Текст книги "Маска из другого мира"

– Как я могу искупить вину? – Абрам поднял взгляд на чекиста, и молчавший все это время старик Северодвинский негромко вздохнул.

– Если бы ты был обычным человеком, тебя бы расстреляли за гибель семерых бойцов, – сказал Бейтикс, ожидая увидеть страх в глазах режиссера. Однако его не было, Гершензон сумел удержать себя в руках. Бейтикс нахмурился: он хоть и сам был обладателем маски, но любил ставить на место тех членов их общества, что мнили себя, будто дворяне, выше обычных людей. Увы, сегодня ему попалась достойная жертва, но это ее не спасет, решение уже принято. И он продолжал. – Однако ты обладатель маски, и тебя нельзя убивать. Наши и так все на счету, особенно после гражданской. Но для человеческого общества ты должен исчезнуть.

– Как? – это воскликнул директор театра, Абрам же лишь молча смотрел на чекиста, начиная понимать, что у кого-то наверху появился удобный повод его убрать. Именно повод. Да, на его совести семь смертей, но на войне без них не бывает – бывали у них провалы и покрупнее, и ничего. А тут приказ полностью исчезнуть, и ведь не возразишь. Тогда маски будут окончательно сброшены, и он исчезнет уже из обоих миров…

– Нужен козел отпущения. Чистильщики постараются, пройдутся по свидетелям… – Бейтикс, наслаждаясь ситуацией, закурил папиросу, выпустил в режиссера сизый дым и откинулся в кресле. – Да и наши товарищи в газетах постараются. Мол, в тверском театре накрыли ячейку контры, доблестные сотрудники ОГПУ и милиции обезвредили мерзавцев. К сожалению, погибли люди, но советское государство отомстит за невинных жертв, покарав преступников. И Гершензон Абрам Вениаминович, гнусный предатель дела революции и великого Ленина, будет расстрелян.

– Нет! – снова воскликнул директор. – Виктор Феликсович, так же нельзя!

– Хотите пополнить ряды контры, Северодвинский? – чекист выпустил колечко дыма и внимательно посмотрел на старика. – Полагаю, вам, может, и все равно, но вот вашей внучке Глафире это сломает жизнь. А ведь она тоже носительница маски… Лучше пожертвовать Гершензоном, у него нет семьи, и плакать о нем некому.

– Товарищ Северодвинский не виноват, оставьте его, – глухо сказал Абрам, вставая между стариком и Бейтиксом. – Я командир разведывательного отряда, на мне была операция, а директор театра лишь поддерживал портал постановкой. Следовательно, на мне и вся вина.

– Молодец, Гершензон, – одобрительно кивнул чекист. – Советское государство ценит раскаяние.

– Что со мной будет? – уточнил режиссер, решив разобраться в том, чего именно от него будут ждать те, кто убрал его со сцены.

– Правильный вопрос, Гершензон, – одобрительно покивал Бейтикс. – Сменим тебе паспорт на какого-нибудь Иванова и отправим подальше от Твери. И не дай тебе Мельпомена даже подумать о возвращении!

– Я готов служить Родине там, где мне прикажут, – облизнув сухие обветренные губы, прохрипел Абрам.

– Родине? – издевательски переспросил Бейтикс.

– Утерянной родине и советскому государству, – уже более уверенно заявил режиссер.

– Отлично, – скучающим тоном произнес чекист. – Жалко, театр придется закрыть. В горсовете настаивают уже давно, а тут такой повод появился. Все из-за тебя, Гершензон! Ладно, у нас в резервах еще есть этот ловкий грузин Гонгадзе. Отдадим ему ТЮЗ. А ты собирайся.

«Гонгадзе! – Абрам зацепился за знакомую фамилию. – Честолюбивый режиссер с замашками вождя! Неужели его кто-то продвигает сверху? Может, гибель моей труппы стала желанным поводом пошатнуть Северодвинского и убрать меня? Кто бы ни стоял за Бейтиксом, надо признать, что повод действительно удобный…»

Додумать эту мысль ему не дали. Чекист, озвучив ему дальнейшее развитие событий, громко крикнул в сторону коридора:

– Конвойный!

Дверь мгновенно открылась, и в кабинет вошел рослый красноармеец с винтовкой с примкнутым штыком.

– Увести его.

