Текст книги "Танки в спину не стреляют"

– У нас пулеметчика нет, – вздохнул Яков. – В госпитале второй месяц валяется, жук.

Остальные тоже зашумели, обсуждая недокомплект танковых отделений.

– Товарищи, повторяю, что выстрелы только по намеченным ориентирам по моему приказу. До линии инженерных сооружений откроем огонь из пушек. Но больше для устрашения противника, в качестве психологической атаки. С помощью фугасных снарядов первый взвод ликвидирует огневые точки на крыше ремонтно-смотрового отсека для вагонов. А дальше работают пулеметчики, если таковые в экипаже отсутствуют, то его заменяют наводчик или башнер. Танковых соединений противника наша разведка не засекла в районе Глушняков. Задача нашей роты – разрушить противотанковые укрепления, занять позицию, а один взвод должен укрепиться. После чего остальные экипажи возвращаются назад на пять километров и по развилке двигаются к колхозу «Коммунист» для слияния с основными силами гвардейской ТБР. Там будет нанесен основной удар по соединениям врага. Бой будет совместно с частями пехоты и артиллерии.

– А что разведка сообщила, какая техника у немцев на станции стоит, оружие? – уточнил Логунов.

– На подходах к станции бронетехники артиллерии нет, но мощь обороны немцев состоит во множестве огневых позиций, расположенных на высоте. Гнезда пулеметов, минометов находятся через каждые десять метров. Я сейчас покажу вам на карте позиции немцев. Территория будет распределена на сектора, и каждый экипаж возьмет на себя уничтожение конкретной позиции.

Танкисты зашумели, посыпали вопросами. Они сгрудились над картой, рассматривая подробный план Соколова. Он рассказывал, кивал, а сам чувствовал, как внутреннее напряжение его отпускает. Какие толковые взводные, боевые командиры танковых отделений, слаженные, четко, по-военному разобрались с планом и теперь старательно запоминали свою позицию и последовательность маневров. Глаза горят от азарта, уже ждут начала штурма. С ними все получится, прорвут они линию обороны и будут дальше теснить германскую армию ударными темпами.

Они еще в течение часа обсуждали план действий, потом перешли к обычным разговорам, делясь фронтовым опытом.

Неожиданно в просвете брезентового полотнища показался румяный от мороза Бабенко:

– Получил, Алексей Иванович, новехонький, только с завода. Там командир батальона вернулся и почту привез из штаба.

– Товарищи, час отдыха для обеда и чтения почты. – Соколов увидел, как мгновенно изменились суровые лица фронтовиков, расцвели теплыми улыбками. Каждый сейчас вспомнил о доме, о любимых, близких, о том, ради чего они воюют. Ждали этих писем несколько месяцев, и вот наконец тугой мешок с посланиями прибыл. – Потом занимайтесь матчастью, взводным – составить карточки секторов обстрела. В шесть вечера жду командиров отделений и взводов с рапортом по боеукладке и топливу.

Танкисты заторопились к выходу, и вместе с ними двинулся командир. Писем ему ждать было не от кого, но теперь он с нетерпением ждал возвращения Лаврова, чтобы узнать, когда же отправят войска для освобождения пленных из Озаричей.

Но еще более мрачный, чем утром, комбат на предложение старшего лейтенанта укрепить атаку танков стрелками лишь отрицательно покачал головой. Потом молча выслушал подробный план захвата станции и кивнул:

– Молодец, хорошо все продумал. Но справляться придется своей ротой, все соединения распределены вдоль линии наступления, пехотная дивизия атакует на рубеже Плесецкого канала, там из-за обстрела немцами не сумели построить переправу для танков. В общем, там без пехоты не обойтись. Как займешь станцию, уходи к «Коммунисту», там завтра я камня на камне не оставлю от позиций немцев. – Он застонал вдруг и с размаху ударил ладонью по земляной стене. – Должен быть выход, должен! Не можем мы их бросить умирать на болоте! – Словно отвечая на непроговоренный вопрос Соколова, он повернулся к своему ротному и тряхнул в отчаянии парня за плечи. – Весь день всем штабом голову ломали, как их вызволить. Срочную депешу генералу Батову отправили. И тот молчит! Не могу я так, Алексей! Завтра после боя выдвигаемся туда. Я не знаю как, хоть своими ногами по лесу, хоть руками голыми душить охрану будем, но спасти людей надо!

