Текст книги "Засланный казачок"

Глава 10
НАМЕКИ ТОНКИЕ НА ТО, ЧЕГО НЕ ВЕДАЕТ НИКТО

Клиентский договор на охрану имущества гражданки РФ Семеновой, находящейся в Литовской Республике на легальных, законных основаниях, юристконсульт ЧОП «Фалькон» Ирма Мажоните составила в тот же день, когда командированная прибыла в древний и явно переживающий нынче вторую молодость город Вильнюс.

Стороны тут же скрепили составленный сугубо для отмазки документ своими подписями; Нестеров пришлепнул, где надо, печать и сунул оригинал договора в сейф, предварительно убрав из его чрева недопитую бутылку виски.

Мышка, конечно, удивилась такому повороту событий. Зная, как на самом деле обстоят дела у их конторы, она не ожидала таких вот вещей. «С другой стороны, – подумала она про себя, – может, оно и к лучшему…» Стас Нестеров и ее двоюродный братец Римас не те люди, кто может долго сидеть без дела, ссылаясь на невезение, происки недоброжелателей или вредное воздействие магнитных бурь. Они обязательно подыщут себе какое-нибудь занятие – или оно само их найдет, – причем никогда заранее не угадаешь, что именно им может прийти в голову в тот или иной момент времени.

Москвичку усадили на единственный диван. Мышка налила ей из термоса кофе. Семенова, конечно, обратила внимание на то, что помещение офиса, куда ее пригласили, обставлено, мягко говоря, скудно. Римас хотел соврать, что в их конторе только что завершились ремонтные работы и вот-вот должны доставить новую мебель, необходимое оборудование и спецтехнику. Но вовремя вспомнил, что видел у москвички свежий номер «Республики», которую та, по-видимому, приобрела еще в аэропорту. В этой газете, среди всего прочего, была напечатана небольшая заметка о том заседании суда, в котором так и не довелось поучаствовать «соколам». А в другой колонке, под рубрикой «Криминальная хроника», было помещено еще более лаконичное сообщение об обыске, произведенном в понедельник сотрудниками одного из подразделений столичной полиции в офисе частного охранного предприятия «Фалькон»…

Примерно около часа Нестеров и Семенова проговорили тет-а-тет. Переварив информацию, Стас сделал вывод, что дело это, которое ему сосватал московский коллега, имеет свои подводные камни. Любопытно, что разговор этот, носящий конфиденциальный характер, Семенова начала фразой, огорошившей даже такого человека, наслушавшегося и навидавшегося всякого, как Нестеров: «Стас, как вы относитесь к еврейскому вопросу?…»

Семенова попросила его пробить для ее конторы кое-какую информацию, которая может оказаться полезной в деле поиска пропавшей без вести Юлии Поплавской. Когда она перечислила вопросы, на которые ей хотелось бы получить как можно более обстоятельные ответы, Стас облегченно перевел дух: то, что интересовало эту девушку, а значит, и ее руководство, к разряду государственной тайны, если подходить строго по букве местных законов, не относится.

– Я так понял вас, что имя Поплавской в ходе нашего расследования называть пока не следует? – спросил Стас.

– Да, вы правильно меня поняли, – кивнула Семенова. – Есть несколько версий того, что могло произойти с Поплавской. Но главная – киднепинг…

– Похищение с целью получения выкупа? Я так понимаю, что данная версия пока основывается на голых предположениях?

– Уж не знаю, к счастью или, наоборот, к несчастью, но так оно и есть. Если Поплавскую и похитили, то те, кто это организовал, никак пока себя не обозначили и никаких условий и требований не предъявили. Но ее папа, Аркадий Гуревич, – очень состоятельный человек. Равно как и старший брат Михаил. Это обстоятельство, расследуя факт исчезновения Поплавской, мы не можем не принимать в расчет. В этом деле есть ряд непростых нюансов, которые я изложу вам по мере необходимости. Крайне маловероятно, что ваш литовский криминалитет, у которого, конечно же, есть общие дела с калининградскими братками, как-то причастен к исчезновению Поплавской. К услугам вашего МВД решено пока не обращаться… Есть опасение, что толку от этого будет мало, а вот само дело получит ненужную огласку. Это я говорю не к тому, что мы сомневаемся в компетенции вашей полиции. Просто такие дела, как наше, во-первых, имеют свою специфику, а во-вторых, главенствующим тут является принцип: «Не навреди…»

– Понятно… Кстати, вы упомянули тут, что Юлия замужем не была. Почему она в таком разе Поплавская, а не Гуревич?

– В детстве она носила фамилию отца, а когда получала паспорт, взяла фамилию матери, – пояснила Семенова. – После того, как они переехали в восемьдесят шестом из Вильнюса в Москву…

– Так она что, виленчанка? – удивился Стас.

– Да, она родилась здесь, в Вильнюсе. Ее брат Михаил даже успел проучиться несколько лет в одной из местных гимназий. Гуревич-старший в одно время собирался эмигрировать вместе с семьей в Израиль, но потом отказался от этих планов и перебрался в Москву. Вскоре у них в семье случился развод: Михаил остался с отцом, закончил «плехановку» и теперь трудится в компании отца, причем занимает сейчас пост исполнительного директора. Аркадий Львович создал новую семью, во втором браке у него подрастает восьмилетний сын. Юлия почти все это время жила с мамой, там же, в Москве. Два года назад она окончила факультет психологии МГУ. Сейчас в Москве у нее есть собственная жилплощадь: двухкомнатная квартира, расположенная в комплексе «Золотые ключи».

– Чем она занималась в последнее время?

– Многим, – чуточку подумав, сказала Семенова. – Преподавала в МЭШ… это Московская экономическая школа, где сейчас учатся преимущественно дети обеспеченных людей. Проработав там полгода, ушла… В последнее время довольно много печаталась, как в российской, так и в израильской прессе. Участвовала в ряде гуманитарных проектов, ездила даже пару раз на Северный Кавказ с миссией «Врачи без границ» (кстати, именно я сопровождала Юлию в этих поездках). Параллельно занималась на заочном отделении московского филиала Института Гаона… Кстати, сам институт находится у вас, в Вильнюсе.

– Да, я знаю.

– Поплавская изучала там идиш, вернее сказать, совершенствовала свои знания. А вы, Стас, знаете, что такое идиш?

Нестеров усмехнулся.

– До войны, я слышал, половина нашего города общалась на этом наречии меж собой… Но сейчас идиш, кажется, вышел из употребления?

– Во многом – да. Потому что подавляющего большинства тех восточноевропейских евреев, которые являлись носителями языка идиш, вот уже шесть десятилетий как нет в живых.

Стас тут же согнал улыбку с лица – как рукой стер.

– Насколько я понял, – сказал он, возвращаясь к их разговору, – Юлия Поплавская не занимает никаких должностей в компании отца и не имеет никакого отношения к его бизнесу?

– Да, так и есть, – кивнула Семенова. – Отношения у них сейчас нормальные, но Юлия идет по жизни собственной дорогой…

Стас отвез Семенову по адресу, где для нее, как выяснилось, была арендована двухкомнатная квартира.

Там ее дожидался уже какой-то мужчина лет тридцати с небольшим, которого Стас увидел лишь мельком, но в котором безошибочно вычислил виленчанина (мужчина этот, пока Нестеров находился в арендованной квартире, был в другой комнате и в разговоре не участвовал).

Впрочем, разговор у них с Семеновой здесь выдался короткий:

– Вот, держите задаток и сумму, необходимую на текущие расходы, – Семенова передала ему пакет, который она, в свою очередь, взяла на столе в гостиной (интересно, кто его туда положил?). – На сегодня, Стас, у вас будет чем заниматься…

– Прислать вам человека для охраны?

– Нет необходимости, – скупо улыбнувшись, сказала командированная.

– Во сколько завтра за вами заехать?

– В девять утра. Если не случится чего-либо экстраординарного, мы с вами завтра отправимся в Палангу.

Глава 11
У САМОГО СИНЕГО МОРЯ

Утром в среду «соколы» и Семенова занимались каждый своими делами. Никаких новостей касательно судьбы Поплавской к этому времени не появилось. Поэтому, пусть и с опозданием против того, как это планировалось вчера, Семенова решила все же съездить на литовское взморье, где сейчас находится Маша Ильина, знакомая Юлии Поплавской (с понедельника по пятницу в одном из пансионатов Паланги проходит мероприятие по линии израильского агентства «Сохнут», на которое приглашены директора молодежных общинных центров и старшие мадрихи[11]11
  Мадрих – здесь: вожатый, организатор досуга детей и молодежи.


[Закрыть] всего Прибалтийского региона, в их число попала и Маша).

Вообще-то в провожатые Семеновой достаточно было одного человека. Планировалось, что с ней поедет сам Нестеров. Но в компанию к ним навязался Слон – командированная не возражала, – поэтому в Палангу они отправились втроем, на «Круизере» Стаса, который приставы так и не смогли у него изъять.

Паланга – это курортный город, известный еще с «имперских» времен своими великолепными белопесчаными пляжами, тянущимися по Балтийскому взморью на многие километры, комфортабельными домами отдыха, уютными барами и ресторанчиками и приятным ненавязчивым сервисом, приближенным к европейским стандартам.

Саму Палангу, впрочем, они проехали насквозь по Лиепайской трассе, не задержавшись здесь и минуты. Слева промелькнули разноцветные кубики лечебниц и домов отдыха. Оставив позади местный аэропорт, «Круизер» свернул на узкую асфальтированную дорогу, ведущую к нужному им пансионату, расположенному в прибрежном массиве хвойного леса.

Спустя примерно полчаса они уже гуляли по берегу моря, оставляя на плотном, слежавшемся песке неглубокие вмятины своих следов.

День выдался пасмурным, но без осадков и сильного ветра. Море здесь, кстати, отнюдь не синее, как это бывает на юге, а покойного зеленовато-коричневого, бутылочного оттенка (примерно через месяц, когда начнется осенний штормовой сезон, волны Балтики приобретут тяжелый свинцовый цвет). Людей, прогуливающихся по песчаному берегу в одиночку и группами, даже сейчас, в будний день, хватало с избытком. Но лезть в воду, которая и в жаркое-то лето едва прогревается до восемнадцати градусов, никто из нормальных людей уже не решался.

Впереди шли две девушки: Семенова в своей аспидно-черной, с «молниями» и заклепками, кожанке и бейсболке, и Маша Ильина, которую командированная высвистала из пансионата, где в эти минуты проходил семинар для еврейской молодежи, рыжеволосая, с конопушками девушка лет двадцати пяти, одетая в укороченную замшевую куртку и голубенькие джинсы.

Стас и Римас держались чуть позади этой пары, следуя за ними шагах примерно в двадцати, чтобы не мешать чужому разговору.

Девушки избрали довольно медленный темп ходьбы. «Соколы» вынуждены были подстраиваться под них, плелись в кильватере, оставляя свои цепочки следов, и старательно делали вид, что они, типа, тоже гуляют.

– Семенова, я могла бы и сама подъехать в Вильнюс, – сказала Маша, когда они, пройдя невысокую гряду дюн, вышли на полоску прибрежного пляжа. – Тебе нужно было только сообщить, куда и во сколько.

– Не хотелось отрывать тебя от важных занятий, – чуть усмехнувшись, сказала Семенова. – Я уже сто лет не была здесь, на взморье. Дай-ка, думаю, прокачусь в Палангу, подышу свежим морским воздухом, заодно и с Машей Ильиной пообщаюсь…

– Слушай, мы ведь с тобой действительно давно не виделись…

– Почему же? – Семенова вытащила из кармана куртки два стальных шарика и принялась перекатывать их в правой руке. – Весной я была у вас, в мае, когда в Вильнюс на пару суток приезжали Миша Гуревич и Найман. Мы тогда виделись и даже о чем-то накоротке поговорили.

– Ну да, конечно… Как тебе вообще живется в Москве, Майя? Поплавская мне как-то говорила, что ты работаешь в компании ее отца и старшего брата?

– Не совсем так. Моя фирма сотрудничает с компанией «Росфармаком», но существуем мы как бы отдельно.

Маша, обернувшись, посмотрела на двух мужчин, которые следовали за ними на небольшом расстоянии.

– А вот эти двое, Семенова, что приехали вместе с тобой… Они из литовской полиции?

– Нет, Маша, они не служат в полиции. Это мои…

– Охранники?

– Я бы сказала по-другому: советники или консультанты.

Ильина, еще раз обернувшись на ходу, сказала:

– Тот «консультант», что в плаще, очень даже симпатичный. А другой, здоровяк, смахивает на литовского «бролюкаса»…

– Опять не угадала, – усмехнувшись, сказала Семенова. – Нет, эти двое не из братков. Верно только то, что, как и ты, дорогая, они являются гражданами Литвы. Ладно, Маша, это все лирика. Как ты, наверное, догадываешься, я приехала сюда, чтобы расспросить тебя о Поплавской… хорошенько разузнать о тех разговорах, которые вы вели между собой в августе, когда ты приезжала в Москву и общалась там с Юлей…

– До сих пор не могу поверить, что Юля куда-то исчезла, – нервно сжимая кулачки, сказала Ильина. – Какое несчастье… Я, когда узнала, что она пропала где-то в Кёниге… ты не поверишь… полдня проплакала…

– Я тебе верю, Маша, но о том, что с Поплавской случилось что-то ужасное, то, чего уже нельзя поправить, говорить, думаю, сейчас не стоит. – Произнеся эту реплику, Семенова достала из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги и передала его Ильиной. – Прочти внимательно! А потом прокомментируй как можно подробней текст этой записки.

Маша, взяв у нее листок, притормозила, а затем и вовсе остановилась.

Она внимательно, как и просила Семенова, прочла про себя текст сообщения, отправленного на ее е-мейл в минувший четверг Поплавской. Потом, пожав плечами, прочла это короткое сообщение вслух:

– ДОРОГАЯ МАША!

Срочно раздобудь пару настоящих наручников! А также держи под рукой ватман и фломастеры, чтобы можно было в темпе изготовить плакат определенного содержания. Помнишь, дорогая, о чем мы недавно говорили с тобой в Москве?

Я, наверное, на днях попробую-таки реализовать одну из своих давних задумок… Ты только приготовь все необходимое, Маша, а остальное, чтобы не впутывать тебя, я сделаю сама…

Обнимаю,

до скорой встречи,

Юлия Поплавская.

Заметив, что девушки остановились и изучают какую-то бумагу, «соколы» тоже тормознулись и дружно полезли в карманы за сигаретами.

– Вот повезло так повезло, – сказал Слон, любуясь ладной фигуркой Семеновой, которая со спины выглядит никак не хуже, нежели спереди. – Халява, брат, нам подвалила… Гуляй себе по бережку, дыши кислородом, любуйся на симпатичную телку… да еще и неслабые бабки тебе за это приплачивают!

– В этом мире ничего так просто не дается, – философски заметил Нестеров. – Но будем надеяться, что ты прав и что нам хоть раз в жизни действительно крупно подфартило… Я вот думаю: может, не стоило нам все же сюда вдвоем тащиться?

– Это еще почему? – спросил Слон, втягивая в себя порцию целебного йодистого воздуха пополам с табачным дымом. – Семенова же не возражала?

– Может, она чисто из вежливости так поступила? А про себя, возможно, подумала: «Ах вы лентяи… долбаные халявщики! Вот вы по курортам со мной раскатываете, а кто будет в Вильнюсе нужную мне информацию добывать?!»

– А че там добывать? Ситуацию в общих чертах мы ей уже обрисовали. Бабки в двух местах кому надо ты уже зарядил. Я переговорил кое с кем из «бролюкасов», но ответ надо ждать через двое или трое суток… Ну и чего, спрашивается, сидеть в том Вильнюсе? Смотреть на пустые стены в офисе?… Слушай, Стас, мне кажется… я ей тоже нравлюсь…

– Вот только не вздумай сам лезть к ней! – предупредил его Стас. – А то я хобот тебе в момент оторву… будешь тогда слоном без хобота!

– Не знаю, как ты, Стас, – меняя тему, сказал Слон, – но я без оружия чувствую себя голым и босым! Как это можно, жить в наше время без ствола?! А случись что? Какие мы, на фиг, с тобой охранники, если у нас не из чего отбиться? А наши легальные стволы, так может статься, нам не вернут и до второго пришествия…

Стас оторвал от сигаретной пачки кусок фольги. Затушил окурок о подошву ботинка, взял бычок у Мажонаса и замотал в фольгу: негоже мусорить на пляже, потому что свинство как раз вот с таких мелочей и начинается…

Бумага с текстом сообщения вновь вернулась к Семеновой, после чего девушки возобновили движение.

– Семенова, дорогая, я ведь уже столько раз эту историю рассказывала, во всех деталях и подробностях, – вздохнув, сказала Ильина. – И с тобой по телефону мы на данные темы общались… больше часа, наверное, проговорили!

«Других-то зацепок в этом деле пока не появилось, – мрачно подумала командированная. – Вот и ходим по кругу, не зная, как выбраться за его пределы…»

– Напряги свою память, Маша. Может, какую-нибудь новую деталь вспомнишь, что-то такое, что натолкнет нас на верный след…

Некоторое время они шли по песчаному берегу молча, потом Маша заговорила, припоминая в деталях те беседы, которые они вели с Поплавской во время ее приезда в Москву (Ильина ездила на семинар, который проводило московское отделение института Вильнюсского Гаона; в этом мероприятии принимала участие и Юля). Ее рассказ занял что-то около получаса, затем Семенова стала задавать ей наводящие вопросы:

– Значит, наручники ей были нужны для того, чтобы приковать себя во время траурного митинга на мемориальном кладбище в Панеряе?[12]12
  Панеряй (Понары) – место массовых расстрелов евреев возле Вильнюса, в настоящий момент там установлен мемориал жертвам холокоста.


[Закрыть] Тем самым она как бы хотела заявить свой протест… Против чего, кстати, она собиралась протестовать? Или – против кого?

– Скорее это был не протест, нет… – задумчиво произнесла Ильина. – Во-первых, Семенова, мы говорим о гипотетических вещах, о том, что так и не произошло…

– Кое-что все же произошло, – сухо сказала командированная. – Ты не находишь?

– Да, понимаю… Но я сильно сомневаюсь, что то, о чем мы сейчас говорим, как-то связано с исчезновением Поплавской. Когда мы с ней говорили в Москве, все эти ее высказывания носили скорее эмоциональный характер… Да, все это мало походило на связный план действий… Ты, наверное, знаешь, что Юля в последнее время проводила большую исследовательскую работу по двум направлениям? Во-первых, она разыскивала в различных архивах сведения о корнях своей семьи. По отцовской линии многочисленная родня была полностью уничтожена, преимущественно в вильнюсском гетто, и лишь ее папа, родившийся в том страшном июне сорок первого…

– Точного дня рождения Аркадия Львовича никто не знает.

– Вот только он один каким-то чудом тогда спасся. Среди маминой родни после проклятой войны тоже мало кто остался… Во-вторых, ее занимало то, что сталось с еврейским имуществом после войны… в чьи руки оно попало… и какова здесь современная ситуация, причем в равной степени Поплавскую интересовали как позиция нынешних литовских властей, так и отношение к данной непростой проблематике еврейских общественных организаций. Юля даже опубликовала несколько статей на эту тему в российских и израильских СМИ… Надо сказать, что за такими вещами здесь следят, потому что тема эта кровоточит и по сию пору…

«Еще бы ей не кровоточить, – подумала Семенова. – Где те двести с лишним тысяч евреев, что проживали на этой земле до июня сорок первого года? Одни литовцы в компании с немцами их расстреливали, другие же прятали у себя, рискуя жизнью, и спаслась горстка, несколько тысяч, один живой на полсотни погибших. А имущество всех этих несчастных где-то растворилось… и если что-то и возвращено общине, то это сущие крохи, в сравнении с тем, что было до войны…»

– А ты знаешь, Семенова, что у Юли возникла проблема с переоформлением литовской визы? – спросила Ильина. – В начале сентября… да, первого числа… у нее закончилось действие годовой многократной визы. Она подала документы на пролонгацию визы, но ей, как это раньше было – автоматом, – продлевать ее не стали…

– Да, я знаю это, – кивнула Семенова. – Сотрудник литовского посольства в Москве, к которому уже в этот понедельник обратились с запросом касательно задержки с оформлением визы, сказал, что произошел технический сбой и что в скором времени необходимые документы будут оформлены.

– Может, это реакция на ее статьи? – предположила Ильина. – Кстати, наши тоже не все согласны с ее точкой зрения. Некоторые считают, что Поплавская слишком остро ставит вопросы. Но с другой стороны, Юля говорит о простых, очевидных, по-человечески понятных вещах. О том, например, что тем нескольким сотням стариков, которые проживали ранее в Литве и уцелели в той жуткой мясорубке и которые сейчас доживают свой век преимущественно в Израиле, местными властями должно быть предоставлено… точнее, возвращено… литовское гражданство… Но у местных, которые сейчас, надо признать – не все, конечно, но очень многие, – с горечью, а кто-то и с отвращением вглядываются в те драматические события, есть серьезные опасения, что вслед за предоставлением гражданства этим бывшим жителям Литвы последуют судебные иски о возвращении общинного имущества и имущества отдельных граждан…

«Вот было бы шуму, если бы Поплавская осуществила свою задумку, – мрачновато усмехнувшись про себя, подумала Семенова. – В аккурат в воскресенье в Панеряе и Вильнюсе проходили мероприятия, приуроченные к Дню памяти жертв геноцида еврейского народа. На траурном митинге присутствовали и высшие руководители Литвы, и глава израильского кнессета, и множество других важных особ, включая делегации из США, Израиля и России. Там и без того, судя по отзывам очевидцев, было сказано немало и покаянных, и горьких, а то и обвинительных слов, а тут бы еще Поплавская попыталась бы на виду столь важной публики приковаться к одному из надгробий… Надо же, местные власти как будто почуяли что-то неладное и в последний момент под каким-то предлогом перекрыли ей прямой доступ в свою страну…»

Поняв, что ничего нового, сверх того, что ее фирме и так было известно, из Ильиной не вытащить, Семенова прекратила свой допрос, и теперь они уже приближались к выложенной деревянными щитами тропке через дюны, за которыми в хвойном лесу располагались строения пансионата.

– Если честно, Семенова, – задумчиво произнесла Маша, – в тот день на мой «бокс» пришло более десятка сообщений, в основном связанных вот с этим самым семинаром, на который я приехала в Палангу, и на Юлькино «мыло» я как-то не сразу среагировала. Подумала про себя, что Поплавская прикалывается. Я ведь знала, что она не смогла оформить визу в Литву. Она мне еще дней десять… или даже больше тому назад «мыльнула», что у нее проблемы с визой и что она, скорее всего, отправится в Кёниг…

«Да уж, прикололась, – невесело подумала Семенова. – Так прикололась, что из-за ее внезапного исчезновения уже почти неделю все на ушах стоят…»

Девушки уже вступили на выложенную щитами тропку и почти перевалили через невысокую гряду песчаных дюн – «соколы» же по-прежнему держались позади, но теперь уже всего в нескольких шагах от этой пары, – когда вдруг случилось то, чего никто не мог предвидеть заранее.

Из лесочка прямо навстречу им, как кабан из чащи, выдрался какой-то мужик – простоволосый, но в длинном, до пят, плаще. Этот невесть откуда взявшийся тип буром пер прямо на девушек, а его права рука что-то такое пыталась нашарить на поясе…

– А ну прихвати его, Римас! – гаркнул Нестеров.

Но Слон стартовал, кажется, еще прежде, чем Стас успел подать команду. Он в два или три скачка нагнал чуть опешивших – так ему показалось – девушек, обогнул застывшую на месте Ильину и уже готов был сшибиться с этим борзым и явно подозрительным мужиком, как последний вдруг, завидев перед собой уже не Семенову и ее знакомую, а неизвестного мордоворота, крутанулся юлой и ломанул обратно в хвойный лесок…

«Бодигарды хреновы! – промелькнуло у Слона в голове. – Тут явное нападение на клиентку, а у нас при себе и завалящего ствола нет!..»

Одновременно с этой мыслью что-то просвистело рядышком… ших-х-х!.. и мужик, который уже вот-вот готов был скрыться в лесу – гоняйся потом за ним среди частых сосен и разлапистых елей, – неловко взмахнув руками, как подкошенный рухнул на землю…

Стас подошел к распростертому на земле мужику, возле которого со смешанным выражением легкого недоумения и брезгливости на лице стоял Слон.

– Вуайерист… мать его! – процедил Мажонас. – Или как там этих уродов кличут? Эксти… эксди… эксби… короче, извращенец херов!!

Он перевернул ногой мужика, чтобы тот не отсвечивал на весь белый свет своим жалким и непотребным хозяйством (плащ у того был надет, как выяснилось, на голое тело). Субчик этот явно принадлежит к тому экзотическому, в сущности не опасному, но очень противному племени больных на голову личностей, кто пытается подкараулить дамочек, гуляющих в дюнах или по дорожкам вдоль берега. С тем, чтобы растелешиться у них на виду, словив в этой связи какой-то известный лишь им одним кайф.

Бьют их, конечно, за такие вещи крепко – случается, что и на мужиков напарываются, как вот сейчас, – но отбить охоту до таких забав все равно не получается.

Осень, казалось бы не сезон, а вот поди ж ты… напоролись на какого-то гада-извращенца.

Мажонас пнул мужика по голой ноге, тот чуток завозился, но тут же притих, прикинувшись дохлым (видно, боялся, что его сейчас будут больно бить).

– Командир, можно я этого голозадого… чуток притырю?

– Не трогай его, Слон, а то придется отвечать, как за нормального человека.

Заметив, что к ним приближается Семенова, Стас исподтишка продемонстрировал напарнику кулак, чтобы тот немедленно прекратил матерно выражаться. В какой-то момент Нестерову показалось, что командированная – как, кстати, и сам он – едва сдерживает сейчас усмешку. Но Семенова, подняв что-то с земли и даже не поглядев на извращенца, направилась в сторону дорожки, где ее дожидалась Маша Ильина.

– Суровые ребята, эти твои знакомые, – хихикая в кулачок, сказала Маша. – С ними ты, Семенова, как за каменной стеной…

Спустя несколько минут они распрощались. Семенова сразу же сделала со своего мобильного два звонка: в Вильнюс и Калининград. Она доложила Санычу, что Ильина, как и следовало ожидать, ничего нового в ходе личной встречи ей не сообщила. Начальник тоже не смог порадовать ее хорошими новостями: как ни старались люди, привлеченные к оперативно-розыскным мероприятиям, тот же майор Михайлов, например, никаких весомых результатов все эти действия пока не принесли.

– Слушай, командир, – улучив момент, пока Семенова, занятая разговором по сотовому, не могла его услышать, решил поделиться своей догадкой Мажонас. – А ведь это она… Семенова того мужика «приземлила»! Я ж до него и пальцем не успел прикоснуться… Шариком, что ли, она его по темечку буцнула?

– Ты что, Слон, только сейчас допер? – удивился Нестеров.

– Ну и ловкая же девочка, – Мажонас восхищенно поцокал языком. – Но стволы, брат, все же надо где-то раздобыть!.. У вас, точнее, у русской попсы, есть такая песня: «Какой ты, на фиг, танкист?!» Так и мы с тобой, без оружия – хотя бы припрятанного – никакие не «танкисты», а так… почти что извращенцы.