Текст книги "Чикатило. Зверь в клетке"

Часть III

1992 год

Чикатило сидел на нарах в своей камере и задумчиво смотрел на зарешеченную лампочку, словно снова увидел там петлю. За дверью, где-то вдалеке, раздался лязг железа, шаги. Они приближались.

Чикатило перевел взгляд на дверь, скривил лицо в наигранном безумии. В двери открылось окошечко. Чикатило подскочил к нему. Невидимый охранник выставил миску с баландой. Чикатило сменил оскал безумца на блаженную улыбку, взял миску, заглянул в окошечко, просюсюкал:

– Спасибо, ангел.

– Все под дурика косишь? – усмехнулся оттуда охранник. – Зря стараешься, тварь. Не поверят.

– Спасибо, ангел, – продолжая улыбаться, повторил Чикатило.

Окошко закрылось. Чикатило вернулся на нары. Он снова выглядел абсолютно вменяемым и, задумавшись, принялся за еду.

Суд продолжился на следующий день. Чикатило завели в зал практически одновременно с привычной уже для всех фразой:

– Встать, суд идет!

Судьи заняли свои места, люди в зале сели. Стоять остался один Чикатило.

– Подсудимый, сядьте, – окликнул его судья.

– Я хочу сделать заявление, – сказал Чикатило.

– Подсудимый… – начал было судья, но Чикатило его не слушал.

– Я отказываюсь от признательных показаний, – заговорил он, стараясь произносить слова как можно более четко. – Я никого не убивал. Все, что я рассказывал на допросах, – неправда.

По рядам пробежал шум, люди завертели головами, переглядываясь в недоумении. Судья постучал ладонью по столу, призывая к тишине.

– Меня подговорили агенты КГБ, – продолжал Чикатило.

– Протестую, товарищ судья! – прогудел прокурор. – Есть видеозаписи показаний, на которых ясно видно, что гражданин Чикатило свидетельствует против себя по доброй воле, без принуждения.

– Это агенты КГБ меня подговорили! – закричал Чикатило. – Они держали меня на наркотиках. Подкладывали мне в карманы бумажки и схемы, чтобы я не запутался, когда буду себя оговаривать.

Шум в зале нарастал. Судьи совещались вполголоса, даже охранники выглядели растерянно. И никто не обратил внимания на парня в последнем ряду. Это был худощавый, светловолосый молодой человек с коротко подстриженными усами. В отличие от других, он не кричал, не возмущался, а только сжимал кулаки, внимательно глядя на Чикатило.

– Я никого не убивал! – орал тот, входя в раж. – Я больной человек. Меня заставили себя оговорить! Это все неправда!

* * *

Группа прибыла в пригород Ростова на осмотр места преступления спустя час после звонка с автостанции – именно туда прибежал напуганный пенсионер с собакой, которая притащила ему из кустов окровавленную детскую рубашку.

Эксперты работали с телом, делали фотографии, брали образцы, осматривали окрестности. Чуть в стороне стояли Липягин, Горюнов и Витвицкий. Липягин курил, хмурился, дергал уголком рта.

– Ну что, коллеги, какие будут соображения? – мрачно спросил Горюнов.

– Да какие тут соображения… – Липягин затянулся, выпустил дым. – Все ж ясно как божий день. Тот же почерк. – Майор отшвырнул окурок, сердито посмотрел на Витвицкого. – Если только вон капитану опять что-нибудь не пригрезится.

– Капитану не грезится, – голосом профессионального зануды сказал Витвицкий. – Я опираюсь на факты.

Липягин не ответил, только махнул рукой. Горюнов с интересом посмотрел на Витвицкого.

– Что вы на меня так смотрите, Олег Николаевич? Я считаю, что в отличие от батайских убийств это – наше, – сказал Витвицкий. – И для подобных утверждений у меня есть все основания.

– Ух ты! Считает он. Счетовод… – пробормотал Липягин.

Витвицкий услышал, вскипел, готовый ответить, но не успел – вмешался Горюнов.

– Да хватит вам. Успокойтесь оба. Без ваших истерик голова кругом.

Липягин полез за новой сигаретой, спросил у Горюнова, меняя тему:

– Олег, а что московское руководство не с нами?

– Московское руководство в поля не ездит, оно ждет подробного отчета, выводов и предложений, – зло усмехнувшись, ответил тот. – Дай сигаретку.

* * *

Брагин стоял у окна и смотрел вдаль с видом заправского рулевого. Вот только дело не выруливалось.

– У мальчика выколоты глаза, множественные ножевые ранения груди и брюшной полости, отрезан член, также имеются следы сексуального насилия, – бубнил за спиной Горюнов. – По характеру повреждений можно уверенно говорить о том, что это наш убийца. Жертва пока не опознана.

Майор замолчал, посмотрел на начальство. Сидящие за столом Липягин, Витвицкий и устроившийся в стороне от них Ковалев тоже глядели на Брагина. Тот все стоял у окна, словно бронзовая статуя.

Горюнов прокашлялся, пытаясь привлечь внимание. Ковалев, глядя на это, криво ухмыльнулся.

– Плохо, товарищи офицеры, – снизошел до ответа Брагин, так и не удосужившись повернуться.

– Да уж чего хорошего, – усмехнулся Липягин.

Почуяв насмешку, полковник обернулся и испепеляюще поглядел на майора.

– Я не давал вам слова, товарищ майор, – процедил он сквозь зубы. – Если есть что сказать по существу дела, обращайтесь по форме, как положено. В обратном случае молчите. Предупреждаю последний раз. В следующий – получите взыскание.

Брагин отлепился наконец от окна, прошел к столу, уселся в кресло и обвел сотрудников тяжелым взглядом.

– У вас количество убийств растет как снежный ком, а вы ничего не делаете. Баклуши бьете! В то время как в стране объявлена перестройка.

Тяжелый взгляд Брагина снова прошел по лицам сотрудников, будто полковник выбирал жертву, и остановился на недовольно поджавшем губы Витвицком:

– Вот вы, товарищ капитан, знаете, что такое перестройка? – пророкотал полковник, определившись, на ком сорвать зло.

Витвицкий молча глядел в стол.

– А Михаил Сергеевич четко сказал: каждый на своем месте должен делать свое дело добросовестно и честно, вот и вся перестройка, – оседлал свой конек Брагин. – Свое дело делать честно – главная перестройка! А вы даже труп опознать не можете!

В кабинете стояла звенящая тишина.

– Меня назначили руководителем группы. От нас ждут результат. А чтобы был результат, нужно «новое мышление»! – рокотал в тишине Брагин. – Учитесь работать по-новому, товарищи. Я жду от вас предложений.

– Виктор Петрович, у капитана Витвицкого есть соображения, – подал голос Ковалев.

– Я слушаю. – Полковник снова повернулся к капитану, и взгляд, которым он одарил Виталия Иннокентьевича, не предвещал ничего хорошего.

Капитан угрозы, видимо, не ощутил, послушно открыл блокнот:

– Мне кажется, мы совершаем ошибку, товарищ полковник. Убийства в Батайске необходимо выделить в отдельное производство. Я подготовил тезисы, которые неопровержимо доказывают, что убийства в Батайске…

– Вы опять? – грубо прервал Брагин. – Я для кого сейчас распинался, товарищ капитан? Если у вас много времени, то у меня нет лишнего, чтобы тратить его на ваши фантазии.

Витвицкий в раздражении стиснув зубы, нервно постукивал ручкой по странице блокнота.

– Начинайте уже работать, а не болтать!

Капитан оторвал взгляд от блокнота и прямо посмотрел в глаза Брагину.

– Простите, товарищ полковник, но это не я трачу время на болтовню, – звенящим от злости голосом проговорил Витвицкий.

Полковник побагровел от такой наглости.

– Тормози, капитан, – негромко осадил Горюнов, видя приближение непоправимого.

Но Витвицкий уже ничего не слышал; его долго копившееся раздражение достигло точки кипения:

– Мало говорить о новом мышлении. Чтобы оно появилось, надо хотя бы попытаться мыслить иначе. А кое-кто этого боится.

Брагин зло оглядел коллег, краем глаза заметив ухмылку Липягина.

– Покиньте кабинет, товарищ капитан, – процедил полковник сквозь зубы. – Вопрос о вашей профпригодности я оставляю открытым.

– А это сколько угодно, – выпалил Витвицкий, поднялся из-за стола, взял блокнот и вышел, хлопнув дверью.