– Я согласен! – заволновался парень. – Мы на танке там за линией фронта проходили, я посмотрю карту, найду путь! У меня там девушка может быть любимая, она живет в Могилевском районе, он соседний с Озаричами. Летчик сказал, что всех жителей туда из соседних районов согнали. Я готов на все, товарищ командир!

Он и правда был так же, как Лавров, готов на любую жертву ради спасения несчастных людей. С комбатом ему было с первой минуты знакомства легко. Тот, огненный и открытый в минуты волнений, рассудительный во время совещаний, казалось, слышал и проговаривал вслух все мысли, что были у Соколова в голове. Вот и сейчас он заглянул в глаза парню и сказал:

– Мы спасем их, обещаю!

Глава 3

Утром перед маршем командир роты лично обошел все экипажи, чтобы убедиться, все ли готово для выступления. Танкисты без привычных шуток и хохота приветствовали командира. Один из них удивил своим видом ротного. Высокий, сутулый, с длинными ногами и руками, без головного убора, он был одет в куцую, не по размеру куртку, из прорех которой пучками торчала вата.

– Что за вид, рядовой? Как фамилия? – Алексей был настроен сурово, не из боя они вышли и не от немцев по лесам скрывались, чтобы выглядеть таким пугалом.

– Рядовой Гуг-гулевич, т-т-товарищ командир, – виновато скороговоркой выкрикнул парень.

За него тут же вступился командир отделения Христо:

– Не ругайтесь, товарищ командир, это Гуля наш. Мой мехвод Гулевич, он после контузии из госпиталя возвращался, его штрафники в карты раздели. Вот насобирали одежу со всех по нитке. Он малахольный немножко, чисто ребенок, мы уже привыкли. Но водитель отличный, с закрытыми глазами танк проведет, где надо.

Соколов покачал головой, разберется позже с этим странным типом. Пора выступать на марш.

Машины выстроились рядами и пошли за головным танком, которым управлял Бабенко. В люках башнеры наблюдали за периметром вокруг, выглядывая, нет ли в небе вражеских штурмовиков, не слышны ли звуки выстрелов из приготовленной немцами засады. На дороге было тихо, раздавалось лишь гудение двигателей, да в ушах звучал шум эфира. Соколов опустился в танк.

– Логунов, примите наблюдение! – Он переключил ларингофон на командирскую частоту. – Всем экипажам прием, говорит командир роты. Командиры взводов, доложите оперативную обстановку.

Мгновенно отозвались башнеры машин с цифрами 078 и 016 на башне.

– Командир взвода Рыжиков, все спокойно, идем по курсу.

– Ноль шестнадцатый, Успенский, идем по курсу. – И тут же Семен пробормотал под нос прямо в эфир: – Ох, не нравится мне эта тишина.

– Мне тоже, товарищ сержант, как бы немцы засаду не устроили, – поддержал его Соколов, который тоже нервничал из-за безмолвия вокруг. – Усилить наблюдение, оружие привести в боевой порядок. Через пять километров начинается первая линия обороны, минное поле. Построение в два ряда по моему приказу.

Стоило танкам вытянуться в две линии перед минными полями, где саперы трудились всю ночь, расчищая проходы и устанавливая вешки для их обозначения, как вдалеке загрохотала канонада артиллерии – заиграл «сталинский орган», как и обещал Лавров. Батальон начал наступление вместе с остальными частями танковой бригады, вытянув линию атаки на несколько десятков километров, чтобы прорвать оборону вермахта и танковым клином, словно острым ножом, вспороть систему из минных полей, фортификаций и огневых укреплений.

