Текст книги "Грезы Хорб-ин-Тнес"

Глава 5

Когда шелест жёлто-багряных листьев утих, Альтестейн разглядел стоящую перед ним куклу человеческого роста в белом одеянии. И ещё одну. А за ними толпились другие. Зная, что делать, он шагнул к ближайшей, взял её за талию и стал танцевать медленный ниппиларский придворный танец с приседаниями и расшаркиваниями, стремясь увидеть нить, на которой пляшет кукла. Все они безмолвно кружились, закрывая лица рукавами, отступая, тихонько сталкиваясь плечами. К своему ужасу, ни у одной куклы «варвар» не смог разглядеть нити. Звон колоколов Гицнада поверг его в сырой высокий застенок, а куклы становясь с каждым шагом на вершок выше ростом, стали теснить его со всех сторон…

Полог палатки был невероятно горячим от солнца. Альтестейн с трудом разлепил глаза и подивился тяжести в голове – будто вчера на попойке выпил пару кувшинов доброго красного из Гепулии. Густой воздух в полутьме, казалось, можно потрогать рукой. «Я видел будущее, – отчётливо понял Альтестейн. – Но, возможно, вместо меня его проживёт двойник». От этой мысли он непроизвольно вздрогнул: «Я и так уже марионетка! О-о, Ринд…»

В ногах у «варвара» сидел Кее’зал и неторопливо ел финики. Бурдюк с водой лежал у него на коленях.

– Где Газан?

– А что ты так за него волнуешься? Спит за чертой. Даже место своё верёвкой обкладывать не стал.

– Ладно. Дай воды. Солнце уходит?

– Да. Один из десятка Эдрона клянётся, что видит далёкие скалы на нашем пути. Остальным видятся города.

– Грёзы Хорб-ин-Тнес, – пробурчал Альтестейн. – Никто не перегрелся? Насколько мы стали беспечны?

Сотник буднично сказал:

– Многие уже не надевают доспех – неудобно, жарко, тяжело. Многие просто опустили головы, бредут, как рабы на невольничий рынок. Только Мошонг радуется, говорит, что теперь не тоскует по своим болотам.

Альтестейн почесал четырёхдневную щетину на щеках и покачал головой:

– Это плохо. Мы первые перед Львами, если что, то всех перебьют, а они успеют подготовиться.

– Они и так выглядят собраннее нас, – угрюмо признал туэркинтинец, – Гарга бы побрал это пекло! Можно подумать, мы заехали прямо в его чертоги.

– Как ты попал на Восток? – спросил «варвар». Пробравшись к выходу, он стал бриться остро наточенным баллоком, вглядываясь в свою отполированную до блеска левую наручь.

Кее’зал ссутулился ещё сильнее:

– Как мы все попадаем в эти благословенные края, будь они прокляты? Жажда неведомого манит нас, алчность точит как червь, и вот годы спустя ты, оборванный и грязный, лишённый иллюзий, бредёшь в пыли и просишь подаяние во имя Рара. И уже не помышляешь о доме.

– Да ты поэт, – усмехнулся Альтестейн.

– Сам-то ты как здесь оказался? Да ещё на службе у столь… высокого?

– Я обошёл полмира, и нигде не пригодился. Теперь вот высокий даёт нам поручения, а мы… выживаем.

– Ну да. Ну да. Нам, – пробормотал Кее’зал. – Горькие шутки. Богатые конями не ценят их, не шутят так.

Альтестейн искоса посмотрел на него:

– Что ты там бормочешь, старый волк, какие наветы накладываешь на меня?

Старый наёмник вздохнул и переплёл на колене узловатые пальцы:

– Я не могу понять, что движет тобой. Ты будто облако, способное проливать благословенный дождь, сеять губительный град, разражаться мягким пушистым снегом. Но поступков своих ты не ведаешь. Будто что-то навязано тебе извне.

– Да? (мягкие равнины Икаонии, раскинувшиеся до самой Литуранской гряды, за которой в Поющих песках живут оборотни, Хэммирский каганат, травяные волны которого разбиваются о пески Тюнкюкур, весь мир окружён Водой и Песком, что там, за пределами?) Посмотри, вон садится солнце. Ведает ли оно, что даёт жизнь всему живому? Или это просто игрушка богов, колесница или что ещё там? Керкеты верят, что оно однажды падёт на землю и спалит всё дотла. Я выходил в море на быстрых снеккарах, на тяжёлых галерах бороздил южный океан, и не мог понять: живу ли я? А сейчас понимаю, что живу. Ты многое видишь, и ещё о большем догадываешься, оттого и речи твои правильны. Я понял тебя, Кее’зал. Надеюсь, и ты услышал мой ответ.