Глава 9. Прием

Сашка поначалу расстроился – не то чтобы он не мог обойтись без моей помощи, тут речь шла больше о моральной поддержке. Все-таки мы друзья, и именно мне первому он хотел рассказать концепцию нового ролика с набросками от Вики, его знакомой художницы. Мы уже с ним договорились, он наверняка купил пива, а тут вдруг этот внезапный прием… Но вместе с тем, я уверен, он понимал, что обстоятельства порой сильнее наших желаний. Значит, просто перенесем встречу, и никто друг на друга не в обиде.

«Нарядиться», как велел Артемий Викторович, оказалось непросто – у меня не было соответствующей одежды. В комплекте «когда-то было куплено на выпускной» я точно не прошел бы дресс-код столь серьезного мероприятия, да и в целом хотелось произвести хорошее впечатление. Поэтому по дороге к ТЮЗу мне пришлось заскочить в один из городских свадебных салонов, где можно было взять смокинг напрокат. Джинсы со свитером я затолкал в рюкзак, который закинул на спину – потом просто сдам его в гардероб вместе с верхней одеждой. Окинув напоследок взглядом свое изображение в зеркале и заслужив одобрительные взгляды продавщиц, я вышел и снова направился к автобусной остановке. Солнце уже садилось, мороз усиливался, но я был настолько взволнован предстоящим приемом, где меня наверняка познакомят с другими масками, что холода просто не чувствовал. По крайней мере, первое время…

Потом-то, конечно, я все-таки замерз. Погода была совсем не летняя, а автобус, как назло, задерживался. В итоге мне пришлось чуть ли не «Камаринскую» танцевать, чтобы согреться в продуваемом всеми ветрами павильоне. С другой стороны, где наша не пропадала? Пять минут холода, затем еще десять в дороге – и вот я уже на вечеринке тайной мировой элиты. Правда, всего лишь городского масштаба, однако даже так открывшаяся мне сегодня истина впечатляла. Поэтому в ТЮЗ я приехал, хоть и изрядно продрогший, но в то же время не растерявший энтузиазма.

На входе стоял один из смутно знакомых актеров, имени которого я не помнил, зато заметил на его лице маленький кусочек маски. Тут же не удержался, проговорил слова активации, и кусок папье-маше мигнул, расползаясь образом усатого Фрителлино. Ага, значит, его особенностями наверняка должны быть ловкость и гибкость – вплоть до экстремальной акробатики. По крайней мере, такой вывод я сделал исходя из прослушанных в театралке лекций по комедии дель Арте, к которой относилась эта маска. Коллега кивнул мне, повторил нужную фразу, проверяя, что я один из своих, и жестом пригласил пройти в холл, где уже толпилась разношерстная публика.

Я привычным маршрутом двинулся к гардеробу, чтобы сдать рюкзак и куртку, хотя организм промерз настолько, что сопротивлялся одной только мысли раздеться. По дороге мне встретились Глафира Степановна с Артемием Викторовичем и Элечка с Костиком. Иванов одобрительно кивнул, оценив смокинг, брюнет показал большой палец, а Элечка лучезарно улыбнулась. Впечатлил столь необычный для меня вечерний наряд и нашу почетную даму-режиссера, которая эмоционально всплеснула руками и попыталась меня сгрести в жаркие объятия. Она что-то при этом говорила, явно собираясь выдать длинную и наверняка пафосную речь, но Артемий Викторович элегантно подхватил ее под руку, попросил «всего лишь минутку напутствия неофиту» и подмигнул мне.

– Будь осторожен, – еле слышно шепнул он. – Все уже знают, что ты новенький, и наверняка попытаются спровоцировать. Может, и нет, но все равно лучше быть начеку. Особенно остерегайся Гонгадзе, он хитрый лис и бывает очень убедительным… Не поддавайся на его уговоры, что бы он тебе ни плел.

Я кивнул главрежу с благодарностью – и за предупреждение, и за то, что отвлек Глафиру Степановну, потому что холод улицы сменился адской жарой из-за того, что я до сих пор находился в помещении, одетый в куртку. Чувствуя, как по спине стекают градины пота, я ускорился, попутно рассматривая гостей. Быть осторожным, говорите? Что ж, не могу не согласиться здесь с Ивановым.

Почти каждый, кто мне попадался навстречу, был обладателем маски (впрочем, чему удивляться после проверки на входе), и я сделал неутешительный для нашего театра вывод: если не все, то подавляющее большинство актеров ТЮЗа входили в категорию избранных. Это была их вечеринка, их минута славы, и пятеро масок тверского академического, включая меня, напоминали классических бедных родственников. Правда, был все же один приятный для моего собственного эго нюанс: хоть моя личина и не представляла собой ничего особенного, сам я вызывал любопытные взгляды и перешептывания. Похоже, новички тут появлялись не так уж и часто. Мне вежливо кивали, приветствуя, улыбались, и через пару минут я сам не заметил, как расслабился.

«Любопытно, за счет чего Артемий Викторович хочет усилить клан? – думал я, стоя в очереди к гардеробу. – Мечтателем или просто некомпетентным он точно не выглядит. Напротив, серьезен, расчетлив… Даже когда он живо описывал утерянную родину, все равно опирался прежде всего на логику и здравый смысл. Возможно, пять масок – это не так уж и слабо, как может показаться».

– Ха! – знакомый голос, разом надменный и дружелюбный, сообщил о появлении Лариски. – Хвостовский, и ты здесь?

Я повернулся на звук своей фамилии, и чуть не уткнулся в свою старую знакомую, тут же пронзенный мыслью – неужели она тоже из масок? Высокая нескладная фигура в черных джинсах, соломенного цвета волосы и огромные армейские ботинки. За спиной рюкзак, в руках неизменная «зеркалка». И никаких посторонних следов на лице…

– Маска, я тебя знаю, – быстро пробормотал я фразу, открывающую чужие лики, и убедился, что Лариска, похоже, попала сюда не за умение сражаться с демонами, а в рамках своей профессиональной деятельности.

Она работала на одном из популярных городских новостных порталов и появлялась на всех мало-мальски значимых мероприятиях. Вообще-то, Лариска любила писать про политику, но в маленьком среднерусском городке ее журналистское амплуа в обычное время было слабо востребовано. А вот стоило начаться очередной предвыборной кампании, как моя подруга моментально становилась максимально загруженной и в некоторых случаях даже незаменимой. В перерывах же между политическими баталиями Лариска абсолютно спокойно выполняла «текучку»: ходила по выставкам, встречам и форумам, искренне стараясь подать живенько и со вкусом даже самые тухлые мероприятия. Потому что любила свою работу и по-другому просто не могла делать. И вот, похоже, причина, по которой она оказалась здесь.

– Что ты говоришь? – девушка среагировала на мою скороговорку с маской.

– Я говорю, – быстро нашелся я, помахав в объектив ее камеры, – и тебе привет, Филиппова! Рад тебя видеть!

Мы втроем – я, Лариска и Сашка – были знакомы еще со школы, но в отличие от многих сохранили дружбу даже во взрослой жизни. Ведь как обычно бывает? Дети дружат, потому что их родители хорошо знакомы или потому что живут по соседству. Это потом мы выбираем свое окружение по интересам, а люди, с которыми мы просто делили машинки в песочнице, остаются за бортом. Но нашу маленькую компанию помимо общего детства связали еще и одинаковые увлечения вроде фан-клуба сериала «Корона» и пейнтбола по выходным, так что мы всегда были рады друг другу.

– Ты же из академического, как попал на вечеринку ТЮЗа? – спросила она, когда мы обнялись и похлопали друг друга по спине как заправские мужики.

Проходящие мимо разодетые мужчина и женщина посмотрели на нас со смесью удивления и пренебрежения, тут же поспешив дальше. Да, в местном «типа высшем свете» подобное, похоже, не принято – но лично мне плевать. В этом мире не так много людей, которым я на самом деле рад, чтобы вместо нормального приветствия цедить что-то «подобающее» сквозь зубы. Та же Лариска всегда говорила, что если я хочу сделать хоть какую-то карьеру, то придется об этом забыть, и где-то в глубине души я понимал, что, вероятно, так и будет… Но теперь, когда у меня есть кусок маски на лице, возможно, все эти условности удастся обойти! Я не выдержал и улыбнулся, потом посмотрел на Лариску, и мы уже вместе фыркнули, надув щеки, чтобы поточнее изобразить недавнюю парочку. Вышло крайне похоже, и через пару секунд мы перестали сдерживать себя и расхохотались во весь голос, распугивая местный «высший свет».

– А меня наш Артемий позвал, – перестав хохотать, я пожал плечами, показывая, что светские рауты для моей скромной персоны обычное дело. – Я даже не знаю, по какому поводу встреча. Так, пришел потусоваться и завести знакомства.

– Ну-ну, – усмехнулась Лариска, опираясь на колонну и сложив руки на груди. – Набирай круг общения, будущая знаменитость.