Охрана на вышках и крыше станции тоже заметила русские «Т-34» и принялась поливать машины пулеметными очередями. Соколов нервничал, ведь надо успеть пройти эти сотни метров до стальных конструкций с густыми обмотками из проволоки как можно быстрее, пока противник не применил что-нибудь помощнее, чем пулеметы. Но мехводам приходилось вести машину на пониженной передаче, ювелирно придерживаясь линий узких проходов, чтобы не нарваться на мину, которая может вывести танк из строя, а значит, создаст затор на пути у тех, кто идет позади. Лишь один водитель провел свой «Т-34» довольно лихо, не снижая скорости, попадая ровно в колею между сучками для ориентира. Соколов прильнул к панораме: 031, танк Христо. А управляет им так лихо тот самый недотепа Гулевич, который возмутил командира своим внешним видом. Старший лейтенант прижал ларингофон к горлу:

– Тридцать первый, говорит восемнадцатый. Сбавь обороты, не надо будоражить остальных.

Хоть и приятно было Соколову смотреть, как ровно выводит водитель тяжелую бронированную технику, но он понимал, что может найтись желающий повторить маневр за лихачом. А вот опыта для управления может не хватить. И ценой удали будет подорвавшийся на мине танк.

– Так точно, товарищ командир, – отчеканил Яков, и тут же его машина замедлила ход.

Да и остальные экипажи тоже растеряли шутливость, в эфире царило молчание. Даже говорун Успенский молча вдавил лицо в панораму, через зеленый триплекс следя, чтобы танк не сбился на опасном участке с маршрута.

Метр и еще один в напряженном молчании, только лязгают гусеницы, монотонно гудят двигатели, мехводы двигают рычагами, словно ничего не происходит. Будто танки идут обычной проходкой, а не под нарастающим шквальным огнем из фашистских пуль. Немцы поливали все сильнее и сильнее, пули с визгом отлетали, чиркали, высекали искры от бронированных бортов. Конечно, пулеметы бессильны пробить броню, но как же трудно сохранять внутреннее спокойствие, когда в лицо несется рой из смертоносных снарядов. Они, будто густой град, оранжевый и страшный, выбивают жуткую дробь по железным бокам танка. Хорошо, что рота подобралась сильная, опытная, как обещал Лавров. Никто не закричал, не запетлял в испуге по колее между мин, не остановил от шока мерное движение танков.

Опасный участок, когда танки шли друг за другом на открытом участке местности без возможности маневрирования, наконец закончился.

– Логунов, ориентир – пулемет на крыше станции. Рыжиков, вышка по левому флангу, Успенский, пост на правом фланге. Снять охрану! – Пришло время остудить пыл немцев.

Почти одновременно прозвучали все три огневых залпа из пушек «тридцатьчетверок». Логунов взял прицел низковато и снес вместе с пулеметом и стрелком часть крыши. Доски и тело между ними рухнули за почти двухметровый забор, да так, что немец распластался кровавой лепешкой на белом снегу. А на крыше забалансировал расчет из двух человек, спешно устанавливая на нижние станки два длинноносых тяжелых ПТР schwere Panzerbüchse 41. Опасный противник для танков на таком расстоянии. До забора осталось всего лишь метров триста, и пуля, выпущенная из тяжелого противотанкового ружья, пробивает бронированный лист толщиной до сорока миллиметров, а значит, меткий стрелок сможет даже в лобовой броне «Т-34» пробить отверстие и ранить экипаж.

– Логунов, ориентир – крыша. Огонь! Не давай им развернуть орудия! Остальным экипажам начать маневры, расчистить противотанковые укрепления!

Немцы все еще возились с тяжелыми станинами двухсоткилограммового орудия, когда Логунов прильнул к прицельной сетке. Снаряд в казенник, прицел, огонь! Попадание! Крыша здания окончательно превратилась в зияющую прореху, утащив обрушившимися перекрытиями вниз вражеский ПТР вместе с расчетом. Остальные машины утюжили заграждения, сминая их мощными гусеницами.

– Двойками рассредоточение по периметру! На таран! Орудия поверните на левый фланг, чтобы не повредить.

