Текст книги "Дорога через прошлое"

Про перебои со снабжением, то бишь недоедание, простуды и иное, уже было сказано. То есть окружающие нас немцы уже точно рассчитывают на то, что на них выйдут ослабленные войска и в неполном комплекте. Дальше против нас будет работать нарушение управления войсками и быстро меняющаяся обстановка: если вчера этот заслон можно было и сбить, то сегодня сюда подошло подкрепление. И мы после неудачного боя пошли в обход. Еще лишние версты на уставшие ноги, а с едой и боеприпасами лучше не стало. То есть окружение рассчитано на то, чтобы резко снизить силы как каждого бойца по отдельности, так и всех в целом. И все это немцы знают и на это рассчитывают. И уже не первый раз проводят такое окружение.

Поэтому разговоры о том, что они не рассчитывали на поток пленных, это вранье. На него рассчитывали. Если немцам надо было просто отбросить фронт с рубежа Днепра, то можно было создать угрозу окружения и затормозить, предоставив фронту «ворота» для отхода. Потери он все равно понесет, не успев вытащить все из намечающегося кольца. В сорок пятом Конев, чтобы сохранить Силезский бассейн для Польши от разрушений при ликвидации котла, который он мог создать, так и сделал, оставив «ворота» противнику. Немцы и повалили туда, не обороняясь на территории заводов и шахт.

Ну и еще несколько слов про плен. Опять же, многие треплются, что вот, люди настолько не любили советскую власть, что толпами сдавались. Это тоже обман, маскирующийся под некое правдоподобие, особенно если начнут сравнивать потери пленными сорок первого года и четырнадцатого. Пусть вспомнят, что окружение армии Самсонова дало полсотни тысяч пленных – вполне себе армия сорок первого года. Только в четырнадцатом году войска кайзера Вильгельма не всегда могли окружить противника, хотя и очень старались, а к сорок первому они все отработали, и техника стала это позволять.

Если окружающую самсоновцев кайзеровскую пехоту можно было обогнать пешком, уходя от охвата, то в сорок первом году сделать это было куда сложнее. Месяц назад, под Острой могилой, немцы появились, отрезав армии Музыченко и Понеделина под Уманью. После этого танковые дивизии рванули на восток. Пятого августа был сдан Кировоград. А уже 6 августа передовой отряд немцев вышел практически к Днепру. То есть за сутки с небольшим прорыв на сто тридцать километров. Вот и обгони 13-ю танковую, отходя от Кировограда пешком! Где-то по лесам и болотам уйти можно, если они есть. В степи – уже нет. Так что перед уставшим и голодным солдатом стоит невеселый выбор: опрокинуть танковый заслон немцев, имея только носимый запас патронов и ту пушку, которую удалось протащить на себе, или сдаваться в плен.

Современный человек не всегда может представить себе, что такое выматывающий бесконечный пеший марш, которому не видно конца. Разве что некоторые туристы-экстремалы, ходящие по необжитым местам, смогут это ощутить. Дошли до какой-то Семеновки, а теперь надо снова вставать и идти, и сколько – Бог весть, потому как через нее не пройдешь. Встали и снова пошли, устало передвигая ноги во тьме. К концу марша от перегрузки и недоедания уже полностью не работает голова, оттого и устало бредешь вперед, с трудом передвигаясь, а куда и зачем – непонятно. Так зайдешь в засаду и не заметишь, куда пришел.

Есть, правда, как бы промежуточный вариант: пристроиться в примаки или в зятьки (кто как это называет). Были такие, и довольно много, что пристраивались к мирному населению, чтобы переждать опасное время. Когда в реальные зятья, когда замаскировавшись. Но от судьбы не уйдешь. Кто захотел уйти – к тому она явилась сама в образе полевого военкомата. К кому в марте сорок третьего, к кому в сентябре того же года. А уж что конкретно она им приготовила при личном визите… Наверное, каждому свое.

