Текст книги "Бронебойный экипаж"

Соколов смотрел на поле боя. Позиция зениток совсем рядом. Половина расчета одной пушки уничтожена, кто-то еще пытается встать, но Омаев косит их очередями. Второй снаряд «семерки» угодил точно в орудийную площадку. Орудие перевернулось, мелькнул масляный поршень накатника. Третье орудие спешно разворачивали навстречу советскому танку. Соколов стиснул ручку перископа, рывками поворачивая его то вправо, то влево и снова возвращаясь к единственному оставшемуся орудию.

Черное дуло ствола уже смотрело навстречу «тридцатьчетверке». Расстояние меньше ста метров, в оптику было хорошо видно, как заряжающий загнал снаряд в казенник зенитки. «Короткая»! «Семерка» почти мгновенно остановилась – Бабенко ждал команды. Ствол от резкой остановки качнулся вниз, потом пошел вверх, и тут же Логунов выстрелил. Взрывом закрыло и пушку, и расчет, что-то полетело в разные стороны, кажется, даже кого-то из артиллеристов подбросило в воздух. Но больше ничего было не понять, потому что Бабенко бросил танк прямо на позицию, круша и коверкая металл, давя людей и бруствер.

– Бабенко, вниз! – крикнул Соколов по ТПУ, разворачивая перископ и рассматривая, что они оставили после себя на позиции зенитной батареи. – Через поселок, напрямик!

– Командир, справа «тридцатьчетверка» горит! – вдруг толкнул Соколова в бок Логунов.

– Вижу! – зло отозвался Алексей, понимая, что помочь они не смогут. – Вперед, ребята, там еще одна батарея.

– Еще одна наша машина, – вздохнул Логунов. – Справа на окраине. Напоролись они на зенитки.

Соколов посмотрел в очередной раз на часы. После окончания боя на первой батарее прошло три минуты. По договоренности с командиром 313-го тот начнет маневрировать и отвлекать на себя немецких зенитчиков через шесть минут. Если через две минуты после этого «семерка» не атакует батарею, танкисты выходят на связь в эфир. Иначе никак. Иначе не спастись без согласованных действий. Ведь неизвестно, какие потери понесло подразделение, которое прорывалось к станции, может, они уже отошли, и теперь весь гарнизон навалится на два советских танка, что вошли с городок с противоположной стороны.

– Осколочно-фугасным! – торопливо отдал команду Соколов. – Василий Иванович, за домом бронетранспортер. За палисадником.

– Вижу, – довольным голосом ответил наводчик. – Сеня, готовься к короткой. Я его, суку, сейчас размажу по переулку.

Стрельбы в городке из-за рокота двигателя танка было не слышно. Но в перископ Соколов видел отдельные картинки боя и перемещения немцев, и это говорило ему о многом. Немецкие солдаты по отдельности и группами перебегали к северо-восточной окраине, туда, где горели два советских танка. Наверное, там захлебнулась атака, а другие танки, если они и остались, пошли в обход с северо-запада и напоролись на вторую зенитную батарею. Без поддержки танков красноармейцы, наверное, пробиться за черту города и на станцию не смогли. Значит, потери и отход.

– Короткая! – рявкнул Логунов, когда из-за низкого заборчика палисадника и крайних деревьев показался капот и лобовой бронелист немецкого бронетранспортера.

Танк встал как вкопанный. Водитель немецкой машины увидел русский танк слишком поздно. Он стал заводить двигатель и трогаться с места, пытаясь развернуться. Видимо, сдать назад ему что-то мешало. И в этот момент пушка рявкнула, дохнув огнем. Огненный шар вспух в том месте, где у немецкой машины располагался капот и передняя дверь водителя. Полетели листы искореженного железа, пламя с гудением охватило всю переднюю часть бронетранспортера. Омаев из пулемета свалил нескольких немецких солдат, и танк пронесся мимо. Следом за «семеркой» по городку протянулась полоса разрушений, огня и паники.

– Куда, командир? – задыхаясь от напряжения, спросил Бабенко. Двигать рычагами при таких резких маневрах было не очень легко.

