Текст книги "В мире, которого нет (ч/б иллюстрации)"

Глава 3

– Я уж не знаю, отчего ты сходишь с ума, а я от любопытства!

Антон рассказал ей всё – и о явившемся странным образом послании прадеда, и о ночном госте, и о лакее-призраке. Уж очень не хотелось оставаться наедине с собственными страхами и сомнениями… Возможно, правильнее было просто собрать вещички и быстренько уехать. А потом действительно продать дом – только не тому сумасшедшему (сколько бы ни предлагал). Но теперь, когда солнце стояло высоко в пронзительно-синем небе, когда внизу под косогором волны прибоя умиротворенно набегают на песок, когда мир кажется таким привычным и родным… Теперь и подумать невозможно о том, чтобы сбежать, даже не попытавшись проникнуть в тайну, которую прадед завещал именно ему… Да и Алёнка отсюда точно ни ногой, пока не перезнакомится со всеми призраками, духами, фантомами, или как их там…

– И, между прочим, не так уж всё и страшно. Я тут недавно книжку одну читала, там так и написано: мы видим и ощущаем лишь крохотную часть даже собственной жизни – не говоря уж о жизни вообще. Мне интересно, что тут дальше будет. Интересно – и всё! И давай прямо сейчас, пока светло, пойдем и ту дверь поищем… – Алёнка трещала без умолку, но чувствовалось, что бодрости духа у неё сейчас несколько меньше, чем она старается показать. Пока говоришь, думать некогда – и от этого легче… – Прадед же тебе написал, что ты знаешь, где она! Правда знаешь? И он-то тебе точно навредить не хочет! Ты же сам рассказывал, что он тебе роднее всех родных был. И пусть тот мерзкий старикашка не угрожает. Ему самому страшно, вот он и хочет, чтобы все вместе с ним боялись…

– Ну, не такой уж и мерзкий. Нормальный… – Антон обвел взглядом комнату и обнаружил, что скомканный лист бумаги, который едва не стал путеводным клубком, по-прежнему лежит на лестничной ступеньке.

– А он тебе не угрожал?

– Кто?

– Кто-кто?! – передразнила его Алёнка. – Тот, который деньги предлагал…

– Про каких-то серьёзных людей говорил, а так – не угрожал.

– Мёртвые – не страшные совсем. Живых надо опасаться. Он-то точно не отстанет.

– Отстанет, – пообещал Антон, направляясь к бумажному катышу. – Ещё как отстанет. Он, когда лакея увидел, чуть в штаны не наделал… – Он развернул лист, надеясь найти там какую-нибудь подсказку, но все надписи куда-то исчезли без следа – даже та, что была сначала. – Я поднимусь, а ты пока здесь посиди…

– Ни за что! – по слогам и твердо ответила она. – Или вместе, или никак.

Со вчерашнего дня здесь ничего не изменилось. Даже раскатившиеся по полу зеленые яблоки лежали нетронутые. «Ѳ. IОХИМ» стоял всё так же незыблемо на своей опоре, только крышки на объективе не было, и казалось, будто он с укоризной смотрит на вошедших.

– С чего начнём? – Вопрос был скорее риторический, но Алёнка будто ждала его.

– Свет выключи. Призраки темноту любят. Им при свете никак нельзя…

– Давай. Только ты присядь куда-нибудь, пока глаза к темноте не привыкнут.

Она послушно забралась в просторное кресло, стоявшее справа от входа, и свернулась в клубок, положив голову на подлокотник – как будто собралась смотреть телевизор, что-то длинное, но страшно увлекательное.

Антон щёлкнул выключателем, лампочка погасла, но темнота почему-то не наступила. Окружающие предметы сначала затянуло густой красноватой дымкой, а потом они начали медленно и плавно менять очертания. Колбы и реторты на полках превратились в хрустальные вазы, дощатый пол сменили начищенные до блеска мраморные плиты, стены раздвинулись, и со всех сторон выстроилась стройная колоннада.

