Текст книги "Трофеи с ЛитКульта. Сборник текстов с чемпионатов ЛитКульта"

Тема: «Вещь во мне»

Соперник текст не прислал, но читатели проголосовали против всех, проигрыш 0:5.

Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь?

(Конфуций)

Совесть – это моральный светильник, озаряющий хороший путь; но когда сворачивают на плохой, то его разбивают.

(Гегель Г. Ф.)

Вот это вещь! – выражение удивления или заинтересованности.

(Википедия)

***

О, тот, кто даёт становиться, я славлю Тебя за пробившийся источник в безводной пустыне, опаляемой жарким солнцем! Ты, как искусный мастер, горсть земного праха превратил в плоть и вдунул в мои ноздри дыхание жизни. Назвал земляным человеком, потому что сделал из земной пыли. Ты утвердил мои кости, как могучие кедры, укутал их плотью, словно корою, и оплёл жилами, как крепкими лианами, наделил меня разумом (меня – горсть земного праха!) и посадил, словно виноградную лозу, на плодородную землю.

Я пою тебе песню о тёплом вечере, в котором затухает костёр солнца, пробежавшего за день всю ширь небесной реки. Оно укрыло место ночлега за высокой горой и готовится ко сну, чтобы завтра вновь начать бег от другого берега. Ты сгустил сумерки над моей головою и раскинул ночь, горящую множеством звёзд. Круглобокая луна выступает царицей на смену, спрятавшемуся за горами, старшему брату. Нескончаемые дни и ночи я буду благодарен тебе, мой Великий Отец, за это чудо!

***

Сад Наслаждения, в котором ты меня поселил, прекрасен! Мой дом подобен небесным чертогам, в которых живут твои сыновья. Он, как утренняя заря, купающаяся в горной реке, словно стадо белоснежных овец, пасущихся на сочных пастбищах. Кипарисы и кедры – надёжные стены, синее небо укрывает меня вместо крыши, а душистые травы стелятся предо мною словно мягкое ложе.

Сам я подобен дереву, посаженному у потоков вод: моё тело подобно речному утёсу; мои руки крепки, как порывы ветра; мои ноги не знают, что такое усталость. Ты дивно устроил меня, расставил всё по своим местам, и нет недостатков в том, что ты сделал. Я вполне осознаю это!

***

Не хватит вечности, чтобы воздать тебе за чудный дар, который ценнее всех звёзд на небе! Жизнь прекрасна и я не устану говорить об этом, как не устают светить солнце и луна, как реки не устают нести освежающие потоки, так и я не устану хвалить и благодарить тебя, мой Великий Отец!

Что могу сделать я для тебя, чем могу воздать за чудные дары, за радость и веселье, которые переполняют душу? Дуновением ласкового ветра ты ответил мне: «Будь послушен, сын мой, радуй сердце моё и живи вечно!»

Но, как я могу слушаться тебя, мой мудрый Отец, если ты всё разрешил мне, и нет ничего запретного для меня? Тогда ты подвёл меня к огромному дереву посреди сада и сказал: «Ты можешь досыта есть со всех деревьев в саду. Но не ешь с дерева познания добра и зла, потому что в день, в который съешь с него, непременно умрёшь». Теперь, каждый день твоя заповедь ведёт меня и радует моё сердце, я могу быть послушным, я могу радовать тебя! Жизнь – цена моего послушания, у меня нет ничего ценнее. Ты поистине любящий отец, милость твоя не имеет пределов!

***

Как удивительны дела рук твоих! Ты протянул мерный шнур и установил краеугольный камень земли, благодаря твоей мудрости и безграничной силе все звёзды знают свои места на небе. Ты собрал их в созвездия и заставил освещать непроглядную темноту ночи. В твоих руках сосуды воды, которые опрокидываешь в нужное время на землю, чтобы поить её.

Ты дал страусу перья, но не научил его летать, когда он высоко поднимет крылья, то посмеётся над конём и его всадником. Ты наделил силой коня, увенчал его развивающейся гривой, он бьёт копытом в долине и торжествует в своей силе. По твоему приказанию орёл взмывает ввысь и на скале устраивает своё гнездо в недосягаемом месте. Вот бегемот, ты создал его, как и меня, он ест зелёную траву, как бык, сила его в бедрах и мощь в сухожилиях его живота.

