Текст книги "Черная сделка"

7

Старшина спецназа ВДВ Иван Фомичевых и младший сержант Дмитрий Шимаченков – вторая группа «ряженых диверсантов» – в ускоренном темпе двигались по направлению к Железнодорожному, забирая сильно на юго-запад. Их задачей было отвести преследователей от Локиса и Пасечникова. По легенде – их «выкинули» из Литвы, но объект их разведдеятельности находится ближе к Польше. Ведь если обнаружат место «перехода» ими границы, то скорее всего «в ружье» поставят именно ближайшие военчасти. Поэтому группам необходимо было как можно быстрее пересечь Калининградскую область, попасть в «нелогичную зону» – где их никто не ждет или, по крайней мере, сомневается, что они могут в скором времени появиться именно там. При этом группам необходимо основательно попетлять и запутать следы.

Старшина Фомичевых и младший сержант Шимаченков, в отличие от группы Локиса, не так сильно шарахались от увиденных машин, спрашивали дорогу у местных и спокойно разговаривали между собой. И темп при этом не теряли. И осторожность – тоже. Гибэдэдэшные и ваишные автомобили и подозрительные машины – например, грузовик со снятым колесом у обочины, иномарки с затемненными стеклами, припаркованные на санитарных стоянках – обходили стороной.

– Ложись! – скомандовал старшина Фомичев.

Они вжались в землю примерно метрах в трех от проселочной дороги.

Сквозь лес, урча и переваливаясь из стороны в сторону, на хорошей скорости прогрохотал «ГАЗ-66». В кузове, обтянутом брезентом, сидели бойцы-пограничники в полной экипировке.

Машина подскакивала, бойцы кивали зелеными касками, бились ими о стволы начищенных «калашниковых».

За одним грузовиком прошел второй. Машины обдали залегших десантников с ног до головы сухой летней пылью.

– Странно… А зачем каски, – удивился Шимаченков, – мы же безоружные.

– Шима, мы с тобой коварные и безжалостные диверсанты. Карманы у нас – полные гранат, – попробовал пошутить Фомичевых.

– Медведь здорово придумал. Мы повсюду светимся, а они прямиком на аэродром, – Шимаченков по-приятельски назвал Локиса так, как его называли в части.

– Для учений – здорово, – ответил Фомичевых. – А если честно, то мы с тобой жертвы. В настоящих боевых действиях так с товарищами не поступают, – старшина то ли шутил, то ли говорил всерьез. – Нас как пить дать выловят.

– Да брось, если всех «накручивать» как надо, то ничего нас не выловят. Мне, наоборот, наша задача больше нравится. У них – скукота. Прийти, щелкнуть фотоаппаратом, передать – и все. – Шимаченков цыкнул губами. – А у нас – полная импровизация. Сказать одному местному, что мы такие разэтакие орнитологи, идем туда, в болото, смотреть на цапель, а самим махнуть через поле в другую сторону. Или перед ментами рисануться и смыться.

– Тебе просто нравится всем мозги пудрить. По мне так – получил задание, уясни конкретно, как и что делать, вот и делай, как положено, – сказал старшина.

– Фомич, никакой у тебя романтики.

– Романтика на гражданке, а на службе – служба.

Фомичевых и Шимаченков вышли к мосту. Старшина достал бинокль. Приложил его к глазам.

– Уже блок посты с ментами поставили.

К мосту подъехал «пазик» с сельскими жителями. Сержант ГИБДД махнул полосатой палочкой. Отдал честь водителю. Тот открыл переднюю дверку. Еще два милиционера по очереди вскочили на подножку и буквально вбежали в салон автобуса. Что-то резко сказали. Пассажиры зашевелились, начали шарить по своим карманам, сумкам, показывать документы.

– Началось, – прошептал старшина Фомичевых.

– Началось, – другим, более воодушевленным, тоном произнес младший сержант Шимаченков. – Слушай, Фомич, есть идея.

Два «диверстанта» вернулись к проселочной дороге. Выбрали подходящее место – возле пригорка. Подождали некоторое время… Пропустили «Москвич-412» без номеров, набитый подростками, четверых мотоциклистов, куда-то спешащих на «Явах», трактор «Беларус» с грязным, весь в навозе, прицепом.

– Вот, – шепнул Шимаченков, – это то, что надо.

