Текст книги "За Уральским Камнем"

Продвигались быстро. Парус, весла – все использовали. Разговор шел о ставшем почти родным Обдоре. О голландцах даже не вспоминали, поэтому, когда показались мачты большого морского судна, все даже растерялись.

– Голландцы! – удивленно произнес Бряга и, тут же придя в себя, скомандовал: – Парус опустить, и к берегу. Схоронимся пока и понаблюдаем за ними.

По берегу, скрытно, подошли к судну и, спрятавшись за пригорком, стали наблюдать. Казаки, включая Брягу, видели такой огромный корабль впервые. Он стоял на мелководье, в небольшой бухте. Паруса с мачт были сняты. На берегу матросы расчистили площадку и на ней соорудили большой, крытый парусиной сарай. В него команда складировала груз, разгружаемый с корабля. К берегу его доставляли на шлюпках и баркасе.

Даже самый неопытный из наблюдателей догадался, что экипаж готовит судно к зимовке.

Когда ладья с русскими зашла в бухту, наблюдатель на грот мачте прокричал тревогу. Работа на берегу прекратилась, а команда, вооружившись ружьями, частью отплыла на корабль, остальные столпились около берега, держа оружие наготове и ожидая развития событий.

На корабле тоже произошло оживление. Открылись по борту крышки бойниц и из них показались жерла пушек. На грот-мачте подняли флаг Голландии – красно-бело-синий триколор. В ответ Матвей Бряга приказал поднять стяг с изображением Архангела Михаила на золотом коне, в окружении небесного воинства, и зарядить носовую пищаль ядром.

Ладья подошла к борту корабля без происшествий. Сверху что-то прокричали по-иноземному. Ничего не поняв, Матвей прокричал в ответ:

– Я казачий десятник, Матвей Бряга, представляю порубежную охрану государства Российского. Хочу встретиться с капитаном корабля.

С минуту продолжалось молчание, затем сверху бросили веревочную лестницу. Матвей взобрался на палубу корабля. Живую натуру казака раздирало любопытство. Все он видел впервые. Огромные мачты, бесчисленные реи, паутина канатов и лестниц. Все это поражало и приводило в изумление. Его окружило несколько десятков моряков. Злые, настороженные, в лучшем случае любопытные глаза смотрели на него со всех сторон. Матвей поправил одежду, пистолеты, грозно торчащие из-за пояса, и положил руку на эфес большой казачьей сабли. Среди разноцветной команды корабля, одетой как попало, в рваные одежды, он выглядел весьма не плохо. Здоровенный матрос с дудкой на шее пригласил жестом следовать за ним и повел к корме, где в глубине надстройки оказалась каюта капитана.

Капитан и с ним несколько человек, судя по одеждам, господа знатные, ожидали Матвея Брягу уже в каюте. Раскланявшись с десятником, они усадили его за стол и расселись сами. Нетерпеливый Матвей, боясь, что ему не дадут высказаться, начал переговоры первым. Он говорил быстро и долго. Рассказал про Обдорский таможенный пост, про голову Обдорского – князя Василия Шорина, о правилах получения разрешения на торговлю, уплаты десятины, правилах торговли, перечислил запрещенные товары. Словом, говорил много и обо всем, что знал. Иноземцы слушали его очень внимательно, даже иногда кивали головами. Капитан расстелил карту, ткнул в нее пальцем и произнес слово Обдор. Матвей догадался, что он хочет, и не без труда на иноземной карте указал место нахождения городка. Потом говорил капитан. Говорил на голландском языке, тоже очень много и долго. Матвей слушал внимательно, из уважения кивал головой, и все ожидал, когда же кто-нибудь будет переводить. Но капитан закончил говорить, а никто не перевел даже слова. Все иноземцы встали, раскланялись, а здоровенный матрос с дудкой отвел Матвея опять к веревочной лестнице и указал вниз, предлагая спуститься обратно в ладью. Бряга, спускаясь в ушкуй, лихорадочно пытался сообразить, провел он переговоры или нет.

