Текст книги "Топить их всех!"

Глава 4

Дул теплый пассат. Воды Индийского океана отсвечивали всеми оттенками аквамарина. Между волнами, вспыхивая, змеились слепящие солнечные блики. Экваториальное солнце висело в парном удушливом мареве.

Субмарина «Макаров» по-прежнему шла на перископной глубине заданным курсом. Горизонт радовал чистотой; контейнеровоз под панамским флагом стал пока единственным судном, встретившимся по пути. Гидроакустический пост докладывал о полном отсутствии посторонних шумов в радиусе нескольких десятков морских миль.

Вскоре пересекли экватор, а это означало, что до плавмастерской оставалось не более полутора часов пути. Илья Георгиевич Макаров распорядился развернуть антенну: согласно приказу он уже должен был связаться и с КП Балтфлота, и с плавмастерской, доложив о расчетном времени прибытия. Ведь судну «двойного назначения» наверняка требовалось время подготовиться к встрече совсекретной подлодки.

– Цветы, праздничный ужин, небо над головой… – скромно улыбнулся Николай Даргель, глядя на плазменный монитор с картинкой спутниковой лоции.

– Хороший в плане вина и женщин порт, – в тон ему подхватил командир лодки. – Танцующие мулатки, африканский оркестр и офицерские посиделки до утра.

– Я бы даже выпил чего-нибудь… – размечтался старший помощник.

– Празднование Дня Нептуна по случаю пересечения экватора? – Илья Георгиевич свято чтил морские традиции. – Если мы его не отметим – это будет неестественно!

– Вот и я о том же. Шезлонг под зонтиком, ледяные напитки в хрустальных бокалах…

– Не узнаю своего старпома! – произнес Морской Волк. – И это говорит принципиальный поклонник Устава корабельной службы и лютый враг пьянства товарищей офицеров?

– Я о чем-нибудь эдаком… экзотическом, – нахмурился Даргель, явно уязвленный командирскими подозрениями в его способности нарушить устав. – Свежевыжатый сок авокадо, к примеру.

– Кстати, насчет выпить. У меня приятель-морпех когда-то в Анголе служил. Так вот, у них вполне официально каждый день офицерам по стакану «сухаря» выдавали. – Припав глазами к визиру перископа, Макаров развернул трубу на сто восемьдесят градусов – полусфера горизонта по-прежнему радовала отсутствием судов.

– Для поднятия боевого духа?

– Из медицинских соображений. – Усевшись за пульт, командир с улыбкой продолжил: – Дело в том, что организм белого человека в условиях африканской жары не может…

И тут страшной силы удар сотряс корпус «Макарова». Многоцветное слоистое изображение спутниковой лоции на мониторе на секунду погасло, но тут же вспыхнуло в непривычной фиолетовой расцветке. Корпус завибрировал, словно в отсеке заработал гигантский перфоратор. Электричество замигало, погасло, однако спустя несколько секунд все же заработало вновь. Манометры и стрелки многочисленных датчиков на Центральном пульте аж зашкалило. В неярком освещении боевой рубки полыхнули тревожные алые отблески. Удар повторился – на этот раз с еще большей силой. Командир мгновенно выхватил взглядом экранчик сонаров – ничего подозрительного не наблюдалось. Горизонт был чист – Морской Волк только что смотрел в перископ. Да и умная электроника не видела никаких препятствий…

Однако теперь субмарина шла с заметным напряжением – словно уткнувшись в гигантскую упругую сеть. Некая невидимая, но страшная сила тянула ее в пучину. И тут по корпусу боевой рубки заколотило так, что командир едва удержался в кресле у пульта.

– Продуть балласт. Машина – полные обороты. Всем по местам стоять, всплытие! – решительно скомандовал Макаров в устройство межотсечной связи.

– Это строжайше запрещено. – Несмотря на драматизм ситуации, пунктуальный Даргель не мог удержаться от цитирования любимого пункта инструкции, который категорически возбраняет любое всплытие совсекретной субмарины в светлое время суток. – Скрытность плавания. Сознательная демаскировка перед случайными судами и авиацией. Срыв боевой задачи. Разглашение государственной тайны…

– Слышь, старпом… Ты жить хочешь? – свистящим шепотом спросил командир и, переведя субмарину в режим ручного управления, до упора отжал рычаг управления вертикальными рулями.