Я все же считаю, что суд небесный наступает еще до кончины. Нам это не всегда видно, и кажется, что неправедные благоденствуют, а мы, не столь грешные, живем плохо. Да, так кажется нам со стороны. Ибо издали не видно, что в доме – полной чаше у грешника сын – наркоман. А это значит, что богатство ненадолго, зато жизнь грешника адом становится еще до его кончины. Так что ад в элитном поселке плавно переходит в тот самый ад, о котором все слышали.

Да, такое постигает не только всем видных грешников, с этим соглашусь. За что им такое, тем самым не настолько грешным? Я лично не знаю. А у них будет возможность лично задать этот вопрос Творцу нашему. Правда, возможно, ответ им не понравится, ибо мы многое себе прощаем и о многом забываем, а забытое тоже может вспомниться. Но не буду много говорить об этом, так как у каждого свои грехи и свое воздаяние за них.

А за что мне двукратное попадание в не свое время? Не знаю. Наверное, за то, что долго жил как «цветок бездумный и безмозглый», пока не родился заново, перейдя через реку Смородину (она же Луга) и вырвавшись из могильной ямы под Гатчиной. Надеюсь, теперь адское пламя меня не коснется. А что мне еще остается делать? Только надеяться на то, что хоть часть своих грехов я искупил или хотя бы начал искупать…

Между тем дела наши стали печальны. Прикрывая линию Днепра, дивизия растянулась по берегу на фронте вдвое больше, чем полагалось по уставу. Правого соседа по берегу вообще не было. А теперь пришлось из-за того, что сосед слева под Дериевкой не удержался, растягиваться в его сторону и загибать фланг. Потом я прикинул по карте – километров на полсотни. Город прикрывал наш полк, а дальше остальные два полка вытянулись в ту самую «тонкую красную линию». Наверное, туда подходили еще и резервы, поскольку канонада оттуда слышалась серьезная, и «тонкая красная линия» хоть и постепенно подавалась, но не лопнула сразу.

А мы?.. Мы прикрывали город. Отбили несколько попыток переправиться через реку и помогали эвакуировать промышленные предприятия и запасы из города. Прекратился обстрел с немецкого берега? Смотрим, идут ли немцы форсировать Днепр. Не идут? Значит, часть сил следует отдать и помогать погрузке.

Будет теперь этот завод работать где-то в Сибири или чуть ближе и делать снаряды для фронта. Поэтому мы и рвем мышцы, выковыривая станок из основания, и стараемся собрать все, что нужно. В Сибири никто не предоставит для чертежников завода тушь и ватман, да и лишних станков там нет. Погрузим, и доедет он до какого-нибудь Ялуторовска, и будет там на чем точить корпус снаряда. В первую смену – эвакуированный здешний токарь, на вторую и третью местных жителей Ялуторовска поднатаскают. Ну, если, конечно, на все три смены есть электроэнергия, чтобы к станку подать, и заготовки. Но об этом пусть думают технологи и конструкторы завода или кому это положено, а мы пока про то, как станок вручную или с малой механизацией снять и самим животы не надорвать.

Так что пойдем к штабу дивизии на улицу Чкалова, в здание какого-то техникума, а оттуда нас ведут товарищи с фабрики и завода к своим сокровищам. По дороге полежим под внезапным налетом, дождемся конца и дальше побежим. Дошли до цехов – и давай сверлильный станок фирмы «Карман» из Стокгольма, фрезерный станок завода Бромлей в Москве, станок Еврейского машиностроительного техникума, станок из Витебска, Дзержинска, Одессы, станок из… На некоторых никаких признаков производителя нет. Я, улучив момент, спросил здешнего ветерана, отчего так и кто производитель. Тот ответил, что в ремонтном цехе у них станки как бы собственные, то бишь самодельные. Когда после национализации собрали станки из мастерских и заводиков, то не все на что-то годились. Те, что еще работали, стали в основные цеха, а из оставшихся собирали окрошку: станина – от немецкого станка, суппорт – от бог знает какого, привод делали по заказу на заводе имени Сталина, что-то уже сделали сами, вот и получился станок один из трех или четырех. Но работать может, вот и трудится. А советские пошли недавно, они вон там, в соседнем корпусе.