Она снова рассмеялась, и я в очередной раз залюбовался ее улыбкой – широкой, искренней и делающей ее похожей на радостного ребенка. Да и в целом, что там говорить, Лариска очень красивая! Когда она не в рабочем прикиде с «зеркалкой» наперевес, а в платье и с хорошо уложенной прической, мужики за ней прямо-таки табунами бегают. Жаль, что у нее на подобные преображения обычно слишком мало времени, которое почти целиком уходит на работу. И мы с Сашкой, когда собираемся нашей небольшой бандой, всегда искренне переживаем как ее успехи, так и неудачи, искренне надеясь, что она побыстрее остепенится. Исключительно ради нашего здоровья, а то еще одного вечера под виски с колой с обсуждением очередного расставания моя печень точно не выдержит. Сашкина, уверен, тоже.

– О чем писать будешь? – спросил я, отвлекшись от мыслей о традициях нашей компании и обводя неопределенным жестом бурлящий от светских бесед холл.

– Ах да, – Лариска улыбнулась, – ты же сюда тусоваться пришел. А повод, между тем, для вас обидный – в ТЮЗ из соседнего региона новые актеры приехали.

– И почему мы должны на это обидеться? – не понял я.

Лариска профессионально, от бедра, сфотографировала движущегося в нашу сторону режиссера ТЮЗа Гонгадзе, который скользнул по мне профессионально-пытливым взглядом, и едва успела ответить:

– Вы же в новое здание переехали, а все внимание конкурентам…

В этот момент Автандил Зурабович подошел к нам и, проигнорировав мою подругу, протянул мне ладонь для рукопожатия.

– Маска, я тебя знаю! – для непосвященной в наше тайное общество Лариски это было просто своеобразное приветствие театралов, но сам Гонгадзе приоткрыл тем самым мою личину. А затем показал уже свою мне, добавив нужную фразу. – Под маской все чины равны.

Передо мной стоял Капитан – широкоплечий, расставивший ноги по сторонам, будто преодолевая морскую качку. Пахнуло солью, крепким табаком и потом. Кожа на лице Автандила Зурабовича в один момент потемнела до южного загара, в уголках глаз высыпались мелкие морщинки. А на плече… Я поначалу решил, будто мне почудилось, но вот усмехающийся Гонгадзе повернул голову в сторону вцепившегося в расшитый камзол попугая. Птица пронзительно закричала, открыв полный острых зубов клюв… Что? Птица с зубами?!

Меня передернуло, и странное видение исчезло. Вернувшийся в обычный человеческий облик Гонгадзе широко и, казалось бы, искренне улыбался, однако глаза выдавали его истинное отношение. Главный режиссер ТЮЗа пристально изучал меня будто военком призывника или даже энтомолог бабочку… Да, пожалуй, последнее сравнение подходило куда как лучше – военкомы призывников на иголки не насаживают, а этот, судя по взгляду, был способен на что угодно.

– Спасибо, что посетили нас, – у Гонгадзе была типичная грузинская внешность жгучего брюнета с залысиной, волевым подбородком и орлиным профилем, но по-русски он говорил чисто. Скорее всего, родился и вырос в Твери, воспитываясь в интеллигентной семье на языке Пушкина и Гоголя, а сам неуловимо напоминал легендарного Лаврентия Павловича. Даже очки круглые носил, как тот. – Вас же Михаилом зовут?

– Именно так, Автандил Зурабович, – улыбнулся я, отвечая на сухое и крепкое рукопожатие.

Гонгадзе покосился на Лариску, деликатно держащуюся чуть поодаль, а потом панибратским жестом приобнял меня за плечо и настойчиво увел в сторону. Позади я услышал звук сработавшего несколько раз затвора камеры и улыбнулся, уже догадываясь, что девушка обязательно пришлет мне эти снимки с язвительной подписью.

– А теперь можем и откровенно, Труффальдино, – слегка изменившимся тоном обратился ко мне Гонгадзе, продолжая вести меня, держа руку на плече. – Я, как ты наверняка увидел и понял, Капитан. А еще, как видишь, – он наконец-то освободил меня из своей железной хватки, – в моем подчинении целая труппа, готовая хоть сейчас, не снимая вечерних платьев и смокингов, вступить в бой с порождениями иного мира.