– Может, лучше попытаться дать «полный назад», погружаясь при этом на глубину? – старший помощник был деморализован происходящим; ведь подобные форс-мажоры не предусматривались ни одной инструкцией.

– Погрузиться теперь мы можем только в ад! – Макаров мельком взглянул на датчики глубиномера; мини-субмарина мячиком выскакивала на поверхность.

Теперь удары по корпусу изменили тональность – словно некто беспорядочно стегал гигантским резиновым шлангом по пустому пожарному ведру. Слух резанул омерзительный скрежет, какой обычно бывает, когда по стеклу трут куском влажного пенопласта. Подлодка всплывала с креном в пятнадцать градусов и небольшим, но постоянно увеличивавшимся дифферентом на нос. Ее неотвратимо тянуло в пучину.

– Что это может быть? – В боевой рубке появился вахтенный; даже в неярком освещении было заметно, как побледнело его лицо и испуганно сверкнули глаза.

– Морской дьявол, наверное, – хладнокровно бросил Илья Георгиевич и, прихватив «узи», принялся отдраивать верхний люк боевой рубки…

* * *

Празднование Дня независимости в экваториальной африканской деревне проходило не так помпезно, как в столице. Не было ни красно-зеленых транспарантов с трескучими лозунгами, ни огромных плазменных экранов для трансляции речи президента… Не было бы, наверное, и «народного гуляния», если бы не внезапное появление министра пропаганды и идеологии.

Бамбучо Костяна не любил посещать малую родину, небезосновательно подозревая некоторых земляков в лютой ненависти к себе. Как ни странно, но всесильного шамана тут боялись далеко не все. Три года назад, когда министр пропаганды и идеологии был здесь последний раз, какой-то негодяй запустил в него гнилым кокосом. Преступника, естественно, сразу поймали и наказали, однако даже самые лучшие следователи Набуко Вабанды не сумели выбить из него признаний относительно соучастников покушения, а также явок, шифров, паролей и тайников с оружием. Не говоря уже о сумме, полученной от зарубежных спецслужб за попытку террористического акта. Полицейские агенты регулярно сообщали, что на стенах деревенских хижин то и дело появляются изображения висельника, с неизменным комментарием – это, мол, Бамбучо Костяна. И хотя художников вылавливали и публично судили, граффити появлялись снова и снова. Накануне приезда шамана полицейские изъяли все луки, копья, стрелы и дротики, бывшие в хижинах, и это не говоря уже об огнестрельном оружии…

Огромный бронированный «Хаммер», сопровождаемый открытыми «Виллисами» с пулеметами на турелях, вползал на деревенскую площадь с медлительностью сытого носорога. Полицейские, выстроившись на площади, сомкнули руки, образовав живую цепь. Рослые белозубые африканцы в живописном тряпье, седые немощные старцы с набедренными повязками из пальмовых листьев, дебелые матери с огромными обвисшими грудями – все хотели взглянуть на знаменитого земляка. Задние ряды напирали на передние, грозясь прорвать оцепление. С деревьев, окружавших площадь, словно переспелые фрукты свисали полуголые мальчишки.

Полицейский свисток рассверлил многоголосый гомон и тут же замолчал – из салона «Хаммера» вышел сам господин министр. Розовая юбка скульптурно облепляла бедра. Многочисленные амулеты зловеще позвякивали на впалой груди, перевязанной шкурой ягуара. Огромный бубен на боку гулко подрагивал в такт каждому движению. Желтоватый человеческий череп на длинном бамбуковом посохе скалился словно «Веселый Роджер» с мачты пиратского корабля.

К Бамбучо Костяне сразу же подбежал младший вождь, бывший по совместительству и деревенским старостой. С чувством облобызав узловатую шоколадного цвета руку, он произнес отрепетированную речь о «высокой чести» и «историческом моменте».