Я долго наблюдал за делами твоих рук и дал имена всем животным, но не нашёл себе пары – достойного помощника и спутника жизни. Ты мудр, Отец мой, и знаешь, когда входить и выходить, внутренний голос, который ты дал мне, ведёт по дороге жизни, твоё слово освещает мой путь. Знаю, что целую вечность я буду восхищаться твоей мудрости, даже если хранилище света опустеет, не будет конца ей, и милость твоя не оскудеет!

***

Ты прекрасна, подруга моя! Ты прекрасна! Ты плоть от плоти моей, ты кость от кости моей. Я назову тебя женщиной, так как ты взята от мужчины. Глаза твои голубиные, словно синь неба, раскинувшегося надо мною. Волосы твои, как стадо скачущих коз, спешащих к водопою. Зубы твои, как белые лебеди, которые плавают в чистом озере. Губы твои спелые ягоды, сочатся сладким соком и речь твоя приятна мне. Шея твоя, как стройный кипарис, увитый лианами. Груди твои как две газели, резвящиеся среди лилий. Ты прекрасна, подруга моя, и нет в тебе изъяна.

Ты заставила биться сердце моё, о подруга моя, жена моя. Ты заставила биться сердце моё одним взглядом своим. Как прекрасны ласки твои! Насколько же ласки твои лучше вина! Сотовый мёд сочится из уст твоих. Мёд и молоко под языком твоим, и благоухание тела твоего, как благоухание цветочной поляны. Кожа твоя – Сад Наслаждения, в котором есть гранатовые деревья с отборными плодами, душистый тростник и корица со всевозможными ладанными деревьями, колодец с чистой водой, ручейки, струящиеся с гор.

***

Сегодня ты сказал мне: «Плодитесь и размножайтесь, наполняйте землю, возделывайте её и господствуйте над морскими рыбами, над созданиями, летающими в небесах, и над всяким живым существом, которое передвигается по земле»

Я назвал жену Живущей, ведь она станет первой матерью всех живущих на земле. Она кость от кости моей, она плоть от плоти моей, она будет моей навеки! Как прекрасно стать отцом! Как прекрасна жизнь, когда знаешь, ради чего живёшь! Какое чудо подарил ты мне, Отец! Нет меры, способной измерить мою благодарность тебе! Моя радость, как многоводная река несёт свои воды и бескрайня, как бездонное небо! Не хватит целой вечности, чтобы отблагодарить тебя за это! Мой дом – гнездо из лебединого пуха, моя жена – нежная голубка, моя жизнь – сияние солнца и безбрежность вселенной!

***

Зачем ты дал её мне? Зачем дал узнать аромат её тела, пропитанный запахом горных фиалок? Зачем позволил узнать теплоту её ласк – сладких, как мёд диких пчёл, струящийся из переполненных сот? К чему мне жизнь без неё – сизокрылой горлицы, вьющей гнездо возле звенящего водопада?

Как тяжело выбирать! Словно все реки, бегущие с гор, устремились на меня, словно самый высокий кедр обрушился на мои плечи. Та жена, которую ты мне дал, дала плод с запретного дерева, и я ел его. Почему ты позволил обмануть её, почему не заградил её уста, когда она ела запретное?

Я не хочу слышать тебя, моё тело обнажено и открыто взору твоих ангелов. Мне хочется спрятаться в самую глубокую пещеру и накрыться самой высокой горой, чтобы твой взор не проник туда. Пусть глубина моря укроет меня от твоего всевидящего ока! Пусть холод ледников, лежащих на горных вершинах, остудит палящий огонь, испепеляющий сердце и разрывающий душу, как полуденное солнце выжигает пустыню, а свирепый ветер уносит листву с могучих деревьев!

***

Будь проклят тот день, когда мои глаза увидели небо и, когда ты назвал меня сыном! Пусть ночь поглотит меня на веки, и могила примет меня в свою обитель!

Я тружусь не покладая рук, в изнурении проходят мои дни, а земля родит колючки и сорняки. В поте лица добываю я свой хлеб, и жизнь не приносит мне радости. Сад Наслаждения закрыт для нас, твои верные ангелы не пускают в наш дом, из которого ты выгнал нас и обрёк на страдания.

Наши дети убивают друг друга, они непослушны и причиняют много боли, как острые камни на горной дороге ранят ноги, словно шипы терновника впиваются в истерзанное сердце. Твой голос молчит, и померк свет, ведущий меня по дороге жизни.

Проклинаю тот день, когда ты решил создать меня, когда горсть земной пыли стала человеком! Будь проклята твоя безмерная сила вдохнувшая жизнь в ничтожный комок грязи!

