Текст книги "Наследие 2"

Когда пришло время менять часовых, начало этого процесса испугало Синицына не на шутку. Входная дверь медленно приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась рука в скафандре. Кто-то, находящийся снаружи, очень и очень осторожно открывал дверь, стремясь избежать малейшего скрипа или шума. Вскоре профессор увидел Ермакова. Подполковник был предельно собран и медленно доводил дверь в крайнее положение. Позади него виднелась пара залегших бойцов, всматривающихся куда-то вдаль, вдоль острова, и готовых открыть огонь. Ермаков, не произнося ни слова, сделал жест, и свежая смена принялась красться к выходу, тщательно обходя углы лавок и походных ящиков. После того как они заняли позиции, сменившиеся бойцы так же осторожно забрались внутрь, следя за тем, чтобы случайно не задеть ни за что снаряжением. Подполковник влез в кабину последним и столь же аккуратно и медленно запер дверь.

– Что происходит? – прошептал Синицын, едва Ермаков подключился к внутренней сети вездехода. – Мимо нас проходят лиги? – нарастающее беспокойство вызвало в памяти картины боя с подсолнухами, и старик непроизвольно понизил голос, находясь в замкнутой телефонной сети.

– В километре от нас два десятка лигов выдолбили прорубь и ловят рыбу, – негромко ответил подполковник, укладываясь на лавку. – С самого утра сидят. Похоже, заготавливают пищу к празднику. Сегодня Новый год как-никак.

– В километре? – у профессора отлегло от сердца. – Я было подумал, что они совсем рядом, когда вы открывали дверь!

– На улице штиль, снегопад закончился. В такую погоду скрип разносится далеко. Лучше не рисковать, у слепых от рождения лигов очень хороший слух. – Ермаков закрыл глаза. – Закат сегодня в шестнадцать часов. Ждать ещё долго.

Подполковник заснул мгновенно, и Синицын счел разумным последовать его примеру. Но сон никак не шел, кашель усиливался, ощущение близкой опасности не давало покоя. Чтобы отвлечь себя от нервозного состояния, профессор достал карты и схемы и принялся ещё раз уточнять детали предстоящей работы. Иваньковскую ГЭС необходимо обойти по суше, по левому берегу Волги. Прибрежная полоса в тех местах пологая, покинуть русло труда не составит, главной задачей будет скрытно обогнуть левобережную часть Дубны. Пройти надо всего два почти перпендикулярных друг другу отрезка пути общей длиной в шесть километров, на карте они выглядели прямыми линиями. Но двигаться-то придется не по ровному руслу, судя по архивным данным, местность там когда-то была частью равнинная, частью лесистая, а вот что сейчас… В полной темноте это будет нелегкая задача. Зато, как только экспедиция выберется на поверхность Иваньковского водохранилища, дальнейший путь значительно упростится, следующее узкое место будет уже в безлюдной местности. Однозначно до развалин погибшего Центра рейд доберется задолго до восхода. Весьма вероятно, что ещё до рассвета им удастся добраться до административного гермокорпуса и углубиться в цокольные этажи…