– Ваше превосходительство, – проникновенно закончил младший вождь, – мы так благодарны вам за вашу заботу! Только вы можете нам помочь избавиться от нашествия красных муравьев!

На лице шамана появилась угрюмая вурдалачья улыбка: все-таки на исторической родине признавали его колдовские заслуги!

– Завтра, – проскрипел он. – Все сделаю завтра… Если только дух нашего общего предка Шамбу-Шумба будет к вам милостлив. Я еще не советовался с ним…

Крики за полицейской цепью становились все громче. Кастяна собрал морщины на лбу. Действовал он уже больше рефлекторно, чем осмысленно, и рефлексы безошибочно подсказывали: народ надо задобрить. Подойдя к оцеплению, шаман роздал односельчанам подарки – шоколадки, сигареты и презервативы. Подозвал детвору, бросил пригоршню мелочи. С дозированной долей сентиментальности погладил по кучерявой головке маленькую девочку, сожалея, что силы уже не те и что он не может взять ребенка на руки.

– Гуляйте, отдыхайте, – проскрипел шаман, щурясь на полуобнаженных соплеменников. – Пока я тут – вы все под моей защитой. У всех нас сегодня День независимости. И не забывайте, что нашей счастливой жизни мы обязаны Его Высокопревосходительству, Азариасу Лулу, – поспешно добавил он, помня, что в деревне наверняка есть информаторы Набуко Вабанды.

Охранники, прибывшие с министром пропаганды и идеологии, выгрузили из «Виллисов» канистры с огненной водой и пивом. За крышами хижин, крытыми бамбуковыми листьями, послышался истеричный визг – там забивали свиней, готовили угощение по случаю национального праздника. Младший вождь, то и дело прикладывая ладонь к груди, увешанной разноцветными бусами и серебряными колокольчиками, приглашал высокого гостя в свою хижину. Однако шаман медлил: всматриваясь в черные лица соплеменников, он прикидывал – сумеет ли он увлечь за собой народ в случае надобности…

В джунглях темнеет быстро. Закатное солнце еще золотит верхние ярусы экваториального леса, а внизу, среди изумрудных мхов и гигантских папоротников, уже царит влажный фиолетовый сумрак. С наступлением полной темноты Бамбучо Костяна наконец позволил увести себя в резиденцию младшего вождя.

Посередине большой круглой хижины дымился очаг. Огромная жаровня источала ароматы пряной свинины и маринованного мяса антилопы гну. Дым втягивался через небольшое отверстие в крыше. В углу бубнил радиоприемник – единственная примета цивилизации. Снаружи то и дело доносились пьяные восклицания, ритмичные звуки барабанов, посвист тростниковых флейт, протяжное пение и топот босых ног – деревня самозабвенно отмечала национальный праздник. С окраины слышался жутковатый хохот – это гиены пожаловали за угощением. Шаман, сидевший на новой циновке, благожелательно смотрел, как многочисленные жены, сестры и дочери хозяина готовят трапезу.

– Расскажи мне о здешних новостях. – Столичный гость с показной любезностью улыбнулся деревенскому старосте. – Какие у вас проблемы, кроме нашествия муравьев? Чем живет современная африканская деревня?

– Все по-старому. – Белоснежные зубы хозяина блеснули в полутьме хижины. – Правда, рыбы стало намного меньше, да антилопы попадаются все реже и реже. Почти все посевы уничтожили безжалостные муравьи. Скоро сезон дождей – ни рыбалки, ни охоты. Реки выйдут из берегов, дорогу до столицы совсем размоет. И никто нам не сможет помочь. Придется жить старыми запасами. А если они закончатся – что нам делать? У нас тут детей в полтора раза больше, чем взрослых. Половина, конечно, умрет, как это обычно и случается в сезоны дождей. Но чем же кормить оставшихся?

– Ты ведь понимаешь, что рыба пропадает из рек не просто так, – со значением вставил колдун, явно наслаждаясь своей ролью и значимостью. – Да и антилопы уходят в глубь джунглей не потому, что боятся кровожадных львов или ваших отважных воинов…

– Наверное, мы недостаточно уважаем духов джунглей, – с готовностью сказал деревенский староста и, взяв из рук старшей жены выдолбленную тыкву, наполненную спиртным, наполнил пластиковый стаканчик министра.

– Правильно мыслишь, – задумчиво похвалил гость, и на его лбу собрались морщины. – У нас в джунглях просто так ничего не бывает. Вот и дух Шамбу-Шумба несколько раз намекал мне, что красные муравьи, которые уничтожают ваши посевы и донимают всю деревню, появились тут неспроста.

– Колдовство? – предположил простодушный хозяин.

– Конечно.

– Но чье?

– Этого пока не могу сказать даже я. Завтра дух джунглей мне сам обо всем расскажет, – загадочно обронил шаман и, едва пригубив спиртное, устало смежил веки.

Бамбучо Костяна понимал: рано или поздно проклятый англичанин из «Интернэшнл даймонд» сумеет убедить Азариаса Лулу, что министр пропаганды и идеологии берет на себя слишком много, что его шаманские способности сомнительны, зато страсть к накопительству – ненасытна. Тягаться с корпоративной мощью одной из крупнейших алмазодобывающих компаний мира было нереально: с тем же успехом долбленая пирога могла бы атаковать ракетный фрегат. Следовало срочно придумать какой-нибудь план, и притом такой, чтобы в случае его провала сам Бамбучо Костяна остался невиновным.

Как человек неглупый и глубоко безнравственный, шаман уже понимал, как можно обернуть несчастье соплеменников в свою пользу: ведь большинство обитателей деревни свято верило, что нашествие красных муравьев – чье-то злонамеренное колдовство… Оставалось лишь прозрачно намекнуть им – чье именно.

Шаманское камлание, назначенное на следующее утро, собрало на главной деревенской площади абсолютно всех жителей селения. Мужчины – кормильцы многодетных семей – проигнорировали охоту, женщины оставили рыболовные сети, детишки побросали камни, которыми обычно сбивали кокосы…

Выйдя на центр деревенской площади, министр пропаганды и идеологии поднял над головой бубен и с силой ударил по нему пальцами. Натянутая кожа отозвалась гулкой вибрацией. Затем шаман ударил в бубен еще раз. Затем – еще… Бамбучо Костяна воздел руки и, продолжая бить в бубен, заплясал по кругу, постепенно ускоряя ритм. При этом он бормотал бессвязные слова, сопровождая их загадочными жестами. Колдун постепенно возбуждался, испуская жуткие гортанные крики. Слушая изменяющиеся интонации его голоса, можно было подумать, что он оживленно беседует с неким невидимым существом.

Чернокожие, наблюдавшие за камланием, раскрыли рты и вытаращили глаза. Многие были уверены, что Бамбучо Костяна действительно разговаривает с самим духом Шамбу-Шумба.

Бросив бубен себе под ноги, шаман схватил свой страшный бамбуковый посох с человеческим черепом и принялся читать заклинания. При этом он так страшно таращил налитые кровью глаза, что маленькая чернокожая девочка, которую он давеча гладил по кучерявой головке, пронзительно закричала от ужаса. Спустя несколько минут, вконец обессилев, Бамбучо Костяна сел на вытоптанную землю и вытянул руку по направлению к западу.

– Шамбу-Шумба сейчас скажет мне, кто виноват во всех ваших бедах! – свистящим шепотом сообщил колдун.

Односельчане испуганно притихли.

– Что говорит Шамбу-Шумба? – с суеверным трепетом спросил младший вождь.

– Он говорит… – Костяна приложил ухо к земле, словно прислушиваясь. – Он говорит, что во всех ваших бедах виновны богатые белые люди! Те самые белые, которые веками пили из вас кровь! Те самые белые, которые грабят наши джунгли, убивают наших слонов ради их бивней, стреляют наших крокодилов ради их шкур и раскапывают наши горы ради бессмысленных стекляшек-тотемов, которые они называют алмазами! Те самые белые, которые насаждают чуждые нам ценности, которые называют это «свободой» и «гуманизмом»! Это благодаря их колдовству ваши посевы уничтожают красные муравьи… просто белые хотят выжить вас и с этой земли, сделать мужчин своими рабами, а жен и сестер – наложницами!