– Я услышал его.

Тень подошедшего Газана упала перед Альтестейном, и он поднял голову.

– Говорят, мы все сотканы из света, – скалясь, сказал проводник, – но в пустыне, если ты идёшь без воды долго, а когда опускаешь веки – их изнутри заливает пламя, значит, жить осталось не более тысячи вздохов…

– Потому ты решил вести нас в темноте. Что ж, мы готовы. Кее’зал, поднимай людей.

* * *

Никогда ещё «варвар» не чувствовал себя так странно. Картины прошлого плыли перед глазами, он озирался, чтобы увидеть давних друзей или знакомые места. В этом только одно было хорошо: он не чувствовал жар Хорб-ин-Тнес так, как другие.

Пустыня пугала наёмников. Смуглые и черноволосые саллийцы, привыкшие к зною в своих краях, не могли вынести холода: просыпаясь ночью и видя изморозь на полотняных стенах палаток, они думали, что это сам Йарох-Дагг поднялся из-под земли и своим дыханием пытался умертвить их.

Ниппилары, привыкшие к морозам, не могли привыкнуть к изнуряющему слепящему солнцу, а франны одинаково плохо переносили и то, и другое. Магерландцы вспоминали свои земли за Фрийтосом, икаонцы тосковали по кипарисовым рощам у склонов Хэгвея, пиуррины, скинув меха, до крови расчёсывали заросшие густым волосом тела, жалуясь Арагнашу на своём ворчливом языке. И все были сплошь покрыты серой пылью.

Альтестейн вдохнул поглубже и выдвинул дверь ещё дальше, так, чтобы он мог свободно пройти. За дверью оставалось так же темно, что озадачило и насторожило «варвара», однако он решил, что так даже лучше и, не закрывая за собой дверь, быстро пошёл направо. Запахи ударили ему в нос – давно немытых тел, гниющей соломы и кислого вина, которым, видимо, пробавлялись караульные. Альтестейн заподозрил, что попал в тайные подземелья дворца шахиншаха, где держат самых опасных для его правления врагов. Среди наёмников давно ходили такие слухи. Говорили о том, что в Правом крыле, то есть во дворце, что построил Келау Второй рядом со старым дворцом своего отца (в котором, между прочим, жили восемь его царственных предков) имеются такие застенки. Как туда попадают, и выходит ли кто оттуда, доподлинно не знал никто, но все понимали, что те, кто там сидят, могут не надеяться на публичную казнь. Их убивали медленно и жестоко, некоторые слуги клялись, что слышали леденящие вопли под полом.

Альтестейн остановился в раздумьях. Света он не видел, но откуда тогда этот противный запах дешёвого вина? Ни один страж не будет сидеть в темноте, и ни один караул не перепьётся в стельку, должен же хоть кто-то оставаться на ногах. «Что за Хёрир?» «Варвар» прислушался, но никто из узников и не думал подавать голос. Если он у них ещё был, этот голос. Альтестейн точно знал, что если здесь остался хоть кто-то живой, то он не мог не услышать осторожный шорох открываемой двери.

Гирдман шагнул раз, другой, и задел что-то железное головой и плечом. Тотчас же кто-то впереди заорал срывающимся от страха голосом:

– А-а-о-й-я! Вытащите меня! Это всё Маалев виноват! Ну вытащите же, оно меня сейчас разорвёт!!!

Альтестейн, совершив чудовищный прыжок, чтобы избежать неведомого оружия, с размаху ударился спиной о решётку. Она даже не шелохнулась. И никто не отозвался на вопли обезумевшего человека.

– Да выпустите же! Говорю вам, я не виноват! Пусть заберёт меня Декорх своей зловонной пастью, не виноват я! Вытащите, вы же слышали, что ОНО вошло!!!

И несчастный заколотил кулаками и ногами в стену.

«Кто ОНО? Он что тут, один?» – суматошно подумал Альтестейн, перекатываясь через голову.

И тут он услышал хорошо знакомый скрип. С таким скрипом вырывают меч из новеньких кожаных ножен.