Командир отдал новый приказ, и танки, разделившись на двойки, начали штурмовать высокий забор. От напора гусениц и бортов с грохотом и брызгами щеп лопнули доски, в образовавшиеся проемы хлынули советские танки, вытягиваясь в два боевых строя по обе стороны от железнодорожного полотна. Со всех сторон раздавались выстрелы винтовок, стрекот немецких пулеметов из разных точек. Три взвода стремительно шли вдоль путей, сминая гусеницами преграды, столбы вышек и нити колючей проволоки между ними. Расчистив территорию, «Т-34» начали путь обратно, поливая пулеметным огнем кусты и заграждения, где притаились немецкие стрелки.

Два взвода разделяла полоса из нескольких черных лент рельсов, на одной из них пыхтел локомотив «Эшка» с коротким составом в пять вагонов. Из нескольких зданий, что вытянулись длинной буквой «Г», огибая разгрузочную площадку у тупикового пути, врассыпную бежали немцы. Кто-то просто убегал сломя голову в ближайшие заросли, кто-то на ходу отстреливался из автоматов. Лихая «тридцатьчетверка» с номером 031 на борту взвыла, крутанула петлю и, подкатившись боком к зарослям, куда, спасаясь, убегали противники, дала длинную очередь из пулемета, затем сразу же еще одну. Но командир роты только с досадой покрутил головой: опять этот лихач вперед всей роты спешит. Сам же подтянулся наверх и, приоткрыв люк, осмотрелся: неужели взяли плацдарм за каких-то пятнадцать минут, почти без выстрелов. Будто услышав его мысли, Успенский прошептал на командной частоте:

– Ох, не нравится мне эта тишина.

– Экипажи, уходим к лесному массиву, машины не покидать, вести наблюдение. Пулеметчики, с оружием по двое прочесывать лес, всех пленных на станцию. – Он нашел, чем занять лихача тридцать первого. – Христо, ваш экипаж ведет наблюдение за обстановкой на шоссе!

Танк под управлением Гули резво развернулся и поехал к проломам в заборе, встав кормой к роте. Все остальные машины выстроились вдоль полоски редкого пролеска в ожидании приказа Соколова. А тот никак не мог поверить: неужели задача выполнена? Слишком легко, слишком быстро. Но на станции было тихо, даже выстрелы отступающей разрозненной охраны затихли. Та, поняв, что ничего не может сделать с грозными машинами, бросилась наутек по кустам в глубину леса. Алексей прижал бинокль к глазам, осмотрел станцию. Как и приказывал комбат, никаких повреждений, кроме разбитой Логуновым крыши. С одной стороны широкого полотна из рельсов и шпал – его рота, прижатая к лесу, на другой стороне – разрушенные заграждения, широкая проселочная дорога да одинокий танк Христо, охраняющий подъезд к строениям и тупику с несколькими десятками цистерн. «В цистернах-то топливо, – подумал Соколов. – Их немцы планировали отправить в глубину оккупированной территории, подальше от форпостов. Вот почему настроили в три ряда заборов, здесь у фашистов топливная база».

В бинокле мелькнули с другой стороны тепловоза длинные ноги, торопливо бегущие вдоль маленького состава. Это Юрка Гулевич вылез из танка и зачем-то побежал вдоль состава. Хоть и был приказ не покидать машины, но он вечно нарушал распоряжения командира. Живой, как ртуть, парень не мог сладить со своим любопытством и неусидчивостью и не раздумывая бросался в новое приключение, за что регулярно получал выговоры. За всю войну он не был награжден ни одной медалью, хотя экипаж его неоднократно поощряли после сражений. Но вот Гулевича, или Гулю, как привыкли называть его боевые товарищи, награды упорно обходили стороной из-за дурацких выходок, от которых политрук и комбат лишь вздыхали: «Снова Гуля учудил». Вот и сейчас Гуля не утерпел, как только увидел заходящийся клубами пара паровоз, ноги сами понесли его прочь от танка к локомотиву и вдоль вагонов. Он вдыхал запах пропитки шпал, угольной гари и блаженно улыбался, вспомнив, как отец подсаживал его, еще школьника, в теплую кабину паровоза, где блестящие рычаги, кнопки и циферблаты так и манят прикоснуться к ним. Так бы и стал, как отец, машинистом, если бы не война. Вдруг ему показалось, что из дальней теплушки раздаются крики и стук. И он припустил туда, сдернул запор и с грохотом откатил тяжелую дверь. Из глубины вагона на него уставились настороженные глаза пожилого мужчины в изорванном полушубке:

– Наши? Русские?

