Текст книги "Зверь"

– Зови Макса, – сказал Воронин Клыкову, – пусть уж он сам отыщет среди убитых своего дедушку.

С немцем пришел и Петр Сергеевич Бубнов, хранящий на лице приличествующее случаю скорбное выражение. Девушки, видимо, еще спали, и Воронин решил, что это, пожалуй, к лучшему. Светлану, многое пережившую за последние дни, точно следовало уберечь от подобного зрелища. Макс выглядел спокойным, во всяком случае, внешне ничем не выдал своего волнения.

– Надо бы собрать кости в одном месте, – сказал он глухо. – Ну хотя бы возле камня. Я извещу родственников погибших, и мы вывезем их прах в Германию.

Предложение было разумным, и хотя работу по сбору человеческих костей нельзя было назвать приятной, никто из присутствующих от выполнения скорбного долга не уклонился. Подле камня вырыли неглубокую яму, разложили в них кости и присыпали их землей. А подобранные солдатские медальоны Бюлов прихватил с собой. Медальонов насчитали двадцать, столько же было черепов, хотя, по словам Макса, с его дедом было ровно два десятка солдат.

– Но ведь Рильке спасся, – удивился немец.

– Видимо, двадцатый череп принадлежит твоему деду Вернеру фон Бюлову, – предположил Славка.

– Его дед сидит там, за камнем, – возразил Игорь. – Клянусь, я это видел.

Петр Сергеевич удивленно глянул сначала на Игоря, потом перевел прищуренные глаза на Воронина.

– Он что, бредит?

– Сейчас проверим, – пожал плечами Герман.

Трудно сказать, какой силой и в какие времена на эту во всех отношениях чудную поляну забросило этот огромный камень, но если судить по выбитым на нем странным знакам, во времена давние он, похоже, был местом паломничества, а возможно, даже жертвоприношений. Клыков щелкнул несколько раз спуском цифровой фотокамеры, дабы сохранить для потомков языческие заблуждения предков. Воронину эти знаки почти ничего не говорили, ну разве что кроме одного, очень похожего на свастику, лучи которой были, однако, повернуты в другую сторону.

– Солярный крест, – пояснил Клыков, – он известен практически у всех народов, не только арийских.

В диаметре этот огромный валун насчитывал никак не менее двадцати шагов. А весил он такое количество тонн, что практически исключал причастность людей к своему появлению в этих болотистых местах. В лучшем случае, его сюда прикатили циклопы, которые, если верить Гомеру, когда-то жили на грешной земле.

– О великанах упоминал не только Гомер, – наставительно заметил Клыков, – одно из последних свидетельств принадлежит арабскому путешественнику Ахмеду ибн-Фалдану, который в девятьсот двадцать первом – девятьсот двадцать втором годах вместе с посольством багдадского халифа посетил царя волжских булгар, проехав перед тем и по русским владениям. К сожалению, ибн-Фалдану не удалось увидеть великана живым. Незадолго перед приездом араба волосатое чудовище удавили за буйный нрав и негативное влияние на женщин. Тем не менее он видел его труп. По словам посла, одичавшего великана поймали где-то в районе Печоры.

– Ох уж эти мне послы, – усмехнулся Герман, возглавлявший процессию, и вдруг остановился как вкопанный. Игорь не обманул: человек, одетый в немецкую шинель с меховым воротником, действительно сидел, опершись спиной о камень. На голове его была фуражка, а в руках он сжимал пистолет. Глаза офицера были закрыты, но лицо казалось почти живым. Макс удивленно вскрикнул и шагнул вперед. Наверное, это движение было лишним. Лицо офицера вдруг стало расползаться и стекать по воротнику вонючей слизью. И из-под этой слизи проступал оскаленный череп. Шинель на глазах изумленных наблюдателей рассыпалась прахом, обнажая кости скелета, стремительно избавляющегося от гнилого мяса. Зрелище было настолько чудовищным и отвратительным, что Воронин невольно закрыл глаза. К действительности его вернул голос Петра Сергеевича Бубнова:

– Какой кошмар.

