Текст книги "На разломе двух времён. 80-е"

Брежнев
(Ноябрь 1982)

Все наше детство прошло при Брежневе.

Когда я родился он уже стал Генеральным Секретарем. Я ходил в детский сад, учился в школе, поступил в техникум, а на самом верху оставался все время один и тот же человек, Леонид Ильич. Он выглядел важным, спокойным и мудрым, как и положено главному человеку страны. Вся система управления казалась правильной и честной. Каждые пять лет проходили выборы в высший орган страны – Верховный Совет СССР. Они были свободными, всенародными, прямыми, тайными, но… безальтернативными.

Сегодня, когда на выборах депутатов пестрят фотографии трех – пяти, а то и десяти кандидатов на каждое место, трудно представить, что такое возможно, но тогда в бюллетенях для голосования всегда стояла только одна фамилия. У избирателя было право выбора, но не между различными кандидатами: можно было проголосовать либо ЗА, либо ПРОТИВ этого одного кандидата.

Подавляющее большинство голосовало ЗА.

Всякие выборы – это было событие! На улице играла музыка, повсюду надували воздушные шарики, продавали конфеты и всякие сладости. Папа и мама красиво одевались, брали нас, детей, и шли голосовать, как на праздник. Никто их не заставлял идти на выборы, не принуждал. Все шли свободно и добровольно.

Проголосовав, родители между собой обсуждали кандидата. Что они слышали о нем, чем он известен. В Горловке обычно выдвигали какого-нибудь знатного шахтера или токаря с местного машиностроительного завода. Люди эти были всем известны, и никогда такие кандидаты не вызывали сомнения, они были достойны выбора.

Сам список «кандидатов» формировался где-то наверху в горкомах и обкомах партии. Каким образом именно этот конкретный токарь или шахтер попадали в бюллетень для голосования, оставалось непонятным, процедура выдвижения кандидатов была неясна. Но когда подводили итоги и объявляли, что 99,5 % избирателей проголосовали «за», то сомнения пропадали.

Люди сделали свой выбор, все честно.

Почти 100 %-ный результат голосования за предложенных кандидатов как бы подтверждал право партии и формировать список, и вообще, быть главной рулевой силой в стране. Если люди настолько единогласно поддерживали этот «партийный» список кандидатов, то какие могут быть сомнения в руководящей роли самой партии.

Потом избранные депутаты собирались в Москве, где в прямом эфире, под телекамерами единогласно выбирали Президиум Верховного Совета. Это действо было настолько открыто, торжественно и добровольно, что воспринималось всеми, как абсолютно свободное волеизъявление. Все – честно.

Наверху собрались самые достойные.

Приехав той зимой в Москву, мы случайно купили билеты на хоккей, играли «ЦСКА» и «Динамо». И вдруг зрители стали шептаться и показывать пальцем куда-то вдаль, в сторону правительственной ложи. Наши места были по диагонали напротив, и через громадную ледовую арену я всматривался в едва различимую тучную фигуру в темном пальто.

Фигура была далеко, но, мне кажется, я даже разглядел густые брови.

Это был он – самый главный и важный человек в СССР.

Никаких солдат в коридорах ледового дворца я не заметил. Никакой излишней суеты вокруг не было. Впервые оказавшись в Москве, мы случайно купили билеты на какой-то обычный проходной матч, но волей случая на него пришел и ОН. Я долго потом рассказывал всем, что видел Брежнева.

Он сидел на противоположной трибуне и смотрел свой любимый хоккей. Возможно, в последний раз в своей жизни.

А через полгода, в ноябре, центральное телевидение объявило: умер Леонид Ильич Брежнев.

В тот момент замерла страна.

В горле застрял комок, и от волнения затряслись руки. Нет, я не плакал, но мгновенно пришло ощущение, что в жизни начинается что-то абсолютно новое. И мы прильнули к телевизору, пристально наблюдая за каждым шагом той долгой траурной процессии, провожавшей его тело к кремлевской стене.

