Текст книги "История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657"
Автор книги: Сергей Соловьев
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 51 (всего у книги 56 страниц)
Но тульский завод не мог удовлетворить всем потребностям военного дела: в августе 1653 года, решившись начать войну с Польшею, государь отправил в Голландию и другие государства капитана Фан-Керк-Говена для покупки карабинных и пистолетных замков и для призыва мастеров, которые бы могли их делать; а в октябре отправлен был в Голландию подьячий Головнин с просьбою позволить ему купить по обыкновенной цене 20000 мушкетов и 20000 или 30000 пудов пороху и свинцу. Просьба была исполнена Штатами. Такого рода закупки оружия в Голландии повторялись не раз в продолжение войны. Закуплено было и в Швеции 20000 мушкетов. Кроме того, еще Милославскому наказано было прибрать в Голландии офицеров и солдат, что он и исполнил, сделавши смотр прибранным; описание этого смотра любопытно: «Майор Исак фон-Буковен, капитаны и солдаты пришли на посольский двор к смотру: Филипп Алберт фон-Буковен выходил с мушкетом и с пиками, с капитанскою и солдатскою, стрелял из мушкета и штурмовал пикою и шпагою различные штуки и по досмотру добр добре . Вилам Алим по досмотру добр , Ефим вахмистр по смотру умеет , Яков Рокарт умеет , Юрий Гариох по смотру середний , и майор фон-Буковен говорил, что Гариоха с капитанской чин не будет: как ему неученых людей солдатской справке выучить и к бою привесть? Он и сам ратного строя ничего не знает. Послы Майоровы речи велели записать и ему, майору, к тем речам велели руку приложить. Яков Стюарт выходил с мушкетом, штурмовал и стрелял, и застрелил трех человек, толмача Нечая Дрябина да двух солдат немцев, у Нечая да у немчина испортил по руке, да на всех на них прожег платье, за пику солдатскую приняться и штурмовать не умел и по смотру худ добре , а майор фон-Буковен говорил, что Гариох в капитаны, а Стюарт и в солдаты не годится». Солдаты, числом 19, все оказались годными.
Перед началом польской войны государь счел нужным известить об ней и французского короля. В конце 1653 года отправился с этим извещением гонец Мачехин. В Гавре Мачехину в корме и подводах отказали, и он поехал в Париж на своих проторях, жил в Сен-Дени 8 дней и только 24 октября 1654 года въехал в Париж в королевской карете. В Париже отвели ему двор и дали корм, но приставы объявили, что, прежде чем допустят его к королю, он должен быть у королевы и у графа де-Бриена, потому что король в молодых летах и всякие дела ведает и слушает королева, а посольские дела приказаны графу де-Бриену, который, досмотря грамоты и подписи, сполна ли королевского величества именованье и титло написано, докладывает королю. Мачехин никак не согласился быть прежде у де-Бриена и 30 октября представлялся прямо королю Людовику XIV, который при его входе в палату встал и шляпу снял, потом сел и спросил о здоровье царя; Мачехин заметил, что про здоровье великого государя спрашивают вставши; Людовик отвечал: «Про государево здоровье я спрашивал, шляпу снявши, а того у нас не ведется, что стоя спрашивать», но, сказавши это, встал и переспросил о здоровье. «Кроме грамоты, – спросил король Мачехина, – есть ли с тобою царского величества приказ о каком-нибудь деле?» Мачехин отвечал: «Присланы со мною для подлинного ведома польские печатные книги, которые покажу в то время, когда королевское величество царскую грамоту выразумеет». Король обещал грамоту выслушать и книги велел досмотреть своим думным людям. Когда Мачехин выходил из палаты, королевские дворяне сказали ему, что он должен идти теперь к королевской матери. «За каким делом?» – спросил Мачехин. «Королева царскому величеству обрадовалась и велела быть к себе», – отвечали дворяне. Мачехин пошел к королеве Анне. «С каким делом ты прислан к королю?» – спросила Анна. «Прислан я от царского величества к королевскому величеству с любительною грамотою об их государских великих делах и грамоту подал королю», – отвечал Мачехин. Королева сказала, что рада присылке грамоты, и Мачехин, поклонясь, вышел из палаты. Король велел сказать Мачехину чрез графа де-Бриена: «Я царского величества грамоту прочел сам, любительной грамоте этой обрадовался и рад быть с великим государем в братстве и дружбе вечно; хочу также, чтоб царское величество с польским королем был в мире, потому что у них государства смежны». С этим Мачехин и был отпущен.
По поводу войны польской сочли нужным возобновить и сношения с Австрией, прерванные при царе Михаиле. В 1654 году отправлен был к императору Фердинанду III дворянин Баклановский с известием о восшествии Алексея Михайловича на престол и с объявлением о неправдах короля Яна Казимира, которые вынуждают царя идти войною на Польшу. «И если, – писал царь в грамоте к императору, – Ян Казимир король станет у вас или у курфюрстов просить против нас помощи, то вы бы ратных людей и никакой помощи ему не давали и к курфюрстам о том же написали, а мы станем вам за это воздавать нашею государскою любовью, в чем будет возможно». Посланнику по старине было наказано: «Если велят идти к императрице, то отговариваться; если же отговариваться будет нельзя, то идти и от государя поклон править. За столом у цесаря сидеть вежливо и остерегательно; дворянам и подьячим и посольским людям приказать накрепко, чтоб они сидели за столом чинно и остерегательно, не упивались и слов дурных между собою не говорили, а середних и мелких людей в палату с собою не брать, чтоб от них пьянства и бесчинства не было». Баклановский привез ответ, что цесарь хочет быть в третьих меж царем и королем польским и третейством своим мирное постановление учинить, зачем шлет в Москву своих послов.
Глава четвертая
Продолжение царствования Алексея Михайловича
Приготовление к войне. – Отпуск князя Трубецкого. – Выступление государя в поход. – Грамота царская к православным жителям Литвы. – Письмо царя к сестрам и к князю Трубецкому. – Успехи русских войск. – Взятие Смоленска. – Моровая язва в Москве и других городах. – Первое раскольническое движение. – Ссора шляхтича с козаком в Белоруссии. – Поведение Хмельницкого. – Приход Радзивилла под Могилев. – Измена Поклонского. – Действия Хмельницкого и Золотаренка. – Письмо Хмельницкого к Золотаренку. – Письма царя к Морозову, Черкасскому, Долгорукову, Пушкину и Матвееву. – Второй поход царя. – Обращение его к ратным людям. – Взятие Вильны, Ковна и Гродна. – Походы Хмельницкого и Бутурлина, Волконского и Урусова. – Жалоба ратных людей на воевод Урусова и Борятинского. – Сношения с гетманом Павлом Сапегою. – Успехи шведов в Польше. – Сношения шведского короля с царем. – Царское посольство к Радзивиллу. – Столкновения у русских войск со шведскими. – Императорские послы в Москве. – Посольство из Москвы к Павлу Сапеге. – Посольство Галинского в Москву. – Прекращение военных действий с поляками. – Переговоры со шведскими послами. – Посольство в Данию. – Царский поход в Ливонию. – Неудачная осада Риги. – Виленские переговоры бояр с польскими комиссарами. – Посольство Матвеева к Гонсевскому. – Ордин-Нащокин. – Переговоры с Даниею. – Столкновение с козаками в Белоруссии. – Поведение Хмельницкого и сношения с ним царя. – Смерть Хмельницкого
Еще летом 1653 года государь почел нужным внушить войску о возможности скорого похода; 28 июня он делал смотр своему двору на Девичьем поле, после чего приказал думному дьяку стать перед собою и сказать войску: «Стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы! Писано есть, яко всякое даяние благо и всяк дар совершен свыше от отца. Сего благословеньем и единородного его сына и святого и животворящего духа изволением, и всенадежныя заступницы нашея богородицы и приснодевы Марии, и всех святых молитвами пришло в мысль нашего царского величества осмотреть воинство наше, которым православная христианская вера сохраняется в мире и в тишине, и в благоденствии, и наше царское величество от супротивных врагов наших ограждается, и ваша в службе храбрость и мужество объявляется, и христианское множество от всенаходящих бед спасается. Видя всеурядное тщание, благодаря бога, по-прежнему радуемся и ваше тщание к службе и службу вашу хвалим. Когда же благоволит бог по его святому смотрению супротивные воевать, и вам бы с таким же тщанием, как и ныне видим вас, с радостным усердием готовым быть, да не мимо идет и нас Христово веление: более сея любви несть, да кто душу свою положит за други своя. Воинствующие за святую, соборную и апостольскую церковь и за православную веру противу своего достояния и от нашего царского величества милость получат и небесного царствия сподобятся, как и первые победоносцы, за православие пострадавшие». 23 октября в Успенском соборе государь объявил: «Мы, великий государь, положа упование на бога и на пресвятую богородицу и на московских чудотворцев, посоветовавшись с отцом своим, с великим государем, святейшим Никоном патриархом, со всем освященным собором и с вами, боярами, окольничими и думными людьми, приговорили и изволили идти на недруга своего, польского короля: воеводам и всяких чинов ратным людям быть на нынешней службе без мест, и этот наш указ мы велели записать в разрядную книгу и закрепили своею государскою рукою».
В начале 1654 года началось движение войск: 27 февраля отпущен был в Вязьму наряд с боярином Далматовым-Карповым; 15 марта в присутствии козацких послов был смотр на Девичьем поле рейтарскому и солдатскому ученью; 17 марта был повещен поход в Брянск князю Алексею Никитичу Трубецкому с товарищами. 23 апреля в Кремле было большое торжество по поводу отпуска и угощения Трубецкого. Это было воскресенье; в Успенском соборе служил обедню великий государь святейший патриарх, присутствовал великий государь царь со всем синклитом, присутствовала царица и стояла на своем месте за занавескою (запоною); налево от царицына места стояли боярские жены и прочие женщины; собор наполняли стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы, полковники и головы стрелецкие, сотники и подьячие, которые должны были идти в поход с воеводами. После обедни служили молебен; когда окончилось чтение Евангелия, патриарх благословил бояр и воевод и велел им идти прикладываться к образам и мощам; когда они исполнили это, патриарх и царь подошли к образу владимирской богородицы, Никон прочел сначала молитву богородице, потом – молитвы на рать идущим, причем помянул имена бояр, воевод, дьяков и прочих начальников, после этого царь поднес ему воеводский наказ, патриарх положил его в киот владимирской иконы на пелену, подозвал бояр и воевод и начал им говорить: «Примите сей наказ от престола господа бога и упование держите неизменное, ибо сам господь рек: имеяй веру, яко зерно горушично, и проч. Идите радостно и дерзостно за святые божии церкви, за благочестивого государя и за всех православных христиан и исполняйте государево повеление безо всякого преткновения. Если же не сотворите по сему государеву наказу, убоитесь и не станете радеть о государеве деле, то восприимите Ананиин и Сапфирин суд». Трубецкой принял наказ и поцеловал руки у патриарха. Царь вышел из церкви, поддерживаемый двумя боярами, Алексеем Никитичем Трубецким и Григорием Семеновичем Куракиным, и, остановившись у соборных дверей на рундуке, позвал бояр и воевод к себе хлеба есть. Когда сели за стол, принесли списки всех ратных людей, отправляющихся в поход, и положили пред государем, который, посидев немного, обратился к Трубецкому с такою речью: «Князь Алексей Никитич с товарищи! Заповедую вам: заповеди божии соблюдайте и дела наши с радостию исправляйте: творите суд вправду, будьте милостивы, странноприимцы, больных питатели, ко всем любовны, примирительны, а врагов божиих и наших не щадите, да не будут их ради правые опорочены; передаю вам эти списки ваших полчан: храните их, как зеницу ока, любите и берегите по их отечеству, а к солдатам, стрельцам и прочему мелкому чину будьте милостивы к добрым, а злых не щадите; клеветников и ссорщиков не допускайте до себя, особенно же пребывайте в совете и любви и упование держите несомненное. Если же презрите заповеди божии и преслушаетесь нашего слова, людей божиих, преданных вам, презрите, то я перед богом не буду виноват, вы дадите ответ на страшном суде». Потом государь обратился с речью к полчанам: «При вас заповедал я боярам и воеводам заповеди божии соблюдать, также и наши дела исправлять с усердием, суд творить вправду и вас беречь по вашему отечеству и любить добрых, как самих себя, а злых не щадить; и вам бы, слыша от нас такой милостивый и грозный приказ, бояр и воевод во всем почитать и слушать и бояться, как и нас, и на всякие дела быть готовым без отговорок, а врагов божиих и наших не таить и не покрывать, а извещать на них боярам и воеводам; еще же заповедую вам пребывать во всякой чистоте и целомудрии, потому что не знаете, в какой час смерть постигнет».
Когда кончился обед и дворецкий снял скатерть, то царь, вставши с своего места, стал за столом, сступя с колодки на правую сторону. В это время ключарь с собором совершали хлеб богородицын; певчие пели: «Блажим тя вси роди, богородице» и «Достойно есть»; священники говорили: «Святый боже!» по: «Отче наш!» и кондаки, а ключарь подносил панагию с хлебом богородицыным к царю. Государь взял с панагии часть хлеба богородицына с опасением и стоя потребил. Ключарь, поклонясь, отдал панагию и, взявши со стола богородицыну чашу, поднес царю; государь испил трижды и подавал чашу боярам и воеводам по чину, кроме окольничьих; бояре и воеводы шли к чаше один за другим по чину и, приняв чашу, целовали царскую руку; потом подавал государь чашу ключарю с братиею. Ключарь совершал стол, говорил: «Благословен бог наш»; соверша стол, поклонившись образам и ударив челом государю, шел с братией за панагиею в церковь и из церкви – домой. Отпустив панагию, царь сел на прежнее свое место, а бояре и воеводы, дьяки и полчане стояли; царь жаловал бояр и воевод водкою и красным медом, дьяков – красным и белым медом, полчан – белым медом. Кончилось угощение, и царь обратился к боярам и воеводам с речью: «Князь Алексее су с товарищи! Если даст бог здоровья вам и станете на указном месте, то, пересмотря наших ратных людей, скажите им наш указ: на первой неделе Петрова поста всем обновиться св. покаянием и восприятием тела и крови господни; ведаете и сами: аще христианин три лета не причастится, несть христианин. Второе вам приказываю: если и в походах будете, не оставьте сей евангельской заповеди, елико сила ваша может, сотворите плоды послушания, ведаете и сами, чем пророцы и закон весь висят. Аще сию Христову заповедь сохраните и обновитеся святым покаянием и приобщитеся бессмертной трапезе, то дерзостно реку вам: ей, ополчится ангел господен окрест полка вашего. Третье приказываю вам: непослушников и силою приводить к святому покаянию; полагаю весь полк ваш на вас, боярах и воеводах: если хотя один человек нерадением вашим не обновится покаянием, то вы ответ дадите на страшном суде Христове».
Трубецкой отвечал: «О, царю пресветлый, премилостивый и премудрый, наш государь и отец и учитель! Ей, насладились мы душевных и полезных учительских слов! Какого источника живых вод искали, такой и обрели. Пророком Моисеем манна дана была израильским людям в пищу: мы же не только телесною снедью напитались от твоих царских уст, но и душевною пищею пресладких и премудрых глаголов божиих, исходящих от уст твоих, царских, обвеселились душами и сердцами своими. Хотя малодушны мы и маловерны, но устремляемся на всякое послушание благое, и бог помощник нам будет».
Начался отпуск: первый пошел к царской руке старший воевода, князь Трубецкой; царь взял обеими руками его голову и прижал к груди своей «для его чести и старшинства, потому что многими сединами украшен, муж благоговейный и изящный, мудрый в божественном писании, в воинстве счастлив и недругам страшен». Растроганный до слез, воевода начал кланяться в землю раз до тридцати. Отпустив начальных людей, царь пошел в сени Грановитой палаты и приказал позвать последних полчан, которые обедали в столовой, московских дворян и жильцов, дворян и детей боярских – ярославцев, жаловал их из своих рук в ковшах белым медом и говорил речь: «В прошлом году были соборы не раз, на которых были и от вас выборные, от всех городов дворян по два человека; на соборах этих мы говорили о неправдах польских королей, вы слышали это от своих выборных: так вам бы за злое гонение на православную веру и за всякую обиду к Московскому государству стоять, а мы идем сами вскоре и за всех православных христиан начнем стоять, и если творец изволит и кровию нам обагриться, то мы с радостию готовы всякие раны принимать вас ради, православных христиан, и радость и нужду всякую будем принимать вместе с вами». Полчане возопили: «Что мы видим и слышим от тебя, государя? За православных христиан хочешь кровию обагриться! Нечего нам уже после того говорить: готовы за веру православную, за вас, государей наших, и за всех православных христиан без всякой пощады головы свои положить!» Государь заплакал и сквозь слезы проговорил: «Обещаетесь, предобрые мои воины, на смерть, но господь бог за ваше доброе хотение дарует вам живот, а мы готовы будем за вашу службу всякой милостию жаловать».
26 числа войско выступило в Брянск; оно шло через Кремль мимо дворца под переходы, на которых сидели царь и патриарх; Никон кропил проходящее войско святою водою. Когда подъехали к переходам бояре и воеводы, то сошли с лошадей и поклонились по обычаю; государь спросил их о здоровье, и они поклонились до земли. Царь сказал им: «Поезжайте да послужите; бог с вами: той вам да поможет и вас соблюдет». Бояре и воеводы опять поклонились до земли. Встал Никон, благословил их и сказал речь: «Упование крепко и несумненно имейте в уме своем на господа бога и творца всего создания и общую заступницу, пресвятую богородицу, призывайте на помощь. Государевы дела делайте с усердием, а во всем том господь бог утвердит вас и поможет вам на всякое доброе дело; да подаст вам силою животворящего креста победу и одоление и возвратит вас здравых со всякою доброю победою». Изговоря речь, патриарх опять благословил воевод и поклонился им по обычаю; воеводы поклонились ему в землю, и Трубецкой говорил речь: «О, всеблаженнейший и пресветлейший отцам отец, великий государь, пресвятейший Никон, всея Великие и Малые России патриарх! Удивляемся и ужасаемся твоих государевых, учительных словес и надеемся на твое государево благоутробие, понеже не видим ни одного грешника,.кающегося отгоняема и озлобляема от тебя, государя. Твоему пресвятому поучению, как евангельскому благовестию, радостною душою и с радостными слезами веселимся и утешаемся; по воле божией, по государеву указу и по твоему благословению и учению обещаемся с радостию служить безо всякие хитрости; если же в бесхитростии или в недоумении нашем преступление учинится, молим тебя, пресветлейший владыка, о заступлении и о помощи». В то время как говорил речь Никон, царь для его святительской речи и достоинства стоял.
Съездивши к Троице и в Саввин монастырь, царь 10 мая осмотрел на Девичьем поле всех ратных людей, которые должны были идти с ним в поход; 15 мая отпущена была в Вязьму Иверская икона богородицы, и в тот же день отправились туда воеводы передового и ертаульного полка; на другой день выступили воеводы большого и сторожевого полка; 18 мая выступил сам царь. Дворовыми воеводами при нем были бояре – Борис Иванович Морозов и Илья Данилович Милославский; в большом полку бояре – князь Яков Куденетович Черкасский и князь Семен Васильевич Прозоровский; в передовом полку – князь Никита Иванович Одоевский да князь Федор Юрьевич Хворостинин; в сторожевом – князь Михайла Михайлович Темкин-Ростовский да Василий Иванович Стрешнев. Государева полка сотенные головы и начальные люди с полками, головы стрелецкие с приказами собирались с утра на Девичьем поле, откуда шли сотнями через дворец: здесь из окна столовой избы патриарх кропил их святою водою. В воротах, через которые шел государь, по обе стороны сделаны были рундуки большие ступенями и обиты красным сукном; на рундуках стояло духовенство и кропило государя и ратных людей святою водою. Это главное войско отправилось на запад, по Смоленской дороге; Трубецкому из Брянска велено было идти в Малороссию и, соединившись там с Хмельницким, ударить на польские области; с своей стороны Хмельницкий отрядил в Белоруссию 20000 козаков под начальством наказного гетмана Ивана Никифоровича Золотаренка. Боярину Василью Борисовичу Шереметеву велено было двинуться из Путивля в Белгород или в Карпово Сторожевье для оберегания южных границ от крымского хана и ногайских людей.
Надеялись найти союзников в областях королевских, куда посланы были такие грамоты:
«В Польское королевство и Литовское княжество, матери нашей святой восточной церкви сынам, греческого закона православным архиереям, иереям и всего священного и иноческого чина и всем православным христианам всякого чина и возраста и достояния, по городам, местечкам, селам и весям: от многих времен от святые восточные церкви к нам, чадам ее, и от всех православных христиан Малыя России моление было, да законным вспоможением, елико верным по верных достоит помогать, поможем. И вот теперь умилостивились мы и Малую Россию, православных христиан, под единого словесных овец пастыря Христа бога нашего державу решились принять. И вот теперь всем извещаем, что богохранимое наше царское величество за божиею помощию, собравшись со многими ратными людьми на досадителей и разорителей св. восточной церкви греческого закона, на поляков, вооружаемся, дабы господь бог над всеми нами, православными христианами, умилосердился и чрез нас, рабов своих, тем месть сотворил, и св. восточная церковь от гонения освободилась и греческими старыми законами красилась, чтоб за многие королевские неправды и за нарушение вечного докончания воздалась месть. И вы бы, православные христиане, освободившись от злых, в мире и благоденствии прочее житие провождали; и сколько вас господь бог на то доброе дело восставил, прежде нашего царского пришествия разделение с поляками сотворите, как верою, так и чином, хохлы, которые у вас на головах, постригите, и каждый против супостат божиих да вооружается. Которые добровольно прежде нашего государского пришествия известны и верны нам учинятся, о тех мы в войске заказ учинили крепкий, да сохранены будут их домы и достояние от воинского разорения».
26 мая государь приехал в Можайск, откуда писал сестрам: «Из Можайска пойдем 28 числа: спешу, государыни мои, для того, что, сказывают, людей в Смоленске и около Смоленска нет никого, чтоб поскорей захватить».
Алексей Михайлович, уверенный в необходимости предприятия, уверенный в правоте своего дела, одушевленный религиозным чувством, выступал в поход, по крайней мере, с тою смелостию, с какою удерживался при гробе патриарха Иосифа, несмотря на разные искушения. Теперь, по выступлении в поход, явились также искусители: то были люди, окружавшие царя; им не нравилось предприятие, заставившее расстаться с покойною московскою жизнию, им страшен был поход к литовской границе, ибо давно уже эти походы не оканчивались счастливо. Пользуясь добротою царя, они не скрывали при нем своего неудовольствия и сильно огорчали Алексея. «А у нас (писал государь к князю Трубецкому 31 мая), у нас едут с нами отнюдь не единодушием, наипаче двоедушием, как есть облака: иногда благопотребным воздухом и благонадежным и уповательным явятся, иногда зноем и яростию, и ненастьем всяким злохитренным и обычаем московским явятся, иногда злым отчаянием и погибель прорицают, иногда тихостию и бледностью лица своего отходят, лукавым сердцем. Коротко вам пишу, потому что неколи писать, спешу в Вязьму; а мне, уже бог свидетель, каково становится от двоедушия того, отнюдь упования нет. А потом здравствуйте и творите всякое дело с упованием к творцу своему и будьте любовны между собою, ей бог с вами, а ко мне, если бы не его светова милость, ей сокрушение бы моему сердцу малодушие оных». Скоро, однако, эти неприятности исчезли, ибо начали приходить радостные вести.
Первую приятную весть получил государь на дороге из Царева-Займища в Вязьме 4 июня; дали знать, что едва толпа вяземских охочих людей показалась перед Дорогобужем, как поляки побежали из города в Смоленск, а посадские люди сдали Дорогобуж без боя. На дороге из Вязьмы в Дорогобуж 11 июня царь получил весть о сдаче его войскам Невля; 14 июня в Дорогобуж пришла весть о сдаче Белой. 26 июля передовой полк имел первую сшибку с поляками на реке Колодне под Смоленском; 28 июня сам государь стал под Смоленском в Богдановой околице и на другой день его поздравили со сдачею Полоцка; июля 2 получена весть о сдаче Рославля; 5 июля государь расположился станом на Девичьей горе, в двух верстах от Смоленска; 20 дали знать о сдаче Мстиславля. Среди этих радостных известий было только одно печальное: под Оршею, трижды несчастною, русские потерпели сильное поражение от литвы, которая подкралась к ним ночью и ударила на спящих. Но эта неудача не могла остановить быстрого успеха Москвы, которая, как доносили королю его воеводы, теперь воевала по новому образцу, занимала земли милостию и жалованьем царским; православная шляхта, сдавшаяся на имя царское по деревням и в Полоцке, была отправлена под Смоленск к царю за жалованьем; которая не хотела сдаваться, отпускалась беспрепятственно. Эта снисходительность имела то действие, что не только простой народ, но и шляхта охотно присягали царю, особенно бедные люди, служивые иноземцы, которые не надеялись получить своего жалованья от Речи Посполитой. «Мужики очень нам враждебны, – пишут поляки, – везде на царское имя сдаются и делают больше вреда, чем сама Москва; это зло будет и дальше распространяться; надобно опасаться чего-нибудь вроде козацкой войны». 22 июля выехал на государево имя могилевский шляхтич Поклонский и жалован в полковники; ему поручено было уговаривать земляков, чтоб поддавались государю и служили ему против поляков, для чего велено было тому же Поклонскому всяких служивых людей прибирать к себе в полк и обнадеживать их государским жалованьем. Уговаривать могилевцев к сдаче отправлен был вместе с Поклонским московский дворянин Воейков с отрядом ратных людей. На дороге прислали к ним чаусовцы с просьбою принять их под государеву руку, и Поклонский набрал из них 800 человек пехоты. 24 июля дали знать государю о сдаче Дисны и Друи, 2 августа – о взятии Орши, оставленной гетманом литовским Радзивиллом, который был нагнан русскими и разбит. 9 августа боярин Василий Шереметев дал знать о взятии города Глубокого, 20 – о взятии Озерища, и в тот же день князь Алексей Трубецкой дал знать о победе над гетманом Радзивиллом, одержанной в 15 верстах от города Борисова, на речке Шкловке: 12 полковников, 270 всяких людей, знамя и бунчук гетманские, знамена и литавры достались победителям; раненый Радзивилл спасся с немногими людьми. В тот же день прискакал третий сеунч, или вестник победы, от гетмана Золотаренка: Гомель сдался ему. 24 августа сдался Могилев Поклонскому и Воейкову; последний писал государю, что православных могилевцев он привел к присяге, а католиков, которые хотят служить государю, приводить к присяге не смеет, потому что они не христиане. Жиды были побиты в Могилеве, но мещане сложили эту вину на козаков Поклонского. Государь исполнил челобитье могилевцев, чтоб жить им под магдебургским правом, носить одежду по прежнему обычаю, не ходить на войну, чтоб не выселять их в другие города; дворы их были освобождены от военного постоя, позволено было выбирать из черни шаферов для заведывания приходами и расходами городскими; обещано не допускать ляхов ни в какие должности в городе; козаки не могли жить в Могилеве, разве по делам службы: жиды также не допускались в город на житье; школе быть по образцу киевских училищ. Подобные же грамоты даны были и другим покорившимся городам.
Август окончился удачными действиями Золотаренка, который 29 числа дал знать о взятии Чечерска, Нового Быхова и Пропойска. А между тем уже два месяца Смоленск был в осаде; приступ ночью на 16 августа не удался; по польским известиям, русских погибло 7000 да ранено было 15000. Царь же Алексей Михайлович писал сестрам: «Наши ратные люди зело храбро приступали и на башню и на стену взошли, и бой был великий; и по грехам под башню польские люди подкатили порох, и наши ратные люди сошли со стены многие, а иных порохом опалило; литовских людей убито больше двухсот человек, а наших ратных людей убито с триста человек да ранено с тысячу». Как бы то ни было, и осажденные понесли сильный урон и увидали, что держаться более нельзя: укрепления повреждены, всех защитников не наберется и двух тысяч, а защищать надобно стены, растянутые на таком огромном пространстве, и 34 башни наконец, пороху недоставало. Шляхта, отчаявшись отбить неприятеля, отказывалась повиноваться: мало кто шел на стены, никто не хотел работать для восстановления укреплений; козаки чуть-чуть не убили королевского инженера, когда он стал высылать их на работу; толпами стали перебегать к осаждающим; особенно бежали те, которые не получали жалованья. Сентябрь начался счастливыми вестями для царя: 1 числа получил он весть о сдаче Усвята, 4-го – о сдаче Шклова. Смоленский воевода Обухович и полковник Корф прислали просить о начатии переговоров; 10 сентября стольники Иван Богданович Милославский и Семен Юрьевич Милославский да стрелецкий голова Артемон Сергеевич Матвеев на съезде с литовскими людьми договорились о сдаче Смоленска: Обухович и Корф получили позволение выехать в Литву, остальной шляхте и мещанам дано было на волю: или выехать в Литву, или присягнуть государю. Начальники еще хотели тянуть время, выжидать, но жители Смоленска не хотели ждать; они составили сеймики, на которых главный голос принадлежал пану Голимонту и двоим Соколинским: условились о сдаче, подговорили замковую пехоту, сорвали хоругвь с воеводского дома, отворили ворота и пошли к царю. 23 сентября под стенами Смоленска происходило обратное явление тому, какое видели здесь в 1634 году: литовские воеводы, выходя из Смоленска, били челом и клали знамена перед государем московским. На другой день бояре, окольничие, стольники, стряпчие и дворяне приходили поздравлять государя с Смоленском, подносили хлеб и соболи. В столовом шатре царь угощал обедом грузинских и сибирских царевичей, бояр и окольничих, сотенных голов государева полка и черкасского наказного гетмана Ивана Золотаренка с товарищами, 28-го числа угощал есаулов своего полка и смоленскую шляхту. Получивши весть о взятии города Гор, государь 5 октября выступил из-под Смоленска в Вязьму. На дороге 16 числа получил весть о сдаче Дубровны.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.