Увлекшись анализом предстоящих действий, Синицын не заметил, как уснул, и вскоре ему уже снились подземные коридоры дата-центра, почему-то полузасыпанные снегом, испещренным уродливыми отпечатками босых лиговских ног. Профессор крался между рядами обгоревших шкафов с накопителями данных, подражая солдатам Ермакова, и старался не зацепиться о торчащие со всех сторон закопченные железки и привлечь внимание подсолнухов, которые ловят рыбу на побережье. О том, что они там её ловят, он знал точно, но было неясно, есть ли среди подсолнухов слепые с хорошим слухом и потому Синицын решил не рисковать. Нужный ему шкаф он нашел сразу. Тот стоял в углу особняком и единственный из всех был чисто вымытым, без малейших следов копоти, и отчетливо пах свежей краской. Профессор приблизился к нему, на ходу извлекая из откуда ни возьмись появившейся сумки большие гидравлические ножницы. Это же секретные емкости Службы Безопасности, значит, без огромного висячего замка не обошлось и надо перекусить дужку. Замок действительно был, здоровенный, килограмма на три весом, и почему-то очень ржавый и незамкнутый, болтающийся на одной петле. Синицын с удивлением обнаружил, что шкаф не заперт, и принялся очень осторожно открывать дверцу, памятуя о том, что на улице штиль и случайный скрип мгновенно донесется до побережья. Но внутри вместо сложной электроники и мигающих индикаторами накопителей нашлись покрытые облупленной краской полки, заваленные каким-то мусором, истлевшим тряпьем и пожелтевшими листами бумаги. Профессор долго разгребал руками весь этот хлам, но так и не нашел ни одного накопителя информации. В сердцах он попытался спихнуть всё с полок наземь, но в этот момент пол поплыл у него из-под ног и Синицын испуганно замахал руками, стараясь удержать равновесие.

– Николай Федорович! – из глубины шкафа, словно из бочки, раздался голос ассистента. – Всё в порядке, это я, Виктор!

Синицын открыл глаза и увидел Виктора, придерживающего готового свалиться с лавки профессора. Получается, что уснул он прямо в сидячем положении и, пока размахивал руками, разбросал по кабине свои документы.

– Как неловко получилось, – огорчился старик, оглядываясь вокруг в поисках разлетевшихся листов целлулоидной бумаги. Он попытался нагнуться, чтобы подобрать лежащую у ног карту, но кабина вездехода дрогнула, и старик поспешно ухватился за поручень впередистоящей лавки.

– Мы куда-то едем? – только сейчас он обратил внимание, что место Ермакова пустует.

– Выходим на маршрут, – ответил Виктор, подхватывая карту. – Сидите, Николай Федорович, я соберу.

– Как на маршрут? – удивился Синицын. – Разве мы не будем ждать темноты?

– Солнце село два часа назад, – улыбнулся ассистент, – сейчас почти семь. Вы долго спали, профессор, я не стал вас будить. Вам надо было отдохнуть. Вот, держите, – он протянул ему пищевой картридж, – ваш обед. Я уже укрепил насадку с лекарственным препаратом.

Перекусив, Синицын подошел к Ермакову, занявшему командирское сиденье рядом с водителем. Подполковник держал в руках навигатор и бросал взгляд то на экран тепловизора, то на его выцветший дисплей, демонстрирующий предупреждение об отсутствии сигнала. Слабый мутно-жёлтый свет укрепленного над выходной дверью светильника не попадал в отгороженную полуперегородкой водительскую часть кабины, и свечение электронных экранов делало окружающую темноту ещё более черной. Профессор напряг ослабевшее от старости зрение и попытался увидеть улицу в узкое оконце водителя, однако так и не смог разглядеть ничего, кроме бьющегося в толстое стекло снежного песка.

– Опять пошел снег? – взгляд Синицына непроизвольно вернулся к экрану тепловизора. Не получив ответа, он понял, что говорит слишком тихо будучи в гермошлеме, и повторил вопрос.

– Нет ещё, – ответил Ермаков, не оборачиваясь. – Метет сильно. Но небо затянуто, скоро сыпанет.

Профессор хотел спросить что-то ещё, как вдруг на тепловизоре тускло вспыхнуло сразу с десяток маленьких отметок. Синицын обмер.

– П… подсолнухи?!! – выдавил он из себя, невольно приседая в узкое пространство между перегородкой и спинкой водительского сиденья.

– Что?! – подполковник резко вскочил, одним движением переводя автомат в боевое положение, но увидел замерший на тепловизоре взгляд Синицына и с облегчением уселся обратно. – Нет, Николай Федорович, – это обычные лиги. – Он указал на скопление точек: – Видите, две отметки движутся быстрее остальных? Это четвероногие.

– Вы говорите о домашних животных? – догадался старик. – Полагаю, это собаки!