Так сразу и так просто? Всё вокруг взяло и изменилось само собой. Никаких тебе заклинаний, гексограмм и прочей эзотерики…

– Милости просим, дражайший Антон Борисович! – Посреди зала рядом с «Ѳ. IОХИМ»-ом стоял давешний лакей. – Вас ждут-с…

– Кто? – Антон слегка опешил.

– А вот этого, сударь, нам неведомо. Мне иного дела нет, кроме как с почтением препроводить…

Антон оглянулся и обнаружил, что позади нет ни кресла, ни Алёны, и ему стало невыносимо стыдно, что на какую-то долю мгновения он забыл о ней.

– Я не один… – Он метнулся было к двери, но дверь тоже исчезла.

– Об Алёне Игоревне не извольте беспокоиться.

– Нет. Без неё я никуда…

Но говорить уже было не с кем. Лакей куда-то исчез. Только «Ѳ. IОХИМ» продолжал одиноко стоять посреди огромного зала, и Антону даже показалось, что тот даже издевательски подмигнул своим стеклянным глазом. Последняя знакомая вещь… Последний ориентир. Если он впереди, значит, кресло, где пристроилась Алёнка, – сзади. Железная логика… Впрочем, не время и не место доверять логике. Здесь всё наоборот, всё шиворот-навыворот: хочешь вернуться назад – иди прямо, шёл в комнату – попал в другую. Классика! Не пей – козлёночком станешь. Вино скотинит и зверит человека!

Он поймал себя на том, что с криком «Ура!» несётся к фотоаппарату, к этому антикварному ящику, чтобы вцепиться в него, в последний предмет из реального мира, но и тот исчез – вместе с залом, мраморным полом и колоннадой. Теперь впереди в бесконечность тянулся узкий коридор, серый, мрачный, освещенный редкими, едва теплящимися лампочками – со множеством дверей, как в захудалой гостинице или общаге.

Путь преграждал массивный письменный стол, за которым сидел всё тот же лакей, но уже не в ливрее, а в черном френче с голубыми петлицами без знаков различия. Он что-то писал перьевой ручкой, едва не высунув язык от усердия.

– Присядьте. – Он, не отрываясь от процесса, кивнул на табуретку.

– Зачем?

– Имейте терпение. Я делом занят! Вашим же делом, между прочим. Выписываю вам универсальный пропуск. А вы мне мешаете!

– Какой пропуск?

– Я что – непонятно сказал: универсальный, дающий право на вход в любую дверь.

– Я бы предпочел на выход…

– На этот счёт распоряжений не было.

– Нет, вы сначала расскажете мне, где я, почему я здесь, куда делась Алёна, как отсюда выйти…

– Вот справочник. – Человек во френче извлек из воздуха толстый потрепанный том и швырнул его на стол. – Читайте – там всё есть. И больше ни слова, пока я не закончу. Одна лишняя закорючка, и мне придётся все переписывать заново. Вы хотите ещё час здесь торчать?

Антон сдался. Сел. Раскрыл книгу наугад…

«…и этим счастливым качеством обладают немногие. Может быть, этот прецедент поистине уникален. Во всяком случае, многого просто мастерством объяснить невозможно. Люди, глядя на фотопортреты, сделанные им, узнавали себя! Узнавали себя лучше, чем позволял весь опыт предыдущей жизни. Снимки говорили о человеке гораздо больше, чем знали о нем знакомые, друзья, коллеги, родственники, даже самые близкие люди, даже он сам. И это проявлялось настолько ярко, что люди бесконечно далёкие от искусства в полной мере осознавали всю глубину его таланта. Как он мог заставить любого человека, даже того, кто видел его впервые, обнажить собственную сущность, раскрыться, сбросить привычную личину – остается загадкой, которую едва ли суждено когда-либо разгадать. Временами кажется, что галереи образов, которые он создал за долгие годы, продолжают жить где-то своей отдельной жизнью в неведомых нам сферах…»

Фрагмент из некролога… Завернул автор фразочку ради красного словца, а она возьми и окажись правдой…

Так… Значит, жизнью отдельной… Значит, в неведомых сферах… А почему об Алёне ни слова?