На месте, где еще недавно сидел офицер, лежала лишь груда костей, сильно траченных временем.

– Если бы я не видел это собственными глазами, – хрипло проговорил Клыков, – ни за что бы не поверил.

– А я ведь вас предупреждал, – обрел дар речи Игорь. – Василий Иванович его сфотографировал.

– А ты успел? – повернулся к Славке Воронин. Клыков молча протянул товарищу фотоаппарат.

Нет, офицер не был фантомом, его зафиксировали не только мозги Германа Воронина, но и мозги электронные, куда менее подверженные обману, чем человеческие.

– Это был ваш дед? – спросил Бубнов у Макса.

– Да, – твердо отозвался немец. – Это был Вернер фон Бюлов. Я неоднократно видел его изображение на старых фотографиях.

– Будем считать это природным феноменом, которому современная наука пока не может дать объяснение, – примирительно заметил Клыков.

– Так, может, твоя наука даст нам объяснение, откуда здесь взялся лишний череп? – раздраженно спросил у приятеля Воронин.

– Этот череп принадлежит старику Белову, – вздохнул Клыков. – Возможно, партизанам в тот день было не до убитого соотечественника. Возможно, они выносили раненого, и им некогда было хлопотать о мертвых.

– А гильзы где? – не согласился Воронин. – Вокруг камня нет ни одной гильзы, хотя ими усыпана вся поляна.

– Значит, засада была устроена не здесь, – пожал плечами Клыков. – Возможно, партизаны стреляли из-за тех деревьях, возможно, из-за других. Этого нам уже никогда не узнать. Да и не затем мы сюда приехали, чтобы реконструировать картину боя, отгремевшего более шестидесяти лет назад.

Глава 6
ВЕРНЕР ФОН БЮЛОВ

Вернер фон Бюлов не все рассказал рейхсфюреру Гиммлеру. В конце концов, есть государственные тайны, а есть тайны семейные, чьи истоки теряются в глубине веков. Кроме всего прочего, Вернеру не хотелось давать лишнюю пищу для слухов. Чего доброго, злые языки нашепчут Гиммлеру, что Бюловы ведут свой род не от немецкого рыцаря Фарлафа, а от славянского боярина Варлава, чей родовой городец Белов был расположен близ устья Эльбы. Положа руку на сердце, Вернер не смог бы утверждать с уверенностью, что в этих слухах ложь, а что правда. Родовой памятью, в отличие от Вейстхора, он не обладал. Зато в архиве фон Бюловых хранились кое-какие бумаги, которые, наверное, следовало показать если не Гиммлеру, то хотя бы штандартенфюреру фон Кнобельсдорфу. Возможно, его бы заинтересовала легенда, бережно передаваемая от отца к сыну в семье фон Бюловых. На бумагу она была записана лишь в шестнадцатом веке, но в ее подлинности Вернер нисколько не сомневался. Ибо у этой легенды было еще и вещественное подтверждение в виде небольшой фигурки черного ворона, сохранившейся с тех времен, которые принято считать незапамятными. В последний раз фон Бюлов держал в руках этот талисман за день до отлета, и сейчас, сидя в холодном салоне транспортного «юнкерса», он вспоминал таинственный блеск древней реликвии и почти физически ощущал исходившее от нее тепло.

Вернер летел не один. Рейхсфюрер был настолько любезен, что выделил в распоряжение гауптмана девятнадцать отборных солдат из личного резерва. Эсэсовцев переодели в форму солдат вермахта и снабдили необходимыми документами. Миссия гауптмана фон Бюлова была тайной, и о ней не следовало распространяться даже в присутствии высших чинов. Впрочем, бумага, подписанная рейхсфюрером Гиммлером и хранившаяся сейчас в кармане Вернера, избавляла от необходимости давать кому бы то ни было объяснения. Почти сутки фон Бюлов размышлял над тем, стоит ли ему брать с собой таинственный талисман, и в последний момент он от этой идеи отказался. В портмоне у него лежали две фотографии древней реликвии. Фон Бюлов посчитал, что этого будет достаточно.