Брагин снова пробежал взглядом по лицам офицеров.

– Что у вас здесь происходит, Александр Семенович? – Зло накинулся он на Ковалева.

– Почему у нас? – Спокойно пожал плечами тот. – Виталий Иннокентьевич ваш – московский, мне не подчиняется. Не я его сюда вызвал, не я привлек к делу. Это сделал ваш предшественник, Виктор Петрович.

– Кесаев его сюда притащил, а я его отсюда вышвырну, – пригрозил Брагин.

– Не стану вам в этом препятствовать, – с издевательским спокойствием отозвался Ковалев.

* * *

Гаражи, где-то кустарно крашенные в неряшливый зеленый цвет, где-то рыжие от ржавчины, тянулись железными рядами до самого пустыря. Члены гаражного кооператива на пустырь не ходили. Да что автолюбители – здешний сторож сюда не захаживал. Поэтому, если бы кто-то увидел за гаражами бежевый жигуленок, наверняка удивился бы.

Костя Черемушкин потому и выбрал это место: знал, что никто не потревожит. Он сидел на водительском месте и страстно целовался с девушкой, устроившейся рядом на пассажирском сиденье, покрытом, как и водительское, модным чехлом из овечьей шкуры.

Девушка была совсем юная, почти девочка, чем и взбудоражила его. Как ее звали, Костя уже не помнил, да это и не было важно. Несмотря на юный возраст, целовалась она по-взрослому. Ловкий язычок девчонки выделывал такое, чему позавидовала бы взрослая шалава.

Между тем дыхание девушки сделалось тяжелым. Распалившийся Черемушкин принял это за призыв переходить к действию. Рука его ловко нырнула девчонке под юбку, туда, где уже должно было стать жарко и влажно.

Девушка вдруг плотно сдвинула ноги и резко отстранилась. Черемушкин по инерции продолжал целовать ее, вместе с тем пытаясь протиснуть руку между ног. Но страсть уже улетучилась. Девушка, чуть было снова не поддавшись напору, оттолкнула возбудившегося мужчину.

– Не надо.

Все это было похоже на игру, и Черемушкин решил поддержать ее.

– Почему, красивая? Ты же хочешь, я вижу.

– Не надо, – повторила она, на этот раз настолько твердо, что стало понятно – она не играет.

На Черемушкина это «не надо» обрушилось ледяным душем.

– У меня никогда еще не было… ну это… – Девушка смущенно опустила взгляд, будто только что не целовалась с ним со страстью актрисы из французского кино.

– Все когда-то бывает в первый раз, – обронил Костя и снова притянул ее к себе, целуя губы, шею.

Девушка снова попыталась противиться, но это было уже невозможно. Осыпая ее влажными поцелуями, Черемушкин прикусил мочку уха с маленькой золотой сережкой. Рука его снова устремилась под юбку.

– Я не хочу так… – Девушка тщетно пыталась отстраниться, вывернуться. – Не так… Нет.

Она с силой отпихнула Черемушкина, но тот, распалившись донельзя, уже не собирался сдаваться. Он резко схватил ее за волосы, наклонил голову девушки и посмотрел ей в глаза:

– Ты что, сучка, динамо крутить решила? Со мной это не пройдет, – голос прозвучал тихо, хрипло и оттого страшно.

Черемушкин свободной рукой расстегнул штаны. По-прежнему держа девушку за волосы, наклонил ее голову к расстегнутой ширинке.

– Что смотришь? В рот бери.

Это тоже прозвучало пугающе негромко. Девушка чуть отстранилась. В глазах мужчины было что-то такое, от чего кровь застыла в жилах. Глядя на него завороженно, как кролик на удава, девушка медленно запустила руку в расстегнутую ширинку, нащупала член и принялась медленно гладить его.

Сопротивление было сломлено. Черемушкин откинул голову на подголовник и прикрыл глаза.

В этот момент девчонка сделала то, чего никак не должна была делать: с силой стиснула пальцы, крутанула. Костя взвыл от боли. Девушка резко дернула ручку двери и спиной вперед вывалилась из машины.

Упала на отсыпанную гравием землю, подскочила и бросилась бежать.

– Вот сука! – процедил Черемушкин.

