Текст книги "Вооруженные силы на Юге России"

Канков поручил двум своим офицерам не отходить от меня ни на шаг.

– Он наш живой свидетель.

Вечером в особняке был устроен пир. Все, что было на складе полка, было выложено на стол: водка, вино. Я сидел рядом с Канковым, тут же были офицеры-добровольцы, встретившие своих однополчан.

Я невольно смотрел на пол: ковры были убраны и только темные пятна на полу напоминали мне, что, если бы судьбе было угодно, от меня также осталось бы только мокрое пятно…

Канков оживленно рассказывал, как в течение долгого времени он собирал всех, кто ненавидел большевиков. Собрал их в полк, ввел дисциплину. Его полк считался одним из самых надежных советских полков, хотя занимался главным образом охраной сахарного производства и ни в одном бою против добровольцев не участвовал, а только ждал удобного случая для перехода на нашу сторону. Когда ворвался к ним, он принял меня за подосланного коммунистами для проверки их надежности. И только убедившись, что перед ним настоящий доброволец, он решил, что момент для перехода наступил. Он говорил мне:

– Вы с такой гордостью заявили, что вы корниловец, что я убедился, что вы настоящий доброволец. Но если бы вы могли посмотреть на самого себя, когда я заявил, что я командир советского полка! У вас в глазах было такое отчаяние, что я еле смог удержаться, чтобы сказать вам правду. Только после того, как все коммунисты были обезврежены, я открылся вам, и вы засияли, как будто воскресли из мертвых! Жаль, что вы не пришли на десять минут раньше, мы захватили бы главковерха Межлаука и главу Чека Саенко. Они ушли через заднюю калитку за несколько минут до вашего появления!.. Да, забыл вам сказать: я послал сестру милосердия и нескольких санитаров, но они смогли спасти только двух человек из подвалов Губисполкома…

Канков интересовался, остался ли в живых кто-либо из офицеров Текинского полка. Я сообщил ему, что хан Хаджиев⁸¹, ротмистр Арон⁸², корнет Мистулов⁸³ и несколько всадников-текинцев были в конвое генерала Корнилова в Кубанском походе. О походе они ничего не знали. Он рассказывал, как погиб Текинский полк и как он и остатки 1-го эскадрона попали в плен к красным, как над ними издевались, но теперь он им отомстит за все.

Дня через два Канков получил предписание явиться к генералу Витковскому⁸⁴. Канков, его сводный брат, я и еще один офицер отправились в гостиницу, где находился штаб Дроздовской дивизии. Генерал интересовался составом полка и его боеспособностью, расспрашивал о советских частях и т. д. Наконец Канков доложил генералу, как произошел их переход на сторону Добровольческой армии, описал мое причастие к этому и просил генерала представить меня к награждению Георгиевским крестом. Генерал с любопытством осматривает меня, задает несколько вопросов и, слегка улыбаясь, говорит, что за такое дело в Добровольческой армии Георгиевских крестов не дают.

Спустя несколько лет, находясь в Константинополе, я случайно ночью на Пера встретил брата Канкова, который меня узнал и встретил как старого друга. Много интересного рассказал он о своем брате, который погиб в бою под Сумами, несколько недель спустя после перехода; много говорил об их подрывной работе в Красной армии, но об этом, может быть, напишет кто-нибудь из оставшихся в живых участников этой эпопеи.

И много лет спустя в разных городах Европы и Америки, когда я посещал русские церкви или присутствовал на общественных собраниях, иногда ко мне подходили совершенно незнакомые мне люди, крепко жали руки и на мои недоумевающие взгляды шептали:

– А помните 19-й год? Харьков, Канков, Южный стрелковый полк?!

Много лет спустя адъютант генерала Корнилова, хан Хаджиев, бывший офицер Текинского полка, подтвердил, что Канков был в полку и после боя 26 ноября 1917 года с остатками 1-го эскадрона сдался большевикам.

Прошло почти полстолетия, многое изменилось в жизни, исчезли великие империи, великие потрясения изменили лицо мира, ушла молодость, ушли в невозвратные походы друзья… Неумолимое время затуманило целые годы жизни, но то, что произошло в 1917–1918 – 1919–1920 годах, ярко живет в памяти.

Недавно мне, как представителю одной из старейших организаций бывших военных, пришлось присутствовать на празднике Георгиевских кавалеров. На банкете неожиданно встретил генерал Витковского, напомнил ему свой случай и его отрицательное отношение к предложению наградить меня Георгиевским крестом. С еле уловимой улыбкой генерал вспомнил нашу встречу в Харькове, заинтересовался судьбой Канкова:

– Кажется, он плохо кончил?

– Был убит в бою под Сумами!

P.S. Из офицеров Текинского полка осталось в живых за границей три человека: поручик хан Хаджиев, корнет Г. Мистулов и поручик Бровчинский.

Марковцы в Донбассе⁸⁵

Занятые на Северном Кавказе, марковцы не знали не только о том, что творилось в мире или на всей территории России, но не знали и о происходящем на Юге. Доходили лишь скудные известия, и то «по слухам», об образовании противобольшевистских фронтов на Западе, Севере и Востоке. Говорили об адмирале Колчаке, ставшем во главе власти в Сибири, свергнув социалистическое правительство. Говорили о восстаниях Ярославском и других, о какой-то борьбе Чехословацкого корпуса с большевиками. Эти слухи радовали и вселяли надежды.

Но доходили и другие: донцы отходят; на Украине, с бегством гетмана и уходом немцев, развивается анархия, результатом которой безусловно будет захват ее большевиками; судьба Украины не может не отозваться на положении Крыма. Все это волновало, и у марковцев было одно стремление: скорей на Украину!

Наконец, узнали, что 3-я дивизия уже переброшена в Донбасс и послан отряд в Крым. Но особенно оживились марковцы, узнав, что генерал Тимановский с большой группой марковцев уехал в Одессу на формирование там частей Добрармии. В Одессе высадились союзники. Марковцы радовались: Добрармия начинает развивать действия на широком фронте; союзники оказывают существенную помощь; теперь, когда гетман покинул Украину, быть ей в лоне единой и неделимой России.

Но, безусловно, предстоит серьезная борьба, и основной вопрос стоит о численном составе Добрармии. Поможет ли ей народ и главным образом офицерство и интеллигенция? Марковцы что-то не слышали, чтобы с Украины, охваченной анархией и после 28 декабря, когда красные перешли ее границы, офицерство и интеллигенция устремились бы на Дон. Однако была вера в силу армии и казаков, была полная уверенность, что красные будут биты, Родина будет постепенно освобождаться, а армия увеличиваться мобилизацией, в первую голову офицеров.

Картина предстоящих боев рисовалась так: вначале враг будет обескровлен, морально разбит, а затем порыв вперед и… победа.

С этой, звучащей в душе каждого, мыслью собирались марковцы в новый поход, когда им 7 января 1919 года объявили о погрузке в эшелоны. 9 – 10–11 января побатальонно уезжали они на север. За ними следовали их батареи.

Ехали в теплушках с разбитыми стенками, проломанным и прожженным полом. Погода стояла сырая, холодная. Однако в вагонах был налажен «уют»: навалена солома, забиты дыры, на пол положены кирпичи и на них зажжены небольшие костры. Дым ел глаза. Но веселье, песни, шутки… Со здоровыми разделяют путешествие и недомогающие, не желающие расстаться с полком.

В Армавире, Кавказской, Тихорецкой эшелоны встречались криками «Ура!». Это марковцы, узнавшие о проезде полка, едва поправившиеся от ран и болезней, собрались, чтобы присоединиться к своим и с ними начать новый поход. В полк вернулись полковники Булаткин, Блейш⁸⁶, Наумов. В Армавире батальоны приветствовались «чашкой чая» с закуской; в Ростове обедом. И все это на чистых, накрытых скатертями столах с радующей душу сервировкой. Тем, кто не мог по слабости или нездоровью оставить вагоны, дамы-патронессы приносили угощение туда. К общей радости было объявлено, что эшелоны простоят в Ростове два дня и разрешены отпуска в город. Выдача жалованья, 3000 рублей на офицера и 450 на рядового, поднимала настроение. Ростов особенно интересовал первопоходников, сохранивших о нем нелестную память. Некоторые посетили пожарную команду, лошади которой реквизировал генерал Марков. Брандмейстер был незлопамятным и оказал широкое гостеприимство бесстрашным бойцам. Офицеров в городе стало значительно меньше, чем год назад.

Головной эшелон, простояв на станции два дня, выехал на Новочеркасск и далее в Воронежском направлении. Говорили: «Едем на поддержку донцов». Донцы на станциях приветствовали проходивший эшелон и выражали радость, что им на помощь идут офицерские части. Однако поезд дошел только до ст. Шахтная, откуда вернулся в Ростов. Других батальонов полка он уже не застал и тронулся вслед за ними на ст. Матвеев Курган и далее в центр Донецкого бассейна.

После степей Дона и Кубани и редко расположенных громадных станиц и сел, после гор, глубоких балок и долин Ставрополя, где глаза напрасно искали редкие, расположенные в низинах населенные пункты, тут повсюду слегка волнистая местность с близко расположенными поселками. После хлебородных районов заводы с высокими трубами, массивными зданиями; какие-то вышки и высокие конусообразные кучи угольного шлака. После редких железнодорожных линий и небольших сонных и спокойных станций и разъездов густая железнодорожная сеть с часто расположенными станциями, массой подъездных путей, забитых высокими платформами для перевозки угля. После свежести гор и степей везде густой налет угольной пыли. Царство каменного угля и заводов. «Золотое дно России».

16–17 января выгрузившиеся из вагонов батальоны стали по квартирам: один в Юзовке, другой в 7 верстах в рабочем поселке Балтийского завода, третий в 40 верстах к северу у ст. Горловка, также в рабочем поселке, в ближайшем резерве недалеко проходившего фронта.

Расквартирование полка резко отличалось от того, что было на Кубани и в Ставрополье: оно стало скученным, как по числу помещенных в доме бойцов, так и по общей площади из-за густого расположения зданий. Но со стесненностью как-то справились обоюдным соглашением с хозяевами по правилу: «В тесноте, да не в обиде». Досадным отличием нового расквартирования от старого был вопрос о добавочном к казенному питании. Рабочие и горожане не крестьяне, имеющие у себя запасы всякого продовольствия. То немногое, что у них есть, – небольшой придомовой участок земли с огородом и постройками для домашней птицы, одной-двух свиней, иногда корова – рассчитано только для своей семьи, как добавок к закупаемому в лавке и на базаре. Пришлось мириться и удовлетворяться почти исключительно казенной пищей, если не выручали наличные деньги. Но и в этом вопросе отчасти помогало то же обоюдное соглашение.

В несравненно худшем положении оказались роты, размещенные в школах: людям приходилось самим заботиться обо всем, спать на тонком слое соломы, которой здесь тоже было мало, и под головы класть сумки или сапоги и укрываться шинелями.

Как бы там ни было, но все быстро устроились. Однако одно обстоятельство заставляло марковцев задуматься и обсудить его. Едва батальоны разместились по квартирам, как последовали распоряжения: назначать дежурные роты; по ночам высылать усиленные дозоры; чинам не удаляться далеко от своих квартир и всегда быть при оружии, а с наступлением ночи не ходить иначе как группами не менее трех человек; назначались наряды для производства арестов и обысков. Ничего подобного на Кавказе не было. Это заставило марковцев присмотреться внимательно к населению, его настроениям, и было замечено, что за внешним радушием скрывались если не прямая враждебность, то, во всяком случае, сильное и глубокое недоверие.

Открылось и нечто новое: коммунисты здесь не отдельные люди, а целые организации, связанные с населением. На Кавказе приходили добровольцы и местные коммунисты уходили, а здесь они оставались. Понятно: район шахтерский, промышленный, густо населенный рабочими. Ожидать здесь можно всего.

Но это пока мало тревожило марковцев, занявшихся своими делами: бельем, обмундированием, обувью, снаряжением, вооружением. Надеяться на хозяйственную часть не приходилось, да она еще не прибыла с Кавказа. В роты было влито небольшое пополнение из пленных красных; его нужно было вооружить марковским духом. Прибыли на пополнение и офицеры из германского плена.

О них нужно сказать. На границе они были встречены новыми властителями Родины не без торжественности и обильно снабжены продовольствием, что было особенно важно для проголодавшихся людей. «Поезжайте, куда хотите», – было им сказано. Эшелон шел через Смоленск и далее на Харьков. В пути многие высаживались. В Харькове, где уже была советская власть, офицерам снова сказали: «Поезжайте, куда хотите, – но добавлено: – Если на юг, то нам потом не попадайтесь». Многих поезд привез в Донбасс, где уже стояли части Добрармии. Для приехавших это не было неожиданным: они знали о шедшей борьбе и приехали, чтобы принять участие в ней. Всем прибывшим был дан длительный отпуск и право выбора части, в которой каждый хотел бы служить. Около 20 офицеров зачислились в Офицерский генерала Маркова полк и назначены были в 1-ю генерала Маркова роту. К ним сразу же все прониклись большим уважением уже за то, что они, кадровые офицеры 1-й пехотной дивизии, попавшие в плен в августе 1914 года, проезжая Смоленск, где в мирное время стояла их дивизия и где у некоторых были их семьи, не остались там. Свое решение вступить в борьбу с большевиками они привели в исполнение несмотря на то, что большинство офицеров их дивизии сошли в Смоленске.

Пополнившиеся роты имели теперь по 50–60 штыков, 1-я до 80, а 7-я и 9-я офицерские до 150 штыков. Общий состав полка возрос до 800 штыков при 20 пулеметах.

На передовой линии от ст. Дебальцево, которую занимал дивизион л. – гв. Атаманского полка⁸⁷, как левый фланг Донской армии, через Бахмут и далее к югу до Азовского моря стояла 3-я дивизия в составе Дроздовского, Самурского пехотных и Дроздовского конного полков. (2-й Офиц. стр. и 2-й Офиц. кон. полки, приведенные полковником Дроздовским из Румынии, после смерти последнего получили шефство имени «генерала Дроздовского».)

В начале января прибыл Корниловский полк, за ним Марковский, Марковский артиллерийский дивизион и 1-й конный генерала Алексеева, составившие 1-ю дивизию под командованием генерала Станкевича.

Все собранные здесь части образовали отряд генерала Май-Маевского, начальника 3-й дивизии. Несколько позднее на левом фланге отряда стали кубанские пластуны, и тогда весь отряд был переименован в Добрармию, командовать которой был назначен генерал Врангель, но он был болен, и его временно заменял начштаба, генерал Юзефович. Красные сосредоточивали свои силы, и со дня на день ожидалось их наступление на стык Добровольческой и Донской армий.

19 января наступление красных началось. Дроздовцы отходили к ст. Никитовка, лейб-атаманцы к Дебальцеву. В этот день марковцы проснулись в благодушном настроении и, ничего не зная, что творится на фронте, не торопясь занимались своими делами, и вдруг после обеда распоряжение: быть готовыми к выступлению. Сразу рушились все планы и у всех появилась бездна хлопот. Шум, возня, сборы… «Отдохнули 3 дня, и достаточно!» – без всякого неудовольствия шутили марковцы.

С наступлением ночи 2-й, а за ним 3-й батальоны, погруженные в железнодорожные составы, тронулись в неизвестном для бойцов направлении. Холодно, сыро в вагонах; соломы нет; уснуть невозможно. И как назло, поезда шли медленно, подолгу останавливаясь на слабо освещенных станциях.

20 января. Красные наступают и берут Дебальцево и ст. Доломит перед Никитовкой. Части Добрармии переходят в контрнаступление. Батальон корниловцев с 1-й Марковской батареей и атаманцы с бронепоездом «Ермак» берут Дебальцево, после чего атаманцы уходят на присоединение к своей армии и разграничительная линия между добровольцами и донцами передвигается на 40 верст к востоку от Дебальцево, к ст. Колпаково. В этот разрыв вводится Алексеевский конный полк.

Головной эшелон со 2-м батальоном марковцев, не доезжая до ст. Доломит, попадает под артиллерийский обстрел бронепоезда красных. Он немедленно выгружается и идет в наступление. Левее батальон корниловцев. Батальоны под командованием полковника Булаткина наступают без поддержки артиллерии и бронепоезда. (Начальником обороны Никитовского района был командир полка генерала Маркова, полковник Сальников⁸⁸.) Не обращая внимания на огонь бронепоезда, марковцы обратили в бегство цепи красных. Перед самой станцией они смели и свежие их цепи, только что выгрузившиеся из поезда. Перед пехотой марковцев и корниловцев отошел и бронепоезд. Ст. Доломит была взята, но ценой больших потерь: одна офицерская рота потеряла до 40 человек.

21–22 января отряд полковника Булаткина продолжал наступление, но уже имея четыре орудия и бронепоезд. Он берет ст. Роты, ст. Логвиново и наступившей ночью узловую ст. Попасная, захватив там не успевший разгрузиться эшелон с красными. Взято было в плен до 1000 человек, 32 пулемета и 2 орудия с упряжками.

23 января на Попасную приехал генерал Май-Маевский, благодарил полковника Булаткина за блестящее дело и приказал продолжать наступление с целью перерезать Северо-Донецкую железную дорогу, служившую единственным путем связи с тылом для сильной группы красных, стоявшей против донцов у Луганска. Полковнику Булаткину придавался другой батальон марковцев, на который легла задача обеспечивать отряд с востока.

Красные задержались на ст. Камышеваха, где стали окапываться. Наступление началось в этот же день: батальон марковцев на ст. Камышеваха, батальон корниловцев правее. Предварительно офицерская рота взяла деревню Викторовку, верстах в пяти к западу от станции, потеряв 25 человек, и среди убитых свою сестру милосердия Дагмару. Батальон перешел в наступление на станцию уже в темноте с обходом ее офицерской ротой. Массу красных спасла ночь, но они не успели вывезти со станции два состава, в некоторых вагонах которых оказались сапоги, продовольствие, снаряжение. Захвачен был и поезд командующего группой красных Кожевникова.

24 января. Марковцы с утра были готовы продолжать наступление: оставалось всего 10 верст, чтобы пересечь Северо-Донецкую железную дорогу, но произошло что-то непонятное: два батальона марковцев из отряда полковника Булаткина сменялись подвезенными батальоном корниловцев и 1-м батальоном марковцев и грузились в освобожденные ими составы, чтобы быть переброшенными в район города Бахмута, где красные перешли в наступление, угрожая слева тылу отряда полковника Булаткина. Было непонятно, для чего понадобилась полковнику Сальникову подобная смена, вызвавшая притом задержку наступления?

Лишь вечером отряд полковника Булаткина в новом составе, имея шесть орудий (придана Дроздовская гаубичная батарея), обеспечив себя с востока одним батальоном корниловцев, двумя перешел в наступление и пересек Северо-Донецкую железную дорогу: батальоном марковцев у ст. Нырково, батальоном корниловцев правее.

25 января две роты марковцев с четырьмя пулеметами и орудием поездом выехали в налет на узловую ст. Яма в 30 верстах к западу.

Ст. Яма соответствовала своему названию. Красные не ожидали нападения. На станции стояло три эшелона с войсками, 4-й отъезжал на юг к Бахмуту.

1-я рота, 80 штыков, пошла в обход справа. Неожиданное для красных нападение сначала привело их в полное расстройство, но… атаковавшая станцию 1-я рота встретила препятствие: стоявший перед нею во всю длину железнодорожный состав. Красные из-за вагонов оказали ей сопротивление. Против другой роты они рассыпались в цепь. Орудие не могло обстреливать составы, чтобы не поражать 1-ю роту. Противник охватил роту среди вагонов, и ей пришлось отходить. Отошло всего 25 человек. Красные ринулись преследовать, но были остановлены огнем пулеметов и орудия. В отчаянной контратаке было взято до 30 красных в плен. Роты успели погрузиться и вернуться назад. Из 120 человек в них осталась едва половина.

26 января красные обрушились на корниловцев с востока, принудив их к отходу. Липкая черноземная грязь. Брошены два орудия. Ночь. У марковцев прерывается связь с начальником отряда.

27 января. Полковник Блейш вынужден отводить батальон к югу, но, так как железная дорога уже перехвачена противником, ведет его западнее.

Полковник Булаткин спешит собрать свой отряд у ст. Попасная. За одной из корниловских рот, стоящей на ст. Марьевка, в 15 верстах к востоку, он посылает офицера:

«Бери паровоз! Рота поместится на тендере!»

«Вон ваши!» – говорит машинист, увидев приближающуюся цепь. Но она настолько велика, что не может быть Корниловской ротой. Из железнодорожной будки офицер звонит на Марьевку, и ему отвечает бранью красный.

Назад! В Попасную!

Офицер один. Он не доверяет машинисту и его помощнику.

«Не бойсь, браток! Не брошу тебя!» – говорит машинист.

На Попасной уже красные. Пули щелкают по паровозу. Машинист ведет паровоз, его помощник, соскакивая, переводит стрелки. Паровоз догоняет отходивший отряд – всего пять Корниловских рот, около 200 штыков, 3 орудия, бронепоезд. Ночью присоединились оторвавшиеся три роты корниловцев.

28 января. Густые цепи красных наступают с поддержкой своего бронепоезда и занимают ст. Логвиново. Отряд не в силах сдержать их. Кончаются снаряды, за которыми уезжает бронепоезд. Красные обходят глубоко справа. Возвращается бронепоезд со снарядами. Сопротивление крепнет, но единственная надежда у полковника Булаткина на батальон марковцев, с которым установлена связь и которому приказано спешить к железной дороге.

А батальон изнурен тяжелым отходом, растянулся. Полковник Блейш уже с бронепоезда наблюдает поле сражения и понимает задачу своего батальона в 154 штыка. Подходят первые 15–20 человек, и он направляет их сдерживать обход красных; собрав остальных, ведет их в атаку на внутренний фланг обходящих цепей. Красные сбиты; обходящие их цепи поворачивают назад. Батальон, напрягши последние силы, преследует и скоро оказывается на фланге цепей противника, напирающего на корниловцев. Весь отряд переходит в наступление, наносит красным большие потери, берет много в плен и занимает Логвиново.

Смененный дроздовцами, отряд полковника Булаткина отводится в резерв.

В районе Бахмута красные наступают с запада от Славянска и с севера от ст. Яма. Их наступлению помогают отряды шахтеров, действующие в тылу, используя хорошо знакомые им шахты.

24 января с Попасной выехал 3-й батальон марковцев и, выгрузившись на ст. Декановка, пошел на ст. Ступки и на Бахмут, которые и занял еще до прихода красных, рассеяв лишь шахтеров. Вечером 2-й батальон с двумя орудиями, подъехав к Декановке, обнаружил, что она уже занята противником. Роты, выгрузившись, ночной атакой взяли станцию.

25 января красные вынудили 3-й батальон оставить ст. Ступки и Бахмут и отойти к югу. 2-й батальон, перейдя в наступление, занял с боем ст. Соль, на линии Яма – Бахмут, оказавшись под ударом с севера и юга. Оба батальона были разобщены на 30 верст.

26 января они перешли в наступление с целью отбросить красных от Бахмута; с 3-м батальоном наступали рота корниловцев и бронепоезд «Генерал Корнилов». Чрезвычайно рискованно было наступление 2-го батальона, на который с севера давил противник. Ст. Ступки и Бахмут были взяты; батальоны соединились. Отбив наступление красных с севера, шесть рот направились в направлении на Славянск с задачей отбросить красных возможно дальше.

Роты выступили ночью. Шли балкой, поросшей лесом, сбивая заставы противника. Поднялись из балки. В двух верстах большой завод и за ним, верстах в двух, ст. Часов Яр, в 12 верстах от ст. Ступки. Невдалеке хутора… Все пункты заняты противником, уже знавшим о готовящемся на него нападении. Без задержки роты обходом завода и потом станции взяли оба пункта, захватив при этом около 100 пленных, принадлежащих полку «немцев-колонистов», но состоящему почти исключительно из пленных немцев.

27 января роты оставили Часов Яр и перешли в Бахмут, на который красные наступали с севера. Ст. Ступки несколько раз переходила из рук в руки, обороняемая двумя ротами, но к вечеру оставленная ими. Наступившей ночью красные атаковали город и были жестоко отбиты.

28 января. С утра спокойно. Сообщено: марковцы сменяются дроздовцами и уходят в резерв. Но радость была омрачена тяжелым событием.

В Бахмут добрел раненый офицер-дроздовец и сообщил, что минувшей ночью к северу от города погибла его офицерская рота, которая была заблаговременно послана на ст. Ступки, куда наутро должны были прийти другие роты дроздовцев. Она шла в колонне, когда в темноте увидела выходящую на дорогу какую-то большую колонну. «Марковцы!» – была мысль. Но это были красные, отходящие от Бахмута, после их неудачной атаки. Они всей массой обрушились на роту. Немедленно на место столкновения был послан взвод марковцев с подводами, и там было подобрано 37 убитых офицеров. Всюду разбросанные патроны говорили, что офицеры упорно отбивались. Спасся раненый случайно: он не был замечен в глубокой меже. Убитые были привезены в Бахмут и переданы пришедшим на смену дроздовцам. Марковцы выехали в резерв в Енакиево.

Оба батальона довольно свободно расположились по квартирам в Енакиеве и рабочем поселке при большом металлургическом заводе. Третий батальон полка стоял у ст. Горловка. Каких-либо изменений в сравнении с предыдущей стоянкой в Юзовке не было. То же радушие, искреннее или неискреннее; те же взгляды, пытливые, строгие, то же уклонение от откровенных разговоров. Вникать в настроение жителей, их отношение к белым и красным не было поводов. Остались те же удобства и неудобства, то же скудное питание, почти исключительно казенное. Для всех великим наслаждением была отличная заводская баня: с Екатеринодара не мылись так хорошо. С удовольствием проводили часы в заводском клубе с библиотекой, разными играми…

Наученные опытом прежней стоянки в резерве, марковцы сразу же занялись приведением себя в порядок, что требовало теперь еще больше хлопот и забот. На этот раз отдых протекал в более спокойной обстановке, хотя и высылались дозоры и группы для вылавливания коммунистов.

Минувшие бои показали, что красных бить можно. Однако чувствовался их численный перевес и непрерывно подходящие к ним свежие пополнения из их тыла, теперь уже беспредельно глубокого и широкого. И с этой силой придется серьезно считаться и тем более, что свои силы численно слабы. За 9 дней боев полк потерял до 300 человек, треть своего состава, правда, в том числе было и немало заболевших.

Марковцы видели себя, свои роты и батальоны, когда в первые дни резерва представлялись начальнику дивизии, генералу Станкевичу. Мало их, а впереди нелегкий марш по широкой Московской дороге. Будет ли поступать пополнение? Из запасного батальона прибыло только около 200 человек. В ротах изыскивали собственные способы пополнения: выбирали из пленных; в одной из рот поручик Бремпель⁸⁹, говоривший по-татарски, набрал целый взвод пленных татар, ставших отчаянными и верными бойцами; командир 3-й роты, капитан Большаков⁹⁰, откровенный социал-революционер по убеждению, когда его рота ходила против отрядов шахтеров, успел пополнить свою роту даже несколькими десятками шахтеров, найдя с ними общий язык и взаимопонимание и сделав из них отличных солдат. Прибывали в полк небольшие партии из расформированных отрядов Богучарского и др., бывших на фронте Донской армии и сформированных из бежавших от красных. И полной неожиданностью для полка оказалось пополнение в 400 штыков, прибывших из Южной армии, как сводный батальон из Кабардинского и Сибирского полков, ставших 4-м батальоном в полку.

Полк уже сила: в нем до 1500 штыков при 30 пулеметах. Но опять отдохнуть не пришлось: 2-й и 3-й батальоны через 6 дней, а 1-й через 10 выступили на фронт.