Текст книги "Последний бой"

Глава 11
Воеводино слово – строгий приказ

Кондор и его младший напарник быстро переоделись в штатское, захватили с собой рации, мобильники, пистолеты, после чего спустились вниз, где у подъезда их уже ожидал служебный джип.

За руль, естественно, уселся Леший. Хотя Бушмин, в принципе, чувствовал себя вполне сносно («кремлевские» пилюли стимулируют организм быстро и эффективно). Подомацкий сделал небольшой крюк, после чего они выскочили на не слишком загруженное транспортом Носовихинское шоссе, взяв для начала курс на Новогиреево. Андрей, перегнувшись, взял с заднего сиденья приготовленный заранее Лешим пакет с бутербродами и баллон с минералкой. Аппетит нынче у него, да и у его напарника тоже, – был поистине зверским.

– Леший, а на какую тему у нас объявлена «оранжевая» тревога? – спросил он, закуривая сигарету после хорошего перекуса. – Что слышно на эту тему?

– Понятия не имею… Знаю только, что еще в среду весь личный состав нашей «четверки» перевели на казарменное.

– А что Шувалов говорит?

– Ты же знаешь нашего Юрьича! Из него каждое слово надо клещами вытаскивать! Я даже новости по телику пару раз смотрел, пока ты спал. Прикинь, командир? Ну не смешно ли? Выходит, мы должны гадать по кофейной гуще и выуживать информацию о разных катаклизмах из выпусков новостных программ.

Сказав это, он суеверно постучал костяшками по панели.

– Кстати, Михалыч…

– Ну?

– Рейндж звонил из госпиталя, идет уже на выписку. Ты не думай, Кондор, наши мужики внимательно наблюдали за процессом.

Леший, покосившись на своего старшего коллегу, многозначительно ухмыльнулся. Андрей понял его намек, но промолчал: есть вещи, о которых не стоит слишком часто говорить вслух. Просто нужно знать и помнить, что у тебя по жизни есть не только коллеги или там сослуживцы, но и настоящие, испытанные временем друзья, которые, если дело реально примет опасный для твоей жизни оборот, непременно придут тебе на выручку, чего бы это каждому из них впоследствии ни стоило.

Джип, уверенно ведомый Подомацким, перемахнул по эстакаде через Кольцевую и вписался в не слишком густой в это время суток транспортный поток, направляющийся в сторону центра.

– М-да, – задумчиво сказал Кондор. – Кажется, Леший, пока следаки морочили нам головы, в нашем тридевятом королевстве случилась какая-то хрень.

Джип, миновав Старую площадь, свернул к комплексу зданий, в одном из которых размещается аппарат Совбеза, а также один из трех существующих в стране – есть еще «кремлевский» и «минобороновский» – ситуационных центров, носящий название «Антикризисного» (сокращенно – «А-центр»).

Еще на подъезде к нужному зданию, возле оборудованного здесь недавно в связи с угрозами терактов «пояса безопасности», охрана тормознула джип и заставила пассажиров предъявить не только документы, но и спецпропуска.

Потом еще раз заставили предъявить ксивы, возле оборудованного шлагбаумом арочного проезда.

Наконец двух визитеров пропустили во внутренний двор, где Подомацкий, не без труда выискав свободное местечко, припарковал их джип на совбезовской служебной стоянке.

Едва Андрей выбрался из тачки, как тут же заметил двух мужчин, только что покинувших здание через один из служебных подъездов. И направляющихся, судя по всему, к своей машине, припаркованной неподалеку от только что подъехавшего джипа.

Бушмину не составило особого труда опознать обоих: это были уже знакомые ему особисты, причем один из них, тот, что шел впереди, не далее как сутки назад предлагал Кондору «угоститься сигареткой».

– Оп-па! – негромко произнес Андрей. – Леший, я тут словцом кое с кем перекинусь… Но ты не вмешивайся!

Эти двое – они тоже были прикинуты в штатское – шли в аккурат им навстречу. Преисполненные, кажется, сознанием собственной важности, эдакие суровые и в чем-то даже таинственные «люди в черном».

