Текст книги "Штаны"

Глава 11. Везет только упрямым

Москва

Сентябрь

Виктории потребовалось приложить немало сил, чтобы получить этот контракт. Тендер, как обычно, оказался полной профанацией. В нем участвовали три рекламных агентства, из которых фирма Виктории была самой молодой и наименее известной.

Директор департамента общественных связей Максим Дрюков солидно рассказывал о стратегии развития Сибирской промышленной компании, а приглашенные пиарщики старательно записывали его умные мысли.

Затем содержание лекции перекладывалось на бумагу и превращалось в изящно оформленные брошюры – «Стратегия развития и продвижения бренда корпорации», – которые отличались друг от друга внешним видом, а по содержанию напоминали однояйцевых близнецов и подозрительно совпадали с дрюковскими откровениями.

Виктория попыталась, оригинальности ради, задать вопрос, а не стоит ли поменять название фирмы заказчика? За Уралом находится только один завод, принадлежащий Сибирской промышленной компании, правда, самый крупный. Центральный офис размещается в престижном районе Москвы, а корпорация ведет бизнес в самых разных регионах России и даже за рубежом.

– Почему в названии только Сибирь? Лучше показать глобальный характер деятельности, – предложила Виктория.

– Сибирские дивизии спасли Москву в сорок первом. И бизнес начался в Сибири. И Ломоносов предсказал, что Россия будет прирастать Сибирью, – сообщил Дрюков.

– Ага, понятно.

Уровень мышления директора департамента был очевиден, и спорить с ним не имело никакого смысла. К тому же он явно выделял из конкурсантов представительницу фирмы «Ваш общественный попечитель» Элеонору Зубаткину, плотоядно взирая на ее пышные формы и в предвкушении потирая руки. Как гурман, нагулявший аппетит, усевшийся за богато накрытый стол, повязавший салфетку вокруг шеи и присматривающийся, с какой закуски лучше начать. Или выбирающий, какой кусочек сподручнее срезать с подрумяненного молодого поросенка.

Виктория судорожно соображала, как можно отвлечь Дрюкова от плотских мыслей и затеять с ним деловой разговор, но в голову лезла всякая ерунда.

Среди журналистов и пиарщиков Дрюков был известен не только слабостью к женскому полу, но и паническим страхом за собственное здоровье. Принимая на работу нового сотрудника, он внимательно читал резюме, задавал дежурные вопросы, а потом бросал пронизывающий гэбистский взгляд и ошарашивал соискателя:

– Следите за мочой? Какого она цвета? Нужно следить. Сами не заметите, как подхватите заразу.

Обсуждать эту волнующую Дрюкова тему Виктория не собиралась и уязвимых мест в его моральном облике, кроме страсти к халявному траханию, не находила. В общем, конкурс представлялся проигранным заранее.

Но на одной из выставок Виктория познакомилась с президентом Уральской промышленной компании Александром Розановым.

Поблескивая очками в золотой оправе, Розанов прервал Викторию уже на втором слове и доверительно прошептал ей на ухо:

– Мне осталось наладить контроль качества, и устойчивое развитие бизнеса гарантировано. Беретесь за это дело?

Виктория сказала, что берется, и с превеликим удовольствием. Конкурс ее фирма выиграла. Видимо, Розанов не забыл сообщить Дрюкову о своем выборе.

Каким чудом реклама и контроль качества оказались в одной корзинке, так и осталось для Виктории загадкой. Розанов об этом не напоминал, но всякий раз, когда встречал ее на мероприятиях компании, таинственно улыбался.

Виктория в свою очередь разыгрывала роль заговорщика, что производило на Дрюкова и других топ-менеджеров сильное впечатление.

Корпорация платила большие деньги, и Виктория все чаще ловила на себе завистливые взгляды коллег-конкурентов. Слухи о том, что она успешно прошла конкурс в компании Розанова, известного своей мелочной придирчивостью и страстью все усложнять, быстро распространились по рынку. Это служило лучшей рекомендацией, бизнес расширялся, и Виктория уже подумывала о том, чтобы нанять новых сотрудников.

