Текст книги "Пожинатель горя"

Он говорил абсолютно спокойно, но именно это холодное спокойствие сламывало всякое желание перечить ему. Здоровый, уверенный в своих силах мужик. Волкодав. Зверь.

– Никаких секретов, – отмахнулся я. – Меня наняла администрация торгового дома для поиска убийц их охранников.

– А нам типа не доверяют, – хмыкнул Вершинин. – Чует кошка, чью сметану слизала. Раз там поработал кто-то из своих, им лишней шумихи не надо. Если бы не трупы, вовсе бы дело замяли, знаю я этих фирмачей. А частный сыщик… что ж… пусть покопает… станет невыгодно – отзовем. Деньги в зубы, сиди и помалкивай. Или я не прав?

Еще как прав. И это везде, не только в частном сыске. Скелеты, выпадающие из шкафов по вине слишком рьяного работника, становятся его же головной болью.

Тут Вершинин подумал, что слегка перегнул палку, забрался во внутренний карман короткой кожаной куртки, немногим поновее, чем моя, достал маленькую фляжку, глотнул, протянул мне:

– Приложись. После стресса не повредит, считай, что ты заново родился.

– Что там?

– Коньяк. Дагестанский. Лично оттуда пару ящиков привез после недавней заварушки. И несколько гробов в придачу, – добавил он буднично.

– Спасибо, я воздержусь, – сухо поблагодарил я.

– Ну, коли так, вернемся к нашим баранам. В первом случае я тебе, допустим, поверил. А почему притащился сюда?

– Вы же все слышали, – напомнил я.

– Будешь заливать, что тебя направил покойник?

– Вчера он еще не был покойником.

– И ты с ним встречался?

– Да. Он знал о готовившемся налете и хотел продать эту информацию моему клиенту. Я выступал только посредником. Но поговорить не успел. Несчастный случай произошел на моих глазах. Можете справиться у врачей со скорой помощи.

– Уже, – кивнул Вершинин. – Они подтвердили, что ты присутствовал на месте, но не более. Зачем выгораживаешь девчонку и где она сейчас?

Я не знал ни подполковника, ни его планов, а ощущение, что он сдает крапленые карты, не ослабевало.

– Где она, я не знаю, – твердо ответил я. – Мы виделись всего один раз прошлой ночью, но мне удалось разговорить ее. Мне стало известно, что ее брат состоит в банде Клоуна. Она проболталась мне, где они жили до побега. Когда я узнал, что «Миллениум» подвергся нападению, я понял, чьих рук это дело. И испугался за девочку. Она могла догадаться о том же самом, да ко всему прочему несколько раз видела Клоуна, а свидетелей он не оставляет. Я пришел сюда…

– Остальное я знаю, – оборвал меня сотрудник РУБОПа. Маленькая деталь – каким образом я открыл дверь квартиры – к счастью, ускользнула от него. Вполне возможно, что Вершинин полагал, что я такой же опытный взломщик, как и он. – Николину надо найти прежде, чем это сделает Клоун. Есть какие-нибудь предположения, где она может скрываться?

Я помотал головой.

– Дерьмово, – сплюнул на пол подполковник. – Остается положиться на авось. Ты небось ломаешь голову, почему здесь оказался я? Обязательно отвечу. Мне важно, чтобы ты, сыщик, доверял мне полностью. Если это дело кто и вытянет, то лишь мы с тобой. Слышишь, вдвоем. Я и ты. И лишних людей нам не нужно.

До сих пор я не задумывался, почему Вершинин оказался в нужное время в нужном месте, что он мог знать об этой коммуналке, если никогда не встречался ни с Николаем, ни с его сестрой, а его последнее признание вовсе поразило меня. Офицер РУБОПа сам предлагает мне сотрудничество и в своем расследовании надеется больше не на своих коллег, с которыми нюхнул всякого, а на частную ищейку, которую видит впервые. Бритоголовый явно вел нечистую игру.