– Н-н-наши! – воскликнул радостно Гуля и указал за спину старика. – Вон возле леса т-т-т-танки! Вы-вы-выходите, не бойтесь. – Он протянул им длинную руку для помощи.

Из вагона начали спускаться человек десять, в порванной одежде, окровавленные, с опухшими от побоев лицами. Старик спустился, но руку парня не выпустил:

– Спасибо! Спасибо, спасли нас! Мы – партизанский отряд, нас сдал один перебежчик, захотел фрицам прислужить. Немцы повязали всех, пытали, били, половину расстреляли, а нас вот здесь заперли. Уже с жизнью прощались, и тут вы! Танкисты! Наши! Красноармейцы!

Гуля кивал и улыбался на каждое его слово:

– Ушли немцы, д-д-д-дедуль!

Махнул рукой в сторону шоссе, повернул голову… и остолбенел. По дороге шли немецкие «Панцеры», огромная щетинистая черная масса. До них буквально оставалась пара километров. На белой полосе дороги хорошо были видны широкие гусеницы тяжелых «Панцервагенов», которые выстроились по три в ряд, с крестами на черных бортах. Машины на средней скорости спускались с пригорка, выставив грозные пушки. Гуля оттолкнул деда, выкрикнул:

– Бе-бегите, бегите к лесу! Скажите нашим, что т-т-танки, танки немецкие по дороге идут. М-м-много!

А сам бросился в кабину тепловоза, руки действовали быстрее, чем голова. Сам не осознавая, что делает, он дернул рычаг и пустил локомотив задним ходом, так что вагоны, ломая сцепки, дернулись, наползая друг на друга. Коротенький состав задрожал, отъехал назад и перекрыл видимость, став заслоном между надвигающейся колонной немецких танков и «Т-34». Танкист выскочил из кабины и бросился к своей «тридцатьчетверке».

– К-к-к-к, – и зашелся в проклятом, мучившем его после контузии заикании, показывая пальцем в сторону жуткой железной громадины.

Командир танкового отделения Яков Христо уже понял своего мехвода без слов, кивнул и, надевая шлемофон, исчез в люке:

– Это тридцать первый. По левому флангу с дороги идет колонна танков, насчитал три десятка. Две минуты, и они здесь.

– К бою, танкисты! – раздались выкрики взводных.

Но ротный командир не спешил отдавать команды, понимая, что бой принять нельзя. Иначе не удастся выполнить приказ «не разрушить станцию». Один выстрел в цистерны – и будет разрушен важный узел, на воздух взлетят сотни литров дефицитного топлива. По броне глухо застучали валенки, в открытый люк просунулась седая голова:

– Ребятки, танкисты, там немцы на «тиграх» прут! Мы партизаны местные, нас ваш хлопчик из вагона выпустил! Он там остался один!

– В обход через лес мы пройдем к дороге? – Алексей на ходу продумывал план действий.

Сразиться прямо на станции он не сможет, надо выманить противника как минимум на километр отсюда. Лихач Гулевич сможет это сделать! Маневрируя, выписывая повороты, уйдет по железнодорожной насыпи дальше. А они сделают полукруг через лес и выйдут немцам в тыл.

– Можно, там болотисто, правда, в одном месте… – закивал старик. – Но танки в сорок первом проходили. Минут за семь обернемся.

Соколов уже отдавал приказы в ТПУ:

– Бабенко, уходим в лес, надо обойти станцию. Прокладывайте маршрут как можно короче, надо зайти на дорогу с юга, немцам в хвост.

– Ясно, выполняю. – Машина загудела и вошла в просвет между деревьями, сминая чахлые кустики.

Партизан, перекрикивая гул мотора, изо всех сил выкрикивал в люк команды, куда направлять машину. В это время командир переключил частоту для связи со всеми экипажами:

– Христо, боевая задача – увести немцев дальше по дороге. Идите по насыпи, как можно быстрее вперед вдоль дороги, уводите их от станции как можно быстрее. Продержитесь пять минут! Мы выйдем в тыл колонне и тогда откроем огонь.

