Текст книги "Сова летит на север"

Сергей Сергеевич Суханов
Сова летит на север

Посвящаю Светлане В., с благодарностью за чуткость и внимание

© Суханов С.С., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

Сайт издательства www.veche.ru

Об авторе

Сергей Сергеевич Суханов родился в 1958 году в г. Потсдаме, ГДР. Впоследствии семья переехала сначала в Рязань, а затем в Ленинград, где Сергей окончил английскую школу, решив в дальнейшем связать свою жизнь с филологией. Однако с первого раза поступить на филфак Ленгосуниверситета не удалось.

Мечта сбылась после службы в рядах Советской армии и окончания подготовительных курсов при Ленгосуниверситете – Сергей был зачислен на скандинавское отделение.

Впоследствии работал гидом, переводчиком с английского и шведского языков, организовал частное предприятие. Завершил свою трудовую карьеру на посту топ-менеджера крупной шведской фирмы. Без отрыва от работы окончил экономический факультет Санкт-Петербургского госуниверситета.

После истечения срока контракта пытался найти себя в разных сферах деятельности, но удовольствие приносила только работа журналистом-фрилансером. Сергей написал около сорока статей для журнала «Тайны двадцатого века» на разнообразные темы, специализируясь на интересных исторических фактах и загадочных научных явлениях. Постепенно пришло понимание, что ему по плечу более серьезное творчество. Оставалось определиться с жанром.

В то время Сергей зачитывался книгами популярных российских писателей: Виктора Пелевина, Бориса Акунина, Владимира Сорокина. Но наиболее сильное впечатление на него произвели романы Алексея Иванова. Безупречная стилистика, удивительные по красоте метафоры, динамичный сюжет – эти несомненные достоинства книг Иванова не оставили Сергея равнодушным и помогли выбрать жанр, в котором лучше работать, – исторические приключения. При выборе темы тоже почти не возникло колебаний, ведь Сергей давно увлекается историей Древнего мира.

Действие опубликованных романов Сергея Суханова – «За рекой Гозан» и «Тень Химавата» – разворачивается в первом веке новой эры. География произведений обширна – от хребтов Гиндукуша до берегов Индийского океана.

Новый роман «Сова летит на север» посвящен событиям середины V в. до н. э. на Боспоре (современный Керченский пролив) и это тоже не случайно, ведь Сергей, по его собственному признанию, обожает Крым: «Стрекот кузнечиков в обожженной солнцем траве, напоенный запахом моря воздух, пастелевые закаты, словно сошедшие с картин импрессионистов – этой благословенной земле, как хорошему актеру, подвластна любая роль: и дикой Таврики Геродота, и чарующей утопической Гринландии Александра Грина, и вожделенного Элизиума советского отпускника». Это восприятие Крыма в полной мере проявилось в книге…

Сергей Суханов – член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Он отец двух замечательных дочек.

Избранная библиография:

За рекой Гозан, 2020

Тень Химавата, 2020

Сова летит на север, 2021

Пролог

Год архонта[1]1
  Архонт – букв. «начальник, правитель», высшее должностное лицо в Древней Греции и древнегреческих колониях.


[Закрыть] Феодора[2]2
  Год архонта Феодора – год правления в Афинах архонта-эпонима Феодора, т. е. с середины 438-го по середину 437 г. до н. э. Здесь и далее автор пользуется афинским календарем.


[Закрыть], осень

Боспор[3]3
  Боспор – Боспор Киммерийский, совр. Керченский пролив и прилегающая к нему территория, а также краткое название Боспорского царства со столицей в Пантикапее (совр. город Керчь).


[Закрыть], Фракия

Белуга мощно ударила хвостом, окатив водой загорелых бородатых людей. Вроде бы устала от борьбы, затихла. Так нет – решила спасти свою жизнь в последнем отчаянном броске.

Среди осетровой и севрюжьей молоди здоровенная рыбина казалась ожившим топляком. Раскрыв рот, она обреченно двигала жабрами и таращила полные паники глаза, которые с каждым мгновением теряли блеск.

Кольцо сужалось.

Вот уже в бока вонзились бронзовые багры. С гомоном, руганью трое рабов подхватили усатое чудище, выволокли на песок. Остальные сворачивали невод, подтягивали улов к мелководью.

На берегу столпились нетрезвые послы из Милета. Показывали пальцами на белугу, хлопали себя по ляжкам. Хозяин пирушки, эсимнет[4]4
  Эсимнет – согласно Аристотелю, выборный тиран.


[Закрыть] Пантикапея, самодовольно сжав губы, вертел головой, словно хотел сказать: вот, смотрите, это моя добыча, мое море, все тут – мое.

– Хороша! – азартно воскликнул он. – Талантов[5]5
  Талант – весовой талант до Александра Македонского равнялся 36 кг; талант как денежная единица составлял 6000 серебряных драхм или 60 мин.


[Закрыть] шесть, не меньше.

И скомандовал рабам, показывая в сторону большого плоского камня:

– Тащите туда! Да не валяйте в песке! Вон, дурень, смотри, плавником загребает…

Пока рабы разделывали тушу, гости снова расселись на войлочных коврах, подняли ритоны. Хотят еще вина! По знаку эсимнета рабыни в коротких хитонах подбежали с кувшинами и закусками. Наливая, широко улыбаются. А попробуй не улыбнись – выпорют потом на конюшне. Вон, надсмотрщик не спускает глаз, все примечает: кто отлынивал, кто губы скривил, когда схватили за ляжку. Стоит в тени боярышника, плеткой поигрывает – тут не забалуешь.

А милетянам все равно, кого из них лапать, девки-то отменные, отборные, сочные молодухи.

Так и носятся рабыни с гримасой притворного дружелюбия на лице к воде и обратно. Тащат вкопанные в мокрый песок гидрии[6]6
  Гидрия – керамический сосуд для воды.


[Закрыть] с родниковой водой, ойнохои[7]7
  Ойнохоя – одноручный кувшин яйцеобразной формы для разливания вина.


[Закрыть] с вином, гранатовый сок в амфорах.

Босые ноги по бедра в песке и засохшей тине, но гости все равно щиплют за икры, лезут под хитон.

Большой кратер[8]8
  Кратер – сосуд для смешивания вина с водой.


[Закрыть] опустел. Когда выпили пару амфор разбавленного вина, хозяин предложил пить по-скифски – чистое. Вот тут и началось! Скоро послы еле держались на ногах. Языки развязались, разговор пошел по душам.

Вспомнив о деле, эпитроп[9]9
  Эпитроп – 1) посол, глава делегации, агент полиса с правом налаживать торговые отношения; 2) управляющий, смотритель, опекун.


[Закрыть] милетян жарко задышал хозяину в ухо:

– Ты сколько медимнов[10]10
  Медимн – древнегреческая мера объема сыпучих и жидких тел, около 39 литров.


[Закрыть] зерна можешь в год поставить?

– Четыреста тысяч.

– А вывозная пошлина?

– Одна тридцатая от стоимости.

– Вот! Это ж какие деньжищи… Не хочешь по две с половиной драхмы за медимн, давай по три без четверти. И это… Кизик, подумай, может, пошлину снизишь, а?

– Подумаю, – фыркнул эсимнет – Ты первый, что ли, ко мне подкатываешь с такой просьбой? Да в Пантикапей уже очередь выстроилась! Синопа, Амис и Гераклея готовы брать зерно не торгуясь. Самосцы тоже. Того и гляди Феодор из Афин нагрянет… Ну, не сам, конечно, найдет, кого прислать.

– Знаю… – эпитроп насупился, лицо пошло белыми пятнами. – Городов много. Только Милет один. Ты, может, забыл, откуда Археанактиды[11]11
  Археанактиды – династия правителей Боспорского царства в первой половине V в. до н. э., названная по имени основателя династии – Археанакта.


[Закрыть] родом? И мы – милетяне!

Он ударил себя кулаком в грудь, громыхнул:

– Где твоя солидарность?

Этот аргумент показался Кизику надуманным. Почему-то посол напирает на милетские корни Археанактидов. Хотя времена господства Милета в Геллеспонте[12]12
  Геллеспонт – совр. пролив Дарданеллы.


[Закрыть] и Пропонтиде[13]13
  Пропонтида – совр. Мраморное море.


[Закрыть] давно миновали. После разгрома персами этот когда-то великий ионийский город так и не вернул себе былую славу. Теперь правила диктуют мощные Афины. Но хорошо ли это? С тех пор как афиняне установили контроль над Фракийским Боспором и Византием[14]14
  Византий – колония мегарцев, совр. Стамбул.


[Закрыть], греческие корабли свободно выходят в Понт Эвксинский[15]15
  Понт Эвксинский – букв. «гостеприимное море», совр. Черное море.


[Закрыть], торгуют как хотят и с кем хотят. Сбивают цены на зерно.

– Так и в Синопе живут милетяне, – эсимнет сделал вид, что сомневается. – Что ж зерно-то им не продать. Тем более что мы у них железо покупаем. Из Византия возим золото и медь. Не знаю… Может, вам с Херсонесом Таврическим[16]16
  Херсонес Таврический – колония гераклеитов, совр. Севастополь.


[Закрыть] или с Феодосией договориться? Но тогда надо плыть в Гераклею Понтийскую[17]17
  Гераклея Понтийская – колония мегарцев, совр. г. Карадениз Эрегли в Турции.


[Закрыть]. Мы в ее дела не суемся.

Эпитроп вздохнул.

– Так-то оно так… Только пахотные земли лежат к востоку от Феодосии, поэтому больше, чем Пантикапей, зерна никто не сможет дать… – безнадежно махнул рукой. – Ну, с тобой не выйдет, поплывем в Гераклею.

– Ты погоди, не горячись, – осадил гостя Кизик. – Я своего последнего слова еще не сказал.

Ему показалось подозрительным, что эпитроп ни разу не упомянул Кепы – город по ту сторону Боспора, расположенный в устье Антикита[18]18
  Антикит – совр. р. Кубань, которая когда-то впадала в Таманский залив.


[Закрыть]. Тоже милетская колония, хотя сейчас всем заправляют синды[19]19
  Синды – кавказоязычная народность, заселявшая в древности территорию Таманского полуострова и Краснодарского края.


[Закрыть]. Не ровен час, послы отправятся в гости к Даиферну. Тогда жди беды: ударят по рукам. Придется снова ввязываться в войну, а иначе никак – синдам спуску давать нельзя. Зерна у них навалом, хотя торговый флот слабоват. Но у Милета флот есть.

От ощущения опасности эсимнет даже протрезвел.

«Так… – лихорадочно думал он, – что делать?»

Пожевав губами, примирительно заговорил:

– Хорошо, и вы, и мы – дети Аполлона. Я принесу в жертву козла, пусть Светоносный явит свою волю гиероскопам[20]20
  Гиероскоп – лат. гаруспик, гадатель по внутренностям животного.


[Закрыть]. Тогда и поговорим.

Он махнул рабам, чтобы несли жаркое. От костров уже доносился аромат сдобренной соусами рыбы.

К вечеру сторговались на трех драхмах. Кизик знал, что стоимость пшеницы в Пирее[21]21
  Пирей – порт в Греции в составе Больших Афин.


[Закрыть] доходит до шести драхм за медимн. Эсимнет потирал руки: афинянам такую цену не задерешь, у них Сицилия под боком. Так еще и о поставках соленой рыбы договорились. Зря, что ли, он послов белужиной кормил!

Часть платы милетяне внесут тканями. Эпитроп обещал прислать зерновозы к началу месяца пианэпсиона[22]22
  Пианэпсион – месяц древнегреческого календаря, соответствует октябрю – ноябрю.


[Закрыть], когда зерновые ямы боспорян будут забиты пшеницей и ячменем до отказа. Тем более что с мемактериона[23]23
  Мемактерион – ноябрь-декабрь.


[Закрыть] навигация по Понту закрывается. Как они будут улаживать дела с пиратами и проходить афинские заставы Пропонтиды – не его дело. А то, что половину рыбных запасов он покупает у меотов в Танаисе[24]24
  Танаис – город меотов в дельте реки Танаис (совр. река Дон).


[Закрыть], а половину зерновых запасов – у синдов в Фанагории[25]25
  Фанагория – колония теосцев на южном берегу Таманского залива, недалеко от Кеп.


[Закрыть] и Кепах, милетянам знать не полагается.

* * *

Династ одрисов[26]26
  Одрисы – фракийское племя.


[Закрыть] Ситалк хмуро смотрел на стоящего перед ним человека.

Спарадок – родной брат… Изменник и самозванец! Отцу он казался слабым, безвольным. Выездке и поединкам предпочитал книги греческих философов. На празднике весенних Дионисий стыдно было даже выпускать его на скачки.

Не в таком царе нуждались одрисы.

Переворот после смерти Тереса прошел гладко, без особой крови. Ситалк сделал свергнутого с престола брата царем дружественных бизалтов. Выходит – пожалел, понадеявшись, что тот будет жить на Стримоне[27]27
  Стримон – совр. река Струма.


[Закрыть], не вмешиваясь в дела одрисов.

Но Спарадок повел племя на восток, осел между Тирасом[28]28
  Тирас – совр. река Днестр.


[Закрыть] и Гипанисом[29]29
  Гипанис – здесь совр. река Южный Буг.


[Закрыть]. Чем там занимался – неизвестно, скорее всего, понемногу грабил скифов, понемногу – греков Ольвии.

Однажды скифские купцы хотели расплатиться с Ситалком за вино странными монетами – серебро, но не жеребчики[30]30
  Жеребчики – коринфские статеры с изображением Пегаса на реверсе.


[Закрыть], совы[31]31
  Совы – афинские тетрадрахмы и драхмы с изображением совы на реверсе.


[Закрыть] или кизикины[32]32
  Кизикины – электровые монеты города Кизик, в описываемое время широко использовавшиеся в международной торговле.


[Закрыть], а тетрадрахмы неизвестной чеканки. На лицевой стороне был изображен всадник, вооруженный двумя дротиками. На оборотной – знак царской власти: орел со змеей в клюве. Сказали, что продали рабов какому-то фракийцу, других денег у того не оказалось.

Брат – кто же еще!

С тех пор он потерял покой.

Пока не заполучил предателя. Скифский номарх[33]33
  Номарх – глава нома, т. е. округа или провинции в Скифии.


[Закрыть] Октамасад, племянник Ситалка по матери, передал ему Спарадока на Метре[34]34
  Метр – совр. река Дунай.


[Закрыть] в обмен на своего брата – Скила. Пленников привели на остров, мир скрепили совместным распитием чаши вина. Границей между царствами по-прежнему остался Метр.

Оба войска гудели несколько дней – цари справляли успешное разрешение династических споров. Потом ушли, каждый в свою сторону. Скил к тому моменту, скорее всего, уже погиб. Но Ситалк не стал сразу убивать Спарадока. Хотел насладиться властью над ним, унизить. Тот плелся с войском пешком, как простой общинник. Ночевал в телеге, даже нужду справлял на глазах у надзирателей…

Ситалк боролся с собой. Мысленно он уже разорвал грудь брата и вытащил еще теплое сердце. Но рука почему-то не поднималась.

Ох, как трудно дается ему это решение.

– Ты исчезнешь. Я прикажу смыть следы твоих ног до самого причала. В Энос не пойдешь, сядешь на корабль здесь, в Кипселе. Завтра. Плыви, куда хочешь – хоть в Милет, хоть в Афины. Но если узнаю, что ты высадился на берегу Стримонского залива, из-под земли достану и…

Ситалк мстительно растягивал слова.

– …сделаю посланником народа к Залмоксису.

Спарадок очень хорошо знал, что это значит. Раз в четыре года в день летнего солнцестояния жрецы перед дворцом подбрасывали на копья жертву богу Залмоксису, которую выбирали по жребию среди общинников. Душа убитого должна передать ему просьбы одрисов.

Сначала люди в черных одеяниях обходили стойбища, созывая сход стуком деревянных колотушек. Хмурые общинники стекались на толковище перед деревенским идолом, а по кибиткам и землянкам начинался вой: бабы не отпускали кормильцев.

Жрецы под звуки свирели и хоровое пение топтали босыми ногами горячие угли. Потом бросались в толпу, заставляя парней тянуть соломины из кулака. Вытянувшего короткую выталкивали в центр толковища, к идолу, чтобы повесить ему на шею венок из пшеничных колосьев.

Избранников вели в Кипселу.

Ни сами жрецы, ни их дети жребий не тянули. Тем более царская семья – Ситалк был верховным жрецом Залмоксиса. Из десяти смертников жрецы потом укажут одного. Выбор – таинство. Но если Ситалк объявит посланником брата, перечить ему никто не станет.

Бледный от унижения Спарадок вернулся в свою комнату. Он понимал: все, что с ним сейчас происходит, это расплата за беспечность. Ох, не надо было уходить за Стримон. Но бизалты опасались мощного соседа – царя Пердикки. В горах Македонии не разгуляешься, не пограбишь, кого там только нет: дерроны, ихны, дионисии… Грызутся, как голодные крысы в пифосе[35]35
  Пифос – большой кувшин для хранения продуктов.


[Закрыть]. Совету старейшин казалось, что на понтийском берегу места хватит всем – и скифам, и грекам, и бизалтам.

Не вышло: скифы не потерпели чужаков. После длительного и кровопролитного противостояния бизалты отступили. Спарадок бежал в Ольвию. Там и попался. Глупо, досадно: возвращаясь с рыбалки, напоролся на пикет сколотов[36]36
  Сколоты – по Геродоту самоназвание скифов, которое, возможно, произошло от имени Колаксая, младшего сына первочеловека Таргитая.


[Закрыть], которые караулили своего басилевса[37]37
  Басилевс – правитель крупной территории у древних греков, скифов, также верховный правитель у других древних народов.


[Закрыть] Скила, частенько сбегавшего из стойбища в город к греческой жене. Один из номархов его узнал.

Дальше был обмен.

Теперь предстоит изгнание; что ж, это лучше, чем смерть. Нужно собираться. Время для решения, куда плыть, у него есть – ночь.

* * *

Всадники пробирались по склону, то и дело поднимая к лицу руку, чтобы защититься от веток. Низкорослые мохнатые кони с трудом преодолевали подъем – фыркали от злости, но слушались ударов пятками. Вдруг один из них повалился на бок, захрипел.

Успевший соскочить воин положил ладонь на загривок тарпана[38]38
  Тарпан – дикая степная лошадь.


[Закрыть]. Потом резко взмахнул акинаком[39]39
  Акинак – короткий скифский меч.


[Закрыть]. Жеребец дернул задними ногами и замер.

Второй тарпан ошалело покосился, всхрапнул. Пришлось слегка похлопать его по взмыленному боку, чтобы успокоился.

– Слезай, Токсис, – обратился степняк к раненому другу, – приехали. Дальше пойдем пешком, уже недалеко. Пусть конь отдохнет, попасется. Нам еще обратно возвращаться.

Помог ему спуститься на землю, обхватил рукой, а тот обнял его за шею, после чего оба медленно двинулись вверх по косогору.

– Брось меня, Орпата, не жилец я: видишь, сколько крови… Тавры нас найдут, рано или поздно. Это их горы.

Токсис дышал тяжело, сипло, каждое слово давалось ему с трудом.

Орпата настаивал на своем:

– Как сказать… У кого сила, того и горы. А капище все равно наше. Его мой отец ставил. Так что это гора сколотов. И точка!

Впереди показалась священная скала. Черной бездонной щелью зияло чрево Табити. Покрытые бурыми пятнами застарелой крови жертвенные камни окружали идола.

Ветер крепчал, над головой собирались тучи: похоже, вот-вот разразится нешуточная буря – обычное для Таврики[40]40
  Таврика – совр. Крымский полуостров.


[Закрыть] дело в это время года. Но завтра наступит день осеннего равноденствия – день смерти Колаксая, первого царя сколотов и супруга Великой матери, а значит, он почтит Табити даже под проливным дождем. Потомственный жрец ни при каких обстоятельствах не может пропустить этот праздник.

Уложив Токсиса под деревом, сучья которого унизывали разноцветные кусочки ткани, Орпата приступил к сооружению шалаша. Когда убежище было готово, он затащил друга внутрь.

Стрела вошла под ребра, но, кажется, не задела легкое. Пока Токсис, рыча, грыз обломок ветки, Орпата вспорол рану и вынул наконечник стрелы. Потом накрыл раненого дохой, а сам принялся готовиться к обряду: наломал буковых веток, нарезал тонких полос из коры тамариска.

Разрубив лошадиную ляжку на куски, сложил в мешок и подвесил на сук. Лошадь, конечно, – серьезная потеря, но ее смерть решала проблему с жертвенным мясом.

Из шалаша донесся стон Токсиса.

«На все ее воля, – подумал Орпата. – Табити великодушна, справедлива, всемогуща. Она любит нас, своих детей…»

Он осторожно расковырял каменистый грунт акинаком, чтобы извлечь из-под идола завернутый в промасленную тряпку арибалл[41]41
  Арибалл – небольшой круглый сосуд для ароматических масел.


[Закрыть]. В шалаше выдернул из сосуда пробку, зачерпнул густую мазь пальцами. Вдохнул резковатый, но приятный запах – ядреная! – отец сделал из трав и кореньев.

Намазав другу рану, залепил подорожником.

Вскоре Токсис заснул, задышал ровно.

Ночью разразилась гроза.

Хррр! Снаружи раздался жуткий треск, и в шалаш сквозь ветки ударил яркий свет. Орпата вскочил. На лице Табити играли отблески зарниц, отчего казалось, что она зловеще улыбается. Священная расселина дымилась, а вокруг разливалось розоватое сияние.

Он снова улегся, не спуская глаз с капища. Если богине угодно так проявлять свою мощь – пусть, жреца лишь охватывает благоговение.

На рассвете Орпата приступил к обряду.

Первым делом разжег священный костер возле идола Табити. Вскоре по склону пополз запах жареной конины. Он не боялся, что тавры заметят дым: в таком тумане его не видно. Куски мяса разложил на жертвенных валунах. Затем сунул в огонь буковые прутья. Сделав надрез на ладони, размазал кровь по лицу богини. Поцеловал холодный серый камень.

Пробормотал:

– Прости, что в этот раз без человеческой жертвы. Ты знаешь, мы еле ушли. Но я обещаю вернуться и принести то, что питает твое чрево.

Он уселся на землю. Начал наматывать кору на пальцы, бормоча вполголоса гимны. Сгибал и разгибал полоски, раскладывал их на ладонях, снова наматывал. Потом упал лицом вниз, вытянув руки перед собой.

Наконец, поднялся.

Глава 1

Год архонта Феодора, весна

Афины, Боспор

1

Первый стратег Перикл возвращался из Мунихия усталым, но довольным. Утром он объехал причалы вместе с пританами[42]42
  Пританы – члены одного из десяти комитетов афинского Совета пятисот, решающих поочередно в течение года текущие государственные вопросы.


[Закрыть]: расспрашивал моряков, осматривал только что спущенные на воду триеры[43]43
  Триера – лат. трирема, боевой трехрядный весельный корабль.


[Закрыть], заглянул в эмпорий[44]44
  Эмпорий – торговый склад.


[Закрыть], чтобы проверить качество закупленного для флота зерна.

Потом участвовал в открытии Антестерий – весеннего праздника цветов и винных застолий в честь Диониса. Лично возложил венок к вырубленному в скалах алтарю божества и вышиб пробку из бочки с ритуальным вином.

После освящения кораблей, конкурса хорегов в театре, а также совместной трапезы со жрецами и знатью, заметно отяжелевший политик отправился домой. Лишь пообещал эпимелетам[45]45
  Эпимелет – надзиратель за гаванью.


[Закрыть] прислать горшки с вареными овощами для жертвоприношения Гермесу в последний день торжеств – день памяти мертвых.

Перикл считал, что пожилому человеку не место среди ряженых на массовой ночной пьянке. Прошли те времена, когда он не вылезал с дружеских пирушек. Теперь ему были милее тихие вечера наедине с молодой женой – милетянкой Аспасией.

Он представил себе: оба сидят в саду, слушая соловья, она обнимает его за плечи, ее ладонь в его ладони, ноги приятно обдувает теплый воздух жаровни – и улыбнулся.

«А как она читает Гомера! Ммм…»

Чтобы сократить путь, Первый стратег решил скакать вдоль Фалерской стены. Он не заглядывал на пустошь уже лет пять. Делать здесь, в общем-то, нечего. Земля за рекой Кефис арендуется владельцами эргастериев[46]46
  Эргастерий – мастерская, в которой трудились рабы.


[Закрыть], поэтому среди вонючих куч из раковин морских моллюсков и выкопанных гончарами глубоких глиняных ям не так-то просто проехать.

Стена явно видала виды: кое-где кирпичи раскрошились, обнажив прорехи, по осыпям карабкались кусты красного вереска. Над заваленной черепками и глиняной крошкой землей стелилась дымка – ремесленники жгли мусор.

Впереди послышались крики: похоже, шумела разгоряченная толпа. Перикл послал вестового узнать, в чем дело.

Вернувшись, тот доложил:

– Будет драка. Перед праздниками стража Пирея прочесала Мунихий и поймала десяток беглых рабов. Эпимелеты разрешили продать их делосским работорговцам, а те, недолго думая, устроили бои без правил.

– Да? – Перикл удивился. – Едем туда, надо посмотреть.

Отряд направился сквозь едкий дым за вестовым. Возле окруженного людьми загона для овец гарью пахло меньше. Горожане бесновались в предвкушении бойни: орали, толкались, потрясали кулаками. После взаимных оскорблений вспыхивали пьяные потасовки, но делосцы умело разнимали драчунов.

Для высокого гостя освободили место, притащили клисмос[47]47
  Клисмос – стул со спинкой и изогнутыми задними ножками.


[Закрыть] и скамеечку для ног. Перикл, правда, поморщился – придется сидеть в кресле, как какой-нибудь старухе. Но ничего не сказал: делосцев и эллинами-то не назовешь, так, всякий сброд – чего перед ними стесняться. Пританы окружили Первого стратега: каждый внимательно смотрел по сторонам, держа руку на навершии меча.

Тонко запела флейта, после чего пираты вытолкали из овчарни участников схватки, на которых из одежды были лишь грязные набедренные повязки. Шею каждого сжимала колодка. Тяжелая корабельная цепь свисала до земли.

Первым шел заросший бородой гигант. Весь покрытый шерстью, как обезьяна. Судя по курчавым волосам и горбатому носу – военнопленный колх. Он рычал, бросая на зрителей свирепые взгляды: казалось, сними с него оковы – начнет рвать окружающих голыми руками.

Толпа встретила появление рабов свистом и улюлюканьем. Маклеры начали принимать ставки. Цепь со звоном упала в пыль. Бойцы сгрудились на вытоптанной площадке, потирая шеи, озираясь. Внезапно колх со всего плеча махнул рукой, и стоявший рядом с ним человек упал как подкошенный.

Моряк из-за ограждения ткнул гиганта древком копья в спину, чтобы отвлечь. Тот обернулся, схватился за жерди ограждения, затряс. Забор заходил ходуном, но опорные столбы выдержали. Толпа скандировала: «Колх! Колх!»

Рабы тянули время, драться им явно не хотелось. Тогда делосцы с бранью пустили в ход копья. Несчастные старались увернуться, зверея от боли и крови.

Первым драку начал гигант. Схватив еще одного соседа за плечи, ударил лбом в лицо. Тот рухнул на землю. Остальные отшатнулись. В загон ворвался моряк с топором. Отрубив валявшемуся в грязи рабу голову, он схватил ее за волосы и поднял над собой.

По толпе прокатился вопль восторга. И вот тогда началось! Рабы пинали друг друга ногами, ломали пальцы, душили.

Вот самосец повалил спартанца на землю, выворачивает руку. Тот орет, старается вырваться.

Македонянин бьет лежащего мегарца кулаком по лицу, превращая его в кровавое месиво.

Кариец засунул эгинцу в рот пальцы и рванул так, что тот потерял сознание от боли. Победитель с воплями скачет у него на груди.

Когда всеобщая свалка закончилась, загон был завален телами. Одни бойцы лежали без движения, другие пытались отползти к краю площадки. Только двое продолжали драться.

Худощавый жилистый раб с фракийским чубом уворачивался от колха. Вот он поднырнул сопернику под руку, запрыгнул сзади, обхватил ногами и начал пальцами давить на глаза. Взвыв, гигант повалился на спину. От удара о землю фракиец вроде бы замер, но, только колх начал подниматься, обвил его словно лиана. Тот закричал, почувствовав, как зубы соперника впились в шею. Рывок головы, еще один – и из разорванной артерии ударила ярко-алая струя.

Колх закатил зрачки, по телу прошла судорога. Он затих.

Фракиец встал: страшный, перепачканный грязью и овечьим пометом, рот в крови – словно не знающий жалости вампир ночи Эмпус.

К нему подбежал моряк.

– Сука! Зачем ты его убил? Только я решаю, кому из вас жить, а кому – нет!

Он замахнулся плетью. Удар ожег плечо. Обессилевший фракиец упал на колени, закрылся рукой.

Делосец продолжал орать:

– Ты должен мне сто драхм! Денег нет – пятьдесят ударов плетью! Тварь!

Внезапно кто-то схватил делосца за кисть.

«Что за…» – моряк резко обернулся на наглеца, но, узнав Перикла, закрыл рот.

Первый стратег не отпускал руку.

– Ударишь еще раз – и отправишься в тюрьму. Покажи разрешение демарха[48]48
  Демарх – управляющий демом, самой мелкой административной единицей в Древней Аттике.


[Закрыть] на проведение боев. Нет? И налог не уплачен?

Заметив, что ярость в глазах работорговца сменилась страхом, Перикл отпустил его.

Приговор прозвучал жестко:

– Значит, так… Пританы проверят купчую. Если она в порядке, рабов можешь забрать. Если нет – сам получишь плетей. Сколько ты заплатил за этого?

Кивком головы он показал на фракийца.

– Сотню.

Перикл подозвал вестового.

– Выдай ему сто драхм. И возьми расписку.

Пританы оцепили загон. Зрители решили, что лучше убраться, пока целы, так что вскоре на пустыре не осталось никого, кроме делосцев и афинян. Под ногами хрустела ореховая скорлупа вперемешку с яичной. Валялись несколько пустых тыкв-горлянок, мятые виноградные листья, в которые были завернуты какие-то объедки. Одиноко лежал брошенный сандалий с оборванным ремешком.

Забрав рабов, делосцы убрались в сторону Пирея. После того как Перикл снова опустился на клисмос, пританы подвели к нему фракийца.

– Как тебя зовут?

– Спарадок, сын Тереса.

Пританы зашумели – имя царя одрисов знали многие.

Перикл не мог скрыть удивления:

– Ты парадинаст[49]49
  Парадинаст – соправитель.


[Закрыть] одрисов?

Фракиец мрачно усмехнулся.

– Громко сказано! Вождь бизалтов. Бывший…

– Ты брат Ситалка.

– Ну и что? Терес не захотел делить царство между нами. Ситалк меня обскакал.

Перикл развел руками.

– Ты – и раб?

Уставившись на фракийца, властно приказал:

– Рассказывай!

Спарадок закусил губу.

– Плыл в Афины, но в Миртойском море попал в шторм. Корабль потерпел крушение… Выжили несколько человек. Неделю мы сидели на голой куче камней, пока нас не сняли фасосские пираты. Они не стали разбираться, кто мы и откуда, – продали перекупщикам рабов, те отвезли нас на Хиос. Потом меня купил хозяин афинского эргастерия… Я бежал. Укрылся в Пирее, хотел пробраться на корабль, который плывет в Византий или Гераклею. Дальше вы знаете…

– Почему ты покинул Фракию?

– Долгая история.

– Ничего, у меня есть время, – Перикл недовольно дернул головой.

– Тогда начну сначала… Отец передал корону мне, но Ситалк с этим не смирился и устроил переворот. Я решил, что не буду проливать кровь одрисов. Мы заключили мир. Он отправил меня на Стримон к бизалтам, нашим союзникам… Теперь мы с ним снова враги.

– Причина?

– Ситалк не простил мне чеканку монет, решил, что я готовлю восстание… Это моя ошибка.

– А ты готовил?

На скулах Спарадока заиграли желваки.

– Сейчас это неважно.

Перикл поскреб щеку.

– В общем, так… То, что ты брат Ситалка, у тебя на лбу не написано. Я подумаю, как это проверить. Жить будешь в эргастуле[50]50
  Эргастул – частная тюрьма для рабов.


[Закрыть]. Тебя будут хорошо кормить и выпускать на свежий воздух. Но если соврал – берегись…

День спустя из десяти городских ворот во все стороны разбежались скороходы. До конца месяца антестериона по дорогам Аттики к Афинам тянулись фракийцы – метеки[51]51
  Метек – иностранец, являющийся свободным человеком, но не обладающий правами гражданина.


[Закрыть], рабы, вольноотпущенники.

Демархи получили приказ без проволочек направлять всех фракийских мужчин, записанных в реестр, в афинский булевтерий[52]52
  Булевтерий – место заседания Совета пятисот (буле) в Афинах.


[Закрыть], выдав каждому дорожное пособие.

Перикл решил не посылать гонцов на Кикладские острова и к берегам Ионии – время дорого…

2

Наступил элафеболион[53]53
  Элафеболион – апрель – май.


[Закрыть].

Когда Перикл вошел в зал заседаний булевтерия, фракийцы поднялись с мест.

– Вы меня знаете?

– Знаем! Знаем! – зашумели делегаты.

Гул голосов отражался от стен из паросского мрамора.

– У меня к вам нет претензий, – гремел с подиума Перикл. – Ваша судьба в руках демархов. Тех, кто честно трудится и платит подати, мы уважаем, им открыт путь в наше общество. Среди вас есть рабы, но таков закон: вы пошли на нас с оружием в руках и теперь за это наказаны. Но я собрал вас не для того, чтобы рассказывать то, что всем и так известно. Посмотрите внимательно на этого человека и скажите, кто он.

На подиум вышел чубатый мужчина.

Зал ахнул:

– Спарадок!

И вдруг начал скандировать:

– Залмоксис! Залмоксис!

Перикл сначала растерялся, но потом вспомнил, что это имя верховного божества фракийцев. Кажется, они называют его богом медведей. Варвары подтверждали, что назначение Спарадока царем одрисов благословил сам Залмоксис.

Внезапно Спарадок поднял руку. Зал затих. Одрис начал говорить по-фракийски. Пританы двинулись к нему, чтобы увести с подиума, но Перикл показал жестом: пусть говорит.

Речь оратора была короткой – всего несколько фраз. Когда он закончил, фракийцы вскинули сжатые кулаки и заревели – словно титаны из Тартара. Пританы не выдержали – выскочили на подиум с обнаженными мечами, окружили Перикла.

Спарадок наслаждался триумфом. Он не переставал улыбаться, даже когда пританы выводили его из булевтерия…

Вечером одрис ужинал в доме Первого стратега. Вилла располагалась на склоне холма Нимф, вдали от суеты эргастериев Мелиты. Когда сюда долетали порывы восточного ветра, со стороны улицы Изготовителей герм[54]54
  Герма – верстовой столб.


[Закрыть] слышался стук молотков и ослиный рев. С вершины Акрополя на агору[55]55
  Агора – центральная площадь полиса, где собирались граждане для решения вопросов управления.


[Закрыть] взирала бронзовая Афина Воительница.

Хозяин и гость возлежали в тени портика на кипарисовых клинэ[56]56
  Клинэ – деревянная скамья или ложе со спинкой.


[Закрыть]. Домашний алтарь Зевса Геркея во дворе отсвечивал позолотой. В нишах оштукатуренных стен, под карнизом из лесбийских сердечек притаились фигурки олимпийцев.

– Что ты им сказал? – спросил Перикл, когда оба, совершив тройное возлияние, приступили к трапезе. – Я такой рев слышал только в Девяти путях[57]57
  Девять путей – Эннеа-Годой, Амфиполь, древнегреческая крепость в устье реки Стримон (совр. река Струма), совр. город Амфиполис.


[Закрыть] лет сорок назад. Я как раз окончил академию, стал эфебом[58]58
  Эфеб – юноша, достигший совершеннолетия, т. е. восемнадцати лет.


[Закрыть], и меня отправили на границу с Фракией. Вот под стенами крепости и наслушался.

– Пообещал, что однажды вернусь в Кипселу.

Первый стратег усмехнулся.

– Ты в это веришь?

– Я верю в Залмоксиса. Все в его руках.

Перикл пристально посмотрел на гостя.

– Насчет Залмоксиса не знаю, а вот у меня на тебя есть виды. Хочу сделать тебя Первым архонтом Пантикапея.

– Боспор? – удивился Спарадок.

Перикл кивнул. Одрис не знал, что сказать.

Все-таки спросил:

– Почему я?

Пришлось начать издалека.

– Видишь ли… Жизнеобеспечением государства занимается Коллегия стратегов. Дел хватает: набор рекрутов, назначение триерархов[59]59
  Триерарх – спонсор и командир военного корабля.


[Закрыть], участие в военных судах, инспекция гаваней… Подвоз хлеба в Афины и снабжение армии и флота – тоже их задача. Забот по горло! Никто из них не рвется в варварские земли: у каждого семья, дети, виноградники, оливковые рощи… Сам понимаешь – мало кто готов бросить обустроенный быт в Афинах, чтобы начать жизнь заново на Боспоре… Я могу приказать, но это значит – нажить врага себе и Афинам. Высылая человека в колонию против его воли, ты обрубаешь его корни. Такой человек меняется, но ты узнаешь об этом слишком поздно – когда он начинает платить дань врагам, а корабли под чужим вымпелом чувствуют себя в гавани города как дома.

Собеседник слушал без интереса, и Первый стратег это заметил. Он знаком приказал виночерпию налить вина в ритон. Выпив, продолжил, но сменил тон. Теперь его слова звучали жестко.

– Ты – моя собственность. Мы оба понимаем, что, как раб, ты обречен на жалкое существование. Особенно после побега. К тому времени, когда ты заработаешь денег на выкуп… если я еще на него соглашусь… тебе будет уже не до царских амбиций. Я предлагаю достойную жизнь. Более того – почет и богатство. Разумеется, простой раб никогда бы не взлетел до таких высот. Но ты – сын Тереса. Так что соглашайся.

Спарадок молчал.

Поняв, что запугать фракийца не получится, Перикл заговорил мягче:

– Я мало кому доверяю в Совете пятисот, слишком много там осталось соратников Кимона. Я видел тебя в деле, оценил твою мертвую хватку. Именно такой человек нужен мне в Пантикапее. Я знаю, ты не забудешь, из какой грязи я тебя вытащил, поэтому будешь мне верен. Так?