Я от бати слышал, что был такой станок «ДиП», что означало «Догнать и перегнать». Спросил, есть тут такие станки. Ветеран ответил, что нет, им шли других марок. И снова: электрический вентилятор завода «Красный факел», электрический вентилятор завода «Демаг», вентилятор с паровым приводом (эх, с ним мы и намучились из-за хитрой системы крепления), точило почти как то, что в нашей школе было, фрикционный молот… Можно было сказать, что я просветился в разных видах станков, но, увы, это будет обманом. Могу только сказать, насколько каждый станок спину гнул и другие места надрывал. А чем отличается лобовой токарный станок от какого-то другого и чем фрикционный молот от электропневматического – как был темен, так и остался.

Но заметил такую вот вещь, что в новом цеху станков советского производства больше половины[9]9
  Перед войной полтавский завод № 456 был передан из Наркомата боеприпасов в Наркомат авиационной промышлености. В среднем по цехам советских станков было от пятидесяти до семидесяти процентов.


[Закрыть]. Совсем старые станки в основном в разных вспомогательных цехах. Там видел и ветеранов, каждому из которых лет за пятьдесят. А здешние рабочие, что застали еще империалистическую войну, говорили, что своих станков тогда не видели, все заграничные были. Может, станки при царе и делали, но они только иностранные буквы на станинах видели. Ну да, я тоже тут видел только один с завода Бромлея, что в Москве, а его ровесников из-за границы – больше десятка.

Самое интересное, хоть и опасное, приключение было при разгрузке одной баржи в затоне. Затоном, как оказалось, зовется гавань на реке, где суда чинятся и зимуют. Так вот, там снарядами потопило баржу, а в частично затопленном трюме ее остались три станка. И надо было их как-то оттуда вытащить. Баржу с того берега немцы наблюдают, поэтому, когда там куча народу собирается, снарядов не жалеют. Когда один-два шастает, не реагируют.

Станки нужно по сходне из трюма вытащить, потом проволочь метра три по палубе, переставить на другую сходню и уже с борта спустить. Потом метров двадцать – по открытому месту, и тогда будет уже прикрытие от глаз немцев и частично даже от осколков – полуразбитое строение.

Увы, влезть ночью кучей народа и в темноте вытащить не получается. Темно, как у афроамериканца в… этом самом месте после крепкого черного кофе. Свет не зажжешь – его видно в дырки в борту, и немцы начинают стрелять. Сложно.

Но нашлись светлые умы и человек, знакомый с разными простейшими механизмами. На баржу мы по одному собрались, станок кое-как из трюма на палубу вытащили, а дальше эта светлая голова из саперной роты из наличных тросов и блоков соорудила сложную систему, которую мы на станке закрепили и, уйдя под прикрытие, за трос тянуть стали. Сполз станок с борта на сходню, потом и по берегу пополз… Мы его двигали понемногу, чтобы немцы не засекли быстрое движение. Убрали станок за прикрытие и взялись за второй. В трюме стало попросторнее, потому и полегче. «Эх, родимая, сама пойдет, подернем, подернем, да ухнем!»

Когда все станки утащили, всего-то навсего и осталось погрузить их на грузовую платформу, пусть ждут ночи, а нам опять в окопы на берегу. Мы ведь не только грузчики, но еще и стрелки. А платформу ночью потащат по городской ветке к Чередникам, а дальше – на восток, в Ялуторовск или Челябинск…

Налеты авиации на город были редкими, но с крюковской стороны артиллерия регулярно расстреливала город. Как потому, что арт-наблюдатели старались уничтожить заинтересовавшее их, так и просто профилактически. Ближние к реке кварталы вообще были сильно избиты снарядами, благо дома были там небольшие, в один-два этажа. Но доставалось и зданиям на проспекте Ленина, тюрьме, суконной фабрике, району типографии. Все чаще возникали пожары. От разгула огненной стихии спасали начавшиеся дожди.

