Текст книги "Король на именинах"

«Ну вот и все, – с облегчением вздохнул врач, – теперь можно по совету адвоката и расслабиться. Завтра еще немного поволноваться, а там и выходные».

Нардов тем временем еще не мог себе позволить отдых. Он вертел в пальцах изрядно опустевшую пачку сигарет. Наконец «Гранд Чероки» свернул в боковую улицу и замер у пустынного тротуара.

– Как понимаю, он взял? – поинтересовался чуть небритый мужчина, снял руки с руля и негромко включил в салоне музыку.

– Само собой разумеется, – в глазах адвоката уже не было прежней брезгливости, – я еще не встречал человека, который был бы способен отказаться от денег. Даже среди сумасшедших.

– А мне приходилось.

– Среди кого?

– Среди блатных.

– Значит, вы им мало предлагали. Барсуков тоже не сразу согласился. Половина штуки его не устроила, но семьсот взял.

– Оборзели менты, думают, что раз Москва – столица, то можно и ставки заламывать космические. Скоро за бутылку водки, пронесенную в СИЗО, по сотке станут требовать.

– Барсуков подумал, что побег замыслили.

– Ты ему объяснил?

– Как сумел. Если бы не поверил, не взял бы.

– Хорошо, теперь езжай в двадцатую больницу. Надо, чтобы реаниматолог не передумал.

– Все получится. – Нардов улыбнулся и прикоснулся ладонью ко лбу. – Я пошел?

– Валяй.

«Гранд Чероки» буквально взрыл асфальт шипованными протекторами и умчался по пустынной улице.

– С огнем играет Артист, – то ли восхищаясь, то ли осуждая, произнес адвокат вслед удаляющемуся джипу.

Глава 2

Грохоча алюминиевыми поддонами и распространяя запах тухловатой рыбы, «ЗИЛ» с ярко-голубым рефрижератором, на котором красовалась новенькая надпись «Рыба – Пеликанов и К°», отъехал от рампы. Металлическая дверь магазина с грохотом захлопнулась. Два небритых уставших грузчика в темно-синих халатах и грязных кожаных передниках сошли по ступенькам с рампы. Они устроились в тени каштана, единственного на весь двор полноценно растущего дерева. Грузчики сидели на пластиковых ящиках и курили. Перед каждым стояло по бутылке пива.

Не прошло и минуты, как к рампе подлетел темно-синий легковой автомобиль «БМВ» седьмой модели, каких в Москве тысячи. Взвизгнули тормоза, машина замерла как вкопанная, двигатель мгновенно смолк. Между бампером и бетонной рампой расстояние измерялось сантиметрами.

– Во дает! Снайпер, – нервно затянувшись сигаретой без фильтра, пробурчал пожилой грузчик. – И коробок спичечный не проскочит.

– И машины им не жалко, – в тон ему, словно автомобиль являлся его собственностью, сказал грузчик помоложе, выковыривая ногтем из глубокой морщины на запястье присохшую рыбную чешую.

Из машины уже выбрались двое мужчин лет по двадцать пять в черных джинсах и кроссовках. Оба коротко стриженные, с крепкими шеями, покатыми плечами. На одном была джинсовая рубашка цвета весеннего неба, а на другом вишневая майка без рукавов – рельефные бицепсы украшала густая, как паутина, татуировка. Парни огляделись по сторонам. По грузчикам скользнули такими взглядами, словно те были не люди, а дворовые коты, которые крутятся в надежде стащить кусок мороженой рыбы.

Мужчина в майке без рукавов посмотрел на часы.

– Ну что, идем?

– Однако и смрад здесь! – сказал его приятель, брезгливо морща сломанный нос.

– Все надо делать вовремя, чики-чики, – растопырил пальцы и пошевелил ими парень в майке.

– А это кто такие? – глядя на широкие спины парней, которые поднимались по ступенькам к обитой железом двери магазина, поинтересовался молодой грузчик.

– Инкассация, – услышал он в ответ от своего напарника.

– У вас тут хоть деньги регулярно платят? Устраивался, обещали, что задержек не будет.

– Задержки – это не для мужиков, для баб. Когда придет день получки, тогда и узнаешь, как тут платят, – немолодой грузчик с фиолетовыми прожилками на щеках и белыми склеротичными пятнышками на кистях рук сказал и отвернулся от бетонной рампы, словно все происходящее его абсолютно не касалось.