У Вернера не было полной уверенности, что фельдфебель Рильке столкнулся именно с тем загадочным существом, о котором рассказывалось в родовой хронике фон Бюловых. В конце концов, что такое талисман, если перед сыном легендарного Балдура Криста предстанет человек, который по праву может считать себя его потомком. Зов крови должен определить все в их отношениях и вознести фон Бюлова на высоту, где прежде пребывали лишь боги. Но разве потомку богов зазорно мечтать о величии, в то время когда плебеи штурмуют гору Меру в поисках божественной маны? А в своем божественном происхождении Вернер в последнее время практически не сомневался. Хотя в юные годы, когда он впервые прочел древнюю легенду, она не произвела на него большого впечатления. И только знакомство с Вейстхором, тогда еще просто отставным полковником австрийском армии Виллигутом, заставило его иными глазами взглянуть на историю, произошедшую почти восемьсот лет назад. Подумать только – почти восемь столетий в крови представителей рода фон Бюловых билась словно птица в клетке божественная искорка, и только сейчас у нее есть все шансы полыхнуть божественным огнем истинного ирманизма!

Вернер не загадывал, что будет потом. В конце концов, он ведь не праздный мечтатель, а практичный, поживший и повидавший мир человек. И руководствовался он в своей жизни не призрачными видениями, а реальными фактами. А факты были таковы: Варлав из Белова, или Фарлаф фон Бюлов, как его именовала рукопись шестнадцатого столетия, женился по страстной любви на дочери тана Аскольда красавице Синильде. К сожалению, новообращенный христианин тогда не знал, что тан Аскольд продал душу дьяволу. Точнее, был и остался тайным почитателем языческого бога Световида.

Разочарование поджидало Фарлафа и на брачном ложе. Он был не первым мужчиной у юной Синильды. Однако доблестный и благородный фон Бюлов простил любимой женщине грех. Откуда же ему было знать, что спит он в одной постели с колдуньей, любовницей страшного существа, прозванного Зверем Арконы. И рожденного прекрасной Синильдой ребенка он признал своим, хотя тот и появился на свет всего лишь через восемь месяцев после свадьбы. По слухам, распространившимся в округе, преждевременные роды у супруги доблестного Фарлафа приключились после встречи с призраком, который вздумал потревожить новобрачных в их родовом гнезде. Что из себя представлял тот призрак и какую роль сыграл в судьбе несчастной Синильды, летопись, к сожалению, не сообщала. Видимо, уже тогда, в шестнадцатом веке, многие подробности этой истории были уже утеряны, и летописец (а им был кто-то из рода фон Бюловых) многое переиначил, исходя из заблуждений своего времени. Кое-что он попытался сгладить, опасаясь, видимо, что его рассказ, предназначенный для потомков, попадет в руки инквизиции. Тем не менее он не утаил, что благородная Синильда, дочь тана Аскольда, была оборотнем. И что ее встречи с таинственным существом продолжались и позже. Вскользь летописец упомянул, что Фарлаф стал случайным свидетелем их любовного свидания.

Это неопровержимое свидетельство порочности собственной жены настолько потрясло несчастного рыцаря, что он обратился за поддержкой к христианскому пастырю. Вердикт церкви ждать себя не заставил, и Синильда была сожжена на костре за связь с нечистой силой. Далее летописец глухо намекал, что и обезумевший Фарлаф не избежал соблазна. Ослепленный ненавистью к своему сопернику, он был в первых рядах христианских воинов, штурмовавших Аркону. Последний оплот язычества в Европе пал, но Фарлаф фон Бюлов не обрел покоя.

Зверь Арконы избежал расставленных сетей, а вместе с ним исчезли с острова Рюге сокровища нибелунгов.

