Текст книги "Александр Пушкин: близкая эпоха"

Глава 2
Лицей: запуск эксперимента

Хорошо, когда у человека есть любящая золотая бабушка. Елизавета Алексеевна Столыпина ни в чем не отказывала Лермонтову. Бабушка руфера Карлсона (который живет на крыше) была чемпионом мира по обниманиям. А бабушка Александра I – знаменитой российской императрицей.

Екатерина Великая любила либо красивых, либо образованных. Считала, что для процветания империи достаточно установить просвещенную монархию, то есть ту же самую власть, но с более привлекательным, начитанным лицом. Перейдя от слов к делу, собеседница французских просветителей (с Аидро лично, с Вольтером. – по переписке) составила план интенсивного образования любимого внука Александра.

И да появится в кои-то веки в России эрудированный император!

С сыном Екатерины, Павлом, плотно работала в свое время другая бабушка – Елизавета Петровна, первой написавшая в перерывах между макияжем и танцами специальную учебную инструкцию.

Генералом просвещения при Александре был назначен малоизвестный и загадочный швейцарец Фредерик Сезар Лагарп, который, в соответствии с модой, мог сказать вполголоса, что к светлому будущему должны привести три составные части – конституция, парламент и отмена крепостного права (вместо этих подозрительных иностранных стандартов Россию в следующем веке понесет вперед другая тройка – самодержавие, православие и народность). Лагарп прививал екатерининскому внуку любовь к античности, к рассудительности и к подъему в шесть утра. И вслед за бабушкой составил план формирования личности будущего императора.

А еще Фредерик учил Александра всматриваться в окружающую жизнь – «с холодным вниманьем вокруг». Когда Лагарп отчалил в Европу, Александр Павлович посмотрел вокруг с холодным вниманием и написал учителю:

«Кругом непостижимое творится: все только и делают, что воруют, порядочного человека не сыскать…»

Надо признать, мало, что изменилось с тех пор. Застыло в своей естественной красоте. Но вернемся к образованию Александра I.

Все лучшее внуку! – исполняя это екатерининское наставление, преподавателей старались подбирать особых – тех, кто на дороге обычного образования не валялся. Религиозную практику, например, регулировал сбривший бороду, ходивший в светском костюме и свободно говоривший по-английски священник, на младшей дочери которого женится первый директор Царскосельского лицея. Такого, как Андрей Самборский, надо было хорошо поискать на этом свете, но бабушка Екатерина была упорна в кадровой политике.

Император Александр I. Жерар.

1814. Мальмезон

Из Александра всеми имеющимися в империи силами пытались сделать нового, всесторонне развитого, гуманного человека. И именно на это будет через 20 лет нацелен и Царскосельский лицей – то есть принципы Лицея отталкиваются от наставлений Екатерины Великой.

Далеко не все шло гладко, конечно, и не все исполнители соответствовали пику Просвещения, на который затаскивали первого Александра из Романовых. Да и сама Екатерина, по мере приближения французской революции, потихоньку удалялась от веры во всепобеждающее свойство образования. А загадочный швейцарец Лагарп, уверенно слывший в 1783 году республиканцем, в 1801 году уже будет советовать сохранять нераздельность власти.

Либерализм Лагарпа был мерцающим: то смело вспыхивал, то оперативно угасал – по ситуации. И хотя по факту полученного образования в голове Александра Павловича образовалась изрядная информационная каша, молодой император признался другу Чарторыйскому, что на свободу имеют право не только царь и его ближайшее окружение, но, скорее всего, и все остальные люди. И приблизил к себе справедливого бронебойного Михаила Сперанского.