– Дело, значит, обстоит так. Мы, – ткнул себя в грудь, – ничего про этого Клоуна не знали. Ни кликухи, ни внешности, ни лежбища. Единственное – что он полностью отмороженный и не в ладах с головой. Дружки соответственно такие же. Я заявил, что нам все о банде известно, лишь для того, чтобы успокоить общественность. Иначе журналюги, как обычно, подняли бы шумиху, что мы работать не умеем или, того хлеще, действуем в сговоре с преступниками. Правда, кое-какие наработки у нас имелись. Ну, во-первых, почерк убийц. Черные предпочитают резать глотки, а этот – рты. Теперь ясно с чего – детские комплексы и прочая дребедень, психиатры найдут, о чем здесь потрепаться. Далее – жесткая дисциплина внутри группировки, действуют уже год, – и не попались. А это подразумевает наличие сильного лидера. Третье – вряд ли были судимы. У воров нет на них выхода, а Клоун со товарищи перешли им дорожку не раз. И последнее, объясняющее, как я здесь оказался. Три месяца назад их чуть не взяли при налете на ночной магазин. Парни были в масках, положили охранника, продавщицу, само собой с красным смехом во весь рот, выходить стали и нарвались на ППС. Возникла перестрелка, первого мента убили, второго ранили, но и он успел завалить одного парня. Личность установили – бывший детдомовец. Вскоре аналогичный случай: стрельба в ресторане, убит вор в законе, при попытке скрыться ворами застрелен один из налетчиков. И тоже детдомовский. Еще случай – в лесополосе обнаружен обезображенный труп. Но опознать все-таки смогли. Выпускник того же самого детдома. И самое главное – все они раньше были знакомы. Было решено отрабатывать каждого из тех, кто воспитывался там. План казался беспроигрышным, но чтобы воплотить его в жизнь, нужно время, его, как всегда, нет. Наконец подобрались к Николину, а он возьми и окочурься. Как только сообщили из больницы, я заявился сюда, чтобы взять в оборот сестру – уверен, она не могла не знать о делах брата. И вот результат.

Подполковник еще раз приложился к фляжке, убрал ее в карман.

– У нас еще есть сосед, – подал голос я.

– Пойдем навестим его, – согласился Вершинин. – Повезет, застанем живым.

Дверь оказалась открыта. В комнате без обоев, без занавесок и почти без мебели стояла вонь общественного сортира. Хозяин, решивший не тратить драгоценное время на посещение уборной, справлял большую и малую нужду прямо здесь. Он валялся на брошенном на пол матрасе в разодранной тельняшке и заскорузлых штанах без признаков жизни. И все-таки был жив – худая впалая грудь еле заметно приподнималась в такт пьяному дыханию. Я побрезговал прикасаться к нему рукой – это было равносильно добровольному погружению в выгребную яму. Подполковник вышел из этого затруднительного положения, пнув тело ногой. Тело, всколыхнув застоявшуюся вонь дозой новых удушающих миазмов, перевалилось на другой бок.

– Дохлый номер, – зло сплюнул Вершинин, огляделся по сторонам; взгляд его наткнулся на переполненное ведро, служившее здешнему обитателю ночным горшком. – Ему не впервой, авось не учует, – прибавил находчивый офицер и вылил содержимое на бесчувственное тело.

Зажав ладонью нос, я шарахнулся в коридор и наблюдал уже оттуда. Рубоповец, стоически вытерпев новый всплеск поганого аромата, приступил к допросу пришедшего в сознание свидетеля.

– Вставай, гегемон, базар типа имеется. Что, обезножел? Неделю уже не поднимаешься? А кто же водку тебе носит? Что? Люди добрые? А меня как раз один из них и интересует. Да, последний. Кличут-то его как? Ага, не назвался. Аноним, стало быть. Подлинное милосердие, оно всегда такое, без имени, без прописки. И давно он у тебя поселился? Что-то с памятью моей стало? Тужься, тужься. Да не в том месте. Вспоминай, я тебе говорю. Эх, пустое. Ладно, отдыхай дальше.

И тело благополучно погрузилось в прежнее забытье.

– Вещи, – заметил я с порога. – У Клоуна могли здесь остаться какие-то вещи. Ко мне он вышел в одной толстовке, а пока прохладно.

– Хвалю, сыщик, – одобрительно кивнул Вершинин. И в следующую минуту уже демонстрировал мне утепленную джинсовую куртку. – Его, как ты думаешь?

– Ну не его же. – Я указал на отключившегося соседа.

– Тяжелая, – отреагировал подполковник, держа куртку на весу. – Кирпичей он в нее, что ли, натолкал?

Наружные карманы оказались пусты, но унывать было рано. Вершинин отстегнул подкладку и запустил руку в глубокий внутренний карман.

– Есть! – выкрикнул он, извлекая на свет божий массивный, потемневший от времени подсвечник.

– Не удивлюсь, если антиквариат, – приблизившись, сказал я. – А вообще-то такие вопросы к специалистам.

Мы стояли под единственной, тускло мерцающей лампочкой и вертели в руках странную находку.