Зверь продолжал тревожить воображение несчастного фон Бюлова. И, если верить летописцу, именно тогда он обратился за поддержкой к жрецам Чернобога. И получил ее. Это было колдовское заклятье, написанное кровью, и загадочный талисман, сделанный из неизвестного материала. Увы, поддержка язычников мало помогла несчастному Фарлафу – в один из холодных осенних дней он был найден мертвым в одном из переходов замка с лицом, перекошенным от ужаса. Несмотря на порочащие слухи, фон Бюлова похоронили в освященной земле. И это стало спасением для его малолетнего сына. Он избежал рук христианских фанатиков и успел дать потомство, прежде чем стрела сарацина отправила его в мир иной. Был ли он оборотнем, подобно своей матери, летописец благоразумно умалчивает. И больше напирает на то, что Венцеслав фон Бюлов слыл одним из самых доблестных воителей своего времени, славных к тому же благочестием. Тем не менее летописец не захотел или не смог скрыть от потомков, что проклятие рода Бюловых – это не пустой слух, и через пятьдесят лет после смерти рыцаря Венцеслава оно напомнило о себе страшной судьбой одного из представителей славного рода Бюловых, который слишком уж опрометчиво воззвал к темным силам с помощью таинственного заклятья и не менее таинственного талисмана.

Имени этого человека летописец не назвал, а лишь вскользь сообщил, что он был рыцарем Тевтонского ордена. Более ничего интересного летопись не содержала, если не считать того, что многие доблестные воины, штурмовавшие Аркону, нашли свой конец в цветущем возрасте. Христианские пасторы кивали на происки дьявольских сил, но истинной причины загадочного мора не знал никто. В любом случае это моровое поветрие сыграло на руку роду фон Бюловых, ибо их родоначальник был всего лишь одним из многих, кто заплатил жизнью за горячее служение новой вере.

Самолет качнулся вниз и пошел на посадку. Вернер фон Бюлов вцепился в поручни, чтобы избежать повреждений при жестком приземлении. В эту минуту он как никогда боялся умереть, ибо впереди его ждало великое будущее.

Глава 7
ВЕРТОЛЕТ

Это прелестное местечко можно было назвать островом среди болотной хляби. И островом довольно обширным, во всяком случае, древесины, растущей здесь, хватило бы средних размеров леспромхозу на добрый десяток лет напряженной работы. Искать в этих зарослях упавший вертолет было так же трудно, как иголку в стоге сена. Немудрено, что поиск с воздуха не дал никаких результатов. Единственным отрадным моментом было то, что количество кровососущих тварей уменьшалось по мере того, как путешественники удалялись от болота. Впрочем, Маша заботливо предупреждала своих спутников о том, что и в этих местах можно наткнуться на топь, замаскированную под веселую лужайку. Будь Герман Воронин Машкиным сыном, то бишь существом высшего порядка, он обязательно бы выбрал себе местом обитания один из Канарских островов. Все-таки север России – это не самое удобное место для проживания бога.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – предостерег Воронина Славка Клыков. – Боги не любят амикошонства.

За день поисковики излазили округу в радиусе десяти километров. Результат, к сожалению, был нулевой. Усердствовавший во время поисков Клыков разбил колено и теперь жалобно скулил, добиваясь сочувствия женщин. Однако озабоченная Светлана на его жалобы не реагировала, а оптимистически настроенная Маша заверила Вячеслава, что травма его не опасна и до свадьбы обязательно заживет.

– Типун вам на язык, девушка, – обиделся Клыков. – Я уже был женат. С меня достаточно одной попытки. И в кабалу я больше не пойду, даже ради спасения собственной ноги.

Ввиду трудности поисков продукты питания приходилось экономить. Так что спать Воронин отправился почти что голодным. Ну что такое банка мясной тушенки, выделенная прижимистым Петром Сергеевичем, для молодого, много потрудившегося организма? Оставалась надежда на чай, над которым сейчас колдовал Бубнов. Быть может, хотя бы этот душистый напиток избавит Воронина от сосущего чувства голода.