– Впечатляет, – дипломатично ответил я, поняв, что режиссер ТЮЗа заговорил со мной не просто так, ради вежливого знакомства. – Видел здесь очень много масок…

– ТЮЗ долгие годы был единственным в Твери театром, где совершались рейды на ту сторону, – Автандил Зурабович принялся плавно жестикулировать, отчего стал похож на пафосного экскурсовода. – Когда академический лишился здания, я принял к себе труппу в полном составе. Да-да, именно я, ты правильно услышал. С двадцать четвертого года ТЮЗ твердо стоит на защите интересов нашего общества… Общества потерянной родины! Ты понимаешь, о чем я?

Еще бы! Теперь не было никаких сомнений: Гонгадзе схватил быка за рога и принялся настойчиво меня обрабатывать. А что самое интересное – я стою и слушаю его, развесив уши. Понимаю, что Автандил не сообщил мне ничего действительно интересного, но при этом я даже взгляд отвести не могу! Может, это у его маски такая особенность? А что, умение красиво говорить и завлекать людей в свои сети – это вполне в духе образа Капитана, который стал второй сутью моего собеседника. Вот только пока никак не могу понять, зачем он вообще тратит на меня время. Я ведь новичок, к тому же далеко не с самой сильной маской – или даже такие потомки людей из другого мира у нас в Твери редкость?.. А ведь Артемий Викторович, когда говорил о том, чтобы я был настороже, скорее всего, имел в виду как раз этот разговор! Но почему тогда нормально не предупредил, не рассказал, чего именно от меня будет добиваться Гонгадзе и, главное, зачем? Да и двадцатый четвертый год, про который упомянул режиссер ТЮЗа, разве не про него же говорила Элечка, упоминая о какой-то трагедии в тверском академическом?

– Я все понимаю, Автандил Зурабович, – я вежливо ответил на его вопрос, чуть с запозданием осознавая более чем почтенный возраст своего собеседника. Ему же больше века, стрелу Одиссея мне пониже спины! – Все эти сто лет, пока академический жил без своего здания, ваш театр принимал удар на себя.

– Именно! – воскликнул Гонгадзе, для пущего эффекта прищелкнув пальцами, а я, почувствовав резкую вспышку интереса, убедился, что он действительно обладает даром убеждения. – А теперь, с приходом все новых раскрывшихся масок, мы можем наблюдать усиление нашего клана! Мощного, влиятельного – такого, которому по плечу расчистить плацдарм для возвращения на родину! Потерянную родину, нашу с тобой, Михаил, общую!

– Вы ведь пополнение из другого театра сейчас имеете в виду? – я прикинулся «валенком», параллельно выцепив из длинной речи Гонгадзе слова о приходе новичков. Выходит, я все-таки не единственный? Впрочем, сколько этих новых актеров – двое-трое, вряд ли больше…

– И их тоже, Миша, – сказал Гонгадзе, благодушно улыбаясь. Мы стояли сейчас возле старинного пианино с портретом Таланского, основателя ТЮЗа, в рамке, рядом никого не было, и нас не подслушивали. – Но я сейчас говорил не только о новых ребятах из соседнего Ярославля – ведь передо мной обладатель маски Труффальдино, который пропадает без дела.

– Почему вы так решили? – я продолжал осторожничать, теперь уже окончательно уверившись, что меня вербуют. С одной стороны, приятно, с другой… Впрочем, посмотрю, что еще скажет босс ТЮЗа.

– Скажу прямо, Михаил, – Гонгадзе вновь похлопал меня по плечу. – Ваш Артемий Викторович уже хвастался мне своими планами вернуться на передовую. Вот только, поверь моему опыту, пять человек, без Доктора, без подстраховки, без замен между походами – это приговор. Рано или поздно вы совершите ошибку, и кто-то умрет. Мне хочется верить, что это будешь не ты, и тогда, мой дорогой Труффальдино, ты поймешь, как ошибался, и придешь ко мне. Впрочем, зачем доводить до смертей?

Точно, смерти – это лишнее, тут сложно поспорить. Да и, если просто говорить о человеческом отношении, в академическом я еще недавно был не на самом высоком счету. И только с открытием способности маски отношение резко изменилось – меня наконец-то заметили, стали обращаться как с равным, помогать, подсказывать. По сути, я теперь полноправный член коллектива, не винтик, которому нужно лишь знать свое место… Вот только все это отношение не моя заслуга, а кусочка картона у меня под глазом… В случае с Гонгадзе все, впрочем, точно так же, но он хотя бы не пытается играть в друзей и с самого начала четко обозначает свой интерес.

– Я вижу, ты задумался, Труффальдино, – Автандил продолжал сверлить меня своим немигающим взглядом желтых змеиных глаз…