– Стоп! – возбужденно прервал мои мысли Вершинин, разглядывая основание подсвечника. – Видишь эти коричневые мазки? Что это, по-твоему?

Я присмотрелся к бурым пятнышкам. Так могла выглядеть засохшая грязь. Или… засохшая кровь.

Расследование набирает обороты

Действо седьмое
Галкин клиента теряет и…

Сегодня я пробудился не от кошмарного кошачьего ора, доносящегося с улицы, гораздо невыносимей оказалось присутствие в стенах моего офиса царственного красавца Тимошечки. Эта спасенная накануне неблагодарная особь с утра пораньше принялась кусать мои пятки, тем самым изъявляя желание жрать. Он не вопил, вторя своим братьям и сестрам, но действовал настойчиво и агрессивно. Постанывая и ругаясь, я встал (от лежания на жесткой крышке письменного стола тело занемело, превратившись в деревянную колоду), вскрыл банку рыбных консервов и накормил страждущего. Кильку кот спорол подчистую, сразу же подобрел, благодарственно замурлыкал и, что самое главное, успокоился. Я был готов приступать к текущим делам.

Настя все еще спала на раскладушке, тихо посапывая во сне. Я решил ее не будить, достал из сейфа деловой справочник, нашел телефон коммерческой фирмы, специализирующейся на ритуальных услугах, позвонил и сделал заказ. Катафалк к моргу, самый дешевый гроб, венков и оркестра не надо. Это были непредвиденные траты, и они съели у меня остатки гонорара. Меня попросили подъехать в их офис со справкой о смерти Николая, чтобы заполнить необходимые бумаги и заплатить за услуги. Я поинтересовался, не могут ли они решить вопрос с погребением. Разумеется, но за отдельную плату. Если у меня сейчас нет необходимой суммы, со мной будет составлен договор, по которому я обязуюсь перевести деньги на их счет позже и, само собой, с процентами. Смерть в кредит. Я согласился.

Сполоснувшись холодной водой из-под крана, я надел неизменные джинсы, фланелевую рубашку, упаковался в кожаную куртку, впрыгнул в массивные кроссовки-говнодавы и шагнул к выходу. Напоследок взглянул на спящую девочку. Недавно я считал, что во мне не осталось положительных эмоций, а здесь вдруг испытал неожиданный прилив почти позабытых нежности, жалости и чего-то еще, в чем не хотелось признаваться даже себе. Положение спас телефонный звонок.

– Галкин, это вы? – заревел в трубке пьяный бас Виктора Евгеньевича Ланенского. – Немедленно приезжайте сюда, слышите? Адрес вы знаете, я у Инги.

– А что стряслось? – спросил я грубо.

– Будто не знаете! – зарычал управляющий «Миллениума». – Она сбежала с ним, с моим сыном! Найдите их! Верните мне ее во что бы то ни стало! Внакладе не останетесь, я заплачу любые деньги!

Одно дело – разыскивать преступников, совсем другое – сбежавших проституток. Последнее вполне может подождать. Более того – клиент мертвецки пьян.

– Освобожусь, буду, – бесцеремонно ответил я и повесил трубку.

Тут же телефон зазвонил опять. Но я уже вышел.

В фирме ритуальных услуг я пробыл минут сорок. В карманах вновь стал гулять ветер, однако я не отчаивался. Ланенский-старший был готов раскошелиться в обмен на определенную услугу. Пользуясь его невменяемым состоянием, надо попытаться вытянуть из него как можно больше. С этими мыслями я вошел в высотный дом на откосе.

Долго звонил и грохал в железную дверь. Никакого результата. Конечно, Ланенский добавил еще и вырубился. Протрезвеет и не вспомнит о своем пьяном истеричном звонке. Сунув руки в карманы куртки, я развернулся и пошел к лифту. Стоп! Что это звякнуло там? Точно, ключ на брелке. Свои я ношу в джинсах, а этот…

Припоминается невообразимо долгий вчерашний день и мой визит сюда. Флирт с Ингой, появление генерального директора, прокручиваем дальше – мы с Владиславом врываемся в квартиру, он оставляет ключ в замочной скважине, я без долгих раздумий присваиваю его. Кто бы подумал, что теперь он пригодится? Дверь открылась с пол-оборота, значит, была не заперта, а лишь захлопнута, Виктор Евгеньевич, ау! Никто не отозвался.