Мелкая дрянь испортила все удовольствие, что, впрочем, не отменяло развлечения. Быстро застегнув ширинку, Константин выскочил из машины. На ходу поправляя штаны, бросился за девчонкой, оставив машину открытой.

Девушка, плача и подвывая, бежала вдоль гаражей, оглядываясь на бегу. В какое-то мгновение показалось, что удалось сбежать, но в этот самый момент из-за дальних гаражей появился Костя. Веселый, милый парень, в одно мгновение превратившийся в страшного зверя.

Увидев его, она споткнулась, упала, но тут же вскочила и побежала дальше, уже не оглядываясь. Мужчина – она это точно знала – бежал теперь за ней, не отставая, а может, и нагоняя.

Надо было мчаться как можно быстрее, только выбежать отсюда, только добежать до места, где есть люди, хоть какие-то: плохие, хорошие, равнодушные, готовые помочь – не важно. Главное, чтобы был кто-то, кто увидит озверевшего мужчину, вспугнет его. Не станет же он бросаться на нее при свидетелях. Но гаражи всё не кончались, окружая ее железным лабиринтом.

Дыхание перехватило, девушка всхлипнула. В груди яростно стучало сердце. Сзади бухали тяжелые шаги преследователя. А впереди, между гаражными боксами, она вдруг увидела темнеющий провал.

Никогда в жизни девушка не испытывала такого облегчения. Она кинулась в спасительный провал между коробками гаражей, на мгновение ощутив прилив радостной надежды. Но только на мгновенье. Уже в следующую секунду она поняла свою ошибку. За боксами тянулся бетонный забор, бежать было некуда.

Девушка обернулась. Светлый проем за спиной закрыла темная тень преследователя.

Черемушкин отрезал пути к отступлению и смотрел на нее с улыбкой.

– Не надо… – пролепетала она едва слышно. – Пожалуйста… Не надо… Я кричать буду…

От этой наивной угрозы улыбка на лице Черемушкина стала шире. Он шагнул в провал.

В следующее мгновение раздался полный боли и ужаса пронзительный девичий крик, но его никто не услышал.

* * *

Красивые девушки в батайском РОВД появлялись нечасто. Поэтому, когда на пороге отделения возникла Ирина Овсянникова, старший лейтенант Вася Куликов, что называется, поплыл. А так как мужественным лицом и стройной фигурой Вася не отличался – в школьные годы его даже дразнили жиртрестом, – произвести впечатление на заезжую красавицу-милиционершу он решил живостью ума и джентльменскими манерами.

Дверь в кабинет Вася распахнул едва ли не театральным жестом, ростовскую гостью галантно пропустил вперед.

– Прошу вас, Ирина Алексеевна, – произнес он мягко, как не говорил, наверное, никогда и ни с кем.

Овсянникова вошла в кабинет. Огляделась. Толстый старлей трогательно суетился вокруг нее, как суетятся невзрачные мужчины вокруг шикарных женщин, робко надеясь на что-то и не понимая, что им изначально ничего не светит.

– Всегда рады ростовским коллегам, так сказать. У нас здесь не такая насыщенная жизнь, как у вас, но тоже всякое случается. – Куликов закрыл дверь, прошел к столу и выдвинул стул. – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Ирина.

Старлей обошел стол кругом, сел напротив, не переставая улыбаться.

– Так чем мы вам можем помочь, Ирина Алексеевна?

Овсянникова не стала тянуть кота за хвост – ни времени, ни желания на заигрывания с местными у нее не было, достала картонную папку, развернула.

Куликов с любопытством подался вперед, но ничего интересного не обнаружил. В папке лежало несколько листов с рисунками украшений. Овсянникова подвинула папку.

– Вот.

– Что это? – без особой радости поинтересовался Куликов, разглядывая рисунок сережек, тех самых, что Черемушкин снял с трупа и подарил своей подруге.

– Убийства Астафьевой и Брунько. Рисунки сделаны по описаниям родственников. Эти украшения принадлежали убитым девушкам, были сняты с трупов. Их необходимо найти.

Старший лейтенант Куликов посмотрел на Овсянникову теперь безо всякого обожания и даже с легким разочарованием.