По проселку ехал грузовик – «ЗИЛ 130», набитый соломой.

Шимаченков выскочил перед его капотом, замахал руками, то и дело складывая их над головой крест-накрест.

Водитель нажал на тормоз.

– Холера, куды лезешь! – выругался совхозник через открытое окно.

– Земеля, куда едешь? – прикинулся дурачком младший сержант. Он подбежал к кабине.

– Прямо, – махнул рукой водитель и поддал газу. Под капотом с металлическим звоном заурчало.

– Дядька, ты в армии служил?

– Ну, служил. Знаешь… это самое… – водитель задумался… – В Казахстане.

– В Казахстане и мой дед служил.

– Там зимой, знаешь… холодно, а летом… Вот если, к примеру, как сейчас… – ударился было в воспоминания водитель «Зилка».

– Умирали бы от жары.

– Да… Это самое…

Водила мозолистыми и коричневыми от мазута руками достал пачку «Астры» – предложил Шимаченкову.

Тот взял – сигареты были без фильтра, – прикурил, сделал пару затяжек.

– Тут у нас учения идут, – сказал он. – Мне пакет нужно доставить… В Гусев. Подвези.

Водитель курил, но в кабину не приглашал. Хитро щурился, смотрел на Шимаченкова. Младший сержант изобразил на лице доверительное выражение. Водила отметил, что у того форма полувоенная, без оружия. Опасаться, в принципе, нечего. Если чего – монтировка под сиденьем.

– Там ментов много. Проверку устроили, – медленно сказал водила.

– Меня ищут, – гордо выпалил Шимаченков и улыбнулся. – Вот этот пакет. – Он достал из-за пазухи синий пакет. – Только ты никому не говори.

Водила как-то просиял – может, вспомнил детство, своих дворовых дружков, игравших в войнушку, – и согласился:

– Давай в кузов. Только, это самое, сигарету брось. Солому везу…

В боковом зеркале водила проследил, что парень забрался в кузов. С металлодробительным рыком совхозник вставил рычаг скорости. Грузовик затрясся и покатил дальше по проселочной дороге.

8

Слева и справа была то береза, то осина… То елка, то палка сухая под ногой. Смешанные леса, перерытые канавами, бывшими каналами, затопленные болотами. Встречались разбитые старые дома, где когда-то жили лесничие-отшельники, фермеры-хуторяне. Локис шел напролом, по валежнику, по бурелому. Его актуальной задачей было как можно дальше отойти от трейлера, забуриться в глушь. Он не чувствовал, что сильно уж перенервничал, когда вступил в стычку с «черными копателями». Самое неприятное ощущение вызывало воспоминание сухого щелчка за спиной, который издавал «парабеллум» в руках «культуриста». А так, он действовал четко, наверняка и главное – быстро. Прижал противника к земле – в данном случае положил мудаков в лужу, и ушел. Сейчас эти события отходили у него на дальний план, просыпалась боль в затылке от удара колом, начинала печь обожженная рука.

Локис проверил карманы. Ничего не было – ни аптечки, ни электронной карты, ни бинокля, ни ножа, ни электрошокера. А электрошокер мента он выбросил возле мотопомпы.

«Черт, – подумал он, – на нем тоже остались мои отпечатки. Менты то, что их бьешь их же оружием, – не прощают».

В карманах чудом остался закамуфлированный под дешевую зажигалку фотоаппарат. Хоть маленький, но зоркость у него достаточная. Вращаешь колесико – увеличивается зуммер. Чудо шпионской техники. Эфэсбэшники одолжили, не поскупились. Хотя вроде это уже устаревшая модель.

На просеке росли цветы – тысячелистники. Локис остановился, нарвал букетик. Отгрыз каждому цветку «голову», выдавил из стебельков зеленый густой сок, смазал им обожженные руки. На заброшенной дороге нашел подорожник. Приложил его прохладные листья к ожогам.

Теперь Локис передвигался более осторожно, еще более изощренно путал следы, чаще ступал сапогами в болотную жижу. Шел вперед, потом пятился назад, стараясь попасть точно в свой след, иногда с места как можно подальше отпрыгивал, шел в другую сторону, кружил по расходящейся спирали… Даже у самой умной собаки от такой «чехарды», которую вытворял со своими следами старшина спецназа ВДВ Локис Владимир Олегович, должны были мозги если не закипеть, то уж точно свихнуться. Кроме того, обнаружив в лесу помет, лосиный или какого-нибудь другого зверья, Локис, совершенно не морщась, хорошенько обмазывал им подошву сапог.