– Не подходи! – завизжал тот же голос. – Изрублю!

Теперь он слышался откуда-то сверху, но не так уж и высоко. Клинок со свистом резал воздух.

– А-й-я-а! Оно ломится в камеры! Помогите! Не подходи! Не подходи!

В миг просветления Альтестейну стало ясно всё: там, у заветной двери, орёт провинившийся стражник, который ополоумел от страха перед ним, Альтестейном! Ведь это он задел какие-то цепи и «стучался» в решётки.

«Варвар» бесшумно побежал на голос. Стражник уже охрип от крика. Это от него так несло вином. Видно, натворил что-то с перепою, вот его и сунули сюда, проветриться. Стражник, вероятно, сделав слишком длинный выпад, поскользнулся и с диким воплем прогрохотал по ступенькам. Альтестейн, бывший уже на полпути к нему, взвился в воздух и приземлился прямо на грудь воина. Хрустнули кости и стражник обмяк, что-то хрипло вскрикнув перед смертью. «Варвар» осторожно пошарил вокруг него, ища меч. Холодный клинок оказался под пальцами как раз тогда, когда Альтестейн шестым чувством уловил: что-то меняется. Он вскинул голову и увидел: наверху в щель пробивается полоска света. Щель росла бесшумно, за ней переговаривались. Альтестейн подскочил к отверстию, прикрыв лицо локтем и испуская бессвязные вопли, стал протискиваться наружу. «Варвара» встретили громким смехом и криками.

– Что-о, жабья рожа, штаны намочил?

– Заговорил, отродье паршивого шакала, как только страх за усы взял…

– Э-э, парни?..

Тот, кто это сказал, погиб первым, так как стоял ближе всех, и первым увидел искажённое яростью лицо чужака. Альтестейн крутанулся на пятках, и окровавленный клинок собрал новую жатву. Стража, несомненно, не самая худшая во всем дворце, потеряла драгоценные мгновения и трёх воинов, а тут ещё самый молодой – смуглокожий житель провинции Вэранси громко выкрикнул: «Колдовство!» – и оставшиеся дрогнули. «Варвар» ещё два раза рубанул наотмашь и краем глаза успел заметить как те, кто оказался у него под боком стремительно выбегают из комнатки. «Сейчас поднимут тревогу – и мне конец!» Самого последнего он прикончил метнув кинжал – быстроногий охранник находился уже в двадцати шагах и мчался так, будто был младшим братом джейрана.

Сердце грохотало в ушных раковинах, дыхание сбилось.

Теперь можно оглядеться, что он и сделал. В такой суматохе «варвар» не догадался оглушить хотя бы одного стражника и по-прежнему не мог сориентироваться. Альтестейн прошипел ругательства, стал быстро стаскивать тела и подтирать кровь плащом, сорванным с убитого. Всех мертвецов он отправил вниз по лестнице и теперь стоял, прислушиваясь и размышляя. Во имя безопасности во дворце не носили шлемов с глухим забралом, так что полностью замаскироваться всё равно не удалось бы.

Воспитанник Лехема догнал их, когда скалы выступили из темноты и нависли, заслоняя небо.

– Сахеби желает говорить с вами, господин, – почтительно склоняя голову, юноша бросил быстрый взгляд на орлиный профиль туэркинтинца.

Газан, едущий чуть впереди, остановил своего верблюда.

– Что ж, – сказал Альтестейн, – почему бы и не поговорить. Мы будем ждать здесь. Кее’зал, кликни моих арагнашцев.

Хулагид медленно подал назад своего коня, не веря, что «варвар» отказывается следовать за ним, а потом развернул его и умчался в ночь.

Кутаясь в плащ, Альтестейн заметил, как проводник стреножит своего нара и заставляет лечь на песок. Сам он неторопливо подходит к «варвару».

«Что же рыжий мой не храпит, не злится? С каждым часом колдун всё лучше овладевает телом бедняги».

– Правда ли, что единственное, чего не могут возвращённые, это нормально улыбаться? Бог лишил их радости, оставляя страдать у своего праха.

Газан заклокотал под бурнусом, что можно было воспринять как смех. Рыжий наконец-то сделал попытку отпрянуть, но Альтестейн сдержал его порыв.

– Ты наблюдателен, чужак, и склонен думать. Я отвечу тебе, раз обещал. Смотря какие возвращённые, и смотря сколько у этих возвращённых желания.