Министр пропаганды и идеологии шел ва-банк: попытка поднять земляков против «Интернэшнл даймонд» была единственным его шансом спастись. Чернокожие сельчане еще хорошо помнили ужасы британского колониализма и потому не нуждались в антианглийской агитации… При этом хитрый шаман сознательно не называл ни саму корпорацию, ни имя ее директора, так что в случае неудачи к нему было невозможно придраться. Возбуждая ненависть соплеменников к британцам, Бамбучо Костяна держал в голове и запасной вариант: он успокаивает народные волнения, после чего благодарный Азариас Лулу аккуратно задвигает Глена Миллера на второй план…

Слова шамана упали на благодатную почву. Дальше можно было и не продолжать – толпа заводила себя сама.

– Смерть белым! – воскликнул младший вождь, воодушевляясь. – Никакой пощады грязным европейским свиньям!

– Смерть! – вторили ему жители деревни. – Ни пощады, ни жалости!

И тут ровный стрекот двигателя донесся до слуха собравшихся. Африканцы, как по команде, подняли головы. Над роскошными джунглями, едва не касаясь фюзеляжем верхушек пальм, проплывал небольшой вертолет.

Солнце дробилось во вращающихся лопастях. Вертолет промелькнул в просвете между пальмами, и вскоре звук двигателя несколько изменил тональность – «борт» явно выбирал место для посадки.

Лоб Бамбучо Костяна покрылся липкой испариной. Он не понаслышке знал о коварстве всенародно избранного президента. Шаман сразу решил, что это – головорезы из «эскадрона смерти» Набуко Вабанды, прибывшие по его душу. Надеяться на защиту соплеменников не приходилось – ведь ни у кого из них не было даже дротика, не говоря уже о более серьезном оружии! Оставалось лишь вспоминать самые жуткие заклинания, надеясь запугать подосланных убийц…

* * *

Офицера российского подплава вообще трудно чем-нибудь удивить. Многомесячные автономки и интриги берегового начальства, бесконечные сдачи «допусков» и боевые тревоги делают его невосприимчивым ко всякого рода неожиданностям. Однако то, что увидел Макаров, едва отдраив верхний люк боевой рубки, произвело впечатление даже на опытного капитана второго ранга…

Совсекретная субмарина стала жертвой огромного спрута. Николай Даргель оказался прав: эти фантастические чудовища действительно обитают в пучинах Индийского океана. Что именно заставило подводного монстра вынырнуть из глубин и чем ему не понравилась российская мини-подлодка – неизвестно, однако спрут демонстрировал крайнюю агрессивность. Щупальца толщиной с перископ атомного ракетоносца яростно извивались по корпусу. Чудовищные присоски, не меньше суповой тарелки, пытались прилипнуть к гладкой, как куриное яйцо, поверхности. Но больше всего поражали глаза чудовища: огромные, покрытые прозрачной пленкой, они смотрели на командира подлодки с холодной и неприкрытой ненавистью. Монстр вполне мог перевернуть мини-субмарину, надводное водоизмещение которой не превышало двухсот сорока тонн…

Вскинув «узи», Илья Георгиевич дал короткую очередь. Однако это еще более разозлило спрута. Удар щупальца – и командиру наверняка снесло бы голову, если бы он вовремя не пригнулся. Антенна над боевой рубкой тут же отлетела в море, словно соломинка. Следующий удар пришелся по перископу, но он, к счастью, устоял. Жуткое, похожее на клубок гигантских змей тело навалилось на нос субмарины, и корма угрожающе приподнялась. «Макаров» грозился в любую секунду перевернуться: критический дифферент на нос всегда чреват катастрофой. Вряд ли бы старпом успел запустить уравнительную цистерну…

Секунды, казалось, растянулись. Морской Волк понимал: или гигантский спрут потопит подлодку, или он немедленно уничтожит врага. Однако даже скорострельный «узи» казался до игрушечного ничтожным перед гигантскими щупальцами. К тому же эти моллюски наверняка нечувствительны к боли… Осторожно приподняв голову, Макаров прицелился в самое уязвимое место: в налитый злобой глаз. Длинная очередь оказалась точной: на какое-то время чудовище ослабило хватку, и этого было достаточно, чтобы Илья Георгиевич сумел перезарядить «узи» и дать прицельную очередь по студенистому телу. Жуткие щупальца беспомощно соскользнули в воду. Субмарина медленно выровнялась. А на палубе уже появился вахтенный. Выхватив из подсумка светошумовую гранату, он выдернул чеку и швырнул ее в монстра. Это оружие оказалось куда эффективней автомата; гигантский спрут тут же скрылся под водой…

Желтое солнце сверкало на раскаленных небесах. Бирюзовые волны шлепали о борт, рассыпаясь мелкими брызгами. Рядом с носом плавала отстреленная щупальца. Даже мертвая, она, казалось, источала угрозу. В ушах звенело, и Морской Волк почувствовал, что тельник его мокр от пота.

– М-да. Трафальгар и Пёрл-Харбор, – мрачно молвил он, осматривая остатки антенны. – Ну разве не сука, а?

– Гигантский кальмар Arhiteuthis, морской моллюск из отряда десятируких, – осторожно прокомментировал Николай Даргель, появившись на палубе: за сражением со спрутом он наблюдал через перископ.

Морской Волк с досады сплюнул:

– Что делать-то будем?

Результаты столкновения с морским монстром были явно не в пользу «Макарова». Из-за повреждения резиновых уплотнителей герметизация перископа была нарушена, что, в свою очередь, полностью исключало погружение. Сбитая антенна не позволяла сообщить о поломке ни в КП Балтфлота, ни на плавбазу, где совсекретную субмарину уже ждали. Ситуация была критической – ведь подлодка в любой момент могла нарваться на какое-нибудь судно…

– Придется идти в надводном положении, – решил Морской Волк и, упреждая напоминание Даргелем о «демаскировке» и «скрытности плавания», добавил: – Есть у меня один план…

* * *

После пытки в тюремном дворике Алексея Флерова выдергивали на допросы еще дважды.

Первый раз разговора с чернокожими следователями не получилось вообще. Даже беглого взгляда на капитана «Новочеркасска» было достаточно, чтобы понять: изможденный пленник вряд ли сумеет сказать больше одной фразы, да и фраза эта вряд ли обрадует африканских полицейских. Обезвоживание организма, помноженное на тепловой удар, было очевидным: на шее арестанта выступили огромные алые пятна, скулы заострились, губы пересохли и растрескались, как земля в засуху. Демонстрировать его перед телеобъективом в таком неприглядном виде было решительно невозможно. Посовещавшись, следователи отправили Флерова в тюремный лазарет, где строго внушили доктору – поставить капитана на ноги как можно быстрей. Полицейских можно было понять: ведь на получение «признательных показаний» у них оставалось чуть больше суток…

На следующий день следователи сами пришли в тюремную больницу. Они по-прежнему выдерживали правила игры, взятые на первом допросе: мосластый африканец наседал, угрожая русскому пациенту всеми мыслимыми и немыслимыми карами, а щербатый, изображавший собой человеколюба и гуманиста, умолял «сознаться по-хорошему»…

– Вы должны дать признательные показания! – просительно улыбался он капитану «Новочеркасска», прикладывая руку к пропотевшей майке с изображением Азариаса Лулу. – Мистер Флеров, неужели вы не понимаете, что это в ваших же собственных интересах? Если вы признаетесь, вам и вашим товарищам сделают снисхождение, смягчат приговор… или даже вообще помилуют!