Пока он совершал все эти для него вполне незамысловатые действия – для десантника это нормальный рабочий момент, школа выживания, «начальные классы», – на ходу прикидывал, что ему делать дальше:

«Озлобленный мент, конечно же, повсюду раструбил, что скрылся опасный преступник. Отпечатки на ноже и на шокере работают против меня. Мою личность давно идентифицировали. Развернули поиски. И если сейчас найдут, не важно кто – погранцы, эфэсбэшники, не говоря о ментах, – то сразу же „закроют“. Пока буду сидеть под замком – столько воды утечет. Доказать, что я не убийца, надеюсь, эксперты смогут. Но сколько времени на это понадобится…»

Впрочем, о перспективе попасть в руки погранцам или сотрудникам ФСБ (конечно, не «ментам») он уже думал в трейлере. Поэтому возможность добровольной сдачи себя он даже не рассматривал. А с другой стороны, куда же деваться? Не вечно же быть в бегах? Может, самому попробовать достать этих «могилокопателей»? Вывести их на чистую воду и отдать «органам», а потом следаки разберутся, кто прав, а кто виноват. Конечно, он понимал, что одному в неизвестной местности, в неизвестном ему городе, когда за ним охотятся целыми воинскими частями, произвести собственное расследование задача почти нереальная.

Локис представил себе полковника Белогурова. Представил, как Анатолий Иванович грызет свой ус, пыхтит, краснеет от гнева, курит одну за другой сигарету. «Анатолий Иванович боевой офицер, он никогда не поверил бы, что ни с того ни с сего его боец, которому он полностью доверял, зарезал другого его бойца, – рассуждал Локис, – и притом во время ответственной, приближенной к боевой операции. В принципе, я бы и сам никогда в этот бред не поверил: Так, а что бы я сделал, если бы у меня случилась такая ситуация с моим подчиненным? – думал Локис. – Первым делом я захотел бы сам, с глазу на глаз, без посторонних, с ним потолковать, выяснить что к чему. А как это сделать? Наверняка Анатолия Ивановича уже предупредили, что меня разыскивают, что я главный подозреваемый в убийстве. Кроме того, к нему тоже – сто процентов – приставили тихарей. Таким, как он, боевым офицерам особисты не очень-то доверяют. Такие, как Анатолий Иванович, чтят честь своего мундира и не станут сотрудничать с ними. А значит, полковник Белогуров, в свою очередь, не доверяет им. И что же из этого следует? Анатолий Иванович не сдаст им „контрольную точку“ и наших ребят „шпионов“, которые на эту точку выйдут. Поэтому сейчас он их, законспирированных в Калининграде, ожидающих сигнала о встрече, трогать не будет, чтобы их не цепанули эфэсбэшники… Анатолий Иванович, конечно, понимает, что мне некуда податься и только мой выход на них – это шанс ему поговорить со мной, может быть, и помочь мне».

Проблема была в том, что Локис также не знал своих связников – это было сделано для чистоты эксперимента. Паролем для «распознания» были те самые фотографии аэродрома, которые его группа должна была сделать. Если фотографий в условленном месте не было или были какие-нибудь не те – «левые» фотки, подкинутые погранцами, – то связники на личную встречу не выходят…

Все умозаключения, которые возникали в голове Локиса во время бега, ориентирования на местности, обработки ран, приводили его к одному и тому же выводу – ему необходимо продолжать выполнение задачи, то есть идти на аэродром, фотографировать объект и выходить на ребят-«шпионов» в Калининграде. А они уже выведут его на полковника Белогурова. Дальше все разъяснится.

Сомнения рассеялись окончательно. Старшина спецназа ВДВ Владимир Локис в одиночку продолжал выполнять задание, тем более для него никто его не отменял.

Локис по памяти восстановил маршрут следования – представил карту, схему дорог. По солнцу, мху на деревьях, немного погодя и по указателям на шоссе – определил место своего нахождения. Аэродром должен был быть совсем неподалеку.

На дороге старшина заметил продвижение колонны с вооруженными солдатами, было ясно, что искали его. Локис быстро и бесшумно углубился в лес.