– Это кошмар какой-то, – поделился многолетними наблюдениями с охранником Игорем историк Клыков. – Сколько я Герку помню, а помню я его уже лет тридцать, этот человек никак не может наесться. Он успевал сожрать всю закуску, прежде чем у нас заканчивалась водка. И последний стакан нам всегда приходилось занюхивать корочкой. А главное – не в коня корм. Вид у него всегда такой, словно его не кормили последние две недели. Между прочим, многие сердобольные бабы на это покупаются. Видимо, в них срабатывает инстинкт. Вот ты скажи, чем еще мог привлечь Герман Людмилу, кроме аппетита?

– Какую Людмилу? – не понял Игорь.

– И ведь не только привлек, – продолжал Славка, – но и добился от нее ценного подарка, который сейчас прячет от близких друзей под рубашкой. Ну покажи нам наконец свой амулет, верный рыцарь лесных очарованных красавиц.

Отнекиваться было глупо да и бесполезно, поскольку любопытный Клыков теперь не отстанет. Воронин нехотя снял с шеи ворона и бросил Славке. Однако этот увалень не сумел поймать талисман, и тот упал на колени сидевшего в задумчивости Макса. Немец вскрикнул, видимо, от неожиданности, и отпрянул назад. Клыков едва успел подхватить изящную фигурку, которая по вине фон Бюлова вполне могла угодить в костер.

– С ума сошел, – осуждающе покачал головой Клыков.

– Извините, – смущенно откашлялся Макс, возвращаясь на прежнее место. – Задумался. Откуда это у вас?

– Я же тебе сказал, – ухмыльнулся Славка, – Людмила ему цацку подарила.

– Это оберег от кума, – спокойно отозвался Воронин.

– Какого еще кума? – не понял Макс, хлопая белесыми ресницами.

– Кумовьями в российских деревнях часто называют любовников одной и той же женщины, – пояснил все знающий историк.

Немец покосился на Машу, старательно помогающую Бубнову в хозяйственных хлопотах, и промолчал.

– Послушайте, Макс, давайте начистоту, – попросил Воронин. – Ведь с вашим дедом не все чисто. Мы были тому свидетелями. И вы неспроста отправились в далекую Россию. Не говоря уже о том, что талисман, данный мне Людмилой, вам знаком.

– Я видел нечто подобное на фотографии, которая хранилась в бумагах деда. Этот талисман мой далекий предок получил от жреца языческого бога как средство защиты от Зверя Арконы, который был его счастливым соперником в любви.

– Значит, Вернер фон Бюлов захватил с собой талисман, отправляясь в далекую Россию?

– Нет, он оставил его дома и велел жене беречь как зеницу ока. Вернер фон Бюлов не собирался враждовать со Зверем, он рассчитывал договориться с ним. Вы будете смеяться, но мой дед считал это загадочное существо своим предком.

– А что, к этому имелись какие-то основания? – удивился Воронин.

– До наших дней дошла старинная семейная легенда, согласно которой один из моих пращуров, Венцеслав фон Бюлов, был оборотнем. И сыном той женщины, за любовь которой боролись Фарлаф фон Бюлов и Зверь Арконы.

Возможно, эта древняя легенда, рассказанная где-нибудь в Питере, позабавила бы присутствующих, но здесь, в глухом медвежьем углу, она приобретала мрачный и зловещий смысл. Тем не менее Воронин нашел в себе силы, чтобы вырваться из пут мистицизма и вернуться к нашим убогим реалиям.

– Скажите, Макс, ваш дед был здоровым человеком? Прежде всего я имею в виду здоровье психическое.

– Я дам тебе небольшую справку, Герман, – вмешался в разговор Славка Клыков. – Первая треть двадцатого века ознаменовалась разгулом не только воинствующего материализма, но и не менее воинствующего оккультизма. Смею тебя уверить, что мадам Блаватскую в те времена читали и почитали не меньше, чем товарища Ульянова-Ленина. В Австрии и Германии первую скрипку среди оккультистов играли так называемые ариософы, люди, искавшие истину в развалинах давно ушедшего в небытие мира. Это ариософы пробудили в нацистах страсть к языческим обрядам. Кстати, один мой знакомый, современный язычник, считает, что Вторая мировая война – это последний по времени всплеск вечной борьбы между сторонниками солнечных и лунных богов. Между Белобогом и Чернобогом. Причем мы, русские, сражались на стороне Чернобога-Велеса, тогда как Гитлер был последним адептом Белобога.