– Ну, ладно, – рассуждал десятник, – я их языка не знаю, поэтому ничего не понял, но они меня слушали и молчали. Значит, понимают по-нашему! Но я тоже молчал! Все понятно! Просто они понимают по-нашему и решили, что я тоже понимаю по-ихнему.

– Ну, как прошли переговоры? Все нормально? Как они тебя приняли? – посыпались со всех сторон вопросы.

– Все хорошо, – как-то неуверенно произнес Матвей. – Хотят к нам в Обдор в гости приехать, даже спросили, где он находится. Давайте лучше подымать парус и быстрее восвояси, а то, глядишь, примерзнем где-нибудь, – вздохнул Бряга, окончательно разочарованный переговорами, и вдруг зло добавил: – Ну, смотрите у меня, басурманы, если что, сам лично разделаюсь с вами!

Пока Матвей Бряга совершал морские рейды, в Обдоре тоже не бездельничали. Особо проявил себя Парфен. Он привлек к работам двух казаков, что лучше других разбирались в плотничьем деле, нанял за небольшую плату острожных крещеных остяков и силами двух бригад взялся за Обдор.

Первым делом правили острожную стену и башни. Безопасность городка в тревожное время прежде всего. Для ремонта стен еще по лету в Обдор из Березова сплавом были доставлены листвяжные бревна. Их таскали от берега до острога – волоком. Работа не из легких. Попытка привлечь на работы самоедов не удалась. Такие работы для них непривычны, в результате аборигены больше калечились, а потом просто сбежали из Обдора. Но работа, несмотря ни на что, шла полным ходом.

Острожная стена выпрямилась. Подгнившие бревна заменили новыми – листвяжными, которые теперь выделялись белизной и источали свежий смолистый запах. Увеличили высоту угловых башен, а самое главное, Парфен для новых пищалей соорудил поворотные лафеты, и теперь быстро, без особых усилий можно было поворачивать пушки, изменяя направление стрельбы.

Навесили новые тесаные ворота. Железные петли привезли с собой. Смазали их тюленьим жиром, и с воротами стал справляться один казак, а у сторожей появилась новая обязанность – смазывать петли. Парфен так и сказал:

– Если ворота заскрипят, значит, худая стража стоит!

Кроме всего, Парфен поправил амбары, ледники и принялся заготавливать на зиму припасы. Князь Шорин диву давался, насколько сноровистый и хозяйственный достался ему казак. Рыбу засаливали в чанах, а затем вялили на ветру, крупные рыбины коптили. Всю дорогу в Обдор Парфен организовывал сбор дикого чеснока и скупал съедобные коренья. Все это, мелко порубленное, пересыпанное солью, в березовых туесах сложено в ледник. Брусника, клюква, в большом количестве заготовленная уже здесь, в Обдоре, тоже засыпана в короба и отправлена туда же. В ледник трескучий мороз не доберется, все сохранится и будет в зимнее время хорошей добавкой растительной пищи. Любимое толокно привезти не удалось, завезли зерном. Парфен был уверен, что так даже лучше. Бесконечными зимними ночами заняться нечем, и дополнительные хлопоты по хозяйству весьма кстати. Мясо тоже и навялили, и насолили, и накоптили.

За мясо Парфен особо не беспокоился. Самоеды рядом, и оленины всегда прикупить можно, а если и откочуют, то все равно пригонять будут, в обмен на ту же соль. Соль – вторые деньги. Служилые по всей Сибири получают ее в счет содержания, наравне с деньгами. Без соли и пища пресная, и впрок ничего не запасешь, особенно в летний период. А в Сибири без запасов нельзя, пропадешь, всякое случается.