9

Микроавтобус, петляя по лесным дорогом, переваливаясь словно утка на ухабах, иногда буксуя в черных лужах, проползая брюхом по грязи между колеями, выехал на берег реки Прохладной.

– Это место, в отличие от других, настоящий Клондайк, – Антон обращался к Николаю Прокопьевичу.

– Тебя послушать, каждое новое место – золотое дно и алмазная жила, – буркнул в ответ Николай Прокопьевич.

Ему не очень нравилось выезжать с братом на «полевые раскопки». Возиться с дохлыми мухами – одно, а с человеческими останками – это совсем другое. Это противоречило его натуре. Если бы не большие деньги, которые мог принести скелет фашиста, то Николай Прокопьевич постарался бы увернуться от предложенной братом работы.

– Вон и мои орлы.

Сидевший за рулем Антон остановил микроавтобус и кивком головы указал в сторону речки.

– Копают берег Чечёра Экскаваторщик и Грубас Робокоп. Они не в курсе. Это просто рабочая сила. Бери больше, кидай дальше.

– Что за имя – Чечёра? – удивленно спросил Николай Прокопьевич.

– На хер мне его имя. За бутылку копает, как бешеный. Даже не видит, что в земле лежит. На три метра вокруг себя разметает любые недры. Глина не глина, камень не камень. Правда, столько ценных предметов перемалывает. Когда говорим ему, ты чё, не видишь? Отвечает: чё да чё… В общем, Чечёра.

– Экскаваторщик – потому что так хорошо копает?

– Нет – бульдозером умеет управлять.

– Д-а, понятно, – протянул Николай Прокопьевич. – А Грубас?

– Папа у него поляк, был. В Польшу от его мамаши сбежал. Говорят, он его Робертом назвал. Поэтому Робокоп – Роберт копатель. А грубас – по-польски – толстый. Видишь, какой жирдяй. Ленивый. Всегда подгонять нужно. Давно бы погнал его взашей. Да как-то все жалко. – Антон поковырял спичкой в зубах – по дороге, за рулем, он съел пару бутербродов с колбасой, жилка застряла между зубами. – А вон еще один, – Антон показал на резиновую лодку, что плавала на середине реки.

Парень с маской и каким-то прибором в руке приподнялся, наклонился за борт лодки и плюхнулся в реку. По темной воде пошли круги.

– Этот в курсах, – сообщил Антон. – Молодой, головастый. Веник Огнеметчик.

– Почему Веник? – Николай Прокопьевич чувствовал себя намного старше каждого из этой гробокопательной братии. Он никогда не любил клички. Как-то это не солидно. Тем более для мастера – почти ювелира, каким он себя считал: имя и фамилия – это клеймо и знак качества. Николай Прокопьевич Скорняшко, конечно, не Фаберже, но он уже прикидывал, как с помощью раздобытых средств от костей фрица переоборудует мастерскую и увеличит ассортимент своих произведений.

– А Веник… Потому что Вениамин. Огнеметчик… Маленький мальчик нашел огнемет. Теперь шашлыки он бесплатно жует… Откопал фашистский огнемет и починил. Радовался, как ребенок, поджаривал, что ни попадя, чуть поляну к чертям не выжег. Бывший студент. В компьютерах шарит. По Интернету лазит. В общем, помог мне кое в чем. Надеется, что я ему по-честному заплачу… Придется поделиться. О настоящей цене догадывается, но мы, – Антон улыбнулся брату, – настоящую ему не скажем. Честно признаюсь, он мне нужен. Вернее, его идеи. Говорит, в этом месте на реке должно что-то быть. Грандиозное. Вон видишь, с металлоискателем и эхолотом ныряет.

– А как тебя кличут? – спросил Николай Прокопьевич.

– Да так же, как есть. Антон Прокопыч. Ничего и выдумывать не надо – Копай Прокопыч, прокопай, Прокопыч.

– И что ты мне предлагаешь делать?

– Идем. Здорово работягам! – крикнул Антон «черным копателям».

– Здорово, Прокопыч, – откликнулись Грубас Робокоп и Чечёра Экскаваторщик.

Грубас тут же разогнулся, оперся на черенок лопаты и стал вглядываться в фигуры приезжих. Делал он это долго и внимательно.

– Давай-давай, продолжай, – прикрикнул на него Антон.

Братья зашли в туристический трейлер, стоявший на берегу. Из-под кухонного шкафчика Антон достал ноутбук. Включил. Загорелся экран. Антон кликнул на иконку с нарисованным зеленым глазом, которая высвечивалась в центре экрана. Открылась черно-белая фотография.

Немец средних лет в форме полковника Вермахта. Лицо мужественное, но довольно топорное – квадратный лоб, квадратный подбородок, длинный прямой нос. Белые невидимые брови и ресницы. На мундире – крест. Взгляд надменный.

Вторая фотография – он же, вытянувшись в струнку со вскинутой рукой. Рядом какие-то высокие чины. Перед ними стол с бутылками вина и богатой закусью.

– Празднуют, суки, день рождения Гитлера, – объяснил Антон. – Есть надпись на обороте фотографии – апрель 1942 год, – а теперь эта черепушка здесь. – Он вытащил черный мешок, потряс им.

В мешке что-то «костно» хрустнуло, словно тюкнулись два бильярдных шара.

Николаю Прокопьевичу стало не по себе.

– Шишка довольно большая, и как я уже говорил – дворянин.

Антон закрыл фотографии фашиста, кликнул на соседнюю иконку.

На экране появилась пожилая дама с острыми чертами лица, круглыми голубыми и чрезвычайно печальными глазами. У нее был маленький рот с тонкими губами, которые она, в силу своего характера, научилась в случае надобности крепко держать на замке. Чувствовалось, что ей довелось многое пережить, но свою самую дорогую ценность – дворянскую гордость – она ни на йоту не утратила.

– Это его жена. Еще жива. Баронесса.

Под фотоизображением была надпись:

«Engelberta von Pfeifelhoff»

– Энгельберта фон Пфайфельгофф, – Антон не прочитал, а заученно правильно произнес.

Прокопыч закрыл фотографию баронессы и кликнул еще на одну иконку.

Всплыл портрет примерно пятидесятилетнего немца. Сразу было видно, что это сын женщины с предыдущего портрета. Черты лица, как у матери. Однако взглядом, расположением бровей, сжатостью губ и общим своим видом напоминал того фашистского полковника.

– Сын, наследник. Богач. Даже по немецким меркам. Понятно, что ему как дворянину память о папике – армейском офицере, который начал свою службу еще до Гитлера – святая.

Под фотографией стояло «FFFFF»

– Видишь, как выпендривается, подписывается кренделями. Нашел я его – Фердинанд фон Пфайфельгофф. Типа круто – пять «фэ» в его дворянском имени и фамилии. Я думал – должно быть шесть. Но этот «фон» не считается и у них пишется по-другому. Немцы вообще вольтанутые, зачем одно и то же «фэ» разными буквами обозначать…

– Да-а… Серьезно… Это очень серьезно, – протянул Николай Прокопьевич.

– И бабки обещают быть серьезными, – от удовольствия потирая руки сказал Антон. – Через три дня сын и жена приезжают. Вероника должна их встретить. А мы их привезем сюда, на место его гибели. Они хотят посмотреть, где и как он пал на поле боя. При них надо его достать – условие, чтобы аккуратно все было, с марлечками, тряпочками, кисточками, как на археологических раскопках. Этим займемся ты, я и, может быть, еще Веник Огнеметчик. Насчет него, я еще подумаю.

– Как это достать? – удивился Николай Прокопьевич, – Ты уже его достал – он же в мешке.

– Слушай сюда. Пришлось его выкопать. Наши грохнули его в другом месте – на берегу реки Ульяновки. Однако там из-за этих, помнишь, я тебе говорил, не то туристов, не то бежавших солдат, менты и эфэсбэшники крутятся. Туда немцев нельзя. Мы пойдем, похороним его тут. Положим в позу, как будто он здесь на пулю нарвался. Тут тоже неслабый бой был. Потом при них как бы заново и откопаем.

– Я же этим ни разу не занимался! – взвился Николай Прокопьевич.

– Ради таких бабок – позанимаешься. Не делиться же мне с этими ханыгами, – Антон кивнул в сторону Чечёры Экскаваторщика и Грубаса Робокопа.

– Так что там, на Ульяновке, все-таки произошло? – насторожился Николай Прокопьевич.

– Мудак с ножом накинулся на другого мудака. Мы хотели разнять, но не успели. И, понимаешь, все это на территории наших раскопок. Падлы. Никто их не трогал. Объявились вдруг, давай понты раскидывать.

– А ты точно в этом не замешан? – Николай Прокопьевич почувствовал, как у него в душе зародилось нехорошее предчувствие.

– Да пошел ты! – неподдельно возмутился Антон. – Участковый все разузнал. Отпечатки пальцев мудилы есть на ноже – орудии убийства, они сняты и заверены. Уже морда этого урода на каждом столбе во всех деревнях развешана. Конечно, в свидетели меня и всех этих запрягут. Я не спорю. Пускай бы этот козел подольше побегал. Или еще пусть бы лучше сдох в этих болотах. А то теперь ходи из-за него, показания давай. Мы, покамест, свое дело бы сделали. Может, там и перебрались бы в более солнечную страну.

Входная дверь «домика на колесах» открылась. В просвете показался Веник Огнеметчик. Полотенцем он вытирал свои кудрявые русые волосы.

– Я его нашел…

– Что? Еще один фриц? – спросил Антон.

– Нет, круче, – загадочно улыбнулся Веник Огнеметчик.

– Да, ладно тебе, что может быть круче этого фрица? – не поверил Прокопыч.

– Фриц, как говорится, это уже пройденный этап. Пять тыщенок евриков, – Веник Огнеметчик выделил тоном слово «пять», – у нас в кармане.

– Откуда ты знаешь? Фашистенок сказал, что вначале задаток, а полный расчет – только в Германии, и только после полного анализа ДНК.

– Полный анализ ДНК у него уже есть. По тем крошкам, которые ты им подсунул, они уже его сделали, – Веник Огнеметчик перестал натирать свою голову полотенцем, повесил его на косяк двери.

– Как ты это узнал? – забеспокоился Антон.

– Друзья помогли. Научили меня, как вскрыть его электронный ящик. Этот евромиллионер – полный чайник в компьютерах. Хотя он и не миллионер… Так, деньжата водятся… Ему сообщили, что это на самом деле кости его фатера.

– От, блин, фриц, вот, блин, жулик… – зарычал от злости Антон.

– Фификус, – ни с того ни с сего произнес Николай Прокопьевич.

– Что? – переспросил Антон.

– Не фификус, – поправил Николая Прокопьевича Веник Огнеметчик, – а, если выражаться по-немецки точнее, – пфиффикус – пройдоха по-нашему, то есть сволота.

– Да заткнись ты, фикус-пикус… Немецкая сука он… Вот он кто! Говорил, для предварительного анализа ему нужна всего лишь «горстка праха отца»… А для полного – уже целые кости… Гаденыш… Надурить хотел… Даст задаток, три копейки, вывезет папашку в Германию, а потом хер нам покажет. От, блин, жучара… – возмущался Антон, – а еще бундэс фээргэшный с дворянской честью…

– Во всем мире анализ ДНК научились снимать с одного волоска, – ухмыльнулся Веник Огнеметчик. – На того фрица мы могли бы в «общество» пожаловаться. Пятерку так и так получили бы…

– Блин, пятерку… – раздосадовал Антон, но осекся… – Эту пятерку еще выудить надо.

– Да ладно, успокойся. У меня другая идея есть, – воодушевленно произнес Веник Огнеметчик.

– Да ну, блин, у тебя идей в башке, как головастиков в теплой луже, – раздраженно сказал Антон.

– Знаете, что я обнаружил на дне речки?

Веник Огнеметчик шагнул к висевшему на вывернутом шурупе джинсовому комбинезону, засунул руку в карман и достал из него мобильный телефон. Парень включил блютуз, подошел к ноутбуку, врубил Интернет и набрал «Яндэкс.ру»…

– Это хорошо, что ты догадался вскрыть его писанину. Это хорошо… – зациклился Антон.

Николай Прокопьевич украдкой поглядел на черный полиэтиленовый мешок, в котором находились кости фрица. Когда в трейлер вошел Веник Огнеметчик, Антон ногой запихал этот мешок под свою табуретку. Николай Прокопьевич с ужасом и брезгливостью представлял, как будет закапывать останки фрица. А потом откапывать их перед старушкой-баронессой.

– Посмотрите сюда, – сказал Веник Огнеметчик.

Антон и Николай Прокопьевич глянули на экран.

– На моем эхолоте я засек именно его, – довольная физиономия Веника Огнеметчика просто сияла.

– Так ведь это… – воскликнул Николай Прокопьевич.

– Да-да, – кивнул Веник Огнеметчик.

– Что это? – недоверчиво скривился Антон. – А ты откуда знаешь? – спросил он у брата.

– В свое время я интересовался техникой Второй мировой войны, – Николай Прокопьевич наконец-то почувствовал, что он может знать что-то лучше, чем его брат.

– Да, да! – подтвердил Веник Огнеметчик, – Это он… И таких почти не осталось. Знаешь, за сколько его можно загнать? Если, конечно, удастся вывезти…

– Короче, – перебил его Антон, – может быть, твоя идея и неплоха:

– Сейчас Антону было не до новых прожектов неугомонного Веника Огнеметчика. Ему необходимо было как можно быстрее сбагрить его с глаз долой и заняться с братом насущным делом.

– Бери Грубаса и Чечёру, – резко сказал он Венику Огнеметчику, – подготавливайте берег. Скопайте его… Сделайте пологим. Прикинь, куда лучше бульдозер подогнать… Ну, ты сам знаешь, что делать. Что я объясняю… А мы тем временем с братом прогуляемся по лесочку. Кое-что еще посмотреть надо.

– Да что там смотреть. Я уже тут все осмотрел. Все интересное не в лесу, а на реке, – с видом знатока ответил Веник Огнеметчик.

– Может быть, ты что-нибудь просмотрел. Давай, организовывай трудяг, – Антон чуть ли не грудью выставил Веника Огнеметчика из «домика на колесах».

– Эй, Робокоп… Чечёра… Бросай копать, идите сюда… – крикнул Веник Огнеметчик и замахал руками. – Грубас, блин, я не говорил, чтобы ты бросал лопату…

Антон наблюдал за ними через окно в трейлере. И когда трое «черных копателей» наконец отправились подальше к берегу реки, он сказал Николаю Прокопьевичу:

– Давай, брат, бери мешок и пойдем.

– Мне это нести? – замялся Николай Прокопьевич.

– Если я понесу, то Веник догадается, что в мешке, а так подумает, что я тебя буду учить поверхностную разведку производить.

В мешок с костями фрица Антон бросил две лопаты и мотыжку.

– Ты что? – возмутился Николай Прокопьевич. – Ты же все его кости переломаешь.

– Да они и так все раструщены. Фиг с ними. В черепе во такая дырища, – показал он на своей голове и заржал.

– Иди ты… – плюнул Николай Прокопьевич.

Они вышли из трейлера и огляделись по сторонам.

«Черные копатели» шурудили лопатами возле берега. Веник Огнеметчик, конечно же, подозрительно глянул в сторону братьев. Однако, увидев мешок с торчащими из него инструментами, как и рассчитывал Антон, парень успокоился.

Его взгляд перехватил младший из Прокопычей.

– Умный, зараза. Перепрячем кости, он будет сговорчивее. Согласится на наши условия. Правильно думаю? – спросил Антон у Николая Прокопьевича.

– Ты его лучше знаешь. Это ваши дела.

– Теперь это и твое дело. Наше семейное.

Братья обогнули «домик на колесах» и направились в лес. Отошли от лагеря метров на шестьдесят.

– Стоп, под этой елкой его и закопаем…

– Давай чуть-чуть дальше, там более живописный холмик, – предложил Антон.

– Да какая разница, мы же не склеп собираемся ему строить.

– Не скажи. Старушка баронесса увидит красоту, прослезится. Может, и торговаться не станет.

– Ладно. Под холмиком, может, оно и лучше. Как будто приподнялся неосмотрительно, пулю в лоб получил и свалился, – согласился с братом Николай Прокопьевич.

Мужчины вырыли яму – неровную и не очень глубокую. Положили кости – придали скелету нелепую позу – как будто человек упал с небольшой высоты. Николай Прокопьевич работал в перчатках, медленно раскладывая и перекладывая останки. Силой воли он сдерживал брезгливость, ему казалось, что он ужасно кощунствует, дотрагиваясь до костей усопшего. Пусть и фашиста. Антон работал голыми руками – давно ко всему привычный.

Наконец братья сделали дело и засыпали яму. Николай Прокопьевич аккуратно заложил ее дерном.

– Да не старайся ты. Я же предупредил, что мы раскапывали и следили за этим местом.