Сентябрь оказался на редкость удачным. Виктория чувствовала прилив сил и уверенности в завтрашнем дне. Она не знала, стоит ли объяснить это участием в эксперименте с «умной» тканью или другими обстоятельствами.

Розанов неожиданно решил, что корпоративный праздник стоит устраивать не только по завершении года, но и в сентябре, чтобы мобилизовать сотрудников после расслабляющего периода отпусков, подвести промежуточные итоги и наградить отличившихся.

Вечер устроили, как обычно, в пятницу, сняв для этого Московский дворец молодежи.

Виктория пригласила для оформления зала молодых и подающих надежды дизайнеров, в деталях разработала сценарий вечера, который, судя по реакции Розанова, его вполне удовлетворил.

Впрочем, Виктория уже поняла, что оценки Розанова были продиктованы не качеством проведенной работы, а личным отношением к человеку, которое формировалось по загадочным и одному ему известным критериям.

Дрюков в организацию вечера предпочел не вмешиваться, хотя по его злобным взглядам было ясно, что он ревнует к отношениям между Розановым и Викторией – для него необъяснимым и непонятным.

«Видятся редко, почти не разговаривают друг с другом, но вот взялась откуда-то эта особа и делает что хочет. Ладно, поживем и увидим, кто смеется последним», – думал Дрюков, морщился от досады и, завидев Викторию, шарахался в сторону.

Вечер проходил в точном соответствии со сценарием – по секундам, как швейцарские часы.

Розанов стоял на сцене и награждал «отличников капиталистического труда» ценными подарками. Он сиял, а отсвечивающий рядом с ним Дрюков мрачнел.

На сцену поднялась популярная в компании Наталья Быстрицкая – высокая, очень стройная брюнетка с сияющими глазами.

– А вот и наш молодой финансовый гений, – улыбнулся Розанов и повернулся к Дрюкову. – Вручай, подарок у тебя.

– Ой, – вздохнул Дрюков и театрально развел руками. – Нет подарка. Я его потерял.

В зале повисла неловкая тишина. То ли смеяться, то ли не заметить эту нелепую сцену?

– Ах нет, не потерял! В карман спрятал, – торжественно сообщил Дрюков, извлекая подарочную коробочку из-под пиджака, предположительно из широких штанин.

Розанов поправил очки. Быстрицкая присела, изобразив нечто, напоминающее реверанс.

– Это шутка, – пояснил Дрюков и громко рассмеялся.

«Ну он нормальный человек?» – возмутилась Виктория.

От горестных размышлений о том, с какими уродами приходится работать, ее отвлек вице-президент компании Титов.

– Вика, познакомься с моим приятелем Михаилом. Он работает в правительстве России.

– В министерстве промышленности, – поскромничал Михаил.

– А я говорю, в правительстве он работает. Так американцы представляются. Он чиновник, но человек скромный. Не алчный и противный, а порядочный и умный, что странно. Не обижай его.

Михаил всем своим видом подтверждал лестные рекомендации. Он стоял с широко распахнутыми глазами и смотрел на Викторию как на чудо, ожившую статую греческой богини.

– Мы знакомы? – спросила Виктория.

– Да, я вас видел.

– Где?

– В моих снах, – признался Михаил.

Он говорил чистую правду.

На следующее утро на мобильном телефоне Виктории высветился незнакомый номер.

– Доброе утро, это Михаил. Помните, мы познакомились вчера вечером?

– Да, я помню, – сказала Виктория.

– Хотел бы вас увидеть.

– Извините, Михаил, у меня сейчас – ужас! Дел накопилось – ничего не успеваю. А все свободное время я трачу на сына.

– Сколько ему?

– Скоро полтора года.

– Взрослый мужчина. Не буду вам мешать. Хотите, приеду к вам? Или вы подъезжайте ко мне. С сыном. Как его зовут?