– Ты сохнешь. Днём ветер и солнце выпивают твою жизнь и превращают в мумию, – удивляясь сам себе, снова сказал Альтестейн. – Ты тратишь силу на то, чтобы выглядеть как человек, и на своего верблюда, чтобы держать его в повиновении. Как скоро тебе понадобится жертва?

– Они выпивают не мою жизнь, а иссушают это бренное тело, как иссушают и вас также. Жертву я возьму в Ахеле, ты и сам это знаешь, – проводник замедленно покрутил головой. – И скажу тебе ещё. Я знаю, что ты меня обманул. Твой медальон ввёл меня в заблуждение.

– Но ты поклялся, – хрипло сказал Альтестейн. Высоко над ним разгорались звёзды, высвечивая фигуру Газана и мрачный пейзаж вокруг.

– Я поклялся, да. Наши слова стоят дороже, так как мы уже знаем ужас перевоплощения. Не бойся, я всего лишь предлагаю пересмотреть условия договора.

– Нет. Мы войдём в Ахель, и только тогда будем говорить, если ты захочешь.

– Я понял твой разум, человечек. С каждым днём я всё больше узнаю́ эту жизнь, эти правила и обычаи. Скоро я буду читать тебя, как открытую книгу, и никакой амулет тебе не поможет. Я ещё подойду к тебе.

На миг что-то иное толкнуло Альтестейна в грудь, и он понял, что смотрит на мир изжёлта-чёрными глазами. Это двуцветное видение заставило «варвара» содрогнуться. «Его можно убить! Его можно просто развеять вот так…». – он вцепился в луку седла побелевшими пальцами. «Это не моё, не моё. Я должен ждать, ждать сейчас, у меня был безупречный план, план без изъяна, если его можно убить, значит, можно подождать. Не всё ли равно – когда?»

Убывающая луна залила дюны призрачным светом. Мертвенно-белые утёсы угрожающе щерились провалами темноты. Альтестейн оглянулся назад и увидел подъезжающих Львов в сопровождении двух десятков пиурринов. Львов было семеро. Он знал, что они хотят сказать ему, и потому незаметно глубоко вдохнул. Дыхание – это жизнь. Холодный воздух.

– Мы приехали к тебе, гирдман, – сказал Лехем, не обмениваясь приветствиями, – и хотим знать, что ты будешь делать дальше. Ахель близко.

– Вы возьмёте наших верблюдов и лошадей, и двинетесь в обход с южной стороны. Газан проведёт моих воинов прямым путём. Мы дождёмся следующей ночи, захватим пленника, выясним у него всё и дадим вам знак.

– Мы – солдаты шахиншаха, а не какие-то гор нами, чтобы нападать ночью.

Эти керкеты побегут в свои паучьи норы, увидев, кто идёт на них. Я говорю так: мы обходим утёсы с севера, что быстрее, и по широкому проходу быстро въезжаем в оазис. Они и не поймут, в чём дело. Вы держите южный проход, если успеете подойти, конечно.

Альтестейн безучастно молчал, и слышно было, как звякают уздечки в тишине, когда та или иная лошадь встряхивала головой.

– Ну, что ты молчишь, гирдман? Ты боишься не успеть увидеть, как они уносят ноги? Тогда можешь поехать с нами.

«Варвар» поднял голову и поискал взглядом Кее’зала. Потом посмотрел на Грэма и Сииса, что сидели, сгорбившись, в волчьих шкурах, поглаживая свои блестящие топоры.

– Сахеби Лехем, скажи мне, – произнёс он, перекатывая в пальцах колечко, так, чтобы все видели его в лунном свете, – скажи мне, чем карается непослушание в войсках шахиншаха? Кто я для тебя: презренный гирдман без роду и племени, или голос его и воля его?

Сахеби сглотнул и осторожно слез с коня:

– Ты воля Светлейшего и голос его.

Альтестейн затылком чувствовал взгляд Газана, стоящего в стороне и разминающего шею своему верблюду. Он услышал взволнованный голос воспитанника:

– Я готов взять на себя вину, господин!

По-видимому, юный должник рода Лехема ухватился за шанс расквитаться за всё.

– Что у тебя в руках?

– Это пильга, господин. Мы выпускаем его в минуту опасности, и он приводит помощь.

