Текст книги "Главред: Назад в СССР. Книга 1"

Глава 12

Улица Бонч-Бруевич напомнила мне о детстве. Андроповск, он же в моем времени снова Любгород, сильно изменился с восьмидесятых. Деревянных кварталов стало гораздо меньше, их вытесняли новостройки-высотки и коттеджи «новых русских». В девяностые так стали называть резко разбогатевших коммерсантов, а потом это выражение сошло на нет. Как и те старые домики, на месте которых велось активное строительство.

Я стоял возле нужного дома и вертел головой. В две тысячи двадцать четвертом это была Крещенская, которой вернули прежнее дореволюционное название, и застроена она была таунхаусами. А здесь передо мной открылась настоящая деревня в городе – ровные ряды домиков с палисадниками, пара двухэтажных с резными наличниками и еще один настоящий деревянный «небоскреб», возвышавшийся над всеми остальными своими тремя уровнями.

Меня сжала тоска, замешанная на любопытстве – в восемьдесят шестом мне было меньше двух лет, но я уже коптил этот свет. Получается, где-то на Шушенской, названной в честь одного из мест ссылок Ильича, сейчас бегает маленький Женька Кротов. А за ним присматривает либо мама, либо бабушка. Или, как вариант, старшая сестра Тайка.

Зубы скрипнули от напряжения. Я уже почти не сомневался в том, что все-таки умер там, в две тысячи двадцать четвертом. А значит, сейчас я на самом деле Евгений Семенович Кашеваров. Правда, с памятью Евгения Сергеевича Кротова, который бы очень хотел взглянуть на себя маленького. И на молодых родителей. Что ж, это замечательная возможность, которую мне подарила судьба, и я буду идиотом, если ею не воспользуюсь. Но только потом.

Решительно отворив калитку, я зашел на участок. Дед граблями убирал опавшие листья и сгребал их в пока еще только начатую кучу – Апшилава их отпустил недавно, и они максимум приехали домой минут пять-десять назад. И вот на тебе – уже приступили к работе. Неплохие ведь люди, и зачем только этой дурью решили заняться на старости лет?

– Снова здравствуйте! – поприветствовал я деда. – Ваша супруга дома?

– На кухне хлопочет, – кивнул старик. – Вы проходите, она вас чаем напоит.

И тут же вернулся к своим граблям с листьями. Я поднялся на скрипнувшее крыльцо, открыл дверку, зашел на мост, как в нашем регионе называли сени. Помню, когда я гостил в деревне у бабушки по папиной линии, меня первое время это сбивало с толку. «Ты где сегодня спал?» – спрашивала она у дяди Фимы. «На мосту, – улыбался он. – Там хорошо, прохладно». И я еще думал: неужели он и вправду ходил на мост через Любицу и там спал? Прямо на траве? Или на асфальте? И только потом, смеясь, мне объяснили, что это часть дома, и ни на какой берег Любицы дядя Фима спать не ходил.

– Бог в помощь, – разувшись, я прошел на кухню и увидел там сосредоточенно нарезающую грибы старушку.

– Забыли чего? – не особо вежливо уточнила она.

– Именно, – я улыбнулся во все свои тридцать два зуба. – Вы же мне, помнится, обещали помочь… Телефон Евдокии у меня есть, коллега от вас передала. Я вот только, знаете, задумался…

– О чем же? – пенсионерка внимательно наблюдала за мной, словно пыталась найти подвох, но я твердо придерживался линии, будто тоже верю во все это мракобесие. В прошлый раз мне это помогло, должно помочь и сейчас.

– Как-то не по себе мне, – я изобразил вымученное признание. – Людям же после этих ритуалов плохо становится?

– Плохо, – подтвердила старушка. – Даже заболеть могут. Всерьез и надолго…

Она вдруг осеклась, и на морщинистом лице отразилось сомнение. Не в моих словах, нет. В собственных действиях. Словно до этого она так глубоко не задумывалась о последствиях, а мои слова ее подтолкнули.

