Текст книги "Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том I"

III. Чувство

Приступая к рассмотрению рациональных функций, следует настроить себя на то, что речь пойдет теперь о методах и способах перехода из Эмпирики в Сенсорику и обратно, т. е. о чем-то виртуальном. Мы не сможем, как в случае иррациональных функций, указать на что-то конкретное, на некоторое явление перед нами, приписав его к открытой или закрытой функции. Чувство, Белое и Черное, находится в пограничной зоне открытого и закрытого полушарий, оно отвечает за вход и выход из Малого Круга. С Чувством связаны две важные точки: открывания и закрывания «мира». Солнце восходит, освещая «мир», в точке открывания. Оно поднимается из вечной темноты, словно из-под «земли». И первое, что встречает восход солнца, что «пробуждает» солнце и побуждает его взойти, это Белое Чувство. И солнце заходит, покидая «мир», в точке закрывания. Оно снова погружается в «землю», «заглатывается» Черным Чувством (см. Рис. 2). Можно также сказать, в качестве метафоры, что у нас есть «дневное» солнце – Белое Чувство – и «ночное» солнце – Черное Чувство.

Белое Чувство экстериоризирует, воплощает принцип складывания, когда нечто осознает себя через не себя. На противоположной стороне находится другой принцип, который есть помещение светлого вовнутрь (интериоризация) – это принцип захвата, заглатывания, скрывания. В основе захвата, в свою очередь, лежит принцип отражения, наглядно иллюстрируемый в калейдоскопе. Таким образом, мы имеем складывание «мира» с одной стороны и отражение «мира» с другой – Белое и Черное Чувство соответственно. Что такое отражение и в чем его сущность? Отражение дает на выходе абсолютно аполлоническое событие, оно аполлонизирует. Хаос сенсорной картины мира вдруг обретает идеальную симметрию и порядок за счет удвоения. Когда мы складываем, то мы наоборот, создаем хаос и беспорядок. Возьмите ровный, прямоугольный, чистый лист бумаги и сложите его как попало вдвое, вчетверо, скомкайте его рукой – это и будет то, что делает Белое Чувство на карте бытия – оно не любит смотреть в зеркало, причесываться, гладить утюгом и развешивать одежду на вешалках, оно комкает и швыряет штаны как попало. Но в этой скомканности, в этом многомерном беспорядке складок и есть жизнь! Жизнь здесь понимается, как Дионис, полная противоположность Аполлона. Живое всегда асимметрично, оно деформирует симметрию и, тем самым, оживает в одном единственном, неповторимом, уникальном акте жизни (невозможно два раза скомкать лист бумаги одинаково!). Смерть всегда нивелирует асимметрию, она сводит все к одинаковому, стандартному, «идеальному скелету». Цветок, который совершенен в своей симметрии, это мертвый цветок. Поэтому, можно сказать, что Белое

Чувство «оживляет» мир, тогда как Черное – «умертвляет».

Итак, сущность Черного Чувства составляет принцип захвата, который, в свою очередь, использует метод симметризации через отражение. Черное Чувство – это «королевство идеальных зеркал»: калейдоскоп. Это ловушка для «мира», устроенная из зеркал. Как именно работает эта ловушка? Мы берем из «мира» какой-то объект и реагируем на него Черным Чувством. Что происходит при этом, как Черное Чувство обращается с любым объектом или явлением? Что оно делает? Каков способ Черного Чувства «проглотить» или «умертвить» этот объект? Понятно, что этот способ чем-то очень похож на гипноз: объект помещают в поле пристального внимания и «замораживают». Если проанализировать «анатомию» гипноза и других технологий, связанных со вниманием, то можно обнаружить, что все они действуют по одному принципу – отражения.