***

Сегодня умерла та, которую я любил больше жизни. Померкло солнце, и луна не даёт свой свет, осыпались звёзды, и деревья скинули зелёную листву, исчезло благоухание цветов, а жизнь потеряла смысл.

Хочу забыть тот день, когда ты сказал: «Вот жена твоя, плоть от твоей плоти»! Как мне теперь жить одному, ведь погас светильник жизни? Ради неё я выбрал путь сходящих в могилу. Я знал, что ты не обманешь, знал, что смерть простёрла объятия, когда мы съели тот проклятый плод. Ты действительно тот, кто даёт становиться. Кому нужна твоя правда и твоя справедливость? Я ненавижу её! Я для тебя ненужная вещь – горсть земной пыли, наделённая затухающим фитильком жизни.

Пусть погибнет день, в который я родился. Пусть тот день станет тьмой, пусть никто не вспомнит о нём с высоты, и лучи солнца да не засияют над ним, пусть тьма и глубокая тень потребуют его обратно, пусть то, что затемняет день, устрашает его. Почему я не вышел из рук твоих мёртвым? Мою пищу опережают вздохи, и мои рыдания прорываются, как потоки вод, потому что я боялся страшного, и оно надвигается на меня, и то, чего я страшился, настигает меня. Моя жизнь не была ни беззаботной, ни безмятежной, ни спокойной – и ещё подступает смерть.

Тема: «Заказ на испуг»

В полуфинал я не прошёл, но рассказ на тему, которая мне бы досталась, написал.

Эта история, дорогой читатель, случилась в конце прошлого века, когда ещё большую часть политической карты мира занимала страна под названием СССР и многие тогда считали, что так всё и останется в ближайшие сто лет, а может и тысячу лет. Но я, дорогой читатель, не хочу утомлять вас политикой, мой рассказ о человеческой гордости и такой же слабости, о мнимой смелости и настоящей трусости, о том, как легко смеяться над другими и как трудно принимать, когда смеются над тобой, короче, мой рассказ о нас, мои дорогие.

Для начала познакомлю вас с основным героем этого рассказа. Самойлов Николай родился в далёких шестидесятых в небольшом хуторе на Черниговщине. Его отец – Самойлов Фёдор Кузьмич, щупленький мужичок с щетинистыми усами, в те же шестидесятые, проходил срочную службу недалеко от Чернигова, однажды был отправлен в один из местных колхозов на уборку урожая вместе с ЗиСом, на котором он проходил эту самую службу. Колхозная жизнь и местная бурачиха (самогон из свёклы) сделали своё дело: отслуживший больше двух (из трёх положенных) лет, – за эти годы кроме казармы и полигона он почти ничего не видел, поэтому, когда местные девчата стали уделять пристальное внимание бравым солдатикам, наш Фёдор не устоял перед чарами Ганночки: пухленькой, статной хохлушки с розовыми щёчками и заразительной улыбкой, почти никогда не сходившей с её лица. Их отношения быстро зашли слишком далеко, и следующей весной дембель Самойлов поехал не домой – в далёкую Уфу, а в тот самый хутор, где через месяц после его приезда родился маленький Колька.

Колька рос невзрачным, хиленьким мальчишкой, ничем не приметным, разве что своим низким ростом (в классе ниже его была только Вика Брыченко), и поразительной неспособностью к украинскому языку (из всего его богатства Колька освоил только – «це», «ни» и «шо»). Из-за маленького роста и не украинской фамилии Самойлову младшему приходилось не сладко: мальчишки смеялись над ним, девчата тоже старались не упустить возможности пришпилить Кольку-москаля острым словцом, а иногда и просто ткнуть в бок кулаком или стукнуть книгой, а то и портфелем по голове. Отец утешал плачущего сынишку будущей службой в Армии, где он станет настоящим мужиком, и тогда никто не назовёт его слабаком. Ганна, видя сыночка плачущим, прижимала его к груди, и, улыбаясь, говорила, чтобы он не обращал внимания на глупых диток; что краше его нет хлопца во всей округе; потом угощала сына любимыми варениками с картошкой. После такого утешения Колька быстро успокаивался и решал ждать, когда придёт пора идти в Армию, тогда он всем докажет, что они зря над ним смеялись.

Колька вырос, наконец пришла долгожданная пора воинского призыва, но из-за низкого роста и троечного аттестата, взяли Самойлова в стройбат и за два года он не только не возмужал, но даже, кажется, ещё больше усох на казённых харчах и без маминых вареников. Когда он в пёстром кителе героя дембельской фантазии (Юдашкин отдыхает, когда за форму берутся казарменные умельцы кройки и шитья) вошёл в сельский клуб, девчата разинув рты смотрели на пьяного Кольку и готовы были на всё, только бы потанцевать с бравым солдатом. На следующий день сказка стала явью: форму он снял, …а под нею всё тоже щуплое тело сильно засушенного Геракла и тот же Колька-москаль, да ещё и с прыщами по всему лицу и больной головой от выпитой бурачихи.