– Значит, у вас там сейчас самка и он полетит к ней, а не домой?

– Да, господин.

– А если надо отправить весть назад?

– То мы выпускаем её, а не его. Он полетит следом.

– Хорошо. Ты выкупишь жизнь сахеби, и вот как сделаешь это. Мне нужны два десятка Львов, которые заберут наших коней и пригонят их к вам, и твоя пильга. Трое вернутся к своим, а сахеби и остальные побудут с нами. Вы пойдёте южным путём, и будете ждать, пока не прилетит птица. Это значит, что мы откроем вам ворота. Надеюсь, не надо говорить, что скалы должны быть у вас дымкой на горизонте, а пост у колодца лучше обойти.

Альтестейн посмотрел на остальных Львов. Пятеро сотников. Мужи, чьи отцы помнили ещё запах свободы, волю идти куда хочешь, сражаться за свою землю и честь. Кто из них более разумен и предан империи, а вернее, своему слову, которое они все давали, идя на службу к шахиншаху?

– Сиис, возьми птицу, позаботься о ней. Ты, – «варвар» сказал это хулагиду, всё так же подпоясанному красным кушаком, который сейчас казался пропитанным темной кровью. – Ты не любишь меня, я знаю. Я отпущу тебя назад, с оруженосцем, и тем, кого сам выберешь. А когда мы вернёмся в Асций, можешь сразиться со мной.

Сотник сплюнул на песок:

– Встретимся в Ахеле.

– Можешь сесть на коня, – разрешил Альтестейн Лехему, зная, что сахеби уже стал его кровником. – Грэм, смотрите за ними. Газан! Мы выдвинемся сейчас, пока светит луна. Кее’зал, проследи, чтобы наши захватили с собой воды и еды на два дня. И прихватите верёвки! Всё, тронулись!

Глава 6

Лошадей и вьючных верблюдов они оставили два часа назад на попечение Львам, которые стали догонять с ними свой основной отряд. Убывающая луна побледнела и катилась к краю неба, скалы потеряли фантастический облик и стали просто грязно-белыми, ожидая солнца, которое окончательно высветлит их. Наёмники шли, вполголоса проклиная свою судьбу. Стало ещё холоднее.

Альтестейн шёл, и сияющие льдами пики Диррахия вставали перед ним. Куда-то туда, за Тёмные Огни, переправившись через Фрийтос, ушли сиарры. Так говорят.

Он встряхнул головой. «Что-то приходит ко мне. Что-то разъедает меня изнутри. Это колдовство Мефестуфиса, будь он трижды проклят».

Известняк крошился под подошвами сандалий.

Их нагнал Хирт и негромко сказал Кее’залу:

– Люди спрашивают, сколь долго мы будем идти.

– А ещё? – не поворачиваясь, спросил Альтестейн.

– Ещё спрашивают, почему мы разделились. Они… они боятся проводника. Почему арагнашцы всё время сзади? Нас что, ведут на убой?

– Я надеюсь, это не твои слова, друг, – мрачно сказал «варвар». – Не ко времени ты завёл эти речи. Кее’зал, собери там всех недовольных и скажи этим безумцам то, что нужно.

Туэркинтинец шумно вздохнул и похлопал по ножнам клинка:

– Подождите нас тут.

Альтестейн привалился плечом к скале и задрал голову вверх.

«Что я делаю здесь? Во имя чего? Разве не шёл я в Нуанрет?..»

Проводник, оступаясь, обошёл его полукругом:

– У тебя глаза человека, думающего о доме, гирдман.

– У меня нет дома, колдун, – и помолчав, добавил. – Они чуют тебя. Нюхом чуют.

– Суеверные псы, – с расстояния двух шагов предложил проводник. – Скажи мне, кто тебя послал.

Альтестейн закрыл глаза и левой рукой дотронулся до амулета под тканью:

– Нет.

– Ты можешь попросить меня об услуге, правда. Кто знает, вдруг я смогу тебе помочь.

Талисман немного дрожал и холодил кожу на груди.

– Кто знает… – откликнулся «варвар».

Облака на востоке слоились: нижний слой уже расцвечивало солнце, а верхний ещё был тёмен.

– Был ли ты в наших краях?

Газан отвернулся, словно давно потерял интерес к «варвару».