Я заглянул на кухню, в комнату. Здесь бардак, который может создать очень пьяный человек, натыкаясь на мебель. Журнальный столик перевернут, расколотая ваза с искусственными цветами валяется на полу в россыпи окурков, кресло, в котором я сидел вчера, прожжено в нескольких местах и тихонечко тлеет. Две опорожненные бутылки из-под виски «Блэк Джек», стакана не видно, получается, Ланенский хлебал дорогущий продукт прямо из горла, как какой-нибудь пропойца – дешевую бормотуху. На ворсистом паласе аккуратно разложены фотографии в рамках, снятые со стен. Я собрал их, еще раз вгляделся в кукольное личико разбивательницы мужских сердец. Ничего, кроме отвращения, не почувствовал. Вот только почему стекло влажное? Не удивлюсь, если отвергнутый любовник орошал изображение своей дамы сердца горючими слезами. Кровать не была разобрана, если Виктор Евгеньевич и спал, то поверх покрывала. Для меня это привычно, но для такого туза… Впрочем, он мог наклюкаться до чертиков еще вчера, отключиться, а сегодня продолжить. Хотя… За кроватью, на полу, я обнаружил скомканный костюм управляющего торгового дома. Здесь же валялись белая сорочка и галстук. Я вернулся в прихожую и увидел то, что и ожидал: начищенные богатырского размера полуботинки. Ланенский или имел в квартире Инги другую одежду, или – ха-ха! – ушел в исподнем, или… не уходил вовсе.

Меня стала пробирать противная дрожь. Окна наглухо закрыты, единственная комната, прихожая, кухня, где нет никого, остается совмещенный санузел. Дверь в него оказалась заперта снаружи на шпингалет. Туда-то он точно не мог попасть. А что это там шумит? Забыл завернуть водопроводный кран? Я открыл дверь и отшатнулся. На белом плиточном полу в луже густой крови лежала огромная жирная туша в одних трусах, схожая по комплекции с генеральным директором и все же ему не принадлежащая. Подавляя тошноту, всмотрелся в широкое розовое лицо, абсолютно мне незнакомое. Побелеть оно еще не успело, смерть наступила совсем недавно. Нежная, какая-то детская кожа, никогда не знавшая загара. Глаза закатились, рот открыт в последнем ужасном вопле, руки сжимают глубокую рану на горле. Пухлые пальцы обагрены чем-то, по консистенции напоминающим томатную пасту. На щеках мертвеца остались белые мазки, должно быть человек, так страшно закончивший свою жизнь, брился. Рядом с телом валяются окровавленная опасная бритва да позолоченная изогнутая, с шурупами выдранная из двери ручка. Кровью забрызгано все: пол, стены, зеркала. Я повернул кран; еще немного – и розовая вода с ошметками мыльной пены хлынула бы на пол. Раковина засорена, пришлось засучить рукав и освобождать слив. Извлекал со дна жесткие черные волосы и швырял их в унитаз. Кажется, конца не будет этой отвратительной работе. Меня трясло и тошнило, я действовал скорее механически, чем осознанно. До меня уже дошло, что волоски эти – все, что осталось от некогда шикарной бороды Виктора Евгеньевича Ланенского. И что бездыханное недвижимое тело рядом со мной – он сам.

«Неужели и здесь постарался Клоун? – подумал я. – Ведь так зверски лишить человека жизни мог лишь этот сумасшедший отморозок». И все же что-то говорило против такой версии. Почему убийца изменил своей привычке, располосовал горло, а не рот? И как он мог появиться в этой квартире, неужели был знаком с жертвой? Допустим, знаком, а раз так – Ланенский сам спланировал налет на ТД, он и был наводчиком. Ерунда! Зачем ему это нужно? Ведь кроме неприятностей он ничего не получил. Или Клоун приходил к Инге и наткнулся на управляющего?

Самым правильным было уйти из квартиры, как и убийца, захлопнув за собой дверь. Но меня могли видеть люди во дворе, запомнить внешность и описать. В таком случае будет гораздо сложнее доказывать свою невиновность. Ничего не остается, как звонить в милицию и самостоятельно расхлебывать заваренную кашу. И я позвонил.

Сначала прибыла патрульная машина. Молодые рослые парни, труп им был до фени, не им же заниматься дальнейшим расследованием. Очень вежливо они попросили меня протянуть руки и застегнули на моих запястьях стальные браслеты.

– Мы, конечно, верим, что убивал не ты, иначе бы здесь не торчал, – сказали они. – Но извини, такая инструкция.

Я не возражал.

