Текст книги "Пыхтун. Рассказы"

Новый год в большой мороз

Сашка Пыпин, поймав Виктора в конторе, изрекал напористо, выпятив большой, но острый подбородок. Без тени улыбки. Тряся русыми кудрями.

– Что здесь ошиваешься?! Езжай, там никого нет!

– А что там делать? Бурят и бурят…

– Давай-давай, езжай. И пару долот свари, как договаривались.

Пыпин начальник – буровой мастер, а Витя – его помощник, технолог. Сашка, опытный и не первогодок здесь, знал, что говорил. На Новый год всякие чудеса на работе и бывают. Не всегда приятные и безболезненные… В наивной хитрости Сашке не откажешь. На Но-вый год охота ему, конечно, остаться дома! Витька – холостяк, перебьётся.

Небольшой риск Пыпин допускал: на буровой могут поддать, начальство может нагрянуть с проверкой и найти непорядок, но… Ради Нового года надо рискануть, а там разберёмся.

Витя поехал, куда деваться. Его технологических дел на буровой не ожидалось. Долота только эти… Ладно, перекантуется, потом с ребятами догонит праздник. На душе спокойно, празднично, неважно, что надо езжать. Уже привык у разъездам, на праздники они так и поджидают.

30 декабря. Утром с вахтой на безотказном «КАвЗе» поехал. Провожала автобусы диспетчер Нина Филипповна, женщина знойная во всех отношениях. За словом в карман она не лезла. На сочувственное замечание одного из помбуров44
  Помощник бурильщика, рабочий.


[Закрыть]:

– Что ж ты, Филипповна, в одном платье на мороз…

…она отвечала:

– Хорошая (дальше непечатное) до пяток греет!

С таким весёлым зачином автобус тронулся в путь. Ехать недалеко, километров тридцать. Виктор, как начальник, сидит на одном из передних сидений, рядом с заезжающим на вахту бурильщиком Володей. Такова субординация, её придерживаются. На передних сиденьях, кстати, трясёт меньше.

И все члены вахты – каждый на своём месте в автобусе, порядок нерушим, он почти патриархально-семейный – давно работают вместе.

В автобусе можно курить, чем и пользуются. Времена жестоких гонений на курильщиков ещё не настали.

Ели, пихты, редкие кедры, голые в зиму лиственницы за окошком. Налево поворот на промысел первого здесь открытого месторождения нефти.

Это было задолго до приезда Виктора. Он не годится в первопроходцы, но первопроходцев уважает. Им, действительно, пришлось туго: палатки, старая буровая техника и другое. Зато – хорошие деньги. Что перевешивает – трудности или деньги? Каждый решает сам…

Мороз уже поддавливал под минус тридцать. Тишь и безветрие при яркой голубизне неба и солнце. Деревья, провода, всё-такое начинает обрастать толстым инеем – вымораживается влага из воздуха.

Буровая установка – идеальное место для анахоретов. Оторванное от цивилизации, но слегка оборудованное для работы и житья. Когда дела идут нормально: вахты бурят сква-жину, всё крутится и вертится. Главное, чтобы вахты опытные были.

Предпраздничный заезд выпал вахтам Володи Чанова, Анвара Гатина и Пети Корнейчука. Все бурильщики – монстры, давно на Севере. С ними можно спать спокойно: и подремонтируются молча, и по скважине что надо сделают.

Кроме серьёзных осложнений, которые скрыть трудно. Тогда мастер или технолог вылазит из вагончика, начинаются мытарства. Мытарства рано или поздно заканчиваются. Как правило, успех сопутствует. Не первая скважина. Ну, а где не получается – там не получается. Скважину перебуривают. Убытки, конечно. Но с природой не поспоришь.

Такие ребята, как Володя, Анвар и Петя, пробурили тысячи и тысячи скважин по всему СССР. Те темпы бурения и количество скважин, дающих нефть и газ до сих пор, сейчас не снятся. Но и того поколения работников и инженеров практически уже нет.

…Витя сходил на буровую, покурил там с ребятами (строжайше запрещено: тогда не выполнялось; сейчас выполняется). Посмотрел в культбудке вахтовый журнал.