Несколько слов о личности императора: это был хитрый дипломат, не дававший собеседнику понять своих мыслей. Был легок на слезу и разнообразные ролевые игры: быстро внушал доверие, но столь же быстро из пламени превращался в лед. Возможно, на него давило разорванное детство – кстати, весьма напоминающее детство Лермонтова: бабушка против отца, борьба за внука (Зимний дворец и Павловск Екатерины против Татчинского дворца Павла). Но самым тяжелым ударом было, конечно, кинематографичное убийства отца: Александр, скорее всего, знал о заговоре. Думал, выйдет мягко, но мягко не получилось. Из этого надо было выкручиваться – перед самим собой и всем миром. Например, спасти Европу и въехать в Париж на белом коне…

Понимая, что сам он недостаточно силен для внутреннего управления, Александр выбрал себе две педали: газ (Сперанский) и тормоз (Аракчеев). Нажимая попеременно, в перерывах между войнами, то на одну, то на другую, можно было регулировать сложное движение разраставшейся империи.

В молодости, пребывая в романтичном настроении (будущий император в юности еще и подолгу играл на скрипке, опять-таки как Аермон-тов), Александр мечтал сделать в России республику, где дарованная царем свобода переходила бы в повальное счастье граждан, сам же он при этом незаметно уедет с красивой женой доживать деньки в скромном шалаше на берегу Рейна… красота! Но когда романтичное настроение сменялось повседневным и император не мог договориться с собеседником, он кричал: «Я так хочу, а значит, так и будет!»

Либерализм был мерцающим – от учителя.

Слишком сильное сближение с реальностью портит мечту. А мечтать тогда было модно: в империи резко возросли ожидания перемен. Но делать сказку былью Александр не спешил.

На собраниях Негласного комитета, в начале царствования[10]10
  24-летний Александр был самым молодым в комитете, на 16 лет моложе самого возрастного – Николая Новосильцева.


[Закрыть], молодые высокопоставленные люди ходили из угла в угол и в течение пяти лет говорили в приятном волнении, что надо что-то делать с Россией. Точно так же потом будут вести себя и декабристы.

Но жизнь от разговоров в приятном волнении почему-то лучше не становилась, что начинало вызывать некоторое раздражение.

А потом планам по переустройству помешал (а может, и помог, став уважительной причиной, из-за которой переустройство не происходило) Наполеон. Идею внутреннего преображения Державы, занимавшую вначале сознание Александра, плавно сменит более реальная в плане реализации идея спасения Европы от Наполеона.

Есть и другая версия: каждый раз, планируя грандиозную внутреннюю реформу, Александр ждал знака свыше для старта преображения страны, а наверху по этому поводу легкомысленно молчали. Знаков и сигналов не было…

И тем не менее Александр пробовал нажать на газ.

В России в XVIII веке было два великих человека из простых, не дворянских семей, которые, несмотря на невзрачное происхождение, достигли максимальной высоты на государственном и научном поприще. И оба они Михаилы: Ломоносов и Сперанский. Второй появился на свет через 7 лет после смерти первого. Оба воплотили своей судьбой известную формулу следующего века «кто был. ничем, тот станет всем». Текст этой песни был написан через 100 лет после рождения Сперанского.

А родился Сперанский в семье сельского священника Владимирской губернии, то есть к сановной аристократии отношения не имел никакого, – и именно это и потребуется императору. Нужен будет человек из другого теста, без родства и сращивания с придворными кругами.

За то, что с ранних лет Михаил активно подавал надежды при обучении, он получил звонкую фамилию – Сперанский (от латинского sperare – «надеяться»). Ни отец, ни дед Михаила фамилии не имели. Но можно быть счастливым и без фамилии, даже в эпоху Просвещения. И наоборот – стать несчастным с фамилией Романов.

Интересно, что первое свое путешествие Сперанский предпринимает для встречи с тем самым оригинальным протоиереем Андреем Самборским, который обучал в то время юного Александра I. А потом именно на даче у Самборского в Павловске 2 5-летний Сперанский познакомится с 16-летней англичанкой Елизаветой Стивенс, гувернанткой семьи графа Шувалова. Елизавета станет его женой, но, родив ему дочку, скоропостижно скончается от чахотки. Сперанский чуть с ума тогда не сойдет, будет бесцельно бродить по улицам в дождь и ветер, на целый месяц бросит работу, а потом наоборот – весь с головой уйдет в работу и заботу о дочери. И больше уже не женится[11]11
  Первым подарком Сперанского своей невесте были модные карманные часы, но карета, на которой Елизавета Стивенс отправится на прогулку, перевернется, и часы вдавятся ей в грудь – это будет отправной точкой смертельной болезни.