– Не обязательно, – возразил офицер. – Многим лигам инвалидность позволяет передвигаться только на четырех конечностях. Зачастую такие уродцы довольно быстро бегают. Быстрее, чем мы. Это могут быть и они. У нас мощный тепловизор, мы способны засекать тепловую сигнатуру сопоставимого с человеком биологического объекта на расстоянии до двух километров. Но это предельная дальность, разобрать, кто есть кто, издалека не получится. А подсолнухов так просто не обнаружить. Тепловизор видит не их, а тепловые вспышки оружия, когда они ведут огонь. Так что это просто лиги, вышедшие из домов. Или где они тут живут… – Он замолчал, всматриваясь в навигатор, и удовлетворенно ткнул пальцем во вспыхнувшую на его дисплее точку: – Есть спутник!

– Но почему их так много? – профессор вылез из-за водительского сиденья, с опаской поглядывая на медленно плывущую по экрану тепловизора группу отметок. – Вы уверены, что они не заметили нас и не организовали погоню?

– Они всегда передвигаются группами. Прими левее сорок, – Ермаков, сверяясь с навигатором, короткими фразами корректировал работу водителя. – У лигов высоко развита взаимовыручка, они же инвалиды, и многое не способны сделать в одиночку. Плавнее! Тем более, сегодня новогодняя ночь, может, они дров заготовить пошли или в гости к кому собрались… Мы проходим Кимры, двести лет назад тут были остатки речного порта и жило тысяч пятьдесят лигов. Проскочили азимут! Давай левее два метра! Сейчас их, как и везде, ориентировочно в семьдесят – восемьдесят раз меньше, но все равно, если бы они устроили за нами погоню, отметок было бы на порядок больше… Всё, мы на курсе! Держи азимут. До точки поворота тысяча пятьсот метров, успеем дойти до ухода спутника.

– Не безопаснее ли было бы дождаться глубокой ночи, когда они лягут спать? – Синицын вгляделся в дисплей навигатора и мысленно перенес его отметку на собственную карту. Выходило, что двигаться через город по руслу реки им ещё километров семь.

– Кто их знает, когда они в Новый год спать ложатся, – пожал плечами подполковник. – Может, как обычно, а может к утру, как мы. Только время потеряем. Темнее уже не будет, мы плетемся едва десять километров в час, а до точки выхода на берег почти двадцать два километра. И одна Шаро знает, как через лес идти будем.

Ермаков оказался прав. Несколько километров по левому берегу Волги в обход Дубны стали самой тяжелой частью маршрута. До запланированной точки схода с русла доползли за два часа без происшествий, несмотря на узость реки и кишащие лигами развалины Кимр. Путь мимо давно выгоревшего и обрушившегося городка стоил Синицыну изрядного количества нервных клеток. Каждую минуту тепловизор показывал какую-нибудь группу отметок, и несмотря на то, что лиги не замечали крадущийся по центру замерзшей реки рейд, каждый раз профессору казалось, что двигатели орут надрывно, снег под колесами скрипит оглушительно и экспедиция на грани обнаружения. Однако Шаро Предрекшая была милостива, и всё обошлось. Проблемы начались с приближением к Дубне. Водитель увидел впереди огни, и колонна остановилась. Ермаков взял нескольких бойцов и ушел на разведку местности, оставив гражданский персонал в томительном ожидании. Вернулся подполковник только через два часа.

– Дубна населена плотнее, чем мы ожидали, – угрюмо сообщил он, раскладывая карту рядом с навигатором. – И у них есть электрическое освещение в прилегающем к ГЭС районе, сразу в нескольких домах.

– Но ГЭС не может просуществовать без поломок двести лет! – возразил Синицын. – У лигов нет ни науки, ни образования, чтобы проводить необходимую профилактику оборудования! Техника и гидроагрегаты давно должны были выйти из строя, даже учитывая тот факт, что при уничтожении анклава Завидовцев на ГЭС подсолнухи не предпринимали попыток разрушить или повредить дамбу. Вероятно, лиги в Дубне применяют иной способ добычи электроэнергии.

