Текст книги "История России с древнейших времен. Том 13. От царствования Феодора Алексеевича до московской смуты 1682 года"

Советные люди единогласно сказали, что войну начать необходимо, ратные люди объявили готовность проливать кровь за пресветлое царское величество, торговые люди обязались платить пятую или десятую деньгу со своих животов и промыслишков; великий государь решил, что откладывать войну нельзя, поход сказан придворным ратным людям, гонцы скачут в области к воеводам, чтоб высылали служилых людей, дворян и детей боярских из их вотчин и поместий. Теперь мы должны познакомиться с этим многочисленным классом служилых людей, рассеянных по центральным, западным и южным областям государства. Прежде всего обратим внимание на их название, которое всегда скажет много, особенно когда будем следить за его изменениями. В древнейшие времена мы видим в России первоначальное деление народа на военных и невоенных, мужей и мужиков; военные люди по отношению к вождю своему, князю, носят название дружины. Это название, от какого бы корня его не производили, заключает в себе понятие товарищества, компании. В Московском государстве название дружины исчезает, ибо исчезает понятие. Чем же оно постепенно заменяется? Из-за дружины сначала выступает двор и производное от него – дворянин и приобретает все более и более силы. Сначала бояре и дети боярские сохраняют относительно дворян свое самостоятельное первенствующее положение, положение дружинников; но потом, с возвышением значения государя и его двора, название дворянин берет верх над названием сын боярский, и последним означается низший класс военных людей; с исчезновением понятия о товариществе вождю выступает во всей силе понятие службы государю, и является для военных людей название служилые люди в противоположность всему остальному народонаселению, которое не поднимается, сохраняет по-прежнему относительно военных людей значение мужиков; но и военные люди уже более не мужи, а служилые люди, холопи государя; название служилый, служащий живет до сих пор, до сих пор в народе говорят: это служащий– в противоположность купцу, мещанину. Но было еще другое название которое обозначало вознаграждение за службу, название помещик Если название служилый человек определяло отношение к государю, то название помещик определяло отношение к земле, к народонаселению, которое должно было содержать военного человека. Если в древности переходной дружине соответствовало содержание, получаемое прямо от князя в виде денег, то образованию из дружины служилого сословия на севере, в Московском государстве, соответствовала система испомещения на земельных участках, зависевшая от того, что великий князь стал государем, уселся и определил точно свои отношения к земле, сделался ее хозяином, распорядителем. Легко понять, какое впечатление в стране произвело испомещение военных людей на землях, впечатление, подобное тому, какое произвело испомещение германцев в областях Римской империи: в стране подле немногочисленных вотчинников явился многочисленный класс людей, пользующихся землею, полновластных хозяев ее во время этого пользования; вотчинники стали также брать поместья, земля явилась предназначенною для испомещения военных людей, помещики явились главными землевладельцами, служилый человек для остального народонаселения стал немыслим без поместья, и название помещик для землевладельца укоренилось в народе крепко, осталось и тогда, когда поместья исчезли.

Превращение дружинников в помещиков необходимо должно было иметь сильное влияние на перемену в характере военного русского сословия, независимо уже от различия в характере южного и северного народонаселения, в характере князей и деятельности их. В членах подвижной дружины, перебегавшей с князем своим из одной области в другую, беспрестанно готовой переведаться с дружинами враждебных князей, необходимо сохранялась отвага, храбрость. Это были люди, не покидавшие оружия в постоянной борьбе со степными варварами, в постоянных усобицах княжеских; в немногочисленных, находившихся постоянно на виду дружинах преимущественно в мелких схватках храбрость каждого члена была явна, и возбуждалось соревнование; война была главным и постоянным занятием, одним словом, военный характер сохранялся вполне. Кроме побуждения повсюду, у себя на Руси и в чужих странах, честь свою взять присоединялись и другие побуждения к оказанию храбрости: материальное благосостояние дружины зависело от богатства князя, а это богатство мог доставить или поддержать только меч дружинника. «С дружиною приобрету серебро и золото», – говорил св. Владимир и приказывал подавать серебряные ложки дружине, которая роптала, что князь кормит ее с деревянных ложек. Но характер должен был необходимо измениться, когда военному человеку дано было поместье, куда он уезжал на все мирное время до первого призыва. Он становился землевладельцем, хозяином, терял военное значение, входил в мир иных отношений и интересов и привыкал к своему мирному положению, которое становилось для него естественным, постоянным, а военное время – случайным, чрезвычайным, нарушающим обычное течение жизни; это нарушение не могло нравиться. Если бы еще можно было сейчас же встретить неприятеля, побиться и назад, домой; а то надобно собираться в долгий путь, покидать семью, хозяйство на неопределенное время, в отсутствие хозяина семье может быть очень плохо, все пойдет не так; живется обыкновенно в поместье со дня на день, на черный день не припасено, а для похода надобно делать чрезвычайные издержки, занимать деньги – разоренье! Хорошо, если кто от природы храбр, любит подраться; но с течением времени служилое сословие превратилось в касту; сыновья служилого человека, храбры они или нет, чтоб не потерять своего значения и средств пропитания, получивши поместья, должны являться по первому призыву на службу. Таким образом, испомещение служилых людей уничтожило характер древней дружины: вместо постоянного войска, каким была дружина, с военным духом, с сознанием военных обязанностей, с побуждениями воинской чести оно создало класс мирных граждан, хозяев, которые только случайно на время войны несли уже тяжкую для них службу. С каждым позывом в поход в семействах помещиков должны были повторяться сцены, подобные тем, какие теперь происходят в семействах перед отпуском рекрут: сколько нужд и лишений должен претерпеть! Был сам, жил хозяином полновластным, окруженный покорною семьею, холопами и крестьянами, а теперь надобно идти под начальство; какой-то попадется воевода? Попадались притеснители страшные! Хорошо, если есть связи, родственники побьют челом, и воевода возьмет к себе в завоеводчики (в свиту), а то беда! И возвратится ли? Возвратится ли невредим? А попадется в плен к татарам, в Литву или к немцам-люторам безбожным! Вспомним также, что войны XVII века, неуспех которых зависел от дурного устройства русского войска, в свою очередь, не могли содействовать возвышению духа в служилых людях, внушению уверенности. Вспомним о совершенной неприготовленности русского служилого человека к ратному делу, о неуменье владеть оружием, которое к тому же было очень плохо, – и не удивимся свидетельству современника, русского же человека, который сравнивает полк служилых людей со стадом: «У пехоты ружье было плохо, и владеть им не умели, только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов по три, по четыре и больше на одну неприятельскую голову. На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьем владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить в цель; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили – ничего! Нет попечения о том, чтоб неприятеля убить, одна забота – как бы домой поскорей. Молятся: дай, боже, рану нажить легкую, чтоб немного от нее поболеть и от великого государя получить за нее пожалование. Во время бою того и смотрят, где бы за кустом спрятаться: иные целыми ротами прячутся в лесу или в долине, выжидают, как пойдут ратные люди с бою, и они с ними, будто также с бою едут в стан. Многие говорили: дай бог великому государю служить а саблю из ножен не вынимать!» Отсюда понятно, почему мы видим в служилых русских людях XVII века стремление отбывать от службы, отговариваться от выступления в поход болезнию, приписываться как-нибудь к гражданским делам, задаривать воевод и сыщиков, чтоб только оставили в покое, прятаться от них; во время службы опять задаривать воевод и сотенных голов, чтоб отпустили домой, наконец, побег из полков. Уложение грозит за первый побег кнутом, за второй – кнутом, убавкою поместного и денежного окладов, за третий – кнутом и отнятием поместья; за побег домой с бою – кнутом нещадным и отнятием половины поместных и денежных окладов; сотенному голове, отпустившему служилого человека без государева указа и воеводского ведома батогами и тюрьмою; воеводе жестоким наказанием – «что государь укажет». Но угрозы Уложения не помогли: донесения воевод наполнены жалобами на побеги служилых людей.

Поместная система ослабила в служилых людях воинский характер; но при этом они не выигрывали в других отношениях: им за службу давали землю, на которой они жили и с которой кормились; жизнь покойная и праздная в поместье отучала их от военной службы, главного их назначения, вследствие чего служба, когда приходило ей время, являлась тяжким, для некоторых невыносимым бременем. Ничего не могло быть вреднее этих длинных отдыхов в поместьях после походов, ибо вообще ничего не может быть вреднее для человека деятельности временной, за которою наступает продолжительное бездействие; ничто так не отучает от деятельности, от труда, особенно когда человек считает себя вправе предаваться бездействию, когда он знает, что имеет важное значение, всеми признаваемое, имеет обязанность, которую и исполнит, когда призовут, а нет призыва – имеет право ничего не делать. Но хозяйственная деятельность в деревне? Хозяйственная деятельность была слишком проста при тогдашнем застое, остановке на первоначальных формах. Главная задача состояла в том, чтоб иметь как можно более человеческих рабочих сил в своем распоряжении, а если этих сил немного, то малое число работников заставлять производить как можно больше, издерживая на них как можно меньше. Мы знаем, что недостаток рабочих рук, переманка богатейшими землевладельцами крестьян у беднейших и необходимость, какую чувствовало правительство, дать корм последним, т. е. снабдить их земли работниками, Привели к прикреплению крестьян. Но и после прикрепления крестьяне продолжали переманиваться и уходить: отсюда тяжбы за переманку крестьян, гоньба за беглыми составляет самый важный предмет занятия для помещика. Мы видели, как правительство запрещало отпуск служилых людей из полков; но делалось исключение: воеводы могли отпускать их домой в случае домовного разоренья и людского побега. Архивы наполнены делами о беглых крестьянах, в Уложении целая глава из 34 статей посвящена этому предмету. С другой стороны, у помещика не было побуждений к усилению хозяйственной деятельности и потому, что это был слуга, обеспечиваемый своим господарем. Господарь давал ему землю, слуга был сыт; господарь дал ему постоянных работников и покровительствовал ему при их отыскании, когда они бегали от работы; относительно будущности семейства слуга также обеспечен: жене, дочерям дадут земли на прожиток, сыновьям, когда вырастут, поступят на службу государеву, будет придача к отцовскому поместью. Отсюда необходимая привычка жить беззаботно день за день, и если у кого было желание усилить свои материальные средства, то к этому считался приличным один способ – быть у дел и кормиться, обогащаться на счет тех, которым эти дела были надобны.

Несостоятельность русских служилых людей – помещиков при встрече с неприятелем уже давно стала заметна и необходимо повела к мысли о преобразованиях. Везде в Европе эти преобразования шли одинаким путем. И на Западе, когда члены первоначального войска, дружины, испоместились на земельных участках, зажили своими домами, своими землями, то, несмотря на большую самостоятельность их положения, чем у нас, в России, несмотря на то, что отсутствие государственного порядка, отсутствие безопасности заставляло каждого землевладельца, каждого благородного быть постоянно вооруженным, постоянно стоять настороже, что, разумеется, сильно поддерживало воинский дух, вело к явлению рыцарства как учреждения, вызванного первоначально необходимостию защиты слабого от сильного, – несмотря на все это, однако, войны феодального периода отличаются своею мелкостию и непродолжительностию: вассалы такие же неохотники надолго отлучаться от своих домов, как и наши помещики; при большей самостоятельности их положения у них выговорен срок, и далее этого срока они не останутся в походе. Западноевропейским правительствам с феодальными войсками нельзя было далеко уйти, и они должны были обратиться опять к дружине! Дружины в разных странах не переставали выделяться, как у нас козаки; но там, на Западе, не было степей, поля, где бы богатыри могли свободно козаковать, поляковать; там, на Западе, дружины составляют наемные войска. Таковы арминаки во Франции, ландскнехты в Германии, брабантцы в Нидерландах, таковы швейцарские компании, италианские кондотьери. В некоторых странах, наиболее слабых государственным единством, дружины вели к тем же явлениям, какие мы видели в начале средних веков, во время самого сильного движения дружин: вожди италианских кондотьери основывают государства. Правительства других стран, более сильные, употребляют дружины как наемные войска, как наемную стражу, именно как употребляли их некогда западные и восточные римские императоры. От наемных дружин сделан был уже переход к национальному постоянному войску. Но от сбродных дружин, искавших службы у разных государей и менявших эту службу при первом случае, не скоро очистилась Европа. В России они появились с начала XVII века, с царствования Годунова, особенно стало их много при царе Михаиле, когда вследствие тяжелых опытов ясно была сознана несостоятельность русского военного строя. Но тут же начинается с помощию иностранных офицеров и обучение русских ратных людей иноземному строю, появление разных видов войска с иностранными названиями, что было переходом к постоянному войску. Устроили рейтарские полки, выбирали в них из жильцов, дворян городовых, из дворянских детей недорослей, из детей боярских малопоместных и беспоместных и из вольных людей, давали им жалованья по 30 рублей в год, оружие (карабины и пистолеты), порох, свинец, но лошадей и платье должны были покупать сами. Также брали в рейтары со 100 крестьянских дворов по человеку, из имении церковных и из имений тех светских землевладельцев, которые не могли сами служить за старостию, по болезни, равно как с имений, принадлежащих вдовам и девицам. Составленные таким образом рейтарские полки учились новому воинскому строю у своих полковников, полуполковников, майоров и ротмистров, которые были или из иноземцев, или из русских (стольников и дворян), которые уже прежде выучились новому строю. На северо-западе, вблизи шведской границы, были устроены военные солдатские (пехотные) поселения; жили крестьяне на прежних своих участках, пашню пахали, угодьями владели, данных и оброчных денег не платили, но учились солдатскому строю у иноземцев. Сначала велено было их учить военной службе ежедневно; но в 1650 году государь велел их польготить, учить в неделю день или два, чтоб им от пашни и от промыслов не отбыть. На степной украйне были поселены, «устроены вечным житьем» драгуны, служба которых была конная и пешая.

Но поселенных солдат стало мало во время тяжелых и продолжительных войн царствования Алексея Михайловича: в 1653 году поскакали по городам посланцы государевы; приедет в город, собирает дворян и детей боярских на съезжий двор, говорит им государево милостивое слово и их тем обнадеживает, чтоб дети их, братья и племянники, которые не в службе и поместьями не наделены, писались в солдатский строй, будет им непременно государское жалованье и милость, велит государь их написать по московскому и по жилецкому списку, будет им и корм, и денег дадут на платье; а если в солдатский строй писаться не станут, то вперед им служилыми людьми не называться и в государевой службе отнюдь не бывать, а быть в землепашцах. Тогда же было велено на посадах и в слободах переписать у стрельцов племянников, зятьев, приемышей, половинщиков и всяких захребетников, также дворников, которые не крепостные холопи и не пашенные крестьяне, велено у них детей, братьев и племянников в солдатскую службу взять половину, а другую половину оставить у них дома.

Таким образом, составлялись полки солдат, или желдаков; каждый полк назывался по имени своего начальника, например полк Агея Шепелева. Мы видели, что каждому, кто записывался в солдаты, обещаны были корм и деньги на платье: сержанту давали корму по 9 денег на день, каптенармусам и подпрапорщикам – по 8, капитанам – по 7 рублей на месяц, поручику – по 5, подъемных денег давали по полтине да за шубу по полтине. Была еще льгота: солдатским женам и матерям выдавалась соль безденежно. Но если старинным служилым людям приходилось плохо от иных воевод, то солдатские полковники еще менее могли церемониться со своими подчиненными, очень незначительными людьми по происхождению: солдаты полку Агея Шепелева жаловались на своего полковника, что он бьет их и увечит и в тюрьму сажает без государева указа и сыска для своей бездельной корысти и берет с них поминки большие. Солдаты вымещали свои обиды и убытки на мирных гражданах.

Подле этих служилых людей с новыми, иноземными названиями – солдат, рейтар, драгун – сохранялись старые – городовые козаки, которым в мирное время правительство давало дворы и землю пахотную, не брало с них оброка и никаких податей, а во время службы давало им жалованье. Не тронуты были и стрельцы, войско, отправлявшееся в походы в военное время, составлявшее гарнизоны, также полицейскую и пожарную команду в городах. Стрельцы жили отдельными слободами в городах, каждый своим домом, промышляли и торговали и вместе служили государеву службу. В одной Москве их было больше 20 приказов, в приказе от 800 до 1000 человек. Один из них был приказ выборный, стременный, потому что бывал всегда у царского стремени, оберегал государя и государыню во всех походах. Начальные люди у стрельцов – головы (полковники), полуголовы, сотники, пятидесятники и десятники; в головы, полуголовы и сотники берут из дворян и детей боярских, в пятидесятники и десятники – из стрельцов. Стрельцам давалось постоянное денежное жалованье, сукно на платье и соль.

Таковы были военные силы Московского государства пред эпохою преобразования. Эта эпоха приготовлялась тем, что, не трогая старого, приставляли к нему новое. Необходимость нового, несостоятельность старого были признаны; но, как обыкновенно бывает, первые шаги были нерешительны; на первых порах новое являлось еще робко, без официального признания его преимущества. Старая дворянская конница сохраняла свое первенствующее положение; никто из значительных дворян не хотел служить в рейтарах или солдатах; потомки старых дружинников с презрением смотрели на войска нового строя, точно так, как и на стрельцов. По-прежнему единственным постоянным войском остаются стрельцы. Как только оканчивалась война, все ратные люди разъезжались по домам; распускались по домам и служилые люди нового строя, рейтары, солдаты.

В разных видах земля должна была доставлять содержание, корм ратным людям. В мирное время ратный человек кормился от поместья, иной также от вотчины; это кормление лежало на крестьянстве, прикрепленном к поместьям и вотчинам. Наступит война, ратному человеку нужно дать вспоможение, денежное жалованье; это берут на себя кроме крестьян городские промышленные люди; смотря по тяжести войны, все они платили то двадцатую, то десятую, то пятую деньгу от своих промыслов и животов. Отсюда ясно видно, что бедность государства и отсутствие постоянного войска условливали главным образом соборы, которые обыкновенно созываются по случаю войны: нужно удостовериться в готовности ратных людей выступить в поход и в готовности торговых и промышленных людей давать им для этого деньги; когда явилось постоянное войско и постоянные источники доходов, то соборы прекращаются. Наконец, третий вид кормления для ратных людей было кормление от дел.

От дел кормились ратные люди разных чинов, начиная от боярина до самого мелкого служилого человека. Бояре, окольничие и думные люди заседали в приказах. Приказ есть одно из самых выпуклых, самых характеристических явлений древней России, Московского государства. Времени происхождения этого учреждения нельзя определить вследствие самой простоты его. Государь одному из своих приближенных приказывает ведать постоянно одно какое-нибудь дело или несколько дел, однородных или совершенно разнородных, придает ему в помощь другого или двух; для письмоводства необходимо являлись дьяки, подьячие, и образовывался приказ. Так как приказ имел свои расходы, то для покрытия их приписывались к нему в ведение города или известные разряды податных людей, с которых он собирал подати. С развитием государственной деятельности каждое новое дело вело к учреждению нового приказа, и число приказов увеличивалось все более и более. Мы не пойдем по всем этим приказам: их слишком много; остановимся только на тех, которые лучше других покажут нам особенности древнерусского строя.

Вот приказы, в которых сосредоточивается хозяйство великого государя, дворы царские: Казенный, Сытенный, Кормовый, Хлебенный, Житный, Конюшенный. Характер великого государя, хозяина, господаря, и отношение его к службе своей здесь резко высказываются. В Приказе Казенного двора сидит казначей с двумя дьяками; тут сложена казна царская, сосуды золотые и серебряные и множество всякого рода дорогих и недорогих материй, всякая домовая казна, из которой берут на разные надобности особам царского дома и потом на жалованье всякого чина людям; государь жалует платьем приближенных к себе людей и вообще непосредственно ему служащих, дарит знатных людей шубами бархатными, золотными и атласными на соболях. Если жаловал великий государь боярина каким-нибудь платьем, то приказывал выдать не только материю, но и весь приклад, например: «Велел государь на однорядку нарядную, купя в ряду, дать сукно самое доброе вишневое и приклад: пять аршин сукна куплено по 2 рубля 16 алтын 4 деньги за аршин; 15 аршин галуну золотного по 10 алтын за аршин; 14 аршин тафтяного торочку на нашивку по три деньги за аршин, 14 пуговиц с финифтом и яхонтовыми искрами по гривне за пуговицу; на подпушку 1 1/2 аршина атласу, итого рубль 16 алтын 4 деньги да два золотника шелку 2 алтына, всего 20 рублев 5 алтын 4 деньги». Все было дано, только шили однорядку у боярина на дому, потому что у боярина во дворе были свои портные, точно так же и у великого государя на Казенном дворе были свои портные и скорняки, человек 100; шили платье дома, но чулки и рукавицы на государя и царевичей работали в Ново-Девичьем монастыре, которого монахини отличались этим мастерством; прикажет боярин Артамон Сергеевич Матвеев купить в ряду золота, серебра, кружева золотого с серебром и отдать старице Антониде на чулочное дело и рукавичное. Зачем же боярин Матвеев этим распоряжается? Разве он казначей или вообще заведует двором государевым? Нет, он ведает дела посольские и приказ Малороссийский; но он очень близкий человек к государю и его семейству и потому заказывает чулки и рукавицы. Кроме знатных людей с Казенного же двора выдаются ежегодно сукна, камки и тафты по портищу дворянам, стряпчим, жильцам, конюхам, сокольникам, певчим, истопникам, царицыным мастерицам, швеям, выдаются бархатные вершки и соболи на шапки, киндяки на подкладку, сафьян на сапоги, с Казенного же двора отпускаются ежегодно сукна стрельцам, отпускаются сукна, соболи и шелковые материи донским козакам. Но великий государь благочестив, не может он забыть духовенство: и, действительно, на Казенный двор беспрестанно являются священники, дьяконы, дьячки и пономари московских и городовых соборных и простых царских церквей за государевым жалованьем, за сукнами: иным давали ежегодно, другим раз в несколько лет, как повелось. Больше 18000 духовенства перебывает на Казенном дворе за сукнами. Дачи с Казенного двора не ограничивались одним русским духовенством: в Москве всегда можно было встретить греческих монахов, архиереев, архимандритов и простых чернецов, которые приехали за милостынею; у них царские жалованные грамоты, в которых означено, в какой срок имеют они право приезжать в Москву за сбором на церковное строенье: Казенный двор снабжает их сосудами, парчами, бархатами.

Откуда же берутся деньги на все это? Про то знает Приказ Большого дворца. В нем сидит боярин и дворецкий, да окольничий, да думный дворянин, да два или три дьяка: ведомы в нем больше 40 городов, собираются подати с посадских людей, с таможен, откупов и со всяких угодий; кроме 40 городов ведомы еще 8 слобод московских: котельники, оловянишники, кузнецы, плотники, рыбники, шатерники, горшечники, печники, кирпичники. Собирает приказ всех денег со 120000 рублей в год, и идут эти деньги на всякие дворцовые расходы. В Приказе Большого дворца ведомы дворы: Сытенный, Кормовой, Хлебенный, Житный, которые представляют такие же любопытные особенности, как и Казенный двор. Из 30 погребов Сытенного двора выходило ежедневно по 100 ведер вина, пива и меду по 400 и 500 ведер. Приезжают из разных стран послы с многочисленными свитами, и сколько бы ни прожили в Москве, поят и кормят их на царский счет: это гости, нельзя хозяину заставить их кормиться на свой счет. Кроме иностранцев и русским людям в числе пожалований, исходящих от великого государя, было пожалованье погребом. На Кормовом дворе ежедневно готовятся многочисленные кушанья для государя и в раздачу. От каждого обеда и ужина царского посылаются с истопниками блюда, подачи к боярам, думным людям и спальникам. Не получит кто-нибудь из них подачи, является на другой день во дворец с запросом к дворецкому, с бранью ключникам: что это значит, что мне не прислано? Царского гнева на мне нет: за что такое бесчестье? Челобитье самому царю: «Вины на себе не ведаю никакой, а в подаче перед своею братьею обесчещен». Начинается сыск; все записано, все можно найти в книгах, кому послано и кому нет и с кем послано. Нет в книгах – забыли послать: рассыльщики добивают челом у обиженного, царь гневается на дворецкого, окольничего, а ключникам тюрьма на целый день. Сыщут в книгах, что послано с таким-то истопником – истопника к допросу: куда девал? Или сам съел, или в грязь уронил, или пролил: истопника перед дворцом бьют батогами. Каждый день на государев стол и подачи расходится больше 3000 блюд. Одних рыбных запасов изойдет в год больше чем на 100000 рублей. Большое количество запасов доставляют дворцовые волости: они шлют рожь, овес, пшеницу, просо, конопли, живых баранов, свиные мяса, кур, яйца, сыры, коровье масло, хмель; обязаны доставлять также известное число вожжей посконных, лык, кулей рогожных, хомутов с гужами, супонями и шлеями, оглобли санные и тележные, дуги, дрова, сено. На Житном дворе 300 житниц: свозят в них хлеб всякого рода из дворцовых сел, из понизовых городов с полей, что сеется на царя; и хлеб этот не для одного царского обихода, его раздают в жалованье духовенству, дворовым и других чинов людям, стрельцам. Берут хлеб с Житного двора, отдают молоть по царским мельницам в Москве и по селам, везут на Хлебный двор, и здесь, кроме того что идет на дворец, пекут хлебы и калачи опять в раздачу всяким людям. Для сметаны, молока и сыров устроен под Москвою Коровий двор, на котором 200 коров, в ближних селах также коровьи дворы; коровы покупались у Архангельска, на Холмогорах и в уездах, платили от двух рублей с алтыном до 6 рублей. Свежие плоды для дворцового обихода шли из государевых садов, которых было с лишком 50 в Москве, окрестностях и по городам. В одних только московских садах было: 14545 дерев яблонных, 494 груши, 2994 дерева вишен, 72 гряды малины, 14 кустов винограду, 192 сливы, 260 гряд да 252 куста смородины красной, 74 гряды черной. Если запасов, привозимых из дворцовых волостей, не станет, уговариваются ставить их уговорщики (подрядчики). Но иногда покупают их по разным местам прямо из дворца. Понадобятся орехи, четвертей 200, отправляются закупать их трое стряпчих Хлебного дворца, едут в Тулу, Калугу, Кашин, Юрьев Польский, Переяславль Залесский, в уезды этих городов по торгам и малым Торжкам, к воеводам посылаются грамоты, чтоб готовы были целовальники для выбора орехов и отвозки их в Москву, дьячки для письма, стрельцы, пушкари и рассыльщики для рассылки, чтобы готовы были амбары, куда ссыпать орехи до отвоза в Москву, сторожа для береженья. С такими же церемониями покупалось конопляное масло в Калуге и в уезде. В Можайске и Вязьме у посадских и всяких чинов людей, также в уездах, в помещичьих и крестьянских садах покупались яблоки, груши, дули, сливы и вишни, устраивались в бочки, наливались патокою, сливы солились и отпускались в Москву. Виноград привозили из Астрахани, просто и в патоке; у государя в Астрахани были свои виноградные сады: старый сад, который строили русские люди в 1647 году; два сада, которые завел голштинец Яков Давыдов; сад, заведенный французом Посказаюсом (!) Подовиным (Poitevin?); сад, купленный у Ушакова, 9 садов, взятых на государя. Астраханцы не смели продавать винограду из садов своих до государева указа, и торговые люди не смели у них покупать под страхом жестокого наказанья. Были большие хлопоты, чтоб в Астрахани и по Тереку выделывать вино на царский обиход. Выписаны были иностранцы. и между ними Посказаюс Подовин, и учили виноделию русских людей. В 1658 году было прислано из Астрахани в Москву на обиход великого государя 1206 ведер; в 1659 году из винограда царских садов прислано было вина 25 бочек. Для Казенного двора надобился другой дорогой товар, который можно было добывать на юге, – шелк: в 1658 году прислано было 39 гривенок шелку-сырцу, который сделали в Астрахани шелковые мастера, иноземцы и армяне. Обратили внимание и на марену: приказано было, чтоб русские люди продавали ее в казну, а казна будет продавать ее в Персию. В 1673 году гетман Самойлович по царскому требованию присылал в Москву малороссиян, чтоб указали, на какой земле и в какое время сеять анис; малороссияне были отправлены в нижнеломовские и шацкие места.