«Вчера до глубокой ночи и сегодня утром продолжается прощание трудящихся Москвы, представителей других городов и союзных республик нашей страны, а также зарубежных делегаций с Леонидом Ильичом Брежневым…

10 часов 15 минут.

В последний почетный караул у гроба покойного встают товарищи Андропов, Горбачёв, Гришин, Громыко, Кунаев, Романов, Тихонов, Устинов, Черненко, Щербицкий, Алиев…

Под звуки траурных мелодий гроб с телом Леонида Ильича Брежнева выносят из Колонного зала и устанавливают на артиллерийский лафет. Кортеж медленно направляется на Красную площадь. За гробом в скорбном молчании идут руководители коммунистической партии… Впереди процессии венки от ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета, от трудовых коллективов. На алых подушечках советские награды и награды многих зарубежных государств… Красная площадь заполнена народом. В четком строю войска московского гарнизона. Траурная процессия останавливается у мавзолея. Гроб с лафета переносят на постамент. На центральную трибуну мавзолея поднимаются руководители коммунистической партии и советского государства.

Траурный митинг открывает Генеральный Секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов:

– Товарищи, тяжелая утрата постигла нашу партию, наш народ, все передовое человечество. Сегодня мы провожаем в последний путь Леонида Ильича Брежнева, славного сына нашей Родины, пламенного марксиста-ленинца, выдающегося руководителя Коммунистической партии и Советского государства…

Процессия направляется к кремлевской стене.

12 часов 45 минут.

Гроб с телом покойного опускают в могилу».

P.S.

В этот момент что-то упало и гулко грохнуло. То ли это был звук первого артиллерийского залпа, то ли гроб реально уронили, но вся страна вздрогнула.

Это не к добру…

Донецкий «Точмаш»
(Лето 1983)

Первая профессия, которую мне вписали в трудовую книжку, была токарь. После третьего года техникума нас направили наконец-то работать на производство. Я точил танковые снаряды на донецком заводе «Точмаш».

Чтобы из чугунной литой чушки получился сверкающий тонкой резьбой снаряд, болванка должна пройти через последовательный ряд двух десятков токарных станков. Сначала грубый резец первых трех станков снимал верхний слой окалины. На следующих станках сверло вытачивало сердцевину. Потом нарезалась резьба, одна снаружи, другая внутри. Накручивались какие-то медные кольца, вставлялся патрон, и уже где-то в дальнем конце огромного цеха снаряды укладывались в аккуратные деревянные ящики зеленого цвета с гербом и штампом «Министерство обороны СССР».

Меня поставили в самом начале этой цепи.

Это были первые три грубых станка, тут точность токаря была не очень важна, и сюда часто ставили новичков типа нас, практикантов. Но в то же время именно это место в самом начале конвейера сразу давило на тебя всей ответственностью. Если что-то шло не так, что-то ломалось или шел брак, вся цепь станков сразу останавливалась. И все работающие дальше по цепи токари-ветераны гулко кричали:

– Чего встали, что случилось?

Тут, на первых станках, ты не мог остановиться, не мог отойти, когда захотел. А станки все время ломались, иногда шел брак и потому нервы все время были на пределе. Мы жили тогда в рабочем общежитии, в трехстах метрах от проходной, и неделя превращалась в бесконечную череду рабочих смен с коротким перерывом на обед и сон. Мы очень уставали.

Только через месяц я наконец-то втянулся, разобрался в деталях, ведь у каждого токарного станка свой характер и свои привычки. Кого-то нужно гладить, кого-то бить кувалдой. Где-то нужен ключ, а где-то необходимо подлить масло. Когда я стал чувствовать все три станка, понимать их характеры и нрав, дело пошло. Я даже научился бороться с монотонностью рабочего процесса, читая про себя стихи. Хорошо шел Маяковский: «Облако в штанах», «Про это». Я даже стал привыкать к работе, нервная и физическая перегрузка стали уходить. Но все равно внутреннее ощущение, что монотонная тяжелая работа, поточная линия производства и вообще рабочая специальность – не мое, нарастало. В те дни, работая токарем на заводе «Точмаш», я и принял окончательное решение, что после техникума поеду поступать в институт.