– Ты знаешь, что наш мир похож на бегущую лису, если смотреть с севера на юг? Только у неё горб, как у верблюда, а хвоста так и нет. Если же смотреть с юга на север, то это шебека с раскрытым парусом, и не более. Где тут ваши края, когда они стали вашими и ваши ли они?

– Да. Это ты верно сказал.

Сотник возвращался, поправляя платок, которым повязывал голову последние три дня. Альтестейн смотрел на его покрытое рубцами лицо, и ему внезапно захотелось шептать молитву. «Что мы за племя? Идём на смерть, презирая жизнь, боготворя тех, кто нас нанял и прошёл все тяготы войн и походов бок о бок. Что мы за люди?»

* * *

Солнце светило так, что, казалось, камни должны вопить о пощаде. Наёмники прятались в душной тени скал, натягивая полотна ткани, чтобы защитить себя, и дождаться, когда огненный круг сдвинется к закату. Большинство впало даже не в сон, а в безразличное забытьё – усталость сделала их движения вялыми, полуоткрытые рты источали не брань, а хриплое дыхание. Молеон и Туджиби сидели у общих бурдюков с водой, следя, чтобы никто на них не покусился, этот запас они должны были раздавать только вечером.

Вернулся Эдрон, с двумя магерландцами из своего десятка, взбиравшийся по тропинке вверх, чтобы осмотреться. Подошёл к Альтестейну, неся шлем на сгибе локтя.

– Надеюсь, ты прикрыл его? – кивнул на блестящую поверхность шлема «варвар». – А то с таким маяком на голове никаких труб не надо, чтобы предупредить, что мы идём.

Ниппилар засмеялся, потом закашлялся.

– Да, я нацепил эту тряпку сверху, – он показал на платок, повязанный вокруг шеи. – Там на тропе кто-то высекал фигурки и раскрашивал их охрой и киноварью. Может, где-то неподалёку есть храм? Мы посмотрели с перевала – дальше всё те же голые камни и ничего похожего на следы человека или признаки, что рядом вода. Непонятно, сколько нам идти: то ли ночь, то ли всю жизнь.

– Надписи, говоришь, – пробормотал Альтестейн и потыкал ножнами в норку тарантула, засыпая ему выход. – Надо спросить проводника.

Газана он нашёл в неглубокой промоине стоящим на коленях. «Варвар» помедлил, рассчитывая услышать или увидеть, что будет дальше, но дух повернул к нему голову:

– Ты становишься назойливым.

– Десятник прошёл по тропе вперёд и увидел какие-то рисунки. Я думаю, там есть храм.

– Наверняка там есть храм. Это очень старая земля.

Альтестейн посмотрел на нечто шевелящееся в пальцах проводника, и его передёрнуло помимо воли. Перехватив его взгляд, Газан сказал:

– Я привык питаться только живой пищей.

Мир снова становился жёлто-черным. От мертвеца отрывались какие-то извивающиеся лоскуты и плыли вперёд, стремясь окутать «варвара».

– Кем ты был раньше? Как тебя звали и где ты жил? Как ты умер?

– Я читал о тебе в древних свитках. О людях с такими, как у тебя, глазами. Кто же твой хозяин, человек?

Сталь с тихим шелестом покинула ножны.

– Я. Задал. Тебе. Вопрос.

– Ты не сможешь убить меня. Кто тогда отведёт вас к оазису? Здесь целый день пути, а если вы заблудитесь, то рискуете раскрыть себя или умрёте от жажды.

Альтестейну казалось, что глаза его источают яд:

– Тебе были принесены жертвы, тварь. Ты поклялся на амулете отвечать на вопросы. Я развею тебя по ветру, как мне говорит эта игрушка, а если ты изловчишься и всё же убьёшь меня, то мой хозяин будет знать о тебе. Иля ама истра…

Газан поднял вверх раскрытые ладони:

– Хорошо! Слышишь, смертный, остановись! Я скажу тебе… Меня звали Тоакетс из Уатталы, я был изгнан из джунглей, прошёл всю Джамархию, побывал в Чангху-Даро и учился у лучших магов Мерана. Но тёмное начало преобладало во мне, и, вновь совершив проступок, я был вынужден бежать. Несколько человеческих жизней я провёл на юге Хибет-Курана: в Маннее, Порт-Хикуре и Онирам-Хасе. Там тоже есть мастера. Под конец я перебрался в свободный Эль-Лехейф, оттуда ушёл к мерегам и прекратил скрываться. Я изучал пустыню, и то, что даёт силу керкетам, и не обращал внимания на знамения. В Аль-Райше меня выследил Чимтай из Пашдара. Мы бились с ним на равных, но он призвал силы севера, ураган закрутил нас и отнёс к той гряде, где Чимтай и поверг меня, запечатав заклятием на вечные времена. Вы своей жертвой сняли путы…

– Как давно это было?