– У нас, конечно, не такая насыщенная жизнь, как в Ростове, но мы тут тоже не бездельничаем, – сдержанно проговорил он. – Нам есть чем заняться, кроме как иголку в стогу сена искать.

– Я к вам не с ерундой приехала, – сухо ответила Ирина. – Поимка Ростовского потрошителя – дело всесоюзного значения.

Про дело всесоюзного значения Вася Куликов знал не понаслышке, и лезть в это дело ему не хотелось совершенно, какая бы красотка его об этом ни попросила. Даже если бы к ним в отделение пришла сама Брижит Бардо или Орнелла Мути, он постарался бы уклониться.

– А мы здесь при чем? – поинтересовался Куликов. – Дела Астафьевой и Брунько мы передали в Ростов в полном объеме. Ваш потрошитель, вы им и занимайтесь.

– По нашим данным, драгоценности, снятые с жертв, с большой долей вероятности не покидали пределов Батайска, – деловито отозвалась Овсянникова.

– Ерунду вы говорите, товарищ старший лейтенант. С чего вдруг ваш потрошитель не взял побрякушки с собой, если он снял их с трупов?

– Есть рабочая версия, что убийства в Батайске не связаны с нашим убийцей. В пользу этой версии работают многочисленные улики.

С каждым словом красивая девушка Ирина Алексеевна Овсянникова теряла в глазах толстого старлея Васи свою привлекательность.

– Хотите сказать, что ваш всесоюзный маньяк родом из Батайска? – сдерживая подступающее раздражение, поинтересовался Куликов. – Нет, Ирина Алексеевна, он у нас проездом.

Ответить коллеге Ирина не успела. Приоткрылась дверь, и в проеме появилась белобрысая физиономия:

– Вася, у нас жмурик, – обратился белобрысый к зависшему Куликову. – Что смотришь? Деваха, в лоскуты порезанная в лесополосе, подробнее не знаю. Погнали.

– Видите, я же говорил – мы здесь без дела не сидим, – повернулся старлей к Овсянниковой. – Я могу для вас сделать еще что-то?

– Да, – Ирина решительно поднялась со стула. – Я поеду с вами.

* * *

В кабинете начальника Ростовского УВД не было посторонних из столицы, так что и Ковалев, и Липягин могли позволить себе расслабиться. Ковалев прикрыл дверь. Липягин, наплевав на субординацию, плюхнулся в кресло:

– Лихо ты их лбами столкнул, Семеныч.

– Я же говорю, – усаживаясь за стол, произнес полковник, – постоим в стороне, посмотрим, что будет. Они сами друг другу глотки перегрызут.

– А мы? – полюбопытствовал Липягин.

– Мы, Эдик, будем дальше свое дело делать. Москва спросит: «Что у вас происходит?» А у нас все в порядке – работаем. А что у московских – не наша забота. И пусть там, – Ковалев указал глазами в потолок, – сами со своими долбоебами разбираются.

– Жалко, что ты раньше до этого не додумался, – сетовал майор. – С Кесаевым.

– С Кесаевым это не проканало бы, – посерьезнел полковник. – Ладно, давай работать. Что там с нашим потрошителем, если без болтовни?

* * *

Потрошитель в это время сидел на табуретке у себя дома на кухоньке и самозабвенно точил нож до бритвенной остроты. Посмотрев на лезвие и попробовав его пальцем, Чикатило остался доволен. Положив нож рядом с раковиной на кухонный стол, где аккуратно, один к одному, лежали с десяток таких же уже наточенных ножей, он повернулся к еще не точенным, взял один и, улыбнувшись ему, словно старому знакомому, продолжил свое занятие.

Впрочем, закончить начатое он не успел: в прихожей послышался звук отпираемой входной двери. Чикатило замер, будто застигнутый на месте преступления. В коридоре тихонько хлопнула дверь, а следом раздался голос Фаины:

– Андрей! Ты дома?

Чикатило отмер, движения его сделались четкими, лаконичными, расчетливыми. Он встал с табуретки, положил нож к остальным. Сдернул с крючка возле раковины вафельное полотенце, небрежно бросил его на стол поверх ножей и, отставив в сторону табуретку, направился к двери, где нос к носу столкнулся с Фаиной.

Жена смотрела на него с легким беспокойством.

– Андрей, ты чего молчишь как неживой? С тобой все в порядке?

– Все хорошо, Фенечка, – улыбнулся Чикатило.

– Я зову, ты не откликаешься.

– Задумался.

– Сестра звонила, – в голосе жены не было больше беспокойства, только будничность. – Она приедет погостить с племянниками на будущей неделе. Ты ведь не против?

– Когда я был против? Конечно, пусть приезжают. Поселим их в Людиной комнате.

– Люда тоже будет. У нее каникулы… – Фаина отвела взгляд, стараясь не глядеть на мужа, ожидая раздражения, но ее ожидания не оправдались.

– Ничего. Разместимся как-нибудь, – мягко улыбнулся Чикатило.

– …Но она вряд ли останется на ночь.

На этот раз Чикатило изменился в лице.

– Не сердись только, – заторопилась Фаина. – Ты должен понять, Андрей…

– Конечно, Фенечка, – Чикатило взял себя в руки, поцеловал жену в лоб. – Конечно. Я все понимаю.

Явно не ждавшая столь быстрого приятия со стороны мужа, Фаина заметно успокоилась:

– Пойду переоденусь, – улыбнулась она и вышла.

Чикатило прикрыл за ней дверь. Прошел к раковине, убрал полотенце и с невыразимой досадой посмотрел на недоточенные ножи.

Поглядывая на дверь и стараясь не греметь, он принялся поспешно убирать ножи в ящик.

* * *

В истерзанном теле с трудом можно было узнать девушку, которая убегала от Черемушкина за гаражами. Тело лежало теперь в кустах у дороги, за много километров от злосчастных гаражей. Рядом с ним колдовали эксперт и фотограф. В стороне у дороги стояло, беззвучно поблескивая мигалками, несколько милицейских машин.

Тут же у машины толстый Вася Куликов допрашивал работника лесного хозяйства. Белобрысый лейтенант, представившийся Николаем, и Овсянникова стояли рядом, внимательно следя за ходом допроса.

– Мы с Иванычем тело заметили. – Немолодой уже и явно не страдающий ораторским талантом работник лесхоза говорил с запинками. – Сначала даже не поняли, что там в кустах, а потом я ближе подошел и…

Мужчина судорожно сглотнул и замолк.

Овсянникова слушала молча. Ирине было что спросить у мужичка, но хуже нет – влезать в работу коллег.

– Тело или что-то рядом трогали? – дежурно спросил Куликов.

– Да что вы, товарищ начальник. Кино смотрим, знаем. Мы и близко не подходили. Да и страшно.

– Как не подходили? – оживился старлей. – Ты ж только что говорил, что подошел.

– Так это я ж не к телу. Это ж вон до сих пор, – указал мужичок рукой. – А там как увидел… Мертвая лежит… Одежа в клочья… Все в крови… Так я дальше не пошел. Тут стоял. А Иваныча вам звонить отправил.

Ирина не спеша отошла в сторону, направилась к трупу. С обнаружившими труп мужиками все было примерно ясно. Навстречу ей поднялся батайский эксперт.

– Вам не стоит на это смотреть, товарищ старший лейтенант, – остановил он Овсянникову, преградив ей дорогу.

– Стоит, – отрезала Ирина, подошла к трупу и присела на корточки.

Как бы жутко это ни звучало, но то, что закономерно напугало батайских коллег, ей было уже привычно.

– Что можете сказать по итогам осмотра? – спокойно поинтересовалась она.

– Множественные ножевые, – заговорил эксперт, видя, что девушка, кажется, не собирается падать без чувств. – Следы полового сношения. Глаза выколоты. Следы крови на теле и одежде, но рядом с телом практически отсутствуют. При таких ранениях можно сказать, что крови рядом с телом нет вовсе, из чего я делаю заключение, что убили ее не здесь, а труп привезли на машине и выбросили.

Овсянникова наклонилась к телу, приглядываясь к деталям. Мочка уха мертвой девушки была разорвана именно так, как и в прошлые разы, когда из уха, не расстегивая замочка, вырвали сережку.

За спиной Овсянниковой появился Куликов.

– По приметам снова ваш потрошитель, – заметил он, надеясь, что свалившаяся на его голову ростовская милиционерша хотя бы заберет себе явный висяк. – Надо доложить в Ростов?

– Сама доложу, – коротко бросила Ирина, поднимаясь на ноги. Разглядывать истерзанное тело дальше не было никакого смысла. Все, что было нужно, она уже увидела.

* * *

Домой из своей внезапной батайской командировки Ирина вернулась уже затемно. Привычно прорезал темноту общего коридора коммуналки прямоугольник света. Привычно шагнула она вперед, закрыла дверь. Привычно все снова провалилось во тьму…

Но и в темноте все было привычно. Овсянникова прошла к двери своей комнаты, по дуге огибая вешалку. Оступилась. Послышалось шипение и недовольный кошачий мяв.

– Зараза! – тихо ругнулась Ирина и отперла дверь своей комнаты, ожидая увидеть там Виталия.

Но в комнате тоже было темно. Овсянникова включила свет, щурясь, оглядела пустую комнату и грустно вздохнула.

* * *

Витвицкий обнаружился в гостинице. Он сидел за столом, что-то писал, когда в дверь постучали. Виталий посмотрел на часы, нахмурился и поплелся открывать до неприличия позднему визитеру, готовый высказать все, что о нем думает.

Но ругательства замерли на языке, стоило только распахнуть дверь. На пороге стояла Овсянникова, и вид ее растрогал и обрадовал Виталия.

– Ирина, – растерянно улыбнулся он, отступая в сторону.

Овсянникова прошла в номер, поинтересовалась:

– Ну и почему ты здесь?

Витвицкий закрыв дверь, поспешил за ней следом.

– Я подумал, что это будет неудобно, если я приду к тебе без тебя. Неловко перед соседями.

Ирина села на кровать, откинулась на подушку и устало закрыла глаза.

– Там ужин в холодильнике, – сказала она просто. – Плов.

Витвицкий снова посмотрел на часы, пробормотал неловко:

– Ресторан уже закрыт… Но есть бутерброды. Будешь?

– Буду. – Ирина резко выпрямилась на кровати, будто внутри у нее включилась запасная батарейка. – И кстати, у меня для тебя тоже кое-что есть.

* * *

Овсянникова все так же сидела на кровати, доедая последний бутерброд. Витвицкий нервно мерил шагами небольшой номер.

– Третье убийство в Батайске, – с азартом рассказывала Ирина. – И все три эпизода как под копирку. Убили неизвестно где, а в лесополосу труп подбросили. То есть опять фигурирует автомобиль. Дальше: не знаю, какие ценности были у жертвы, но мочки ушей порваны, то есть были сережки, и убийца снова их забрал, чего наш потрошитель никогда не делал.

Витвицкий внезапно остановился перед Овсянниковой:

– Ты же понимаешь, что должна была первым делом доложить об этом начальству?

– А рассказала тебе, – легко пожала плечами Ирина.

Виталий опустился перед ней на корточки, ласково взял за руки. Эта удивительная женщина легко пошла ради него на нарушение устава.

– Ира, у тебя будут неприятности. Я не хочу этого.

– Не будет никаких неприятностей, – легко отмахнулась она. – Сейчас ночь, начальство все равно спит. Главное, что ты был прав!

– Не знаю, – пробормотал Виталий с сомнением. – Меня, скорее всего, теперь вообще отстранят от работы. И кому нужна моя правота?

Он опустил голову ей на колени. По-детски нелепый и удивительно трогательный. Она нежно провела рукой по его волосам.

– Ты чего это расклеился?

– Не знаю… – проговорил он. – Да и вообще, может, я не прав? Мог же убийца за столько лет накопить денег и купить себе машину. И стать меркантильнее.

Витвицкий поднял голову и посмотрел на нее, ища поддержки.

– Ты правда в это веришь? – спросила она вместо ответа.

– Нет. – В Витвицком снова поднял голову тот непокорный бунтарь, которого она когда-то полюбила. – Я верю, что батайский убийца использует почерк нашего потрошителя для прикрытия. Больше того – я это точно знаю.

– Тогда давай просто хорошо сделаем свою работу.

– Как рекомендует Михаил Сергеевич, – мрачно усмехнулся Витвицкий.

Ирина посмотрела на него непонимающе, он отмахнулся:

– Не бери в голову. У меня что-то стало плохо с чувством юмора.

Виталий поднялся и сел рядом с Ирой на край кровати. Она ласково поцеловала его в губы, он ответил. Продолжая целоваться, они легли.

– А завтра утром мы с тобой сработаем вместе. Дуэтом, – чуть отстранилась от него Овсянникова. – Я на них новое убийство вывалю, а ты следом через новые улики свою версию со всей доказательной базой.

– Они не станут слушать, – мрачно предсказал Виталий.

Впрочем, сейчас это было совершенно неважно. Он притянул к себе Иру и вернулся к поцелуям.

* * *

Наутро было совещание. В кабинете собрались все участники двух следственных групп. Овсянникова докладывала, стоя перед ними едва ли не по стойке смирно. Брагин на сей раз слушал доклад тихо, с мрачным выражением на лице.

– …В Батайске подготовят копии заключений по новому убийству, – закончила свой доклад старший лейтенант. – Как только будут готовы все документы, сразу вышлют. С поиском снятых с убитых женщин драгоценностей обещали посильную помощь, но не обнадеживают.

– А что думают батайские товарищи по поводу нового убийства? – мрачно поинтересовался Брагин.

– Батайские товарищи будут рады, если мы заберем все их убийства себе, – пожала плечами Ирина. – Зачем им раскрываемость понижать?

– У вас всё?

– У меня – да, – кивнула Овсянникова и села.

Витвицкий принял это как призыв к действию, собрался с силами, чтобы начать неприятный разговор. Но застыл под мрачным взглядом полковника.

– А у вас? – хмуро поинтересовался Брагин.

Вопрос окончательно выбил Виталия из колеи. Он озадаченно поглядел на Брагина, от которого никак не ожидал интереса к своей персоне.

– У меня?

– У вас, товарищ капитан. Вы же хотели что-то сказать? Мы все внимательно вас слушаем.

Теперь уже озадаченным выглядел не только Витвицкий. Ковалев приподнял брови. Липягин ошалело посмотрел на Брагина.

– У меня… – Витвицкий поднялся из-за стола, волнуясь, открыл блокнот. – У меня вот… Я сопоставил новое убийство мальчика и три последних убийства в Батайске. Убийство мальчика по всем параметрам соотносится с почерком потрошителя. Убийство совершено в лесополосе, убийца привел туда ребенка: мальчик пошел с ним, видимо, по доброй воле. Многочисленные ножевые ранения, интерес убийцы к половым органам, характер ранений – все созвучно предыдущим случаям.

Виталий замолк, на Брагина смотрел, будто ожидал подвоха. Но полковник лишь кивнул, поощряя к продолжению.

– Теперь обратим внимание на убийства в Батайске, – заговорил Виталий Иннокентьевич увереннее. – Первое, что бросается в глаза, – во всех трех случаях убиты женщины.

– Само по себе это ничего не доказывает, – встрял Ковалев. – Потрошитель никем не брезговал.

– Да, безусловно, Александр Семенович, – повернулся к нему капитан. – Но почему череда убийств в Батайске началась сейчас? И почему именно в Батайске он насилует и убивает исключительно женщин?

– Ну в Батайск он мог просто переехать, – предположил сделавшийся серьезным Липягин. – Или ездит туда в командировки. А почему женщины… Совпало так?

– Я не исключаю совпадения, Эдуард Константинович. Если оно одно. Но здесь… Смотрите… Во всех трех случаях в Батайске убийца забирал у жертв украшения, ценности. В случае с мальчиком убийца ничего не взял.

– Да чего взять у пацана?

– Наш убийца вообще никогда ничего не брал у своих жертв, – все больше и больше заводясь, говорил Витвицкий. – Ему не нужны были их драгоценности. Почему он изменил своему правилу сейчас и именно в Батайске? Наш убийца заводил своих жертв в парки и лесополосы, там насиловал и убивал. Батайский убийца со своими жертвами расправляется где придется. Астафьева и Брунько расстались с жизнью в промзоне и лесу, а новую жертву привезли в лесополосу, убита она была в другом месте. Для чего потрошитель стал бы перевозить тело? Я вам отвечу: потому что это не он.

Капитан снова замолк, обвел коллег взглядом. В кабинете повисла тишина, отчего Витвицкий стушевался и заговорил тише, себе под нос.