Парень в джинсовой рубашке схватился за дверную ручку, трижды дернул. Дверь не открылась.

– Не понял, – сказал он, обращаясь к двери, – это еще что такое?

Второй сжимал и разжимал напарафиненные кулаки. Лицо у него было абсолютно отсутствующим. Парень в джинсовой рубашке стал к двери спиной и трижды так сильно ударил в дверь ногой, что та задрожала, а по двору покатилось эхо. Даже голуби, сидевшие на жестяной крыше над рампой, взлетели и рассыпались в воздухе как фейерверк.

– Петрович, подожди! – раздался из-за двери женский голос.

– Какой Петрович на хрен! Открывай калитку! – рявкнул и еще раз ударил в дверь ногой парень в голубой джинсе.

– Так это не ты, Петрович? – раздраженно прозвучало из-за двери.

– Нет.

– А кто?

– Дед Пихто, дура! Инкассация.

– Ой, извините!

Парень в джинсовке говорил так уверенно, словно весь этот двор, дом и магазин принадлежали ему. Из «БМВ» летели песни знаменитого и популярного «Лесоповала». Молодой грузчик пил пиво и, сидя, притоптывал в такт музыке, он с интересом следил за приехавшими парнями. А что еще? Подтаявшую рыбу они перегрузили, пустую тару вынесли в рефрижератор, так что можно и отдохнуть, расслабиться.

Теперь уже парень в майке посмотрел на часы, сплюнул под ноги.

– Что-то настроение у меня начинает портиться. Не нравится мне.

– Чего тебе не нравится?

– «Пеликанов и K°».

– А-а, – сказал парень в джинсовке, и у него под широкими скулами забегали желваки.

Не успел в замке повернуться ключ, как парень так рванул на себя дверь, что девушка в белом халате с растрепанными каштановыми волосами вылетела чуть ли ему не на руки. Она что-то хотела сказать, но, увидев звероватые мрачные лица и татуированные бицепсы, втянула голову в плечи.

– Хозяин на месте? – почти нежно спросил парень в майке, заглядывая девушке в глаза.

Губы с размазанной помадой шевельнулись, она тряхнула головой, показывая в глубь магазина.

Ей, с огромным трудом устроившейся на работу две недели назад, хозяином магазина представлялся директор, тридцатисемилетний толстяк в льняном костюме, пахнущий дорогим, по ее мнению, одеколоном. Директор магазина Валерий Федорович Желтков только что пытался отыметь молоденькую неопытную продавщицу, и, если бы не грохот в дверь, возможно, ему бы это и удалось. Он был раздражен, сидел в тесном кабинетике под вентилятором и жадно, как рыба, выброшенная на берег, хватал прохладный воздух пухлыми губами. Жалюзи на окне были плотно закрыты.

Фима и Серый привычно прошли знакомым коридором, свернули направо, обошли два огромных холодильника и оказались перед дверью директорского кабинета. Фима одернул джинсовую рубашку, а Серый вытянул руки из карманов джинсов. Они вошли в кабинет, и там тут же сделалось катастрофически мало места. Пришельцы уставились на директора. Тот ответил им таким же вопросительным взглядом.

– Хозяин где? – Фима подошел к Валерию Федоровичу Желткову вплотную, развернул вентилятор на себя и подставил голову под упругую струю воздуха. – Что, в пот кинуло? – Хмыкнув, он уставился на темное пятно пота на майке директора магазина.

– А что вам, собственно, угодно? – Директор хотел подняться, но Фима опустил руку на жирное плечо и вдавил директора в кресло.

– Ты не понял, что ли, кто мы, по какому делу? Хозяин не предупредил?

Валерий Федорович опять попытался встать с кресла, но это ему не удалось. Он даже покраснел от натуги.

– Сиди, не менжуйся. У вас и так тут смердит, ты же не станешь воздух портить? Мы по два раза ходить не любим. Филки гони! – Серый сел на стол и стал рассматривать кулак, накачанный парафином.

– Мне хозяин никаких распоряжений не давал.

– Ах так, не давал? Забыл, наверное? – переглянулись Фима и Серый. – Пеликан забыл. Обидно. Ну, раз мы уже здесь, чтобы два раза не ходить, – сказал Фима, – ты должен будешь ему напоминать об этом каждый месяц. Ты ему будешь напоминать, договорились?

– Что я ему должен напоминать?

– Ну и лох!

– Он над нами издевается.

Фима положил пятерню на затылок Валерия Федоровича Желткова, сжал пальцы, словно у него под рукой был арбуз вместо головы, а затем резко завалил Желткова на бок к столу и ударил лицом о стол, причем так сильно, что два бокала, один пустой, второй полный, упали на пол и разбились. Желтков завизжал от боли.

Серый взял со стола три шоколадные конфеты, развернул их и по очереди отправил в рот. Фима за редкие волосы оторвал от стола голову директора магазина.

– Ну, ты теперь понял, о чем я тебя попросил, мудак? Или повторить?

Из разбитого носа текла кровь, капли падали на белую майку, на кремовый льняной пиджак и брюки. В общем, вид у директора рыбного магазина, принадлежащего фирме «Пеликан и K°», был не ахти.

Фима взял телефонный аппарат, поставил рядом с директором:

– Звони Пеликану, непонятливый, а то останешься без носа.

– И возможно, даже без зубов, – уточнил Серый, смачно жуя конфету.

В дверь громко забарабанили.

– Скажи, что ты занят, пусть не беспокоят, – ласково попросил Желткова Фима.

– Я занят! Потом, потом! – судорожно выкрикнул Валерий Федорович, дрожащей рукой схватил телефонную трубку и принялся тыкать пальцем в клавиши.

Желтков несколько дней назад бросил курить. Сейчас ему очень захотелось глотнуть дыма, но сигарет не было, и вместо этого он сунул в рот жвачку. Он уже разобрался, кто пожаловал в магазин, до этого дня общение с «инкассаторами» брал на себя исключительно хозяин Артур Пеликанов, чей номер только что и набрал директор.

– Артур. Они пришли.

– …

– Забыли?

– …

– Да-да, я понял.

– …

– Из выручки? Хорошо.

– …

– …Еще не было инкассации…

– …

– Хорошо. – Желтков положил трубку на рычаги, испуганно заморгал.

– Что Пеликан сказал?

– Извините, господа, – Желтков прикладывал к носу платок.

– Рожу бы умыл.

– Только вытри сначала, – посоветовал Серый директору магазина.

Тот схватил полотенце, принялся вытирать лицо. Размазал кровь по двойному подбородку.

– Ну, клоун! Ты на себя в зеркало глянь, словно человека сожрал.

Фима с Серым поняли, что произошло: хозяин не предупредил директора, что сегодня приедет «крыша» – забрать деньги. А директор новенький, как и половина персонала в магазине, оказался не в «курсах», вот и попал в неприятную историю.

Директор из сейфа вытащил деньги – пачки, перетянутые аптечной резинкой.

– В пакет положи. Даже бабки, и те рыбой воняют. И как ты тут дальше работать будешь? – почти с жалостью, глядя на директора, сказал Фима. – И бабы все вонючие, рыбой насквозь пропахли, как бочки из-под селедки.

– Ага, – согласился директор, складывая деньги в непрозрачный пакет для мусора.

– Ну вот, порядок, – похлопал по плечу Валерия Федоровича Желткова Фима. – Теперь ты нас знаешь, хозяину будешь напоминать. Больше не забудешь, в зеркало чаще посматривай. До встречи.

В коридоре, прижавшись к холодильнику, стояла и дрожала молоденькая продавщица с растрепанными каштановыми волосами. Серый наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Иди директора успокой, быстро!

Девушка метнулась к открытой двери.

Пацаны, смеясь, вышли на рампу, легко спрыгнули к машине, забросили пакет на заднее сиденье. Фима посмотрел на часы, протянул руку, провернул ключ в замке зажигания. Ключ оставался в машине все то время, что они отсутствовали, дверцы приоткрыты, тонированные стекла в окнах опущены.

– Пошли посмотрим, – позвал молодой грузчик своего пожилого коллегу.

– Нет, – сказал тот, – посидим еще, пусть там все устаканится.

– А что там было?

– Я откуда знаю? – резонно заметил грузчик, вливая в рот последние капли теплого пива. – Но смотреть не хочется.

«БМВ», из которого неслись песни «Лесоповала», завизжал протекторами, взревел и, развернувшись чуть ли не на месте, умчался со двора.

– Теперь уже все? – спросил Серый.

– Теперь к Карлу, – ответил Фима, – куда ж еще? Пеликан последним был.

* * *

Хозяин небольшого, но уютного бара «Лондон», находящегося в ста метрах от людной центральной улицы, сегодня сам стоял за стойкой. Были у него и два бармена, и официант, но сегодняшний вечер накануне выходного дня обещал быть шумным. На двери бара красовалась табличка: «Извините. Закрыто».

В баре на семь столиков и на пять табуретов у стойки, кроме хозяина, находилось еще два человека: вор в законе Карл и его девятнадцатилетний крестник Николай Бунин в темных очках на красивом бледном лице. В двери изнутри бара из замка торчал ключ. Музыка звучала непривычно тихо, хотя колонки и аппаратура за спиной бармена-хозяина могли дать такой звук, что стены стали бы пульсировать, а бокалы с коктейлями заползали бы по мраморной плите стойки бара.

Но сегодня был не тот вечер, когда гремит музыка, дверь открыта настежь, а над стойкой до рези в глазах мигают лампочки. Бунин пил кофе, а перед смотрящим – Карлом стояла белая чашка и такой же белый заварник. Карл через ровные интервалы времени наливал немного заварки в чашку и не спеша выпивал. Его темный дорогой плащ с большими костяными пуговицами висел на плечиках за спиной.

– Еще чего-нибудь, может? – хозяин бара, коротко стриженный мужчина лет тридцати восьми, вышел из-за стойки и глянул на Карла, сидевшего спиной к двери.

– Не суетись. Ничего не надо. Хороший чай быстро не выпьешь.

– Может, вам чего-нибудь подать?

Карл не мог сдержать улыбку, когда смотрел на Бунина. Парень умело изображал из себя слепого, то промахивался рукой мимо чашки, то не мог отыскать ложечку.

– Я бы еще кофе выпил. Музыка у вас сегодня хорошая, – произнес Николай.

– Может, громче сделать?

– Не надо.

– Кофе покрепче?

– Да, – сказал Бунин.

Через минуту чашка свежесваренного кофе уже стояла перед Николаем. На блюдце лежал кусочек сахара и маленькая шоколадная конфета. Бунин сжал чашку в пальцах, нащупал ложечку. Аккуратно собрал пенку, всю до последней капли, медленно поднес ко рту и проглотил, явно смакуя.

– И как ты можешь так много кофе пить? – не злобно пробурчал Карл.

– Понимаешь, столько чая, сколько пьешь ты, я не выпью.

– Не зарекайся, – заметил Карл и, одернув манжет черной шелковой рубашки, взглянул на часы, – чифирь до первой ходки мало кто уважает.

За дверью бара, на улице за пластиковым столиком, под единственным раскрытым зонтиком (все остальные были сложены) сидели двое блатных с синими от татуировок кистями рук. Одеты они были модно. На одном черный, на другом белый костюм. И рубашки: у одного белая, у другого черная. Абсолютно зеркальное сочетание, только вот лица и прически разные.

На другой стороне улицы притаилась машина, в которой сидели двое пацанов. Иногда они переглядывались друг с другом – те из машины и эти у двери, под зонтиком. Пепельница, пачка «Мальборо», две зажигалки, черные очки – все это лежало на льняной скатерти. Если кто-то из прохожих подходил к двери бара и, не заметив таблички, дергал ручку, толкал дверь плечом, один из блатных предельно вежливо, мягким певучим голосом произносил:

– Будьте любезны, не дергайте дверь, сегодня она не откроется. Приходите завтра.

Одного взгляда вкрадчиво говорившего пацана и улыбки его приятеля было достаточно, чтобы без лишних объяснений отойти подальше от бара «Лондон».

Дверь иногда открывалась, но для избранных.

Подъехала темно-синяя «БМВ» так тихо, что даже тормоза не запищали. Остановилась, дверца распахнулась, и на асфальт вышел Фима. Блатные, один в черном, другой в белом костюме, глянули на него, он на них. Фима подошел к двери, держа под мышкой объемный черный пакет, трижды негромко ударил в стекло, и дверь перед ним открылась. Фима вошел в бар, дверь без промедления закрылась, щелкнул замок. Блатной в черной рубашке поднялся, подошел к машине, нагнулся и, подмигнув, показал водителю, чтобы тот уезжал.

«БМВ» уехала, блатной вернулся на место, закинул ногу на ногу и, словно бы выполнил тяжелую работу, закурил. Сперва сжимал сигарету двумя пальцами, как это делает большинство курящих, но стоило ему задуматься, как, сам того не замечая, он перевернул зажженную сигарету, и та оказалась спрятанной в кулаке. Пацаны смотрели в разные стороны – в один конец улицы и в другой.

Фима коротко кивнул смотрящему. Карл ответил, бросив на него испытывающий, быстрый, как вспышка фотоаппарата, взгляд. Хозяин бара поднял прилавок. За стойкой была небольшая комнатка, где сидел седой мужчина и с ловкостью картежника безо всякой счетной машинки пересчитывал свезенные из района деньги и складывал их в обыкновенную хозяйственную сумку с замком-«молнией». Он принял пакет у Фимы, быстро раскрыл его и тут же брезгливо поморщился.

– А еще говорят, что деньги не пахнут. Да они просто смердят! Будто их вокзальная проститутка целый день таскала в трусах.

– «Пеликанов и K°», – уточнил Фима, – а то ты не знал, что рыбные «бабки» привезем!

– Они такие мокрые, что их хрустами язык не поворачивается назвать. Но деньги – они всегда деньги.

Немолодой мужчина в вельветовых брюках и сандалиях на босу ногу работал с деньгами быстро. Купюры мелькали в его пальцах, складывались в пачку, щелкала резинка, и пачка летела в черную хозяйственную сумку, банальную, как мусорный бачок. Деньги сейчас для него были просто бумагой, они его абсолютно не возбуждали. А вот Фима слюну сглотнул, когда увидел чрево сумки, набитое тугими пачками банкнот – долларами, евро и российскими рублями.

– Деньги – дрянь, но без них никуда, – сквозь зубы процедил мужчина, показывая Фиме жестом, что он не любит, когда стоят над душой.

Фима покинул комнатку, но не через бар, а по узенькому коридору, где двое с трудом могли разминуться, – к двойной железной двери, у которой стоял блатной с зажженной сигаретой в зубах и «стволом» – рукоятка со спиленной звездочкой красноречиво торчала из-под брючного ремня. Блатной глянул в «глазок» во двор, открыл одну дверь, затем другую. Фима вышел. У крыльца, почти вплотную к двери, стояло три машины. Поодаль, метрах в пятнадцати, у «БМВ» топтался Серый.

Бунин уже допил кофе, выкурил четвертую за час сигарету. Карл взглянул на часы.

– Ты еще кого-то ждешь?

Законный кивнул, насупил седые брови. Лицо у него стало суровым, и Николай, хорошо знавший Карла, понял, что тот взволнован и не пытается скрыть беспокойство.

Хозяин бара закатал рукава белой рубашки и принялся протирать стаканы. Карл клацал затвором бензиновой зажигалки, а когда ему это надоело, зажег ее, но сигарету прикуривать не спешил, вертел в чутких пальцах вора-карманника, играл с нею. Наконец прикурил, защелкнул крышку.

В это время из-за стойки вышел кассир. Напоминать смотрящему, что еще не вся сумма собрана, он не спешил. Посмотрел по сторонам на корешки книг, на виды Лондона в дубовых рамках, на дверь с торчащим из замка ключом. Он смотрел так, будто попал сюда впервые и уже никогда больше здесь не окажется, а потому пытается наглядеться вдоволь, все запомнить, чтобы потом рассказывать внукам, как выглядит Биг-Бэн, Трафальгарский сквер, мосты через Темзу, Бейкер-стрит, Тауэр. И, наглядевшись, словно надышавшись туманным воздухом столицы Британии, он подошел к Карлу. Законный сидел, опершись подбородком о кулаки.

– Одного еще не хватает, – коротко сказал кассир, заподозрив, что смотрящий не слишком усердно разглядывал посетителей с деньгами.

– Знаю, – ответил Карл.

– Ждать будем? Сколько?

– Сколько надо.

– Понял.

– Чай? Кофе? – спросил хозяин, когда кассир подошел к стойке.

– Минералки. Душновато там.

– Ну что поделаешь, – хозяин наполнил высокий стакан шипящей минералкой.

– Кого ждем? – спросил Бунин, прекрасно зная, что Карл не из тех, кто позволит красть у себя время и станет ждать припозднившегося с платой «бизнесюгу».

Николай не мог понять, почему вор в законе не схватит трубку мобильника или не пошлет пацанов разобраться, чтобы быстро метнулись туда-обратно и вернулись если уж не с деньгами, то с информацией. Карл больше не глядел на часы. Заварка в чайнике уже давно кончилась, законный сидел неподвижно, оцепенев, с полуприкрытыми глазами, словно вспоминал что-то далекое. Иногда на тонких губах пробегала, как ветер по паутинке, волна улыбки и тут же гасла. Если бы Бунину не надо было притворяться слепым, то он взял бы с полки какую-нибудь книжку и принялся читать, не спеша переворачивая страницу за страницей. Но роль слепого музыканта следовало играть до конца. Из всех присутствующих только Карл знал правду.

Николай смотрел на дверь сквозь темные стекла очков, курил, рассматривал руки Карла и его лицо, пытаясь отгадать, к кому же это вор в законе так неровно дышит, что даже опоздание прощает.

«Неужели женщина? – Бунин ухмыльнулся, вспоминая тех женщин Карла, которых знал. – Да уж она, должно быть, красоты и ума невероятного».

Вдруг Карл вздохнул, открыл глаза:

– Замаялся?

– Есть немного, – ответил Бунин.

– Ждать надо уметь. Иногда ждать тяжелее всего на свете, хотя жизнь человека и есть ожидание смерти с момента рождения. И вот что интересно, никто ведь и не спрашивает: хочет человек на белый свет появиться или нет? Хочет он бояться смерти?

Карл взял в руку зажигалку, спрятал ее в кулаке. А когда разжал пальцы, зажигалки на ладони не оказалось. Бунин сделал вид, что ничего не заметил, он ведь слепой.

За дверью бара «Лондон» истерично взвизгнули тормоза, резко и противно. Бунин даже поежился. А законный даже не шелохнулся, не повел головой. Из машины, остановившейся в переулке прямо напротив бара, выскочил мужчина с портфелем, резко захлопнул дверь. За ним следом выбежала девушка, тряхнула копной черных кучерявых волос.

– И я с тобой, – закричала она. – Слышишь, дед, не хочу я одна в машине сидеть, надоело мне!

Блатной метнулся молоденькой девушке наперерез, но пожилой мужчина, широкоплечий, с короткими седыми волосами, белыми, как снег, гаркнул утробным голосом:

– Меня Карл ждет.

Блатной отступился.

– Открой, – сказал Карл хозяину, вставая со стула и потягивая спину.

Мужчина вошел, следом за ним девушка.

– О, да ты не один! – Карл пожал руку пожилому мужчине, похлопал его по спине.

– Прости, невыкрутка, застрял в пробке и ни туда, ни сюда.

– А телефона нет?

– Разрядился, чтоб он неладен был!

– Ладно, присаживайся. А это что за красавица, прямо цыганка? Кармен какая-то. Лицо знакомое.

– Внучка моя Светлана.

Карл отступил на шаг, сощурил глаза, изучая внучку бизнесмена, торгующего сантехникой, Анатолия Ивановича Железовского.

– Не сразу признал. Ребенком еще недавно была. Незадача вышла. Волосы у нее теперь темные и кучерявые. Она же брюнетка, а звать Светлана. Непонятки, Толик, непонятки…

– Да кто ж ее знал, какая она будет, когда вырастет? Родилась, вообще волос не было, пушок светленький, и все.

– Я вас тоже помню. Маленькой на колени меня к себе садили, – Светлана Железовская, ничуть не смущаясь, оглядывалась по сторонам, – и на скрипке я вам играла. Вы еще сказали, что у вас виолончель итальянская дома есть. Вас Олег Карлович зовут, вы приятель моего деда. Почему же вы теперь Карлом называетесь?

– Я и тогда Карлом назывался. А теперь не лезь, Светлана, во взрослые разговоры.

Все казалось девушке удивительным – и мужчина, метнувшийся наперерез деду, и Карл, которого она видела последний раз лет пять тому назад, он стал теперь такой же седой, как ее дед, и красивый парень с бледным лицом в черных очках, и бармен, слишком уж солидный для такого маленького заведения.

Карл не сказал Анатолию Железовскому «садись», не принято это слово у бывших зэков. Он просто кивнул, сделал едва заметный жест рукой, и Анатолий присел за стол, но не за тот, где расположился Бунин, а за соседний. Бизнесмен, приехавший с внучкой, передал пакет кассиру.

– Книги я тебе привез, Карл.

– Книги? – не сразу сообразил смотрящий.

– Те, что должен был сегодня отдать.

– А… да, мой человек их просмотрит.

Кассир с пакетом исчез в задней комнатке, а Светлана подошла и села на место Карла прямо напротив Николая.

– Дед, – обратилась она к Железовскому, – у меня денег нет, а я кофе хочу.

– Мы не долго, – строго произнес Железовский.

– Ну что ты так! Нельзя отказывать молодой красивой девушке. Нельзя ее обижать. Сделай кофе, – Карл говорил тихо, но его все слышали.

– И мне, – вставил Бунин.

Карл и Железовский переговаривались тихо, казалось, они просто сидели и глядели друг на друга. Каждый из них видел что-то свое, но вспоминали они одно и то же.

– Тебя как зовут? – первой спросила Светлана.

– Николай, – ответил Бунин.

– Мое имя ты уже слышал – Светлана.

– Слышал.

– Ты для прикола очки носишь? Или… – девушка замялась.

– Нет, я слепой, – без тени смущения сказал Бунин.

– Извини, я сегодня взбалмошная. Сама не знаю, что говорю.

– Ничего страшного. Я привык к этому, а раньше я видел.

– Совсем-совсем не видишь?

– Я не вижу тебя, только слышу.

– Как интересно! Музон какой-то знакомый, – вдруг сказала Светлана и принялась перебирать пальцами по столу, словно играла на пианино.

– Шуман, попсовая обработка, – сказал Бунин, глядя на тонкие без маникюра пальцы Светланы.

– Похоже, точно, Шуман! А ты меломан? – уже заинтересовавшись Николаем, спросила девушка.

– Люблю музыку.

– Может, ты еще и играешь?

– Немного играю.

– На чем, если не секрет?

– На клавишах, на рояле.

– Я на скрипке, – призналась девушка. – И честно тебе скажу, надоела мне моя скрипка, как горькая редька. Если бы не дед, я бы уже послала всю эту музыку. Но он меня пилит по-черному, каждый день заставляет заниматься.

Бунин смотрел на Светлану и видел, что она не совсем понимает, в какой компании оказалась.

«Наверняка дед ее оберегает, балует, вот и смотрит девчонка на мир через розовые очки».

– Он у тебя музыкант?

– Какой музыкант, сантехникой торгует! Музыканта нашел. Король унитазов, умывальников начальник. Ну, это я шучу. Он просто клевый, суперный дед, я бы без него пропала. Дед меня сегодня брать не хотел, а я увязалась, он мне ни в чем отказать не может. И чего он упирался? Всех-то дел было Олегу Карловичу книги передать. А какие книги, даже не сказал.

Бунин поздновато понял, что девушка ему уже успела понравиться.

«Не так чтобы очень, Светлану красавицей не назовешь, высокая, тонкая и… какая-то нервная. Тонкий нос, большие глаза, чувственный рот и волосы, похожие на черную грозовую тучу», – Бунину захотелось дотронуться до них, на вид они были мягкие. Даже зуд появился на кончиках пальцев.

Светлана красиво держала чашку в длинных чувствительных пальцах, красиво поворачивала голову на тонкой шее, красиво и немного грустно улыбалась. И Бунин понимал, почему ее улыбка немного грустная – она его жалеет. Она свято уверена, что он слепой. Он чувствовал, что девушке хочется спросить у него, но она не решается. Бунин даже вопрос угадал: обычное желание зрячего узнать, как воспринимает мир человек, лишенный зрения.

Но вопрос задать Светлана Железовская не успела, как и не успел спросить у нее номер телефона Бунин. Она в свою очередь подумала, что если напишет телефонный номер на бумаге, то Николай и прочесть его не сможет.

– …если что, не стесняйся. Твое опоздание сегодня – это ерунда. Я ведь тебе по жизни должен, – тихо сказал Карл, глядя в глаза Железовскому. – С тобой мне тяжело рассчитаться будет.

– Ладно, не надо. Мы уже люди в возрасте, видишь, внучка какая? – Железовский повернул голову и помрачнел, увидев, что Светлана болтает с парнем в темных очках.

Кто может сидеть в баре вместе со смотрящим? Молодой жулик. Кому же захочется, чтобы его внучка связала свою жизнь, как поется в песне, с преступным элементом?

Железовский встал:

– Прости, что задержался. Не получилось вовремя приехать, больше не повторится. С другого ты бы шкуру спустил.

Карл покусывал губу. У него на глубоких залысинах поблескивали капельки пота.

– Светлана, пошли.

Федор, хозяин бара «Лондон», подошел к двери и повернул ключ.

– До встречи, – тихо, но так, чтобы услышала Светлана, сказал Николай.

– Надеюсь, – как бы между прочим обронила девушка, тряхнула головой, и ее черные волосы разметались по плечам.

Появился кассир и коротко сказал:

– И тут порядок.

– Тогда едем.

Карл редко кому жал руку, и хозяин бара в число избранных не входил, законный удостоил его еле заметного кивка.

– Ты теперь за девкой побежишь? Девка красивая, – подшучивая над Буниным, сказал Карл. – Я бы за такой красавицей… в твои годы… – законный махнул рукой, дескать, что я тебе рассказываю, у самого глаза есть, хоть и не все об этом знают. И тут же уже для кассира и для хозяина бара громко произнес: – Вот если бы ты ее видел, тогда бы понял, о чем я говорю, в следующий раз попроси лицо пальцами ощупать. На месте не усидишь.

Бунину хотелось выкрикнуть:

«Да видел я, видел! Нравится она мне, согласен я с тобой, и найду я ее, не сегодня, конечно, а завтра или послезавтра, и даже дед ее не отговорит со мной встречаться. Хотя он не простой „бизнесюга“, а, судя по всему, твой кореш, Карл».

Все, кроме хозяина бара, вышли во двор, быстро расселись по машинам. Три автомобиля, словно по команде, сорвались с места и через арку выехали в переулок. Серебристая «семерка» «БМВ» стояла напротив бара «Лондон» с уже работающим двигателем. Она дождалась двух блатных в черном и белом костюмах, которые на удивление быстро перебежали улицу и впрыгнули в автомобиль. Кортеж из четырех машин помчался по переулку.

– Все путем, слава богу, – сказал Карл, посмотрев на часы, – Монголу ждать не придется. Не любит он ждать.

Карл, как всегда, когда вез «филки», сам сидел за рулем «Волги».

– Слушай, а кто это был? – спросил Бунин, глядя на рубиновые огни передней машины.

Карл догадался, о ком спрашивает Николай, но в ответ лишь пожал плечами, словно не понял, кем интересуется крестник.

«Если не отвечает, значит, так надо», – решил Николай, приглаживая волосы.

Через полчаса кортеж был уже за Кольцевой дорогой.

Подобная процедура повторялась два раза в месяц. Деньги сдавались в воровской общак регулярно, как в банк. Вор в законе, носивший погоняло Монгол, уже десять лет сидел на воровском общаке. Он никому не делал скидок. Общаковые «филки» – это серьезно и свято. Монгол год тому назад настоял на том, чтобы один молодой авторитет был раскоронован только за то, что играл в карты на предназначенные для общака деньги. Авторитет не проигрался в минус, ему удалось отыграться и «филки» привез вовремя, но он не имел права рисковать тем, что ему не принадлежало. Случай из ряда вон выходящий, даже старые воры не могли припомнить точно, когда в последний раз была раскоронация. Монгол уже не покидал свой дом-крепость несколько лет, прикованный болезнью к инвалидной коляске, но за делом смотрели его доверенные люди, смотрели строго и поблажек никому не давали.

Так уж сложилось, и Монгол не возражал, что Карл, поставленный смотрящим по одному из центральных районов, неизменно привозил «филки» на час раньше отпущенного срока.