– Для нас никакой разницы, – махнул рукой Ермаков. – Подходить ближе было слишком опасно, что увидели, то увидели. Дома когда-то горели, но сейчас окна забиты, и через них пробивается свет. И, похоже, лиги готовятся встречать праздник, в сторону центра постоянно движутся крупные группы. Это нам на руку, значит, на окраинах их станет меньше, но ближе подходить к городу нельзя. Надо выбираться на берег тут, требуется новый курс.

С этой задачей Синицын справился за полчаса, тщательно выверяя маршрут по местности, безлюдной даже на архивной карте. С русла сошли быстро и полтора километра двигались по покрытой глубоким снегом пустоши почти под прямым углом к реке, планируя обойти левобережную часть Дубны с юга. Но пустынная целина уперлась в лес, и началось одно сплошное бедствие. Идти вдоль леса означало вновь выйти к городу, единственным выходом оставалось движение напролом прежним курсом до точки поворота, затем поворот и дальнейшее движение вплоть до выхода к Иваньковскому водохранилищу. Но воплотить это в жизнь оказалось намного сложнее, чем запланировать.

Вездеходам добавили давления в шинах, установили отвалы для расчистки пути от растительности, и рейд углубился в лес. Чахлые гнилые деревья ломались под давлением вездеходов, словно спички, но очень быстро скорость продвижения упала до минимальной. Пораженный болезнями, грибком и гнилью лес был усыпан трухлявым валежником и заледеневшим гнильем, оставшимся от отмершей мутафлоры. Двигатели вездеходов работали в режиме перегрузки, постоянно борясь с деревьями, ямами и скрытыми глубоким снегом препятствиями. Сразу же стало ясно, что без освещения ориентироваться среди прогнившей растительности невозможно. Пришлось включить ходовые прожекторы, надеясь на то, что в новогоднюю ночь в лесу вдали от города лиги бродить не станут. Ещё через двести метров произошла первая поломка, из-за высокой нагрузки на головном вездеходе оторвался масляный фильтр, и машина полностью не вышла из строя лишь волею Шаро Предрекшей – водитель сразу же почувствовал беду и заглушил двигатель. Фатальной утечки масла удалось избежать, поломку устранили, но вездеход не прошел и десятка метров. Внезапно одно из колес резко ушло вниз, в засыпанную снегом глубокую яму, из которой во все стороны с визгливым рычанием рванулись обезображенные мутациями твари. К счастью, никто из обитателей этой берлоги нападать на машины не захотел.

В результате этой аварии лопнул один из амортизирующих элементов подвески, и головной вездеход сначала вытаскивали назад при помощи буксирного троса, потом долго разбирали поврежденный узел, заваривали, собирали, после чего пробивались в обход злополучной берлоги… После ещё дважды сгорали предохранители, и в довершение всего отвал вездехода, пробивая очередной сугроб, неожиданно вместо трухлявой гнили столкнулся с засыпанным снегом металлом. Один из крепежей не выдержал удара и развалился на части. Увидев результат, механик в сердцах выругался и развел руками.

– Это ржавое старье просто так не заварить, – угрюмо заявил он. – Нужно железо, но у нас его больше не осталось.

– Без отвала мы из леса не выйдем, – второй механик ткнул рукой в сторону позади идущей машины. – Надо снимать оттуда и переставлять. Это ещё на пару часов возни…

– С чем хоть столкнулись? – Ермаков кивнул водителю головного вездехода на сугроб, скрывающий столь коварное препятствие. – Посвети! Первое отделение, занять круговую оборону!