– Два века назад.

– Ты был умелый колдун?

– Я и сейчас умелый колдун. Но того, что ты держишь в руке, мне не перебороть, – признал Газан.

– Хорошо, – остриём клинка Альтестейн провёл несколько полос в известняке. – Пойдём, посмотрим на рисунки. Если поблизости есть какое-то святилище, я хочу это знать. Тоакетс из Уатталы.

Проводник неторопливо поднялся с колен, и лицо его вновь спряталось в складках ткани:

– Как давно я не слышал этого имени… Тоакетс из Уатталы. Но оно не даст тебе власти надо мной.

В молчании они прошли по тропе, в молчании смотрели на разноцветные картинки, изображающие сцены охоты, войны и мольбы к богам. Некоторые фигуры были выполнены с неподражаемым грубым напором: ярость на лицах отображалась несколькими точными ударами резца, взмахи копий, пронзённые животрепещущие тела, царственная осанка дышала надменностью и презрением. Но самое удивительное было то, что высекалось это не в известняке, а на гранитной плите, которую потом искусно вделали в скалу.

– Кто они? – спросил Альтестейн, поглаживая камень. – Зачем они это сделали?

– Это древний народ. Они из тех, что первыми возвели основания Аль-Райша и Эль-Лехейфа и многих других городов, которые потом поглотил песок. Это было несколько тысячелетий назад. Может быть – семь, может быть – восемь, летописи неточны в этом времени.

– Ваша Уаттала тогда была?

– Уатталу породили сами джунгли, и только они знают, сколько эпох она стоит под луной.

– Даже так, – усмехнулся «варвар». – Что ж, я буду помнить об этом. И где здесь, по-твоему, может быть храм?

– В том месте, откуда видны светила в своём полном объёме. Откуда видна звезда Даммузи. Давай поднимемся выше.

Они прошли до окончания плиты с рисунками, и Газан начал медленно поворачиваться вокруг своей оси, словно стремясь что-то нащупать.

Альтестейн смотрел по сторонам и видел то, о чём говорил Эдрон: нагромождение скал, расселин, ущелий, перевалы, камни, и так до самого горизонта, куда ни кинь взгляд. В воздухе лениво кружил стервятник, отклоняясь к востоку, и только это указывало, что, скорее всего, оазис близко, а трупы не убирают.

– Мне кажется, вход там, – рука проводника ткнула левее тропы, идущей вниз.

– Ничего не вижу, – нахмурился «варвар». – Тут даже намёка нет ни на что.

– Эти места сотрясали бури, каких дотоле не видывал мир. Море залило этот край огромной волной, принося с собой гибель всего живого, ветры сдирали землю, обнажая камни, всё тряслось и рушилось. Много-много веков назад. Время сгладило оставшееся. А вход, наверное, завалило. Но я что-то чую там.

Обернувшись, Альтестейн посмотрел назад, на неподготовленный лагерь наёмников. Маленькие фигурки были почти незаметны в тени, «варвару» не хотелось их пересчитывать. Он сложил руки рупором, спустился на пару шагов и отчётливо засвистел. Через некоторое время донёсся ответный свист: пиуррины его поняли. Чья-то косматая тень отлепилась от земли и побрела разыскивать Кее’зала.

Проводник бесстрастно смотрел на «варвара», ожидая приказаний, и тот махнул ему рукой.

* * *

Они действительно нашли трещину в камнях и принялись её расчищать. Из трещины тянуло прохладой. Когда они расширили отверстие настолько, что туда без труда мог протиснуться человек, появился воин с вязанкой хвороста и двумя факелами за поясом.

– Так, – сказал Альтестейн, оценивающе окидывая взглядом его жилистое тело, едва прикрытое тряпьём, – верёвку принёс? Зажигай факел, давай мне второй, и хворост. Ты лезешь первым, я за тобой. Смотри, там могут быть змеи. Ты, Газан, останься здесь. Твоему племени не пристало тревожить покой местных духов.