Неподалеку от нас был двухэтажный дом еще дореволюционной постройки. Когда мы ушли на снятие станков с баржи, при обстреле в него попал снаряд. Издалека он вроде выглядел как прежде, но когда мы возвратились, стало ясно, что дома практически нет, хотя стены и в наличии. Перекрытия и лестницы в нем были деревянные и явно старые, поэтому при пожаре дерево вспыхнуло и быстро прогорело. Остались от здания одна коробка из кирпича и груда углей внизу. Жить в нем уже невозможно.

Жители еще ковырялись в пожарище, пытаясь найти хоть что-то пригодное, потом потихоньку разошлись по другим местам. Вот куда, не знаю, наверное, к родным и знакомым или в брошенные дома вселились. Одно семейство из трех человек вскоре вернулось и стало рыть землянку в бывшем саду бывшего дома. Мы им помогли, но предупредили, что при новых обстрелах лучше прятаться не в нее, а в кирпичный подвал их бывшего дома. Город был даже когда-то губернским, потому капитальных домов в нем хватало, но под регулярными обстрелами все больше домов разрушалось и горело.

Седьмого или восьмого сентября утром роту подняли, и мы двинулись куда-то на север от реки. Пришлось оставить почти все гражданские вещи, кроме белья и свитера – брать их с собой было совсем некуда, так как нагрузили еще одним комплектом патронов. Правда, я «забыл» в подвале свой противогаз, потому как часть маски срезал для использования в разных народнохозяйственных надобностях. Мне говорили, что содержимое фильтра тоже пригодится при производстве самогона для его лучшей очистки, но вес-то никуда не делся, а буду ли я гнать сей полезный продукт? Двадцать пять лет не гнал, наверное, и сейчас обойдусь. Итого мой долг перед РККА возрос до двух противогазов. Один я оставил на Ленфронте, другой – тут. Хотя нет, все же один. Противогаз Ленфронта остался во взводе, а не брошен при отходе. Так что сейчас это первый материальный ущерб Наркомату обороны. Патроны и паек я тратил все же по делу, как и стройматериалы. Интересно, сколько противогаз стоит в здешних рублях?

О своих вещах я сильно не переживал. Если эта семья из землянки их подберет и для чего-то использует, то на здоровье. Пусть хоть сами носят, а хоть на еду сменяют. Сам уж как-то обойдусь. Так вот я размышлял, шагая в колонне по пустым улицам, по которым ветер гонял листья и мусор.

К своей выкладке мне добавили коробку с дисками к пулемету, и до малого привала я ее и волок. После него – большую саперную лопату. Она мне осталась и потом, когда как нас отчего-то развернули с прежнего направления. Сначала мы шли к станции Потоки, до которой было километров с двадцать, а вот куда нас развернул связной сейчас – ей-ей, непонятно. Примерно на северо-восток, насколько мне подсказывал внутренний компас. В роте-то были местные уроженцы, пришедшие из ополчения, они бы могли подсказать, куда нас несет нелегкая, но, как на грех, ни в нашем отделении, ни во втором не было ни одного. Не будешь же кричать вдоль колонны: «Эй, кто тут местные? Поведайте, куда мы идем, и сколько еще осталось?» Надо было дождаться большого привала и разведать. Надеюсь, они за город выбирались и не попутают одну окраину с другой.

Вообще утренная прохлада уже закончилась, было довольно тепло, градусов так семнадцать или около того. В принципе, и знать не очень надо, куда топаешь: идешь по хорошей грунтовке, солнышко светит, лужи от вчерашнего дождика подсохли на обочинах, груз не чрезмерный, да и усталость пока не ощущается, так что можно и пошагать, пока война напоминает о себе разве только отдаленным гулом орудий.