Поясним это на примере феномена прозрачности. Прозрачность – это свойство, которое дано нам, как относительное. Прозрачность обязана своим существованием тому, что где-то есть не-прозрачное. «Длинное», «широкое», «хорошее», «большое», чтобы быть, нуждаются в своих противоположностях. Человек не может быть добрым, если в мире нет зла, он не может быть здоровым, если в мире нет болезней. Это закон относительности. Что делает Черное Чувство? Оно убирает все лишнее, оставляя что-то одно. Оно берет прозрачность и посягает сделать ее одним единственным, абсолютным свойством, лишив относительности. Такого эффекта нельзя достичь, сузив рамку и выхватив, тем самым, то, что необходимо, ведь не-прозрачное находится не где-то рядом, а на том же месте, где и прозрачность. Противоположности подразумевают друг друга, они присутствуют в подразумевании. Убирая не-прозрачное, мы убираем, тем самым, и прозрачное. Мы имеем дело всегда с парами противоположностей, между которыми растянут весь спектр промежуточных значений. Выбивая одну опору, мы рушим всю конструкцию. Поэтому Черное Чувство должно не просто выкинуть лишнее, оно должно на место неугодного диалектического антипода поставить что-то другое, заменить его другой опорой. И Черное Чувство проделывает один потрясающий трюк, который и есть, собственно, борьба с диалектикой или преодоление диалектики: отражая, оно ставит на место антипода то, что требуется удержать, абсолютизировать. В результате мы получаем «дважды прозрачность» как абсолютную прозрачность. Вот эта идеальная симметрия повтора, удвоение или тождественность (два змеиных глаза) порождает тот сгусток темноты, энергетическую воронку, что поглощает радугу и останавливает «мир», высасывая его энергию. Все беспорядочное и живое многообразие мира оцепенело втягивается в «ворота» самотождественности, словно в пасть удава.

Описанный принцип – принцип концентрации – есть, в сущности, архаический способ улавливания жертвы, своего рода технология вампиризма, порожденная эволюцией сотни миллионов лет назад. Поэтому Черное Чувство хищно и вампирично от своей природы, оно служит инструментом для охоты. При этом под вампиризмом следует понимать не феномен питания чужой кровью, как это представлено в голливудских фильмах, но некоторое сексуальное событие, состоящее в умерщвлении объекта влюбленности, когда последний абсолютизируется, занимая все место мира, и впоследствии удерживается на одном месте в неподвижности, словно обезжизненный. Любовь, исходящая от Черного Чувства, всегда корыстна и вампирична: помещая объект в интерьер рамки, она длит его, не давая прав на самостоятельное существование, прав жить. Черное Чувство напоминает Черную Эмпирику тем, что в нем тоже есть некоторый элемент спазмирования, зажимания, удушения. В этом плане обе функции – Закрытое Чувство и Эмпирику – можно было бы характеризовать, как спазму. Обе эти функции мортидны, они, закупоривая, умерщвляют. Разница проявляется в том, что Черная Эмпирика сковывает «внутренний» мир, тогда как Черное Чувство – «внешний».

Черное Чувство выхватывает часть мира, абсолютизирует и самозабвенно длит ее, как Целое, а вместе с миром длит себя и самопоглощенный, аннигилированный до пустоты «субъект». Пока есть «мир», есть и «Я», хоть это «Я» и задано своим «абсолютным» отсутствием – актом чистого сознания, «дыркой от бублика». Таким образом, Черное Чувство, как рациональная функция, преодолевает фазу Единого, перепрыгивает через бездну небытия, но мир, который оно сжимает при этом в зубах, это мертвый мир, это мир, ставший добычей. Из этого мира высосана жизнь, и именно в таком безжизненном виде он достоин любования. Мы будем рассматривать в дальнейшем известные примеры из литературы, начиная от древнегреческой Медузы Горгоны, обращающей людей в камни, и до «Коллекционера» Фаулза, где жизнь ловится и коллекционируется, где живые бабочки нанизываются и превращаются в мертвых бабочек, где живые цветы превращаются в бумажные – те, что Томас Манн называл «осматическим цветком», имея в виду некоторое событие, которое, умерщвляясь, тем самым приобретает статус бессмертного.

Как полная противоположность Черному, аполлоническому, Белое Чувство несет в себе хаос и спонтанность. Принцип, воплощенный в Белом Чувстве – принцип складывания – основан на трансценденции. При складывании происходит не абсолютизация сущего, но его трансценденция, которая выглядит совершенно иначе. Психика реагирует на мир не тем, что выхватывает и удерживает какую-то часть, превращая ее в Целое, – она, напротив, осознает себя как нечто трансцендентное. Психика проносит сущее через складку, давая ему совершенно иной статус. Открытое Чувство и есть сама эта складка, сингулярность, где происходит смещение, излом Целого, образование частей. Целое делится, умножая и освобождая части, поэтому принцип складывания, как и принцип отражения, основан на умножении. Причем Белое Чувство производит умножение вовне, в бесконечность экстерьера, отпуская части на волю, тогда как Черное Чувство, подобно калейдоскопу, всегда умножает вовнутрь себя.