«…есть дела, в которые не стоит впутывать даже очень близких людей…»

Ага! Одна строка. Точнее, обрывок строки посреди листа – только на этот раз не газетным убористым шрифтом, а размашистым прадедовым почерком. Ответ, конечно, обнадёживает, но не успокаивает…

– Распишитесь здесь, здесь и здесь. – Вахтер ткнул пальцем в расчерченный на клетки лист здоровенной амбарной книги. – И получите документ в лучшем виде.

– И что мне с ним делать? – спросил Антон, принимая плотно исписанный жёлтый бланк, на котором красовалось не менее дюжины печатей.

– Этот пропуск откроет вам здесь любую дверь, даже если держатели анклавов будут возражать.

– Зачем мне это?

– Ой, ну не надо лицемерия… Не место. Вы же всегда мечтали, чтобы вас везде пускали. Прежде чем выписать вам пропуск, я внимательнейшим образом изучил ваше личное дело.

– А кто такие держатели анклавов?

– Правильный вопрос. Этот термин ввёл лично я. Держатели анклавов есть лица первой очереди, формально подчинённые Самому. В их полном распоряжении находятся вверенные им анклавы, а также лица второй, третьей и последующих очередей. Кстати, с последними не церемоньтесь. Если что – просто мысленно катком по ним пройдитесь, и всё. Исчезнут. Никаких прав у них нет. Да им и не надо…

– А вы лицо какой очереди?

– Разумеется, первой. Я, правда, сейчас готовлю документы на подпись Самому о присвоении мне Высшей очереди, поскольку этот коридор имеет выход в любой анклав, и здесь единственное место, где поддерживается хоть какой-то порядок. Там, – кивнул вахтёр на ближайшую дверь, – иногда такое творится, что только в кошмарном сне… Будь моя воля, я бы всех к ногтю! Но Сам, извините, их распустил, а мне субординация не позволяет без приказа, знаете ли… Всё! Идите! Мне некогда. Дел невпроворот. – На столе сам собой вырос ворох бумаг, и он демонстративно углубился в чтение.

Антон оглянулся назад, но там был тупик – стена из красного кирпича, на которой мелом вкривь и вкось было начертано: «Порожняков – сука!»

– Последний вопрос: а кто такой Порожняков?

– Кто?! – Вахтер оторвал взгляд от бумаг, и в поле его зрения попала стена. – Вот дерьмо! Анархия! Нет, вседозволенность до добра не доведёт! Сейчас же докладную оформим. Попляшут они у меня. – Он выхватил откуда-то ведро с краской, из которого торчала малярная кисть, прошёл сквозь стол и начал аккуратно замазывать надпись. – Порожняков это я. Майор Госбезопасности. Можете называть меня запросто – «товарищ майор». А если увидите меня в ливрее – «голубчик», или «эй, человек», или как хотите… Это моё воплощение второй очереди, так что не церемоньтесь. Да идите же вы, наконец…

Казалось, коридор уходил в бесконечность. Во всяком случае, конца ему видно не было, и Антон ухватился за ручку первой попавшейся двери. Несколько секунд простоял в нерешительности, а потом потянул её на себя.

Глава 4

Несколько пуль ударились в дверной косяк и тут же стекли зеленоватой вонючей слизью. Несколько существ с бульдожьими головами и человеческими телами, облаченные в черные мундиры, в золотых аксельбантах, вылезли из болотной жижи, наставили на него ручные бомбарды. Тут же их поглотил хлопок голубого пламени. Ядовито-зелёные холмы просто кишели подобными тварями. Оглядываться на дверь смысла не было. Антон почему-то был уверен, что выход исчез, едва он переступил порог.

Из-за спины донеслась ружейная канонада, и на войско монстров начали падать синие молнии, которые разили их сотнями.

– Вы б укрылись, Ваш Высокопревство! А то, не ровён час, – сам Злобный Дрян явится, и уж тогда мало никому не покажется. – Седоусый солдат в форме времён Крымской войны прикрыл его грудью от наступающих орд нелюдей, и рядом поднялась шеренга воинов, похожих на него как близнецы-братья. – Идите вон к тому шатру, – указал он на вершину одного из холмов, где и в самом деле возвышался алый шатер, – и доложите господину Бомбардиру, что все мы готовы умереть за него. Он и так это знает, но всё равно доложите.