– Я бы на твоем месте отправил такого знакомого в психушку, – горестно вздохнул Герман.

– Спасибо, но он там уже был, – криво усмехнулся Клыков. – Вся проблема в том, Воронин, что наши предки по-иному воспринимали светлое и темное начало. Они считали их равноправными и одинаково важными как для собственного существования, так и для сохранения миропорядка. Велес, Вотан, Гермес были богами перемен или, выражаясь языком двадцатого века, социального прогресса. Тогда как Световид, Перун и столь любезный сердцу ирманистов Крист ратовали за неизменность мира. То есть в реалиях двадцатого века это означало возвращение к Золотому веку, отрицание классового и возвращение к кастовому обществу, когда арии (а это слово переводится как благородные) правили миром, не считаясь с такой малостью, как свобода, равенство и братство. Вот так народы, чей менталитет формировался в одной на всех системе образов, оказались втянуты в братоубийственную и истребительную войну.

– А разве был такой языческий бог Крист? – удивился Воронин.

– Не исключено, что его выдумали ирманисты и ариософы, стремившиеся совместить христианскую и языческую религии и доказать германское первородство Христа, но само слово «крес» на санскрите означает «огонь». От этого слова произошли и «кресало», и «крест», и даже «крестьяне».

– Крестьяне-то тут при чем? – не понял Воронин.

– Земледелие, Герман, было долгие годы подсечно-огневым, когда поля удобрялись золой сгоревших деревьев. А что касается креста, то этот символ был известен практически всем народам земли, включая американских индейцев, задолго до появления христианства. Так что Крист ариософов в языческой системе образов – это бог, обладающий космической энергией. Соответственно, этой же энергией должен был обладать и его потомок.

– И он ею обладает?

– Судя по всему, да. Иначе каким же образом ему удалось сохранить нетленным тело Вернера фон Бюлова в течение стольких лет?

– Но ведь оно расползлось на наших глазах, – досадливо поморщился Воронин, вновь припоминая жуткое зрелище, способное испортить человеку аппетит на долгие годы вперед.

– Я думаю, что во всем виноват талисман, данный тебе Людмилой. Ворон всегда был частью навьего мира. Это вещая птица Чернобога-Велеса, который отвечал не только за перемены, но и за загробный мир. Наверное, мореевская ведьма дала тебе его не случайно. Она, конечно, знала о Вернере фон Бюлове, который уже более шестидесяти лет сидит у камня непогребенным, и, видимо, решила, что настал его срок.

– А что, она сама не могла прийти сюда с талисманом?

– Видимо, не могла. Все-таки фамилия у нее Мореева, а не Воронина.

– При чем здесь моя фамилия? – обиделся Герман.

– В нашей системе ценностей ни при чем, – согласился Клыков, – а в этом месте – совсем другое дело. Наши предки никогда не давали детям случайных имен. Если тебя называли Германом, то, значит, ты обладаешь маной, то бишь небесной силой самого Гермеса, ну или хотя бы незначительной частью ее, а следовательно, способен свершить нечто доселе неслыханное и невиданное. Меня смущает в данной связи только твоя фамилия, дорогой друг. Ибо Гермес (он же Ярило) отличается одной интересной особенностью: совершив подвиг созидания, он превращается сначала в белобородого Велеса, покровителя нажитого честным трудом достатка, а потом в Дракона. В Ящера. В того самого Яшку, который проклял Машкиного сына, рожденного от Светлого бога. Ворон – это птица Ящера, повелителя подземного мира, куда уходят не только души умерших, но и их тела.

– По-твоему, я член похоронной команды Велеса?