И тут я накаркал – война про нас вспомнила. В качестве первого звоночка была штурмовка парой истребителей. Они просто пронеслись над дорогой, не став гоняться за нами, когда народ побежал в поле. Досталось только тем, кто попал под огонь сразу. А пока мы собирались, выкликали далеко отбежавших и перевязывали раненых при налете, откуда-то выскочили три немецких броневика, ударивших по нам из пулеметов и пушек.

Во мгновение ока дорогу заполнили убитые и раненые, а я, еще не дошедший до дороги, свалился на землю и пополз в сторону небольшого овражка, заросшего кустарниками. Дополз быстро, а потом, укрывшись за пеньком, полез в противогазную сумку за обоймой. Там у меня лежали специально припасенные две обоймы с бронебойными пулями. Во второй обойме, правда, было всего два патрона, но уж ладно. Заменил в карабине патроны на те самые, бронебойные и стал выцеливать броневик. С моими глазами только это и делать, снайпера изображать, но каков уж есть. Куда я ему попал и вообше попал ли, навеки осталось загадкой.

Правда, броневик этот, а может, другой прочесал и мой овражек – сначала слева направо, потом справа налево. Может, меня обнаружил, а может, больше для порядка – складку местности видит, и надо ее прочесать. Патроны из этой обоймы закончились, последние два я не стал заряжать, вставил ранее вынутые обычные. И что теперь прикажете делать, если броневик пойдет сюда? Две РГД у меня есть, хотя возьмут ли они эту бандуру? На пехоту патронов-то хватает, два комплекта. Когда бежал от шоссе, меня от набитого вещмешка аж заносило в стороны. И вообще сердце колотится, как у кроля в зоомагазине, раза в два чаще обычного. Побегал, называется.

Я осторожно выглянул: броневики пока стояли на дороге или рядом, и возле них суетились какие-то фигурки. Что они делали, я не разобрал, но решил о себе напомнить и дважды выстрелил в них. Наверное, опять не попал, хоть фигурки дернулись за машины, и по мне ударили аж два пулемета. Я уже сполз за краешек оврага и только хихикнул, но немцы добавили из какой-то автоматической пушки, потому как по бровке оврага и пеньку пошли несильные разрывы небольших снарядов. Резко запахло каким-то химикатом и гарью, завизжали осколки. Мне на голову что-то свалилось, и я инстинктивно втянул ее в плечи, но это оказался какой-то мусор, подброшенный взрывами. Осколки же меня не достали, нашел только мусор, и от запаха взрывчатки, что сгорела, чих поразил.

Я пробежал по овражку с десяток метров и снова вылез поглядеть. Сердце уже малость успокоилось, и стресс сошел на минимум, отчего появилось любопытство и желание немцам еще что-то устроить. Жаль, у меня не было какой-то винтовочной гранаты, чтобы забросить им на головы. А рукой гранату на эту дистанцию не закинешь.

Немцы пока стояли на дороге, чем-то там звякали. Не то чинились, не то что-то подтягивали в своей ходовой. Может, и дозаправлялись. Пехоты рядом видно не было. Вроде как такие броневики у них были в разведывательных подразделениях, вот так проскакивали по дороге и пугали всех встречных-поперечных. Ну да, вон как нашу роту подловили. Правда, нас отвлекли их корешки из люфтваффе, отчего атака броневиков вышла внезапной.

Но даже заметив их заранее, что бы мы смогли сделать? Разве что организованно смыться по кустам. Ничего противотанкового в роте не было, ни ружей, ни пушек, ни гранат. Только связки РГД и бутылки, причем последние совсем простейшего образца с притянутой резинками к корпусу воспламеняющейся ампулой. Как их ребята-истребители носят, мама родная…

Да, казенная лопата осталась где-то на поле, потому еще один убыток казне по моей милости. Ладно, сейчас эти разведчики проедут дальше, а я схожу да посмотрю, что там с нашими ребятами на поле и на дороге.