Десятник Елистрат Васильев продолжал заниматься привычным делом. Тем более что на таможенном посту забот хватало. Мимо Обдора-Носового не пройти, не проплыть, не проехать. Высоко стоит пост, зоркие глаза у казаков, а кто надумает проскочить заставу, то враз догонят и приведут под стражей. Тогда хорошего не жди, тумаков надают и чуть живого, в кандалах, в Березов отправят, а добро все отберут! И то правильно. С таможней шутить не следует. Тем более что Елистрат, как никто другой знал, что двадцать пять казаков – это сила, и немалая.

По указанию Обдорского головы Елистрат организовал среди местных самоедов целую сеть осведомителей. У северных народов нет понятия доносительства, и они за щепотку соли с удовольствием сообщали все новости, происходящие на реке и в тундре. Он долго пытался объяснить им, что надо рассказывать только о важных, крупных и необычных событиях. Но у самоедов на этот счет свои понятия, и в итоге у десятника от изобилия информации голова пошла кругом. Он знал все! Где на реке что ловится, куда ушел песец, где волки загрызли оленя, где нынче хороший яль уродился и куда погонят по зиме оленей. Знал даже, где кто родился и за сколько соболей можно нынче взять невесту.

В результате пришлось Елистрату для сортировки разведочной информации привлечь крещеного самоеда Савелия. Тот с превеликим удовольствием стал выполнять эту обязанность. Большое дело доверили ему русские, для земляков он поднялся на уровень чуть ли не самого князя Обдорского.

Польза от осведомителей проявилась сразу. По их информации, Елистрат тут же отловил новгородского купчишку, который берегом, на оленях пытался провезти скупленные у собьских остяков собольи и куньи меха. Тот попытался сопротивляться, но был смят и повязан вместе со своими людьми.

Дела в Обдоре шли неплохо. Князь Василий Шорин, голова Обдорский, был доволен. Новые дела, заботы пришлись ему по душе. Результаты трудов были перед глазами, реальная власть над людьми, заселяющими большую волость, льстила самолюбию. Недруги далеко, так далеко, что никаким образом не могли вмешаться в новую жизнь, а вот Кода была рядом, конечно, по местным меркам. Воспоминания о днях, проведенных в сладкой любовной дреме, как видения будоражили кровь князя. Он уже решил, что, как только станут реки, по зимнику отправится в Коду. Князь даже отписал об этом княжне Анне. В письме он клялся ей в вечной любви, просил ее руки и обещал счастливую совместную жизнь. Делился он в письме и своими достижениями по службе. Как здесь, в Обдоре, он все четко и ловко организовал. Неожиданно для себя здесь, в Сибири, в Обдоре, князь нашел все: любовь, уверенность в себе и увлекательное, интересное занятие.

Наступил ноябрь. Мороз сковал реки прочным ледяным панцирем, снег покрыл землю. Сибиряки не боятся зимы. Наоборот, для сибирских народов начался период добычи пушного зверя. Песец, соболь, куница, лиса покрылись густым, с плотным подшерстком, выходным мехом и стали предметом промысла. Именно это занятие интересует всех в Сибири. Именно мех привел сюда русских, именно за мехами стремятся сюда купцы со всех сторон света. Мягкое золото манит сюда и правит здесь всеми.

Крадучись, хоронясь от чужих глаз, малыми Обскими протоками пробирается небольшой караван. Белогорские остяки по повелению своей княжны везут на голландское судно дорогие меха. Не отступилась Анна от своих замыслов, не отказалась. Точно в срок, как и обещала, отправила караван.

Впереди верхом на олене едет проводник. Вся паутина речных проток ему хорошо известна. За ним тянется цепочка оленей, груженных большими вьюками. Но оленям не тяжело, они легко ступают по ледовому панцирю. Снег еще неглубокий, мягкий, караван идет тихо, ни звука. Сзади верхами едут остяцкие воины. Воины молодые, крепкие, чутко слушают уши, зорко глядят глаза. Дорога дальняя, опасная. Именем золотого Рачи жрица приказала всем остякам оберегать караван от чужих глаз. Десятки разведчиков двигаются невидимо со всех сторон. Беда чужому охотнику встать на их пути. Убить каждого чужака, который увидит караван, таков приказ Рачи.