Пока солдаты занимали позиции, несколько членов экспедиции, по колено проваливаясь в глубокий снег, принялись разгребать сугроб. Под ним обнаружился остов какой-то техники, давно сгнивший и проржавевший. Кто-то из механиков заявил, что лет двести пятьдесят назад это был колесный трактор или ещё какой аппарат, старый уже в те времена. От него и сугроб-то был невелик потому, что ржавая рухлядь наполовину вросла в землю. При внимательном рассмотрении дальше в глубь леса обнаружились заброшенные и поросшие мутировавшими деревьями развалины каких-то построек. Где-то среди них отыскался ещё металлолом, из которого механики умудрились вырезать кусок железа, проржавевший всего лишь на треть. С его помощью начали ремонт поврежденного отвала.

В общем, Новый год встречали под фейерверк сварочного аппарата и аккомпанемент генератора, рассыпавшись вокруг места идущего ремонта в заснеженном гнилом валежнике. До окраин городских руин было менее километра, шум ремонтных работ и свет прожекторов в лесу гарантированно привлечет внимание лигов, и потому нападения ждали каждую минуту. Но лиги так и не появились. Эту редкостную удачу приписали новогодней ночи и милости Шаро Предрекшей. Пока заканчивали ремонт, прошел спутник, и Синицын попытался скорректировать курс, стараясь придерживаться старой дороги, пролегавшей в этих местах. На архивной карте она была отчетливо видна, по данным навигатора выходило, что рейд стоит если не прямо на ней, то в нескольких шагах от неё. Но за двести лет местность изменилась до неузнаваемости, всё вокруг поросло тонкими, искривленными мутациями больными деревцами, густо обсыпанными язвами и токсичным грибком, и отыскать дорогу профессор так и не смог. Выбирались из леса ещё часа три.

На лед Иваньковского водохранилища встали в пятом часу. Ходовые прожекторы погасили, как только стало ясно, что гнилой лес наконец-то заканчивается, но Ермаков, опасаясь, что в ночной темноте лиги могли заметить свет за километры отсюда, спешно повел рейд в глубь ледового пространства, подальше от земли. Истертая многочасовым преодолением валежника подвеска вездеходов нещадно скрипела, и стало ясно, что остановку делать необходимо. Экспедиция отошла от берега на три километра и приступила к смазке скрипящих элементов. Снова пришлось сооружать светомаскировку из держащих плащ-палатки человеческих пар, но Ермаков, бросив взгляд на кашляющего Синицына, велел ему оставаться в машине. Со смазкой провозились неожиданно долго.

– Там дрянью какой-то подвеску усыпало! – устало рассказывал профессору ассистент, пока возвращающиеся люди влезали в кабину. – То ли грибок какой новый, то ли плесень мутировавшая. С виду на снег похожа, никогда раньше такой не видел. Эта мерзость весь солидол сожрала! Пришлось сперва горелкой всё обдавать, а после заново промазывать. Механики весь запас израсходовали, и то кое-где немного поскрипывает. Как назад пойдем – вот вопрос…

Рисковать герметичностью скафандров не стали, и Ермаков приказал вскрыть НЗ с обеззараживающей жидкостью. Ещё полчаса ушло на протирку средств личной защиты и оружия, после чего экспедиция продолжила движение сквозь скованный ледяным холодом ночной мрак. На широкой поверхности водохранилища скорость увеличилась, и за час удалось пройти почти тридцать километров. Но потом приборы ночного видения вновь показали приближающийся берег, которого согласно маршруту в этом месте так близко быть не должно. Колонна замерла в ожидании спутника, и люди с тревогой поглядывали на хронометры: до начала рассвета оставалось немногим более двух часов. Наконец спутник появился, и на дисплее навигатора вспыхнула отметка текущего местонахождения.