Нужно менять жизнь кардинально.

Однако времени на серьезную подготовку уже почти не было. Производственная практика должна была закончиться зимой, и до экзаменов в институт осталось бы только три-четыре месяца. Этого мало, чтобы подготовиться к поступлению в хороший вуз. А ведь нужно было еще писать техникумовскую дипломную работу. Последние два года нам не преподавали ни математику, ни физику, а они мне были нужны. Начиная с третьего курса нас учили специальным предметам: металловедению, гидравлике, электротехнике и прочему. В общем, из нас готовили токарей, а мне нужна была математика и физика, так как я уже задумался о Москве.

Была ночная смена, когда от усталости, недосыпа и просто по невнимательности тяжеленный танковый снаряд свалился мне на руку. Носилки, заводской медпункт и переполох цехового начальства – так закончился мой непродолжительный трудовой опыт!

P.S.

Это была случайность, оплошность, обычная производственная травма, но именно она дала мне столь необходимые полгода свободного времени для подготовки к вступительным экзаменам в институт. Наверное, это был знак – пора ставить точку и начинать новую жизнь.

Журнал «Квант»
(Зима 1983–1984)

Из всех советских журналов моим любимым был «Квант».

В конце каждого номера я находил главное, то, ради чего и выписывал этот журнал, – задачи по математике и физике, предлагавшиеся в прошлые годы на вступительных экзаменах в ведущих технических вузах СССР, как областных центров типа Томска, Киева, Ленинграда, так и столичных, включая МГУ, МИФИ и МФТИ. Там были примеры экзаменационных задач уже давних, 1970-х годов, но были и совсем свежие – за 1980-й, 1981-й, 1982-й. Сначала шли сами задачи, а в конце ответы к ним. Решая их, ты мог как бы поэкспериментировать, ответить на вопросы: что тебе по силам? Куда ты смог бы поступить?

И вот, взявшись за их решение, я постепенно стал чувствовать и осознавать градацию советских институтов. Чем «столичнее» и именитее был вуз, тем сложнее были вступительные задания.

Искусство составления задач по математике и физике для вступительных экзаменов тех лет до сих пор для меня великая загадка! Как можно придумать абсолютно новую задачу, скажем, по стереометрии? Да еще такую, чтобы заранее ее невозможно было даже представить? Но главное, придумать задачу нужно было так, чтобы ее уровень сложности четко соответствовал уровню престижности вуза, для которого она предназначалась! Я до сих пор не знаю, кто эти люди, работавшие над составлением вступительных задач, но уровень их мастерства был непревзойденным.

Я начал свои попытки с самых простых задач по математике, предлагавшихся на экзаменах в областные вузы типа Донецка, Ростова или Орла. Но быстро понял, что с ними я справляюсь легко. Чуть сложнее были задачи для университетов Киева, Томска или Новосибирска. Еще сложнее были задачки в ленинградские вузы.

Но особняком стояла, конечно, Москва!

Уровень сложности задач практически любого московского вуза в те годы был на порядок выше уровня сложности всех томских, новосибирских и киевских вузов вместе взятых.

Когда, пытаясь решать «московские» задачи, я вдруг понял, что они мне по зубам… я и принял, возможно, самое важное решение в жизни: я поеду поступать в Москву! В тот момент я уже не рассматривал другие варианты. Если ты способен решать «московские» задачки, зачем размениваться на что-то еще?

Теперь только в Москву!

Но и в столице имелась своя градация. Сначала, как я постепенно выяснил, по уровню сложности шел длинный список вузов, таких как Московский Горный, МВТУ, МИСИ, МИСиС, МИЭМ, МИЭТ, МАИ и некоторые другие. Таких институтов технической направленности в те годы в Москве было 10–15. Уровень их вступительных задач по математике был примерно одинаковым, и я вскоре понял, что справляюсь и с ними.