«Куда это, ребятки, вы так торопитесь? – надевая на лицо бесстрастную маску, подумал про себя Бушмин. – Никак, опять кого-нибудь из нашего брата «шкерить» собрались? Ну-ну…»

Тот, что шел впереди, поднял взгляд на Бушмина и, судя по метнувшимся туда-сюда глазам, тут же опознал в нем своего недавнего, совсем, можно сказать, свеженького «клиента».

Когда до него оставалось всего пара-тройка шагов, Кондор вытащил, глядя тому прямо в переносицу, из кармана утепленного длиннополого плаща свою правую руку. Так, словно хотел обменяться с этим человеком дружеским рукопожатием. Типа того, что я, мол, мужики, службу знаю, «а потому обиды на вас не держу…».

Тот лишь чуть подался к нему, – утратив равновесие на какую-то долю секунды, но и этого легкого, сугубо рефлекторного движения оказалось вполне достаточно для человека, прошедшего, среди всего прочего, основательный курс ай-ки-до.

Даже Подомацкий, на глазах у которого все и произошло, не успел толком уловить сам момент «контакта». Но зато смог вполне оценить его последствия: когда Кондор сблизился с не уступающим ему внешне по физическим данным мужиком, тот вдруг споткнулся и, нелепо взмахнув руками, врезался почти плашмя – лицом! – в корму припаркованной среди служебного автотранспорта черной «ГАЗ-31».

«Волжанка», по задку которой пришелся удар, натужно крякнула, а из носа рухнувшего, как подкошенный, особиста, обильно потекла кровь…

Бушмин как ни в чем не бывало пошел себе дальше, направляясь к служебному подъезду. Его напарник, проходя мимо второго особиста, напоминавшего в эти секунды соляной столп, бросил по ходу на него неодобрительный взгляд:

– Ну что же вы, товарищ?! Не видите разве, что ваш коллега споткнулся?! В следующий раз, господа, будьте поосторожней, а то как бы опять вам не поскользнуться!

Возле бюро пропусков их ожидал дежурный сотрудник «А-центра». Гости прошли через арочный металлодетектор, не обращая внимания на протестующий рев и перемигивание аппаратуры, сработавшей на стволы «элиты» и его напарника. Прошли чуток по коридору, загрузились втроем в кабину спецлифта и уже вскоре спустились в шлюзовое помещение СЦСБР, оказавшись в трехэтажном подземном бункере, оборудованном под фундаментом здания. Подомацкому было указано обождать в одном из служебных помещений, а Кондора препроводили в кабинет заместителя главы «четверки» Шувалова.

Начальник сидел за столом, с рассеянным видом изучая какие-то бумаги, которые он брал из лежащей перед ним папки.

Бушмин доложил о своем прибытии – четко, по-военному, по-уставному. Шувалов кивком указал на стул, но Андрей продолжал оставаться на своих двоих.

– Товарищ полковник, разрешите вопрос?

– Спрашивайте.

– Надо так понимать, что я… вышел из доверия?

– С чего ты взял, Андрей? – Шувалов вышел из-за стола, а заодно и отбросил официальный тон. – Как раз наоборот! Сейчас, сдается мне, ты будешь в еще большем фаворе, чем прежде.

– Нич-чего не понимаю, – пробормотал себе под нос Бушмин. – Ладно, хватит о всяких-разных заморочках. Свое мнение обо всем этом я выскажу позже. Для начала, Юрьич, несколько деталей – дополнительно – к «грозненскому инциденту», которые я не стал сообщать дознавателям…

Андрей вкратце пересказал четырехгодичной давности эпизод с Горцем, а также высказал догадку, что этот же нохча, кажется, взяв себе фамилию или же псевдоним Султыбеков, пытался сделать ему «гоп-стоп». Но поскольку лица его он так и не увидел из-за наличия маски, то никакой уверенности, что он не ошибся в своем предположении, у него нет.

– Ладно, я понял, – выслушав его, сказал Шувалов. – Поищем на него досье. Что касается Лещенко… Есть небольшой спецотдел, отвечающий за безопасность магистральных нефте– и газопроводов. Что же это я? Тебя, Бушмин, начальник у себя ждет.

Они вдвоем вышли в предбанник. Шувалов почему-то усмехнулся и кивком указал ему на оставленную открытой дверь.

– Пройдите, товарищ подполковник.

Бушмин прошел в кабинет руководителя «четверки», коротко доложился. Мануилов стоял у прозрачной, чуть затененной стены, сделанной из специального стеклопластика, – она была прозрачной лишь в одну сторону. За стеной этой находился, собственно, сам операционный зал СЦСБР: находясь здесь, можно было обозревать весь зал с компьютерными терминалами и развешанными на стенах жидкокристаллическими экранами, при том что для глаз дежурных операторов эта стена была целиком непроницаемой. Мануилов стоял вполоборота к вошедшему; это был худощавый мужчина лет сорока с небольшим, одетый в безукоризненно сидящий на нем и, сразу видно, дорогой костюм, в дымчатых очках, надежно маскирующих его взгляд. По твердому убеждению Андрея, Игорь Борисович – самый эрудированный, толковый и головастый мужик во всем родном отечестве. Кроме разве что самого Главкома, с которым сейчас вообще не следует кого-либо сравнивать и чей портрет, естественно, висит на самом видном месте, занимая часть стены напротив входной двери.

Посмотрев на него каким-то долгим и словно оценивающим взглядом, Мерлон – так по уже давней привычке Бушмин называл про себя этого незаурядного человека – не спеша подошел к нему и протянул руку.

– Здравствуйте, Андрей Михалыч.

– Здравия желаю, Игорь Борисович, – аккуратно пожимая руку начальника, негромко произнес Бушмин. – Вызывали?

– Да, вызывал, – отчего-то вздохнув, сказал Мануилов. – Подполковник, я в курсе того, что произошло.

– Я в этом ни на секунду не сомневался, Игорь Борисович, – как-то неожиданно для себя сухо сказал Бушмин. – Кстати, возникает такое впечатление, что кое-кто заимел зуб не только на меня, но и на тех людей, кто отдает мне приказы.

– Возможно, – глядя на него сквозь дымчатые очки, сказал Мануилов. – Я думаю, мы об этом еще поговорим… Но не сейчас, а несколько позднее. Кстати, как ваше самочувствие, Андрей Михалыч?

– Думаю, что я – в порядке.

– Гм… Чай? Кофе? Я распоряжусь, чтобы нам что-нибудь сюда принесли.

– Если для меня, то не нужно. Хотя… Кое-что, Игорь Борисович, я все же намерен у вас попросить.

– Просите.

– Мне нужен лист бумаги и авторучка.

Надо отдать должное Мерлону – тот и глазом не повел. Не то что не стал строить одного из своих подчиненных, как это сделал бы на его месте иной начальник, но, не выказав и тени неудовольствия, кивком указал Бушмину на собственный стол, мол, присаживайся, пиши, что хошь (не будь Игорь Борисович тонким психологом, черта с два он совладал бы со своими крутыми ребятишками. А ведь большинство из них оч-ч-чень уважают своего начальника, хотя тот происхождением из околочекистских и полуштатских кругов).

– Особо там не расписывайтесь, подполковник, – подал он реплику, вновь заняв наблюдательную позицию возле прозрачной стены. – У нас, знаете ли, время сейчас в дефиците.

– А мне тут пару слов всего черкнуть! – отозвался из-за стола Бушмин. – Ну вот… готово… Теперь, уважаемый Игорь Борисович, фактор времени меня как-то не очень беспокоит… Скоро я буду – надеюсь! – свободен на все четыре стороны.

Пробежав глазами только что составленный Бушминым рапорт, Мануилов убрал его в отдельную папку, а папку сунул в ящик стола.

– Я рассчитывал, что вы поставите под моим рапортом свою визу, – четко выговаривая слова, сказал Бушмин. – Если вы сами отказываетесь поставить подпись под моим рапортом об увольнении из «четверки», то я вынужден буду обратиться с рапортом к самому Главкому.

– Имеете такое право, – почти ласково сказал Мерлон. – Но я не думаю, что Главком в данной ситуации даст «добро» на ваш выход из «группы 4», отозвав таким образом у вас лицензию.

– Почему?

– Назову лишь главные причины…

– Да, пожалуйста. Мне интересно знать, почему сотрудник, которому явно перестали доверять и которого даже сочли нужным подвергнуть кое-каким неприятным процедурам в ходе спецрасследования, не может покинуть столь серьезную контору? Хотя… Кажется, я понял: руководство намерено само с треском выставить меня за дверь?! Я правильно рассуждаю, уважаемый Игорь Борисович?

– Да, но только отчасти. – Мануилов кивком пригласил Бушмина присесть в свободное кресло, но тот продолжал стоять. – Мы действительно вас уволили.

– Что – уже? – удивился Бушмин.

– Примерно час назад у меня здесь был начальник кадрового управления. Вы, Бушмин, уволены «по собственному». Причем задним числом, с первого декабря минувшего года… Я попросил внести соответствующие изменения в ваше личное дело и в сводную базу данных.

– Занятно. – Бушмин уже чувствовал себя одновременно и задетым таким вот неожиданным поворотом, но и заинтригованным тоже. – А из «четверки» я тоже уволен?

– Да, конечно, – чуть усмехнувшись, сказал Мерлон. Но уже спустя секунду его лицо стало озабоченным. – Думаю, Андрей Михалыч, вы уже догадались, что все это затеяно неспроста, но в то же время – это вы тоже должны понимать – ваше увольнение носит лишь формальный характер. У вас, подполковник, контракт с государством, и никто его – особенно в нынешних условиях – расторгать не собирается!

– Нич-чегошеньки не понимаю! Что стряслось-то, Игорь Борисович? И почему именно я?

Мерлон ответил после некоторой паузы.

– Потому что эпизод с пропажей Голубева оказался более важным и знаковым, нежели мы первоначально думали, – сказал он. – Но это так, хотя и немаловажная, но все ж деталь. Несколько дней назад, Кондор, вскрылась одна крупнейшая афера, масштабы которой значительно – в разы! – превышают даже «дело «ЮКОСа». Возможные убытки нам лишь только предстоит оценить.

– Ну а я тут при чем?

– Суть заключается в том, Кондор, что вашу кандидатуру из многих выбрали сразу трое: я сам, тот, кого вы будете прикрывать за кордоном… А вы туда отправитесь не позднее полудня понедельника. И еще один человек, волю и решение которого трудно оспорить.

Наверное, чтобы подчеркнуть только что сказанное им, Мерлон красноречиво вскинул глаза к потолку.

– Н-не понял…

Бушмин некоторое время тупо таращился на начальника «четверки», пытаясь сообразить, чтобы все это могло означать. Затем, когда у него вдруг что-то щелкнуло в мозгу, он медленно перевел взгляд на висящий над головой Мануилова портрет, на котором был запечатлен человек, обладающий холодным обаянием и загадочной полуулыбкой Сфинкса.

Глава 12
Мерзкий клоп, насосавшийся крови

Лещенко приехал на загородный объект одной из частных структур, дружественной спецотделу, в субботу вечером, когда сумерки надежно накрыли своим темным пологом заснеженный ландшафт дальнего Подмосковья.

Двухэтажный коттедж, стоящий чуточку в стороне от прочих поселковых строений, был обнесен по периметру высоким глухим забором; в целом он напоминал тот объект, где нынче содержат бизнесмена Литвинова. Здесь можно было спокойно и вдумчиво работать с «клиентом», не сильно опасаясь при этом чужих любопытствующих взглядов.

Лещенко пришлось немного обождать, пока молодой крепкий мужчина, ассистирующий его давнему знакомому и сослуживцу Фадееву, пинками и матюгами загнал пару свирепых «полканов», захлебнувшихся яростным лаем при первых звуках подъехавшей к уединенной фазенде машины, в проволочный вольер за домом.

Наконец открылись створки ворот. Подполковник въехал во двор и поставил свой разъездной джип у правого торца коттеджа, рядом с машиной коллег. Коротко ответив на приветствие знакомого сотрудника, он прошел вслед за ним в дом, не забыв прихватить с собой кейс, снабженный специальными наборными замками и звуковой «тревожной» сигнализацией (подобные чемоданчики в ряде случаев используют инкассаторы и сотрудники правительственной фельдъегерской связи).

Антон Фадеев, коренастый, плотно сбитый мужчина лет тридцати пяти, с плешью во всю голову и ощутимо липнущим к любому объекту его интереса взглядом, был одет в темные немнущиеся брюки и синий простеганный свитер с погончиками а-ля секьюрити. Когда они обменялись рукопожатиями, на Лещенко пахнуло смешанным запахом трудового мужского пота и одеколона; в гостиной, куда они прошли вдвоем, было жарко из-за работающего на полную мощность электрокамина.

– Выруби печку! – освобождаясь от верхней одежды, сказал Лещенко коллеге. – Натопили, как в бане.

– Пар костей не ломит, дружище, – усмехнулся Фадеев. – Кстати… Не пора ли нам начать всерьез ломать этих наглых буржуинов?

Он все же выключил электрокамин, после чего вопросительно уставился на своего сослуживца.

– Заниматься членовредительством пока не велено, – слегка вздохнув, заметил Лещенко. – Это ведь не игрушки, Антон?! Начнешь ломать через колено – и вдруг крррак! И «клиенту» – «звиздец»! И что потом? Гадать прикажешь по их внутренностям и кишкам? Куда они свои акции и бабло приховали? Одно дело – мочкануть «иуду», продавшегося с потрохами буржуинам, – тут без вопросов! И совсем другое дело, когда приходится иметь дело с такими дорогостоящими, но нежными и хрупкими существами, каковыми являются господа Литвинов и Серебрянский.

– Лаской мы от них ни хера не добьемся. – Фадеев скептически покачал головой. – Не знаю, как там у вас с Литвиновым обстоят дела.

– Нормально все продвигается, эдак «плавненько». «Клиент» фактически уже созрел для диалога… Теперь вот доходит до нужной нам кондиции. Думаю, уже назавтра мы его расколем до самого копчика.

– Значит, он будет пожиже Серебрянского. Этот все чохом отрицает! Приезжал тут сам Сценарист, пытался с ним по-хорошему договориться.

– Да, я в курсе, что Аркадий Львович пока не колется.

– Лично б я давно ему паяльник в одно место вставил! – скривив губы, сказал Фадеев. – Сами же говорите, что сроки поджимают.

– Еще как поджимают. – Лещенко выложил на стол в гостиной свой кейс и стал набирать кодовую комбинацию, отпирающую замки. – Поэтому, дружище, давай не будем терять даром время: тащите-ка сюда своего «клиента». У меня к нему есть оч-чень конкретный разговор.

Спустя короткое время Фадеев и ассистирующий ему сотрудник ввели в гостиную «клиента», которого держали здесь, в сухом подвальном помещении взаперти, вот уже четвертые сутки. За этот непродолжительный, в сущности, срок Серебрянский заметно подрастерял свой барский, начальственно-чиновничий лоск: он был бледен и чуточку сутулился, чего ранее за ним не замечалось; щеки и подбородок, за которыми он ухаживал при помощи протираний и дорогих лосьонов, уже успели слегка зарасти щетиной; в его движениях появилась какая-то странная неуверенность и даже суетливость. Но взгляд у него оставался цепким и внимательным, разве что время от времени сквозило в нем откровенное недоумение: «Нет, этого не может быть, потому что со мной такое никогда не могло бы случиться…»

Их взгляды скрестились, но ненадолго: Серебрянский первым отвел глаза в сторону.

– Здравствуйте, Аркадий Львович, – сказал Лещенко, продолжая буравить чиновника своим острым взглядом. – У меня к вам есть деловой разговор, так что присаживайтесь поудобней.

– Ничего, я могу и постоять, – облизнув сухие губы, чуточку надтреснутым голосом заметил Серебрянский. – Кстати, мне кажется или я вас где-то видел?

– Возможно, – с легкой усмешкой сказал гэбист. – Хотя нас напрямую не знакомили, но в одних местах с вами мне как-то доводилось бывать. Так что и вас я тоже «где-то видел».

– Кажется, вы служите в органах?

– А что, есть какие-то сомнения? – почти натурально удивился Лещенко. – Вы что, до сих пор полагали, что вас похитили какие-нибудь братки?

– Гм… – Серебрянский покосился на подпирающего стену возле зашторенного окна Фадеева. – По правде говоря, я не знал, что и думать. Извините, господин… Не помню вашего имени-отчества.

– Знать вам его вовсе не обязательно, – выкладывая на стол возле кейса пачку сигарет и зажигалку, пробормотал Лещенко.

– Тогда как к вам прикажете обращаться? – нервно вздернув подбородком, спросил чиновник. – Я решительно не понимаю, что происходит.

Лещенко неторопливо прикурил сигарету, затем, сделав пару затяжек, сказал:

– Не придуривайтесь, Аркадий Львович! Вы все прекрасно понимаете. Что же касается вашего первого вопроса, то можете называть меня товарищ. Мы ведь все здесь товарищи, не так ли?

– Присаживайтесь, Аркадий Львович. – Выдержав паузу, Лещенко кивнул на стоящий посреди гостиной стул с высокой спинкой («ассистент», их младший с Фадеевым коллега, тут же едва не силком заставил Серебрянского присесть). – Разговор нам предстоит оч-чень непростой. Может, у вас какие жалобы имеются?

– Я хочу заявить… сказать следующее, – каким-то надтреснутым голосом, глядя куда-то в сторону, сказал Серебрянский. – Как вам должно быть известно… товарищ… я занимаю должность…

– Дальше.

– Э-э-э… По своему нынешнему статусу я…

– Тюремная вошь, – встрял в их разговор Фадеев. – Мерзкий клоп, насосавшийся крови.

– Давайте обойдемся без длинных предисловий, – веско произнес Лещенко. – Аркадий Львович, у нас подсобрано на вас неслабое досье. Так что мы в целом – да и в частностях! – в курсе ваших жизненных свершений, и прочая, прочая…

Он открыл кейс и извлек оттуда сколотую скрепкой пачку разномастных бумаг, а также видеокассету.

– Здесь у нас имеются копии заказов, сделанных вами, Аркадий Львович, в двух престижных столичных ресторанах. Это только за последние полтора месяца! – Лещенко тряхнул в воздухе пачкой бумаг. – А то вы парите нам мозги, что у вас язвенная болезнь.

– Точно, почти ни черта не жрет! – подтвердил Фадеев.

– Есть распечатки ваших телефонных переговоров. Дать вам посмотреть, чтобы вы убедились, что мы не блефуем?

Он кивнул «ассистенту», и тот тут же включил видеодвойку.

– Сейчас вы все поймете. Ну что, узнали свой «БМВ-Икс»?

Оператор, снимавший этот ролик на видеокамеру, – судя по показаниям таймера, съемка производилась сегодня, в субботу, в десять с минутами утра, – сместился чуть назад и влево. Таким образом, теперь в поле зрения оказалась целиком вся машина, припаркованная, брошенная или спрятанная, что угодно об этом можно думать, во дворе какого-то подзапущенного и, возможно, необитаемого в это время года частного домовладения. И сразу же бросились в глаза две существенные детали: кучно расположенные на боковом переднем стекле пулевые отверстия и сам водитель, навалившийся грудью на баранку джипа…

Оператор, подойдя поближе – в поле зрения на короткое время показалась его затянутая в перчатку левая рука (другой он продолжал удерживать камеру) – открыл дверцу и стал снимать убитого несколькими выстрелами водителя. И хотя смерть порядком преобразила черты лица мертвого мужчины, да еще и кровь подсохла, превратившись в багрово-черную корочку, Серебрянский – с ужасом! – узнал в покойнике своего личного водителя Николая. А уже в следующую, кажется, секунду Аркадий Львович, стремительно бледнея на глазах, стал медленно заваливаться на бок.

Но ничего.

Подняли его с пола в четыре руки, усадили обратно на стул, Фадеев сунул чиновнику под нос ватку, смоченную нашатырем, потом, когда тот чуток дернулся и завращал глазами, стукнул слегка по шее и строго сказал:

– Время – деньги! Так что не фиг тут косить, политическая ты проститутка!..

– Но это же… это же… сущий беспредел! – несколько придя в себя, фальцетом выдал Серебрянский. – Вы что… вы даже своих не жалеете?..

– А кто вам сказал, что этот человек – наш? – приподняв левую бровь, спросил Лещенко.

– Но… сама логика случившегося подсказывает… И потом… Я ведь своими глазами видел на этих… спецназовцах… служебные тужурки с надписями…

– Ваш водитель и – по совместительству – телохран был завербован… да какая разница когда? – подал реплику Фадеев. – Его держал на связи один из спецов службы безопасности компании «Ространснефть», в штате которой действительно имеются наши люди.

– Как видите, мы не склонны шутить, – сказал Лещенко. – Кстати, на этой пленке есть еще один труп: на вас, Аркадий Львович, эта картинка, смею уверить, произведет еще большее впечатление. Минутку…

Лещенко извлек из кармана призывно запиликавший мобильник. Сверился с цифирью на экране – звонил Миронов, которого он оставил на другой фазенде, с тем чтобы тот присмотрел за бизнером Литвиновым (тому созданы сейчас специальные условия, с тем чтобы он побыстрее развязал язык и подписался на активное сотрудничество).

– Слушаю, – сказал он в трубку. – Что у тебя?

– Думаю, вам следует подъехать сюда, – послышался голос помощника. – Один наш общий знакомый жаждет переговорить с вами… Просто весь горит желанием.

– Точно, он созрел?

– Да. Я боюсь, как бы не перегорел. Поэтому и звоню, чтобы вы подъехали как можно скорее!

– Гм… Ладно, я сейчас к вам подъеду.

Сунув сотовый в карман, Лещенко обменялся многозначительными взглядами с коллегой, затем уставился на Серебрянского.

– Ладно, Аркадий Львович, ради экономии времени я обрисую вам картинку на пальцах, а ролик вы посмотрите вместе с моими коллегами уже без меня. Не сегодня, так завтра, а самое позднее, утром в понедельник сотрудниками одной из правоохранительных структур в одном из мелких захолустных населенных пунктов, название которого вам вряд ли известно, будет обнаружен при осмотре местности знакомый вам джип, а также два трупа мужского пола…

– Как говорится, со следами насильственной смерти, – ухмыльнулся Фадеев.

– Одного покойника мы вам уже предъявили, – спокойным тоном сказал подполковник. – Жаль, конечно, парня, но и черт с ним! Слишком высоки ставки, вот и приходится жертвовать пешками… Второй труп будет обнаружен внутри полуразвалившегося кирпичного строения, неподалеку от вашего расстрелянного неизвестными лицами джипа. Ну что, догадались, к чему я клоню?

Чиновник вновь покрылся пятнами и даже попытался было по новой брякнуться в обморок, но Фадеев капитально встряхнул его за плечи и тем самым заставил сконцентрироваться на теме разговора.

– Вы, наверное, задаетесь резонным вопросом: как это кто-то посторонний может убедительно сыграть роль вашего трупа? – улыбнувшись краешком губ, сказал подполковник. – Объясню, но только вкратце. Тело, которое обнаружат – если, конечно, мы этого сами захотим и если события будут далее развиваться вот по такому, крайне неблагоприятному для вас сценарию, – чертовски пострадало от огня. Представляете, кто-то облил его бензином и поджег?.. А потом подбрасывал в этот ужасный костерок дровишек, пока телу вашему, Аркадий Львович, так будут думать, не были приданы необходимые кондиции… Ваши часы, которые у вас были изъяты, как и одежда, которая была в момент отъезда из Веледникова на вас, будут обнаружены на запястье у порядком обгоревшего покойника, чьи возрастные данные и прочие физические параметры в целом соответствуют вашим. Огонь лишь слегка повредил это дорогостоящее чудо швейцарской техники. Сохранятся, наверное, какие-то элементы вашего одеяния. Ботинок там или клочки одежды…

– Первым делом по зубам будут проводить идентификацию, – подал реплику Фадеев. – Потом, для порядка, возьмут пробы тканей и устроят генную экспертизу.

– Да, чтоб все – по закону, – кивнул Лещенко. – С первым все просто: мы без труда установили, кто вас пользовал из столичных дантистов и где хранится зубная карта, остальное было делом техники. Все ляжет в масть, уж поверьте мне на слово. Что же касается генетической экспертизы, то, во-первых, эта процедура занимает не один и не два дня, а вас ведь будут все это время числить в покойниках. А во-вторых, мы можем задействовать наши возможности и повлиять – в ту или иную сторону – на конечный результат данной экспертизы.

Серебрянский, сделав усилие, натужно произнес:

– З-зачем? Что это вам даст? Н-не понимаю…

– Все вы хорошо понимаете, Аркадий Львович, – задумчиво пожевав губами, сказал подполковник. – Если мы с вами не столкуемся, уже в понедельник объявят о вашей, пока предполагаемой, но более чем вероятной смерти. Мы организуем «утечки» от следствия. Что-то с нужными нам комментариями покажут по ящику. Думаю, в тот же день ваши близкие и родственники, а также кое-кто из друзей и партнеров испытают настоящий шок! Уверен, что Кира Александровна, заливаясь слезами, тут же прозвонит вашей супруге в Лондон, кстати, адресочек нам известен, так же как и название частной школы в районе Мэйфэйр, куда вы отдали на обучение своего юного наследника.

– Прекратите! – всхлипнув, произнес Серебрянский. – Ну как… как так можно?! Это же бесчеловечно!!

– А воровать, как вы, бляди, воруете все эти годы, человечно?! – оскалился на него Фадеев. – Да вы маму родную закажете за пару-тройку «лимонов» чистогана!

– Короче, вы поняли, куда мы клоним, – запирая обратно свой кейс, сказал Лещенко. – Мы можем сделать так, что ваша супруга примчится сюда, в Москву. Допустим, на опознание или уже на ваши похороны! Возможно, мы от вашей жены Ларисы сможем добиться большего, нежели от вас. Кто знает? Кстати. В вашем загородном доме проведен обыск. Так, на всякий пожарный. Найдены два тайника: в помещении бойлерной и в комнате вашего сына. И еще. Это вы сами догадались учредить «братство колец», или, как вы там его меж собой называете, может, «братство «трубы»? Или вам ваш сынок подал, сам не зная того, такую идею? Он ведь, наверное, уже прочел не только книги о Гарри Поттере, но и Толкиена в оригинале? И фильм, надо полагать, вернее, всю трилогию, снятую недавно в Голливуде, вы вместе со своим мальчиком смотрели. Благо у вас прекрасный «домашний кинотеатр»? Ну?! Что молчите?! Учтите, игра в молчанку вас не спасет.

– Сколько? – негромко произнес Серебрянский, крупно сглотнув.

– Что? – тут же подался к нему Фадеев. – Что ты сказал, гаденыш?

– Я понял, что вы – деловые люди, товарищи… – произнеся это, Аркадий Львович с надеждой уставился на Лещенко, которого он – и не без оснований – считал старшим в этой компании. – Сколько вы конкретно хотите за мое освобождение?

– Ты тего, охренел совсем, мужик?! – Фадеев еще пуще разгневался, но руки в ход пока не пускал – Что ты тут несешь?! Ты не к браткам попал и не в зиндане[9]9
  Подземная тюрьма, где обычно содержат рабсилу и заложников.


[Закрыть] у чеченов паришься… мелочовкой ты от нас не отделаешься и не мечтай!

– Миллион долларов наличными… По звонку… Я укажу, кому следует позвонить… Деньги сможете получить на руки в течение суток с момента звонка. – Голос Серебрянского в эти мгновения поразительно напоминал тихий шелест пересчитываемых денежных банкнот. – Нет? Гм… Давайте конкретизируем детали! Сначала – по величине… скажем так… премии за освобождение! Сколько? Два лимона? Три?? Э-э-э… понадобится время, чтобы мои знакомые могли подсобрать требуемую сумму…

– Что-о-о?

– Нет-нет… вы не так меня поняли… Управятся за сутки… если, конечно, ваши запросы не выйдут за рамки разумного… Но понадобятся, конечно, твердые гарантии… Вы ведь опытные люди, господа… товарищи! Так давайте же будем вести разумный диалог! Давайте будем говорить о деньгах, а не о каких-то там покойниках!

Лещенко взглянул на часы, после чего скупо улыбнулся.

– Признаться, я восхищен вашей выдержкой, Аркадий Львович, – сказал он, облачаясь в верхнюю одежду. – Однако мой коллега, к вашему, наверное, огромному сожалению, абсолютно прав: мелочовкой вы от нас не отделаетесь!