Прошли земли белогорских, березовских, куноватских остяков.

– Обдор обойти стороной, – таков указ жрицы.

И пошел караван на Уральский Камень. Горными ущельями, в верховьях реки Собь пробирался он. Край света. Камень лишился растительности. Спустились в тундру. Непривычно для таежного жителя, кругом расстилалась снежная бескрайняя пустыня.

В Обдоре знали про движение обоза. Хорошие следопыты остяки, но и самоеды не хуже. Донесли они про обоз. Несколько жменей соли отвалил Елистрат за такую новость. Самоеды двигались за караваном с дневным отставанием и каждый день посылали сообщения. Сначала уход каравана на Камень озадачил князя Шорина. Он уже решил снять наблюдение, но вдруг тот повернул к студеному морю.

– Тащи сюда самоеда, что последний раз доносил, – приказал он Савелию. – И десятников сюда. Не могу в толк взять. Что они кружат?

Скоро все собрались.

– Что они могут везти так осторожно? – задал Шорин вопрос всем, кто присутствовал. Тишина.

– Спроси у самоеда. Что они везут? – повторил он вопрос, обращаясь уже к Савелию.

Тот долго разговаривал с земляком, изрядно утомив князя, а потом заявил:

– Не знает, но поклажа великая, – наконец, произнес Савка.

– Ве-ли-ка-я… – медленно по слогам произнес князь.

– Может, они идолов своих куда повезли. Такое бывало, – произнес Елистрат.

– Они, наверно, золотого Рачу в Камень повезли прятать, – тихо добавил Матвей.

Савелий опять долго разговаривал с самоедом.

– Нет. Он говорит, что не идолы.

– Откуда он может знать, что не идолы, если не ведает, что за поклажа, – рассердился Шорин.

– Он говорит, что поклажа большая, но легкая. Олень совсем легко идет. Меняют редко, если ногу поранит, – озадачил всех Савка.

– Все ясно! – после длительного всеобщего молчания неожиданно произнес Елистрат. – Что может быть в больших тюках и легким? Да только меха, больше нечему! Они везут меха, целый обоз меха.

– Они свернули в тундру, к студеному морю. Идут туда, где зимуют иноземцы, – это проявил сообразительность десятник Бряга.

Он уже несколько раз на собачьих упряжках прошел вдоль Обдорских рубежей. Проведывал и гостей, незаметно для них. Те зимовали. Немного торговали с самоядью. В основном отдельные матросы выменивали на медную посуду песцовый мех, что в большом количестве сейчас добывался самоедами.

На следующий день под командованием самого князя Шорина десятник Матвей Бряга и двадцать казаков погрузились на собачьи упряжки и с гиканьем понеслись на перехват каравана.

Собак собирали по всей округе. Для отправки двадцати двух человек, с воинским снаряжением и запасом продовольствия, потребовалось две дюжины упряжек. За каюров сами казаки. Каждое место дорого, да и управляться с собаками уже научились. У самоедов собак брали силой, никакие посулы их не радовали. Но против силы не пойдешь, да и казаки не церемонились. Собаки нужны для царской службы, и если самоед упирается, не дает собак, то и в зубы дать можно, а то и саблей рубануть.

Упряжки вытянулись по льду Обской губы. С задней упряжки переднюю не видать, идут след в след. За каюров и проводников казаки десятника Бряги. Им хорошо знакома дорога, ведут караван уверенно, без ошибок. Ориентирами служат то одинокая сосна, чудом выросшая в этих краях, то утес, то изгиб берега. Все они хорошо знакомы и даже названия имеют. Эту сосну вдовой кличут. И не назовешь ее по-другому, столько уж в ней одиночества и вечного ожидания, без всякой надежды. Утес – кум, а вот места ночевок, с источниками пресной воды и уже оборудованные казаками, прозвали ямщицкими ямами, так они и идут: первый ям, второй ям и так дальше. Но не до отдыха казакам, спешат служилые. Великий разор царю Русскому вороги учинить могут.