Но мои расчеты не оправдались. Вскоре появилась еще одна группа немцев, присоединившаяся к этой. Они съехали частью с дороги, хорошо еще, что на другой стороне. Там было еще три-четыре машины, но я их разглядывать не стал, а двинул дальше по оврагу. Для чего они тут стоят – нечистый их ведает, и сколько будут стоять – тоже. Если в отряде одни броневики, то вряд ли далеко полезут с дороги. Я читал, что проходимость без дорог у них была совсем нехорошей, потому могли и не рыпаться в мою сторону. Но теперь их там много, могут интереса ради сюда сбегать и на меня наткнуться. А вот есть ли кто там на поле и у дороги живой, это мне они поглядеть не дадут. Придется уходить.

Эхма, увижу ли кого еще из роты? Может, хоть кого надоумил Господь в этот овражек свалить или в какую еще спасительную ямку? Неужели остальные семьдесят пять или около того здесь на поле лежат, прямо как в песне: «Все семьдесят пять не вернулись домой, они потонули в пучине морской». А что это за песня? Кажется, из фильма про пиратов, в детстве его я видел. А как называется – поди вспомни. Мальчик там вроде играл[10]10
  Из фильма «Остров сокровищ» 1982 года.


[Закрыть].

Идти по овражку было довольно тяжело, потом он закончился у подсолнухового поля, чему я был и рад, и не рад. Как бы хорошо, что уже не ломишься уже сквозь кусты и по грязи на дне, но и средь этих вот подсолнухов ты явно не в безопасности, тебя могут увидеть, и от огня эти блюдца не закроют.

Стали видны домики вдали, вот туда надо попробовать выйти и разузнать, где я и куда дальше идти. Шел я, пригнувшись на ходу, а перед концом поля даже и пополз. Грязновато было, хотя я после марша и ползания раньше тоже не блистал чистотой и опрятностью в одежде. Но не зря ползал, ибо мне из положения лежа было видно подъехавшую группу немецких велосипедистов, а им меня с их драндулетов – нет. В итоге они меня опередили и сами явились в эту деревеньку или хутор, потому как я не стал глядеть, сколько там хат, а отполз подальше и пошел по дуге в обход. Вроде как получается, я опять на разведку напоролся, потому как велосипедисты разведкой в пехоте служили. Уж не знаю, как они на своих железных конях вне дорог катались, но по дороге они проедут. Значит, надо уходить подальше от нее.

А что еще может быть тут? Конная разведка еще может явиться, эти, наверное, и через поля почесать могут. Верхом я только в детстве ездил, два метра от забора и до забора, так что откуда мне знать, можно ли скакать по полям на коне. В кино вроде скачут и по полям, и в лесу, не пугаясь встречи с сучками и ветками, но мало ли чего в кино показывают.

Но пока я нашел укрытое место, полежал там и отдохнул. Большого привала сегодня так и не было, а вместо него – увлекательная гонка наперегонки с истребителем и пулеметом. Вот потому во всем теле чугун образовался. А пока ноги отдыхают и сухарь хрустит на зубах, надо подумать, куда дальше деваться. Но умного ничего в голову не приходило по причине слабой ориентации на местности. Не сильно было понятно, где можно найти своих. С точки зрения самосохранения надо уходить подальше от дороги. Свои тоже должны быть вне дороги, потому как с нее их немцы явно сбросят. Но чем дальше от дороги, тем выше вероятность влезть куда-то не туда. Здесь как бы не Белоруссия и не Любаньские болота, но тем не менее болот хватает. Ополченцы говорили, что вокруг города к началу войны сто гектаров болот было осушено, но много чего придется делать и после победы. А уже в дивизии слышал про то, что на Полтавщине, оказывается, тоже торф добывают. Поменьше, чем в Синявино, но все же.

Интересная здесь земля: в районе улицы Театральной болота и озеро осушать пришлось, а совсем недалеко – Песчаная гора, неспроста прозванная именно так. А чуть в сторону – и гранитные выходы найдутся. Чернозем, песок, болото с торфом и гранит – и все это в одном городе. Выбирай, что надобно. Лесов бы только побольше, чтобы можно было спокойно идти параллельно дороге…