– Мы уперлись в остров, – Синицын оторвался от навигатора и постучал пальцем по клеёнке своей карты. – Вот здесь! Отклонение от курса незначительное, вернуться на маршрут не составит труда. Если мы выйдем вот сюда до того, как пропадет связь со спутником, то сможем продолжить путь по проложенным мною векторам! Впереди нас ждёт последний узкий отрезок пути, там ширина русла в среднем восемьсот метров, потом водохранилище расширяется. – Профессор сделал паузу и со вздохом добавил: – Когда-то это были красивейшие места! Живописные берега, усыпанные цветущей зеленью, над которой возвышались купола церквей, сверкающие сусальным золотом в лучах солнца, остроконечные верхушки колоколен, покрытых старинной росписью, уютные домики небольших населенных пунктов…

– Сейчас это тридцать километров по корявому льду вдоль усыпанных развалинами берегов, – оборвал его Ермаков. – В которых живут лиги. И рассвет через два часа. Рискуем не успеть. До Завидовского по темноте точно не дойдем, придется устраивать дневку.

– Главное – миновать вот эту точку, – профессор снова ткнул затянутым в перчатку скафандра пальцем в карту. – Видите? Здесь русло Волги уходит на север, а мы продолжаем движение по льду Иваньковского водохранилища. Там уже безлюдно. Это подтверждено научной информацией Рыбинского ЦСГР. И на архивных картах в тех местах тоже нет сколь-нибудь серьезной застройки. Вот увидите, дневка не понадобится, мы достигнем развалин Завидовского Центра в рассветных сумерках, а там нас надежно скроет табу суеверных лигов!

– Посмотрим, – без энтузиазма в голосе оценил подполковник. Он повернул голову к водителю и коротко скомандовал: – Вперед!

Вездеходы вновь поползли через ночной холод, и Синицын остался наедине с собственными мыслями. Пришлось признать, что, несмотря на попытки храбриться, чем ближе экспедиция подходила к зверски уничтоженному Центру, тем неуютнее он себя чувствовал. И позиция Ермакова ничуть не способствовала душевному успокоению. Подполковник не доверял даже информации Рыбинских ученых, а ведь в их распоряжении имеется дирижабль! Очень похоже, что та кровавая бойня, которой завершился рейд в Новодевичий монастырь, вызвала у него фобию даже большую, нежели страхи Синицына.

Но на этот раз Шаро Предрекшая решила, что с их многострадальной экспедиции достаточно мучений. Тридцать километров прошли без поломок и без лигов, и к началу утренних сумерек им удалось не только покинуть русло Волги, но даже пройти дальше намеченного, добравшись до останков огромного моста, некогда протянувшегося через все водохранилище. К обломкам одного из исполинских быков и прижались вездеходы, стремясь использовать его в качестве элемента маскировки.

– Дальше по прямой ещё один мост, – убеждал Ермакова профессор. – До него шесть километров. Потом проходим ещё три и оказываемся на траверсе Завидовского Центра, в полутора километрах от берега. Остается лишь повернуть на север, и мы у цели! Повторяю, Миша, вокруг нас абсолютно пустынные места, это доказано! Мы без труда дойдем до развалин, и вы не хуже меня знаете, что среди них встретить день намного безопаснее, чем на льду! Я, как научный руководитель экспедиции, настаиваю на продолжении движения! Разве вы не видите, что это более логично, чем просидеть весь день тут, а после в кромешной тьме пробираться через завалы погибшего Центра? Подумайте сами, что представляют собой его улицы, если на них рухнул периметр?

Убедить подполковника удалось только всем миром, когда к позиции Синицына присоединились гражданские участники экспедиции, водители вездеходов и даже двое солдат. В конце концов Ермаков недовольно скривился и отдал приказ продолжать путь. Колонна достигла второго моста, и профессор уговорил одного из военных уступить ему место у бокового перископа. Лигов в округе быть не могло, тепловизор и вовсе не обнаруживал никаких признаков жизни, и Синицын принялся разглядывать проступающие в предрассветных сумерках исполинские конструкции. Большая часть мостовых пролетов давно обрушилась и покоилась на дне водохранилища, но некоторые из них ещё связывали между собой потемневшие быки, рассыпающиеся под действием ядовитых грибков и мутировавших микроорганизмов. Однако даже выщербленные ветрами и давлением льда исполинские конструкции производили на профессора сильное впечатление. Такая могучая цивилизация сгнила в трансгенном болоте…

На улице было уже довольно светло, когда колонна достигла конечной точки поворота. Мрачный, словно грозовая туча, Ермаков не скрывал своего беспокойства и лично возился с тепловизором, осматривая далекий берег.