– Есть, – азартно выкрикнул молодой командир и тут же передал приказ своему экипажу. – Гуля, гони со всей силы вдоль железки! Виляй задом, чтобы все «тигры» за тобой рванули! Вперед!

– Все экипажи за командирским танком! Приготовиться к бою.

Последний приказ Соколов отдал спокойным голосом, волнение ушло – он нашел возможность выполнить приказ! В ТПУ приказал радисту Омаеву:

– Доложи комбату о засаде, мы принимаем бой.

В лесу Бабенко орудовал рычагами, осторожно, внатяжку выводя ровный след гусеницами. Теперь от каждого его движения зависела судьба «Т-34», необходимо совершать только плавные движения, двигаться равномерно. Тяжелая бронированная машина, словно огромный призрак, с тихим шумом мягко прокатилась по мшистому сырому грунту, остальные шли след в след за командирским танком. Пропетляв по лесу два километра на юг, машины объехали территорию станции и неожиданно вышли у края минного поля прямиком напротив бортов последних «тигров» из колонны, что мчалась по шоссе следом за вихляющим 031. «Тигры» с ревом увеличивали скорость, преследуя шустрый советский танк. Они шли клином по шоссе, а «тридцатьчетверка» с красными звездами неслась по возвышенности, обходя преследователей метров на пятьсот. Расстояние для пушки Panzerwagen VI, равное почти выстрелу в упор. Вот только мишень оказалась неуловимой. Танк, управляемый проворным Гулевичем, выделывал петли, кружил то на одной гусенице, то на другой, уходя от выстрелов, что сыпались на него из нескольких десятков орудий. Пара болванок уже чиркнули по башне и гусенице, но только добавили азарта всему экипажу. Яков грозил кулаком, выкручивая прицел и посылая в ответ в черную массу немецких танков снаряды:

– Давай, Гулька, жми, жми, не промахнусь! Их там как жуков навозных.

Выстрел! «Панцер» с крестами словно споткнулся, башню скосило от удара бронебойным снарядом в сторону, и изо всех щелей повалил густой дым.

Командирский танк тем временем шел самым первым в ряду советских танков. Логунов поймал в визир крест на борту немецкой машины:

– Короткая, Сема!

«Т-34» мягко замер для прицеливания. Выстрел! Соколов прокричал в рацию команду:

– Огонь по флангам! В борта бейте, они их слабое место.

Три танка на передней линии остановились и навели прицелы. Выстрел, второй, третий! Задние машины германской армады встали, из каждой, закрывая дорогу, повалил черный дым. Остальные «Т-34», ревя моторами, выстроились в две боевые линии, обходя противника по флангам вдоль дороги.

– Все экипажи, бронебойные! Успенский – левый фланг, Рыжиков – правый. Огонь!

Бочкин лязгнул казенником, загоняя новый снаряд. Логунов начал вращать ручки, наводя прицел. Вот начал разворот танк посередине, подставив уязвимый для снаряда бок. Залп! «Тигр» не закончил маневр, дрогнул всем корпусом, из люка вдруг взвилась огненная стрела и опала черным душным облаком. Танкисты из подбитых немецких машин стали прыгать на дорогу и пытаться убежать. Но Руслан с победным криком нажал на гашетку пулемета:

– Уйти вздумали! Не выпущу отсюда никого!

Немецкие танки заметили атаку сзади и, сбавив скорость, начали поворачивать назад, чтобы контратаковать. Крайний на левом фланге «Панцер-IV» полыхал факелом, преграждая дорогу остальным, еще два танка замерли, врезавшись в невидимое препятствие. Языки пламени из моторного отсека уже лизали борта, грозя вот-вот рвануть бензиновые двигатели. Два головных немецких танка снова сделали оборот в поисках другой дороги, но теперь с пригорка насыпи впереди их караулил танк Христо. Вся колонна оказалась зажата ротой легких «Т-34». Но и немцы сдаваться не спешили. Пятиметровые грозные пушки их танков начали в ответ изрыгать огонь. Один снаряд прошил замешкавшийся во время маневра советский танк, так что сорвало башню, и на обугленном искореженном борту повис мертвый мехвод.

– Успенский, уводи машины дальше, дай им место для маневров. Не стойте, уходите от выстрелов! – в отчаянии прокричал Алексей.

Он понимал: экипаж уже не спасти. Во время боя нельзя, как бы тебе ни хотелось, остановить атаку и броситься на помощь раненым. Да и шанса выжить у танкиста подбитой машины почти нет. Из закрытого пространства нет выхода во время боя на открытом пространстве. Выбраться через верхний или эвакуационный люк сейчас почти невозможно, попадешь под обстрел танков.

По приказу командира оба взвода отошли как можно дальше друг от друга и от дороги, чтобы дать друг другу место для маневров. Но при этом не размыкали кольца, в которое взяли вражеские «тигры». Огонь! Капот бронированного «тигра» зашелся серым дымом. Противник в ответ тоже послал снаряд, но легкий советский танк уже успел уйти со своей позиции, спустившись в пологий длинный кювет.

Выстрелы следовали один за другим. Три взвода «Т-34» расстреливали противника без остановки, целясь в бок грозным машинам, и почти каждый выстрел находил цель. Только теперь немцы поняли свою ошибку и тоже стали выстрелами загонять русские танки все дальше и дальше от дороги. Взводу Рыжикова отойти на спасительные метры мешал лес, а у Успенского за спиной было минное поле. Именно туда «тигры» начали теснить легкие машины, метясь в гусеницы, чтобы обездвижить и не дать им возможность и дальше проворно уходить от выстрелов.

– Логунов! Быстрее! Огонь! Пока они к нам развернулись боком!

Бочкин тоже слышал крик командира, хватал снаряды и отправлял один за другим в ствол орудия. Еще горячие гильзы валялись у него под ногами на днище, на то, чтобы выкинуть их через люк, не было времени. Бабенко откатывался на несколько метров и замирал. Выстрел! «Тигр», уже выстреливший в 016 машину, от удара дернулся, и снаряд прошел мимо. «Панцерваген» развернулся и пошел на восемнадцатого, на ходу качая дулом, настраиваясь на свою цель. Но Логунов нажал на спуск быстрее. Огонь! И из пробоины вверх повалил густой дым. Еще залп!

– Тридцать первый, бей в корму, ориентир – береза! Успенский, уводи обратно на дорогу.

Соколов выкрикивал команды, направляя экипажи своей роты на цели, задавал ориентиры для выстрелов. От крика, от пороховых газов саднило горло, болело лицо, так сильно прижимался молодой командир к раме перископа. И Алексей уже понимал – бой он выиграл. «Тигры» почти не нападали, лишь огрызались огнем из орудий. С каждым выпущенным снарядом черных бронированных факелов на дороге становилось все больше, они пылали, выбрасывая вверх клубящийся огонь и дым. Из тридцати «панцеров» были подбиты больше половины, а русские танки, словно заведенные, продолжали стрелять, уходить в сторону, снова окружать и снова стрелять, поливая огнем из пулеметов любого члена немецкого экипажа, кто пытался спастись бегством.

– Танки! Наши! – разорвал эфир крик Христо, танк которого стоял на высоте.

С пригорка, откуда недавно напали на них «тигры», теперь шла колонна советских «Т-34». В передней машине ехал полковник Тенсель, высунувшись наполовину из люка. В руках у него плескалось на ветру красное полковое знамя. В ответ при виде подкрепления других соединений танковой бригады из люка немецкого «тигра» поднялась рука с бело-серой портянкой в кулаке. Белый флаг! Мольба о пощаде!

И в эфире во весь голос закричали. Кричали экипажи внутри танков, командиры, наводчики, радисты, заряжающие, кричал и Соколов. Их голоса могучим эхом неслись в эфир:

– Ура!!! Победа!!! Ура!!!

* * *

Командир бригады полковник Тенсель лично обходил строй, жал руку каждому, кто стоял у разбитой колонны немецких танков.

– Бравые танкисты! Не отдали станцию! Так держать, выражаю всем благодарность! Где командир роты?