– Игнатий.

«Она не замужем», – подумал Михаил.

– Хорошо, – голос Виктории стал мягче и дружелюбней. – Приезжайте ко мне завтра в семь вечера. Записывайте адрес.

Михаил появился на пороге с игрушкой для Игнатия и коробкой с бантом – подарком для Виктории.

– Извините, я без цветов.

– Я не люблю сорванные цветы. Какая прелесть! – обрадовалась Виктория, развернув коробку.

Два галантных кавалера в камзолах восемнадцатого века, встав на колено, целовали руку кокетливой даме в длинном платье и с откинутой назад головкой.

– Это мейсенский фарфор. Очень нежные цвета, экспрессия, все в движении, много деталей.

– Да, действительно. Складочки на камзолах и платье. Выразительные лица. Изумительная вещь. Большое спасибо. Поставлю в спальне. Откроешь утром глаза, увидишь такую красоту, и сразу будет хорошее настроение.

Михаил сдержанно улыбнулся и помолчал. Он живо представил себе пробуждающуюся Викторию. От этого видения пересохло в горле, и он деликатно прокашлялся.

– Один из этих кавалеров вы, если я правильно догадалась. А кто второй? – спросила Виктория.

– Тоже я.

«Только не Борис. Его ухаживаний я бы не приняла. Даже если бы вернулся».

В комнате появилась женщина лет пятидесяти с ребенком на руках.

– Это моя мама, Наталья Григорьевна. Приехала из Самары, чтобы помочь с Игнатием. Отец умер. Вот, живем втроем.

«Неплохо устроились. У нее есть вкус», – подумал Михаил.

Квартира размещалась в старом доме в одном из переулков, петляющих вокруг Чистых прудов, – гостиная, две спальни, маленькая кухня.

– Пришлось все переделывать, – с удовольствием объясняла Виктория. – После института повезло. Сразу устроилась на интересную работу. Высокая по тем временам зарплата. Хватило ума купить эту квартиру еще до повышения цен. Подруги говорили: «Сумасшедшая, дом старый, пойдет на капитальный ремонт. Тебя выселят». Но опять повезло. Два этажа купили «новые русские». Отремонтировали подъезд. Теперь выглядит прилично. В цене поднялась квартира – подумать страшно. Правда, туалет пришлось устраивать в кладовке. Туда пойдете – аккуратно. Не ударьтесь головой, потолок низкий.

Игнатий показал пальцем на Михаила и сказал: «Дыр-дыр».

Потом он схватился за брюки незнакомого дяди и с чувством глубокого удовлетворения сообщил: «Дада муда».

– Хорошая ткань, – постаралась сгладить неловкость Виктория и невольно посмотрела на свои «умные» джинсы.

Что-то в брюках Михаила ей показалось знакомым. Покрой? Ткань? Или музыкой навеяло? Нет, не музыкой.

Она догадалась.

«Никаких сомнений. Он из посвященных. Такой же, как я».

События развивались на удивление естественно. Как будто все ждали, что именно так и должно быть.

Михаил переселился к Виктории. Робкие попытки убедить ее устроиться в его квартире натолкнулись на решительное сопротивление.

– Я могу жить только в своем доме. И тебе будет удобно – пешком до работы. Никаких пробок.

– Далековато пешком.

– Тридцать минут. Быстрее, чем на машине. И никаких проблем с парковкой. Удобно, когда нет разъездов. Иногда пропускаю машину с какой-нибудь теткой. Они часто высокомерные, козырные, как только доберутся до руля. Я здесь живу, а тетка пусть едет на своем каре в Митино или куда подальше.

Некоторая жесткость реакций и высказываний Виктории компенсировалась ее нежностью и заботой о Михаиле. Он впервые понял наслаждение, которое может принести любовь страстной и сильной женщины.

Все замечавший Титов при встрече с Михаилом не забыл поинтересоваться:

– Как твои дела с Викой? Понравилась?

– Живем вместе.

