Текст книги "Константин Токаржевич. Эпизоды"

Она была удивлена такому для неё, прямо скажем, неожиданному и внезапному предложению. Она никогда не задумывалась для себя о профессиональной актерской карьере. Но ей было крайне важно благополучие её маленькой семьи, Коти. Поэтому немного поразмыслив обо всём, оно показалось ей очень даже лестным, своевременным и привлекательным.

Будучи прекрасно образованной, превосходно воспитанной и в лучших классических педагогических традициях начитанной высокой художественной литературой, обладая замечательной памятью в сочетании с приобретенными и прекрасно усвоенными базовыми навыками актерского мастерства, Варвара Сергеевна осознала, что, безусловно, способна справиться с поставленной задачей и выйти на открывающуюся для неё неожиданно большую сцену. Этот шаг позволял ей не только получить своё место в жизни, но и одновременно обрести для себя и сына некоторую экономическую свободу.

Сама жизнь вынуждала её искать реальный способ независимого существования. И сама же жизнь одновременно его сейчас предлагала. А ей было очень важно (и она давно искала способ) иметь свой пусть и маленький, но персональный доход и свои личные карманные средства. Ей было важно не стеснять по мелочам семью Самариных, не висеть у них на плечах обузой, не слыть в своем обществе не дай Бог приживалкой (как бы щедро, душевно и сердечно не относились к ней её родственники и благожелательное окружение).

Тут же всё для неё сошлось!

И она с радостью согласилась на поступившее предложение.

Пётр Алексеевич быстро завоевал её доверие и так же быстро покорил её сердце. А ещё через некоторое время Варвара Сергеевна познакомила Зайцева со своим сыном.

Он отнесся к мальчику с большой теплотой, а Котя, рано лишившийся отца, ответил отчиму взаимностью. С этого момента Зайцев начинает потихоньку и постепенно погружать Константина в азы актерского мастерства, декламации, сценического движения и фехтования, обучать искусству грима и другим, чисто актёрским хитростям и премудростям. А тот в свою очередь стал с глубоким интересом и любознательностью проникаться делом, которым Зайцев был нешуточно увлечён.

Так в домашних занятиях прошло 5–6 лет, когда они счастливо вместе за чашкой чая читали, кто выразительнее, стихи, разыгрывали, кто угадываемее, сценки, разминали характеры действующих лиц и характерные черты исполняемых образов. Эта нехитрая домашняя игра постепенно, но неуклонно выходила на такой осязаемый уровень художественного мастерства, что Пётр Алексеевич стал всё чаще и чаще ловить себя на мысли, что пора бы Константина приобщать к сцене.

Парные портреты родственников К. К. Токаржевича. 1830-е гг.

Котя Токаржевич с домашним питомцем Инди. 1906–1907 гг.

Константин Иосифович Токаржевич. 1880-е гг.

Варвара Сергеевна Токаржевич. 1904 г.

Пётр Алексеевич Зайцев. 1900-е гг.

Эпизод 2. Тётя Катя

Тем временем за окном стремительно текла жизнь.

В 1905 году была жестоко, бездарно и с большими потерями проиграна русско-японская война, оставив за собой общественное недовольство, упадок моральных сил, активизацию радикальных общественных организаций и трогательные мелодии русских вальсов о диковинных местах, где виднеются сопки Маньчжурии, и плещут волны Амурского залива.

Трагические события сотрясали русский народ одно за другим.

В январе 1905 года газетные заголовки шокировали граждан Российской империи новостью о расстреле шествия рабочих в Санкт– Петербурге, которое вошло в историю под названием «Кровавое воскресенье». Это происшествие, одновременно с неудачами на фронтах боевых действий, всколыхнули протестную волну и повлекли за собой серьёзные народные волнения и беспорядки, которые позже назовут Первой русской революцией.

Так в Российской империи установилась новая форма верховной власти – Государственная Дума, а царский манифест 17 октября даровал людям новые гражданские свободы.

Однако, несмотря на все потрясения 1905–1907 годов, Россия продолжала демонстрировать высокий экономический рост, сохраняя за собой позиции одной из ведущих европейских держав. Благодаря этому внутриполитической ситуации в стране удалось стабилизироваться. А жизни каждой русской семьи протекали своим чередом, вопреки глобальным невзгодам. В них, как и обычно, были свои радости и горести, обретения и утраты.

Так в начале 1906 года Екатерина Николаевна Самарина неожиданно овдовела. Первое время она вела очень замкнутый образ жизни, принимая по обыкновению лишь близких родных и друзей. Постепенно стала возвращаться к жизни и вести обычный для неё распорядок дня. Но именно в эти дни траура Екатерины Николаевны для неё произошло окончательное понимание, что ближе родни, чем Варвара Сергеевна и Котя у неё больше нет. И прозрение того, что Котя к тому же оказывается ещё и последним мужчиной – наследником Румянцевых по их женской линии.

Оценив такое положение дел и взяв личную ответственность за происходящее, как старшая женщина семьи летом этого же года Екатерина Николаевна похлопотала и устроила мальчика бесплатно обучаться в гимназию Франца Креймана, которая в это время как раз и располагалась в особняке М. П. Губина.

И это стало важным и очень правильным решением вопроса для всех. Варвара Сергеевна не смогла бы оплачивать самостоятельно обучение Коти, что уже было для них большой проблемой. А тут такая удача! Кроме того, Токаржевичи квартировали в пешей доступности от этого особняка – в доходном доме князя Горчакова на Страстном бульваре, что в пяти минутах ходьбы. И Котя мог сам туда добираться.

Начав благополучно учиться в гимназии, младший Токаржевич был более чем увлечен делом, которым занималась его вновь обретенная семья. Он был безгранично благодарен матери за то, что Варвара Сергеевна приняла правильное и своевременное решение о продолжении актёрской карьеры и не ошиблась в выборе своего спутника жизни. Материальная жизнь семьи налаживалась, и они более не стесняли своими просьбами Екатерину Николаевну, или как её нежно называли в семье – тётю Катю. И это очень радовало Котю, который никогда не любил зависимых отношений.

А тётя Катя, устроив возможность обучения Коти, стала часто после занятий в гимназии задерживать его и постепенно посвящать в некоторые тайны их рода. Она оставила за собой в особняке Губина на втором этаже небольшие личные апартаменты, в составе которых находился и рабочий (мемориальный) кабинет, где хранились библиотека, бумаги и доставшиеся по наследству реликвии большой семьи, в том числе и реликвии фельдмаршала П. А. Румянцева.

Коте было всего десять лет. Он с открытым ртом слушал тётю Катю, которая будто преображалась, когда рассказывала ему историю их большой семьи, показывала бумаги, хранившиеся раритеты и всякий раз напоминала о том, что это всё нужно постараться сберечь и передать по наследству своим потомкам. Слушая тётю Катю, он оказывался словно богатырем в какой-то сказке, следя за линиями её рассказов о чести и доблести своих предков и их успехах в служении своему роду и Отечеству. Всё услышанное заставляло и Котю преображаться. Его спина выпрямлялась, его тело вытягивалось, его чело становилось светлым, а мысли – ясными.

В этих важных познавательных занятиях прошли годы и, наконец, преображение Коти стало очевидным. И тётя Катя поняла, что юноше уже можно полностью доверять. Она не только стала чаще его оставлять у себя, но и позволяла ему пользоваться «мемориальным» кабинетом семьи. А все вокруг от дворника до управляющего уже были точно осведомлены, что Котя – следующий наследник. Так к нему и относились: уважительно, приветливо и предусмотрительно.

В гимназии Котя обучался в «своей» среде. Здесь были в основном отпрыски известных дворянских и очень именитых купеческих фамилий Москвы. Здесь же он познакомился с младшим графом Всеволжским из старинного дворянского рода, обедневшая семья которого снимала половину дома в Богословском переулке. Всем классом по обыкновению они стояли на праздничных службах в Высоко-Петровском монастыре. А после вместе с Всеволжским-младшим возвращались домой по Богословскому переулку. Пару раз Котя был удостоен чести приема в доме Всеволжских, а младший Всеволжский – ответного приема в апартаментах тёти Кати.

Мама и тётя Катя не препятствовали его общению и дружбе со сверстниками и по своему обыкновению по-женски (как все мамки– няньки) просили его лишь не задерживаться и быть дома засветло. Им было также очень важно помочь Коте сложить его ближний круг людей, на которых в его дальнейшей жизни он мог бы опереться. Они прекрасно понимали как это важно, поддерживали и никак ему в этом не препятствовали.

Но в годы учебы в гимназии Котя не бросал и своих домашних занятий с Петром Алексеевичем Зайцевым и при всякой возможности с восхищением наблюдал за тем, как работают мама и отчим. Он проникался театром всё больше и глубже. А Варвара Сергеевна Токаржевич, к слову сказать, была неподражаема в спектаклях «Король жизни», «Волки и овцы», «Кровавая свадьба», «Обрыв» и других.

В августе 1910 года Пётр Алексеевич даже организовал её сценический бенефис в комедии «Шелковичные черви» на сцене театра сада «Гай» в Кусково. Она была счастлива и безмерно благодарна за трогательное отношение Зайцева к её таланту, к ней лично как к женщине и к её повзрослевшему сыну, подающему большие артистические надежды.

У них сложилась удивительно дружная и по-своему необыкновенно счастливая семья. И они без слов порой понимали друг друга. Пётр Алексеевич относился к Коте Токаржевичу как к родному сыну и ни в чем ему не отказывал, продолжая наращивать его актерское мастерство. И втроем с Варварой Сергеевной они обсуждали новинки сцены и ходили в театры на премьеры коллег. Им в 1912 году даже посчастливилось втроем успешно съездить на отдых в Ниццу, что и по прежним временам было достаточно затратным мероприятием.

Об этой поездке Константин будет с трепетом вспоминать до конца своих дней и, рассказывая уже своему пасынку и его друзьям историю своей семьи, этот эпизод он выделял как самый счастливый в его детской жизни. Но тогда в 1912 году он и представить себе не мог, что очень скоро опять окажется в Ницце, но совершенно не по радостному поводу.

Наконец, наступил 1914 год. Котя благополучно закончил обучение в средних классах гимназии и был переведен в старшие. А тётя Катя, воспитав Котю и передав ему знание об истории и перипетиях родословной семьи, показав ему, где и что в её апартаментах находится и хранится, познакомив его с обслуживающим персоналом особняка как со следующим наследником, посчитала, что она свою главную историческую миссию выполнила. И на радостях решила, что теперь она может быть свободной и посвятить некоторое время себе и поправке своего драгоценного здоровья, немного пошатнувшегося за последние годы.

Сделав последние распоряжения, она собралась на некоторое время в Ниццу. Посоветовавшись с Петром Алексеевичем Зайцевым как лучше ехать, она собралась отправиться в путь. И в июле 1914 года Котя вместе с мамой проводили тётю Катю на вокзал и посадили в вагон поезда, который помчал её в Европу.

А через несколько дней пришло известие о том, что грянула Первая мировая война. Так Екатерина Николаевна Самарина оказалась в ловушке за линией боевых действий, не имея возможности вернуться на родину. Никто из них, ни Екатерина Николаевна, ни Варвара Сергеевна, ни тем более юный Котя не могли даже в мыслях представить себе, что в тот день на перроне московского вокзала они попрощались друг с другом навсегда.

В первые месяцы войны внутри общества наблюдался ещё больший патриотический подъем. Благое желание защитить «братьев-славян» сербов, осознание необходимости дать отпор Германии и Австро-Венгрии послужили прекращению всех рабочих забастовок, разногласий внутри правительства и Думы.

К движению по сборам благотворительных средств на нужды фронта присоединилось огромное количество людей, представители всех сословий, различных общественных организаций, предприниматели и все неравнодушные граждане страны.

Семья Зайцевых-Токаржевичей тоже не осталась в стороне от происходящих событий. Помимо повседневной работы Пётр Алексеевич организовывал благотворительные представления, в которых «царствовала» несравненная Варвара Сергеевна, принося всегда огромную пользу и сборам, и труппе.

Котя же успешно перейдя в 1914 году в старшие классы гимназии, должен был потихоньку начинать определяться со своим жизненным ремеслом, профессией. И тут, наконец, однажды, оказавшись всей семьёй вместе на очередной репетиции труппы, Зайцев поручил ему крошечную выходную роль.

Эксперимент прошёл успешно и показал, что Константин прекрасный ученик и уже многим дома от Зайцева овладел. С этого момента Пётр Алексеевич порекомендовал Токаржевичу запоминать понравившиеся ему роли всех спектаклей труппы и изучать далее полностью материал всех пьес, чтобы тот мог с любого места подхватить реплику любимого героя и отыграть за него роль и пьесу до конца. Зайцев не только сделал это предложение, но и практически показал, как это выглядит на деле.

Эта, казалось бы, игра в один прекрасный момент повлияла на судьбу не только Зайцева и его труппы, но и начинающего актера Константина Токаржевича.

Шло время, Котя постепенно обвыкался и к труппе, и к сцене, иногда даже исполнял небольшие эпизодические роли, чем очень выручал Петра Алексеевича. А параллельно, он много читал. И перечитал почти всю библиотеку «мемориального» кабинета тёти Кати. Так прошли два года. Котя возмужал, вытянулся, стал видным по стати, набрался сценического опыта и приличных знаний. И именно в 1916 году произошли три самых важных в жизни Токаржевича события.

Во-первых, он прекрасно закончил гимназию.

Во-вторых, он сразу же сходу поступил в Коммерческий институт Московского общества распространения коммерческого образования в Стремянном переулке, открывшийся в 1907 году и готовивший профессиональных предпринимателей. Здание для нужд образования было специально построено и открыто в 1913 году. Институт пользовался среди москвичей устойчивым успехом. Достаточно указать, что по состоянию на 1911 год, а это четыре года спустя начала образовательной деятельности, в нем уже обучалось 3965 человек. В этом учебном заведении лекции читали выдающиеся московские профессора, а во главе его встал известный правовед Павел Иванович Новгородцев. В семье это было воспринято как большая удача!

И в-третьих, в труппе Зайцева случилось то, чего никто и никак совсем не мог ожидать.

А вышло вот что. Актер, чьи роли так полюбил и прекрасно освоил Котя, внезапно и сильно заболел (а через некоторое время выздоровел, но выбыл из труппы в связи с призывом по мобилизации в ряды действующей армии). Афиша уже расклеена, театр арендован, спектакли назначены, билеты проданы, отменять блестяще подготовленную работу труппы абсолютно невозможно – убыток гарантирован!

Тут взгляд Петра Алексеевича упёрся в Котю, и Зайцев спросил, сможет ли он – Константин Токаржевич – провести полные спектакли вышедшего из строя коллеги?

Котя утвердительно кивнул.

И они ударили по рукам.

«Авральный» дебют Токаржевича на театральной сцене в качестве протагониста прошел с большим воодушевлением, при сильном эмоциональном подъеме всей труппы, с прекрасным успехом у публики и полной кассой на спектаклях. Котя был бесподобен! Чего тоже никто не ожидал. А он не только скопировал все роли и образы заболевшего актера, но и его манеру держаться на публике в этих ролях, его особенности двигаться и характер подачи им реплик.

Публика кучно шла на спектакли, ничего не подозревая совсем. И не заметила никакой подмены, считая, что роль ведет опубликованный в афише актер. Его вызывали на поклоны, забрасывали цветами, выкрикивали имя болеющего актёра. Котя солидно выходил на поклоны и также степенно покидал сцену. У всех было впечатление, что перед ними умудренный опытом мастер, но никак не начинающий молодой человек.

Труппа радостно пожинала плоды.

И молчала.

Конечно, описанный эпизод для сообщества театральных деятелей не остался незамеченным. По театрам, антрепренерам и труппам пошла полная удивительных слухов, отзывов и поразительных рассказов волна. Эти слухи, отзывы и рассказы сами по себе обрастали невероятными подробностями, дорисовывали и еще сильнее приукрашали «подвиги» Константина.

Но главное же здесь оказалось в другом! Именно в этой судьбоносной для всей труппы серии спектаклей для Токаржевича решилось всё. Это его путь! Это его жизнь! Это его форма достойного человеческого существования! Это его успех!

Понял это и Зайцев! Он стал делиться с Котей ещё более глубокими профессиональными знаниями и навыками и постепенно выводить его на сцену в главных ролях, расширяя рамки свойственных ему амплуа. Таким образом, Токаржевич за считанные сезоны приобрел богатейший сценический опыт, глубокие профессиональные познания, порядка двадцати ролей в ходовом драматическом репертуаре современного ему театра, имя в афише и заслуженный интерес к его работе со стороны зрителей и со стороны заинтересованных специалистов.

Всем, кто был с ним рядом, было очевидно, что Котя постепенно, но неуклонно перерастает уровень художественной деятельности труппы Петра Алексеевича. Это заставило задуматься и самого Зайцева по поводу того, а куда же Токаржевич должен пойти дальше, чтобы продолжить своё профессиональное и художественное развитие, так неожиданно и блестяще начавшееся под его личным руководством и, как выяснилось на практике, имеет нераскрытый ещё потенциал профессионально роста.

Продолжать выступать в труппе Зайцева долго – бессмысленно. Он уже не может больше ничему научить талантливого пасынка. Он может только создать ему трамплин и подсадить на следующий уровень развития. Так сам с собою рассуждая, Пётр Алексеевич, наконец, принял решение и стал тихо разрабатывать свой план.

А Токаржевич, окунувшись целиком в театральную среду и сценическое ремесло, внимал каждому слову, которое дарил ему Пётр Алексеевич. И когда тот сказал, что пора задуматься о деле серьёзно, Котя был обескуражен. Да куда же ещё серьёзней? И через всю свою жизнь Токаржевич пронесет трепетное, почти священное отношение к сцене и абсолютную серьёзность, с которой нужно подходить даже к самой маленькой роли и, казалось бы, пустяшной сценической задаче.

Но теперь же он скромно и терпеливо ожидал, что скажет Зайцев по поводу дальнейшего продолжения его творческого пути. И Пётр Алексеевич как ответственный педагог перед судьбой своего выдающегося ученика не стал его долго томить. Он видел артистический потенциал своего пасынка и прекрасно понимал, где и кому его характерные ролевые особенности и сценические кондиции могут блестяще пригодиться.

И, наконец, объявил: Фёдор Адамович Корш[8]8
  Федор Адамович Корш (1852–1923) – русский антрепренер, драматург, переводчик, основатель и руководитель Русского драматического театра (Театра Корша) в Москве (1882–1917).


[Закрыть]!

У Токаржевича перехватило дыхание.

Легендарный антрепренер, легендарная труппа, легендарный театр. Великие достижения, выдающиеся актеры, известные режиссеры. Самостоятельная афиша, своя публика, свои авторы и свой публичный артистический проект: «Премьеры по пятницам»! Сколько лет он ходил мимо здания этого удивительного театра, не считая возможным даже помыслить о таком. А Зайцев решил, что ему туда? Не может быть? Да и готов ли он?

Так для него прошла ночь.

Утром Зайцев предложил ему на рассмотрение свой план их подготовительных действий, который оказался не только привлекательным, но и для Коти вполне осуществимым. Он радостно обнял и поблагодарил Петра Алексеевича не только за своевременную поддержку, но и важную действенную помощь!

И они дружно приступили к реализации этого плана, специально разработанного Зайцевым для будущей звезды театра Корша – актера Константина Токаржевича.

Федор Адамович Корш возглавил театр в 1882 году и это был первый частный театр в Москве, который появился сразу после отмены монополии императорских театров на представления и зрелища в обеих столицах. Ранее он именовался Пушкинским, которым недолго и безуспешно заведовала актриса Малого театра Анна Алексеевна Бренко. После краха Пушкинского театра ведущие актеры труппы организовали товарищество «Русский драматический театр», куда Корша, который закончил в своё время обучение на юридическом факультете Московского государственного университета, и пригласили быть его распорядителем.

Это было поистине судьбоносное решение, которое на многие годы предопределило развитие русского частного театрального дела и театрального искусства в целом.

Через год труппа переехала в новое здание, построенное Коршем вместе с архитектором Михаилом Николаевичем Чичаговым в традиционном русском стиле. Земельный участок в нынешнем Петровском (ранее Богословском) переулке выделил купец, меценат и крупный коллекционер Алексей Александрович Бахрушин, присовокупив к этому и пожертвование на строительство в размере пятидесяти тысяч рублей.

Новое здание театра было оснащено самым современным и самым передовым техническим сценическим оборудованием. Такого оборудования не было ни в Большом, ни в Малом театрах. Премьеры новых постановок у Федора Адамовича сопровождались газетной шумихой и ажиотажем публики. Внимание привлекали инновационные постановочные эффекты и необычные декорации, усиливающие впечатление от превосходной игры прекрасно подобранной труппы.

В репертуаре театра были самые разнообразные постановки, как легкие комедии, так и серьёзные драматические произведения.

Федор Адамович шел в ногу со временем и прекрасно понимал театральные поколенческие процессы. Поэтому в 1900 году пригласил к себе режиссера Николая Николаевича Синельникова, обновил актерский состав, завел театральные утренники, где для юных москвичей играли спектакли те же актеры, что и по вечерам, но за четверть стоимости вечернего билета. И продолжил потчевать москвичей любимым блюдом – премьерами по пятницам.

Зритель неистовствовал и валом ходил в театр! А школяры и гимназисты от Корша были просто в восторге!

Это была лучшая сцена для раскрытия актерского потенциала. Она предоставляла возможность проявить себя в том или ином качестве, попробоваться в разных амплуа и максимально проработать свое мастерство. Лучшего места для начала актерской карьеры трудно было представить. И это прекрасно понимал Пётр Алексеевич Зайцев.

Котя Токаржевич был счастлив открывшейся для него великолепной перспективе. С чувством глубокой благодарности к отчиму, он тщательно оттачивал свою программу для прослушивания у Фёдора Адамовича. Котя знал – подвести Петра Алексеевича он просто не имеет права! Поэтому он ещё более ответственно подошел к занятиям по подготовке к осуществлению плана Зайцева.

А план был таков. Они с Котей каждый день брали новую пьесу, разбирали один из персонажей действующих лиц и Котя должен был за день освоиться в достаточной для исполнения степени с характерным типажом выбранного образа. И показать Зайцеву вечером небольшой эпизод этой роли в реальном исполнении. Условие одно! Типаж должен быть очень жизненным и абсолютно узнаваемым.

Петр Алексеевич знал, что именно такая подготовительная работа приучит Котю стать «реактивным» актером, которые преуспевали на сцене русского театра и были любимчиками у Корша.

День за днём, учась параллельно в коммерческом институте, он оттачивал своё мастерство, советовался с Зайцевым, прислушивался ко всем его замечаниям. В перерывах между репетициями в театре он упражнялся в движении, стараясь выверить каждый свой шаг и каждый свой жест. А выходя в город, в храм, в присутственные места, в люди он присматривался к типажам, которых ему представляла сама жизнь, изучал и инстинктивно запоминал характерные их особенности, понимая, что изображать в театре предстоит людей совершенно разных сословий и деловых занятий.

Пётр Алексеевич наблюдал за пасынком с нескрываемым уважением, восхищением и даже некоторым удивлением, когда иногда замечал в глазах Коти естественное волнение перед грядущим испытанием. Зайцев всеми силами старался подбодрить его, вселить уверенность в силах и нацелить на успех.

В то же время 1917 год был годом переломным в жизни страны. На улицах городов не прекращались народные волнения. Вспыхнувшие массовые протесты, спровоцированные усталостью народа от войны, нехваткой продовольствия и общим недовольством внутренней и внешней политикой правительства привели к захвату 23 февраля власти рабочими и солдатами Петроградского гарнизона. Вслед за этим последовал арест правительственного поезда, следовавшего в Царское Село из ставки Верховного Главнокомандующего в Могилеве. В одном из вагонов этого поезда императором Николаем II вынужденно был подписан приговор – манифест об отречении от престола. Так нелепо Российская империя прекратила свое существование навсегда.

Спустя всего несколько месяцев страну охватывает новое потрясение. Образовавшееся после падения монархии Временное правительство России, не справившись с накопившимися проблемами в стране, проигрывает в противостоянии с Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Это приводит к новой революционной волне и кровавым беспорядкам на улицах городов.

Осенью Котя начал обучаться на втором курсе Коммерческого института. И в один из октябрьских дней 1917 года начинающий актер Константин Токаржевич, изо всех сил стараясь совладать с волнением, переступил порог театра Корша и оказался перед внимательным и оценивающим взглядом гениального мастера.

Фёдор Адамович сидел в кресле и смотрел на Константина сквозь стекла маленьких очков. Жестом руки он пригласил его продемонстрировать, чем владеет, и задал вопрос о том, что умеет молодой человек, за которого так ручался Пётр Алексеевич Зайцев?

Константин глубоко вздохнул и вспомнил всё, чему его научил отчим. Он блестяще прочел отрывок из пьесы, которую не раз играл за других актеров. Удачно воплотил несколько образов, изобразив разных по характеру героев, поупражнявшись в драматических этюдах. Прекрасно справился со шпагой, без аккомпанемента исполнил ряд хореографических фрагментов. Молодой, подтянутый, с прекрасной дикцией, отлично владеющий словом и голосом в разных диапазонах и тембровых оттенках, гибкий телом с подвижной мимикой и отточенными четкими жестами. Не актер. Мечта!

Фёдор Адамович был поражен.

А Константин не сразу заметил, как Корш улыбается ему сквозь густые усы и богатую окладистую бороду. Фёдор Адамович встал, подошел к Токаржевичу и крепко пожал ему руку.

– Вы приняты, пятьсот рублей. Зайдите теперь же в контору.

Подписав как в тумане свой первый профессиональный контракт, Котя с Петром Алексеевичем поспешили домой, где их ожидала Варвара Сергеевна, домашний ужин и атмосфера любви, трогательного отношения и искреннего обожания. Войдя в квартиру, они дружно сказали, что пришли, вымыли руки и Котя вошел в комнату, откуда доносились божественные запахи свежеприготовленной домашней пищи, с контрактом в руках и, показывая его радостно маме, сообщил:

– Приняли! Контракт! Пятьсот рублей!

Варвара Сергеевна сидела за накрытым уже столом в любимом своём кресле из красного дерева, когда-то принадлежавшему фельдмаршалу Румянцеву. Глаза её сияли от счастья и радости за очень важный и для неё такой желанный успех сына. Но не только. Она чисто по-женски уже сама для себя соображала, что в доме появятся дополнительные средства и семье станет намного легче выживать в наступившие нестабильные времена.

В комнату вошел и Пётр Алексеевич. Он с порога стал балагурить и показывать Варваре Сергеевне как замечательно выступал Котя на смотринах у Корша. Конечно, комик по призванию, он это показывал со свойственным комическим оттенком. Все дружно смеялись и отдыхали душой. А Котя вдруг осознал для себя, как лаконичны движения, мимика и жесты Зайцева, но как много они показывают и говорят. Истинный мастер и великое искусство!

Он бросился к Петру Алексеевичу, обнял его и попросил:

– Только не оставляйте меня советами, подсказками и знаниями! Без Вас никогда бы не случилось этого счастливого дня и передо мной не открылась бы эта широкая дорога. Очень благодарен! Не откажите, пожалуйста, в дальнейшей поддержке!

Варвара Сергеевна была счастлива и слезы радости скатились по её щекам. Зайцев вернул Котю за стол. И они втроем приступили к долгожданной и показавшейся всем невероятно вкусной сегодняшней вечерней трапезе. Они много шутили, о чем-то говорили, что-то обсуждали и были искренне довольны друг другом. Наконец, праздничная трапеза была счастливо завершена. Они вместе убрали со стола, попрощались, пожелав спокойной ночи, и разошлись почивать, довольные собой и успехами Коти.

Константин долго не мог уснуть. Его мысли кружились вокруг постигшего его успеха. Ему – Константину Токаржевичу было суждено начать свою актерскую карьеру в такое нестабильное время. Он был принят в труппу Фёдора Адамовича Корша на ставку пятьсот рублей золотом. И Константин вдруг осознал, что прописанный гонорар является не только жестом высокого доверия, оказанного ему и его молодому таланту, но и наделившего его грандиозной степенью ответственности, так щедро дарованной мастером и судьбой.

А ещё всего через несколько недель в том же октябре 1917 года в России установилась советская власть, и описанные выше события войдут в историю под названием Октябрьская революция.

На несколько лет страна погрузилась в братоубийственную гражданскую войну, хаос и разруху. Установившаяся власть рабочих и крестьян с особой жестокостью отнеслась к некогда привилегированным сословиям, обвиняя их представителей в угнетении рабочего класса и крестьянства, длившегося веками.

Дворянские фамилии и вся русская интеллигенция оказались на грани своего исчезновения. На их глазах трагически разрушался мир, в котором они родились, постепенно канул в лету образ жизни, в котором они существовали. Казалось, что не было уже и их Отечества, которому столетиями служили их предки. Разочарованные и напуганные, многие из них последовали на юг, вслед за отступающими войсками Белой гвардии, в надежде на восстановление прежней жизни. Надежды эти были призрачными и безнадежными, но в тот роковой год об этом ещё никто не догадывался. Им суждено было найти пристанище вдали от родины и умереть за её пределами, найдя свой последний приют на русских кладбищах европейских столиц, Турции, Китая и США.

А оставшихся представителей бывших привилегированных сословий ожидала куда более тяжкая доля. В один миг очутившись в стесненных условиях, ютившись по маленьким комнатушкам бывших особняков и доходных домов, превращенных в коммунальные квартиры, они с достоинством продолжали нести своё бремя и в новых условиях служили своему Отечеству, находя в этом успокоение и смирение. Наблюдая за новыми веяниями эпохи, равнодушно пропуская мимо сердца кричащие советские лозунги, лишь вздыхали. Они бережно хранили все свои вещи, которые им удалось сберечь после революции. На их стенах по-прежнему висели старинные живописные полотна, они накрывали стол из любимых фарфоровых чашек уникальных сервизов, еле слышно постукивая о блюдца серебряными ложечками с фамильными гравировками на ажурных черенках. Все эти вещи также будут спасать их во времена голода и безденежья, а оставшиеся предметы былой роскоши останутся лишь горьким напоминанием об ушедшем, навсегда потерянном времени их расцвета, полного красоты и изящества.