За этим первым кругом московских вузов шла техническая элита, ведущая четверка: МИФИ, МФТИ и два факультета МГУ, мехмат и физфак. Подступиться к решению их вступительных задач было само по себе мини-подвигом. Но, разбирая примеры этой четверки, я быстро уловил, что даже тут есть два абсолютных лидера – Физтех (МФТИ) и мехмат МГУ! Их задачки были самые сложные.

На каждом вступительном экзамене предлагались пять задач.

Первую я обычно решал минут за пять – десять. Вторая давалась минут за 15. Она не требовала какой-то особой фантазии или догадки, просто нужно было время, чтобы все аккуратно и четко разложить, помножить, поделить и без ошибок расписать на бумаге. Третья задачка – это была первая преграда, которая требовала напряжения мозгов. На нее могло уйти и полчаса.

Дальше – четвертая! Это была уже очень сложная задача.

Когда я только взялся за «московские» вступительные экзамены, четвертая задачка на Физтех или мехмат МГУ мне не давалась. Лишь длительные тренировки и системный разбор полетов с моим репетитором, Иосифом Моисеевичем Михайловским, научили меня с ними справляться. И далось это не сразу. Я исписывал тонны бумаги, пока искал к ним подходы и методы решения.

В Горловке был химический комбинат «Стирол», он выпускал селитру, гранулированные минеральные удобрения для сельского хозяйства. Упаковывались они в огромные полиэтиленовые мешки. И потому у многих жителей города такие мешки водились в хозяйстве, и каждый приспосабливал их к чему мог. Кто-то хранил в них старые вещи, кто-то картошку на зиму. Я стал складывать в эти мешки исписанные листы бумаги, которые сотнями ежедневно уходили на решение примеров вступительных экзаменов в московские вузы. Сначала наполнился один мешок, потом второй, третий. К весне 84-го, когда я уезжал в Москву поступать на Физтех, полиэтиленовыми мешками была заполнена вся спальня.

Но самой сложной задачкой была, конечно, пятая!

Это была не просто задача, это была – песня! Гимн уму, интуиции, озарению, терпению и настойчивости. Решить пятую задачку на Физтех или мехмат было невероятно сложно!

Когда я стал договариваться с Иосифом Моисеевичем о репетиторстве для подготовки к поступлению в МФТИ, пятую задачку с трудом мог решить и он сам, хотя четвертую он обычно решал легко. Для решения четвертой еще можно было подсказать общие подходы, принципы решений, типовые схемы, но для пятой это не работало.

– Тут я тебе помочь не смогу, отсюда плыви уже сам, – сказал он.

Зимой 84-го, через полгода после того, как я начал готовиться к экзаменам и засел за решение «московских» задачек, я впервые смог покорить пятую. Я решал ее более трех часов. Это было слишком долго, непозволительно долго, столько времени на экзамене мне не дадут. Но в тот момент я понял, что смогу ее осилить!

Каждый новый месяц: февраль, март, апрель, май – я ждал свежий номер журнала «Квант» в предвкушении очередной пятой задачки из вариантов вступительных на Физтех или мехмат. И садился ее решать.

Я ставил перед собой шахматные часы и с ударом по кнопке начинал ее решение. Это было невероятно увлекательное путешествие, гимнастика мозгов, полет мысли под строгий метроном шахматных часов. За весну 84-го из всех пятых задачек на Физтех, которые я нашел в старых подшивках журнала «Квант», мне удалось решить всего три или четыре. Этого было мало для 100 %-ного успеха, но тем не менее я решил поступать именно на Физтех.

Я легко мог сдать экзамен в любой московский вуз, их задачки к тому времени я уже решал легко. Но пятая физтеховская мне давалась не всегда и требовала больше времени, чем отводилось экзаменом, и все-таки я сделал выбор в пользу Физтеха.

Во-первых, для поступления, возможно, хватило бы и четырех правильно решенных задач. А во-вторых, именно уровень сложности пятой задачки и говорил мне: Физтех – это высшая планка среди вузов СССР!

P.S.

Если ты смог хотя бы однажды решить все пять задач, значит, высшая планка для тебя достижима и не стоит соглашаться на меньшее!

Олимпиада МФТИ
(Январь 1984)

На круглой тумбе для объявлений, что стояла на пересечении улицы Гагарина и проспекта Победы, кто-то приклеил плакат – «Выездная олимпиада МФТИ».

Я застыл от неожиданности – у нас в Горловке пройдет олимпиада от того самого московского Физтеха, о котором я мечтал, целыми днями решая его вступительные задачи.

Вот теперь можно будет проверить, на что я способен! И заодно увидеть, собирается ли кто-то еще из Горловки пробиться в этот престижный вуз.

О моей подготовке на Физтех знал только друг, с ним я делился всеми планами и переживаниями, а теперь об этом узнают и другие, ведь на такие олимпиады обычно собирались попробовать свои силы лучшие ученики десятых классов. Для них это был выпускной год, и все готовились поступать в институты, они и будут моими основными конкурентами, когда я поеду летом в Москву.

Одно дело – решать задачки, сидя дома, наедине с самим собой. И совсем другое – делать то же самое на глазах других.

Это будет совсем иное испытание – настоящая проверка в реальной «боевой обстановке». Пришел момент попробовать свои силы.

Для моральной поддержки я позвал с собой Игоря. Он в математике и физике был не силен, так как готовился поступать на филологический, но по дружбе пошел со мной.

Сами олимпиады не были для меня новинкой. В первой математической олимпиаде я участвовал еще в школе, в то время это было обычное дело. Но тогда я только начал увлекаться математикой, но это еще не стало страстью. Первая победа пришла позже, в техникуме.

Каждый год в Горловке проводили городские олимпиады по математике и физике среди учащихся техникумов, отдельно от школьных. Считалось, что техникумовский уровень ниже школьного. На той межтехникумовской городской олимпиаде я победил. Сначала по математике, а потом и по физике. Первая победа меня очень окрылила. Наверное, именно после нее и появился вкус к успеху и хорошей учебе.

Любому юноше важно уловить, в чем его конек. Нужно почувствовать, где и что ты можешь делать лучше других. Как только ты понимаешь, что победы приходят тут, то сразу начинаешь копать еще глубже.

Первый успех придал уверенности, но это была победа среди учащихся техникумов. Учеников школ там не было, и трудно было понять, чего он стоил, тот успех. И вот через два года такой шанс впервые выпал.

Выездную олимпиаду МФТИ организовывал один из студентов Физтеха. Тогда была традиция: студенты, приезжая на зимние каникулы в свой город, должны были заодно провести там олимпиаду, собрав по возможности лучших школьников города. Это была своего рода и реклама Физтеха, и попытка отобрать лучших из лучших.

Олимпиадные задачи не были похожи на типовые школьные задания, они всегда были нестандартные и походили именно на задачи вступительных экзаменов. Они были необычны, но вполне посильны. Нужно было лишь проявить смекалку, чуточку нетривиального мышления. Именно таких студентов искал Физтех.

– Из какой вы школы? – спросили меня на входе в аудиторию, где проходила олимпиада.

– Я из машиностроительного техникума, – ответил я.

Высокий парень в очках, студент факультета аэромеханики и летательной техники МФТИ, который приехал в родную Горловку проводить олимпиаду, удивленно поднял на меня глаза. Все школьники, находившиеся в зале, тоже повернулись в мою сторону. Такое было впервые, чтобы учащийся техникума пришел поучаствовать в школьной олимпиаде наравне с десятиклассниками.

Да еще и не в простой, а в физтеховской.

После короткой дискуссии – а может ли вообще выпускник техникума поступать в МФТИ – мы со студентом Физтеха прояснили: да, в принципе – может.

Мне дали лист с задачками, как и всем, и объявили, что время пошло.

На решение задач отводилось два часа. Я справился быстрее и одним из первых сдал работу. Игорь для вида боролся с задачами, но честно признался, почти ничего решить не смог, все-таки олимпиадные задачи требовали специальной и длительной подготовки. А я к тому моменту уже был хорошо подготовлен: дали о себе знать и упорная самостоятельная работа, и помощь репетитора.

А на следующий день, когда нас позвали на подведение итогов, студент Физтеха торжественно объявил:

– Первое место занял учащийся Горловского машиностроительного техникума.

И вручил мне диплом.

Распределение
(Июнь 1984)

Выпускников нашего техникума распределяли по всему Союзу.

Основная специальность, на которой нас учили называлась «Энергетическое машиностроение». Это предполагало довольное глубокое изучение основ металлургии и металлообработки, от мартеновских печей до токарных и фрезерных станков. Наш курс обучался суперновому тогда направлению – станкам с ЧПУ (числовым программным управлением), там уже применялись первые ЭВМ. Они были еще на перфокартах, но для них уже преподавались основы программирования. В техникумовскую мастерскую привезли первый станок-робот, который должен был работать без человека.

В общем, уровень подготовки в простом машиностроительном техникуме в шахтерском городе был довольно высоким, и спрос на выпускников – соответствующим. Заявки были из различных городов огромного Советского Союза. Так было не только у нас, по этому принципу работала вся система среднего специального образования в стране.

К концу учебы в техникуме ты должен был решить, куда идти работать дальше. Это были твои обязанность и право одновременно.

Обязанность – работать по той специальности, на которую учился. И право – в зависимости от успехов в учебе выбрать место работы для дальнейшего распределения.

По уровню «престижности» в том году была следующая градация. На первом месте стоял Ленинград, точнее машиностроительный завод под Ленинградом, в Колпино. Это было самое завидное место работы, и лучшие из учащихся старались попасть именно туда. На наш техникум в Колпино в том году было выделено шесть или семь мест. Далее шли Подмосковные Серпухов и Подольск, оттуда было три или четыре заявки. Потом – волгодонский «Атоммаш» и только за этими крупными и далекими городами следовал донецкий «Точмаш» и наш горловский «Машзавод». Заявок из дальних городов было много, и более половины учащихся выбирали уехать подальше. Все отличники, заканчивавшие техникум с красным дипломом, стремились в дальние города.

Никто не хотел оставаться дома.

Так было принято в советское время, что молодой человек должен передвигаться по стране. Всеобщее перемещение молодых кадров было нормой системы. Ты получал распределение и после окончания учебы приезжал туда работать. Тебе выделяли место в общежитии, где и начиналась твоя новая трудовая жизнь.

Дальше все зависело от тебя.

Если ты вписывался в коллектив и работу, то ты укоренялся на новом месте. Двигался там по служебной и профессиональной лестнице, вставал в очередь на квартиру и стремился к другим местным благам.

С годами логика продвижения и передвижения менялась. Кто-то мог жениться, выйти замуж и по семейным обстоятельствам поменять работу. Кому-то работа не нравилась, он искал новую. Но в подавляющем большинстве случаев именно место, куда тебя распределили, становилось твоей основной работой. То есть, по сути, ты выбирал место, где продолжится твоя жизнь. Поэтому к такому выбору все относились очень серьезно, и за хорошие места всегда была конкуренция.

К четвертому курсу техникума я был одним из лучших учащихся и шел на красный диплом, где в длинном списке отметок были только пятерки. С таким дипломом я, естественно, мог выбрать любое из предлагаемых мест. И по логике нужно было выбирать Ленинград. Но я уже окончательно решил для себя, что буду поступать на Физтех. Мне не хотелось забирать у ребят, однокурсников, это дефицитное «ленинградское» место, оно бы «прогорело», если бы я поступил в МФТИ и им не воспользовался. Поэтому я выбрал второе по «престижности» место – город Серпухов, его я воспринимал как страховочное, куда пришлось бы распределиться, если бы я так и не поступил на Физтех.

Само поступление в институт после техникума не было свободным делом. Такое право тебе давал только красный диплом, и то не в любой вуз. Чтобы поступать в институт по иной направленности, чем был твой техникум, в красном дипломе количество пятерок должно было сильно превышать количество четверок. Советские правила тут были жесткими. Если ты хочешь иметь право на выбор, право все поменять в своей жизни – будь лучшим.

Я шел на 100 %-ный красный диплом, и такое право у меня было.