Обосновался в вагончике. До обеда ещё далеко. Неохота, дурь это, однако обещал: долота надо варить. Считалось, что варёные долота дольше служат – проходят больше метров вглубь за счёт защиты битумом подшипни-ков. А это ускорение – неплохая премия. Долота надо подержать в расплавленном битуме – каждая мощно-стальная штука по 25 кг. Килограммы не проблема, проблема битум растопить.

Нет бы сразу на заводе делать долота получше. Про такие им, инженерам-буровикам, известно. Но пока не поступали.

Собрал обломки ящиков, досок, поддонов – разложил костёр. Костровой Виктор не очень, хоть турист. Кому что дано. Погрузо-раз-грузочные работы: притащить обрезок бочки, битум, долота.

Варил. Подзакоптился. Вахта на буровой занимается своими делами, только посматривает сверху и посмеивается. Ладно. Сварил, сказал буровикам, чтобы взяли и спускали на следующий рейс в скважину.

Всё, хорош! Свободное время.

Включил телевизор в вагончике. Худо-бедно кажет. Достал книжку. Хорошо – один, никто не беспокоит, на рацию не зовут. Пришипились все глядя на мороз. Буровая приглушённо шумит в рабочем режиме: трубы позвякивают и штропа, насосы молотят.

А вокруг тайга стоит зимней сказкой. Если не обращать внимание на бурелом по краям площадки, навороченный строителями: кедры, ели, сосны они просто сносили ножом могучего японского бульдозера и – так и ос-тавляли. Считалось в порядке вещей… Сейчас это безобразие укрыто снегом.

После обеда Витя прилёг. Раз прилёг, значит, уснул. Под работающий телевизор. Так даже приятней. Смотреть-то нечего, кроме «Трудовых вахт» и «Эстафет новостей», а будет кино или нет, он не знает.

На следующий день, 31 декабря, после завтрака к Виктору в вагончик пришли поварихи – Фая и Рая. Они из категории «ягодка опять». Фая полненькая, хлопотливая и смешливая. Рая – повыше, похудей, в глазах искорки. Давно работают по буровым и бригадам, славятся, их все знают: готовят вкусно и споро, могут подкормить и в неурочный час. Себя, конечно, не обижают насчёт продуктов домой (в то непродуктовое время), но делают это умело. Будь Виктор директором, он давно бы дал им «Заслуженного нефтяника». Без кормёжки дела не идут! Иногда попадались такие по-варихи – горе…

Фая говорит Виктору:

– Давай мы поедем домой, сам понимаешь – Новый год, семья. Мы вам всё наготовили, столовую украсили. Что вам, мужикам, на-до? Колька-помбур знает, всё ему показали. Разогреете. Посуду не мойте. А мы первого с дневной вахтой и приедем…

– То есть буровики знают, согласны?

– Согласны!

– А деньги как же?

Стоимость еды до рубля. Это если ещё взять сметану, кроме стандартных «первое-второе-третье». У Фаи-Раи и этого было достаточно: накладывали до краёв – на 60—70 коп.

– Приедем – посчитаем, отдадите.

– Езжайте тогда!

Поварихи на попутках уехали. Тогда был закон – брать голосующих. И бесплатно, не то что сейчас. Машины по бетонке ещё двигались…

Мороз, как говорится, крепчал… Термометра никакого нет, кроме собственного тела. Буровики почаще стали делать чаёк – прямо на буровой, в закутке. Витя поднялся к ним, угостили. Хлебнул:

– Нет, ребята – язык в трубочку сворачивается.

Не чифир, но о-очень крепкий. На время греет. Мужики, в общем, молодые – ничего.

– Слышь, начальник, – говорит бурильщик Володя, – а мороз-то того – актированный день…

Тут электрик зовёт на рацию. Лёша-дис-петчер бубнит:

– Вы там давайте – день актированный, распоряжение получили. Ниже сорока одного, в ночь до пятидесяти.

– А раньше не мог сказать?

– Да только сообщили!

– Ну, ладно, разберёмся. С наступающим!

– И вас!

Говорю ребятам:

– Мужики, актированный день!

– Козе понятно. Ладно, сейчас долото добьём – немного осталось, вира и шабаш. А то уже задубели все.