Соколов поспешно приложил руку к шлему:

– Старший лейтенант Соколов, командир танковой роты!

– Как ты, Соколов, один столько «тигров» разгромил?

– Экипажи в роте как на подбор толковые, товарищ комбриг. – От похвалы он смутился так, что покраснел. – И водитель мой танки по болоту смог провести, в обход противника. Вот и получилось разгромить их неожиданной атакой с тыла.

Полковник Тенсель крепко сжал руку Семену Михайловичу, оробевшему от рукопожатия высокого офицерского чина:

– Даже не знаю, как вас благодарить, товарищ старший сержант! Ведь такую важную станцию уберегли. Отсюда эшелон поедет со всей линии фронта с тяжелоранеными, повезет топливо для техники для всего Белорусского фронта!

– Да это все мы, вместе! Все постарались. – Бабенко не привык к вниманию высокого начальства к его персоне.

Полковник пошел дальше вдоль строя, раздавая щедрую похвалу своим бойцам, чтобы те поняли, как важен был этот бой. Их отчаянное противостояние противнику, который по численности техники был сильнее в два раза, помогло одержать победу на важном плацдарме.

Бабенко терпеливо дожидался, когда комбриг закончит обход, переговорит с полевыми командирами, узнает потери, подробности боя. Когда наконец Тенсель вернулся к своему танку, Семен Михайлович несмело обратился к нему, совсем забыв отдать как положено честь:

– Товарищ полковник… У меня просьба есть к вам, личная.

– Говорите, товарищ сержант, что требуется? Обмундирование, дополнительный паек? Лекарства? – теплым взглядом приободрил комбриг оробевшего мехвода, приметив, как неловко двигается пожилой мужчина из-за ранения.

– Нет, нет, все, что нужно, имеется. Мне бы, товарищ полковник, жениться. Приказ ваш нужен.

– Жениться? – расхохотался мужчина и лихим жестом пригладил пышные усы. – Вот это я понимаю: боец! Только с поля боя – и жениться хочет! Ну а невеста где? Давай приказ выпишу по бригаде, мне такое не впервой, и на фронте любовь свою можно найти. Женитьба – дело хорошее!

– Она в пятнадцати километрах отсюда, она из банно-прачечного отряда. Прекрасная женщина, я только предложение сделал, а потом сразу на задание отправился, потом ранение получил, и меня к вам в бригаду перебросили. Не успели с ней даже переговорить, я переживаю. Она чувствительная такая, думает, что обманул ее. – От волнения объяснения у Семена Михайловича выходили путаные, и он сконфуженно замолчал. Ну что за глупости придумал, тут передовая, бои идут, а он пристал к командиру танковой бригады с такой нелепой просьбой.

Но мысль о Неле, которой почти сразу после знакомства Бабенко написал письмо с предложением руки и сердца, никак не оставляла его. Словно сговорившись, одна случайность за другой мешали ему увидеться, хотя бы перекинуться парой слов с любимой. С каждым днем она становилась от него дальше, экипаж шел на запад вместе с линией фронта, а Неля оставалась служить в недосягаемом тылу. Только и оставалось по вечерам пытать Бочкина, который передавал письмо женщине и беседовал с ней, пока Бабенко был на задании.

– Так и сказала? «Я согласна»? Так и сказала: «Я согласна»? Ты уверен, Коля?

– Так и сказала, это точно, она два раза повторила. И назвала вас хорошим, – терпеливо в который раз пересказывал встречу с прачкой Николай. – Правда, она сначала решила, что вы ее обманули, потому что сами не приходите. Но я объяснил про задание и про то, что вы пропали во время задания.

И Бабенко снова вздыхал с тоской, как же глупо получается, ведь его возлюбленная до сих пор не получила от него ни одной весточки и действительно снова может решить, что его сватовство было всего лишь глупой шуткой. Поэтому он и решился обратиться к комбригу с необычной просьбой, услышав во время вечерних разговоров с другими танкистами, что вместо загса документ в военно-полевых условиях может выдать командующий полком или батальоном. Но, вопреки его опасениям услышать насмешку и отказ на просьбу, Тенсель вдруг снова пожал ему руку тепло, по-человечески: