Текст книги "Взрывной коктейль"

Меньшиков. Ну-у-у, этот сразу за дело взялся. Еще по дороге нарвал различных растений, теперь сидел в сторонке и сортировал их по кучкам. Извилины воспаленного мозга вовсю ворошили запасы химических формул и подбирали необходимые для проверок реагенты. Стекла очков скрывали лихорадочный блеск глаз, со стороны казалось, будто младший научный сотрудник раздумывает насчет того, какую кучку куда пристроить: мол, что засушить, а что – и сырьем под микроскоп сунуть. На самом же деле…

Через полчаса кое-что начало вырисовываться, гений подхватил одну из кучек, потащил в палатку, откуда потом добрый час слышалось шипение реактивов и невнятное бормотание в различных интонациях.

На это никто внимания не обращал, лишь проводник, старый и сморщенный дед, много в жизни повидавший, уважительно покачал головой и сказал:

– Шаман, однако.

Второй проводник, малость помоложе, сотворил перед собой знак, отгоняющий злых духов. Добавил от себя:

– Отмороженный, однако, шаман. В сельве без «АКМ» не ходят, а этот даже пистолета не имеет.

– Не нам следить за их путями. Шаманы понимают больше обычных людей. Им открыто многое.

– Однако, ты прав.

* * *

– Вызывали, господин Барон?

Начальник охраны, в прошлом обычный боевик, выбившийся из простых в серьезные благодаря хладнокровию и четкому исполнению приказов. Здоровенный такой негр, казалось, не должен быть умным, но получилось именно так. Он обладал мощным интеллектом, вдобавок силой воли, с помощью которых сумел выбиться в люди. С Бароном уже давненько, лет пять-шесть, и за все время не подвел ни разу.

Барон, прекратив кормить рыбок, повернулся. Кивнул:

– Да, Джонни, вызывал. Как с учеными дело обстоит? Ты все сделал, как я тебе говорил?

Джонни об этом можно было и не спрашивать. Если уж ему что поручили, то можно не сомневаться в том, что он это выполнит. Может даже президента замочить, если попросят… э-э-э… прикажут, вернее. Вот и сейчас – прикажи ученых поселить на расстоянии трех километров от виллы, значит, они там и будут, плюс-минус пять метров.

– С учеными из России все нормально, господин Барон. Мой человек в Луанде все организовал, прилетевших встретили в аэропорту, навязали им охранников, проводников, носильщиков и транспорт. Они ох и простые, даже ничего не заподозрили, более того – с легкостью согласились преодолеть пятьсот миль, не спрашивая особо про такое большое расстояние, едва им намекнули, что есть такое тихое местечко, безлюдное.

Барон отложил корм для рыбок, поправил плохо лежавший сачок. Задумчиво произнес:

– Для России пятьсот миль немного. Зачастую между крупными городами – именно такие расстояния, и постоянно ходит междугородний транспорт. Я как прочитал об этом, то сначала не поверил. Но мой партнер из этой далекой заснеженной страны подтвердил. Сказал также, что на севере России вообще расположены огромные безлюдные пространства, где на тысячу квадратных миль всего лишь два-три человека… Ладно, это не наши дела, у кого какие территории. Скажи-ка мне лучше, Джонни, как там с патрулями в том районе, где расположились ученые?

Джонни привычно отрапортовал, глядя в никуда:

– Все патрули убраны, господин Барон. Ученых никто не потревожит. Я отдал распоряжение об отлове более-менее крупных хищников. Пусть русские спокойно работают, они не увидят даже местных дикарей-охотников.

– Молодец, Джонни. А этот, самый умный, как он?

– Он отличается от остальных четверых, господин Барон. Причем разительно. Еще когда сюда добирались, то этот хиляк не удержался и начал собирать образцы растений прямо в дороге. Как только более-менее обустроили лагерь, так уже с головой ушел в работу, плюнув на наведение порядка в своей палатке. Остальные не так серьезно относятся к делу. Женщина сначала палатку себе подготовила, чай попила, под солнцем пощурилась, позагорала, только потом уже стала какой-то листик в микроскоп рассматривать. Пожилой так и вовсе лентяй, только другим указывать может – как и что делать…

Барон поднял руку, прерывая:

– До остальных мне дела нет, Джонни. Меня интересует только этот очкарик. Именно из-за него и отправили эту экспедицию, и именно за ним ты должен следить.

– Я все понял, господин Барон. За этим очкариком будут следить все двадцать четыре часа в сутки, можете не беспокоиться на этот счет.

– Я верю тебе, Джонни. И знаю, что могу на тебя положиться. В общем – следи за учеными неусыпно. Если все пройдет отлично, то затеянное дело принесет огромные прибыли. А если будет много денег, то недалеко и до президентства. Сам понимаешь – пост министра обороны гораздо лучше должности начальника охраны.

– Я все понимаю, господин Барон.

– Можешь идти, Джонни.

– Как прикажете, господин Барон.

Спустя шесть недель

– Вызывали, господин Барон?

Джонни, начальник охраны и доверенное лицо неофициального правителя большей части Анголы, зашел в кабинет и замер, ожидая распоряжений.

Сам Барон, поднявшись из-за стола, прошел к окну и, повернувшись к вошедшему спиной, стал рассматривать окрестности. Он частенько так поступал при разговорах, ничего этим не подчеркивал, просто так ему лучше думалось, да и не мог он долго находиться без движения, постоянно что-нибудь делал.

– Как там с этими пятерыми русскими? Работают?

– Работают, господин Барон. Никто их не отвлекает, никто в том районе не стреляет, даже всех хищников втихаря отловили.

Барон вернулся к столу, прикурил сигару, глянул сквозь клубы дыма:

– А этот, который самый умный? Что он делает?

Джонни улыбнулся, что делал крайне редко; улыбка означала, что все идет нормально и он рад.

– Очкарик все время сидит в палатке, колдует с травами. Приставленный к нему наблюдатель сообщает, что тот уже проводил опыты на крысах и прочих мелких зверюшках. Сейчас вроде должен уже проводить опыты на мартышках. Если мартышки забалдеют, то, думаю, в таком случае зелье уже готово.

Барон вернулся к окну. Заулыбался. Все сомнения начинали постепенно рассеиваться, проглядывал уже более-менее реальный результат – присланный из далекой России умник оправдывал возложенные на него надежды. Скоро он изобретет нужное зелье, и уже можно будет открывать ему глаза на внешний мир. Пусть гонит свою новую наркоту под строгим надзором, на пустяки нет времени.

– А остальные четверо?

Джонни перестал улыбаться; каменное лицо выражало равнодушие:

– Женщина какое-то зелье лекарственное варит. Наблюдатель втихаря попробовал, у него начался понос. Видимо, еще не догнала до необходимого уровня… Престарелый, его все профессором зовут, только командует. Сам же целыми днями у костра сидит и несет чушь всякую заумную, лишь изредка работая над какой-то мазью или чем-то похожим. Наблюдатель не стал рисковать и пробовать… Третий, качок, на турнике неделями висит, ему до исследований вообще никакого дела нет. Иногда в соседнюю деревню мотается к бабам, охранника одного уговорил дорогу показать. Наблюдатель сообщает, что за шесть недель этот здоровяк ни разу даже записей не делал… Ну а четвертый занят какими-то порошками, все травы сухие смешивает, не то курить пробует, не то просто ест. Наблюдатель попробовал – ничего не почувствовал…

Барон развернулся. Предположил:

– Может, тоже какой наркотик разрабатывает?

Джонни отрицательно качнул головой:

– Нет, господин Барон. Скорее всего, какие-то пищевые добавки. Или специи.

Барон подошел к холодильнику, достал бутылку «Колы» и бросил начальнику охраны, не глядя на него. Джонни равнодушно, будто робот, поймал. Одним движением свернул крышку, отхлебнул. К замашкам хозяина уже привык за несколько лет, еще и не такое бывало; знал, что хозяин постоянно размышляет над чем-то, и поэтому действует отлично от других. Может запросто вот так вот бутылку швырнуть неожиданно и вовсе не проверяет реакцию. Просто выказывает свое хорошее настроение и – хорошее отношение к собеседнику.

Сам Барон, достав себе минералку, закрыл холодильник. Вернулся к столу и открыл бутылку открывашкой. Стряхнул пепел с сигары, огладил бороду и только после этого сказал:

– Ты, Джонни, следи за этим очкастым умником пристально. Если он изобретет свое зелье и опыты на мартышках пройдут как надо, так сразу же хватай всех пятерых и тащи сюда. Станем извлекать пользу из шести недель ожидания.

– Как прикажете, господин Барон. Мои люди неусыпно следят за лагерем ученых.

Барон налил минералки в стакан. Выпил залпом.

– Как твои хлопцы? Не буянят?

Джонни опять заулыбался:

– Все мирно, господин Барон. Зализывают раны после стычки с правительственными войсками. Хорошая была драка. Даже пить бросили, настолько весело провели время.

– Это хорошо, Джонни. Скоро будет новая акция, пусть твои головорезы основательно к ней подготовятся.

– Как прикажете, господин Барон.

– Можешь идти, Джонни.

* * *

…Мартышка настороженно приблизилась к угощению. Протянула лапу к раскрытой ладони Меньшикова, наблюдая за ним своими хитрыми глазками. Осторожно взяла предлагаемое. Затем, раскачавшись на хвосте, ловко запрыгнула на ветку, уселась поудобнее и впилась зубками в плод дуриана, предварительно накачанный новым препаратом.

Младший научный сотрудник стал ждать результатов, наблюдая за мартышкой. Уже больше месяца он корпел над своим изобретением, проверял на крысах и прочей мелочи, теперь настала очередь приматов. От того, какой будет эффект, зависело все: либо снова терять месяц, либо – светили лавры гения, признательность, деньги. Ходить в младших научных сотрудниках до жути надоело, хотелось стать человеком.

Мартышка доела, потянулась, глянула со своей ветки на стоящего внизу человека. Оскалилась, потом вдруг заверещала, вскочила на ноги, собралась прыгать на другую ветку и уйти отсюда. Но по непонятной причине промахнулась и грохнулась на землю. Там, пошатываясь все больше, попыталась вновь забраться на дерево, но и это не удалось. Наконец повалилась на бок и тяжело вздохнула, напоминая вдрызг пьяного алкоголика.

Меньшиков подошел. Поднял ее и заглянул в полуприкрытые глаза, удостоверяясь в действии нового препарата. Мартышка вяло отмахнулась, пустив слюну. Налицо – наркотическое опьянение. И это с простой, казалось бы, травы безвредной. Получилось!

Гений отшвырнул мартышку. Радостно потер руки, уже видя на своей голове лавровый венок и много денег на счете. Воскликнул:

– Получилось!

Вернувшись в лагерь, он сделал несколько пометок в конспектах, достал заначку – бутылку коньяка, – налил полный стакан, залпом выпил, поздравляя себя. Потом, выйдя из палатки, презрительным взглядом смерил бугая Иванова, который целыми днями так и висел на турнике. Перевел глаза на профессора, звонящего жене в Москву, хмыкнул. Что ему звание доктора наук? Он теперь круче!

В следующий момент стало твориться непонятное. Появились незнакомые вооруженные люди, мгновенно уложили выскочивших из палатки охранников физиономией в землю. Один из незнакомцев встал посреди лагеря и выпустил в воздух очередь из автомата. Когда воцарилась тишина, произнес на скверном русском:

– Все лечь на земля. Я убивать сразу. Телефоны не звонить.

…Алкоголь мгновенно выветрился из крови Меньшикова, так и не успев толком по ней разойтись…

* * *

…Железная дверь с оглушительным лязгом захлопнулась, заставив вздрогнуть всех четверых. Громыхнул засов. Послышались удаляющиеся голоса неведомых вооруженных похитителей.

Казалось нереальным, что такое могло произойти. Буквально час назад все спокойно находились в лагере, занимаясь каждый своим делом. Охрана после ночного дежурства мирно дрыхла в палатке, проводники играли в кости, ничто не предвещало беды. И вот на тебе – несколько десятков головорезов всех мастей и национальностей мгновенно перевернули все с ног на голову. Они грубо хватали и связывали, не обращая внимания на попытки заговорить или просто сопротивляться. Потом надели на голову мешки, погрузили в какую-то машину, и пришлось более получаса трястись по раздолбанной дороге в неизвестность.

Из всех четверых лишь Степанов сохранил некое присутствие духа, он рассмотрел несколько грязных нар, зарешеченное окошко, ну и ворохи прелой соломы на полу. Остальные же тупо смотрели перед собой ничего не видящими глазами. Даже, казалось бы, Иванов – такой здоровяк – и тот находился в ступоре, все еще не понимая, как такое могло произойти.

Степанов прошелся по камере, помещение оказалось довольно просторным. Затем вернулся, обнял Малышеву за плечи и подвел к ближайшим нарам.

– Вы присядьте, Анна Ивановна, – посоветовал он. – Успокойтесь.

– Спасибо, – садясь, еле слышно проговорила женщина. – Спасибо, Саша…

Недалеко было до истерики, но она пока держалась, лишь дрожала и прерывисто дышала. Наверняка захват лагеря незнакомцами все еще стоит перед ее глазами.

Степанов покосился на профессора и бугая, по-прежнему стоящих около двери. Подошел к окну, подтянулся и постарался выглянуть. Но это ничего не дало, окошко находилось ниже уровня земли, виднелась лишь заплесневелая кирпичная кладка воздушного колодца.

Вздохнув, спрыгнул:

– Попали…

Профессор вдруг дико заозирался, засопел, потом шагнул к двери и принялся пинать ее.

– Выпустите нас! Подонки! Мерзавцы! – закричал он. – Как вы смеете похищать мирных ученых?! Что мы вам сделали?!

Степанов крикнул от окна:

– Успокойтесь, Петр Сергеевич. Только зря тратите силы и напрасно сотрясаете воздух.

– Мы должны бороться!

– Это надо было делать еще в лагере.

Профессор последний раз пнул дверь, уже с меньшей охотой. Повернулся и прислонился к ней спиной. Огляделся, вспомнив, что он старший группы:

– А где Меньшиков? Почему его нет с нами?

– Откуда мне знать? – Степанов развел руками, хотя не был уверен, что профессор увидит этот жест в полумраке. – Его вообще, как я заметил, отдельно повезли, будто что-то от него хотели то ли услышать, то ли узнать.

Иванов в этот момент тоже пришел в себя. Принялся ходить по камере, от двери к окну и обратно. Бил кулаком в раскрытую ладонь. Начались обычные в таких случаях высказывания:

– Эх, если бы не автоматы у этих уродов, я бы им дал жару! Они бы у меня…

Степанов поморщился: глупо выглядело, очень глупо.

– Успокойся, после драки кулаками не машут.

– А что? Я разве не прав? – здоровяк остановился, сурово глянул. – Разве я не смог бы?

– Там и побольше тебя были, если ты, конечно, не заметил.

– Плевать.

Профессор опять развернулся к двери, собираясь вновь пнуть по ней. Воскликнул:

– Игорь прав, мы должны бороться!

Степанову пришлось открыть им глаза на происходящее, Алексей понимал, что, если они не будут сидеть тихо, неизвестные похитители придут и успокоят. Либо изобьют, либо вовсе пристрелят.

– Сейчас мы доберемся до кровавых соплей, если кто еще не понял. Возмущаться надо было по пути сюда, теперь же это не имеет никакого смысла. Можете кричать хоть сутки напролет, нашим похитителям до этого нет никакого дела. Но вот если им надоест слушать наши вопли, то запросто придут и поколотят. Могут вполне и пристрелить, здесь не Россия, здесь джунгли. И никто нас искать не станет.

– Просто сидеть и молчать? – Иванов снова стал ходить. – Нет, я на это не согласен. Я буду бороться. Я им дверь выломаю!

– Ха! Иди, ломай!

– Вот малость соберусь и выломаю.

– Ты на ней скорее свой медный лоб сломишь, чем она тебе поддастся.

– Это мы еще поглядим.

Иванов остановился. Развернулся к двери. Набычился, словно примеривался и набирал силу. Обратился к Никонову:

– Профессор, ну-ка отойдите в сторону. Сейчас я ее попробую плечом взять!

Степанов хмыкнул, едва институтский бугай врезался в толстенную дверь и, не шелохнув даже ее, со стоном отшатнулся. Тупоголовый человек, действительно меднолобый, раз не понимает простой истины – что дверь не из картона, а из стали.

– А ты головой попробуй, Игорек.

– Да пошел ты, – Иванов потер ушибленную часть тела, поморщился. – Нашел время умничать. Лучше бы помог вместо болтовни и насмешек.

– Тут я тебе помочь ничем не могу. Тут…

Степанов не договорил. С обратной стороны двери послышались тяжелые шаги, словно двигался слон. Спустя мгновение громыхнул засов, дверь открылась на всю ширину, и взглядам ученых предстал человек, видимый лишь по грудь: гигантский рост не позволял обозреть его целиком, хотя дверь была довольно высокой.

Негр-гигант нехотя наклонился. Холодным взглядом контрастно белых белков глаз прошелся по притихшим пленникам. Громадная ручища поднялась, сжала кулак. Этот самый кулак-наковальня медленно протянулся к носу ошарашенного Иванова, что находился ближе всех, и негр на ломаном русском с угрозой сказал:

– Еще раз стукнешь – я тебе башка разобью. Кулаком.

Покатый лоб собрался в единственную морщину, негр-гигант, похоже, вспоминал великий и могучий язык. Добавил после некоторой паузы:

– Всем сидеть тихо. Я убивать сразу.

Ручища разжалась и медленно выплыла из камеры. Дверь так же медленно закрылась, и лязгнул засов.

Иванов, слышно было, как только сейчас выдохнул, ошарашенно протянул:

– Вот это зверюга. Где таких только выращивают? На каких таких стероидах?

Степанов отошел от окна и сел на нары.

– Таких выращивают в джунглях. Или они сами такие вырастают, хрен поймешь.

Профессор сглотнул ком в горле и сел рядом. Вытер испарину с лица.

– Но что мы им сделали? Почему нас схватили и привезли сюда? За что?

– Думаю, скоро сообщат, Петр Сергеевич. – Степанов ковырнул носком ботинка прелую солому на полу, отшвырнул от себя. – Иначе зачем им было оставлять нас живыми и везти сюда? Охрану с проводниками, помнится, вообще прогнали, а вот нас – захватили.

Профессор сверкнул в полумраке стеклами очков:

– Думаете, станут требовать выкуп?

– Вряд ли, Петр Сергеевич. С нас много не возьмешь, что взять с простых ученых? Квартиру? Я вообще в коммуналке живу, дом мой под Саратовом, много он не стоит… не думаю, в общем, что мы здесь из-за выкупа. Тут что-то другое.

– Но что именно? – Никонов вроде докторскую степень имел, но тут вдруг стал туго соображать. – Что им от нас нужно?

– Не знаю. Честно, не знаю. Время покажет.

Профессор поднялся с нар. Принялся ходить по камере, но молчал и дверь не пытался штурмовать: здоровенный негр до сих пор не укладывался в голове.

Иванов просто молча сидел, раскачиваясь. Бравада пропала, опять же негр вполне доходчиво объяснил, чем это грозит, оттого на институтского дутого силача навалилось оцепенение. Может, и дергался бы, но только не здесь, тут запросто башку проломят, какой бы крепкой она ни была. В родной полиции – пожалуйста, выступай, дверь камеры тряси, выкрикивай оскорбления правящему режиму, адвоката на помощь зови, все равно больше удара дубинкой не получишь, а здесь наковальня пятипалая, одним ударом сомнет череп в лепешку.

Степанов попробовал лечь, подумать над сложившейся ситуацией, но, на ощупь проверив поверхность нар, отказался от этой затеи – грязно, липко, дурно пахнет. Сами собой всплыли предупреждения российского таможенника в аэропорту Шереметьево-2 насчет опасностей и стрельбы, но кто его тогда слушал? Все считали, что защищены законом и злодеев больше нет, но оказалось, что есть…

Профессор остановился посреди камеры. Опять поднял тему пятого участника экспедиции:

– Но где же Меньшиков? Почему он не с нами? Вроде бы вместе приехали… с чего вдруг его забрали?

Степанов придвинулся спиной к теплой стене, вытянул ноги. Отвечать не стал, он сам попросту не знал, что приключилось с пятым. Вполне могли расстрелять либо скормить живьем собакам. А скажи такое – либо профессор запаникует, либо Иванов визжать начнет, либо Малышева в истерике забьется, умирать никому не хочется, все считают, что смерть должна прийти только в старости, но не раньше.

…За дверью раздались шаги нескольких человек. Все подобрались, надеясь, что сейчас им объяснят, что к чему, но дверь открылась, и в камеру зашел какой-то местный житель, судя по отсутствию одежды, за исключением коротких грязных шорт. Принес здоровенную кастрюлю с баландой и поставил на ближайшие нары. Вытащил из кармана несколько ложек, положил рядом с кастрюлей. Вышел и захлопнул дверь.

Профессор приблизился к кастрюле, заглянул. Тут же передернулся и поспешно отошел.

– Какая-то еда, но воняет отвратительно.

Степанов слез с нар. Тоже заглянул:

– Это местная разновидность русского борща, профессор. За неимением лучшего нам придется есть баланду.

Малышева, до этого времени молчавшая, вдруг всхлипнула и отчетливо произнесла:

– Что же теперь с нами будет?

Остальные молча переглянулись. Ответа не знал никто.

Спустя две недели

Зеленая полоса ползала по монитору, отматывая уже, наверное, миллиардный круг. Сидящий рядом с пультом дежурный офицер лениво катал по столу карандаш, пребывая мыслями где-то далеко, и лишь краем глаза наблюдал за показаниями радара. Расхаживающий за его спиной полковник был, наоборот, взвинчен до предела, иначе и не скажешь; движения дерганые, прическа сбилась, кулаки сжаты, во всей фигуре чувствуется напряжение, глазами так и ищет, на ком бы сорвать злость. Третьим в помещении находился невысокий седоватый мужчина, в штатском. В отличие от первых двух, равнодушного и взвинченного, спокойно стоял у окна и рассматривал освещенный фонарями двор. На лице играла еле сдерживаемая улыбка, но полковнику своего настроения он пытался не показывать, не время еще.

Полковник наконец остановился. Пихнул дежурного в плечо:

– Ну, что там?

Тот прекратил раскатывать карандаш, подобрался для виду.

– Тишина, товарищ полковник. Небо чистое.

– Да где же они?!

Бросив мимолетный взгляд на стоящего у окна, полковник снова начал ходить туда-сюда. Потом, минуты через две, подошел к пульту и, сняв трубку, набрал короткий номер. Дождался, когда на том конце провода ответят. Строго спросил:

– Фролов, как там у тебя? Не появлялись?

Судя по звуку скрипнувших зубов, и там было глухо. Полковник положил трубку в гнездо, тяжело вздохнул. Вновь покосился на стоящего у окна штатского, но ничего говорить не стал. Возобновил ходьбу.

Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем сидевший у монитора офицер на мгновение встрепенулся, но потом вновь успокоился. От нервного полковника это не укрылось, он подошел ближе, уставился в монитор:

– Что там? Что увидел?

– Это гражданский пассажирский борт, товарищ полковник. На десяти с половиной тысячах идет, тем более в стороне вообще. Кто ж с такой высоты прыгать-то будет?

Полковник испытывал желание вновь оглянуться на стоящего у окна, но не стал. Отходя от пульта, на всякий случай погрозил дежурному пальцем:

– Следи.

– Слежу, товарищ полковник.

Улыбка седоватого стала еще шире, он уже не скрывал своего настроения. Еще бы не веселиться, совсем скоро вообще кошмар начнется, полковник на себе волосы начнет дергать от безысходности и злости. Предупредить бы, чтоб не дергался, но пока еще рано, подобное пока в планы не входит, вот чуть погодя, тогда да, тогда будет можно.

Зазвонил телефон на пульте. Полковник в доли секунды оказался рядом и сорвал трубку:

– Слушаю!.. Какая еще пьяная девка на машине? Фролов, ты у меня допрыгаешься! Какие могут быть пьяные женщины на полигоне в ночное время, с ума посходили, что ли?! В смысле, заблудилась? Я тебе… я… ты у меня на «губе» сгниешь, зараза!.. Гоните ее отсюда в три шеи, здесь учения проводятся! Пусть обратно едет, откуда появилась!

Полковник давно бы матом заругался, но при штатском вынужден был говорить более-менее культурно, сдерживался по мере сил. Даже трубку положил в гнездо аккуратно. Отойдя от пульта, вновь стал ходить по помещению пункта слежения. На стоящего у окна старался смотреть поменьше; чувствовал за собой некоторую вину за то, что вверенное подразделение разболталось сверх меры, уже заблудившихся девок от полигона отогнать не могут своими силами, все звонят и нервы мотают, никакой самостоятельности, понимаешь.

Прошло еще десять-пятнадцать минут. Вновь зазвонил телефон. Полковник подошел на этот раз медленнее, снял трубку, набрал воздуха, чтобы выругаться, но осекся, услышав, кто звонит, тут же поменял тон:

– Да, товарищ генерал-майор… ждем в полной боевой готовности с самого вечера… три линии охраны… на КПП пятеро… пока тишина… неусыпно, товарищ генерал… пока никого не заметили… хорошо, товарищ генерал.

Положил трубку. Вытер пот со лба, еще более растрепав волосы. Подняв руку, глянул на часы, походил немного, потом посмотрел на стоящего у окна штатского. Остановился и, проявляя беспокойство, произнес:

– Чего-то ваши запаздывают…

Седоватый повернулся к нему, перестав рассматривать двор. Усмехнувшись, возразил:

– Спецназ ВДВ никогда не опаздывает, полковник. Этот объект будет взят точно к указанному времени.

– Но ведь…

Договорить полковнику не дали; в помещение ворвался лейтенант из компьютерного отдела и прямо с порога выдал:

– «Сеть» рухнула!

Полковник аж подпрыгнул.

– Как?! Откуда?! Кто обрушил?!

– Подключение было с территории, прямо на кабель сели! Похоже, с периметра! А то и вовсе с КПП!

Полковник подскочил к телефону, рванул трубку, потянулся, чтобы набрать номер, но как-то обмяк весь и бросил трубку обратно в гнездо. Выдохнул:

– Связи тоже нет…

Вспомнив про охрану, подбежал к окну, чуть не оттолкнув штатского, стал выглядывать наружную охрану на крыльце – окно второго этажа как раз на него выходило, – надеясь, что хоть здесь все в порядке. Но на крыльце никого не было, дверь нараспашку, торчат чьи-то ноги из проема, медленно рассеивается белесое облачко какого-то газа.

Через мгновение и радар отключился. Дежурный, подпрыгнув на стуле, аж карандаш на пол уронил, не понимая, как это могло произойти. Потом и вовсе свет погас.

Полковник полез было за карманным фонариком, но в этот момент ощутил, как в помещении прибавилось народу, кто-то вскрикнул, и спустя мгновение в лицо ударил яркий свет. Спокойный голос с металлическими нотками произнес:

– Лучше не шевелиться.

Включилось аварийное освещение, как всегда, с запозданием. Полковник, проморгавшись, увидел двух здоровенных мужиков, с ног до головы в черном, широкую довольную улыбку на лице штатского, ошарашенные физиономии компьютерщика и дежурного – они оба лежали на полу – и понял, что операция уже завершилась. В памяти тут же всплыло недовольное лицо генерала-начальника, припомнилось его обещание содрать шкуру в случае неудачи, и настроение вовсе скатилось на нижнюю отметку.

Полковник чертыхнулся, не сдержавшись, и отправился на улицу подышать свежим воздухом, покурить, заодно и нервы успокоить. На крыльце чуть не столкнулся с какой-то молодой светловолосой девушкой, весьма празднично одетой, словно на вечерний бал какой собралась, под мышкой торчал ноутбук, взгляд спокойный, будто и впрямь заблудилась, заехав на полигон. Проводив ее взглядом, принялся поднимать одного из охранников: нападавшие врезали ему, похоже, в челюсть, иначе с чего взгляд такой рассеянный, а может, и дверью приложили походя.

Едва наблюдательный пункт опустел, включая дежурного и программиста, двое здоровяков стянули с лиц маски, убрали приборы ночного видения, вытянулись перед штатским.

– Товарищ главком воздушно-десантных войск! – доложил без запинки правый, с хитрыми коричневыми глазами. – Задание успешно выполнено, укрепленный объект условного противника полностью обезврежен, коммуникации выведены из строя, условно через десять минут будет нанесен авиаудар по огневым точкам, и так же условно через тридцать минут состоится десантирование батальона!

– Вольно! – Генерал еще шире улыбнулся. – Ну и перепугали же вы полковника, мужики. Неделю корвалол будет пить минимум.

– Мы же аккуратно, товарищ генерал. Даже не избили толком никого, – второй, усатый, пожал широченными плечами, как бы оправдываясь. – Кто ж знал, что главный условный террорист окажется таким нервным?

– Молодцы!

В помещение вошел третий участник группы. Вошла, вернее. Генерал смерил ее взглядом. Посмотрел на того, кто докладывал о выполнении, поинтересовался:

– Ну что, майор, скажешь? Как тебе старший лейтенант Андронова Наталья Максимовна?

Майор, он же Андрей Лавров, он же и Батяня, ответил:

– Судите сами, товарищ генерал, ни одной царапины. Хотя уложила пятерых.

Главком еще раз осмотрел вошедшую. Согласился:

– Действительно. Ни одной.

Вошедшая, дождавшись, когда ее прекратят осматривать, подошла к пульту, села на стул, подсоединила ноутбук и, словно не было ничего такого опасного, принялась восстанавливать разрушенную сеть. Все трое, наблюдая за ней, уважительно покачали головами, генерал, не удержавшись, проговорил:

– Вот это нервы. Вот это выдержка…

Батяня ощутил нечто вроде гордости; как-никак от генерала редко похвалу услышишь, все больше недовольства и выговоры, а тут налицо результаты грамотно проведенных тренировок, все сложилось отлично, объект взят без потерь, внезапно, все так и должно быть. Да и за подчиненных гордость некая присутствует. Ладно там капитан Свешников, амбал усатый, его до сих пор в Чечне со страхом вспоминают, любой норматив сдаст на «отлично», а вот старлей Андронова… это да, не подвела, не подвела.

Генерал тем временем прекратил хвалить, перешел к делу:

– Как новые парашюты и комбезы? Не подвели?

Усатый Свешников довольно ухмыльнулся:

– Нам бы такие раньше, товарищ генерал… Я себя белкой-летягой натурально ощущал, когда подо мной облака и деревья мелькали, думал, все пузо обдеру о верхушки.

В довершение своих слов он расставил ноги пошире и поднял руки параллельно полу. Стал действительно похож на указанного зверька: плотные тканевые перепонки между ног и от ботинок к рукам позволяли парить в воздухе по наклонной, даже можно было угол полета-падения регулировать. Вдобавок и утепленный комбез, позволяющий избежать холода и обморожений на большой высоте: пришлось ведь десантироваться с высоты десять тысяч метров, в обычном камуфляже застынешь, пока до земли долетишь. Ну и увеличенный черный парашют, не заметный с поверхности, позволивший и бесшумно приземлиться прямо на крышу наблюдательного пункта, где никак не ждали, особенно сонный охранник-наблюдатель. В общем – задание выполнено.

Свешников опустил руки и задал вопрос, мучивший последнее время:

– Товарищ генерал, извините, конечно, за наглость, но нам это оборудование оставят? Или просто попробовать дали?

Лавров недоуменно посмотрел на капитана:

– А тебе оно зачем?

Генерал так же глянул на капитана:

– Да, зачем?

– Ну-у-у, мало ли… вдруг куда пошлют, на операцию какую, не хотелось бы с обычным прыгать. Как небо и земля, отличается разительно.

– Что, летать понравилось? – Андронова повернулась на стуле, оставив в покое ноутбук. – Ты в нем, кстати, не как белка-летяга, нет, не похож совсем.

– Это я образно.

– Ты скорее как… кстати, а как у белок самцы называются? Ну те, что с такими пышными усами?