Текст книги "Легенды пучин"

Не бессмертный

Кэйт отнесла просьбу Дитера к камню в море, за который садится луна. В море она особенная, хотя та же луна светит и для суши. Кэйт показалось, что луна кивнула, что приняла просьбу Дитера и роль русалки-почтальона исполнена. От мысли, что больше ничего делать не надо, Кэйт ощутила непривычное состояние, раскинувшееся на весь мир равновесие, в замен тревог и печалей она почувствовала как получила сокровище, и для всех населяющих землю существ это более чем желанный дар. «Но Ульрике ищет силу и бежит от воды к огню, хочет перепробовать все стихии и закалиться. Ей кажется, что страсть поднимет внутренний огонь. Она повторяла, что устала от воды, и что одной только воды мало, телу русалки надо быть целостным, живым, поэтому твердь и пространство следующие ее цели. Это значило найти соответствующих людей и использовать их.

– Вот если бы кто-то подарил мне бессмертие, мне хочется бескрайнего пространства! Но где сыщешь такую самоотверженную душу?» – два раза задавала она Дитеру вопрос, – Тогда я получу искупление от всего, что сделала не так!»

Девушка вслух пожалела, что Дитер пускает до небес словесные фонтаны, но не способен предложить бессмертие; он не понимает даже где его взять. Юристу стало любопытно, как в точности это ощущается, и не будет это связано с тем, что его тело мумифицируют и через сто лет посетители музея станут пялиться на его поблёкшие черты и гадать, чем же при жизни отличился этот болван.

– А может заменить это чем-то еще?! Я кое-что умею, деньжат там раздобыть, еще по мелочи? Не поверю, чтобы только бессмертие в цене! Да и потом, сыщем мы такого человека, под давлением, или за выкуп отречется он от своей бессмертности, а ты обнаружишь, что у этого проходимца и нет вовсе ничего, самый он что ни на есть смертный. Вот рассмотрим Самсона, про его я не уверен, бродяга совсем не похож на бессмертного: плюнешь в него, он и развалится.

Она ответила, что у Дитера есть то, о чём она говорит, у всех людей есть.

– Тогда давай отдам, чтобы все по-настоящему! Попробую его один раз и отдам.

Ульрике захотелось возразить, что ничего он не захочет тогда отдать, но девушка успела взять себя в руки. Но Дитер уже вовсю дарил ей то, чего сам не видел, мотал головой и признавался, что кроме самой Ульрике для него весь мир пустой. В ней он чувствует вечный огонь, ведь насколько он понимает, русалки по природе водные, а не горючие существа.

Последняя фраза выдала в нем пустозвона склонного безрассудно болтать языком. Такие гроздьями вываливают сумасбродные идеи, строчат словно пулемет, что для поражения выстреливает полную обойму, а цели достигает одна пуля.

Но единственная пуля угодила в уязвимое место. Ульрике изобразила обиду, внешне хорошо заметную её Дон Жуану, про себя же она засомневалась, что Дитер подходящий человек, Биатрис, по видимому, ее проверяла и указала на первого попавшегося пройдоху. Сначала он казался идеальной мишенью, но когда она прищурилась для выстрела, цель стала двоиться. Ульрике решила не тратить время и поспешила с ним распрощаться, ее теперь волновала Кэйт. Придя к ней в дом, Ульрике убеждала, что из-за преданности Кэйт никогда не даст Дитеру пронести наказание.

Когда аргументы закончились, гостья бросилась Кэйт в ноги:

– Теперь я буду твоей верующей, ты мне не можешь отказать. У твоих ног я прошу со сложенными руками. Этого жеста слушаются боги, люди и животные, и приняв меня ты сама сделаешься тем, чем хочешь быть. Бери меня в свои воспитанники, возложи руки на мою голову, и я пойду за тобой!

– Но ты же подлинная русалка? Чему я тебя научу? Нет! Закон я знаю, не хуже твоего. Если я бы тебя приняла, то все, чем я являюсь, я стала бы должна тебе. Но как тогда Дитер? Так что закон я нарушу, но ради самого же закона. Если мать бросается в огонь, чтобы спасти ребёнка, может она попирает замысел мироздания, но кое-что правильно в ее поступке, и Вседержитель мира это непременно учтёт. Давай идти каждый своим путем, а Бог нас рассудит.

С пакетом продуктов Кэйт оказалась у него вечером того же дня и с порога отметила, что Дитер рассеян, отвечает невпопад, смотрит на часы, как будто кого-то ждет, вторые сутки не брит, зато в новой рубашке, а другая лежит еще в упаковке. В комнате беспорядок, какой остаётся после психозов – никаких следов позавчерашней влажной уборки, но угол возле окна приютил новые приспособления из тренажерного зала. Дитер спросил какой тип мужчин русалкам нравится, ведь они морские существа, как в них может появиться человеческая страсть? И если страсть появляется, как это заметить, ведь лицо всегда как маска, улыбка такая, будто ее растягивают за верёвки:

– У тебя такая же! Бездушная…

Кэйт встрепенулась и пообещала усовершенствовать свою улыбу. Но Дитер только махнул рукой, давая понять, что ему всё равно как она улыбается. Девушка догадалась, что словами его это только поверхность, его мысли сейчас о другом, а присутствие Кэйт отягощает. Наспех она стала готовить еду, подстёгивая себя, что надо поскорее уходить, и сегодняшний урок уже состоялся и когда будет плавать в бассейне, или ночью она поймёт что он значил.

Пока он откашливался и наливал себе выпивку, Кэйт беззвучно пробралась к выходу и замерла на мгновение в темном коридоре. Заметил ли он ее отсутствие? Но Дитер только бранился, обращая свои проклятии безучастному пространству.

На улице она обернулась на его за колоченные окна – без всякой цели, просто, чтобы увидеть. Потом села в машину и через двадцать минут была возле городского бассейна с серьёзным намерением плавать не меньше трех часов.

После душа она раскрыла пластичную сумочку. Весь день эта утолщенная полоска органической резины обхватывала ее талию.

Городской бассейн тем хорош, что собирает вокруг себя разных фриков, экстравагантных модниц и замаскированных нудистов. Поэтому и обтягивающий все тело чешуйчатый купальник мало кого удивляет своей оригинальностью. Конечно, если бы подобный купальник нашли оставленным в раздевалке или возле душа, в его конструкции обнаружилась бы много необъяснимого. Полная органика, которая растет, обновляет клеточный состав, дышит кислородом, растворенным в воде и поддерживает нужную температуру.

А если бы кто-то решился напялить этот костюм на себя, удивлению бы не было пределов. Через пятнадцать минут органические нити проникают в луковицы волосков на ногах и руках. Это рождает непередаваемое чувство слияния рыбьей чешуи с собственной кожей. Кэйт мечтала, чтобы у русалок еще был резиновый череп, которая бы заглушал мозг и сам выдавал правильные решения, боролся с приступами сомнений, разрушал нерешительность и изгонял тревоги. Но интереснее всего прочего было лицо.

Веки и брови свои, но видоизменённая область верхней губы и бороздки в месте слияния с ноздрями закрывалось телесного цвета маской. Подбородок шире, чем обычно бывает у женщин, десятки тончайших трубочек собирались под подбородком и образовывали искусственную жабру, которая открывалась только под водой и была неразличима с первого взгляда.

Кэйт вспомнила о Манфреде – многое бы он отдал, чтобы заполучить такой костюмчик. Ей вспомнились водолазные приспособления, которые успела повидать сама или найти фото в журналах – громоздкие и неуклюжие, сделанные учеными и инженерами. Свою руку приложили писатели-фантасты, на придумывали резиновых и нейлоновых костюмов, которые якобы можно смастерить, обладая подходящим материалами. Но никто из них не подумал, что кожу русалки нужно выращивать. Только подлинная ткань способна удерживать в себе жир, поддерживать дыхание и температуру. В платье русалки учтены все пять элементов, природный шедевр, который растет и развивается когда его носят на теле и засыпает в сложенном состоянии. Но сполна насладиться скоростью в воде можно только имея хвост. В городском бассейне он многих смутит, попадет на камеры наблюдения и любительские снимки, всполошит интерес Манфредов и ему подобных.

Хвост русалки больше чем обыкновенный наконечник, скрепляющий ноги. Хвост крепится к спинному отделу платья и хорошая скорость под водой достигается не движениями ногами, а ритмичными изгибами позвоночника.

Час плавания с ограниченной подачей воздуха заставляет мозг со всеми его резервами сосредотачиваться только на дыхании. Привычное напряжение, так хорошо знакомое всем, кто живёт на суше, через час полностью пропадает, проблемы кажутся крошечными камешками, видимыми на дне с поверхности моря. Между камешками можно приложить дорожки, разместить между ними зелень водорослей. Как садовник благоустраивает сад, русалка облагораживает мир мысли, ухаживая за пространством, в которое мысли помещены.

«Если кто родился богом, он уже на своих Небесах. Но если кто-то захотел им стать, то придется работать. Смирись с фактом, что заполучив атрибуты, способности и качества бога, ты им все же не являешься! Покуда не произошло слияние, взаимное замещение, человек остается человеком, бог пребывает на своей высоте, а девушка продолжает быть хорошей пловчихой, но не русалкой». Об этом говорила Биатрис, эту правду унаследовала потомственная русалка Ульрике, а Кэйт ещё и немало от этого терпела. Случится чудо на которое не могут повлиять усилия, жар молитв, или стремление достичь цель. На белом свете и в синем просторе океана нет души знающей дату. Ошибутся предсказатели, неважно как умело они заглядывают в будущее и сколько верных пророчеств за плечами. В косе русых волос найдется самый короткий волос. Он начал расти со всеми вместе, но природа избрала его не ради длинны, он хранит в себе знание.

В сплетении мироедов сценариев, существует один, короткий по годам, но несравненно мудрый. Как благосклонно поступила Биатрис рассказав об этом волоске! О поклонении, возможности в смертном человеке построить лифт в божественную страну. Биатрис дала направление, но правильно ли сделала Кэйт ступив на эту дорогу?

Путь бывает непроходимым, путник в отчаянии скатывается в канаву, изменяет душе. Но и тогда его божественность не меркнет, подобно тому как воздух не перестает питать легкие как святого, так и грешника. Став настоящей русалкой-лидером, Биатрис хорошо изведала природу человека, умела разделять душу и индивидуальность, как наносное и быстротечное явление. Почему же про Дитера она не рассказала всего?

Из-за этого Ульрике удалось околдовать юриста, но самой зацепить страсть, которая сопровождает влюблённость не получалось. В отношении к юристу она чувствовала себя охотником, а Дитера добычей. Рождение в пене причислило Ульрике к касте йогов, русалок и гуманитарных миссионеров – эти три характера не способны насытиться забрав, им необходимо взамен отдать больше, чем взяли.

И Ульрике хотелось верить, что достигнув Дитера и забрав у него что ей нужно, этим освободит юриста от искупления его преступлений, пусть даже он и познакомится с небольшим страданием. Но предложить ему сверх этого, можно только отучив этого неразумного быть рабом своих желаний. Он рассказывал ей о «Драконе» в котором заложен клад и Ульрике удивилась, насколько он еще мальчишка, что бредит золотыми слитками и сокровищами пиратов, ему хочется этих погремушек и, кажется, мечта поднять со дна этот корабль сильнее, чем русалочьи любовные чары.

Но паренёк беден, а убедить серьезных людей встать на его сторону сложно – метрам не докажешь, что на непонятно на каком дне потоплено золото, координаты слишком приблизительные, никаких документов нет. Да, как выяснилось, Дитер знал о сокровищах понаслышке, сам не видел. Правильнее всего, считала Ульрике, разубедить бедняжку. Ей надо заставить его разуверился, охладеть к глупой затее. Когда золотая лихорадка перестанут его терзать, этот одаренный человек обнаружит, что все клады уже внутри него самого. Лучше такого преобразования, по мнению Ульрике, предложить юристу невозможно.

Оставалось понять за какой рычаг схватиться, чтобы привести в движение глыбу. Ульрике задумалась, где в нем отыскать рукоятку, которая приведет к сдвигу сознания. До заветной рычага надо прокопать наслоения страхов, зависимости и ограничений из которых соткан юрист.

Дитер тоже пытался в ней разобраться, тоже хотел спасти, но безнадёжно запутывался, выражение лица Ульрике была сама непроницаемость – любит ли она свою жизнь, или смиренно тащит взваленный крест. Из того, что она позволила о себе узнать, выходило, что Ульрике преследовали неудачи, но обида и презрение не отбрасывали свои тени ей на лицо. На личном фронте в ее сторону Дитер палил своей страстью. Градус его пожара рос, и по законам природы ей следовало либо загореться, или потопить все в своей родной стихии. Но она терпела, как маяк в сердце разыгравшейся стихии. Высокомерие, надменность – это не про Ульрике. Юрист сразу замечал это свойство в других, так как и сам был заносчив. Его мучило, что для Ульрике он без интересен. Совсем другое дело у него. Словно фотографические снимки, ее образы множились и заполняли память, вытесняя всё остальное. Моменты времени одновременно схваченные и смазанные. Ее лицо, а позади пляж, но нет чувства соленого ветра. Можно вспомнить ее улыбку и глаза поверх этой улыбки, но за ними не рассмотреть ни надежд, ни страхов, ни амбиций.

Сети русалки

Тридцатипятилетний сотрудник престижной адвокатской конторы из Гановера стоял возле панорамного окна и пытался сообразить, что такого особенного только что сообщил ему клиент. Будто бы у него случилось зубная боль и остальные дела разом поблёкли, внимание обратилось на то, что происходит внутри. Пытаясь докопаться до занозы, он размышлял и не позволял себе забыть неожиданную перемену. В какой-то момент Питер предположил, что причина всему голос, тембр и интонации – будто раскачивается маятник, на одних словах шло нарастание, на других – спад. И как надо владеть собой, чтобы вместить в такой волнообразный ритм заданную тему разговора?! Между слов тоже растянута паутина, в которую он впутался, кажется, по собственной воле. В адвокатской конторе держат не дилетантов, а проверенных заклинателей. Кто, кроме них, так хорошо умеет разбудить у человека чувство вины? Когда по работе превращать постороннего человека либо в обвиняемого, либо в свидетеля, поневоле заработаешь иммунитет, чтобы кто-то однажды не сделал виноватым самого заклинателя. И тут на тебе! За десять минут разговора, что этому клиенту удалось нащупать?

Из ума не исчезала мелодия волн незнакомого голоса – прилив и отлив. После трех минут про себя Питер уже ответил «нет!» и из вежливости ждал конца повествования. Было понятно, что кто-то хотел отомстить его бывшему коллеге, при этот остаться инкогнито. Про оплату речь не шла и это значило, либо цена не важна, либо денег нет, и, второе даже более вероятно. Питер ждал паузу, чтобы назвать цену, которая прекратит ненужный разговор. Дешевый ход – копать под бывших и этим наживать в ряду нынешних коллег тех, кто будут думать, что в любой момент ты и под ними сделаешь яму. Нет уж!

Но этот голос… Когда он повесил трубку, его монолитное «нет» уже не казалось таким твердым. Продолжаясь раскачиваться голос повторял в голове – «это на пользу всем… это твой долг». Про долг отродясь никто не говорил: делай деньги, обслуживай закон, чтобы он не чихал и выбирай кого хочешь любить, поскольку всех подряд любить не получится – это вроде как правило, с которым удобно. Но это не долг, а голос несколько раз подталкивал на этот шип. Напомни кто-то другой, из коллег или из приставов – долг. Ну и что? Они то сами что, соблюдают?! Но голос за десять минут внушил, что все по правде и передал Питеру недвусмысленное чувство, что он должен, из-за того что выбрал эту профессию, из-за многих других больших и мелких, правильных и ложных выборов, которые суммируясь выводили в знаменателе – искупи!

Когда оцепенение прошло он бросился набирать оставленный клиентом номер, но на том конце было занято. Через минуту пришло короткое сообщение с адресом в другом городе – это он и хотел узнать. Сразу надлежало обсудить цену – пусть и небольшая оплата, но это сделает отношения деловыми и свяжет стороны ответственностью. Но в следующем коротком сообщении три смайлика и фраза – «Я вас встречу. Сообщите рейс». Питер начал понимать что подогревало его интерес, он широко улыбнулся. Вопрос оплаты можно было на время оставить.

Шесть часов в пути, три пересадки и Питер наконец стоял на перроне станции в Грюнсвальде. Пассажиры вывалили гурьбой и когда толпа проредил ась, он увидел как навстречу идет красивая брюнетка и как она могла знать его в лицо? Страница в соцсети. Ему нравилась догадка, что был нанят за красивые глаза. Он сделал шаг навстречу, но брюнетка отстранилась вправо. Питер инстинктивно отшатнулся в противоположную сторону и на кого-то налетел. Не взглянув на лицо он стал извинится, и над своим ухом услышал тот голос! Он в испуге поднял глаза, но увидел только своды крыши. Замешательство, ему хотелось видеть источник голоса и тогда ему стала видна девушка с серебристыми волосами. В лице ничего слишком примечательного, по крайней мере, в сравнении с брюнеткой. Подобные лица встречаются тут и там – немка, северянка, но ничего из ряда вон. Только волосы! Это не краска, не седина. Такого цвета Питер не встречал. Обращала на себя внимание и кожа – гладкая и перламутровая. Невольно вспомнились крема Мертвого моря – их контора защищали тогда товарный знак для израильской фирмы и ему вручили буклеты и пробники скрабов и мазей. Но еврей проговорился, что все фотографии ретушированы – когда перевалило за тридцать достичь такой упругости кожи нельзя солями, даже мертвыми. Перед Питером же стоял живой образец омоложения или иного косметологического чуда. К нему протянулась рука для приветсвтвия и мужчина обхватил гладкую рыбку-ладонь, мягкую и приятную.

– Ульрике – представилась незнакомка.

Пока они шли к машине, она не меняя своей манеры говорить, поведала свой замысел передать Дитера правосудию, когда тот выдвинется на поиск корабля. Питеру предстояло собрать для этого достаточно обвинений касательно дела с дамбой, но внешне это будет обстоять как набор команды для своего экс-коллеги. Но чтобы тот ничего не пронюхал, действовать Питер будет из-за кулис до момента выезд по заданному маршруту. Питера посетило чувство, что Ульрике знает о нем больше, чем он хотел бы.

Фальшивый капитан

Прошло три недели, как Питер обосновался на съемной квартире. Был он кем-то вроде мичмана: встречался с кандидатами в поисковую команду «Дракона», работал дистанционно, и отметал предложения из других городов – хотя о подготовке умалчивали, от желающих поискать сокровища не было отбоя. Ежедневные встречи с Кэйт оставляли в его душе сладостный изгиб. В Кэйт он полюбил все, она была совершенно не похожа на Ганноверскую тусовку, по мнению Питера, персоны вроде Кэйт навсегда остались веке в восемнадцатом, когда об эмансипации и свободе личности говорили мало и неохотно. Для Кэйт коллега выглядел легкомысленным добровольцем по своим романтическим мотивам взваливший на себя подготовку к походу. Делая усилия доказать что он профессионал в подборе специальных людей, Кэйт замечала, что Питер безразличен к самим сокровищам, и куда больше интересуется ею. Не встречаться они не могли, но как прервать его долгие взгляды Кэйт не знала. Она думала, что этот Питер непостоянный; вчера – кадровое агентство, сегодня экспедиция за кладом, завтра девушка, у него нет цели, и как же ему далеко до Дитера!

Кэйт говорила о потопленном корабле, но и у самой добавить голосу эмоцию, передать страсть, сопутствующую гонке за сокровищами, не получалось. Не хватало собственного запала, и выглядела она как секретарша, которая только перепечатывает тексты своего босса. Оживления настало, когда Дитер потребовал включить в команду кладоискателей своего Самсона-бездомного.

– Я его спас и всем одарил, – говорил Дитер преданной секретарше Кэйт, – Остальные отвернутся, но Самсон меня не выдаст, он лучше всякой собаки. Он ни разу меня не сдал полиции, а ведь те доносчиков к нему подсаживали, по десяточке клали, выводили на разговоры про нелегкую долю, о прихлебателях, которые эксплуатируют бедноту. Самсон пьяный бывает вечерами, а лишнего никогда не обронит. Учись у него, русалка!

Внутренний цензор, смягчающий взгляд на своего господина, на этот раз не сработал. Кэйт с лица оставаясь такой же, незаметно для окружающих вспылила. Безмозглый Самсон и не помышлял о преданности; его кормили, поили, вот бродяга и прижился. Да и кто отыскал его – сама Кэйт! На главной улице напоролась на паршивого музыканта, извивающегося вокруг своей дудочки. До этого она исходила все переулки, побывала на рынке; иные бездельники отказывали, другие не выглядели вменяемыми, и, по-видимому, промышляли воровством. Самсон был придурковатым, себе на уме, но вполне себе артистом. Теперь с каждым новым днем открывалось, что нашла она себе подобного. Как бы Кэйт не желала признавать, но в ней самой был солидный кусок от натуры Самсона.

Прилипала Самсон быстро и без лишних сложностей поставил себя в зависимость от хозяина, будто только и обучен был такому мастерству. Нет-нет, а Кэйт представлялся образ владельца шапито с ослом и попугаем на плече. Кто она – попугай или …? Сердце тогда немедленно говорило ей, что она готова работать любым животным.

Надо было видеть в кого превратился Питер после пяти минут разговора с Самсоном-бродягой! Выгнать его тотчас же он не мог – как-никак это протеже самого Дитера. Но мириться с его присутствием в команде Питер не собирался. Бестолковый и смердящий Самсон грозил испортить все предприятие и стучать хозяину о любом шорохе. В очередной раз Питер подивился насколько его бывший коллега проницательный юрист. Лучшего защитного хода и вообразить нельзя! Подсадить в тщательно подобранную команду своего пса, настолько верного, что его не волнует ни престиж, ни самооценка, ни давящий авторитет профессионалов. Бродяга не имеет ничего, кроме работы у ворот кирхи по выходным и прохода к городской больницы по будням. Дитер сразу разглядел в нем актера и терпеливо выдрессировал на жалобные трюки. Самсон приносил милостыню и, похоже, изымал из суммы только на банку пива, да снеки. Остальные попрошайки, работающие на Дитера, ни разу не приблизились к показателям прибыли Самсона, и из-за этого Самсона был возведен в ранг надсмотрщика. Он отжимал с коллег по цеху упрятанные пятерочки, а порой и десятки. Умел вычислить по надменному лицу Ундины-Вшивой-русалки, что она выпила больше, чем позволяла дневная зарплата. Хромого Тома, Самсон тоже не жалел и знал все тайники, куда тот прячет монеты. Верхним достижением этого этапа карьеры, было когда он сломал костыль бедняги и высыпал на асфальт весь награбленный запас. Теперь опять Самсон шел на повышение – хозяин захотел снарядить его в морской поход за богатствами! Это означало, что его будут регулярно кормить, дадут лежак и он будет представлять закон. Разрешалось взять свою дрянную флейту и скрашивать будни моряков игрой на инструменте – благо в репертуаре Самсона добавилось пять печальных, дерущих душу мелодий.

Докладывать Ули о неприятном дополнении в команде Питер не спешил, и надеялся устранить бродягу своими силами или использовать это препятствие в благих целях. Дело в том, что он заметил, как спокойная и погруженная в себя Кэйт на глазах меняется при одном появлении Самсона. Питер мог мусолить тему миллионов евро, тонн золота, мечтать вслух о том, что можно накупить на эти деньги – но все эти разговоры только заставляли Кэйт вздыхать. Питер вспоминал свою мать, перед тем как он уходил в армию. Отец ежедневно доказывал женщине, что это нужно каждому мужчине, это нужно родине, в том числе ей самой. Мать соглашалась, но отвернувшись вздыхала вот таким же самым вздохом.

Блеск появился в глазах Кэйт, когда Самсон переступил порог. Что-то похожее на ревность прошло через ее лицо. Она отвернулась, но в дальнейшем не упускала момента, чтобы проследить за гостем и позволила себе два раза встрять в разговор, оба раза с упреком. Любить бродягу она не могла, ненавидеть тоже. Такое поведение проявляют соперники, которые должны оставаться бдительны к любому движению противоположной стороны. Питера также удивило, что в Самсоне его отталкивают одни вещи, ее же совсем другие. Кэйт видела в нем не отсталого, деградировавшего типа, а захватчика, прибирающего к рукам чужую добычу. Питер в упор не мог разглядеть, что такого присвоил себе бездомный, которому, похоже, весь мир был по барабану. Но опыт заставил Питера взять на заметку новое наблюдение.

Кэйт нравилась ему всё больше. Когда все кончится и фигуры встанут на свои места, у него будет шанс! Так наблюдает мир завоеватель; в пылу сражения, в дыму и драке его глаз успевает лечь на лакомую добычу, к которой можно вернуться после боя. А пока надо узнать где и как она прячется, что любит и чего боится.

– Если ты когда-нибудь отважишься сразиться с ненавистью, то для этого есть лишь одно оружие – любовь!

Меньше всего она ожидала услышать от Питера эти слова, и так и застыла с широко раскрытыми глазами. Она пыталась защитится, отрицать и пожимать плечами, но от этого делалась прозрачной для наблюдательного адвоката. Питер сделал вид, что сейчас занят другим, а сказанное всего лишь случайная фигура речи.