– Она женщина решительная. И очень упрямая. Не ругаетесь?

– Ни разу не поссорились.

– Потому что умная. Знает, где стоять до конца, а где нужно уступить. Рад за тебя.

«А уж как я-то рад. Поссориться можно с любой женщиной, даже самой тихой и кроткой. Предлог для капризов и претензий найдется. Но умная сделает так, что сам уступишь. С превеликим удовольствием. А дура и на ровном месте доведет до нервного истощения».

У Михаила было с чем сравнивать, и он не мог налюбоваться на Викторию, легко прощая ей прошлое, которое, как зловещая тень, появлялось и исчезало в ее глазах.

Ревность подкатывала к горлу, но тут же отступала. На нее элементарно не оставалось времени и сил. Виктория рассказывала много интересного, улыбалась, возмущалась, злилась, опять улыбалась и восхищалась, не забывая украдкой подсматривать его реакцию.

Михаил погружался в этот каскад эмоций и был абсолютно счастлив.

Глава 12. Месть

Предприниматель и меценат Борис Кремер слыл человеком мстительным, хитрым и предусмотрительным.

Он избавился практически от всех свидетелей своих первых «достижений» в бизнесе. Некоторые, разорившись, были вынуждены бежать от долгов за границу, другие оказались на нарах или в могиле, третьи сошли с дистанции и боялись даже упоминаний о бывшем компаньоне.

Как и большинство крупных состояний, капитал Бориса создавался отнюдь не праведными методами – шантаж, подкуп, силовые захваты собственности, устранение конкурентов.

Злые языки утверждали, что на счету этого представительного и весьма современного джентльмена не менее десяти заказных убийств. Впрочем, проверить эти утверждения было невозможно. Молчат не только мертвые, но и живые. Если не хотят присоединиться к мертвым.

В России вполне официально и на высшем уровне провозглашалось правило – не ворошить прошлое и не вспоминать, каким способом сколочены огромные состояния.

«Нам уже неинтересно, кто кого и в какой позиции».

Это правило действовало до тех пор, пока «коммерсы», как пренебрежительно именовали предпринимателей в коридорах власти, не вмешивались в политику и в дела государственные.

А если не хватает ума и здравого смысла понять неписаные законы, то уж извините!

Собственника всегда можно заменить, в том числе используя методы, которыми он сам не брезговал в погоне за богатством. Тем более что приемы закручивания гаек и откручивания голов ему хорошо известны. Чем все закончится, тоже секрета не представляет.

Борис хорошо усвоил понятия. Принятых в государстве законов нагло не нарушал, а вежливо их обходил, не забывая делиться с кем следует. Благодаря своей предусмотрительности он был вне зоны риска.

К тому же наш герой много жертвовал на всевозможные фонды, премии, благотворительные программы, отдавая предпочтение тем из них, которые патронировались высшими чиновниками или их родственниками.

Будучи человеком предусмотрительным, Борис увлекался мифотворчеством – самостоятельно и при помощи нанятых для этого профессиональных PR-менеджеров создавал и распространял слухи, статьи, книги и фильмы, повествующие о том, что общество обрело в его лице талантливого предпринимателя, мудрого стратега и даже провидца.

Несмотря на кризис Кремер имел все основания пребывать в довольстве и моральном удовлетворении, но его терзала одна «незавершенная проблема». Иногда ему казалось, что он поспешил, выказал себя лохом, но от этих подозрений «проблема» становилась еще назойливее, зудела, как комар, не давала спокойно спать и насладиться своим величием.

Эту «проблему» звали Виктория.

– Ты сегодня не задерживаешься, любимый?

– Нет, буду вовремя. Я обещал Игнатию поиграть в футбол.

– Удивительно, как вы договариваетесь. Он всегда улыбается, когда тебя видит.

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке. Я задержусь, ненадолго.

Виктория отключила мобильный. Голос Михаила ее немного успокоил, но возмущение было слишком велико. Сегодня ее вызвал к себе президент Сибирской промышленной компании Александр Розанов и объявил, что он расторгает контракт с ее фирмой.