– Евдокия говорила… – ее голос дрогнул, но она, поджав губы, справилась с нахлынувшими эмоциями. – Евдокия говорила, что если козу зарезать, то ритуал мощным получится. Сначала-то петуха нам советовала, но он хорош против одного человека…

– А вы не только Наташку хотели извести, но и начальницу сына, – подсказал я. – Соседку по коммуналке и еще кое-кого…

Старушка вдруг дернулась, отвела взгляд, и я понял, что попал в яблочко. Она тяжело вздохнула, из глаз потекли слезы.

– Какая же я дура, – покачала головой пенсионерка, вытирая глаза платочком. – Глупая старая дура. Сколько лет прошло, уж простить можно было.

– Кого? – мягко уточнил я.

– Ираиду, – всхлипнула старушка и мотнула головой в сторону, где теоретически сейчас находился дед. – Гулял он с ней, еще до пенсии, когда работал. Бухгалтершей она была у них на МТС[12]12
  МТС – машинно-тракторная станция.


[Закрыть].

– Это она? – я вытащил из кармана фотографию неизвестной и протянул бабульке. Она кивнула и вновь заплакала.

Моя гипотеза подтвердилась. То, что ни сама пенсионерка, ни ее муж не говорили ничего про эту незнакомку, и привело меня к мысли о какой-то семейной тайне. А то, что гробик с фоткой этой бухгалтерши, дедовой зазнобы, лежал в отдалении от всех остальных, заставило вспомнить разные истории адюльтеров, с которыми я сталкивался в своей работе. Внебрачные связи мешали полиции искать пропавших, всплывали мошеннические схемы, при переливании крови разбившемуся мотоциклисту вдруг выяснялось, что отец ему не родной, а мать по молодости загуляла с коллегой, принеся в итоге мужу в подоле. Все это и много чего еще пронеслось в моей голове, и я в итоге сложил два и два. А сейчас эта еще больше постаревшая женщина все подтвердила. Даже с дедом теперь говорить не нужно.

– И вы, планируя ритуал, решили заодно и ей отомстить, – скорее утвердил, чем уточнил я. – И не сказали об этом мужу, поэтому гробик с фотокарточкой Ираиды валялся отдельно от всех остальных.

– Твоя правда, милок, – со вздохом ответила старушка.

– Думаю, вам нужно поговорить с мужем, – твердо сказал я. – Разумеется, эта история не будет предана огласке. Это дело ваше, семейное. Но я вас очень прошу: не связывайтесь с шарлатанами. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

– Евдокию посадят? – просто спросила она, уже не обращая внимание на то, что я раскрылся и напрямую назвал «народную целительницу» обманщицей.

– Не знаю, – я покачал головой. – Будет решать милиция. Но если что, я не буду никак препятствовать этому. И вам не советую. А лучше вообще напишите с супругом чистосердечное со всеми подробностями. Уже по-настоящему, а не так, как вы это сделали сегодня.

Я уходил от натворивших дел стариков с тяжелым сердцем. Эту историю мы обязательно напечатаем. Просто не будет имен и лиц.

Кто-то, возможно, сказал бы, что это сделка с совестью. Но я так не считаю. Это профессиональный компромисс – люди разберутся между собой сами, подарив нам сенсационную для советской прессы статью, а мы в ответную благодарность сохраним их инкогнито.

Но такие, как «целительница» Евдокия, не должны бередить умы и разрушать семьи. Тут я сделаю все, что в моих силах, как главред советской районной газеты.

* * *

До улицы Шушенской я добрался пешком – она располагалась совсем рядом. Шансы на то, что я увижу себя и родителей в середине рабочего дня, были небольшими, но я все равно решил хотя бы пройти мимо. Тем более что и до редакции потом идти оставалось всего ничего. Заодно аппетит нагуляю перед обедом.