Спустя полчаса приехали люди из убойного отдела. С ними был фотограф, судмедэксперт и даже кинолог с собакой. Два опера, традиционно игравшие роли доброго и злого, препроводили меня на кухню и принялись за допрос. Я честно назвал свои паспортные данные и объяснил, с какой целью заявился к Ланенскому. Да, я частный детектив, да, Ланенский нанял меня для поиска своей любовницы, нет, он не сам открывал мне дверь, потому что уже был мертв и заперт в ванной. Про имевшиеся у меня ключи я промолчал и рассказал, что дверь была лишь прикрыта, что это меня насторожило, я решил войти и т. д. и т. п. Один сосредоточенно записывал мои показания на бумаге, второй непрерывно курил, соря пеплом на пол.

– Спасибо, – сказал первый, закончив писать.

– Лучше признавайся и не отнимай у нас время, – напирал второй, отшвырнув окурок в угол кухни.

– Мне добавить больше нечего, – пожал я плечами. – Опросите соседей напротив, может, заметили, кто был здесь до меня.

– Спасибо, – простодушно среагировал первый.

– Без советчиков обойдемся, – злобно рявкнул второй.

– Куда мне теперь? – осведомился я.

– В камеру, – загоготали они дружно.

Это мы тоже проходили. В отделении меня оформили, изъяли вещи из карманов, заставили снять ремень и вынуть шнурки из обуви. На мою просьбу проводить меня к следователю ответили, что тот на выезде, и когда будет – неизвестно, при упоминании адвоката – недоуменно переглянулись, заверив, что имеют полное право держать меня здесь трое суток. После чего, разумеется, я расколюсь, и мне будет предъявлено обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами.

В камере оказалось трое задержанных с синюшными опойными мордами.

– За что тебя, братан? – сочувственно обратились алкаши ко мне.

Я мило улыбнулся:

– Да так, по мелочи, мужики. Перерезал глотку одному хорошему человеку.

После такого ответа от меня мгновенно отстали. Отныне я был предоставлен самому себе и своим мыслям. Особо глубокие мысли меня не посещали, и я задремал.

Полчаса.

Час.

Два.

Три.

– Галкин, подъем, – разбудил меня конвойный.

Я потер глаза.

– К следователю?

Молчок.

– К адвокату?

Молчок.

– На расстрел?

– Ты еще поумничай.

Мне вернули изъятые у меня вещи в полном соответствии с протоколом и препроводили на выход. От яркого солнца, искрящегося талого снега, струящейся с крыш воды я зажмурился. Какой прекрасный весенний денек, а ты опять, частная ищейка, в полном дерьме! Я уже понял, куда мне направляться дальше. У обочины стоял черный БМВ, принадлежащий, кому бы вы думали, помощнику прокурора Константину Ремизову. Костя предусмотрительно приоткрыл переднюю дверцу, и я сел рядом с ним.

– С освобожденьицем, Женя, – фамильярно обратился он ко мне. По своей давней привычке предложил мне сигареты. «Парламент». Зажигалку. «Зиппо». Коньяк. «Хеннесси». От всего я вежливо отказался.

Блондинистый красавец мужчина не обиделся.

– Все держишь на меня зло, Галкин, – проговорил он приятным глубоким голосом. – Это ты зря. Сколько уж времени прошло. Был бы тогда с нами – жил бы сейчас не хуже меня. В конце концов, наш мэр никого не убивал. А платить всю жизнь за то, что было в прошлом…

– Ты прав, Костя, – ответил я. – За его юношеское слюнтяйство расплачивались другие. А мэр наш действительно ничего, вроде бы даже не связан с криминалом и ворует почти незаметно. Но ведь ты искал со мной встречи совсем не ради этого.

– Правильно, – согласился Ремизов. – Твое дело, то есть дело об убийстве Виктора Евгеньевича Ланенского, взято на контроль городским прокурором, а мне, как его правой руке, поручено возглавить расследование. Я оградил тебя от общения с разной мелкотой вроде следователя и решил пообщаться тет-а-тет. Уверен, это пойдет на пользу и мне и тебе.

Помощник прокурора закурил, заглянул мне в лицо проницательными голубыми глазами. «Он, как и подполковник РУБОПа Вершинин, разыгрывает свою карту», – подумал я.

– Я знаю, что ты выполнял для Ланенского какую-то работу, – заявил Ремизов, сделав лицо бесстрастным и жестким.

Я не ожидал, что у него такая богатая мимика – то белозубый голубоглазый рубаха-парень, то неподкупный, не в меру серьезный слуга закона.