Не буду больше утомлять читателя подробностями о жизни нашего героя, сообщу только, как Самойлов попал в гвардейскую бригаду морской пехоты. После стройбата Николай, поступил и не шатко, не валко закончил строительный техникум, работать по специальности не хотелось, поэтому младший Самойлов стал всё чаще вспоминать геройское возвращение из Армии. Больше всего в своей жизни он боялся высоты и поэтому очень хотел прыгнуть с парашютом. Ещё, когда по экранам СССР с огромным успехом прошагал фильм о десантниках – «В зоне особого внимания». Почти все мальчишки бредили ВДВ, наш Колька был не исключением, тоже мечтал о голубом берете и тельняшке. Поскольку, стройбат не десантура, Самойлов стал подумывать о службе по контракту. Возвращаться в Армию Кольке совсем не хотелось, но желание прошагать по селу в красивой форме победило.

Капитан Налевайко, увидев будущего десантника с рапортом принять на оную службу, зычно выругался и сказал:

– Ты на себя в зеркало смотрел, Илья Муромец? Тебя ж ветром унесёт вместе с парашютом, если, конечно, к гаубице не привязать, – смеялся капитан, но когда, наученный жизнью и местными знатоками, Самойлов достал огромную бутыль с мутной бурачихой, Наливайко, почесав затылок, серьёзно добавил: – Но, если подумать, вместо гаубицы, пожалуй, гранатомёта хватит. Вот список документов, неси, …будем оформлять.

Так Самойлов стал прапорщиком только не ВДВ, а морской пехоты, потому что бурачиха дело хорошее, но если выпить лишку, можно многое перепутать, в том числе и ВДВ с морской пехотой. Так, с пьяной руки Наливайко, Николай попал в город Балтийск, в бригаду морской пехоты и был этому несказанно рад, потому что чёрная форма морпеха была восхитительной, а прыгать с парашютом было не обязательным условием для её ношения. Самое трудное было найти такой размер этой формы для «могучего» прапорщика, чтобы его из неё было видно. Служба была, конечно, не сахар, но он терпел ради предстоящего отпуска, о котором Колька мечтал каждый день: он видел, как пройдёт по селу, сражая наповал всех своим видом, девчата сходят с ума по нему, парни скрепят зубами от зависти.

Если, дорогой читатель, я тебя ещё не утомил, то перейду к сути своего рассказа. Когда Самойлов вернулся из долгожданного отпуска, сверкая многочисленными значками на кителе, в их числе значок парашютиста-отличника, именно этот значок привлёк особое внимание командира части – майора Куборского, тучного мужчины, лет сорока, с пышными рыжими усами. Майор был большим любителем розыгрышей и очень не любил тех, кто часто хвастался, поскольку сам грешил этим делом, поэтому увидев значок на груди «бравого» морпеха, Куборский решил проучить молодого прапорщика. План воспитательной операции родился спонтанно и тем же вечером, предварительно побеседовав со всеми прапорщиками дивизиона (кроме Самойлова), командир созвал срочное совещание контрактников.

Когда все расселись вдоль длинного стола в кабинете командира, Куборский, поправив усы, самым серьёзным голосом (на который он был способен) сказал, теребя перед собой белый лист бумаги:

– Пришёл приказ комбрига, вот эта бумага, – сделав многозначительную паузу, он продолжил, – Не буду её всю зачитывать, суть, в том, что все офицеры и прапорщики нашей гвардейской бригады должны в этом месяце сделать, как минимум один прыжок с парашютом.

При этих словах прапорщик Самойлов слегка побледнел, потом его сердце учащённо забилось, потом почти остановилось, а Куборский тем же серьёзным голосом продолжил:

– Завтра по графику от нашего дивизиона на прыжки поедет пять человек. Так как для меня нужен транспортный парашют, потому что с обычным я по пояс в землю уйду, то на этот раз командир будет не первым. Я решил эту честь предоставить прапорщикам, вас как раз пятеро, к тому же уже есть специалист, – и он показал в сторону Самойлова.