– Прямо сарай, Бабенко! Там доски внахлест. Постарайтесь не проломить его насквозь, только чтобы ствол вышел наружу. Нам хоть на несколько минут укрытие нужно. Они не сразу поймут, откуда мы стреляем.

– Понял! – с готовностью ответил механик-водитель и сбавил скорость.

Логунов стал вращать маховики, опуская ствол пушки строго горизонтально. Хрустнули доски, со скрипом стала разваливаться на части дощатая крыша. С мерным рокотом работал двигатель танка, но в наружные приборы ничего не было видно. Даже Омаев снизу стал говорить, что перед ним, кажется, стена и пулемет бесполезен.

– Спокойно всем! – приказал Соколов и снова посмотрел на часы.

Еще минута, и 313-й начнет свою игру с немецкими зенитчиками, а фактически игру со смертью. «Тридцатьчетверка» не выдержит попадания 88-мм снаряда на расстоянии меньше километра. Поднять верхний люк не удавалось, на нем лежала едва ли не половина крыши сарая.

– Омаев, – снова приказал Соколов, – вытащи пулемет из гнезда и за мной из танка через нижний люк. Коля, подай мне автомат.

С ППШ наизготовку Соколов выбрался через нижний люк и некоторое время лежал между гусеницами, прислушиваясь. Зенитная батарея стреляла, но как-то не очень активно. Бой шел неподалеку возле станции и на противоположной окраине городка. Рокот мотора «семерки» мешал услышать больше, но приказать Бабенко заглушить его Алексей не решился. Он махнул Омаеву, выглядывавшему из люка, и пополз назад. Танк оказался завален старыми досками и бревнами, которые многотонная машина вывернула из земли. Откопать верхний люк нечего было и думать. Придется пока обходиться без перископов.

Поблизости стрельбы не было слышно. Приказав Омаеву охранять танк с тыла, Соколов снова пополз между гусеницами.

Увиденное впереди его обрадовало. Бабенко все же смог сделать так, как его просил командир. Почти половина ствола пушки торчала из сарая, выломав несколько досок. Прицелы были тоже свободны. И батарею он видел впереди метрах в пятистах как на ладони. Три орудия периодически стреляли куда-то левее окраины.

– Логунову приготовиться! – крикнул Соколов в люк.

Выбив ногой широкую доску в стене, Алексей приложил к глазам бинокль и стал осматривать местность вокруг. Очень мешал звук работающего мотора «семерки», но глушить его нельзя. Может срочно понадобиться сменить позицию.

И тут слева, поднимая клубы пыли, прямо по грунтовой дороге вылетел танк с номером «313» на борту. Его пушка выстрелила звонко и, как показалось Соколову, нахально. Наверное, просто на душе стало легче, когда появился Фролов. Снаряд разорвался близко от позиции батареи, заставив расчет одного из орудий залечь за бруствером.

И пулемет 313-го бил, почти не переставая. Два орудия стали разворачивать стволы в сторону советского танка, но 313-й свернул, спустился в какую-то ложбинку и скрылся из вида.

– Огонь, Логунов, огонь! Чего ждешь!

«Семерка» выстрелила, грохот больно ударил по перепонкам. У Алексея заложило уши. Он тряхнул головой, но не убрал бинокля от глаз. Он увидел, как первый же снаряд опрокинул зенитку и разметал артиллеристов. Две другие пушки стали разворачивать стволы, выискивая, откуда мог стрелять только что исчезнувший танк «313».

Второй выстрел «семерки» разворотил бруствер артиллерийской позиции, подняв фонтан рыхлой земли. Наверняка у артиллеристов были потери, теперь они догадались, что огонь ведется не со стороны ложбинки. Одна пушка стала разворачивать ствол в сторону поселка.

И почти сразу из низинки выскочила «тридцатьчетверка». Остановившись на краю овражка, она сделала два выстрела из пушки, подняв взрывом в воздух доски и обломки бревен, и снова исчезла.

– Омаев, в танк, всем приготовиться! – закричал Соколов и кинулся к люку.