Наш двор был точно таким же, как в моих воспоминаниях, и меня накрыло ностальгией. Два соседних дома еще не были построены, и нашу пятиэтажку окружали частные «деревяшки». На месте была ранетка, где мы с друзьями устраивали штаб, и на ее ветвях еще краснели последние мелкие яблочки. Из огорода, который располагался прямо перед нашими окнами, тянулась вверх елка – лесная красавица, непонятно как заблудившаяся в частном секторе Андроповска-Любгорода. Я улыбнулся: потом, когда частные территории начнут ровнять бульдозерами для очередного большого строительства, покинутый огород станет одним из наших любимейших мест. Яблоки, сливы, вишни – все это было на зарастающем сорняками участке, который мы, дети, искренне считали оазисом. Единственное, что омрачало светлые воспоминания, была гибель моей кошки Симки – собаки разорвали ее именно здесь, на старом заброшенном огороде.

Я посмотрел по сторонам. Если в двадцать первом веке на месте огорода была автопарковка, и машин порой было не сосчитать, то в восьмидесятые здесь стояли максимум три автомобиля. Ушастый «Запорожец» деда Олега, «горбатый» семьи Сорокиных и роскошный «Москвич-2140» моряка дяди Юры. Все они сейчас были на месте – такой вот парадокс. На работу их владельцы ездили на автобусе, а личные автомобили использовались как средство доставки семей в деревни и на дачи. Или на озеро Селигер, например, куда мы с родителями и Таей ездили каждое лето. Правда, своей машины у нас как раз не было, и мы ездили на электричке.

А еще, помню, по Любице ходили рейсовые теплоходы. Как правило, это были речные трамвайчики Р-51 «Москва», которые в Твери в двадцать первом веке используются как прогулочные. Но порой можно было встретить и «Метеоры» с «Ракетами», суда на подводных крыльях. На одном из таких скоростных кораблей мы с родителями добирались до пионерского лагеря «Юность Чайки», где отдыхала Тайка. Потом, к сожалению, речное судоходство прикрыли, как и местные авиалинии, и в мое время по Любице пыхтит только одинокий «Москвич», катающий вверх и вниз по течению гостей Любгорода. Особенно он становится популярным в день города.

Зайдя за дом, я увидел полупустую детскую площадку. Какая-то бабушка в деревенском платочке выгуливала совсем маленькую девочку, которая таскала за собой на веревочке игрушечную собаку на колесиках. Собака была коричневая и страшненькая по меркам будущего, но лично мне тоже такие нравились. Только мне почему-то ее так и не купили, зато подарили крутой металлический самосвал.

Солнце светило ярко, и если бы не рабочий день, здесь было бы не протолкнуться – у каждой семьи в нашем доме были дети. Чаще двое, иногда трое и почти никогда один. Почти все стремились воспитывать маленькие коллективы, и потому эгоизма было гораздо меньше. А может, я просто идеализирую свое детство?

Улыбнувшись, я решительно покачал головой. Нет, время определенно было другое. И как же я сейчас завидую маленькому Женьке Кротову!

Однако пора возвращаться в редакцию и вершить дела.

Глава 13

Вернулся я аккурат к обеду и направился сразу в столовую. Туда уже потянулись остальные сотрудники, моментально образовав очередь на раздачу. Я встал за Мартой Рудольфовной, за мной тут же пристроился Арсений Степаныч. Он улыбался и даже довольно насвистывал. Это меня почему-то насторожило, и я словно невзначай осведомился о ходе подготовки обязательных полос. Бродов заверил меня, что все по плану и что ему помогает Шикин, который писал скучные длинные обзоры производства, а еще он подтянул пару девчонок, которые пришли к нам в этом году после калининского филфака.

За рабочей беседой очередь продвинулась довольно быстро, и уже скоро я стоял у кассы с подносом, на котором дымился благоухающий «рыбкин суп» и пюре с селедкой. Толстая важная тетка в белом халате и чепчике внимательно осмотрела мой обед, потом начала набирать на громоздком кассовом аппарате стоимость блюд.

– И компот, – спохватился я, добавив граненый стакан с тягучей коричневой жидкостью.

Тетка, неожиданно улыбнувшись, кивнула, и принялась пробивать обновленный заказ. Касса печатала чек с таким звуком, который напоминал пулеметную очередь, и я сразу вспомнил, как мама брала меня с собой в магазин, где грохот кассовых аппаратов не прекращался.

– Спасибо, – поблагодарил я и направился к одному из пока еще свободных столиков.

Он располагался весьма удачно и позволял обозреть все помещение столовой. Это было мне на руку, потому что я собирался украдкой понаблюдать за коллективом, который на самом деле не ограничивался пятнадцатью журналистами и фотографами. Парторг Клара Викентьевна, секретарша Валечка, завгар Сергей Саныч Доброгубов, несколько водителей, машинистки, корректоры, бухгалтерия, наборщики и печатники. Типография располагалась в пристройке, и это являлось стратегическим преимуществом «Андроповских известий». В особенности это было хорошо для меня, потому что сдача газеты в восемьдесят шестом году, когда не было никаких PDF, оставалась для меня чем-то сродни полету в космос. Но ничего, у меня есть Бродов и Бульбаш, которые на выпуске печатной продукции собаку съели, так что не пропаду. Единственное, на что мне после обеда нужно будет потратить максимум внимания, это готовящийся макет номера.

Моя первая планерка в шкуре Кашеварова прошла вполне достойно, но я был просто уверен в наличии подводных камней. Во-первых, даже будущие «Любгородские известия» представляли собой лоскутное одеяло блоков с подверстками, цифрами и цитатами. И все это великолепие должно было четко «биться» с объемом, что для меня всегда было головной болью во время практики в «печатке». Напишешь статью, а она вместо требуемых семи с половиной тысяч знаков выходит на девять. И приходится резать по живому, укладывая свое детище в прокрустово ложе «принта». Во-вторых, оставались нюансы с иллюстративной частью, потому что значительная доля материалов представляла собой информационный мусор, который в здравом уме никто не читает, особенно если они размещены текстовыми «кирпичами» без фотографий или, к примеру, карикатур.

Во мне зрели опять же настоящие ленинские планы по реформации газеты. Чтобы она оставалась не просто единственным СМИ в городе и районе, а единственным адекватным СМИ, которое хотелось читать. И чтобы меньше всего оно использовалось в качестве пипифакса[13]13
  Пипифакс – разговорно-жаргонное обозначение рулонной туалетной бумаги или любой другой бумаги, использовавшейся для гигиенических целей в санузлах. Происходит от названия торговой марки, появившейся на рынке одной из первых и ставшей нарицательным.


[Закрыть] или упаковки для рыбы и семечек. А для этого мне предстояло превратить неплохое, но все же официозное советское издание в приличную читабельную газету.

В нормальных СМИ двадцать первого века всегда есть банк изображений, которые рассортированы по тематикам. Например, город, строительство, спецслужбы, семья и дети, витрины, автобусы и так далее. К большим журналистским текстам фото, как правило, всегда готовятся отдельно, особенно если это, например, интервью. Но для небольших колонок и уж тем более для новостной ленты сайта достаточно обобщенных изображений. Не предоставила, скажем, пресс-служба СК нормальные снимки, ты просто берешь из банка фото машины с надписью «Следственный комитет» или человека в форме со спины. Нужно опубликовать релиз районного суда, и в ход идет заготовленный кадр с молоточком. Пишешь про строительство – вот тебе серия снимков с кранами, рабочими в оранжевых касках, бетономешалками и рядами кирпичей. Нужно проиллюстрировать пожар, а девочки из МЧС приложили к релизу убогие кадры, снятые на телефон, у тебя уже есть парочка снимков с огнеборцами и пенными рукавами. Ну, и так далее. А еще более крутые издания и вовсе содержат в дизайнерском штате художников-карикатуристов. Но это, как правило, федеральный уровень.

Как бы то ни было, я знал, как организовать работу электронного СМИ в двадцать первом веке. А тут мне нужно было сделать что-то подобное с техническим оснащением уровня восьмидесятых в СССР. И как это сделать? Правильно, тоже создать банк стоковых изображений. Только, получается, в бумажном виде и в виде проявленных пленок. То есть классический архив, просто немного модернизированный, с учетом самых частых запросов. Значит, придется мне погонять Леню и еще этого второго фотографа, Андрея, по городу, составив для них список тем. И потом постепенно наполнять наш газетный банк.

– Приятного аппетита, Евгений Семенович, – раздался знакомый голос, и мое раздумчивое одиночество нарушила Клара Викентьевна.

К новому Кашеварову, по всей видимости, люди еще не успели привыкнуть, и никто ко мне не подсаживался. Стеснялись или даже боялись. А может, и вовсе не хотели иметь никаких дел, кроме работы. Это было немного обидно, но еще с прошлой жизни я понял, что авторитет нужно зарабатывать. Никто его на блюдечке не принесет. А вот товарищ парторгша, похоже, была единственной, кому даже не требовалось спрашивать разрешения присесть рядом.

– Спасибо, Клара Викентьевна, и вам, – я кивнул, уплетая вкуснейший суп.

Громыхина взяла себе только салат, рыбный пирожок и чай – видно, блюла фигуру. И это, надо отметить, у нее получалось. Солдатом в юбке парторгшу назвать было трудно, и для мужчин постарше она наверняка была лакомым кусочком. Но мне была симпатична докторша Аглая Тарасовна. И по внешности, и по возрасту.

– Помните, мы с вами беседовали с Анатолием Петровичем про Афганистан и Чернобыль? – спросила Громыхина.

– Конечно, – я кивнул. – Хотите порадовать?

– Пока предварительно, – Клара Викентьевна склонила голову набок. – Товарищ Краюхин перезвонил мне и сказал, что будет говорить на эту тему на очередном партийном собрании в Калинине. Говорит, что идея хорошая, и скорее всего он нам поможет. Правда, на командировки пока лучше не рассчитывать.

– У него вроде сын служит? – я вспомнил фотографию парня в «хэбэ».

– Верно, – кивнула Клара Викентьевна. – Поэтому-то он и заинтересовался вашим предложением. Так сказать, донести до широких масс… И с ликвидаторами обещал посодействовать.

– Отлично, – я управился с супом и перешел к пюре с селедкой. – Значит, будем ждать.

Товарищ Краюхин мне нравился. Не тупой и упертый бонза, а человек с весьма живым интеллектом. Плюс сына своего не отмазал, тот как раз в Афганистан и попал. За это отдельный респект первому секретарю райкома.

– И еще, – Громыхина поправила волосы. – Я заново просмотрела список материалов номера… Полосы партии и правительства мне Арсений Степанович уже предоставил, там только осталось кое-что доработать и поставить непосредственно перед сдачей в печать еще несколько материалов.

«Быстрый, однако, Бродов, – мысленно удивился я. – Надо бы его еще подгрузить, чтобы жизнь медом не казалась».

– Так?.. – я вопросительно посмотрел на Клару Викентьевну, понимая, что она явно к чему-то клонит.

– Я думаю, в номере все-таки не хватает идеологической составляющей, – решительно припечатала парторгша. – Я, конечно, согласна с этой вашей идеей о комсомольских рокерах… Да и работа советской милиции тоже мне кажется нужной темой. Особенно в свете религиозно-мистического мракобесия. И все же этого недостаточно.

– Почему? – просто спросил я.

– Сами посудите, – Клара Викентьевна даже руками развела. – Что у нас с вами еще есть? Театральный сезон от Мирбах? Спорт от Анфисы? Это тоже все хорошо. Но где же пролетарская сермяжная правда? Где интервью с передовиками? Где социалистические соревнования?

– А ведь вы правы, Клара Викентьевна, – мое согласие заставило Громыхину довольно улыбнуться. – Нам не хватает правды от человека труда…

– Именно! – воскликнула парторгша, но я ее уже не особо слушал.

В свое время (как это странно звучит о будущем!) мы всем холдингом отрабатывали тему рабочих профессий. Все настолько устали от менеджеров и банкиров, что Сергей Антонович предложил копнуть, так сказать, в народ. То есть написать о слесарях, водителях автобусов, машинистах и многих других трудовых людях. И получилось круто, потому что читатели словно бы заново открывали для себя профессии, которые всегда на виду. Мы, черт возьми, даже о дворниках рассказали так, что нам, как в старые времена, письма с благодарностями повалили. И не только, надо сказать, электронные. Люди звонили по телефону, комментировали публикации в «Телеграме» и «ВК», некоторые вообще просто в редакцию приходили. А тут эта тема мало того, что важна в идеологическом плане, так еще и рассказать можно так, что все ахнут!

– Вы как раз предвосхитили новый цикл статей, – я перешел к компоту и, сделав глоток, принялся рассказывать Громыхиной свою идею. – Называться будет «Человек труда»…

– Евгений Семенович, ну что вы такое говорите? – перебила меня парторгша. – Вы как будто с Луны свалились после своего обморока. Забыли? Мы ведь и так регулярно публикуем биографии сталеваров, монтажников-высотников и представителей других рабочих профессий. А недавно у нас даже было интервью с дояркой-рекордсменкой из колхоза «Светлый путь».

– Нет-нет-нет, Клара Викентьевна! – я даже шутливо погрозил Громыхиной пальцем. – Я совсем не о том. В новой рубрике мы не просто будем рассказывать о сталеварах и плотниках. Мы сами испробуем на своих шкурах непростой пролетарский труд!

– То есть… Как это? – Клара Викентьевна была сбита с толку.

– А вот так! – улыбнулся я. – Помните, я предлагал Виталию Николаевичу покататься с милицейским патрулем? Так вот, это что-то вроде того, даже круче… То есть интереснее. Берем, например, нашу Зою Шабанову… и отправляем ее доить коров на ферму!.. То есть, прошу прощения, в колхоз. Бродова сажаем на трактор или комбайн. Бульбаша – за баранку автобуса. И вот каждый потом напишет статью в стиле «испытано на себе». Как вам?

Громыхина хлопала ресницами и шевелила губами, будто рыба, выброшенная на сушу. Я уж было решил, будто она настолько сильно поражена, но тут Клара Викентьевна выдала свой вердикт:

– Бесперспективно. У нас уже было такое – серия публикаций «Журналист меняет профессию», как в общесоюзных изданиях. Странно, почему вы об этом забыли… Хотя, вы меня простите, наверное, это после того случая.

У меня внутри все тут же упало, а парторгша, видимо, решила меня добить.

– Я напомню, почему у нас тогда не получилось, – наставительно сказала она. – Это в Москве, Ленинграде и других больших городах читателям интересно, как журналист в белом воротничке перевоплощается в шофера грузовика. А у нас… У нас район, почти все жители – стопроцентные пролетарии, ничего нового они в таких статьях не прочитают. Рабочим и так хорошо известно, что они делают и как им выполнять собственные обязанности. А потому незачем переливать из пустого в порожнее, тратя на это время корреспондентов и газетную площадь. Признаться, я ждала от вас большего, Евгений Семенович.

И Громыхина, закончив свою речь, с довольной улыбкой откинулась на спинку стула, надменно поглядывая на меня поверх очков. Но это она зря. Я-то знаю, что читателям нравятся статьи с погружением, особенно когда рассказываешь о неизвестных большинству тонкостях, так что правда на моей стороне. И скоро парторгша об этом тоже узнает.

– Я все же настаиваю на этой рубрике, – главное, вежливо улыбаться и смотреть прямо в глаза.

– Вам виднее, – пожала плечами Клара Викентьевна. – Вы же редактор. Но не говорите потом, что я вас не предупреждала.

– Договорились, – вроде бы покладисто ответил я.

А теперь посмотрим!