[Закрыть].

Когда будущему императору Александру было 14 лет, Михаил Сперанский оканчивал Петербургскую Духовную академию (туда направлялись лучшие слушатели провинциальных семинарий России). Окончил ее настолько хорошо, что его немедленно оставили преподавать, причем превращение студента в профессора (математики, физики, красноречия, а чуть позже и философии) происходило тогда на удивление быстро.

Удивительно было еще и то, что в Александро-Невской семинарии изучали высшую математику, физику и французский язык на примере саркастических произведений собеседников царицы – Вольтера и Дидро.

Михаил Михайлович Сперанский родился через 6 лет после дяди Пушкина и всего через 2 года после отца поэта (Сергей Львович появился на свет в один год с Бетховеном), но это был уже человек другого времени, инакомыслящий человек. Сперанский – это водораздел между романтическим неторопливым веком Просвещения и новой эпохой – наполеоновского нашествия, «Евгения Онегина» и «Героя нашего времени», железных дорог, автомобилей, пулемета и взаимного террора.

Михаил Михайлович появился в нужное время в нужном месте. Как раз не хватало таких людей: образованных, честных, схватывающих на лету, приятных в общении и скорых на профессиональную и сложную работу, способных уделять ей по 18 часов в сутки…

По табели о рангах Сперанский будет взбираться с бешеной скоростью, устанавливая фантастические рекорды – как будто он прыгал с шестом, тогда как другим шест для прыжков не выдали.

Полагалось: дистанцию с 9-го класса (титулярный советник) до 5-го класса (статский советник) проходить за 15 лет. Это официальная средняя скорость движения государственного чиновника по карьерной лестнице.

Сперанский проходит эту дистанцию менее, чем за 3 года. Такое никому не только не удавалось, но и не снилось. Причем его никто не толкал, не продвигал. У него не было любящей бабушки с ценными наставлениями и материальными ресурсами, но как раз из него-то и получился требуемый эпохе разносторонний гуманный человек, скорый на ум.

И не только разносторонний, но и независимый: Сперанский станет идеальным чиновником и совершенным ревизором (не он ли должен был приехать у Гоголя после Хлестакова?) – он не брал взяток, чем поражал и шокировал местные сообщества, и первым в России во время ревизий начал лично принимать население с жалобами, до него эта мысль никому не приходила в голову. Более сотни чиновников лишились своих должностей после таких приемов. И если в Европе коллективное ощущение страха связано с приходом викингов или гуннов во главе с Аттилой, то российские чиновники пуще смерти боялись приезда Сперанского.

Один нечистоплотный сибирский чиновник накануне его ревизии (Сперанский на 2 года был поставлен генерал-губернатором Сибири) сошел с ума и умер. А другой в припадке горячки – видимо, чтобы не сгореть от стыда, – бросился в Ушаковку (это правый приток Ангары). Бросился неудачно – был все-таки вытащен из воды полумертвым (даже утопиться как следует не умели чиновники). Правда, вскоре скончался, настояв на своем. То есть неискоренимые взяточники пытались свести счеты с жизнью еще до прибытия Михаила Михайловича – упреждающе.

Страх и ужас наводил первый принципиальный человек, облеченный властью на Руси. И уж конечно, дворяне невзлюбили этого безродного выскочку. Особенно, когда за 2 года до открытия Царскосельского лицея по инициативе Сперанского издаются беспрецедентные указы: один отбирал у придворных право переходить на гражданскую службу с высоким чином[12]12
  Раньше камер-юнкер соответствовал статскому советнику, а камергер – действительному статскому советнику.


[Закрыть], другой требовал от всех чиновников 8-го и 5-го класса[13]13
  8-й класс тогда давал право на личное дворянство, 5-й – на потомственное.


[Закрыть] подтверждения образования. Либо университетский диплом на стол, либо с вещами на ЕГЭ для чиновников! А еще Сперанский начал кошмарить дворянство налогами на их имения…

Такой человек в сто раз хуже и опаснее Наполеона. И хорошо еще, что дело обошлось отставкой и пермской ссылкой. А могли бы и на кол посадить, чтобы знал, на что руку поднимает!

Многие ополчились против Сперанского (еще одно массовое российское ополчение), но главный удар нанес Николай Михайлович Карамзин при ощутимой поддержке любимой сестры императора, Екатерины Павловны. Государственный историограф преподнес императору, гостившему у сестры в Твери, свою «Записку о древней и новой России», где доказывал, что ничего менять не нужно. У нас свой путь, который не приемлет модную западную тройку (конституцию, парламент и разделение властей). Нам ничего подобного не требуется – мы только испортим этим прелесть нашего бытия.

В итоге Сперанского обвиняют в шпионаже (и здесь он опередил время) и отправляют в Нижний Новгород одуматься. Когда за 4 года до этого Наполеон на встрече в Эрфурте предложил Александру I обменять Сперанского на какое-нибудь королевство, это было воспринято как шутка.[14]14
  Наполеон, как и Сперанский, сделал себя сам – у него не было золотой бабушки и высокого происхождения, он тоже работал по 18–20 часов в сутки, и при нем также сложно было воровать – слишком хорошо проверял.


[Закрыть]

Но в 1812 году в шутке Наполеона желающие усмотрели подтверждение шпионажа Сперанского. Узнав о выдвинутом обвинении, Сперанский был в шоке: вместо бумаг стал укладывать в портфель свою шляпу… потом упал на стул – хорошо еще, что обошлось без инсульта…

В Нижний Новгород во время наполеоновского нашествия приезжает и Карамзин. И – удивительное дело! – Сперанский и Карамзин, встретившись на Волге, подружились! И поддерживали друг друга вплоть до смерти Карамзина в 1826 году. Кстати, Сперанский находил общий язык и с Аракчеевым, также происходившим из незнатной семьи. Они, такие разные, уважали друг друга.

Судьба Сперанского и удивительна, и трагична. Он был востребован на самом высшем уровне – у четверых императоров (один из которых даже снял с себя на заседании Тоссовета орден Андрея Первозванного и надел его на Сперанского – за создание 15-томного свода законов Российской империй). Он многого не успел и был, несомненно, способен на большее.

Но как минимум еще одно дело (кроме 15-то много свода законов) он довел до конца: за год до своей отставки Сперанский запустил Царскосельский лицей.

Император Александр сказал как-то, беседуя с ним, что неплохо бы его братьям – Николаю и Михаилу – поучиться в каком-нибудь толковом учреждении, можно даже вместе с простыми смертными, вот и флигель Царскосельского дворца не пустовал бы зря. Будут под боком, а раз под боком, то и под присмотром…

Сказал вскользь, вполоборота, a propos, смотря в окно, тут же переведя тему. Но точно знал, что в ближайшие дни ему на редактуру и подпись ляжет талантливый проект «толкового учреждения». Император не ошибся – Сперанский зажегся идеей элитарного образовательного учреждения, и проект действительно вскоре лег царю на подпись.

Государственному секретарю-реформатору, который прекрасно чувствовал нарастающее сопротивление переменам, захотелось, чтобы хотя бы какая-нибудь перемена с его участием в российской жизни произошла. Изменить вертикаль власти было слишком трудно. Но можно было попробовать очеловечить лицо этой власти. Изменить пустой, хитрый и алчный взгляд чиновника при исполнении…

Сперанский захотел сделать чиновников по своему образу и подобию. Практически – сотворить. Ведь могу же я быть принципиальным и нацеленным на всеобщее благо? Так почему бы другим не стать мне подобными? Просто этих добрых людей никто никогда правильно не учил. Значит, надо сделать такую образовательную структуру, в которой они этому научатся.

Тильзитское свидание 1807 года. Художник Н. Госс

Таким образом, из Лицея должна была получиться своего рода романтическая академия госслужбы, которая выпускала бы всесторонне образованных, принципиальных и свободных людей.

Покоряющих пространство и время.

Числа сами по себе нам мало что говорят – мы не знаем, много это или так себе. Есть, например, и другое число – 130. Примерно столько стихотворений написал Пушкин за время обучения в Царском Селе…

Образование в гуманитарном Лицее было настолько плотным и разносторонним, что двое его выпускников сгодились для флотской службы, а один из них, одноклассник Пушкина, Федор Матюшкин, стал адмиралом.

И при этом обучение и проживание не стоили родителям ни копейки, в то время как стоимость хорошего университетского образования могла доходить до 2300 рублей в год (на наши деньги получается огромная сумма – 270 тысяч рублей в месяц). И еще примерно столько же надо было доплачивать за питание и проживание, если вы не местный. Для сравнения: две тысячи рублей составляли тогда же годовую зарплату профессора Царскосельского лицея…

По Уставу возраст поступивших в Лицей должен был находиться в пределах от 10 до 12 лет, но приняли и 14-летнего Константина Костенского (и немедленно прозвали «стариком»), и 15-летнего сына директора Ивана Малиновского (вполне возможно, Малиновскому-младшему подделали справку о рождений). Получался диапазон от 10 до 15 лет. А это значит, что на одном курсе, или уровне, в Лицее были, по нашим меркам, и четвероклассники, и девятиклассники, – попробовал бы сегодня учитель провести урок в таком классе!..

Историческая справка:

Со дня «запуска», 19 октября 1811 года, и до закрытия, 1 января 1844 года (когда Лицей переедет в Санкт-Петербург на Каменноостровский проспект и будет называться Александровским), Царскосельский лицей выпустит 234 специалиста на гражданскую службу и около 50 человек – на службу кадровыми офицерами в армию.

Вид на Лицей и церковный флигель Екатерининского дворца

Преклонного школьного возраста были и будущий тайный советник Дмитрий Маслов, и будущий губернатор Выборга Федор Стевен, и будущий декабрист Вильгельм Кюхельбекер, который вынужден был откликаться не только на само собой разумевшееся «Кюхля», но и на более смачные – «Глист» и «Сухарь»…

Количество учеников, одновременно находившихся в Лицее, регулировалось количеством установленных кроватей – а их было 55 штук. Раз в три года набирали следующий курс – значит, в 1814 году можно было принять 55–29 (из пушкинского класса отчислили Константина Гурьева) = 26 новых лицеистов. Население России на тот момент составляло примерно 41 миллион человек, но никого, кроме дворян (а их вряд ли было более 1 процента от населения страньь), в Лицей не брали (предложение Сперанского о наборе учеников из всех сословий император вычеркнул). И еще было жесткое правило: одна семья – один абитуриент. Двоюродному брату Ивана Пущина, Петру, в приеме отказали.

Вообще, в учебные заведения при ограниченном наборе поступают либо по блату, либо за деньги. Иногда – в соответствии со знаниями. Деньги при поступлении в Лицей никого не интересовали: процесс курировал царь, а царь был единственным человеком в России, кроме Михаила Сперанского, который не брал взяток (если взяткой считать супербриллиант «Шах», который персы преподнесли Николаю I после разгрома русской миссии и гибели Грибоедова в Тегеране в 1829 году, то это лишь подтверждает правило).

В Царскосельский лицей поступали по титулу или рекомендации. Требовался особый титул или высокий пост члена семьи, либо рекомендация на уровне высшей знати (членов царского дома) или высоких чиновников (министров).

Но был один-единственный человек, который, подтверждая правило, прошел и по третьему, экзотическому пункту (в соответствии со знаниями). Семья Владимира Вольховского происходила из достаточно бедных и незнатных дворян, и к рекомендующим особам им было просто не подступиться. Но Владимир закончил с золотой медалью Московский благородный пансион, и руководство пансиона рекомендовало его к поступлению в Лицей. Неожиданно этого оказалось достаточно. Владимир понимал, что надеяться ему в жизни не на кого, ни обширных связей, ни армии крепостных, работающих на благо барина, у него не было, а значит, опираться он мог только на свои усердие и волю… И Царскосельский лицей Вольховский по прозвищам Суворочка (за аскетический образ жизни) и Sapientia (мудрость) также заканчивает с большой золотой медалью.

Будущим лицеистам повезло, что Мария Федоровна, наложив строгое вето на обучение внуков Николая и Михаила в Царскосельском лицее (уровень знатности абитуриентов показался вдовствующей императрице подозрительно низким), оставила их на домашнем образовании (император не стал пикироваться с матушкой из-за этого).

Если б не вето Марии Федоровны, то не только два места были бы уже забиты великими князьями, но и на другие места конкуренция усилилась бы: многие знатные особы захотели бы пристроить своих отпрысков к великим князьям поближе – можно сделать себе блестящую карьеру, не отходя от парты (вряд ли в этом случае Пушкина протащили бы в Лицей, но наше право – представить, как Николай Павлович, будущий император, сидел бы за партой рядом с Ллександром Сергеевичем, переговаривался с ним по ночам через перегородку и пил бы ром в компании хулиганствующих подростков…).

Историческая справка:

Поступили через титулы и положения родителя: Александр Горчаков (древний княжеский титул), Модест Корф (отец – генерал, высокопоставленный чиновник юстиции), Иван Малиновский (отец – директор Лицея).

Через рекомендации: министр народного просвещения Алексей Разумовский рекомендовал Ивана Пущина, Гавриил Державин – Александра Тыркова (соседи по Новгородской губернии), Александр Тургенев и Иван Дмитриев – Александра Пушкина, Михаил Сперанский – Аркадия Мартынова (крестник) и Алексея Илличевского (Сперанский и отец Илличевского вместе учились в Александро-Невской семинарии), Мария Федоровна (вдовствующая императрица) – Федора Матюшкина, другие представители царской фамилии – Семена Есакова и Сильвестра Броглио, генерал Дмитрий Голицын – Константина Данзаса, генерал-фельдмаршал Барклай-де-Толли – Вильгельма Кюхельбекера (как дальнего родственника)…

Итак, новое образовательное учреждение должно было, обеспечивая всестороннее интенсивное образование и воспитание в замкнутом пространстве, всего лишь за 6 лет (3 года старшей гимназии и 3 года университетской программы) превратить ребенка 10–12 лет[15]15
  Одним из 10-летних был Константин Канзас – он будет секундантом на смертельной дуэли Пушкина.


[Закрыть] в готовых к управлению армейских офицеров или государственных чиновников X или IX класса табели о рангах.

Предполагалось, что выпускник Лицея будет настолько хорошо упакован знаниями, что дальнейшее образование ему просто не понадобится[16]16
  Мое влиятельнейших представителей мировой культуры второй половины XX века не имели высшего образования: кинорежиссер Стэнли Кубрик очень плохо учился в школе и бросил, недоучившись, Городской колледж Нью-Йорка, а Иосиф Бродский сменил 4 школы и бросил среднее образование, закончив 7 классов; никаких других аттестатов и дипломов у будущего преподавателя Мичиганского университета и лауреата Нобелевской премии по литературе не было.


[Закрыть].

Учредителей и администрацию не смущало то, что у Лицея не было четкой программы (отсутствовали даже инструкции и методички Министерства образования). Зато были цель, энтузиазм и замечательные преподаватели – как минимум трое были высокого европейского уровня.

Ну а, как известно, там, где трое хороших людей собраны вместе, есть перспектива и будет прорыв.