– Почему? – спросила ошарашенная Виктория.

– Не буду вдаваться в детали, но у вашей фирмы резко испортилась репутация. Что-то вы напортачили. По-крупному. Не хочется верить слухам, но я вынужден принять это решение. – Розанов выглядел откровенно расстроенным.

Нужно было сильно постараться, чтобы так умело ее обгадить.

Виктории не составило труда навести справки и выяснить, что по рынку гуляют слухи, будто она пустилась во все тяжкие: пыталась шантажировать известного политика и требовала от него сто тысяч евро за то, что не будет публиковать компрометирующие материалы.

Дескать, уже завели уголовное дело и в скором времени она отправится в Бутырку или в Лефортово. Куда именно – вопрос решается.

Почетное право законопатить ее лет на восемь оспаривают друг у друга МВД и ФСБ.

Еще несколько усилий, и обнаружился источник – журналюга, который обычно работал по заказам Бориса Кремера.

«Какой же гад! Зачем он это делает!»

Виктория решила отложить дела на завтра, чтобы успокоиться и все взвесить. Ей было обидно и мерзко.

Тем временем в квартире на Чистых прудах царила семейная идиллия.

Михаил переговаривался с Игнатием на понятном только им языке. Судя по глухим ударам, они играли в футбол, создавая некоторую угрозу для мебели и прочего имущества.

Виктория не стала вмешиваться, чтобы не портить им удовольствия, долго стояла в душе под упругими струями, а потом поспешила натянуть свои любимые «умные» джинсы. Может, они что-либо подскажут или по крайней мере помогут успокоиться – понизят кровяное давление и подбросят «гормоны счастья», которые в данный момент были в явном дефиците.

– Как дела? – спросил Михаил, передав проголодавшегося Игнатия в руки Натальи Григорьевны.

– Нормально, а у тебя?

– Странные вещи творятся в моем департаменте. Неожиданно сняли с поездки в Германию. Кадровики корчат загадочные рожи. То ли собираются повысить, как обещали. То ли, наоборот, уволить. Обычно симптомы совпадают. Не понимаю, что происходит.

«А я понимаю! Это Кремер, гад! Не может успокоиться и будет вымещать свою злобу, пока нас не уничтожит. Странно, но я уже не волнуюсь. И знаю, что делать», – подумала Виктория.

Некто с его теплыми пятками и нежными прикосновениями опять жил в ней.

Она чувствовала его присутствие и была спокойна. Она сделает это. Другого выхода нет и не будет!

Глава 13. Не счесть алмазов…

Ева не приехала. Обещала появиться в Москве до первого сентября, но состояние ее болезненного американского родственника опять ухудшилось.

Дядюшку, конечно, выписали из клиники – слишком дорого обходится каждый день. И дела вроде пошли на поправку. Но перед самым отлетом Евы опять появились тревожные симптомы, и она сочла своим долгом задержаться.

Эдуард подозревал, что так оно и случится.

Даже если дядя превратится из жалкой развалины в молодого жеребца, бьющего копытом и преследующего юных кобылиц, косящих шальными от похоти глазами, то и в этом случае что-либо обязательно произойдет.

Упадет курс акций на нью-йоркской бирже, супруга американского президента беззаботно обнимет английскую королеву, Моника Левински вернется на работу в Белый дом, обдолбанный придурок сверху затопит квартиру, торнадо снесет домик Евы в Майами, а соседский кот нагадит на газон. И она не сможет приехать.

Неизбежно. Предсказуемо. И очень печально.

Голос Евы поражал своим спокойствием.

– Ты сможешь к нам выбраться? – спросила она, излагая очередную версию своих несчастий.

– А ты этого хочешь?

– Конечно, милый. Если ты не слишком занят по работе. У тебя столько дел.

«Она знает, что я не приеду. Никогда – какое, однако, противное слово!» – подумал Эдуард.

В последнее время он стал очень догадливым. Даже чересчур.

– Я уезжаю, – сказал он.

– Далеко? – насторожилась Ева.

– В Африку.

– Что ты там потерял?

– Закупаем партию африканских алмазов.

– С какой стати? Меняешь на автомобили?

– Я уже не работаю в автомобильном концерне.

– Почему ты не сказал?

– А зачем? Разве тебе интересно, что со мной происходит?

– Ты мне грубишь? Абсолютно незаслуженно! Смотри, Эдди! Попадешь в скверную историю. Я читала, что можно нарваться на алмазы из районов, где эксплуатируют детский труд.

– Ты представляешь себе, что такое Африка?

– Нечто вроде Гарлема, но хуже.

– Оригинально, – сказал Эдуард. – Я буду иметь в виду. Тебе привезти подарок? Алмаз, например. Или изумруд.

– Будь осторожен. Лучше купить все в «duty free».

«Она не приедет. Подсказывает мне, тупому русскому. Могла бы прямо сказать: отправляйся в Африку и вообще куда хочешь. Но не хочет обижать. Политкорректность, етить ее!»

Эта мысль не прожигала мозг, как раньше. Она проскочила легко, словно круглый камешек, запущенный умелой рукой вдоль поверхности воды. Весело подпрыгивая, поднимая легкие, невесомые брызги и удаляясь.

Пока его не станет видно.

Глава 14. Опасное раздвоение

Мэлор Ториа встретился с Марикой по поручению главного «джинсоведа». Именно таким прозвищем коварный Ториа наградил Громова.

В принципе Громов вызывал у него самые положительные эмоции. Однако некоторые его шаги понять было сложно.

По неизвестной причине Громов предупредил, что встречаться с Марикой и обсуждать с ней участие в эксперименте не будет ни при каких условиях. Подобная решительность показалась Мэлору более чем подозрительной.

Но он не стал спешить с выводами. И прозвище «джинсовед» было выбрано как самое нейтральное, лишенное какой-либо эмоциональной окрашенности. Оно только констатировало сам факт.

О личности, пристрастиях и антипатиях Громова судить было рано.

Ториа интуитивно чувствовал, что много интересного можно почерпнуть в процессе общения с Марикой, и с нетерпением ждал встречи.

«На фото у нее длинные волосы, а сейчас короткая стрижка».

– Вы поменяли прическу?

– Да, мне так удобнее. Говорят, что выгляжу энергичней.

– Вам идет, короткая стрижка подчеркивает выразительность глаз. К тому же у вас крупные черты лица. Получается весьма энергичный образ. Но если сравнивать с фото, где длинные волосы, просматриваются и некоторые издержки. Проявились опущенные уголки губ. Глаза – красивые, но усталые.

– Вы предлагаете мне роль в новой комедии? – рассмеялась Марика.

«Вообще-то твое имя скорее подходит для оперетты. Как название торта. Наверное, родители очень любили сладкое. Не буду говорить ей об этом. Ей может быть неприятно».

– Вы считаете себя организованным человеком?

– Конечно. Я учусь, много работаю. Все успеваю, – Марика старалась держаться непринужденно, но ее беспокоил неподвижный взгляд Ториа.

– Самообман. Вы живете, как вам вздумается.

– Неожиданный вывод, – сказала Марика.

Ее опасения подтверждались. Собеседник говорил голосом великого инквизитора, парализуя волю.

– Вы делаете только то, что вам интересно. Это полезно для психологического и физического здоровья, но появляются серьезные проблемы. Вы их замечаете?

– Нет никаких проблем, – попыталась возражать Марика, но дыхания не хватало.

– А я вижу эти проблемы. Очень отчетливо.

«Он гипнотизирует меня?»

– Что за проблемы? Вы можете сказать? – спросила Марика.

– Вы стоите перед проблемой выбора, которая имеет для вас жизненное значение. Думаю, что вы влюблены одновременно в двух мужчин.

– Раздвоение личности?

– Да, и очень болезненное. Вы не умеете раздваиваться. Для этого у вас слишком цельная личность. И в этом-то проблема. Обычно люди автоматически приспосабливаются к жизненным обстоятельствам. Любят двоих – прекрасно. Происходит настройка на две разные личности. Человек вроде бы один и тот же, а на самом деле раздваивается и делится на большее количество величин. Не раздваивается, а троится. Ха-ха! Опять игра слов получается. Дурацкое выражение – «троится». Но вы понимаете, о чем речь. Все это происходит при условии, что отношения эмоционально насыщены, а не сводятся к удовлетворению сексуальных потребностей. В этом случае о личностных характеристиках говорить не приходится. Тогда все зависит от диктата и прихотей вполне конкретных органов, отвечающих за размножение.

– Я чаще видела женщин, которые не хотят подлаживаться. Они навязывают свою волю, прихоти, капризы. Только в самом начале могут пококетничать, поиграть, показаться белыми и пушистыми.

– Это не ваш тип. Вы выбираете мужчину и пытаетесь слиться с ним в единое целое. Если объектов вашего интереса как минимум два, то у вас появляется внутренний конфликт, сбой в программе. А это может закончиться трагически, – терпеливо пояснял Ториа.

Теперь его голос звучал мягко, обволакивающе, успокаивал и словно гладил, ловя малейшие импульсы, исходящие из подсознания Марики.

– Но вы попытаетесь примирить противоположности. И сделаете это органично, спокойно, уверенно. Вы хотите обновления и в то же время – предсказуемости. Это возможно, вполне реально, ничего страшного!

– Да, это так, – прошептала Марика.

– Хотите, расскажу о ваших мужчинах? Если допущу неточность, поправьте меня.

Марика кивнула и закрыла глаза.

Трудно сказать, обладал ли Ториа даром гипноза, но Марика живо представила себе Игоря Ратова, их первые встречи, его тело, ласковый шепот, свое волнение и нетерпение – когда же я снова его увижу?

Потом она увидела Петра Громова. Он был расстроен, сердито доказывал что-то неизвестному, который оставался за кадром.

Ей захотелось сказать Громову: «Не волнуйся, милый».

Но сделать это физически было трудно – опять не хватало дыхания. На лбу выступили капельки пота. Губы задрожали.

– Представили? – спросил Ториа.

– Да, все очень точно.

– К сожалению, мой диагноз подтверждается. Болезненное раздвоение личности. Уничтожаете себя. Чувствуете, что не правы. Поэтому неудобно, тягостно, противно. Хочется забыть, отвлечься, но не получается. Рационального выхода не видите. И надрываете свою психику. Что и требовалось доказать.

– Это вам удалось, – сказала Марика.

– А вы следите за фигурой? – неожиданно спросил Ториа.

– Стараюсь быть аккуратной в еде, но диет не соблюдаю. Все получается само собой, естественно.

– Вот видите, естественно! Человек – это то, что он ест. Можно согласиться с этим определением. Правда, с таким же основанием можно сказать, что человек – это то, что он носит. В смысле во что он одет.

– Мне ближе другое высказывание. Мы представляем собой то, что мы делаем.

– Вы согласны на эксперимент? Решайтесь. Я предлагаю вам прекрасную альтернативу.

– Но моим состоянием будут манипулировать. Вот что смущает, откровенно говоря.

– Манипуляция – это когда навязывают решение. Против вашей воли. Но не обязательно вопреки вашим интересам. Бывает и позитивная манипуляция. Когда человека подталкивают к тому, что для него необходимо. А он не осознает своим умом, и приходится его направлять на путь исцеления. Однако в нашем конкретном случае даже о манипуляции говорить не приходится. Выбор остается за вами. Мы никаких жизненных решений не предлагаем, а только снабжаем организм гормонами, то есть топливом. Куда вы повернете, что решите, я не знаю, – признался Ториа.

И это его сильно беспокоило.