– Да, Герман, именно тебе выпала эта высокая честь. Держи своего ворона. – Славка бросил талисман на колени старого друга. – Другим появляться в этих местах с подобным украшением, пожалуй, опасно. Кстати, оберег сделан не из дерева.

– А из чего? – насторожился Герман.

– Не знаю, – пожал плечами Клыков. – То ли смола, то ли металл, неизвестный науке. В любом случае тебе он не навредит.

– Ну, спасибо, ученый, утешил, – усмехнулся Воронин. – Вот так живешь бок о бок с человеком тридцать лет, пьешь с ним водку и не знаешь, какие гадости он думает и про тебя самого, и про твою во всех отношениях приличную фамилию.

– Вот, – поднял палец к небу Клыков. – Вот она, дремучесть. Стоит только вывести человека за рамки привычных понятий и погрузить его в мир образов, как с ним тут же начинается истерика. Он начинает требовать для вас психиатра и, представьте себе, находит такого же испуганного обывателя, как и он сам.

– Это что же, случай из жизни или общие рассуждения? – спросил Воронин.

– Неприятность случилась с одним моим знакомым, увлеченным древними культами. Его отправили в психиатрическую лечебницу. К счастью, вскоре выпустили.

– А как зовут этого твоего приятеля-язычника? – спохватился Воронин.

– Его зовут Велимиром, Герман. Но ты его знаешь под фамилией Волохов.

– Подожди, это Сашка, что ли?! Он же был у нас в школе комсоргом.

– Волохов служил богу перемен Велесу тогда, служит он ему и сейчас.

С Сашкой Волоховым Герман не виделся давно, хотя краем уха слышал, что бывший школьный комсорг то ли свихнулся от обрушившихся на Родину перемен, то ли ударился в мистику. И, честно говоря, не очень удивился этому слуху, поскольку Волохов и в юные годы был человеком восторженным и склонным к фанатическому служению идее. Уже тогда Воронин, скептически настроенный по отношению к миру, над Сашкой посмеивался, чем заслужил его нелюбовь. Один раз они даже подрались, с печальными для Волохова последствиями в виде разбитого носа и синяка под глазом.

– Чай будете пить? – сердито крикнул от костра Петр Сергеевич.

Воронин достал из рюкзака видавшую виды эмалированную кружку и первым отправился за тонизирующим напитком. Надо отдать должное Бубнову, заваривать чай он умел. Воронин отпил из кружки пару глотков и восхищенно прицокнул языком:

– А вы, Петр Сергеевич, умелец! Да и к лесу, судя по всему, привычны.

– Я лесом живу вот уже без малого тридцать лет. И институт я в свое время закончил лесотехнический.

– А почему Василий Иванович не взял вас с собой?

– Так я ведь в город уезжал, – пожал плечами Бубнов. – Вылетали они без меня. К тому же Костя Звонарев разбирался в лесных делах не хуже.

– А Васильев?

– Василий Иванович был человеком с деловой хваткой, но лесом он занялся только в последние годы.

Заснул Воронин без проблем, а очнулся среди ночи, словно кто-то толкнул его в бок. Ночь была лунной и звездной, а потому спящий лагерь был виден довольно хорошо. Герману даже показалось, что за ближайшим деревом, метрах в двадцати от затухающего костра, кто-то стоит. Он почувствовал что-то очень похожее на страх и тихонько расстегнул замок спального мешка, однако подниматься с земли не спешил. Воронина опередила Светлана. Кажется, это именно она направлялась сейчас к тому самому дереву, где, возможно, прятался таинственный незнакомец, в существовании которого Герман, правда, не был уверен. В конце концов, мужской силуэт ему мог просто померещиться, а Светлана отлучилась из лагеря по естественной надобности.

Воронин подождал пять минут, а потом достал из рюкзака пистолет и тихонько двинулся в заросли. Увы, молодую женщину он там не обнаружил. Зато откуда-то сбоку до Германа, навострившего уши, донесся стон. Воронин собрался уже выстрелом разбудить спящий лагерь, но вовремя сообразил, что от боли так не стонут. Тем не менее он сделал несколько шагов по направлению звуков, несущихся из-за деревьев. Впрочем, он, кажется, неверно определил расстояние.

Во всяком случае, ему пришлось сделать более полусотни шагов, прежде чем он увидел обнаженные тела, белеющие в темноте. Позы голубков не оставляли никаких сомнений в том, чем они занимаются в ночную пору. Совсем уж предосудительным это занятие Герман не рискнул бы назвать, но увиденное его слегка покоробило. Все-таки Светлана и Игорь могли бы найти более подходящее место для сексуальных развлечений. А в том, что в качестве партнера в этом действе выступает именно Игорь, Воронин практически не сомневался. И Бубнов, и Клыков, и Макс фон Бюлов были значительно меньше ростом. Хорошо еще, что воркующие голубки не заметили Германа и можно было без проблем вернуться к спальному мешку.

Увы, проблемы у Воронина все же возникли. Он потерял ориентировку в полумраке, царившем вокруг, и едва не заблудился в окрестностях лагеря, что было бы уж совсем глупо. К счастью, звать на помощь соратников Герману не пришлось. Побродив минут десять по сырой от росы траве, он все-таки сумел наконец верно определить направление. Когда Воронин добрался до своего места, Светлана и Игорь уже спали или делали вид, чтя спят. Герман нырнул в еще не остывший мешок, буркнул что-то по поводу чужой расторопности и тут же уснул.

Утром, продвинувшись еще километров на десять, вновь приступили к поискам. По правую руку от Германа двигался Славка Клыков, по левую – Макс. Время от времени они перекликались, дабы не потерять друг друга в этом во всех отношениях подозрительном месте. За два дня бесконечных переходов Воронин попривык к лесу и теперь уже гораздо реже цеплялся ногами за торчащие из земли там и сям корни деревьев. В этот раз он все-таки споткнулся, не устоял на ногах, но едва не раскроил голову о приличных размеров железку, которой по всем приметам нечего было делать вдали от человеческой цивилизации. Воронин, присмотревшись повнимательнее к железке, без труда определил в ней обломок лопасти винта вертолета и застыл в предвкушении удачи.

На радостный вопль Германа прямо из кустов потревоженным медведем вывалился Славка Клыков. Следом прибежали Бубнов с Максом.

– Кажется, нашли, – сказал Славка, опасливо разглядывая обломок.

Вертолет, развалившийся на огромные фрагменты, лежал неподалеку, на краю небольшой полянки. Падая, он задел деревья и повалил два. Если судить по характеру разрушений огромной железной птицы, в ее поврежденном чреве вряд ли кто-то уцелел. Счастье еще, что при падении у вертолета не взорвались баки с горючим, иначе на месте обломков сейчас бы было большое грязное пятно.

– Подожди, – остановил Бубнов Воронина, двинувшегося было к вертолету. – По-моему, здесь топь. Видишь, хвост уже наполовину ушел в землю.

Под ногами у Воронина действительно захлюпала вода, и он поспешно отпрянул назад, нащупывая твердь.

– Но ведь там могут быть люди, – предположил Макс.

– Живых, скорее всего, нет, – покачал головой Бубнов.

– Все равно надо проверить, – поддержал немца Славка. – И извлечь трупы.

Воронин решил воспользоваться упавшими деревьями. Их кроны накрывали зеленым саваном разбитый вертолет, тогда как комли лежали на твердой земле.

– Резиновые перчатки наденьте, – посоветовал предусмотрительный Петр Сергеевич. – Во избежание трупного яда.

Воронин первым ступил на ненадежную опору и, балансируя словно канатоходец, двинулся вперед. Добрался он до вертолета без приключений и осторожно заглянул в его поврежденное нутро. Запах здесь был весьма неприятный, тем не менее Герман рискнул продвинуться дальше в салон машины, навсегда отучившейся летать. Вертолет сохранил устойчивость, даже когда примеру Воронина последовал Макс.