В актированный день – с очень низкой температурой, а то ещё и с ветерком, «эфир струит зефир», – работать нельзя: обморозишься. Буровые не утеплены, в отличие от зарубежных канадских, – надо прятаться в тепло. Старожилы рассказывают, что на сильном морозе металл ломается. Может, и ломается. Виктор ни разу не видел…

Шабаш пришлось делать раньше, но по причинам, не зависящим от буровиков. Отключилась напруга, то есть электроэнергия!

У всех ёкнуло, но что делать – вперёд…

Виктор нацепил запасную грязную телогрейку и – к буровикам. Они в темноте с факелами запускали аварийную станцию – на что-то хватит энергии. Хоть аварийка под паром, запустить её удалось не сразу. Вот пошла… Пока есть солярка, попыхтит.

Виктор посмотрел на ребят: закутанные, одни глаза, но страха в них нет. До подхода страха есть время, можно подождать, поджав пружину внутри.

Рация на аккумуляторе. Вовремя заменили! Есть аварийное освещение. Парит котельная: нефть поступает, котёл работает. Погаснет – люди остекленеют.

Правда, кочегар Костя немного ругался.

– …! Нефть с водой, плохо горит…

– Ты шухер не поднимай. – успокаивает Витя – Горит же пока? Нефти полно, по поплавку видно, немного эмульсии попало. Пройдёт пачка, получше будет.

Витя побежал на рацию. 20.00.

– Алё, алё! Алексей!

– Чё орешь, алё.

– У нас отключение!

– А то не знаю. «Земля на фидере»55
  Терминология электриков.


[Закрыть], ждите.

– Чего ждать-то?!

– Аварийку запустили?

– Запустили.

– Котельная дышит?

– Дышит.

– Ну, вот и ждите. Всё колом стоит, минус 55-ть. Машин нет.

– Да-а, помощнички…

– А я что сделаю?! Начальство в курсе…

– Конец связи.

Тёмная ночь. Буровики из своих вагончиков собрались в котельной. Тут ближе к «нулю». Угрюмо помалкивают, лишь отдельные короткие фразы. Бесполезная сейчас большая самодельная электробатарея из обсадных труб есть только в вагончике мастера, остальные вагончики обогреваются… обогревались… паром от котельной. Теперь бы котельной не замёзнуть самой. Пока работает. А трубы во все вагончики уже замёрзли.

В просторной котельной разместились кто где. Дежурная вахта – до полуночи Чанова – ходит на буровую шевелить инструмент – поднимать вверх и опускать вниз бурильные трубы в скважине, чтобы они там не прилипли, не прихватились. Если прихватит – авария.

Витя тоже сходил на буровую пошевелить инструмент, закрыв до глаз лицо воротником на застёжках. При аварийном освещении там непривычно мрачно… Инструмент ползёт вверх на аварийке еле-еле. Потом вниз. Так пару раз.

Выходя на трап, Витя задел ногой прислоненный лом. Лом с грохотом упал и напрочь разломился на две неравные части. Вот тебе и не видел. Витю прошиб пот, несмотря на мороз.

– Ну, что, славяне, прищурились?! – гаркнул, наконец, в котельной разбитной Ко-лька-помбур. – Живы будем – не замёрзнем. Одиннадцать часов. Скоро Новый год! Пошел за ведром!

«Славяне», включая Венера и помбура Ильдуса, встрепенулись.

– За каким ведром?!

– Картошка с мясом!

– Ложки не забудь! – спохватился хозяйственный Петя.

– Будь спок!

– Молодцы Фая с Раей… А где греть?!

– Как где, – обиделся кочегар Костя, – а котёл на что?

– Сгорит!

– Да не в топку – рядом!

Так и сделали. Картошка в 12-литровом зелёном эмалированном ведре начала медленно оттаивать. Вместе с котлетами на противне.

Бурильщики Володя и Петя достали сохранённые и согретые на груди три бутылки красного: Вова – одну, Петя – две. Эх, если бы знать, что не работать, взяли бы не это! Ехали-то ведь работать, а это – по чуть-чуть. А там уж дома. Что ж делать, по красненькой, по грамульке. По грамульке, по очереди из доставленных гранёных стаканов.