– Может, еще и орденом наградят? – саркастически прищурился капитан. – Золотым кольцом в нос…

– Я взываю к вашим лучшим чувствам! – В голосе щербатого африканца зазвенели пафосные нотки. – Вы должны сознаться в терроризме ради дружбы наших братских народов, из-за уважения к нашей многострадальной республике, из снисхождения к ее колониальному прошлому, во имя взаимовыгодной торговли между нашими странами…

Щербатый заметно волновался, путаясь в английских выражениях, и проницательный Флеров понял: на карту поставлена не только карьера следователей, но и что-то большее…

Из коридора тюремной больницы послышался мерный топот – будто небольшое стадо носорогов спешило на водопой. Стальная дверь с лязгом распахнулась, и в палату вошел незнакомый полицейский полковник с тяжелой челюстью боксера и щелью вместо рта. Чернокожие следователи вытянулись по стойке «смирно» и замерли. Полковник бегло осмотрел помещение, заглянул под койку пленника и, как показалось последнему, даже принюхался, словно крыса у переполненного помойного контейнера. Лишь после этого он выглянул на коридор и сделал какой-то знак.

Спустя минуту в палату, пыхтя и отфыркиваясь, словно беременная моржиха, ввалился обрюзгший африканец с жирным затылком и чудовищных размеров яйцеобразным животом. На груди, украшенной пушистыми аксельбантами, болтались медальки и ордена, звеневшие при каждом движении, как сбруя цирковой лошади. Сорочка цвета хаки разошлась над брюками, обнажая живот. Поправив то и дело спадавшие брюки, гость тяжело плюхнулся в кресло и вопросительно взглянул на следователей.

– Господин министр внутренних дел. – Мосластый, вытянувшись во фрунт, пожирал высокое начальство глазами. – Мы провели значительную работу по выявлению преступных замыслов… Подозреваемый почти сознался в попытке террористического акта против всенародно избранного президента, Его Высокопревосходительства Азариаса Лулу…

– Следствие на единственно верном пути, Ваше превосходительство, – щербатый тщетно пытался унять дрожь в коленях.

Набуко Вабанда выслушал следователей, не перебивая. Затем достал огромный золотой портсигар, украшенный бриллиантом размером с лесной орех, закурил гаванскую сигару и долго-долго смотрел на Алексея Флерова.

– Засранцы, – наконец пропыхтел он и, достав из кобуры «смит-вессон» сорок пятого калибра, прокрутил барабан; Набуко Вабанда явно изображал крутого американского шерифа из вестерна. – Знаю я ваш единственно верный путь. Пиво на работе жрать да поварих из столовой в банановые заросли таскать…

Несмотря на драматизм ситуации и общую слабость, капитан «Новочеркасска» не мог удержаться от улыбки: эта опереточная африканская диктатура только пыталась казаться великой и ужасной, на самом же деле ничего, кроме презрения, не вызывала.

– Знаю я этих русских, – щелкнув золотой зажигалкой, министр внутренних дел выпустил колечко ароматного дыма. – Сам когда-то в России на полицейского учился. В Ленинграде. В Высшей школе милиции. Нас там тогда много было – красивых черных мужчин. Все ваши белые девки с ума сходили, на нас глядя. Слышишь, русский, ты в этом городе бывал?

– Я там родился, – спокойно ответил Флеров. – На Петроградской стороне.

Его превосходительство мечтательно закатил налитые кровью глаза.

– Белые ночи, разводные мосты, рюмочная на Фонтанке…

– Петропавловская крепость, крейсер «Аврора», Большой дом, – продолжил семантический ряд пленник. – Там на Арсенальной набережной большой-большой краснокаменный дом есть. Тюрьма «Кресты». Никогда там не бывал? Тебе там самое место…

Набуко Вабанда, впрочем, не обиделся. Лениво обернувшись к следователям, он уточнил:

– Это Бамбучо Костяна вам три дня дал, чтобы русского кэпа расколоть?

– Так точно! – шаркнул сандалей щербатый.

– А иначе пообещал превратить вас в шакалов?

– В кого конкретно – не говорил, – судорожно сглотнул слюну мосластый. – Но Его превосходительство министр пропаганды и идеологии это может!..

– Вас не стоит превращать в шакалов… Потому что вы шакалы и есть! – осклабился министр, довольный собственной шуткой. – Ладно, спасу вас на этот раз. А заодно научу, как правильно с этими русскими работать. В будущем, надеюсь, пригодится. Еще за науку благодарить будете!