Шеренга двинулась на неприятеля, за ней – вторая, третья, четвёртая. Вражеские пули косили стройные ряды, и убитых, прежде чем они успевали упасть, подхватывали ангелы и уносили в небеса сквозь низкие серые густые облака.

Антон двинулся к шатру, готовый долго месить вязкую рыжую глину, в которой ноги утопали едва не по колено. Но путь оказался неожиданно близким: всего несколько шагов, и вот он уже на холме, откуда видна вся картина грандиозной битвы: вон авангард сцепился с неприятелем врукопашную, вон лавина кавалерии (все, как один, на белых конях) врезается во вражеский строй с фланга, а вон там волны нелюдей атакуют пылающий редут, но стойкость его защитников и предрешит исход сражения…

Что за мусор в голове? Откуда столько высокопарной торжественности?

– А теперь тридцать бригад улан пусть ударят с левого фланга! – Мальчишеский голос был полон весёлого азарта.

Мальчонка лет семи сидел на барабане, как Наполеон, и наблюдал за ходом битвы. За его спиной, почти не шевелясь, стояли господа генералы в белых мундирах и белых треуголках с золотым шитьем. Один из них, услышав приказ, превратился в огромного белого голубя, взлетел и через долю мгновения стал крохотной белой точкой над размытой серой дымкой линией горизонта.

– А это кто такой?!

– Господин Бомбардир интересуется, кто вы такой, – обратился к Антону один из генералов.

– Вот… – Антон не нашёл ничего лучшего, как предъявить пропуск.

– Позвольте. – Генерал взял из его рук документ и с почтением, сняв треуголку, протянул «господину Бомбардиру».

– Я же говорил этой козявке, чтоб не совался сюда! И не присылал никого! – немедленно вспылил мальчишка. – Его дело коридор драить!

– Извините, господин Бомбардир, но без воли Верховного этот человек всё равно не смог бы сюда попасть…

– Да? Пожалуй… – Парнишка, похоже, даже несколько смутился. – Генерал Три, примите командование.

– Есть! – отозвался один из генералов и сел на кочку, которая почему-то тут же трансформировалась в барабан.

Солдаты в белых передниках вынесли из шатра плетеный стол и два кресла, поставили чайный сервиз на две персоны, корзинку со сладостями.

– Присаживайтесь, сударь, – предложил «господин Бомбардир», перемещаясь в кресло.

– Благодарю. – Антон сел напротив, и тут же на стол водрузили самовар, а грохот битвы чудесным образом затих, хотя баталия продолжалась, и мальчишка продолжал внимательно следить за тем, что происходит на поле боя, лишь вскользь поглядывая на собеседника. – Ваши солдаты просили передать, что готовы умереть…

– Я знаю! На этот раз Злобному Дряну не будет пощады. А вас, значит, Верховный прислал?

– Возможно…

– Какие распоряжения?

– Никаких…

– Значит, прислал вас в моё распоряжение!

– Никаких распоряжений…

Но мальчишка его уже не слушал. Казалось, он мгновенно забыл обо всём на свете, даже о сражении, которое только что занимало его целиком.

– Вы даже представить себе не можете, как это восхитительно! Наконец-то! Я назначаю вас главным маршалом Злобного Дряна. И только попробуйте воевать вполсилы!

– А Злобный Дрян не будет против?

– Пусть только попробует! Это самое злобное, коварное, жестокое и бессовестное существо в мире. Но пока я точно знаю, что выиграю любое сражение, и мне не так уж интересно…

– А если я откажусь?

– А я пропуск не отдам! Вот! Пока не отнимите, не получите. Так и будете торчать тут сто лет.

– Хорошо… – Собственно, Антон и не собирался отказываться. Чем дальше, тем происходящее казалось всё более нелепым, а значит, и вести себя стоило соответственно. – И как мне его найти?