Володя, как старожил, произнёс оригинально-советское:

– С Новым годом, товарищи!

Они действительно были товарищами в самом понятном смысле. Витя на первые роли не лез, пусть ребята сами говорят и общаются.

Начали ковырять картошку, жевать котлеты. Лучше на душе!

Последние 50 грамм каждому. Артель-то ведь – пятнадцать человек. Хорошо хоть, что бутылки по 0,7.

Кто задремал, кто покуривал. Вова, малость разгорячившись, решил потолковать.

– Вот скажи, – обратился он к Вите – что ты здесь забыл? Видишь, как заворачивает… В городе-то лучше.

– Может, и лучше, только у меня специальность такая, сам выбирал.

– Ну и зря…

– Что зря?

– Торчишь тут в тайге да на болоте, а жизнь проходит.

– А ты что такую работу выбрал?

– Это она меня выбрала. Родители сюда маленьким привезли, так и живём здесь. На большой земле никого и ничего.

– Понятно.

– Понятно-то, понятно, а жизнь проходит…

– Глядишь, лучше будет, – бросил леща Витя.

– Это вряд ли… А что не женишься? Смотрю, тебе под тридцатник…

– Да так как-то…

– Правильно, не женись!

– Ну, ты хватил.

– Чё хватил, я вот со своей цапаюсь…

Лучше стало у Володи – не без трудностей, конечно. Тогда, как узнал Виктор, Володя был в очередном мужском возрастном кризисе. Что-то много у мужчин возрастных кризисов. Мужчины когда-нибудь взрослеют? Чтобы без кризисов?..

Тягостное ожидание продлилось до полудня 1-го января. Электроэнергию дали! Герои электрики! По такому морозу… Но добывающие скважины не должны стоять. Нефть нужна стране! На этом фидере и буровики.

Полегчало.

И мороз смягчился – до сорока пяти. Громадное выстуженное атмосферное пятно продолжало накрывать. Бледное, как луна, светило косматое солнце, тоже замёрзшее. Хорошо хоть без ветра.

Виктор пошёл в свой вагончик, врубил электробатарею. Повеяло теплом. Зачем-то, на радостях, включил телевизор. Громадный ящик жалобно запищал и работать отказался. Его пришлось потом списывать… Сашка Пыпин, конечно, витийствовал: «Что да почему?!» Идёт он в баню, как было сказано в известном фильме.

Буровики начали отогревать трубопроводы. Адская работа. Трубки отогревали кусок за куском факелами, проделывая в трубках сваркой отверстия. Теперь ребята закоптились.

К вечеру пар от котельной пробился к столовой, двум жилым вагончикам и кое-где на буровую. Вахты поели горячего, переночевали в тепле.

2-го и 3-го тоже были актированные дни. Буровики понемногу отогревали трубопроводы, чтобы продолжить бурение. Работали, отчасти, ведь на себя: быстрей добурят скважину – больше премия. На этом Север и стоял. Несмотря на мороз.

Рация разговаривала, но машин не обещали. Сашка Пыпин за всё время ни разу не вышел на связь с родной буровой. Ну, деятель…

4-го мороз подослаб – решили начать. Инструмент в скважине не прилип, спустили варёное долото, и оно дало очень неплохую проходку.

В этот же день пошёл автотранспорт. Прикатила паровая установка на отогрев оставшегося, приехала сменная вахта. Счастливцы – сменные буровики поехали домой. Пыпина в этом автобусе не было… Виктор остался.

Сашенька приехал только днём 5-го. И с места в карьер начал говорить, что сделали не так. Наглость – второе счастье. Витя молча собрался и уехал домой, то есть в общежитие.

Друзья-«сокамерники» его потеряли.

– Ты где пропадал?!

– На буровой.

– Что, и Новый год там?! Срочно в ресторан – догонять. Авось пробьёмся, все уже устали.

Да и друзья Вити тоже устали праздновать наступление Нового года, однако, в ресторан с ним пошли. Очередное Новогоднее чудо и компенсация: ресторан – единственный на город – открыт и есть места. Часть этих мест они с друзьями и заняли. Зал полупустой. Действительно, устал народ – дома сидит, кто не на работе.

Заказали, как положено. И шницели. Витя пил водку рюмка за рюмкой – и не пьянел. Внутренняя пружина, которая держала все эти непростые дни, никак не хотела распрямиться и занять обычное положение. Друзья морщились и чуть пригубливали, пяля глаза на удаль Вити. Раньше за ним этого не наблюдалось.

Да, а от друзей-туристов через несколько дней Вити получил письмо: они на большой земле тоже попали в сильный мороз. Новый год поехали встречать на природе… Полстраны накрыла стужа. Нашли друзья, когда поехать… Он-то хоть – по работе. Туристы чуть не вымерзли, а во время согревающей игры в футбол треснул мяч. Но пострадавших не нашлось. А так бывает не всегда. Новогоднее чудо.

Валентина Валентиновна

Валентин Петрович положил руку на баранку «КАвЗа» в обнимку, лучась морщинками у глаз, смотрел, как выходят из служебного автобуса.

Всё, отработали, домой. Кто-то спросил:

– Как Валя?

– А-а, – махнул рукой Петрович, – в секретарши перешла.

Петровича многие знали и уважали за спокойный, но твёрдый нрав, полную безалкогольность да и за возраст, конечно. Несмотря на дочь. Петрович один из старожилов, возраст пенсионный. Но работает. На ближних рейсах.

Давно, потеряв жену, приехал сюда с дочерью, тогда подростком. На старом месте оставаться не мог…

Живёт в общежитии, ни на что не претендуя. В смысле квартиры. А вот дочери квартирку однокомнатную сделал… Передовик производства, партийный, стаж.

Общежитие Петровича, конечно, семейное. Один справляется с хозяйством. И никто ему не нужен. Новая жена. Крепко любил первую. И не может забыть. Дочь Валю, названную в его честь, выучил, она закончила техникум.

Теперь Петрович едет к ней – проведать, всё-таки дочь.

– Папа. Проходи.

– Здрасти-здрасти. Что празднуем?

На столе стояла бутылка красного болгарского вина.

– Да, нет, ничего. Так, отдыхаем с Васей.

Вася был сожитель, но хотел жениться.

– Ну-ну. Денег надо?

– Балуешь ты меня.

Петрович сунул Вале несколько купюр.

– Ладно, я поехал. Смотрите, не увлекайтесь.

Не увлекаться Петрович предложил женщине за тридцать – 90—60—90. Талия чуть не та, но остальное… И лицо. Помимо красоты, оно умело показать ум и внимание – на людях. Было в меру насмешливым, когда мужчины автоматически начинали ухаживать…

– Что надоедает?! – спросил простой Вася.

– Отец! И денег дал, – отрезала Валя, имевшая над Васей власть.

А что с Васей не расписались ещё… её это особенно не волновало. Так, для приличия, может, и нужно. Как-нибудь потом. Молодая ведь. Детей нет – это даже хорошо. Вон их сколько у других, маются. Меньше хлопот. Да и любят больше.

Новый директор, как приметил, сразу пригласил в секретарши. Ну, прям моё место. А то сидела какая-то лахудра от прежнего…

Зарплата – дай-дай другим. Всегда на виду. Мужчины. Можно ими командовать, а они такие покладистые. Кроме некоторых на-халов – особо приближённых и старичья. Особенно этот, аксакал-саксаул, главный по котлам, придёт – сидит-сидит у Кирилла на диванчике, делать нечего… А тот выпроводить не может, деликатничает. Не могу зайти без свидетелей. Остальные ничего… «Валя-Валя, можно?» «Валентина Валентиновна, позвоните мне, как появится». «Валечка, мне бы письмо зарегистрировать»…

Да, Кирилл Семёнович не зверь… Не зря я тогда летом без нижнего белья ходила. Приворожила. А он – знает меру, всё ж семейный, партийный…

– Пойдём? – бубнил Вася. – Пора спать.

– Да ты что, рань такая. Потом таращись в потолок! – не согласилась Валентина.

Вася на семь лет моложе. Бурлит. И без ума. От неё. Да и так… Большой, сильный. Работа такелажником его не изматывает. Глупый, конечно. Но предан. А что ещё надо? Может, и надо что…

Вася прискакал чуть ли не на следующий день после смерти первого мужа. Ни стыда, ни совести. Владик и познакомил, первый муж. Хлебосольный был, дружил со всеми подряд. Да и она была не против. На каком-то застолье и познакомились с Васей. Он, как заколдованный, стал заглядывать к ним. Ещё Владик был жив. «Давай, говорит, Владислав Федорович, выпьем с устатку! Валентина Валентиновна, и вас приглашаю!» Дурак безмозглый, а то Владик без глаз… Хорошо, хоть неревнивый был. Усмехался. Ему – на работе побыть, посидеть с друзьями, книжки. Я его, конечно, уважала за ум, но карьеры он не сделал, как надеялась…

Петрович ехал на пустом автобусе в гараж.

Автобус у него новый, да он и следит, слесарям и мотористам не особенно доверяет – всё сам… Нерадостные осенние сумерки. Шуршат колёса, автобус крякает на рытвинах. Радио в машине не признаёт. Тишина одинокой езды, мысли разные…

Мелькает редкий пригородный лесок по сторонам под фарами. Ещё не холодно, до нуля…

В кого Валька такая? А какая такая? Разное говорят. Есть доброхоты, у которых зудит. Ну их к Богу. Да, не повезло ей с первым мужем. Польстилась на красавца-интеллигента разведённого. О чём думала? А ты о чём думал? Ведь люблю я её, дуру! Непростая у нас с ней жизнь задалась после смерти матери. Но ничего, выдержали. И всё вроде в порядке… А потом у неё началось, у Вальки. Понятно, парня хорошего найти непросто. Даже с её красотой, и неглупая она… А что я мог ей сказать или сделать? Квартиру сделал – и то чудо. Что ещё я могу? Только терпеть, надеяться. Хотя надеяться, кажется, не на что. Веет от Вальки чем-то винным, сумасбродным… Одна у меня опора и память – Ирина покойная. Она со мной…

В гараже Петрович пересел на вахтовку, развозившую водителей по домам.

Привычная комната. Взглянул на маленькую карточку Ирины. Не спеша переоделся в домашнее. Стал готовить ужин: достал котлеты, лапшу, жарил, варил, посматривая на телевизор. Там, как всегда, был Горбачёв. Горбачёв говорил ласково, но не совсем понят-но о чём. Петрович сел за ужин.

Стук в дверь:

– Валентин Петрович, вас там спрашивают!

Спустился вниз. Стоял бледный и, кажется, гневный Василий Вали:

– Не знаете, где Валя?!

– Давай-ка выйдем на улицу.

При вахтёрше Петровичу разговаривать не хотелось.

– Вот записку оставила… – продолжал Вася на улице.

В записке было: «Пошла к Людмиле, скоро буду. В.»

– Я задремал немного. Сейчас сходил к Людмиле, Вали там нет и не было! – продолжал Вася.

– А что пошёл-то? Написала ведь, что скоро придёт. Мало ли, какие у баб разговоры?! – с нажимом спросил Валентин Петрович.

– А вдруг она там засидится?! Женщины ведь такие… Но её там нет.

– А к той ли Людмиле ты пошёл? – старался утешить отеллу Петрович.

Город маленький. Многие знали друг друга, и давно. Но не до последнего же человека. Не всех же Людмил.

– Вот что, Василий. Ты бурю в стакане не понимай, иди домой – скоро придёт.

Василий пошёл. Было десять вечера. Дома открыл ещё одну бутылку вина. Курил сигарету за сигаретой на кухне и смотрел, не видя, телевизор.

Ближе к двенадцати Валя пришла.

– Где ты была?! – бросился в прихожку Василий Отеллович.

– Я же тебе написала – у Людмилы.

– Я там был, а тебя там не было!

– Ой, я забыла приписать, Вася! Это не наша Людмила – новая, недавно у нас работает, приехала с Украины. Очень просила зайти поговорить. Чай пили с вареньем, – ответила Валентина Валентиновна спокойно-радостно.

А про себя повторяла слова Кирилла на прощанье:

– В следующий вторник. Здесь же, в охотничьем домике.