– То, что ты наплел операм из убойного, – чушь. Поиск сбежавшей девки… Может, сейчас дело и обстоит так, но к тому моменту, когда Ланенский нанимал тебя, у них все было на мази. Я считаю, что поручение, которое он тебе дал, как-то связано с налетом на «Миллениум». Иначе и быть не может. Все последние дни Виктор ходил как в воду опущенный, я пытался узнать, в чем дело, но он отмалчивался. Надавливать на него не решался: норов у мужика был – мама не горюй.

– Вы так близко были знакомы? – спросил я, впрочем не удивившись. В прошлом следователь городской прокуратуры, а ныне помощник прокурора якшался со многими богатенькими Буратино.

Надменная улыбка тронула губы Ремизова.

– Наши отношения были исключительно деловыми, – важно ответил Костя. – Хозяйка «Миллениума» – Друзина, а точнее – ее муженек, но управлял торговым домом Ланенский. Деньги там крутятся, нам и не снились, желающих урвать долю, махонький процентик с оборота, больше чем достаточно. Банально говоря, рэкетиров хватало. И не мальчиков в кожанках, а вполне серьезных дядечек при официальной власти. Неужели ты поверил, что противостоять им мог этот спивающийся полковник со своей службой охраны – хиляками и желторотиками? Их дело десятое – пьяного из павильонов вывести или мелкого воришку задержать. С самого основания «Миллениуму» нужна была реальная крыша. И не бандитская, потому что время этих ребят, к счастью, кончилось. Теперь ты понял, Евгений, я и есть представитель этой крыши, а кто самый главный, тебе лучше не знать. И те отморозки, которые совершили налет, перешли дорожку не только чете Друзиных и Ланенскому, но еще и нам. И мы обязаны найти их во что бы то ни стало, иначе доверия к нам никакого.

– А если вы облажаетесь? – спросил я. – Кто займет ваше место?

Ремизов не ответил, и я этому нисколько не удивился.

– Только позавчера Ланенский обратился ко мне, – продолжал рассказывать Константин. – Попросил порекомендовать какого-нибудь частного сыщика для личного дела. Если бы на него напрямую наехали, он бы стал искать помощи у нас. А так… дело явно попахивало шантажом, и он подозревал, что тут задействован кто-то из его близких. Поэтому решил довериться не крыше, а постороннему человеку. Я порекомендовал тебя.

– Спасибо за услугу, – с сарказмом отозвался я. – Но почему именно меня?

– Я видел тебя в деле, – без ехидства ответил Ремизов. – Ты специализируешься на подобных семейных делах, умеешь располагать к себе людей. Хотя подобрать ключик к такому, как Ланенский, было невероятно сложно. Поэтому у меня к тебе сейчас деловое и взаимовыгодное предложение. Ты честно сообщаешь мне, для чего тебя нанимали, и идешь на все четыре стороны. Даже с небольшой компенсацией за потраченное время и нервы.

Я молчал, посматривая в окно. Некоторые девицы, почуяв весну, стали оголяться, надев мини-юбки. Кожаные братки, сняв традиционные норковые шапки, улюлюкали им вслед и отпускали скабрезные шутки. Все шло своим чередом.

– Почему не спрашиваешь, что будет, если откажешься? – отвлек меня помощник прокурора.

– Догадываюсь. – Я обернулся к нему. – Меня отправят обратно в камеру и будут колоть на убийство.

Костя кивнул, расплывшись в фальшивой улыбке. Я помялся только для вида, твердо уяснив для себя, что правды не открою. Хватит. Я им никому не верю.

– Ну что ж, – приступил я. – Рад был бы помочь тебе, да нечем. Ланенский действительно встречался со мной, рассказал про телефонного шантажиста. С него требовали деньги в обмен на важную для него информацию. Но какую, не говорили. Я отправился на встречу с этим неизвестным. Увы, результата не было. Он, видимо почуяв что-то неладное, не явился. Вчера утром я узнал, что произошло в «Миллениуме». Скорее всего, звонки и налет были связаны между собой. А сегодня Ланенский вновь вышел со мной на связь и потребовал найти его любовницу. Я в свою очередь нашел его труп.

Я завершил свой рассказ, не упомянув ни Клоуна, ни Настю, ни прочих персонажей разыгравшейся драмы. И остался собой очень доволен. Ремизову тоже придраться было не к чему.

– Что ж, ступай, – довольно легко сдался он, однако забыв о выплате обещанной компенсации.