– Далеко. И слишком холодно. Ни черта не видно! – Подполковник зло фыркнул. – Через полчаса мы будем как на ладони. Десанту – к машине! Разведгруппам – на снегоходы! Приступить к разведке берега! Внимание гражданскому персоналу! Если начнется перестрелка, быть готовыми по первой же команде быстро покинуть вездеходы! И очень быстро отойти от них на максимальное расстояние! У нас тут полно взрывчатки!

Ермаков перевел всех на радиоэфир, приказав не издавать в нем даже звука без сверхсерьезных на то причин, и покинул головной вездеход руководить обороной. В перископ Синицына было видно, как солдаты из второй машины занимают позиции у колес, а пара снегоходов с четырьмя бойцами удаляется в сторону берега сквозь медленно опускающееся редкое крошево ленивого снегопада. Вскоре выкрашенные в грязно-белый цвет снегоходы стало невозможно различить на фоне далекой заснеженной кромки прогнившего леса, и профессор перенес своё внимание на панораму окрестностей. Застывшая водная гладь, к его удивлению, вопреки ожиданиям совсем не оказалась ровной, словно зеркало. Только теперь Синицын понял, почему вездеходы временами изрядно покачивало, а скорость движения была столь невысокой. Водная поверхность замерзает под действием ветров, течений и перепадов температур, в результате чего далеко не вся её площадь является удобной для передвижения, местами на ней встречаются самые настоящие торосы. Не говоря уже о вмерзших в лед ржавых буях, бакенах и прочих речных плавающих знаков, умудрившихся не пойти ко дну за двести лет. В прибрежных водах должно быть и вовсе полно хлама. А тут ещё и режим светомаскировки, и поломки донельзя изношенной техники… но он историк и географ, а не физик, и потому многих нюансов не учёл. При составлении плана следующих экспедиций он обязательно введет соответствующие поправки. А следующие экспедиции наверняка будут, ведь очень скоро у него в руках окажутся доказательства подлинности координат Наследия, и рейд за великим сокровищем Шаро Предрекшей станет приоритетной задачей для мирового сообщества.

Когда вернулись разведчики, вокруг было уже совсем светло. Один из солдат доложил, что снегоходы дошли непосредственно до развалин Завидовского ЦСГР, но пересекать периметр не стали, так как пространство Центра сильно захламлено обломками рухнувшей крыши и зданий. По предварительным оценкам, передвигаться там можно только пешком.

– Здесь снег шел всю ночь, и до сих пор не перестал, там обломки повсюду, несколько раз чуть лыжу не сломали. Мы проверили тут и вот тут, дальше на снегоходах не пройти, в этом месте подлесок густой и валежника много, а в этом уже руины. – Старший разведчик водил пальцем по карте. – Есть свежие звериные следы, но литовских не видели. Вроде пусто там. На шум движков никто не вышел, тепловизор молчит. Прямо перед нами есть место удобное, берег пологий, поверхность ровная, и лес не сразу начинается. Тысяча четыреста метров с копейками.

– Вот видите, Миша, всё складывается как нельзя лучше, мы можем смело выдвигаться к цели, – с каждой минутой Синицын чувствовал себя посреди ледяной пустыни всё более неуютно. Видимость здесь до самого горизонта, снегопад больше символический, и хоть места оказались действительно безлюдными, оставаться на виду очень не хотелось.