Когда они оба оказались в танке, Алексей быстро объяснил ситуацию. Половина расчета зенитного орудия убита или ранена. Две пушки выведены из строя, теперь бросок, добить, пустить под гусеницы. Стрелять без перерыва!

«Семерка», окончательно развалив остатки сарая, вырвалась на свободу и понеслась, разбрызгивая грязную землю и комья вчерашнего снега. Двумя выстрелами Логунов покончил с третьей зениткой, танк гусеницами проутюжил остатки позиции батареи.

Немцы бежали из этой части города. Два КВ с ревом неслись по станции, расстреливая отдельных гитлеровцев из пулеметов и паля по всем зданиям и укрытиям, где могли быть пулеметные гнезда или оборонительные позиции. Через несколько минут станция была очищена.

Соколов сидел в люке своего танка, который ехал вдоль железнодорожных путей. 313-й шел следом. Навстречу вышел мужчина в танкистской куртке нараспашку с перевязанной головой. Под курткой была видна командирская портупея и планшет. Бабенко остановил машину, Соколов спрыгнул на броню, потом на землю и, одернув куртку, приложил руку к шлемофону.

– Командир взвода сводной механизированной группы младший лейтенант Соколов, – сказал он. – Прошу вас представиться.

– Командир первого батальона 134 танкового полка капитан Осмоголов, – взмахнул рукой, лихо отдавая часть, раненый командир. А потом с улыбкой вдруг обнял Соколова и прижал к себе, обдав запахом сгоревшего пороха и табака. – Парень, ты не представляешь, как ты нам помог! Откуда ты только взялся!

Соколов не удержался и тоже заулыбался в ответ. В глазах этого командира было столько лихости и уверенности, что молодому танкисту подумалось, что его помощь была не очень и велика, что у такого командира, как этот капитан, и так бы все получилось.

Осмоголов вдруг стал серьезным. Он посмотрел на второй танк, который участвовал с Соколовым в бою, и, наверное, все понял.

– Да, лейтенант, – сказал он, – тяжело нам далась эта атака. Два танка мне сожгли, один повредили так, что я не смогу вернуть его в строй. И людей потерял. Выхода у меня другого не было, понимаешь. Дизельное толпиво до зарезу нужно было. Атаковали на одних парах и ненависти. Иначе не пробиться к своим. Технику пришлось бы жечь и пешкодралом к линии фронта, к своим.

– Вы не знали про зенитные батареи?

– Откуда мне знать, лейтенант, я два дня как из боя вышел, прикрывал отход полка. Карта сгорела вместе с планшетом в танке. На ощупь вел людей, на интуиции. Если бы я знал, что здесь переправа немцами наведена, я бы мог предположить, что ее зенитная батарея прикрывает. И про станцию я толком не знал. Посылал бойцов на разведку, вернулся только один, раненый. Сказал, что есть две цистерны с солярой, и умер. Ну, и что охрана не очень большая на станции, тоже успел сказать. Нельзя мне было ждать больше. Там ведь еще двое моих солдат у немцев остались. Вот и гадай, то ли они убиты, то ли их в плен захватили. Вот и атаковал, пока немцы не опомнились и не поняли, сколько у меня здесь сил против них.

– Товарищ капитан, смотрите! – вдруг сказал один из танкистов, что стоял рядом, показывая на лес севернее поселка.

Осмоголов и Соколов обернулись. Вдоль кромки леса, там, где по опушке проходила грунтовая дорога, пышно тянулся шлейф дыма. Он поднимался густыми жирными клубами возле кустарника слева, а потом постепенно расползался, поднимался вверх, и дальше ветром его растягивало по полю, закрывая все серой непроглядной пеленой.

– Вопросов не имею, – сразу догадался капитан. – Передай от меня своему командиру благодарность. Ну, а вам успеха в этом рейде. Все понимаю и ничего не спрашиваю. Единственная просьба, младший лейтенант, хоть на пачке папирос набросай, подскажи, где у немцев слабина есть, чтобы я мог к линии фронта проскочить.

Соколов расстегнул свой командирский планшет и вытащил из-под прозрачной пленки карту. В глазах капитана мелькнула неподдельная радость.

– А ты-то сам как же? – спросил Осмоголов.

– Нормально, обо мне не думайте. Смотрите, – Алексей достал карандаш и стал показывать на карте. – Я расскажу вам положение на фронте на вечер вчерашнего дня. Направление ударов немецких армий вы, наверное, хорошо знаете и без меня. Сплошной линии фронта на этих участках нет. Южнее, вот здесь, в направлении Тулы, немцев остановили. Вчера их атаки захлебнулись. Сильными контрударами на северо-запад на этом участке удалось остановить движение немецких танковых клиньев и отбросить их почти на сотню километров северо-западнее и западнее. Успех, наверное, временный, потому что сами понимаете, остановить движение двух немецкий армий, танковой и моторизованной, силами двух корпусов невозможно. Наступление, скорее всего, просто приостановлено, наши войска получили возможность перегруппировать силы и закрепиться на новых рубежах.

– Значит, вот здесь образовался коридор и вы проскочили? – спросил Осмоголов, показывая на карте участок местности в районе болот.

– На тот момент коридор действительно был, – согласился Соколов. – Но прошло более суток, немцы могли подтянуть резервы на этом участке для охвата нашей обороны с северо-запада. Но в любом случае это наиболее безопасный и удобный для вас район прорыва. Если немцы и подтянули войска, то не успели закрепиться, и сбить их заслоны вы сможете, атаковав с ходу.

– Ну, другого выхода у меня нет, – серьезно заметил Осмоголов. – Покажи, как вы шли.

– Сейчас вам лучше пройти севернее станции, по лесной дороге на восток до железной дороги. Дорога заблокирована, движения по ней нет. Вот здесь взорван железнодорожный мост, движение с запада на восток невозможно. Вот в этом районе и вот здесь, – Соколов показал на карте кончиком карандаша, – пути на большом протяжении взорваны во время отступления. Грунтовая дорога идет на восток лесом вдоль железки на протяжении почти двадцати километров. Дальше повернете на северо-восток, снова пересечете железную дорогу и выйдете к поселку Коминтерна. Поселок сожжен дотла, не осталось после боев ни одного целого дома. Но там открытое место, и вам лучше к поселку не подходить. Опушкой леса двигайтесь на восток. Там нет дороги, но местность ровная, без резких перепадов и отрицательных форм рельефа. В случае появления немецких самолетов, вы всегда сможете укрыть технику и людей в лесу. А дальше я вам ничего посоветовать не смогу. Что там происходит, мне неизвестно. Немцы могли захлопнуть проход.

– Спасибо и на том, Соколов! – капитан взял из рук Алексея карту, бережно, как величайшую ценность, сложил и сунул в карман своей кожаной куртки. – Ты сегодня многим солдатам спасешь жизнь во второй раз. Доберусь живым, я тебя не забуду, до командующего дойду, а представления на орден для тебя добьюсь.

– Вы лучше до наших благополучно дойдите, – улыбнулся Соколов, застегивая планшет. – Орденами сочтемся после победы. Желаю вам успеха, товарищ капитан.

Алексей вскинул руку к шлемофону, отдавая честь. Через минуту «семерка» и 313-й ушли, подняв столбы пыли, в сторону оседавшей дымовой завесы.

На душе у младшего лейтенанта было светло и весело. Он выполнил задачу, не понеся потерь, он помог пробивающемуся из окружения подразделению и силой оружия, и советом, отдав свою карту. Если Осмоголову удастся без боя пробиться к своим, Соколов будет знать, что и ему тоже удалось своими действиями спасти много жизней красноармейцев и командиров.

Догонять свою группу ему пришлось в течение почти двух часов. Майор Лацис хотел увести подразделение как можно дальше от места боя. Он понимал, что сообщение о нападении советских подразделений на поселок и станцию не останется тайной для немецкого командования. Сообщить об атаке – минутное дело. В воздух вполне могли поднять самолет-разведчик или послать пару истребителей, пройтись над местностью в этом районе и визуально убедиться, что бой действительно идет.

– Как машина, Бабенко? – спросил Соколов через ТПУ, когда они углубились в лес и двинулись по следам гусениц танков.

– Все в норме, – отозвался механик-водитель. – Два попадания вскользь по лобовой броне. Ходовая выдержала, подвеска в норме.

– Омаев, ты как пережил эти два попадания? – спросил Соколов радиста-пулеметчика, зная по себе, как ощущаются такие попадания в той части танка, где ты находишься. Порой вся кожа в мелких осколках внутренней части брони. Бывает, что и более чувствительные осколки отлетают, ранения экипажа после таких попаданий – не редкость.

– А я даже не заметил, товарищ младший лейтенант, – отозвался Омаев. – Когда во врага стреляешь, то думать о другом некогда. А я их сегодня, знаете, сколько положил из пулемета!

– Тыщу наверное? – не удержался и влез в разговор Бочкин.

Сидя в люке танка, Соколов увидел внизу руку Логунова, его сжатый кулак, поднесенный к носу заряжающего, грубо нарушившего воинскую дисциплину. Алексей улыбнулся. Коле Бочкину в экипаже сложнее всех. Василий Иванович для него не просто сержант и командир отделения, он ему почти как отец. Эх, ребята, подумалось Алексею, доживите до победы, вернитесь домой. И пусть Василий Иванович, наконец, женится на матери Бочкина. Николай уже к Логунову привязался, с уважением к нему относится. Наверное, рад за мать, что она именно этого человека выбрала. Хорошая семья будет, крепкая. И таиться не надо больше ни от своих поселковых, ни от сына.

Соколов обернулся назад и посмотрел, как 313-й уверенно идет следом, выдерживая дистанцию 20–30 метров. Фролов, сидевший в люке, увидел, как к нему обернулся командир, и тут же поднял руку, выставив большой палец вверх. Все в порядке! Алексей кивнул, махнул рукой и снова стал смотреть вперед.

И сразу увидел чужие следы! Танковая рота в составе оперативной группы была разделена на три части. Одна часть танков шла в голове колонны, вторая в середине, а третья замыкала, прикрывая подразделение с тыла. Следы гусениц «тридцатьчетверок» были хорошо видны в колее грунтовой дороги с пожухлой травой. Здесь давно никто не ездил, и свежевывернутые траками пласты подмороженной грязи были заметны.

Но теперь Соколов вдруг увидел, что местами эти пласты были перекрыты узкими следами мотоциклетных колес.

– Стоп, Бабенко! – резко приказал Соколов и поднял вверх руку, приказывая и 313-му остановиться.

Танки замерли посреди леса, продолжая рокотать двигателями и дымить сгоревшей соляркой. В колонне группы мотоциклов не было. Здесь, фактически в тылу у фашистов, это могли быть только немецкие мотоциклы. И группа мотоциклистов, судя по следам, двигалась туда же, куда и колонна Лациса. Немецкие мотоциклисты могли быть очень близко, настолько близко, чтобы услышать шум танковых моторов сзади.

Соколов обернулся к командиру 313-го и несколько раз покрутил рукой в воздухе, а потом сложил руки перед собой крестом.

– Бабенко, заглушить двигатель, – приказал Алексей через ТПУ. – Логунов, в люк наблюдать. Омаев, возьми ППШ и за мной из танка.

Алексей прошел немного вперед, глядя на следы. Земля не была еще сильно промерзшей, и каждый потревоженный пласт влажно чернел и поблескивая льдинками.

– Колеса, – остановился рядом с командиром Омаев. – И как раз по следу гусеницы. Они же за нашими следом ехали. И совсем недавно.

Соколов оглянулся на звук шагов. К ним торопливо шел, держа автомат на изготовку, сержант Фролов.

– Что случилось, товарищ младший лейтенант? Мы след потеряли?

– Хуже, сержант, – Алексей кивнул на следы и пошел вдоль колеи вперед. – У нас гости. Немцы увидели следы нашей колонны и, кажется, идут следом.

– Слышите? – Омаев вдруг отошел в сторону и стал прислушиваться, наклоняя голову и поворачиваясь к источнику звука то одним ухом, то другим. – Мотоциклы! Там впереди. Сначала было еле слышно, а потом совсем не слышно. А теперь они едут назад.

Соколов уже и сам слышал треск мотоциклетных двигателей. Сколько их, что за мотоциклы? Судя по тому, как юзом вот здесь недавно проехал одни из них, это была машина с коляской. А в колясках у немцев, как правило, сидели пулеметчики. Если они появятся, значит, убедились, что идет советская колонна с танками. И теперь поедут докладывать командованию. И следом придется ждать атаки. Колонну будет ждать засада. А может быть, авиационный налет. И разметают бомбами по лесу машины и людей, пожгут танки, а оставшихся в живых догонят и добьют из пулеметов «мессеры».

– Фролов, быстро к своему танку, – приказал Алексей. – Двигатель не заводить, пока не начнется бой. Пулеметчика высади, пусть займет позицию вон там, слева от нас в березняке. Омаев, бегом к Логунову, скажи, пусть готовится стрелять осколочными, но только после того, как я выстрелю первым из автомата. Захватишь свой пулемет и на правый фланг, вон в тот кустарник.

То, что ситуация сложная, Соколов понимал хорошо. Несмотря на треск своих мотоциклетных двигателей, немцы все равно быстро услышат звук моторов приближающихся танков. И уедут в лес. А на танках гоняться за мотоциклами по лесу – дело гиблое! Уйдут, обязательно уйдут, даже если открыть огонь из пушек и из пулеметов. Кто-то все равно уйдет и доложит. Их надо уничтожить всех до одного. Другого варианта просто нет.

Первое, что пришло Алексею в голову, это устроить засаду немецким мотоциклистам прямо здесь. Они из-за поворота за молодым ельником танки увидят не сразу. Если Алексей займет позицию вон там, метрах в двадцати правее от дороги, на краю небольшой низинки, за большим валуном, группа мотоциклистов будет перед ним как на ладони. Он первым ударит по замыкающим, а пулеметчики-танкисты перекрестным огнем уничтожат остальных. Танки помогут пушками, если понадобится. Есть опасность самому попасть под осколки своих же снарядов, но можно лечь на дно низинки. Есть и другая опасность, он будет находиться так близко к немцам, что кто-то из них сможет подобраться и бросить гранату на позицию Соколова. Но Алексей надеялся, что бой кончится быстрее, чем кому-то из мотоциклистов придет в голову ползать и бросать гранаты.

Он лежал и слушал, поглядывая, как Омаев и пулеметчик из 313-го занимают позиции. Танкисты замерли, их было почти не видно на местности. Но что такое? Этого Соколов не мог предположить: звуки мотоциклетных двигателей вдруг исчезли. Свернули на другую дорогу и унеслись в расположение своей части? Если это так, то Соколов их самым дурацким образом упустил. Да, вместо того, чтобы двинуться на танках навстречу, постараться уничтожить группу немцев, а потом с максимальной скоростью нагнать колонну и доложить Лацису об опасности, он остановил свои машины, ждал неизвестно чего, отлеживая бока в канаве. А немцы тем временем спокойно уехали в неизвестном направлении докладывать о русских танках в лесу и большой колонне грузовиков, которые движутся куда-то по оперативным тылам.

От чувства стыда Алексей с такой силой стиснул зубы, что еще немного и начала бы крошиться зубная эмаль. Ушли, ушли! А я, пугало огородное, ждал их здесь, как будто в лесу мало дорог. Бестолочь! Мне не командиром быть, а в заряжающие отправить. Но сейчас самым бесполезным было заниматься бичеванием себя самого. Война, каждую минуту гибнут люди. И не только солдаты. Гибнут мирные граждане твоей страны, а ты лежишь тут и зубами скрипишь, осадил себя Соколов. Ну-ка, возьми себя в руки и думай!

Когда справа появился Омаев со своим пулеметом, Соколов даже не рассердился. У молодого горца были исключительный слух и железная выдержка. И если он сейчас бежал, то не потому, что не мог усидеть в засаде на своей позиции.

– Товарищ младший лейтенант, – поспешно заговорил Омаев, явно боясь, что командир начнет ругать его за оставленную позицию. – Они остановились. Они не уехали, они стоят, они заглушили свои мотоциклы. Может быть, слушают лес, а может, еще по какой-то причине.

– Ты так думаешь? – с сомнением спросил Соколов.

– Так точно. Они ехали в нашу сторону, звук приближался, а потом он исчез сразу. Не удалился, а просто исчез. Они встали.

– А если у них с собой рация? – вдруг дошло до Соколова. – Тогда что?

– Тогда они увидели наши следы, пошли за колонной, увидели, сколько там сил, и вернулись, чтобы передать по рации сведения, – пробормотал задумчиво Омаев. – Значит, они сейчас достают рацию, ставят ее на землю, забрасывают проволочную антенну на дерево. Лес – здесь выдвижной антенной радиостанции не обойдешься.

– Здесь хорошая связь или плохая? – потребовал Соколов, схватив Омаева за локоть.

– Плохая, – закивал радист. – Им нужна антенна длиной метра три или четыре. Ее надо забросить на ветки, чтобы связь была. И то не факт: вокруг небольшие холмы, с двух сторон мачтовые сосны.

– Сколько их, Руслан, как тебе показалось по следам мотоциклов?

– Два или три мотоцикла, не больше. Мне и по звуку так показалось, да и по следам тоже. Значит, шесть или девять человек. Не больше.

– Жди здесь! Увидишь немцев – открывай огонь, я сейчас.

Соколов вскочил на ноги и побежал к танкам. Логунов и Фролов сидели в люках машин и смотрели по сторонам. Увидев бегущего командира, оба сержанта насторожились, а когда Соколов призывно замахал рукой, оба поспешно стали выбираться из башен.

– Вот что, ребята, – положив тяжелый ППШ на броню возле люка механика-водителя, сказал Соколов. – Немцы до нас не доехали. Судя по звукам, они просто остановились. Причин может быть много, вплоть до того, что у одного из них скрутило живот. Но нам бы начхать на это с большой колокольни, если бы не другая причина, которой нам надо бояться. У мотоциклистов, если это разведгруппа, может с собой оказаться коротковолновая радиостанция. Они выследили нашу колонну и остановились передать сведения своему командованию. У них сейчас ушки на макушке, и на танке к ним за версту не подъехать. Логунов, остаешься за меня. Фролов, выдвинь своего пулеметчика чуть дальше вдоль дороги на всякий случай и внимательно смотри по сторонам, чтобы вас гранатами не закидали из кустов. Я с Омаевым пойду вперед. Попробуем все сделать вдвоем.

– А если не получится? – тревожно спросил Логунов.

– А если не получится, тогда вы услышите звуки затяжного боя, долгую перестрелку. Это значит, что нас обнаружили и мы вступили в бой. Сколько их там, мы не знаем. Омаев считает, что не больше трех мотоциклов с колясками. Даже если их шестеро, трудно загадывать, как все сложится. Услышите, что началась стрельба, заводите танки и вперед, до места нашего боя. Там уж выбирать не придется. Задача одна, Василий Иванович, уничтожить как можно больше немцев, установить, могли ли они передать сообщение по радио, и срочно догонять колонну, чтобы предупредить майора Лациса. Все! Бабенко, дайте три гранаты из подсумка и еще один диск к автомату.

– Откуда они только взялись, – проворчал Фролов.

– Это может быть группа фельдполиции, – предположил Логунов. – Они всегда шастают по оккупированной территории в оперативных тылах наступающих войск. Работа у них такая. Дезертиров вылавливают. Что смотришь, Фролов, бывают и у них дезертиры, я тебе говорю. Война не так пошла, как они хотели. Ты знаешь, какие у них потери! Они такого сопротивления отродясь не встречали. А еще мародеров ловят, ценности всякие на учет берут. Не про деревеньки наши говорю, там им плевать, сколько хат сожгут и сколько свиней уведут да кур утащат. Им до этого дела нет. А вот когда они в новый захваченный город входят, то тут же специальные подразделения к музеям и госбанку посылают, здания сберкассы ищут, государственных учреждений. Так что у себя в тылах они тоже следят за всеми передвижениями. Бесконтрольно и у них не поездишь, свои же спросят, а куда ты, мил человек, кататься ездил без приказа и письменного разрешения. И что ты везешь у себя в бардачке или за пазухой.

– Все! Внимательнее, Логунов, – рассовывая гранаты по карманам и надевая на ремень подсумок с запасным диском, сказал Соколов. – Мы пошли.

– Удачи, командир!

– Удачи вам, Алексей Иванович! – добавил из люка Бабенко.

Соколов не удержался, обернулся и с улыбкой кивнул механику-водителю. Ничего, ребята, все будет хорошо, мысленно сказал он, думая с теплотой о своем экипаже.

Увидев лейтенанта, Омаев поднялся на ноги. Соколов махнул рукой, чеченец побежал вперед, держась метрах в десяти правее дороги и внимательно вглядываясь вперед. Алексей доверял Руслану, убедившись в боевых способностях горца. И бежит он сейчас почти бесшумно, и немцев, скорее всего, не проворонит. Лучше ему идти первым, а уж Соколову прикрывать его сзади.

По опавшей хвое бежать было удобно и мягко, звука шагов почти не было слышно. Но Соколова беспокоило то, что между стволами высоких сосен все вокруг просматривалось на десятки метров во все стороны. Немцы могли увидеть бегущих по лесу танкистов первыми. Омаев вдруг поднял руку над головой, остановился и присел на одно колено. Алексей остановился и тоже присел.

В застывшем октябрьском лесу было тихо, даже воздух, казалось, был не просто холодным, а напряженным. Пар от дыхания клубился возле рта, под коленом хрустнула льдинка. Молодой лейтенант чувствовал себя не совсем уверенно оттого, что не он шел впереди, не он сейчас командовал, а его танкист, рядовой. Неуютно было зависеть от решения другого человека, не владеть ситуацией, но с этим приходилось мириться.

Омаев оглянулся на командира и поманил его к себе. Передвигаясь на корточках «гусиным шагом», Соколов подобрался к радисту и тихо шепнул:

– Что? Ты их слышишь?

– Да, – кивнул танкист, – голос слышал. Оттуда примерно, со стороны кустарника. А еще бензином пахнет. Они, наверное, мотоцикл заправляли из канистры.

– Отсюда к ним не подойти. Там в кустарнике может быть наблюдатель. Не могут же они остановиться и не выставить сторожевого охранения. Может, они нас вообще уже увидели. Мы тут торчим между соснами как на ладони.

– Нет, они нас не видят еще, – возразил Омаев. – До них метров сто, может, семьдесят. Смотрите, там лес гуще, листья еще не облетели. Морозом побило, а ветров мало было. Здесь, в кустарнике, им делать нечего, на мачтовую сосну антенну не забросишь. А там березняк, осинник молодой.

Посовещавшись, Соколов и Омаев решили, что немецкие мотоциклисты не стали бы далеко съезжать с дороги вглубь леса. Им важно не пропустить других русских, если это не единственная колонна. И поскорее передать по рации информацию. А ездить по лесу на мотоцикле с коляской не так просто, если много молодого подроста и поваленных сухих стволов. А там, откуда Омаев слышал голос, как раз такая густая часть леса. Вряд ли немцы так уж серьезно ждут нападения. Они ведь в тылу своих войск.

Отправив Омаева вдоль дороги занимать позицию с пулеметом, на случай, если немцы попытаются уехать, Соколов стал забирать вправо, стараясь обойти то место, где, по его мнению, сейчас находились мотоциклисты. Алексею хотелось подойти незамеченным как можно ближе, чтобы послушать, о чем говорят враги. В который уже раз он хвалил себя за то, что выучил еще в школе немецкий, радовался, что у него был друг детства немец, с которым он проводил много времени и получил хорошую языковую практику. Не раз за эти военные месяцы знание языка помогало молодому лейтенанту.