От этих слов на Николае побелела даже форма, сердце то выпрыгивало, то останавливалось, желание осуществить давнюю мечту усиленно боролось с всёпоглощающим страхом, в итоге – страх победил, и, вжавшийся в стул, Самойлов невнятно залепетал:

– Ни, …я не могу, …я не хочу, …я не поеду!

– Как это не поеду? Вы что, товарищ гвардии прапорщик, не слышали – это приказ комбрига, а приказы не обсуждаются! Завтра в семь ноль ноль все на КПП, машина отвезёт на аэродром, там инструктаж и прыжок, к обеду будете дома. После обеда разрешаю отдохнуть. Всё, совещание окончено.

Все встали и стали выходить по одному из кабинета. Не живой, не мёртвый Самойлов продолжал сидеть в позе человека, случайно попавшего на фильм ужасов, причём кино ему так понравилось, что он теперь боялся собственной тени.

– Вы свободны, товарищ прапорщик, – сказал Куборский, довольный результатом удачно воплощённого плана, но, ни одной мышцей на лице, не показал своего довольства убитому на повал Самойлову.

Всю ночь Николай не мог уснуть. Он проклинал день, когда ему пришла в голову мысль вернуться в Армию. Потом он уговаривал себя не бояться, ведь наконец-то завтра он сможет осуществить свою давнюю мечту. Снова проклинал, уже Наливайко, за то, что он за самогон готов любого десантником сделать. Опять думал о мечте, об ужасном приказе комбрига и так всю ночь.

Утром не выспавшийся Самойлов вышел из комнаты в шесть тридцать одетый в полевую форму. Чёрные круги под глазами и бледный вид, как бы кричали за него: Спасите, я не хочу прыгать! По узкому коридору общежития ему навстречу шёл Мамедов в одной тельняшке и спортивных штанах, с полотенцем на шее, и что-то насвистывал.

– А ты шо, не едешь на прыжки? – спросил его, голосом умирающего, Николай.

– На какие прыжки? – удивился Мамедов, будто он проспал вчерашнее совещание, сидя напротив Самойлова в кабинете комдива.

– С парашютом, – выдавил из себя желанное слово «парашютист-отличник»

– А, ты про это, – засмеялся сослуживец, – так это командир тебя разыграл из-за значка, который ты носишь.

– Как разыграл? – остолбенел Самойлов, чувство радости от того, что прыгать не надо, и обиды, что его развели, как пацана перемешались, гневный румянец опалил прыщавые щёки и тут же угас под напором другого чувства – нестерпимого, сжимающего сердце, стыда. Понурив голову, прапорщик вернулся в комнату, сел на кровать, снял с вешалки парадный китель и открутил значок «парашютист-отличник», потом сунул его в кармашек чемодана и подумал: «Привинчу, когда в отпуск поеду».

Пятый чемпионат поэтов Литкульта

Участвовал от своего имени и от имени клона.

Тема: «Краски жизни»

Было три участника, я занял второе место и выбыл из основного турнира 25:20:66, но получил право участвовать в утешительном турнире.

 
Чёрным часто пишет жизнь
по судьбинушке,
и хлестает нас кнутом
вдоль хребтинушки.
А бывает, расцветёт
алой зоренькой,
Песней радует порой
нас весёленькой.
 
 
Серым выпачкано всё
Скукой-матушкой,
в доме век больной влачит
Лодырь-батюшка.
Охра вместо золотистой
наливочки
грязь сиены с оттенком
червивочки.
 
 
А в хоромах любви и
согласия,
глаза слепнут от
яркокрасия.
Здесь сияние счастья и
радуги
и величие храмовой
пагоды.
 

Тема: «Танец осенних листьев»

Было три участника, мой клон занял третье место и выбыл из основного турнира 24:30:47

 
Кружит осень, тает солнце
в танце красного костра,
манит выглянуть в оконце,
разноцветьем пороша.
 
 
В жёлтом вальсе мчаться клёны.
Ясень вышел на кадриль
желтогрудый и весёлый,
первый он из заводил.
 
 
Хоровод ведут берёзы
в сарафаны облачась,
белоствольем гордой позы
ткут узорчатую вязь.
 
 
Тополя сошлись в сиртаки,
выбивая дружно такт,
сняв зелёные рубахи,
словно эллины стоят.
 
 
Ивы польку закружили,
в реку-зеркало глядясь,
про веселье вдруг забыли,
листопадом прослезясь.
 
 
Кисти красные калина
разметала на ветру,
лихо барыню сплясала
озорному октябрю.
 
 
Кружит осень разноцветьем.
Наш ласкает взор панно
золотого долголетья,
и Маэстро мастерство!