Ермаков хмуро отдал команду, и вездеходы двинулись к берегу. Синицын стоял за спинкой кресла водителя и смотрел поверх его головы на приближающийся лес. Профессор испытывал смешанные чувства. С одной стороны, в полусотне километров отсюда находится логово жутких подсолнухов, с другой – до вожделенного хранилища информации его отделяет всего несколько километров пути и три этажа под землю. Когда до берега оставалось метров триста, стало возможным различить поднимающиеся вдали над верхушками деревьев руины периметра, и страхи в душе Синицына уступили место жажде скорее оказаться на месте раскопок. Однако едва вездеходы выбрались на берег и достигли кромки искореженного мутациями леса, Ермаков остановил колонну.

– Надо выгрузить взрывчатку, – заявил подполковник. – На всякий случай. Сложим её здесь, на берегу. Если в округе лигов нет, она никуда не денется. Осмотримся в развалинах, потом вернемся за ней. А если в развалинах нас встретят огнем, чем дальше она будет в тот момент, тем лучше. Первому отделению приступить к выгрузке!

– Миша, к чему эта потеря времени? – укоризненно нахмурился Синицын. – Ведь ваши люди осматривали местность! Вокруг пусто, и даже тепловизор ничего не показывает! Мы лишь затягиваем начало раскопок, световой день сейчас совсем недолог! От нас зависит судьба планеты!

– В Новодевичьем монастыре сначала тоже было пусто, – упрямо отрезал Ермаков. – И тепловизор точно так же не давал отметок. – Он хлестнул взглядом остановившихся подчиненных: – Выгружать!

Профессор лишь тяжело вздохнул и отодвинулся в угол, чтобы не мешать военным. Эта военная принципиальность была явно излишней, но спорить с Ермаковым он не стал. Подполковника можно понять, он отвечает за жизни участников экспедиции, и за время пути сюда на его долю выпало слишком много волнений. А тут ещё Солнечногорск рядом… При мысли о подсолнухах Синицыну вновь стало не по себе, и он поймал себя на мысли, что чем скорее рейд скроется в развалинах, тем лучше будет для всех. Эта перестраховка с выгрузкой взрывчатки только всё усложняет.

Тем временем Ермаков вылез из машины и отправился давать указания десанту второго вездехода. Солдаты осторожно перетаскивали железные коробы с аммоналом, гражданский персонал отодвинулся в глубь лавок, максимально освобождая узкий проход, и профессор, чтобы скрыть недовольство, уселся на кресло возле водителя и принялся разглядывать лес в узкое оконце. Оба снегохода, остановившиеся в голове колонны, были хорошо заметны, и Синицын увидел, как Ермаков подходит к одному из них и меняется местами с солдатом, занимающим место за водителем. Подполковник что-то сказал водителю первого снегохода и сделал жест в сторону развалин центра. Оба аппарата завели двигатели, и Синицын раздосадованно выдохнул. Не трудно догадаться, что Ермаков собрался лично провести разведку. Эдак мы не попадем к Центру и до ночи! Михаил очень милый человек и, без сомнения, хороший военный, но сейчас он уж слишком перегибает палку!

Профессор решительно встал, собираясь выйти из вездехода. С Ермаковым стоило серьезно поговорить. Он ещё раз посмотрел в окно, обдумывая, успеет ли добраться до подполковника или лучше вызвать его в радиоэфире, но снегоходы уже тронулись с места. Синицын нашарил тумблер включения ближней связи, как вдруг прямо на его глазах солдат, управляющий передовым снегоходом, несильно дернулся и обмяк, наваливаясь на руль. В следующую секунду сидевший за ним стрелок ощутимо вздрогнул и свалился на снег. Неуправляемый снегоход скрылся из поля зрения, вторая машина заложила крутой вираж, и профессор понял, что её водитель ничком откинулся на сидящего позади Ермакова и не управляет ею. Подполковник дернулся всем телом, опрокидывая накренившийся в повороте снегоход на бок, и Синицын увидел, как на снегу вокруг завалившегося аппарата расцветают снежные фонтанчики.

– Засада! – хриплый крик Ермакова в радиоэфире хлестнул профессора, словно бичом. – Все вон из машин!!! К бою!!! Противник на одиннадцать часов!