Проводник молча отвернулся, но «варвар» чувствовал, что внимание духа направлено на него.

То, что они увидели, пробудило в душе Альтестейна смутные мысли. Будто из глубин памяти всплывали события, свидетелем которых он был в далёкие годы. «Что же это мне напоминает? Эти переходы, эта восьмиугольная кладка, как будто кто-то мне рассказывал об этом давным-давно…»

Факел потрескивал и светил ярко. Через сотню шагов стены вертикально ушли вверх, неизвестно на какую высоту. По эху от своих шагов наёмники поняли, что оказались в большом помещении.

– Тиди омара, – забормотал на своём языке воин. – Рии ка самасса…

– Тихо, – шикнул «варвар».

Они медленно продвигались вперёд. Искусно огранённые колонны выплывали из тьмы. Каменный пол в толстом слое сероватой пыли был идеально ровным. С каждым шагом Альтестейн ощущал всё большее волнение. Эдшиец, шедший впереди, крупно дрожал всем телом.

И тут они увидели четырёхугольный постамент с темным углублением посередине. В углублении поблёскивали три серебряные маски.

– Не трогай, – предостерёг «варвар» солдата.

– Что мы ищем здесь? – испуганно озираясь, спросил тот. Он тоже помнил, что серебро тускнеет со временем, если его не очищать.

– Божественную воду, – серьёзно ответил Альтестейн.

– Я не могу идти дальше. Как будто кто-то ворвётся мне в голову, если я ступлю ещё шаг.

«Варвар» выпустил мир из себя и стал совершенно пустым, чтобы отслеживать внешнее.

– Стой здесь.

Капли бьют о палубу. Скрипят уключины. И нет ничего на горизонте.

Альтестейн обходил постамент, засветив свой факел от факела эдшийца. Увидел ряд широких невысоких ступеней. Начал подниматься. Серая пелена дождя заволокла небо. Эту страну погубила близорукость. Сверху видно немногое, но рождалось иллюзия, что ты находишься в центре чего-то, гармонично сделанного. Я больше ничего не ощущаю. Что искать, когда на тебе знаки нечистого? Что тут может откликнуться?

Гробовое молчание было ему ответом.

– Уходи, – сказал «варвар» солдату, сбрасывая с пояса верёвку. – Возвращайся к нашим. Я найду дорогу.

* * *

Газан увидел его лежащим на спине с бездумно открытыми глазами. Факел, положенный на постамент, сгорел наполовину.

– Они не ответили тебе.

– Нет, не ответили.

– Они никому не отвечают, – принюхиваясь, сказало тело. – Мы не умеем спрашивать. Слишком многое забыто.

– Что это за маски?

– Это лики богов. Здесь молились ночи, луне и звезде Даммузи, которая должна спуститься и забрать избранных. Ты можешь рассказать об этом месте своему хозяину, он щедро наградит тебя, ибо может найти то, что скрыто от меня в этом обличье. Хотя, мне кажется, у тебя совсем не осталось времени.

– За десять лет я обошёл полмира, Тоакетс из Уатталы. И единственное, чему научился, так это терпению. Время всегда есть.

– Да-да, – заклокотал дух. – Это напоминает мне кое-что, кое-какие учения. Что ж, я предрекаю, что ты вскоре обратишься ко мне, так как планы твои – всего лишь твои планы.

– Что ж, тогда я постараюсь тебя удивить своим обращением.

* * *

Они шли в призрачном свете месяца, суеверно молчали и зябко поёживались, оказавшись в тени утёсов. Тропа была узка и извилиста, блестела кусочками слюды, молочно-белые камни, казалось, сами выкатывались под ноги.

– Пекло и холод, – бурчал Молеон, подошедший к Кее’залу сообщить, что воды осталось около трети от первоначального запаса. – Когда это кончится? Клянусь Трижды рождённым, это как лето сменяется ранней зимой, только без осени и за один день!

В своей броне он казался ожившей глыбой чёрного льда.

– К утру мы сойдём с тропы и спрячемся до темноты, – сказал Альтестейн. – Вечером пошлём умельцев, чтобы схватить хоть одного разбойника, допросим его и выпустим птичку с весточкой к нашим Львам. Но воду берегите. Мало ли что.

Франн кивнул, почесав короткую бороду, и остался на каменном пятачке поджидать свой десяток.