– Идите на север, через реки, моря, горы и леса, там черный замок посреди черного болота…

Дальше можно было не слушать. Ребёнок, похоже, и сам не знал, где прячется супостат. А может быть, просто на ходу сочинял старую сказку. В любом случае идти придётся, и даже хорошо, что Алёнка где-то отстала. Прадед завлёк их сюда, значит, он и позаботится о том, чтобы с ней ничего не случилось…

Надежды – надеждами, а щемящее беспокойство, которое не отпускало его ни на мгновение, и сейчас никуда не исчезло.

– Могу дать батальон или полк охраны. Надо? – предложил «господин Бомбардир», всем своим видом давая понять, что ему не терпится вновь принять на себя командование войсками.

– Не стоит. Так доберусь.

Антон поднялся и не спеша двинулся прямо в гущу сражения.

– Даже чаю не попьете? – донеслось вслед, но он даже не оглянулся. Почему-то не было никакого желания продолжать разговор с этим мальчишкой. Тот играл в свою жестокую бесконечную игру, превратившись в её часть, в ее функцию, и наверняка не знал (или не помнил) о том, что в мире существует что-то кроме нее.

Над полем битвы сверкали разноцветные молнии, ложбины между холмами заливали потоки алого и голубого пламени, поглощая и солдат «господина Бомбардира», и монстров Злобного Дряна. Но чувства опасности почему-то не было… Во-первых, до сих пор не верилось до конца в реальность всего происходящего, во-вторых, в панораме битвы было что-то, напоминающее компьютерный мультик, а в-третьих, Антон почему-то точно знал: случись и впрямь с Алёнкой что-то дурное – он бы почувствовал. Сразу же.

Эскадрон уродцев с собачьими мордами несся прямо на него – верхом на вполне добродушного вида жабах. «Лица второго порядка», как сказал вахтёр-особист…

Мысленно – катком…

Стальная махина, видимая только ему, стремительно умчалась за горизонт, подмяв под себя не только воюющие армии, но и деревья, холмы и всё, что оказалось на ее пути. Возникла абсолютно прямая асфальтовая дорога, уходящая за горизонт, и по ней можно было шагать семимильными шагами, даже не глядя под ноги. Через пару минут грохот сражения остался далеко позади, а Черный замок (высоченная квадратная башня, протыкающая облака) оказался на расстоянии вытянутой руки. Дерни за верёвочку – дверь и откроется…

Но ни двери, ни веревочки не было. Только ссутулившийся тощий человек в сером сюртуке по моде начала прошлого века показался из-за угла и неторопливым прогулочным шагом двинулся к Антону, опираясь на трость. Он вовсе не был похож на заводную куклу, как бойцы воюющих армий, как те генералы, что стояли за спиной «господина Бомбардира». Скорее он напоминал актера в грубом гриме. Лицо было исполосовано глубокими искусственными морщинами, а над отвисшей нижней губой возвышался одинокий клык. Сущая Баба-яга в мужском обличье. «Покатаюся-поваляюся…»

– Чем обяжан? – Клык явно мешал ему говорить. Он аккуратно извлёк его изо рта и положил в нагрудный карман.

– Извините за вторжение, но мне необходимо видеть Злобного Дряна.

– Мне тоже, знаете ли… – Человек усмехнулся и не спеша двинулся дальше, продолжая привычную прогулку. – Это самое злобное, коварное, жестокое и бессовестное существо в мире – так, если не ошибаюсь, охарактеризовал его наш славный господин Бомбардир?

– Именно…

– У мальчика с фантазией не слишком хорошо, но это скорее к счастью, чем к сожалению. Если бы он там, в прежней жизни, получил хоть какое-то реальное представление о том, что такое зло, что такое жестокость, что такое коварство, – всё, что здесь происходит, было бы куда страшнее…

– Извините ещё раз, – прервал его Антон, – я уже почти привык, что здесь никто не интересуется, кто такой я и как я сюда попал… Но… Вы-то явно не плод воображения «господина Бомбардира». Вы тоже, как изволил выразиться один коридорный смотритель, «лицо первой очереди».

– Отчасти. Только отчасти… Видите ли, того мгновения, когда нас забросило сюда, мальчик и не заметил. Он сидел у себя в комнате, играл в солдатики и категорически отказывался спускаться в гостиную для общего семейного снимка. Фотографу пришлось подняться в детскую, а я имел неосторожность сопровождать его. И заставить мальчишку смотреть в объектив можно было лишь одним способом – рассказывать о каких-то битвах, о каких-то полководцах, о каких-то победах… Он был, мягко говоря, весьма неуравновешенным ребёнком, и в гимназию его отправить не рискнули. Я был одним из домашних учителей… Вот, собственно, и всё. С тех пор, вероятно, прошло немало лет, но здесь ничего не меняется, поэтому время не имеет никакого значения…

– Значит…

– Да, вы совершенно верно догадались: я и есть Злобный Дрян, враг всего светлого и доброго, существо без совести и чести, лишённый чувства жалости и сострадания. И я останусь таковым, пока мальчик не повзрослеет и не начнет хоть что-то понимать в жизни и в людях. Но этого не будет никогда, поскольку нет рядом с ним ни жизни, ни людей – одна только вечная игра. Он устроил всё так, как хотел. Такое уж у него было представление о счастье… – Человек вдруг остановился и впервые за всё время разговора пристально посмотрел на Антона. – Так, извините… Чем обязан?

Нет, говорить о «назначении» не стоит… Тогда Злобный Дрян, чего доброго, просто сложит с себя полномочия и исчезнет. Было очевидно, что он давно тяготится своей миссией.

– А почему бы вам не быть рядом с ним? – Антон решил, что лучше не менять тему разговора. – Вы же сами сказали: ничего не изменится, пока он не повзрослеет, и вы – его единственная надежда…

– Для этого надо до него добраться… А чтобы до него добраться, нужно разгромить его армии. А чтобы разгромить его армии, нужно воистину стать самым злобным, коварным, жестоким и бессовестным существом в мире. У мальчишки фантазии не хватает, чтобы действительно наделить меня этими качествами. А сам я слишком мягок и неловок для такой роли. И ещё я боюсь, что поражение в войне огорчит его настолько, что случится нервный срыв. О последствиях я даже думать боюсь.

– А почему бы вам не проиграть очередное сражение и сдаться на милость победителя? – предложил Антон. Эта мысль показалась ему удачной, лежащей на поверхности, и было странно, почему она давным-давно не пришла на ум самому «Злобному Дряну».

– Он мне не позволяет. Он начинает играть в поддавки, как только возникает угроза полной и окончательной победы. Положение просто безвыходно, и я в полном отчаянье.

– Не знаю… – Антону вдруг стало беспредельно жаль и мальчишку, и «Злобного Дряна». – Пожалуй, вам всё-таки стоит всерьёз стремиться к победе. Это нужно и вам, и ему… Только так вы сможете что-то изменить.

– Вы думаете? Что ж, я, конечно, попробую… Спасибо. Вы мне очень помогли. Я… – Бывший учитель не успел закончить фразы, как замок тряхнуло, словно при землетрясении, в черной стене образовался проём, и оттуда неторопливо вышел лакей.

– Антон Борисович. – «Злобного Дряна» он, казалось, и не замечал. – Смотритель распорядились передать вам это. – Лакей протянул Антону пропуск. – И они просили предупредить, что данный документ не подлежит передаче третьим лицам, независимо от их порядка. В противном случае пропуск может быть аннулирован, и вы рискуете навсегда остаться там, где его утратили.

Лакей исчез, а там, где он только что стоял, возник дверной проём.

– Кажется, мне пора. – Найти Алёнку, даже если ей ничего не угрожает, было всё-таки важнее, чем продолжать решать местные проблемы…

– Вы не представляете, как я вам признателен…

Дверь за спиной с грохотом захлопнулась, и Антон вновь оказался в бесконечном коридоре, освещенном тусклыми электрическими лампочками. И теперь надо было решить, куда идти – направо или налево. А может быть, вообще поступить как-нибудь иначе?

Он закрыл глаза и двинулся прямо, в первую попавшуюся дверь.