Можно сказать, что если Черное Чувство – это концентрация, остановка, фиксация мира, это отражение вовнутрь, это упорядочивание, то Белое Чувство – это совершенно иное событие, это рождение души. Хоть кажется, что душа рождается где-то «на небе», своим появлением она обязана сингулярности, складке на ткани мира. Душа есть результат надломов, смещений, отношений между частями, это пограничный эффект, высвобождение некоторой сущности, энергии, это загадка предстояния части перед Целым. Черное Чувство находит все внутри себя, оно нарциссически узурпирует Целое, Белое Чувство осознает Целое как объемлющую его бесконечность.

Что касается содержания души, то вся многоуровневость этого понятия упакована в латинском слове anima. Есть «мировая душа», anima mundi, и человеческая душа, anima homini, и причастность этим двум версиям анимы, как мы увидим в дальнейшем, различает два типа Белого Чувства.

Белое Чувство «одушевляет» мир и, тем самым, «оживляет» его. Именно с душой в греческом и унаследовавшем ему христианском представлении связана жизнь. Когда душа покидает тело, оно превращается в подобный камню безжизненный труп. И наоборот, мир жив, покуда у него есть душа, всюду его пронизывающая, но сама остающаяся трансцендентной, «не от мира сего». Белое Чувство освобождает мир для собственной возможности быть, не останавливая и не умерщвляя мир, не превращая мир в гербарий, мумию, в выпотрошенное сухое чучело, поскольку сам субъект («моя душа») при складывании выносится вовне, на другой берег, тогда как мир независимо и сам-по-себе танцует на своем берегу, по ту сторону складки. Белое Чувство признает других как других, и, тем самым, ни в чем не нуждается. Оно любит саму любовь как таковую (и в этом – его бескорыстие). Черное Чувство замыкается на себе через объекты своей страсти. Это ненасыщаемая любовь к себе через отражения в других – нарциссизм.

Однако, ни в коем случае не следует понимать Черное Чувство как какое-то исключительное зло, доставшееся нам в наследство от Природы. Черное Чувство хранит целостность несложенного мира, безупречность изначальной, «до-индивидуальной» симметрии. Черное Чувство вообще – это ангел-хранитель природного бытия, строгий лик Аполлона, отпечатанный в Космосе. Его функция – не допускать отрыва от Природы, постоянно возвращать мир в Начало, регулярно повторяя Целое в каждой части. В отличие от Черного, Белое Чувство есть дионисийство и хаос, оно отрывает от «оригинала» и открывает дионисийскую перспективу жизни «по ту сторону складки». Белое Чувство освобождает жизнь и переводит мир в «копию» («жизнь вечная» вместо жизни биологической). Оно, как мы увидим в дальнейшем, также ревностно стоит на страже «мира» в его феномене чистой разомкнутости.

Но что такое жизнь как открытое событие, оторвавшееся от «земли»? В дионисийском опьянении свободой и в бесконечном, безудержном расширении вовне она подобна раковой опухоли. Это акт протеста против строгого порядка Природы, хранимого Черным Чувством («выход за рамки»), протест против смерти. И если при этом Белое Чувство – бунтующая душа – не экстериорезируется из тела, если, как говорил Сократ, душа теловидна, а Белое Чувство действует во плоти, то это в самом деле чревато (онкологическим) заболеванием. Пусть этот аргумент немного уравновесит Черное и Белое Чувство в правах – если бы не Черное Чувство, удерживающее структуру, ни один человеческий организм не выдержал бы дионисийского «порыва» жизни!

Замечание: Полезно осознать отражение как частный случай складывания: Белое Чувство складывает хаотично, Черное Чувство складывает симметрично, поднося к миру зеркало и отражая. В последнем случае мы имеем два тождественных события, два одинаковых края складки. Тезис о том, что весь мир является нашим собственным отражением, и мы можем свою психику рефлексировать через других, относится только к Черному Чувству. Белое Чувство, в силу своей природы, не может пользоваться техникой само-рефлексии через других.

IV. Мышление

Вторая из рациональных функций – Мышление. Если Чувство делит карту на левое и правое полушария, на аполлоническое и дионисийское, на «землю» и «мир», выполняя само функцию пограничника, открывающего на рассвете и закрывающего на закате врата «мира», то Мышление отделяет верхнее полушарие карты от нижнего (см. Рис. 2). Это нижнее полушарие мы называем «воплощенным» (в смысле греческого понятия Фиоьс; – явленное), тогда как верхнее – «божественным», поскольку все божественное не имеет «тела» как материального носителя. В «божественном» полушарии находится все бестелесное, не субстанциональное – свойства, имена, ангелы, демоны, понятие «Я» etc.

Белое Мышление расположено внутри открытого полушария, и, обретаясь уже «в свете дня», само по себе ничего не открывает. И также Черное Мышление, обретаясь «во мраке ночи», внутри закрытого полушария, само по себе ничего не закрывает. У функции Мышления совсем другая миссия

– оно отличает воплощенное от невоплощенного. Черное Мышление находится непосредственно за точкой воплощения, тогда как Белое Мышление находится непосредственно за точкой развоплощения, в дематериализованной или пост-воплощенной области бытия. Точка воплощения наглухо скрыта от нас – никто никогда не видел, как вырастают организмы. Как бы пристально мы ни смотрели на росток тыквы, мы видим увеличение его размера уже на сетчатке глаза, мы не видим самого акта воплощения. Воплощение остается для нас таинственным событием, которое совершает «земля» без нашего ведома – именно поэтому физика так отчаянно стремится проникнуть и понять хоть какие-то закономерности воплощения, первопричины, традиционно называемые законами Природы. Физические законы – это, в сущности, конструкции, модели, с помощью которых мы можем как-то повлиять, вмешаться, что-то самостоятельно сделать. Поэтому можно сказать, что научно-физическое мышление само по-себе относится к закрытому событию, это Черное Мышление.

Перед Черным, органическим Мышлением ставится задача: воплотить. Это значит: превратить идею в конкретный предмет. Выработать стратегию, рассчитать, создать алгоритм, проект, план, прочертить мета-путь – метод – от идеи как семени к результату. В кромешном мраке не воплощенного, еще не существующего возгорается искорка идеи – Мышление должно раздуть ее, предъявить на Сенсорике как нечто осязаемое, как изделие, как продукт нашего Мышления, как итог. Каждый раз, когда мы хотим куда-то попасть, мы начинаем с того, что у нас есть точка А, где мы фактически находимся, и есть конечная точка Б, как идея, как задум, куда мы должны прийти, и Мышление должно проделать эту работу – привести нас из точки А в точку Б.

Черное Мышление всегда представляет собой движение из точки А в точку Б. Даже «лучшие умы», которые занимаются абстрактной математикой, поступают таким образом: выдвигают гипотезу, формулируют теорему и приближаются к ней по цепочке причинно-следственных, логических звеньев, соединяющих точку А с точкой Б, точку Б с точкой В, В с Г etc. При этом они опираются на самое что ни на есть архаическое, Черное Мышление, созданное в недрах Природы миллионы лет назад.

Разумеется, когда мы идем в магазин или доказываем теорему, мы используем какие-то заготовки, схемы, модели, накопленные в нашей памяти, поэтому мы, оказавшись перед магазином, подчас и не замечаем, насколько магическое действие мы совершили, воплотив нечто из кромешного мрака небытия, получив магазин как объект на Сенсорике в актуальном настоящем. С точки зрения нашей Сенсорики, мы всегда находимся на одном и том же месте, перед одним и тем же неподвижным экраном восприятия, как перед телевизором. На этом экране будет показан весь маршрут, которым мы будем следовать из точки А в точку Б. Все события будут транслироваться Мышлением на экране восприятия. Следует отдать должное Мышлению: это не Сенсорика, а Мышление будет все время действовать, совершать усилие, передвигать дома, улицы, машины по экрану, пока мы идем в магазин!

Все сказанное о Черном Мышлении можно подытожить одной фразой: Черное Мышление детерминистично (каузально), в его основе лежит детерминизм. Детерминизм – это последовательность обусловливающих друг друга событий, выстроенная во времени и, в свою очередь, обусловленная самим временем как априорной категорией. Каждый следующий шаг этой последовательности определяется (детерминируется) общим смыслом, общим законом, целесообразностью, логикой и всей цепочкой предшествующих шагов (причин). Такая последовательность причинно-следственных отношений и связей называется также историей, а соответствующее ей представление о времени – историчностью. Черное Мышление мыслит всякую вещь исторически, последовательно «протягивая» ее сквозь время. Оно порождает миф и мифологию как способ мыслить, соединяя движение слова с метрическим движением музыки. Пенелопа, Ариадна, Парка подают Мышлению нить времени, прядут, постепенно сплетая из нитей единый узор. Исходя из этой исторической перспективы, мы назовем Черное Мышление также мифологическим.

Ньютон, пожалуй, был первым, кто не только понял детерминистический характер Черного Мышления, но и связал его с законами Природы. Он впервые выразил эту связь в дифференциальном уравнении – так называемом уравнении движения. Это уравнение говорит нам, что если задать начальные условия в точке А, то жестко детерминированная последовательность инфинитезимальных (бесконечно малых) смещений закономерно приведет нас в конечную точку Б, и каждая промежуточная точка траектории есть своего рода начальное условие, определяющее дальнейшее продвижение. Уравнение Ньютона соединило понятия времени, движения, траектории, причинности и предложило, тем самым, некоторую числовую интерпретацию фундаментального закона воплощения – закона Природы.

В Черном Мышлении есть внутренний позыв к универсализации, оно мыслит универсумами, универсальными траекториями и сводит все к универсальным законам, уравнениям, парадигмам. Поэтому можно сказать, что Черному Мышлению соответствует философская категория универсального. Или, точнее говоря: категория универсального абстрагируется из сущности Черного Мышления. Что такое универсализация? Это приписывание или соотнесение всякого явления с подходящим универсумом. Мотивация науки, ее основное занятие как раз состоит в поиске универсальных законов, перетаскивании всего непонятного, таинственного, сингулярного (т. е. отдельно стоящего) в лоно универсальных описаний.

Наука должна описать всю Природу с точки зрения проекта воплощения и классифицировать все проекты по универсумам. Наука призвана исчерпать все загадочное и ответить на вопрос «что это?» по-научному, с позиции универсальности.

Вопрос: «что это такое?» – это вопрос Черного Мышления. Имя существительное – это ответ Черного Мышления. Оно должно найти и указать сущность, общий смысл явления или предмета, приписать к универсуму. «Это стол», «это стул» есть фактически стол или стул, понятый как универсальный предмет, так-то и так-то сконструированный. Когда Черное Мышление говорит: «это стол», оно имеет в виду весь универсум столов, оно предоставляет название предмета, как свидетельство о рождении, как сертификат о законном происхождении. Таким образом, через универсум Черное Мышление знает и всю историю стола – как он сконструирован, зачем он нужен, каков проект стола. Черное Мышление мыслит все как воплощенное. То, что вещь воплощена, подразумевает у нее наличие прошлого – исторический ракурс (происхождение, становление, генезис). Черное Мышление испытывает живой интерес, оно должно знать, как вещь пришла из точки А в точку Б, каков смысл этого перемещения, какой закон стоит за этим движением и какова история этого путешествия. Для Черного Мышления все должно обязательно иметь здравый смысл, причину, все должно иметь разумное, рациональное объяснение. Ни одно событие не совершается просто так, ни один лист не падает с дерева без смысла. Сам Бог у Черного Мышления черно-мыслящий – если он есть Творец Неба и Земли, то он должен был сотворить все это с изначальным умыслом и придать всему этому движению из прошлого в будущее какой-то Высший Смысл, пусть недоступный нам, скрытый от наших умов.

Можно спросить: а что же движет Черным Мышлением? Что мотивирует его набрасываться на Природу и познавать, искать смысл, докапываться до проекта, описывать законы, по которым эта действительность действует? Философия предложила свой ответ устами Ницше, который сказал, что все сущее движимо волей к власти. В основе сущего лежит воля к власти. Будь то церковь или наука, это все формы реализации воли к власти. Воля — это то, что дает импульс к воплощению. Воля к жизни заставляет росток раскупоривать семя, пробивать землю, расти. Причем сама воля, с точки зрения сущего, есть чистая (Рациональная!) фикция. Сколько бы мы не препарировали растение, не вонзали скальпель в его плоть, мы этой воли не обнаружим. Ее нет как сущего среди сущего, и, тем не менее, она незримо волит из темноты «земли». Более того, мы можем утверждать, что таковое воление есть корень Черного Мышления, это само Черное Мышление в его архаическом, первоначальном, «подземном» прототипе.

Мы не можем наблюдать волю иначе, как в Мышлении. Прокладывать путь от точки А в точку Б способна только воля, воля ведет нас в магазин, и та же воля ведет нас через цепочку причинно-следственных, логических звеньев к доказательству теоремы. Ньютон нашел механический эквивалент воли и назвал его силой, некоторым натяжением пружины, которая движет массу. Обобщая язык механики, мы говорим, что воля и есть суть натяжение. Вся вселенная пронизана определенными натяжениями, и это вселенское натяжение есть источник всеобщего движения – воля. Воля натягивает каждое растение, каждую воплощенную вещь по какому-то универсальному проекту, так что впоследствии мы по этим паттернам натяжений определяем причастность тому или иному универсуму. Мы отличаем росток тыквы от ростка помидора по форме натяжения листьев, мы можем наблюдать внутри листа упругие жилы, которые формировали это натяжение (это очень хорошо понимали китайские живописцы).

Сущность Черного Мышления выражена в греческом понятии гер-мафродитности. Гермафродит – это сын Гермеса и Афродиты. Гермес почитался как бог торговли, прибыли, разумности, ловкости, плутовства, обмана, воровства и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, как покровитель магии, алхимии и астрологии. По списку этих качеств можно сделать вывод, что Гермес культивировал в себе корысть, разум и знание как таковое, то есть науки. Это был фактически бог Черного Мышления, отец герменевтики – искусства понимания и толкования (посредничества между богами и людьми, т. е. на нашей карте – между полушарием божественного и воплощенного), тогда как Афродита была эротической богиней любви и красоты, богиней плодородия и всякого рождения (т. е. воплощения). Что такое эротичность, красота, понятая по-гречески? Это форма. Это свойства или качества формы. Эротичность и красота выражают себя в натяжении формы. Форма, в свою очередь, и есть натяжение внутри какого-то универсума, это способность удерживать натяжение, оставаться в натяжении во что бы то ни стало. Поэтому форма сама по себе вечна, она имеет божественное происхождение, тогда как все воплощенное – смертно, оно обречено «провисанию», что значит – умиранию. Афродита – это натянутая, звенящая струна – вот это звучание натянутой плоти и подразумевалось греками под телесной красотой. Такой брачный союз или алхимический брак воли, натягивающей струну, и разума греки называли гермафродитностью или, собственно, в наших терминах – Черным Мышлением.

Воля проявляет себя всякий раз, когда мы хотим встать со стула, но когда мы встаем, мы не можем отличить акт воли, необходимой, чтобы поднять массу, от самого желания встать, как цели. Мы хотим увидеть волю как таковую, независимо от Мышления, но мы не можем отделить ее от Мышления, выделить волю в чистый экстракт. Воля скрыта в намерении встать, она задействуется только через намерение. В момент вставания мы не можем отличить наше желание встать – цель действия – от того напряжения, которое должно быть в нашем теле, чтобы поднять массу тела. И тут воля проявляет свою гермафродитность. Потому что именно наше желание встать каким-то образом заводит волю. Воля вступает в союз с целью или смыслом. Этот союз и есть архаическое Мышление. Оно может развивать свои способности, совершенствоваться, штурмовать невероятно трудные задачи, доказывать сложнейшие теоремы, но оно, тем не менее, в своей сущности есть первичное желание органики к воплощению, воля к жизни. Поэтому в самом Черном Мышлении, в самой разумности homo sapiens еще нет ничего от человека, нет фактора человечности как такового (фактора, кардинально отличающего человека от других наделенных волей животных). В Черном Мышлении людей есть лишь дальнейшее развитие Черного Мышления Природы – животной рациональности animal rationale.

В отличие от Черного, Белое Мышление – совершенно бесполезное, безвольное и бескорыстное Мышление. Оно ничего не обслуживает, не ищет здравого смысла, не докапывается до причины, не помогает даже добраться до магазина. Оно способно в принципе заниматься математикой, хотя не любой математикой – наилучших результатов оно может достичь в геометрии и родственных ей предметах. Белое Мышление по своей сути геометрично, поскольку оно мыслит целостными категориями. Оно мыслит «мыслеформами» или «фигурами». Треугольник, круг или квадрат – это целостные объекты, это фигуры, которые сами себя целиком описывают. Треугольник не требует логического описания, конструирования, последовательного перечисления сторон и углов. Он есть таков, каков он есть. Пифагор видел тот же треугольник, что и современный математик или любая муха. На практике геометричность Белого Мышления выражается в том, что оно для любой теоремы будет искать доказательство в одну строчку. Вместо того, чтобы конструировать многоступенчатое доказательство, Белое Мышление повернет, пере-опишет или переформулирует исходное утверждение так, что оно станет само по себе очевидным.

Каким же образом Мышление превосходит свою природность? Подобно функции Чувства, скачок от Черного к Белому Мышлению, т. е. феномен открывания Мышления состоит в таком событии, как освобождение. Рвется цепь причинности, в результате чего появляется зазор, просвет, щель, в которую проникает растлевающая Черное Мышление свобода. Белое Мышление фактически расщепляет причинность. Оно больше не движется последовательно, как по рельсам, от пункта А в пункт Б, не прокладывает себе путь в темноте, ощупью, опираясь на логику и универсальные законы. Оно не защищается от козней Случая детерминизмом, не сковывает звенья причин и следствий, не обременяет время историографией, не заручается смыслами, не рассчитывает будущее по каузальным формулам. Белому Мышлению не нужно опираться на универсумы и общие смыслы, «доксы» (греч. doxos). Напротив, всячески уходя от общего и устоявшегося мнения, освобождаясь от универсальности, оно мыслит парадоксально, оно есть paradoxos. Это контекстное Мышление, освещающее одновременно объект и весь вмещающий его контекст, причем связи между присутствующими предметами Мышления исследуются не последовательно, а параллельно, в одном акте осознания. Такой способ мыслить мы назовем монофоническим.

Несмотря на свою парадоксальность, бесполезность и неэффективность для ежедневного выживания, целостное Мышление имеет свое четко очерченное предназначение, свою функцию в мире. Следует вспомнить, что Белое Мышление диаметрально противоположно Черному Мышлению, оно расположено у того предела, где воплощенный мир развоплощается. Точка развоплощения есть точка смерти. За ее пределы не может проникнуть ничто субстанциональное, объемное, телесное. Это и есть то самое игольное ушко, которое настолько мало, что сквозь него не проходит плоть. В точке смерти отбрасывается тело, оно остается на территории субстанционального, возвращаясь в круговорот материи (закон сохранения энергии или массы). Далее, за точкой смерти начинается мир божественного. Это своего рода вход в потустороннее царство, в царство Аида, в призрачную пост-воплощенную действительность.

И тут самое время вспомнить о второй ипостаси Гермеса как посредника между богами и людьми – Гермес не только выполняет роль вестника, принося сообщения от богов, он также выполняет роль Психопомпа – проводника душ умерших в подземное царство. Гермес, если он бог Мышления, не может быть лишь на одной стороне карты, – он действует по обе стороны.

Это бог Черного и Белого Мышления одновременно. Что это за мир божественного, и что может проникнуть в тот мир? То же самое, что приходит оттуда, а это знаки. Те самые знаки, которые боги подают людям и которые Гермес помогает воплотить, расшифровать, могут пройти сквозь игольное ушко в мир божественного с противоположной стороны карты.

Знаки – это иероглифы, которыми исписаны стены египетских храмов и гробниц. Иероглиф – не буква алфавита, это целостное событие. В иероглифе упаковано целостное описание этого мира, упаковано сущее в целом. Благодаря иероглифу, можно свернуть этот мир в знаки и отправить в космос или развернуть в любом другом пространстве. Египетского царства давно нет, исчезли люди, воплощавшие тот мир, но остались стены, остались камни, исписанные иероглифами, которые мы – по крайней мере некоторые из нас – можем прочесть и развернуть, тем самым, в нашем Мышлении исчезнувшую цивилизацию.

Предназначение Белого Мышления, как и любой рациональной функции – в попечении о бессмертии. Способ, которым бессмертие достигается, состоит в обозначении, назывании, давании вещам имен и названий. Можно сказать, что только здесь начинается настоящая поэзия как искусство слова – слова, собирающего и сохраняющего в себе сущее. Здесь начинается поэзия как синоним того уровня бытия, который мы, вслед за Хайдеггером, называем человеческим. Мы отделяем поэзию Белого Мышления от поэзии Черного Мышления, потому что последнее преследует совсем другие цели. Оно, преследуя свои цели, как заметил Хайдеггер, растрачивает слова: «Поэт пользуется словом, но пользуется не так, как обычно говорят и пишут люди, которым приходится растрачивать слова, а пользуется так, что слово впервые поистине становится и остается словом».