Текст книги "Грезы Хорб-ин-Тнес"

Сергей Шуба
Грёзы Хорб-ин-Тнес

© ЭИ «@элита» 2015

* * *

 
Вернётся смотритель маяка
При полной Луне,
Как скользит кисть по
Серебристой воде,
Как перо на бумаге
Летит, летит
Кленовый лист
Последним днём сентября.
Поднимаются льды,
Все ходы записаны
Там, на Севере,
Там, на Юге,
В ожидании вечного огня
Хаос смотрит в окно
На тебя.
 

Ветер пел заунывную песню за тонкой войлочной стенкой шатра.

Сидящий в самом центре Кее’зал – сотник в наёмном войске шахиншаха, был задумчив и, казалось, не замечал Альтестейна, который расположился у самого входа, лениво поглядывая вокруг. Рядом с гирдманом на грубой кошме стояла глиняная тарелка с вяленым мясом и чёрствой лепёшкой. Входной полог открыт ради вечерней прохлады, и из стоящего на возвышении шатра виднелся весь лагерь.

Повдоль неглубокой ложбины солончака растянулись походные палатки и коновязи, горели костры десятков. Люди Кее’зала ужинали, чистили оружие, готовились ко сну.

Альтестейн взял с тарелки полоску мяса и начал неторопливо жевать. Ему, казалось, не было дела ни до седого горбоносого туэркинтинца, ни до лагеря его, ни до каких-то там приказов, которые он передал. Ничто не волновало «варвара», кроме нарождающихся звёзд. Он показал пальцем на юг, где над самым горизонтом уже зажглась Астарра, и глубокомысленно сказал:

– Осень пришла в Маравенхарр. Чуешь, старый волк?

Как бы реагируя на это движение, Кее’зал глубоко вздохнул и слегка ссутулился, приняв привычное положение. Разжав ладони, он протянул «варвару» бронзовое кольцо с замысловатой гравировкой и покачал головой.

Потом дунул на жаровню и тлеющие веточки таска вспыхнули.

– Гирдман… Кто ещё знает об этом?

Альтестейн ухмыльнулся:

– Когда я проезжал по лагерю, твои воины смотрели на меня как на гонца из преисподней, а ты спрашиваешь, кто ещё об этом знает. Откуда узнали они – вот вопрос!

Кее’зал исподлобья взглянул на Альтестейна. Костлявый, с длинными руками, в бурой от пыли накидке, он походил на старого ворона, топорщащего перья.

– Мне донесли, что твои четыре десятка прибыли вчера на рассвете со стороны Хоата и прибились к остаткам моей сотни, – положив в рот кусочек ароматной смолы, туэркинтинец стал чертить пальцем по кошме неопределённые знаки. – Мне ты показал кольцо причастия, дающее власть надо мною и моими людьми, вплоть до жизни и смерти… Ещё ты ведёшь за собой пять сотен Львов. Я не хочу ходить по краю пропасти в неведении. Ты выехал из Чёрной Расселины вчера вечером, при свете полной луны. Каковы твои истинные слова?

«Варвар» досадливо цокнул языком:

– Да я же говорю тебе, достопочтенный Кее’зал: предстоит обыкновенный поход. Степные львы вкупе с наёмниками должны выбить керкетов из Ахеля, освободить благословенный оазис от владычества злых дикарей…

Сотник прервал Альтестейна взмахом руки: зачем тратить слова попусту?

– Осень, – прохрипел он. – Осень, да. Время холодных пыльных бурь и набегов враждебных племён. И ты ведёшь нас прямо в их змеиное логово.

– Какое логово, друг, думай, что говоришь. Ты не хуже меня знаешь, что Ахель никогда не принадлежал керкетам, всегда привечал караваны, идущие в Асций, и даже платил номинальную дань шахиншаху. За что и был назван союзником империи, и вправе ожидать помощи при нападении кочевников. Так что мы вершим правое дело.

Кее’зал досадливо поморщился:

– Ты мне зубы не заговаривай. Это вы там в своём Кирайт-Сафе во дворце стены отирали, я же, слава Рару, двадцать лет в походах провёл. Я подвох носом чую. Не похоже это на войну, как её обычно империя ведёт.

Альтестейн поднял бровь, ощущая, как в груди растёт злобное недоумение:

– Кее’зал. Мои люди нашли твою сотню здесь, почти на границе, наполовину обескровленную, и были вынуждены доказывать вам, что они не враги. После этого я должен говорить, что чую здесь подвох. Уж не собрались ли вы, часом, дезертировать, а? Только Хибет-Куран воон в той стороне.

– Я знаю, где Хибет-Куран, – угрюмо сказал туэркинтинец. – И если бы мы хотели уйти, то четыре десятка волосатых из леса не удержали бы нас.

«Варвар» покачал головой:

– Я вижу тебя, Кее’зал. Я знаю тебя и твои мысли. И они не противны мне, поверь, не противны моему сердцу. Мы чужие здесь, на этой земле, нас считают дикарями, годными на то, чтобы слушаться приказов и убивать. Чтобы выжить, мы должны держаться вместе, а не подозревать один другого, и только и ждать удобного момента, чтобы вцепиться друг другу в глотку. Я отстоял вас у Львов, и ты знаешь это. И выбраться из этой передряги мы сможем только вместе, или все останемся в песках. Я не буду врать тебе, что дело будет пустяковым, но раз уж вы ввязались в такую странную игру, как нападение на мазола без ведома кахшани, то пара недель в пустыне для вас – сущие пустяки.

Старый наёмник сплюнул смолу на угли:

– Даже это ты знаешь. Что ж, я понял, что нам не удастся уйти ещё три ночи назад, когда увидел следы копыт в стороне от лагеря. Чужие следы, подковы со звёздочками – хиррийские. А потом пришли твои люди. Проехали, как по большаку, а я двое суток петлял, уводил своих… Ты говоришь, на рассвете надо отправиться в путь, говоришь, что припасами поделятся Львы. Я скажу тебе правду сейчас. Мы хотим жить. Мои десятники стоят там, в темноте, и ждут. Поздно ночью они придут в мой шатёр. Неудачи озлобили их. Моя и твоя жизнь висят на волоске сейчас. Если ты расскажешь мне об истинной цели нашего похода, и поклянёшься, что выживших не будут преследовать, я смогу их удержать. Мы просто хотим вернуться в строй, понимаешь? Служить, как служили. И чтобы не было показательных казней. Хотя меня, – Кее’зал усмехнулся в усы, – они готовы принести в жертву.

Альтестейн не смутился под пристальным взглядом туэркинтинца и так же неторопливо хрустел лепёшкой. Потом, в затянувшемся молчании, спокойно протянул руку к поясу и отцепил флягу. Выдернул пробку, выпил. Вздохнул:

– Я не боюсь угроз. И не хочу, чтобы ты умирал. Нас сорок против шестидесяти, и в семи фарсахах к западу, вместе с чёрной птицей уже получили приказ пять сотен Львов. Я думаю, никто не хочет драться просто так, безо всякой надежды на успех. И они не хотят, потому что знают, что оставшихся будут травить по всей империи как зайцев, поймают и подвесят за руки, обмазав голову мёдом, чтобы черви чилингу ели их заживо. Их страшит неизвестность, так скажи, что военный совет мы устроим завтра к вечеру, когда объединимся со Львами, увидим проводника, и поймём, что к чему.

Ближайший к ним костёр затрещал, выбрасывая вверх снопы искр.

– Спасение только в том, чтобы слушать, что я скажу, и делать, что я скажу. А я никому не желаю зла, поверь, – в отблесках пламени сверкнули белые зубы, и «варвар», пригнувшись, вышел навстречу песне ветра.

Кее’зал проводил глазами гибкую худощавую фигуру Альтестейна, вспомнил его взгляд и задумчиво потёр подбородок большим пальцем левой руки.

Глава 1

Редкий белый снег хаотично метался за высоким, в два человеческих роста, окном. Альтестейн с недоумением оглядывался в большом светлом зале. Стоя возле окна, он видел, что оно открывается, и оттуда можно перебраться на узкий изящный балкон, припорошённый белыми хлопьями.

Мелодичный женский голос за спиной совсем не удивил его:

– Ты долго добирался. Замок ждал тебя, а ты совсем не рад. О чём ты думаешь?

«Варвар» повернулся и увидел стройную высокую незнакомку в голубом платье, неуловимо на кого-то похожую.

– Кто ты?

Она засмеялась, искренне веселясь его виду.

– Ты всё позабыл, райве. Всё-всё-всё. Я твоя дочь.

– Сколько тебе лет? – с удивлением спросил «варвар».

– Триста шестьдесят шесть! – звонко выкрикнула девушка, и голос с трудом пробился сквозь порыв ветра, который расколол высокий витраж и с воем ворвался в комнату. Беспомощно хлопнула огромная створка.

Альтестейн прикрыл лицо локтем от сыплющихся со всех сторон осколков, и почувствовал, как комната медленно вращается вокруг него.

– Возвращайся! – было последнее, что он услышал, прежде чем погрузился в серый вихрь.

Из куста тамариска в предутренней тишине пронзительно зацокала каменка. Альтестейн приподнялся на локте, окончательно проснувшись, и окинул взглядом лагерь. Было тихо. Несколько пиурринов сидели у затухающих костров, вороша на углях мясо добытой вчера газели. «Варвар» перевернулся на другой бок и уставился в сереющее небо невидящим взором.

* * *

 
«Ты пахнешь мёдом и куркумой, мой убийца.
Как бы я встретил тебя, приди ты в другое время!
Но в моих объятьях нет больше силы
В моих словах нет больше власти
И потому ты смотришь мне в глаза
О, я смеюсь в лицо тебе, я смеюсь…»
 

Когда Альтестейн пришёл в себя, то увидел человека во всём чёрном перед собой. Он был очень толст и удобно расположился на изящной небольшой софе, ножки которой, казалось, сделаны из чистого золота.

Облик человека вызывал гадливое ощущение, как от пузыря, который наполнен гноем и скоро лопнет. Изящные длинные пальцы на коротких руках и большие зелёные глаза на округлом, лишённом растительности лице дополняли его облик.

«Варвар» не удержался и глубоко вдохнул от удивления: перед ним был Мефестуфис, придворный маг, лекарь и советник шахиншаха.

Чародей удовлетворённо покивал, видя состояние Альтестейна:

– Ты узнал меня, раб.

«Варвар» смолчал, тут не было нужды говорить. Он состоял в «тысяче избранных», а значит, не мог не видеть колдуна. Слухи же о Мефестуфисе полнили земли Заката от Магерлана на Западе до островов Наячанг, с которых брала дань Халлундия, от отрогов гор Боагзей до Эшебы на дальнем Юге. Он был известен под разными именами и обличьями, легенды складывали о его деяниях, и никто уже не мог бы разобраться, где в них зерна истины, кроме самого чернокнижника и, возможно, его повелителя – шахиншаха. Ещё в Джамархии, на караванной тропе, ведущей из Трампалипти в Джамарсан и Ахиччар и далее в самое сердце безлюдных джунглей, услышал Альтестейн о зеленоглазом повелителе змей.

Чародей лениво процедил, обозревая покои, в которых находился, и лежащую перед ним фигуру:

– Вы, ничтожные, повинны в смерти десяти сыновей «Могучих», и хотя я сам советовал Солнцеликому привлекать гирдманов для службы во внутренних покоях дворца, этот проступок не может остаться безнаказанным. По закону вас следует выдать семьям погибших. Ещё ты бежал, предав своего повелителя, и вновь стал вором. Ты убил советника из страны ТиСаэ и забрал его печать. Потом ты пытался ускользнуть от моих слуг, и поверг одного из них в поединке. За каждое из этих деяний тебя можно казнить – медленно и мучительно. Ин хише равх сварьш милурие.

Альтестейн невольно приподнялся на локте. Это не ускользнуло от взора Мефестуфиса.

– Ты понял, что я сказал? – обратился он к «варвару»

Альтестейн потупил глаза:

– Ваше сиятельство, вы только что сказали, если слух не обманул меня, что можете сохранить мне жизнь…

Маг улыбнулся своим мыслям и огладил голый подбородок. Его длинные украшенные перстнями пальцы, казалось, играют на невидимой лютне. Альтестейн кожей ощутил прохладу, воздух свободы запел ему на разные голоса.

– Ты знаешь язык людей пустыни. Когда Глома принимал тебя в сотню, ты сказал, что пришёл из Хорб-ин-Тнес, чем очень его удивил. Гирдманам нечего делать в песках. Купцы ваши, случается и так, добираются до жёлтых стен Эль-Лехейфа морем, если бывает на то воля Вседержителя, но им и в голову не приходит пересечь пустыню с товаром, да ты и не похож на купца.

Ещё ты хвастался, что обошёл полмира. Когда дух мой летал во сне над Диррахием, что-то бросилось на него с вышины, я пал, и во льдах увидел твою фигурку, бредущую к северу. Ты полночный человек, пришедший с Востока… вместе с закатом ты пересёк нашу границу, жёг костры на наших холмах, совращал женщин в Кирайт-Сафэ, пил самое лучшее красное вино Люйи, владеешь иззлской сталью по милости шахиншаха, убиваешь сыновей Маравенхарра во славу Маравенхарра, ходишь в видениях неведомыми тропами, что ж… ты довольно интересный раб.

В мозгу «варвара» тонко-тонко зазвенел колокольчик, перед глазами мелькнула черепичная крыша наннонской «ратуши» и сладкая слюна заполнила рот. «Душа моя, цвета розы, осыпается под дождём…».

Мефестуфис хлопнул в ладоши. Тотчас за спиной Альтестейна бесшумно возник огромный негр в белом одеянии и снял с него цепи.

– Ты понадобишься мне, гирдман. Ты, и твоё знание. Я не спрашиваю твоего согласия, ибо твой отказ повлечёт за собой твою смерть, и она не будет лёгкой. Вместо этого ты будешь служить мне, лично мне, и будешь пребывать под моей защитой до тех пор, пока усердно исполняешь мою волю.

– Что я должен делать? – спросил Альтестейн и сам поразился своему голосу.

* * *

Они встретились на выезде из ложбины. Конь Альтестейна преодолел пологий подъём, и он оказался перед стеной всадников, стоящих полукольцом. Едущий слева-сзади Кее’зал пробормотал проклятье, натягивая поводья. Со сдержанным гулом сотня наёмников скапливалась за их спинами. Львы стояли совершенно неподвижно, лишь изредка бряцали поводья с нацепленными медными бляшками. Над головами всадников расплескалась прозрачная голубизна неба. Лица их, в подражание обычаям кочевников, скрывали накидки или капюшоны.

«Варвар», сдерживая порывистого жеребца рыжей масти, покивал головой, полностью удовлетворённый случившимся.

– Мне нужен сахеби! – хрипло крикнул он.

Огромный воин в широких обвисающих одеждах махнул рукою назад:

– Проезжайте! Он давно ждёт вас.

Кее’зал негромко сказал Альтестейну в спину:

– Мы не двинемся с места, пока ты сам не придёшь к нам с их главным.

– Друг мой, они никуда вас отсюда и не выпустят, – повернувшись к нему вполоборота, ответил «варвар». – В случае чего, вас тут очень удобно расстреливать из луков.

Туэркинтинец только скрипнул зубами: он прекрасно это понимал.

* * *

Сахеби, поджав ноги, играл в нарды на расстеленной на песке кошме. Восемь воинов сидели по краю и смотрели на доску. Рядом с ними на треножнике грелся кувшин с водой, изящные пиалы по числу сотников стояли на бронзовом подносе вместе с заварочным чайником.

По-видимому, гирдманов ждали не первый час.

Альтестейн за пять шагов до кошмы слез с коня и, взявши за повод, неторопливо приблизился к играющим. Он молча остановился и стал ждать, когда на него обратят внимание. Слышен был только дробный стук и бурление закипающей воды. Желтоватые кости отполированными краями блестели на солнце.

Сахеби проиграл. Сдержанно совершив обеими руками знак одобрения искусству соперника, он принял из рук оруженосца пиалу с зелёным чаем и взглянул на «варвара».

– Мы взяли припасы и верблюдов для твоих… – военачальник сделал выразительную паузу. – Но будет лучше, если впредь вы будете сами заботиться о себе.

– Мы так и поступим, – заверил Альтестейн. – Сколько у вас воинов?

– Я собрал пять сотен, как и было приказано. Или ты сомневаешься, что я умею считать?

– Нет, никак нет. Пять сотен вполне достаточно для такого маленького дела. Проводник здесь?

Человек, закутанный до самых глаз во всё блекло-жёлтое, с соломенными волосами до плеч, неторопливо поднялся на ноги:

– Я проводник сахеби Лехема.

– Что ж, – сказал «варвар», испытующе осматривая, – ты хорошо знаешь окружающие нас земли? Насколько я понял, мы в приграничье?

Львы сдержанно засмеялись.

– О, куда идёшь ты, житель равнин, в пески, в пески… – нараспев сказал проводник, по-птичьи склоняя голову то к левому плечу, то к правому. – Мы два дня уже как в чужих землях. Всё, что южнее Асция на пять дней конного перехода, является и границей, и ничьей землёй. Мы же вплотную подступили к пескам. К вечеру, даже если будем двигаться не торопясь, можем заночевать в барханах Синего эрга. До оазиса отсюда полных девять дней пути.

Альтестейн помолчал, оглаживая шею своего жеребца. Шкура его лоснилась на солнце. Запах пота – самый острый в пустыне, но все живущие в песках давно привыкли к нему.

– Как тебя зовут? – спросил «варвар» проводника.

– Газан.

– Ты говоришь о караванной тропе, Газан, о караванной тропе и двух колодцах на ней. Но есть и другая дорога.

Он увидел, как в немом изумлении на него вскинул глаза молодой воспитанник Лехема. Проводник же лишь на миг стиснул зубы:

– Ты говоришь о запретном.

– Я говорю о том, что поможет сократить путь.

Сахеби, а с ним и остальные Львы, поднялись на ноги. Из-под кошмы проворно побежал скорпион. Кто-то заметил его и с проклятиями раздавил сапогом. Воспитанник собирал треногу и чайный набор, с испуганным любопытством поглядывая на «варвара».

– Вести разносятся быстро, – весомо проговорил Лехем, складывая руки на эфесе сабли. – Знамения не заставляют себя ждать. Ты пришёл, чтобы повести нас на смерть?

Альтестейн неторопливо втянул ноздрями воздух:

– Кто говорит о смерти? Тот, кто послал меня, хочет, чтобы мы вернулись живыми.

– Верить ли нам словам гиены… – с усмешкой проговорил один из Львов, подпоясанный алым кушаком. – Мы, хулагиды, знаем, насколько вероломны могут быть маравенхаррцы. Тем более что ты, гирдман, явился сюда облечённый их властью и словом.

– Узнаю прямодушие воинов Юга, – презрительно сказал «варвар». – Давших клятву верности и служащих в своих землях не за страх, а на совесть. Не хотел ли ты сказать мне на самом деле, что я явился сюда, чтобы запятнать ваши имена бесчестьем, потому что ни один маравенхаррец, сколь ни был бы он гнусен и презренен, не стал бы повиноваться Мефестуфису, считая себя воином и государственным мужем?

– Ты забываешься, гирдман! – громко сказал Лехем, под звук сабли, вырываемой из ножен. Взмахом руки он остановил своего сотника, готового ринуться на Альтестейна.

– Я вижу, с вами нельзя говорить, а можно только приказывать, – ответил на это «варвар», высоко поднимая руку с кольцом колдуна. – И я, именем того, кто творит чудеса в высокой башне, а значит и именем шахиншаха, приказываю вам следовать за моей сотней столько, сколько потребуется для выполнения долга. Иначе хулагиды познают тяжесть гнева владыки Востока, а семьи ваши будут прокляты Мефестуфисом до седьмого колена.

– Вы можете убить меня прямо сейчас и уйти, – продолжил он, глядя на кольцо клинков вокруг себя. Конь всхрапнул у него за спиной. – Поднять мятеж или грабить на караванных тропах, подобно керкетам. Но знайте, что сипахсалар ваш предупреждён мной, а им предупреждён кахшани, что ныне сидит в Асции, и весь край будет нести ответственность за ваши действия. Все ваши сородичи.

Гнетущее молчание прервал слитный клёкот птиц, что Львы взяли с собой для связи с пограничьем.

– Газана я забираю с собой.

Проводник, словно не веря, оглянулся на кошму, посмотрел под ноги и со склонённой головой двинулся к своему верблюду.

Альтестейн убрал кольцо в потайной карман и легко запрыгнул в седло. Рыжий нервно загарцевал под ним.

– Гирдман, – уже в спину «варвару» сказал сотник с алым кушаком. – Ты говоришь о долге, повиновении и воинской чести. Сахеби сказал нам, а ему сказал тот, кто над ним, что это обыкновенный поход. Я не верю твоим словам. Слышишь меня?

– В твоём роду были гадалки? Скажи мне тогда, чем это кончится. Или ты первый раз идёшь в пески?

С этими словами «варвар» тронул коня и неспешно перевалил невысокий гребень.

Глава 2

За тонким пологом походного шатра Кее’зала колебалось пламя костра. Они сидели друг напротив друга в тесноте – туэркинтинец не любил пышные шатры маравенхаррской знати, считал их излишеством и всячески поддерживал простой быт у себя в отряде. Маленький светильник коптил между ними, незримой границей разделяя пиурринов с «варваром» и десятников Кее’зала. Десятников было шестеро: саллиец с широким ртом, будто ему специально подрезали уголки губ в детстве, чтобы продать в цирк уродцев, франн в индэльгеймском воронёном панцире, ниппилар в простой бригандине, икаонец, прятавший кольчугу под хламидой, мохаристанец с широкими ладонями лучника, и курчавый негр из Эшебы, который надел разноцветный халат на голое тело. Альтестейн задумчиво тёр лоб.

– Вот мы и собрались, – неожиданно прогудел великан Молеон. – Я помню тебя, варвар, помню ещё по Кирайт-Сафэ. Ты тоже впал в немилость?

Он говорил на ве́нте – диалекте, в котором смешались языки разных стран Заката, и которым пользовались гирдманы, чтобы понимать друг друга.

Солнце садилось медленно, пронизывая лучами дымку, повисшую над дорогой Саймы. Золотые Ворота горели поверху ярким светом, фигуры грифонов, царской процессии и сцены подношения богам словно ожили.

Альтестейн неторопливо очищал гранат, наблюдая, как проходят в старый город вереницы рабов с корзинами и прочими вещами, купленными на рынках, богато украшенные паланкины вельмож, изящные повозки наложниц, как нетерпеливо бьют копытами горячие кони из Валлабата и рычат на поводках свирепые псы инхской породы. Золотыми воротами шахиншах выезжал в город, золотыми воротами возвращался из странствий по империи. Сотня Ревальда сменила сотню Ханасса. Гирдманы лениво смотрели, как течёт людская река, изредка грубо выкликая и обыскивая подозрительных.

Был час, когда верующие спешили на вечернюю молитву, ворота обычно закрывались после неё, и только спешные гонцы могли проникнуть в узкую калитку у башни. Людей становилось всё меньше, теперь нужного человека можно было увидеть в самом конце Виноградного спуска, но Альтестейн предпочитал смотреть правее: там, в восточной части Нового города, вельможи воздвигали свои дворцы с насыпными террасами, рукотворными озёрами и ухоженными садами, в которых водились ручные газели.

Старый город, как ни странно, был местом где селились придворные мелкой и средней руки, учёные, астрологи, купцы и нищие, которых нельзя вытравить никакими облавами. Лишь немногие древние семьи, знатностью не уступавшие корням шахиншаха, оставались в Старом городе и лелеяли свои тесные родовые гнёзда.

С правой башни протрубил рог – это значило, что дозорный на самом верхнем ярусе углядел, как закрылись Южные ворота внешних стен Нового города. Кирайт-Сафэ готовился отойти ко сну. Альтестейн, сплёвывая косточки, осматривал Суай и сеть каналов, которые стали цвета тусклой меди от заходящего солнца, когда топот копыт разорвал дурманящую вечернюю тишину. Ревальд коротко свистнул, и наёмники насторожились. Из караулки стали поспешно выходить воины десятков Трайгера и Рамнура, хотя все понимали, что захлопнуть тяжёлые ворота, сделанные из стволов красного дерева и обшитых настоящим золотом на все двадцать локтей в высоту и сорок в ширину, им, скорее всего, не удастся.

Всадники появились с западной стороны. Возможно, неслись во весь опор от самых Весёлых кварталов – так взмылены были их кони. Альтестейн взирал на богатые одежды, запятнанные вином, на оружие с золотой насечкой, на надменные лица, разгорячённые дымом таури и обильной выпивкой, и в груди у него росло неприятное чувство. Ревальд вышел вперёд, положив руку на рукоять меча, но ничего не успел сказать.

– Где носит тебя, сын пса, да станут прахом твои кости?! – зарычал ему прямо в лицо юноша с длинными волосами, заплетёнными в косу, свесившись с белого жеребца. – Убери свою шваль с дороги, живо!

– Мы стража шахиншаха и подчиняемся только ему, – с окаменевшим лицом ответил сотник, смотря перед собой.

Тонкая плеть на миг опоясала его голову. Отступая, уклоняясь от копыт вставшего на дыбы коня, Ревальд инстинктивно выхватил меч. Три стрелы вонзились во всадника, несколько – поразили грудь и шею жеребца, но кровь не отрезвила компанию. C визгом и улюлюканьем они набросились на наёмников, кровожадно размахивая клинками. Их было не более двадцати, но столь внезапна была атака (в самом сердце империи, как бы свои, сыны знати!) что наёмники растерялись и позволили прижать себя к стенам башен. Отвечая ударом на удар, пытаясь скорее обезоружить, чем поразить насмерть, гирдманы потеряли четверых и окончательно раззадорили маравенхаррцев. Дикие крики раздавались под стенами Старого города, которые две сотни лет не ведали нашествия врагов.

– Да валите же лошадей! – заорал Рамнур вверх, подстёгивая невидимых лучников.

Со второго яруса посыпались стрелы, из дверей башни выбегали легконогие эдшийцы с дротиками наперевес, и вскоре груда мёртвых тел заполнила проём ворот. Словно спохватившись, неуверенно протрубил рог и ему изумлённо откликнулись с соседней башни.

– Живыми, берите их живыми! – распоряжался Ревальд, удерживая эдшийцев на расстоянии.

«Один хрен, теперь нам конец, – подумал Альтестейн, осторожно отступая в тень ворот. – Когда начнётся разбирательство, кто станет выгораживать кучку гирдманов, поднявших руку на будущее империи, Хёрир бы их побрал».

– Закрыть ворота! – зычно скомандовал Трайгер, разумно предполагая, что не стоит создавать себе дополнительные сложности.

Альтестейн первым взялся за исполинское кольцо, отполированное тысячью рук, и потянул на себя. Рядом возникли кайраты Рамнура и помогли «варвару» тащить правую створку. Левую закрывали люди Баалса, а Ревальд, проклиная всё и вся, смотрел, как волоком тащат раненых и связанных пленников.

– Я тоже помню тебя, франн. Вы все, не доверяя своему командиру, ждёте от меня рассказа.

Когда они вернулись в башню, Альтестейн отчётливо понял, что расправы не избежать. Наёмников просто отдадут отцам этих щенков, и они разорвут их конями, самое малое. «Варвар» вспомнил насмешливые глаза Ортея при расставании.

– Что ж, мой доблестный воитель, ты знаешь, где меня можно найти, если вдруг рука твоя устанет держать меч.

– Я надеюсь, что, если это случится, ты будешь рад видеть меня.

– Всенепременно, мой друг, всенепременно.

Альтестейн острием клинка поцарапал каменную кладку, вложил его в ножны и направился к выходу из караулки.

– Куда ты собрался? – спросил его Трайгер.

– На воздух. Не ссать же в углу.

Остальные проводили его взглядами.

У стены он огляделся и, ступив в её тень, легко побежал в сторону храма Могона, чья крыша пылала в закатном солнце. С верхнего яруса его окликнули, но «варвар» только поддал ходу. «Теперь всё. Они станут валить на меня. Я всех убил. Искать светловолосого гирдмана с серыми глазами и шрамом на шее. Да, именно так». Он бежал и чувствовал странную лёгкость, ту свободу, когда отвечаешь только за себя и свои поступки, и ни за что больше.

Нырнув в узкую улочку, он сбросил форменный плащ и ремень через плечо, на котором крепился значок его сотни. За углом высокого шестиэтажного дома, обмазанного смолой, торопливо надел кольчугу под рубаху и засунул кинжал за голенище сапога. Вытащил золотую цепь поверх рубахи. Выгоревшие на солнце волосы спрятать было нельзя, но «варвар» с помощью ленты собрал их в пучок, наподобие причёски рыбаков с озера Коуман, и решил, что в темноте, может, ему и повезёт. Главное сейчас – добраться до храма.

Служка отпер ему дверь в стене, что примыкала к тесному закоулку, и высунул наружу недовольное лицо:

– Чего тебе, нищее отродье? Помои…

Альтестейн крепко ухватил его за нос и вытащил наружу. Ударил эфесом в бок, для острастки, не вынимая меча из ножен.

– Брат Тохта здесь?

– З-з-здесь, добрый господин, простите м-меня неразумно…

– Давай веди к нему, быстро! И так, чтобы мы меньше попадались на глаза.

Икаонец, худощавый, смуглый, неотличимый от жителей Хорб-ин-Тнес, намотал на палец ленту от своей головной повязки.

– Мы все едины в твоей руке, – сказал он. – Раз Кее’зал послушал тебя, значит, так надо. Мы хотим лишь знать, что со Львами и с нашей наградой.

Брат Тохта сидел в своих покоях и вкушал лепёшки с мёдом. Ароматный чай курился дымкой из заварника.

– Служба кончилась, и явился демон, – хохотнул он, увидев «варвара». – Друг мой гирдман, довольно неосмотрительно приходить в наши стены вот так, без весточки.

– Я был осторожен, – сказал Альтестейн, поправляя хламиду, которую сорвал с прислужника. Она была коротковата для него и стесняла движения, но, по крайней мере, закрывала лицо. Меч он спрятал в складках одежды. Оставались, конечно, солдатские сапоги, но в переходах темно и можно было надеяться, что редкие служители, встретившиеся по дороге, не обратили на них внимания.

– С чем же ты пришёл ко мне?

– Мне надо воспользоваться вашим ходом, ведущим в Новый город, и навестить Ортея. Или дождаться его у тебя.

– Это дорого будет стоить.

«Варвар» снял с себя цепь и бросил на стол перед служителем Могона:

– Хватит?

– Пока… да. Потом, может, придётся поговорить ещё.

– Тогда делай своё дело.

– Разреши мне предложить тебе эти скромные яства. Мы, братия, не склонны к чревоугодию, как ты знаешь, а я схожу к кому надо и пошлю весточку.

– Хорошо.

Ортей пришёл следующим вечером и принёс горящую свечу. Он выглядел как всегда: щегольски плащ с горностаевым подбоем, элегантный камзол с серебряными застёжками, пальцы в перстнях. От него пахло духами.

– Вырядился, как к девке, – грубовато сказал Альтестейн. Он успел немного понервничать: брат Тохта увёл его в тесную тёмную келью и не появлялся весь день.

– Друг мой, горячность вредит нашему делу. Я уже слышал о приключившемся с тобой несчастье. Чем я могу тебе помочь?

– Мне надо покинуть город, – прямо ответил «варвар». – И вообще убраться из империи. Я готов провернуть с тобой любое дело в обмен на это.

– Что ж, – седовласый бандит сделал вид, что задумался, – я ценю, что ты обратился ко мне. Я знаю твой талант. Хотя это и огромный риск, я готов укрыть тебя. Давай покинем нашего гостеприимного Тохту и поговорим в другом месте.

Другим местом была усадьба в Новом городе, в которой Ортей жил последние пятнадцать лет, верша свои тайные дела. Обнесённая высокой стеной из тёсаного камня, имея с внутренней стороны дополнительную изгородь в виде колючего кустарника, она представляла собой трёхэтажный дом анриакского типа, в левом крыле которого был подземный ход, ведущий в катакомбы, а в правом находилась пыточная.

«Варвара» же поместили в центральной части, в винном погребе, где бочки с красным из Люмия, Саллия и Магерлана, белым из Франнии и Ниппилара тянулись длинными рядами на несколько десятков нейзе. Альтестейн не стал поддаваться искушению, и всё время полировал свой клинок, контролируя дыхание.

Когда он увидел Жаму, идущую по проходу с фонарём, то понял, что время ожидания кончилось.

– Не думай, что я забыл, как ты ушёл от меня, – сказал ему Ортей, всматриваясь на своём массивном столе в помятый кусок пергамента с картой какой-то неведомой земли. – У меня есть уши во дворце, и я знаю, что ты никому ничего не сказал. Именно поэтому ты рискнул обратиться ко мне, и именно поэтому ты ещё жив. Но к делу. Мне сделали интересное предложение люди с той стороны моря. Ты, кажется, был в ТиСаэ? Понимаешь, о чём они говорят?

– Только диалект Хэйцюня. Это их государственный язык.

Ортей подумал, прищурившись: