Текст книги "Общедоступные чтения о русской истории"

Христианство утверждалось легче и скорее на юге, в Киеве и ближайших к нему областях; но дальше на севере и востоке, по Оке и верхней Волге, язычество было чрезвычайно сильно; проповедники христианства подвергались здесь большим опасностям; святой Леонтий в Ростове, святой Кукша в земле вятичей погибли от язычников: оба были постриженники Киево-Печерского монастыря. Монастырь этот дал в описываемое время до 50 епископов в разные русские области, в нем же началась составляться летопись – погодное описание всех важнейших дел, происходивших на Руси; в числе печерских угодников находится и преподобный Нестор, первый летописец. Вместе с христианством распространялась и грамотность. Епископы поучали народ в проповедях; самым красноречивым проповедником был Кирилл, епископ Туровский. Многие отправлялись на богомолье в дальние страны, в Царьград, в Иерусалим, и некоторые из таких паломников описывали свои путешествия. Из мирских сочинений дошло до нас сказание о том, как один из князей русских, Игорь Святославич, владевший Новгородом-Северским, пошел с братьями в 1185 году на половцев, был взят в плен погаными и ушел из плена.

В этом сочинении, которое называется «Слово о полку Игореве», мы читаем горькие жалобы на княжеские междоусобия, дававшие возможность половцам опустошать Русскую землю. Действительно, по смерти Мономаха междоусобия усиливаются; князья размножались и все чаще и чаще спорили, кто старше, кому владеть Киевом или другим каким городом; Мономаховичи, т. е. потомки Мономаха, спорили и вели беспрестанные войны за великое княжение, за Киев, с Ольговичами, потомками двоюродного брата Мономахова, Олега Святославича; но и между самими Мономаховичами и самими Ольговичами шли также споры и войны. Киевляне помнили добро, какое получили от Мономаха, и были привязаны к потомкам его, тем больше, что между ними было много храбрых и добрых, ласковых князей. Беда была киевлянам, когда начиналась война между Мономаховичами; тогда они прямо отказывались принимать в ней участие, давать князю от себя войско. «Князь! – говорили они. – Ты на нас не сердись, а мы не можем на Владимирово племя рук поднять; вот если б на Ольговичей, то пошли бы и с детьми». Ольговичей не любили особенно за то, что они обыкновенно наводили половцев на Русскую землю. Князья в больших городах обыкновенно собирали народ на площадь и сами приезжали или присылали кого объявить свое желание. Такие собрания назывались вечами. Ударят в большой колокол, народ уж и знает, что случилось что-нибудь важное, и идет на площадь, где князь или боярин от имени князя будет говорить с ним. В это смутное время, когда князья боролись друг с другом и выгоняли друг друга из волостей, веча были нередки в больших городах; особенно часто они бывали в Новгороде Великом, потому что князья здесь сменялись беспрестанно; из жителей одни принимали сторону одного князя, другие другого и дрались иногда между собою.

Междоусобиями княжескими пользовались половцы и все более и более пустошили пограничные со степями княжества. Князь Переяславля южного говорил, что его волость пуста от половецких нашествий; князь Черниговский говорил, что у него города пустые, живут в них только псари да половцы; Киевское княжество также много терпело от них. Мало того, что они опустошали его землю, они в степях нападали на суда, поднимавшиеся по Днепру с греческими товарами, и тем сильно вредили Киеву, который жил греческою торговлей. Один Киевский князь, созвавши к себе других южных князей, говорил им так: «Братья! Пожалейте о Русской земле, о своей отчине и дедине: ежегодно половцы уводят христиан к себе, клянутся нам не воевать и вечно нарушают клятву; а теперь уже у нас все торговые пути отнимают». Когда князьям был досуг, они собирались со всеми своими полками, выходили в степь и дожидались, пока все торговые суда поднимутся по Днепру. Киев не раз был взят своими русскими князьями во время их споров и войн; но при князьях обыкновенно бывали толпы половцев. В 1203 году половцы, благодаря княжеской усобице, пожгли весь Киев, ограбили Софийский собор, Десятинную церковь и все монастыри; монахов и монахинь, священников и жен их, старых и увечных перебили, а молодых и здоровых повели в плен, также и остальных киевлян.

Ясно было, что эта южная, днепровская, Киевская Русь, как Украина, край, пограничье, не в состоянии держаться против своих степных соседей – половцев. Многие из ее князей были очень храбры; но они тратили свои силы в междоусобиях, только изредка могли воевать с погаными. Заботясь прежде всего о том, как бы не потерять своего старшинства, своего права на лучшие владения, они беспрестанно меняли свои княжества и потому не старались о них; дружины вместе с князьями волею, а иногда неволею переезжали из одного княжества в другое; князья, имея постоянную нужду в храброй дружине, дорожили ею, обходились по-товарищески, делились с нею всеми своими доходами, ничего не предпринимали, не посоветовавшись с нею, потому что при первом неудовольствии дружинник уезжал от князя и переходил на службу к другому; князей было много, и каждый охотно принимал к себе храброго человека. Но храбрость эта тратилась в междоусобиях, а земля пустела от половцев.

И вдруг сила объявилась в такой стороне, откуда ее не ждали, в дальней северо-восточной стороне, о которой мало и знали в Киеве, сила объявилась на верхней Волге, в стране, которую называли Ростовскою, иногда Суздальскою землею. Если сравнить с Южною Русью, днепровскою, с областью Киевскою, Черниговскою, Переяславскою, Волынского, Галицкою землею, то земля Ростовская, или Суздальская, была земля бедная, холодная, покрытая дремучими лесами и болотами, в стороне от главной дороги из Балтийского моря в Черное, от главной торговой дороги, на которой и началось русское государство. Зато мирному человеку, который хотел трудиться без помехи и спокойно пользоваться плодами своего труда, мирному человеку тяжко, невозможно было жить на этом благодатном юге; вспомним, что говорил Мономах: весною, как выедет крестьянин в поле на работу, откуда ни возьмется половчин, застрелит крестьянина, уведет его жену, детей, лошадь, сожжет гумно. Разве можно было так жить? И в этих благодатных, теплых и хлебородных странах живут псари да половцы; и мирному русскому человеку надобно уйти куда-нибудь подальше от степи. Безопасным убежищем для мирного человека была земля Ростовская: туда половцы не заходили, княжеских междоусобий сначала не было, да и потом было немного. Поэтому страна наполнялась народом, обстраивалась городами. Особенно много построено было городов в Ростовской земле, когда княжил здесь младший сын Мономаха, Георгий Владимирович Долгорукий. На границах своей Ростовской земли с землею Рязанскою и Черниговскою князь Георгий построил Москву. Так как Москва была ближайшим городом к черниговским владениям, то в 1147 году князь Георгий назначил в ней свидание приятелю своему, князю Святославу Ольговичу Черниговскому, и угостил его здесь на славу. Это первое известие о Москве; в котором же году она именно основана, об этом в летописях нет. Князь Георгий Владимирович хотя и долго жил на севере, в Ростовской земле, и строил здесь города, однако больше любил юг, добивался Киева, наконец получил его и умер в нем, но сын Георгия, Андрей Боголюбский, напротив, полюбил север, ушел туда с юга и не поехал в Киев, когда получил старшинство, остался жить в своем любимом городе Владимире-на-Клязьме. То же самое сделал и брат Андрея Боголюбского, Всеволод Георгиевич, прозванием Большое Гнездо, потому что от него пошли все северные князья и даже московские. Таким образом, Киев потерял свое старшинство, киевские князья должны были признавать старшинство князя Владимирского, который был и сильнее всех других князей.

По смерти Всеволода Большое Гнездо начались междоусобия между его сыновьями, но скоро приутихли. В это время, когда Юго-Западная Русь ослабела и запустела от междоусобий и половецких нашествий, а Северо-Восточная не успела еще окрепнуть, последовало из степной Азии сильное движение кочевых хищных орд, какого давно уже не бывало. Пришли татары, о которых до тех пор русские не имели никакого понятия; в степях татары столкнулись с половцами и поразили их. Это было в 1223 году; в Южной Руси важнее других были тогда два князя, два Мстислава: Мстислав Романович, княживший в Киеве, и двоюродный брат его, Мстислав Мстиславич Удалой, княживший в Галицкой земле (оба были праправнуки Мономаха от старшего его сына Мстислава). После поражения от татар половецкий хан Котян приехал с поклоном к русским князьям, съехавшимся в Киев, поднес им богатые дары и говорил: «Татары отняли нашу землю нынче, завтра вашу возьмут: так защитите нас; если же не поможете нам, то мы нынче будем иссечены, а вы завтра». Мстислав Удалой, самый храбрый из князей, стал уговаривать братьев помочь половцам. «Если мы, братья, им не поможем, – говорил он, – то они передадутся татарам, и у тех прибудет силы». Князья долго думали и наконец решились помогать Котяну. «Лучше нам принять татар на чужой земле, чем на своей», – говорили они. Князья собрали свои полки у Днепра. Тут пришли к ним татарские послы с такими словами: «Слышим, что вы идете против нас, послушавшись половцев; а мы вашей земли не занимали, городов и сел ваших не захватывали и на вас не приходили; пришли мы попущением Божиим на холопей своих и конюхов, на поганых половцев; возьмите с нами мир; если побегут к вам половцы, то вы бейте их оттуда, а именье их берите себе, потому что, как слышно, они и вам много зла делают, оттого и мы их бьем отсюда». Но русские князья не послушались и перебили послов. Тогда татары послали в другой раз сказать: «Если вы послушали половцев, избили наших послов и идете против нас, то ступайте, а мы вас не трогаем; Бог нас всех рассудит». Князья перешли Днепр и поехали на конях в степи половецкие, шли восемь дней до реки Калки и здесь встретили силу татарскую. Мстислав Удалой начал битву, и татары уже бежали, как вдруг половцы, бившиеся вместе с русскими, побежали, русские полки смялись от этого и были побеждены. Мстислав Киевский, видя беду, не тронулся с места, огородился кольем и бился из своего укрепления с татарами три дня; наконец был взят вместе с другими князьями: татары раздавили их, подложивши под доски, сверху которых сами сели обедать. Других князей татары гнали до Днепра, которого, однако, не перешли, а возвратились в свои степи.

Чтение IV
О втором татарском нашествии; об Александре Невском; об усилении Москвы, о великом князе Иоанне Даниловиче Калите и о святом Петре митрополите

Татары возвратились от Днепра в степи, и опять пропал о них слух. Только через 12 лет, в 1237 году, появились они снова на русских границах огромными толпами под начальством хана своего Батыя. Появились они теперь с другой стороны, со стороны Рязани, и прислали к рязанским князьям требовать десятины со всего, с князей и простых людей и с коней. Князья рязанские отвечали: «Если никого из нас не останется на свете, то все будет ваше». Тогда татары обступили Рязань, взяли и пожгли всю; князя и княгиню убили; мужчин, женщин, детей рассекали мечами, других расстреливали стрелами, иных в огонь бросали; кто им больше нравился, тех вязали и делали своими рабами; много церквей, монастырей и сел пожгли, имения набрали немало и потом пошли к Коломне, подле которой они встретили войско Владимирского великого князя Георгия, сына Всеволода Большое Гнездо. После упорной битвы татары поразили это войско и пошли к Москве, где княжил сын великого князя Георгия Владимир, первый московский князь, упоминаемый в летописях. Татары взяли Москву, взяли в плен и князя ее Владимира, людей перебили всех. Тогда великий князь Георгий, поручив город Владимир двоим сыновьям, Всеволоду и Мстиславу, сам с троими племянниками, сыновьями умершего брата его Константина Всеволодовича, отправился на Волгу собирать войско. Он расположился станом между реками Ситью и Мологою, где и поджидал братьев с полками.

3 февраля 1238 года татары, как саранча, обсели Владимир; одна толпа их подъехала к Золотым воротам, ведя с собою князя Владимира, полоненного в Москве. «Узнаете ли вы своего княжича?» – спросили татары у владимирцев, стоявших на воротах и по стене. Князья Всеволод и Мстислав узнали брата, хотя он сильно переменился, исхудал от беды и нужды. Князья, бояре и все граждане рыдали, смотря на него. Князья Всеволод и Мстислав сказали дружине: «Братья! Лучше нам умереть за святую Богородицу и за правую веру, чем быть в воле татарской!» Татары начали ставить около города леса и пороки (машины, из которых били стены камнями), ставили с утра до вечера, а в ночь нагородили тын около всего города. Утром князь Всеволод и владыка Митрофан, увидавши эти приготовления, поняли, что города не отстоять, и начали готовиться к смерти. 7 февраля татары приступили к Владимиру, до обеда взяли новый город и запалили его, после чего князья и все жители бросились бежать в старый город; князь Всеволод, думая умилостивить Батыя, вышел к нему из города с малою дружиною, неся дары; но Батый не пощадил его молодости, велел зарезать перед собою. Между тем епископ Митрофан, великая княгиня с дочерью, снохами и внучатами, другие княгини со множеством бояр и простых людей заперлись в Богородичной соборной церкви на полатях (т. е. на хорах). Татары отбили двери, ограбили церковь, потом наклали лесу около церкви и в самую церковь и зажгли ее: все бывшие на полатях задохнулись от дыма, или сгорели, или были убиты. Из Владимира татары пошли дальше, разделившись на несколько отрядов: одни пошли к Ростову и Ярославлю, другие на Волгу и на Городец, и попленили всю страну поволжскую; иные пошли к Переяславлю, взяли его, взяли другие города: Юрьев, Дмитров, Волоколамск, Тверь; в один февраль месяц взяли 14 городов.

4 марта 1238 года татары встретились с войском великого князя Георгия на реке Сити; после злой сечи русские полки побежали, причем великий князь был убит и множество войска его погибло. От Сити татары пошли к юго-западу, осадили Торжок, били в него пороками две недели и, наконец взяв 23 марта, истребили всех жителей. От Торжка пошли к Новгороду, кося людей, как траву; но, не дошедши ста верст до Новгорода, остановились и повернули к юго-востоку, на степь: они испугались приближения весеннего времени, разлива рек, таяния болот. На возвратном пути Батый был задержан семь недель у города Козельска, где княжил молодой князь Василий, один из Ольговичей. Жители Козельска решились не сдаваться татарам. «Хотя князь наш и молод, – сказали они, – но положим живот свой за него: и здесь славу, и там небесные венцы от Христа Бога получим». Татары разбили наконец городские стены и взошли на вал; но и тут встретили упорное сопротивление: горожане резались с ними ножами, а другие вышли из города, напали на татарские полки и убили 4000 неприятелей, пока сами все не были истреблены. С тех пор татары не называли Козельск настоящим его именем, а называли злым городом.

По взятии Козельска Батый ушел в степи. В следующем, 1239 году татары явились в Южной Руси, взяли и сожгли Переяславль южный и Чернигов; а в 1240 году пришел сам Батый под Киев, где князя не было, был воевода Димитрий, присланный от Галицкого князя Даниила. Татар была такая сила, что киевлянам нельзя было слышать друг друга от скрипа телег татарских, рева верблюдов, ржания лошадей. Батый велел поставить пороки, и били они день и ночь, и выбили наконец передние стены; тогда киевляне взошли на внутренние стены и продолжали с них защищаться; воевода Димитрий был ранен; татары овладели и последними стенами. Но в ночь киевляне выстроили новые деревянные стены около Богородичной Десятинной церкви, и татарам на другой день нужно было брать их с кровопролитного бою. Когда и эти стены были взяты, киевляне забрались с имением своим на церковь, но стены церковные рухнули под ними от тяжести, и татары окончательно овладели Киевом. Это было 6 декабря. Раненого воеводу Димитрия Батый не велел убивать за его храбрость. После взятия Киева Батый опустошил Волынь и Галицкую землю.

Юго-Западная Русь, опустошенная сильно и прежде половцами и междоусобиями, была вконец запустошена теперь, во время Батыева нашествия, и долго, очень долго не могла оправиться, тем более что кроме татар, которые заменили половцев, с северо-запада явился новый враг: дикие литовцы, жившие в нынешних Виленской и Ковенской губерниях, воспользовались теперь бессилием Западной Руси, стали чаще выходить из своих дремучих лесов, опустошать русские области и утверждаться в них. Киев, прежде славный и богатый, стал теперь маленьким бедным городком, окрестности которого представляли пустыню, где белелись кости человеческие и где не было безопасности от разбоев литовских. На северо-востоке прежняя земля Ростовская, или Суздальская, теперь великое княжество Владимирское, не была разорена прежде ни половцами, ни междоусобиями, меньше потерпела и в Батыево нашествие, ибо жителям легко было скрываться в лесах, пробираться в страны, не тронутые татарами; да и потом здесь было покойнее, чем в других местах; Литва не нападала, и народу легче было оправиться. Бог послал этой стране умного, распорядительного великого князя Ярослава Всеволодовича, брата великого князя Георгия, убитого на Сити.

Ярослав, ставши княжить во Владимире, очистил церкви от трупов, собрал оставшихся людей, утешил их. Чтоб народу дать оправиться, нужен был прежде всего покой, надобно было, главное, стараться о том, чтоб татары в другой раз не напали; Ярослав видел, что отбить их не было никакой возможности, и потому, делать нечего, решился признать власть их над собою, поехал с поклоном и подарками в Орду к Батыю, который жил на Волге; с этих пор все князья русские должны были покупать в орде ярлыки, или ханские подтвердительные грамоты на княжение. Но Батый не был главным ханом, и Ярослав должен был ехать дальше, в азиатские степи, на поклон к великому хану. В то время как Ярослав употреблял все средства, чтоб успокоить Русскую землю с востока, не дать ее снова на разорение, сын его, Александр, защищал западные части русской земли, Новгород и Псков, от троих врагов – шведов, немцев и литвы. В 1240 году шведы приплыли к устью реки Ижоры в Неву с целью воевать Новгородскую землю и обращать жителей в римско-католическую веру, к чему уговаривал их папа. Александр Ярославич с небольшою дружиною поспешил навстречу неприятелю и 15 июля нанес ему совершенное поражение, заставил бежать и отбил охоту латынить русских людей; за эту-то победу князь Александр Ярославич и называется Невским.

Восточное прибрежье Балтийского моря, где теперь губернии Лифляндская и Эстляндская, издавна находилось в русской зависимости; та часть, где был построен Юрьев, или Дерпт, находилась в зависимости от Новгородского княжества, другие части – от Полоцкого. Туземцы финского, или чухонского, происхождения, ливы и эсты не были еще все покрещены, особенно жившие у самых берегов моря, и берег не был укреплен, на нем не было русских городов; это происходило оттого, что новгородцы были народ торговый, любили ездить только туда, где им было больше барышей; Полоцкое же княжество ослабело от междоусобий, да и вообще земли было много, а народу мало. В 1158 году к устью Западной Двины прибит был бурею корабль немецких купцов (из города Бремена). Немцы завели мену с жителями, нашли ее выгодною и стали приезжать уже нарочно сюда, заметили, как выгодно утвердиться на устье такой большой реки, заметили нерадение русских, которые не поспешили сделать этого прежде, и выпросили у полоцких князей позволение завести себе постоянную контору.

Между тем у немцев пошли слухи, что открыта новая страна, где жители еще язычники, и немецкое духовенство, которое тогда все было под начальством римского папы, стало толковать о том, как бы покрестить ливонцев и эстов. Узнал об этом и сам папа римский и велел отправить в Ливонию проповедника-монаха, который выпросил у полоцкого князя позволение проповедовать Евангелие между язычниками, построил церковь и начал свое дело. Но дело шло неуспешно; немцы увидали, что мирными средствами они ничего не сделают, и папа велел объявить крестовый поход против ливонцев: кто пойдет воевать против неверных и станет принуждать их к принятию христианства, тот, по объявлению папы, получит прощение всех грехов. Таких набралось довольно, и приехали они в Ливонию вместе с епископом. Жители, увидевши епископа, окруженного солдатами, сказали ему: «Убеждай словами, а не палками». Но немцы за тем именно и пришли, чтобы убеждать палками; папа им сказал, что это святое дело; многие язычники принуждены были креститься.

В 1200 году немцы стали твердою ногою в стране, построили город Ригу и учредили рыцарский орден Меча, т. е. войско, состоявшее из монахов-солдат, которые обязаны были постоянно воевать с неверными. Ливонцы стали жаловаться полоцкому князю, что немцы их воюют, силою принуждают креститься. Полоцкий князь догадался, что дело плохо, что не надобно было смотреть сквозь пальцы на утверждение немцев на морском берегу, решился воевать с ними, но было уже поздно: ему нельзя было сладить с рыцарями, которые были искусны в военном деле и к которым беспрестанно приезжали новые рыцари из Германии, тогда как полоцкие князья были заняты междоусобиями и защитою своей страны от литовцев. Лет в двадцать немцы выжили русских из Ливонии, овладели здесь двумя русскими княжествами; наконец в 1224 году немцы осадили самый крепкий русский город Юрьев (Дерпт) и взяли его, хотя русские упорно отбивались.

После татарского нашествия немцы могли надеяться, что легко овладеют и Псковом и Новгородом. Может быть, и овладели бы, если б не Александр Невский. В самый год Невской победы, когда Александр выехал из Новгорода к отцу, немцы захватили Псков, завоевали часть новгородской земли; в тридцати верстах от Новгорода не было уже от них безопасно. Новгородцы в такой беде послали к великому князю Ярославу просить, чтоб дал им опять Александра. Невский приехал и в 1242 году выгнал немцев из Пскова и вошел в их владения. На льду Псковского озера встретился он с немецким войском и нанес ему страшное поражение: льда на озере стало не видно, все покрылось кровью; русские гнали побежденных немцев по льду до берега на расстоянии семи верст. После этой битвы, которая слывет Ледовым побоищем, Александр с торжеством вступил в Псков, ведя пленных рыцарей. Испуганные немцы прислали в Новгород с поклоном и заключили мир, отказавшись от Пскова и завоеваний своих в новгородской земле.

Был еще третий враг, который пользовался татарским погромом, захватывал русские земли и стал далеко распространять свои разбойнические набеги: то были литовцы. Александр Невский три раза поразил литовцев, перебил у них много князей и принудил оставить в покое Северную Россию, где они стали было заходить к Торжку и Бежецку.

Александр Невский отбил от Северной России и шведов, и немцев, и литву, показал большую храбрость и воинское искусство; но с большою храбростью он соединял и большое благоразумие, видел, что со шведами, немцами и литвою можно воевать и можно их побеждать, но что у России, разделенной и опустошенной, нет никаких средств воевать с татарами, которые придут целым народом и запустошат землю вконец; надобно, следовательно, ждать, пока татары разделятся, станут истреблять друг друга в междоусобных войнах, ослабеют, а до тех пор надобно было смириться, признать верховную власть ханов, ездить к ним с поклоном, платить дань. Когда Александр Невский был только князем Новгородским, то прославил себя победами; когда же стал великим князем Владимирским, то прославил себя другими подвигами, более тяжкими, потому что после такой славы он должен был унижаться пред татарами, чтобы спасти родную землю от гибели; должен был уговаривать народ, чтоб снес терпеливо иго, позволил татарам переписать себя для наложения дани. Три раза ездил Александр в Орду, но когда русские были выведены из терпения насилием татарских откупщиков дани и выгнали их из разных городов и когда татарские полки уже посланы были опустошать за это Россию, Александр, «чтоб отмолить людей от беды», поехал в четвертый раз в Орду и успел в своем деле. Но это было уже последнее его дело: на возвратном пути он умер 14 ноября 1263 года, «много потрудившись за землю Русскую, отдавая жизнь свою за Новгород и за Псков, и за все великое княжение, и за православную веру». К этой похвале современников нам уже нечего больше прибавлять.

Что Александр Невский был прав, думая, что еще рано подниматься против татар, всего лучше доказывает судьба другого знаменитого в то время русского князя, Даниила Романовича Галицкого. После отца своего, Романа, праправнука Владимира Мономаха, Даниил остался ребенком и должен был испытать много бед, пока вырос, терпел изгнания из родной страны, потому что Галиция, или Червоная Русь, была страна богатая, разные русские князья хотели воспользоваться малолетством Даниила и овладеть его наследством; соседи, венгерский король и поляки, хотели того же; галицкие бояре, видя смуту, перемену князей, крамолили, искали каждый своих выгод и не давали утвердиться на престоле Даниилу; наконец нашествие татар заставило также Даниила на время покинуть родную страну. Но беды, изгнание, нужда, все эти испытания укрепили Даниила, рожденного с блестящими способностями; он извлек большую пользу из своего сурового воспитания, приобрел твердость, силу нравственную, но не ожесточился, в борьбе со злыми врагами умел сдерживаться, не позволял себе мести, крутых мер, жестокостей.

В 1249 году Даниил успел окончательно утвердиться в Галиции. Подобно Александру Невскому, Даниил прославился среди своих европейских соседей, счастливо воевал с Литвою, принимал участие в спорах королей венгерского и богемского, или чешского; одно время шло дело о том, чтоб сына Даниилова, Романа, посадить на престол австрийский. Но другое дело на востоке: Батый прислал звать Даниила к себе на Волгу, и Даниил поехал. Тяжко было Даниилу унижаться перед татарином, становиться перед ним на колени. Хан отпустил ласково; но эта ласка показалась Даниилу злою обидою, и все плакали от досады, когда Даниил, возвратившись домой, рассказывал своим о ласке татарской: «Злее зла честь татарская», – говорили они. Даниил никак не мог признать горькой необходимости сносить татарское иго и начал думать о том, как бы его свергнуть. Он видел ясно, что силами одной Галиции да Волыни, где княжил родной брат его, сделать этого нельзя; надобно было вступить в союз с христианскими соседними государствами, с ними вместе идти на общих врагов, неверных татар, что называлось тогда крестовым походом. Но затруднение состояло в том, что соседние христианские государства, и Венгрия, и Богемия, и Польша, принадлежали к римской церкви, были под духовною властью папы, без благословения которого не могли предпринять крестового похода, а папа ни за что не благословил бы их идти вместе с русским православным князем, который не признавал его власти. Тогда Даниил решился войти в сношения с папою, показал себя готовым соединиться с римскою церковью, если папа устроит крестовый поход против татар. Папа обрадовался, прислал Даниилу венец королевский, писал в разные стороны, что нужно идти в крестовый поход; но никто не тронулся, каждый занимался своими делами и думал: меня татары не трогают, тяжело от них одним русским; для чего же подвергать себя такой опасности из-за русских? Таким образом, Россия должна была одна оттерпливаться от татар, а другим государствам за ее хребтом было покойно жить. Видя, что от западных соседей помощи никакой нет и что папа ничего не может сделать, Даниил перестал с ним сноситься и стал думать, как бы одними своими силами избавиться от татар. Для этого он начал укреплять города; у ближайших к нему татар был в это время воеводою человек слабый, который не понимал, в чем дело, и давал Даниилу укрепляться; но скоро татары догадались и прислали другого воеводу, который потребовал, чтобы Даниил сейчас же срыл укрепления своих городов. Тут Даниил увидал, что бороться с татарами никак нельзя, и принужден был разорять крепости, которые сам построил.

По смерти князя Даниила, который умер почти в одно время с Александром Невским, Галицкое княжество недолго могло сохранить свою независимость. Оно разделилось между сыновьями Данииловыми, ослабело; подле сильные соседи, а помощи ниоткуда: юго-западные русские княжества разорены, слабы, терпят беды от татар и литвы; северные русские князья далеко и заняты своими делами, им некогда и подумать о Западной Руси. В 1340 году поляки овладели Галичем. Остальные княжества западные – Полоцкое, Туровское, Волынское, Киевское – подпали под власть князей литовских, из которых самым сильным был Гедимин, он-то и взял Киев. Русские князья, потомки святого Владимира, остались владельцами небольших земель, но уже под властью князей литовских.

Мы сказали, что северным князьям было много дела у себя. По смерти Александра Невского между ними начинаются междоусобия. Но эти междоусобия отличаются от тех междоусобий, которые велись южными князьями. Южные князья ссорились и воевали, чтоб не потерять старшинства в целом роде своем, чтобы рано или поздно, по этому старшинству, добиться великого княжения, сесть в Киеве; они не хотели оставаться в одном княжестве, но спешили покинуть его, когда представлялась им возможность, по своему месту в роде, переехать в другое княжество, которое считалось выше, лестнее. Поэтому князь, считая себя только временным владельцем княжества, не заботился о том, чтоб сделать его сильнее, обширнее других княжеств, особенно зная, что не родной сын его сядет в нем после него, а брат, даже двоюродный, или какой-нибудь другой родственник. На севере не так: как Андрей Боголюбский, ставши великим князем, не поехал в Киев, остался во Владимире, так по его примеру поступали и другие северные князья, когда размножились: раз получил князь город себе во владение и считает его своим навсегда, считает своею вечною долею, уделом, старается это свое владение усилить, увеличить; остается жить в нем и тогда, когда станет великим князем: Тверской князь не переезжает во Владимир, остается в Твери, Переяславский – в Переяславле, Московский – в Москве, и старается упрочить свое княжество за сыновьями своими. Разумеется, что только таким образом и можно было собрать Русскую землю, сделать из нее одну страну, одно государство с одним государем. Если в одном княжестве будут все разумные князья и счастье им поблагоприятствует, успеют они усилить, увеличить свое княжество не в пример перед другими, то им легко будет покорить себе все остальные княжества и стать единовластителями. Но понятное дело, что это нелегко сделать вдруг, без препятствий: каждому князю хотелось сделаться сильнее других, а не покоряться другому, и как только князья видели, что один из них усиливается, то поднимались на него войною, чтобы не дать ему усиливаться; кроме того, князья стараются прочить все своим детям, им оставляют лучшие волости, и старшему больше других, чтоб он был сильнее и держал меньших в повиновении; умирает князь и передает свое княжество сыну: поднимается брат покойного и начинает воевать с племянником, говорит: «Я обижен, в старину лучшие города доставались по старшинству, брату после брата, а не сыну после отца, не хочу я быть моложе племянника», – и начинается война.