.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