День пути оставался каравану до цели. Уставшие люди потеряли бдительность. Олени сгрудились в кучу, внешнего охранения не было, воины перемешались с гружеными оленями. Все ожидали конца пути и отдыха.

Казакам ждать караван долго не пришлось. Их разъезды, оставшись незамеченными, скоро его обнаружили. Сначала они приняли его за стадо оленей, медленно бредущее по тундре, но, разглядев всадников и вьюки, поняли: это те, кого они ждут.

Собравшаяся дружина стала готовиться к бою. Шубы, тулупы полетели в сани. Казаки облачились в короткие прочные кафтаны, сверху надели латы. В бою холодно не бывает, там и кафтан покажется лишним. Собак покормили и оставили без присмотра, крепко привязав упряжки. Те уставшие, сытые, улеглись в снег, довольные отдыхом. Вооруженные до зубов казаки, встав на лыжи, двинулись навстречу каравану. Пятеро из них тянули сани с небольшой медной пушкой, уже заряженной и готовой к стрельбе прямо с саней.

План действий у Шорина был таков. Пятеро казаков с пушкой заходят в тыл каравану и в случае их бегства отбивают у остяков груженых оленей. Основная группа, разбившись на три отряда, нападает на караван с трех сторон.

– Главное, не поранить друг друга, – наставлял дружину князь Шорин. – Шишаки с голов не снимать, по ним признаем своего.

И действительно, железный шишак, одетый поверх мехового татарского треуха, не только надежно защищал казачью голову, но и, отсвечивая металлическими бликами, хорошо выделял дружинника во мгле еще не вступившей в полную силу полярной ночи.

Остяцкие воины, чувствуя себя в безопасности, были потрясены, когда вместо иноземцев увидели вокруг себя казаков. На фоне белого снега они разглядели закованных в железа воинов, которые неумолимо приближались к ним, легко скользя по снегу. Русские готовы к бою, фитили уже горят, раздался залп, затем, оставив ружья, казаки выхватили сабли и с криком, свистом бросились на искалеченный ружейным залпом караван. Остяки пытались сопротивляться. Да куда там. Русские пули сразили одних, сабли изрубили других. Многих побили, некоторым удалось прорваться и уйти в тундру, два молодых остяка были взяты в плен. Им досталась худшая доля. По приказу князя их пытали. Задавали три вопроса:

– Кто отправил караван? Кому везли меха? Что должны получить взамен?

Пытки были ужасными. Русские переняли их у татар. Пленным жгли пятки каленым железом, драли со спины кожу. Не нашлось в тундре подходящего дерева, чтобы кол изготовить, а то бы и это попробовали. Под этими страшными пытками пленные скончались. Они рассказали, что везли меха на иноземное судно, а взамен должны получить ружья, пищали и к ним огневой запас. А вот при вопросе, кто отправил караван, пленные замолкали, и даже жуткие пытки не могли заставить их говорить. Не предали они своего бога – Рачи, не предали и его жрицу – княжну Анну Алачеву.

Князь Шорин приказал все собрать, вернуться к упряжкам и разбить лагерь. Необходимо остыть от схватки, отдохнуть и все обдумать.

Городок Кода. То же время.

С тех пор как ушел караван, княжна белогорских остяков не находит себе места. Тяжело на душе у Анны. Большое, страшное дело затеяла княжна, все хорошо обдумала, а тут князь Шорин, и неведомые ей чувства охватили княжну. Любовь не на шутку расправила свои крылья в этой сильной женщине. С одной стороны, грандиозные планы, с другой – любимый человек, ставший неожиданно близким и дорогим. И, что самое ужасное, этот человек, не ведая, по долгу службы и чести, встал на ее пути и может разрушить все ее планы.

Каждый вечер проходит военный совет. Княжна Анна слушает доклады своих сотников. Первым говорил князь Номак.

– По последним сообщениям, караван прошел Югорский Камень и вступил на земли самоедов. Эти трусливые собаки поджали хвост при виде твоих воинов. Каравану ничто не угрожает, и через несколько дней он будет на месте.

– Номак! Ты уверен, что в Обдоре не заметили прохождение каравана? – спросила княжна.

– С караваном пошли самые опытные мои охотники и воины. Идут скрытно, тайными тропами. Только лесные духи могут их видеть.

– Хорошо, будем ждать. Но навстречу пошли еще отряд на самых сильных и быстрых оленях и передай самояди, что Рача велит осадить Обдорский городок.

Ответ Номака не успокоил княжну. Последнее время Анна путалась в своих чувствах. Вот и сейчас возникло чувство досады и раздражения.

«Не может такого быть! Ее любимый мужчина князь Шорин, лучший воин! Он должен быть только победителем! Караван наверняка уже у него!» – подумала княжна и, удивившись своим мыслям, до крови укусила губу.

– В Обдоре не могли видеть караван, слишком далеко стороной обошли его, – добавил Номак, удивленный реакцией Анны.

Продолжил совещание остяцкий князь Басарга.

– Две тысячи остяков готовы идти на Березов. Те русские, что ушли летом на Тобольск, не вернулись, там мало людей. Вогулы хотят присоединиться к нам, обещают тысячу воинов. Приказывай, и я сожгу город Березов.

– Ждем оружие от голландцев. Без огненных стрел нам не одолеть русских. Как идет обучение? Нам необходимы воины, умеющие владеть огненным боем.

– Плохо, княжна! Только шайтан не боится огненных стрел! Наши воины глохнут и закрывают глаза, стрелы летят куда попало, – опустив голову, признался Басарга.

– Ты хочешь сказать, что мои воины трусы? – неожиданно охваченная злобой произнесла Анна. Даже рот у нее слегка приоткрылся и оголенные зубы напомнили присутствующим оскал рыси.

– Что ты, госпожа! Наши воины лучшие по Сибири! Они овладеют огненными стрелами и сожгут все русские города, – испуганно пробормотал Басарга, упав в ноги княжны.

Совет закончился, все разошлись. Анна Алачева в своей опочивальне. Верная служанка Азиза помогает госпоже раздеться.

– Азиза, я последнее время себя плохо чувствую. Точнее, не плохо, а как-то необычно.

– Я это заметила! Моя госпожа стала несдержанной, разучилась скрывать чувства. Стала за обедом есть соленую рыбу. Раньше госпожа не любила соленое, – произнесла Азиза улыбаясь.

– Да. Ты правильно заметила. А еще меня иногда подташнивает. Это очень неприятно! Может, лекарю меня осмотреть? Ты как думаешь?

– Лекарь не нужен. Вы, госпожа, здоровы. С вами происходит то, что может произойти с каждой женщиной, – легкой загадкой ответила на вопрос служанка.

Анна резко побледнела, а затем лицо плавно приобрело ярко-красный оттенок.

– Я понесла ребенка! – выдохнула княжна. – Спаси меня, Рача, спаси свою жрицу. Как это не вовремя.

– Дети, госпожа, всегда вовремя, – вдруг очень серьезно произнесла Азиза, – а вот все ваши войны надо отложить!

– Что ты себе позволяешь? – снова побледнев, уже от гнева, крикнула Анна. – Пошла прочь отсюда, пока не приказала выпороть!

Княжна Анна Алачева, самаркандская принцесса, жрица Рачи, предводитель восстания сибирских народов, влюбленная беременная женщина осталась одна. Мысли, как калейдоскоп, меняя форму, цвет, переворачиваясь снизу вверх, посыпались из прекрасной головки, то пугая, то радуя, то снова пугая.