– А как правильно, Ваше превосходительство? – Щербатый преданно пожирал начальство глазами.

– Русские вообще-то ребята крепкие. Особенно что касается водки выпить и в морду дать. Но есть у них очень большой недостаток. Друзей любят, – загадочно сообщил Вабанда, поднимаясь с кресла. – Отберите несколько человек из экипажа «Новочеркасска» и выведите их во двор. Заодно захватите и этого. – Главный полицейский кивнул на лежащего Флерова. – Съездим в одно очень хорошее место. Там они сразу во всем и сознаются!..

…Спустя минут двадцать Алексей Флеров, пошатываясь от тошноты и общей слабости, стоял в знакомом ему тюремном дворике. Вскоре тюремщики вывели старшего механика, судового врача и еще троих человек. Урча изношенным двигателем, во двор въехал старенький мерседесовский грузовик. Пленников пинками загнали в тентованный кузов, приказав сесть спинами к кабине. Чернокожие автоматчики споро расселись по углам, наставив на моряков стволы. Металлические ворота, ведомые электромотором, отъехали в сторону, и грузовик покатил в сторону набережной.

– Послушай, кэп, – прошептал судовой врач, сидевший слева от Флерова. – А может, во всем признаться? Если бы наши дипломаты действительно хотели с нами встретиться – нашли бы способ. Не говоря уже о торгфлотовском начальстве и всех остальных.

– У нас у всех семьи, дети… – поддакнул ему старший механик. – Если с нами что-то случится – кто их кормить будет? Я своих уже семь с половиной месяцев не видел… И неизвестно, увижу ли теперь вообще. Честное слово, хотят они, чтобы я признался, мол, местных бегемотов по ночам в джунглях трахаю, и это подпишу!

– А то еще продадут нас в рабство какому-нибудь местному вождю, в глубь страны… Кокосовые орехи с пальмы снимать, – уныло предположил доктор.

– Или акулам в заливе скормят… Диктаторам закон не писан, особенно африканским.

Капитан «Новочеркасска» понимал: товарищи по несчастью подавлены и деморализованы. Да и долгий утомительный фрахт, предшествовавший аресту, явно не поднял настроения товарищам по несчастью. Произносить пафосные речи, взывать к чувству долга и патриотизма было бесполезно.

– Ты что – африканской водки перепил? – спросил Флеров у старшего механика.

– Не-ет… А что за водка такая?

– Стакан холодной воды и молотком по лбу! – через силу улыбнулся кэп. – Давайте лучше думать, как убежать отсюда. Я верю – все у нас получится!

Судовой врач выразительно взглянул на автоматчиков.

– Может, не сейчас, может, позже, – успокоил Флеров. – Вон, в тенте – щель, так что смотрите наружу и запоминайте дорогу из тюрьмы…

* * *

Темнокожий народ, собравшийся на площади деревни, затерянной в джунглях, пялился в небо. Стрекот вертолетного винта сотрясал воздух. Присмирели не только детишки, но и обезьяны затихли в пальмах. Министр пропаганды Бамбучо Костяна застыл каменным изваянием, и лишь его выцветшие глубоко посаженные глазки бегали, взгляд переходил с неба на беззаветно преданных ему земляков и обратно. Одной из главных жизненных установок шамана было: если ты не можешь повлиять на ситуацию, то попробуй использовать ее в свою пользу. Эту житейскую мудрость он не вычитал в календаре и не получил в наследство от своего учителя. Костяна выстрадал ее собственной жизнью по дороге к возвышению от деревенского жителя до поста почти всесильного министра.

Пока еще оставалось загадкой, кто именно прибыл в праздничный день в такую глухомань. Но не было загадкой то, по чью душу прилетели. Единственным человеком на площади, ради которого могли поднять в воздух вертолет, пересечь полстраны, был сам колдун. Единственное, что оставалось делать Бамбучо, – это продолжать играть свою роль. Он умел держать марку, ни один мускул на его морщинистом лице не дрогнул, рука по-прежнему уверенно сжимала посох с черепом-навершием.