Текст книги "Совокупный грех"

Первый подозреваемый

Вопреки обещанию проводить меня в гостевой домик Зоя выходить из основного дома не стала. Во-первых, одеваться не хотела, а во-вторых, статус богатой хозяйки не позволял провожать нанятого работника к челяди. Ладно, я не обидчивый и сам дойду. Я надел обувь, накинул на плечи куртку и, оставив Зою в холле, выскочил за порог и перебежал к гостевому домику. Дверь оказалась открытой, и я, не постучавшись, вошел внутрь. Конечно, по сравнению с особняком Шумилиных гостевой домик был сир и убог. Но, разумеется, по сравнению с особняком. Для обычного гражданина он считался бы хоромами. Два этажа, примерно сто пятьдесят метров жилой площади, автономная водяная отопительная система, канализация – что еще нужно для счастья простому российскому обывателю? Я бы тоже не прочь такой заиметь. Просторная кухня, совмещенная со столовой, комнаты, бойлерная, туалет, ну и подсобка для каких-нибудь хозяйственных нужд, а может быть, и жилая комната. Двухпролетная полированная лестница вела на второй этаж. Все, решено, если к тому времени, когда выйду на пенсию, не построю себе такой дачный дом, то пойду работать охранником на дачу к крутому бизнесмену.

Счастливчик охранник, живущий в таких хоромах, уже встречал меня у порога. Это был широкоплечий, плотный, чуть выше среднего роста мужчина лет сорока пяти, одетый в камуфляж. Лицо у него широкое, мясистое, но без признаков злоупотребления алкоголем. Подбородок округлый, твердый, полные губы плотно сжаты, лоб низкий, в бледно-голубых глазах под кустистыми бровями настороженность. Судя по выправке, короткой солдатской прическе и задубевшей, очевидно, на полигонах коже, охранник из бывших военных.

– Здравствуйте, – сказал я, протягивая руку для приветствия. Церемониться не стал, чай, не из господ Шумилиных, представился по-простому, без отчества. – Игорь Гладышев.

Мужчина сильно сдавил мою ладонь, но я был наготове – спортсмен все же, меня не так-то легко заставить поморщиться от чересчур крепкого рукопожатия.

– Тимофей Легков, – назвался мужчина, окая, как говорят волжане. – Владимир Алексеевич меня предупредил, что вы зайдете побеседовать. Проходите, пожалуйста, разувайтесь, снимайте куртку.

Я повесил куртку на крючок, скинул обувь, но вот тапочки надевать не стал, потому что здесь были постелены половики.

– Проходите в мою комнату! – охранник шагнул к ближайшей двери и распахнул ее.

Я воспользовался приглашением и вошел в помещение. Это была приличных размеров комната с хорошей кроватью в ней, обеденным столом, шкафом и, что меня удивило и порадовало, системой видеонаблюдения, стоящей у дальней стены на компьютерном столике. Если есть видеонаблюдение, значит, можно кое-что узнать и о преступнике, совершившем кражу.

Я хоть и не психолог, все же понимаю: чтобы добиться задушевной беседы с незнакомым человеком, надо его к себе расположить. Вот я и спросил:

– Откуда вы, Тимофей, с таким приятным горьковским «оканьем»?

Наверняка не каждый в Москве говорил ему подобные комплименты, все больше над его говором посмеивались, а тут вдруг я похвалил, да еще с Максимом Горьким сравнил. Любой растает. Не стал исключением и Легков.

– Я с Поволжья из Иваново, у нас там все так говорят, – ответил он, и его широкое лицо расплылось от довольной улыбки. – Я всю жизнь пытаюсь избавиться от этого говора, но никак не получается.

– Да и не надо, мило звучит. – Я указал на стул. – Можно присесть?

– Да, да, конечно, – засуетился Легков и выдвинул из-под стола стул.

Я уселся и положил руку на стол.

– А здесь-то как оказались?

Легков сел на стул напротив меня. Очевидно, живущему в одиночестве охраннику не с кем было перемолвиться словом, и он был рад общению с новым человеком, говорил охотно.

– Получилось так, что я в армию попал служить в родные края. После службы остался прапором. Обзавелся семьей, долгое время жил в Иваново, а потом перекинули на Урал. Жена ехать туда наотрез отказалась. Я там пять лет отслужил, а затем под сокращение попал и меня уволили. Когда вернулся домой, оказалось, жена себе другого мужика нашла, – прапорщик в отставке помрачнел, – в общем, разошлись мы с ней. Деваться некуда, квартира у нее осталась, вот я сюда и подался охранником.

– Ясно, – с понимающим видом кивнул я и глянул в окно, через которое был виден двор. Из дома вышел Шумилин и направился к своему «Рейндж Роверу». Адвоката видно не было, очевидно, он поджидал его на улице в своей «Хонде», возле которой я припарковал свой «БМВ». Перевел взгляд на Тимофея. – Да, незавидная у вас история.

– Ну, почему, – пожал он плечами. – Мне здесь нравится.

– А кто вам помог сюда устроиться на работу? – поинтересовался я мимоходом, не рассчитывая услышать в ответ нечто необычное. Ну, каким образом мог устроиться на работу охранник? Через агентство наверняка. Или в крайнем случае по рекомендации знакомых. Но то, что ответил Легков, меня озадачило.

– Зоя Павловна, – проговорил он, тоже наблюдая за действиями своего хозяина. – Она моя дальняя родственница, седьмая вода на киселе, правда, но тем не менее, дай бог ей здоровья, помогла вот сюда устроиться, замолвила перед Владимиром Алексеевичем словечко.

«Что же, Зоя не могла найти более достойного применения сил для своего родственника в бизнесе супруга, чем работа охранника?» – подумал я недоуменно и хотел было спросить об этом у Тимофея, но тот вдруг озабоченно проговорил:

– Извините, Игорь, я сейчас Владимира Алексеевича выпущу! – Он подхватился, вышел из комнаты, а потом и из дома и остановился на крыльце. С помощью пульта дистанционного управления открыл ворота, а когда хозяин выехал со двора, закрыл их и вернулся в комнату.

Пока он ходил, я передумал спрашивать Легкова о его взаимоотношениях с богатой родственницей. Если Зоя устроила родственника охранником, а не каким-нибудь заместителем директора, то, значит, ей так было нужно. И спросил я Тимофея совсем о другом:

– А что, у Владимира Алексеевича нет пульта дистанционного управления?

– Есть, – солидным тоном проговорил охранник. – И он часто им пользуется. Но если я вижу, как он уезжает или возвращается, то открываю и закрываю за ним ворота. Уважение-то нужно проявлять.

– А с хозяйкой он ладит? – задал я каверзный вопрос.

Не следовало мне, наверное, так скоро выказывать излишнее любопытство, интересоваться столь интимными вопросами. Охранник еще не был готов откровенничать со мной, потому он и замялся.

– Ну-у, как сказать… – пробормотал он.

– Говорите, говорите! – подбодрил я его. – Для расследования дела важны любые мелочи. Разговор останется между нами.

Поощренный моими словами, Легков осмелел и пробубнил:

– Так это не мелочи. – Он внимательно взглянул на меня, словно прикидывая, насколько мне можно доверять, вероятно, решил, что можно, и прямодушно заявил: – Бьет он ее. Я даже не ожидал, что такой интеллигентный человек может так относиться к женщине, своей жене. Зверь лютый. Мне-то иной раз удается увидеть такое, что не приведи господь. Я даже хотел пару раз вмешаться, но Зоя не велит.

Я смутился – не такую уж явную откровенность рассчитывал я услышать от охранника, решившего вдруг обсуждать с первым встречным вопросы личных взаимоотношений хозяев, не сплетник я. Чего это он вдруг разболтался? Обычно обслуживающий персонал предпочитает придерживать язык и не обсуждать с «чужими» дела «кормильцев» – мало ли как аукнется сплетня, узнают, с работы выгонят.

– Кхм, – кашлянул я в кулак и пробормотал: – Ну, ладно, это их проблемы. Ты мне лучше вот о чем расскажи, – перешел я к основной части своего визита к охраннику. – Как работает система видеонаблюдения?

Не знаю, грамотно ли я задал вопрос, но Тимофей меня понял. Он оглянулся на стоявший позади него столик с аппаратурой.

– Да без проблем. Хорошо работает. Всего шестнадцать камер: пять стоят в большом доме, две в маленьком и девять на улице.

То, что камеры стоят внутри дома, для меня не явилось неожиданностью, поскольку Зоя говорила о возможном видеонаблюдении, но я сделал вид, будто удивлен:

– Так что, Тимофей, раз камеры в доме установлены, ты видишь все, чем хозяева занимаются? Во всех подробностях?

Хоть я и старался говорить нефривольно, Легков понял мой вопрос по-своему. Он усмехнулся и покачал головой.

– Нет, Игорь, не во всех подробностях. Во-первых, в большом доме камеры установлены в местах общего пользования: по одной в холле, столовой и бассейне, две на втором этаже в коридоре. А во-вторых, у хозяев есть возможность отключать в доме видеокамеры. Кому же охота, чтобы за тобой весь день наблюдали, как за обезьянами в клетке. Потому, когда хозяева уходят из дома, они включают камеры, а когда возвращаются – отключают. Но иной раз забывают выключить, и тогда у меня действительно есть возможность понаблюдать за их жизнью. Веселого мало. Потому я звоню им и прошу отключить камеры. Не хочу смотреть на это безобразие, – снова сел на своего любимого конька Тимофей. – Меньше знаешь, меньше за свою родственницу переживаешь…

Из того, что Легков мне наговорил, я понял одно: напрасно Зоя волновалась, что в кабинете за нами могут подсматривать. Подсматривать-то нет, а вот прослушивать?..

– А жучки нигде не установлены? – задал я очередной вопрос, вновь игнорируя развитие темы отношений супругов Шумилиных.

Охранник был несколько разочарован моим упорным нежеланием перемыть косточки его работодателям, однако виду, что огорчен, не подал и так интересующий его вопрос оставил в покое.

– Чего не знаю, того не знаю, – развел он большими руками, которыми запросто можно свернуть крепкому мужчине шею. – У меня такой аппаратуры нет. Да и у хозяина, думаю, тоже. Если бы была, то я наверняка о ней узнал – шило в мешке не утаишь, сведения о прослушке обязательно бы всплыли.

– А как расположены видеокамеры в гостевом домике? – продолжал я пытать охранника.

Он терпеливо ответил:

– Одна на первом этаже, охватывает коридор, столовую и кухню, другая – коридор второго этажа.

– Ну а на улице? – не отставал я.

Тимофей, отлично знавший систему видеонаблюдения, ответил без запинки:

– Четыре видеокамеры установлены по четырем сторонам большого дома, по одной на входе, во дворе и в саду и две на углу забора с внешней стороны.

– Отлично, Тимофей, – не знаю, зачем похвалил я охранника. – Вы, наверное, догадываетесь, с какой целью я пришел к вам?

Разговор перешел на неприятную для охранника тему, все же сейф обчистили в то время, когда он один находился дома и, получается, проворонил вора. Тимофей вздохнул:

– Знаю, по поводу кражи, что произошла два дня назад.

– Точно, – подтвердил я с печальным видом, будто выражая соболезнование по поводу происшедшего. – Что вы можете сказать про кражу?

– А чего говорить-то? – выпятил нижнюю губу Тимофей, от чего стал похож, мягко говоря, на не очень умного человека. – Я весь день был в доме, никуда не отлучался, никто не входил в дом, никто не выходил из него. Но деньги пропали.

Я чуть наклонился к охраннику и перешел на задушевный тон:

– А чем занимались-то весь день, товарищ прапорщик? Расскажите!

Легков откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и задумался.

– С утра, как обычно, Елену, это домработница наша, – после паузы заговорил он, вспоминая события двухдневной давности, – впустил во двор. Она в этот день рано пришла, в семь часов, связалась со мной по видеодомофону, я и открыл дистанционно срабатывающий дверной замок. До половины двенадцатого она убиралась в доме, я в это время двор от снега чистил, тот, что за ночь выпал. Потом Елена ушла, а в двенадцать часов и хозяева стали собираться. Они вышли на улицу, сели в автомобиль и уехали. Когда хозяева укатили, я вошел в гостевой домик и больше не покидал его до их приезда. Валялся, телевизор смотрел, читал вот, детективчик, – охранник указал на лежавшую на кровати книжку про спецназ. – В десять часов прибыли хозяева, я открыл им ворота и вновь зашел в домик.

– А мы можем сейчас посмотреть запись, которая делалась с видеокамер в тот день? – поинтересовался я. – Хочу убедиться в том, что все сказанное вами соответствует действительности.

– Почему же нельзя? – проговорил Легков безразлично, но мне показалось, что безразличие это напускное. – Давайте посмотрим.

Охранник поднялся и пересел за компьютерный столик с аппаратурой для видеонаблюдения. Я передвинул свой стул и пристроился рядом. Памяти для записи видеорегистратора хватало на четыре дня, кража произошла два дня назад – в четверг, 12 февраля, так что файл все еще сохранялся на жестком диске и его можно просмотреть. Легков отмотал видеозапись назад до того момента, когда домработница сообщила ему по видеодомофону о своем приходе и он открыл ей замок на калитке. Самого охранника видно не было, он находился в гостевом домике и оттуда производил нужные манипуляции. На записи с видеокамеры, расположенной во дворе, было видно, как калитка, освобожденная от удерживающего ее запора, вдруг сдвинулась с места, потом распахнулась и во двор вошла невысокого роста полноватая женщина. Она прошествовала к крыльцу главного дома – на камере, установленной на входе, на мгновение мелькнуло ее простоватое лицо – и исчезла в доме. Потом вышел Тимофей, взял лопату для уборки снега и стал возиться во дворе. Те места на записи, когда ничего интересного во дворе не происходило, мы просматривали в режиме ускоренного воспроизведения, а вот когда начиналось какое-либо движение, включали на обычный. Все действительно соответствовало тому, что говорил охранник: в одиннадцать тридцать ушла домработница, в двенадцать уехали хозяева, – и в доме включились камеры, – в двадцать два десять они вернулись, охранник все то время, когда Шумилины отсутствовали, из гостевого домика не выходил. Это подтверждалось видеозаписью и счетчиком времени на ней. Пока мы просматривали запись, я краем глаза наблюдал за Легковым. От моего внимания не ускользнуло то, что он не очень сильно, но все же нервничал. «Интересно, товарищ прапорщик, если вы ни в чем не виноваты, то чего же вы так волнуетесь?» – подумал я и, несмотря на недовольство Тимофея, потребовал, чтобы он вновь включил видеозапись сначала.

– Да вы что, Игорь, – пробурчал Легков. – Сколько можно смотреть одно и то же?

– Пока не узнаем, кто обокрал хозяев! – отрезал я, и охранник больше возражать не стал, подчинился моему требованию.

«Какой же момент видеозаписи вызывает у тебя, Тимофей, такое беспокойство?» – размышлял я, заставляя Легкова крутить видеозапись и в ускоренном режиме просмотра, и в обычном, и в замедленном. И все-таки, хвала моему уму и наблюдательности, понял, в чем дело! В районе шестнадцати часов кусок записи отсутствовал. Я не поверил своим глазам, потребовал у охранника отмотать запись немного назад и снова включить. Действительно, счетчик времени показывал сначала 15 часов 47 минут, а потом запись продолжалась уже с 16:20. Странно! Я озадаченно посмотрел на охранника.

– Это что еще за новости?

– Где? Какие? – искренне изумился Тимофей, однако его бегающие глаза говорили о том, что он прекрасно понимает, о чем идет речь.

– Где кусок записи, я так думаю, самых интересных событий, происходивших в четверг двенадцатого февраля в доме Шумилиных? – проговорил я строгим тоном, сверля собеседника взглядом.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – продолжал прикидываться дураком Легков.

– Да все ты понимаешь! – переходя на «ты», отмахнулся я. – Запись ведется в постоянном режиме, потому провалов в ней во времени быть не должно. А здесь отсутствуют тридцать две минуты видеозаписи. Где они?

Охранник ушел в полную несознанку.

– А я откуда знаю! – возмутился он.

– Знаешь, – ухмыльнулся я. – Пропасть они могли только в том случае, если ты отключил видеоаппаратуру, зашел в дом, взял ключ от сейфа, открыл сейф, забрал из него деньги и документы, а потом полчаса спустя пришел в гостевой домик и вновь включил видеорегистратор.

Лицо Тимофея покраснело так, что стали видны прожилки, а потом неожиданно кровь отхлынула, и он побледнел.

– Да ты что такое говоришь-то?! – волнуясь, оттого сильно «окая», произнес он, тоже переходя на «ты». – Не было такого!

– Тогда объясни, куда делся кусок видеозаписи? – Я стал говорить жестко, бескомпромиссно, как человек, уверенный в своей правоте. – Короче, ситуация такая: Владимир Алексеевич не заявлял в полицию о краже, так как подозревал, что к ней причастен его брат, но раз их взял ты, то я могу прямо сейчас вызвать ментов, и пускай уже они дальше разговаривают с тобой.

– Да не брал я ничего! – вновь возмутился охранник.

– Тогда рассказывай, как было дело.

Легков, набычившись, молчал. Я поднялся со стула.

– Ладно, Тимофей, увидимся в суде, когда я буду выступать свидетелем по делу об ограблении дома Шумилиных, а ты в этот момент будешь сидеть на скамье подсудимых.

Я развернулся и двинулся в сторону двери, но очень медленно, все же давая Легкову шанс что-то изменить, и он этот шанс не упустил.

– Погоди, – проговорил он глухо.

Я не спеша развернулся, охранник сидел, опустив голову, и молчал. У него был вид усталого и опустошенного человека.

– Я не отключал аппаратуру, – проговорил он, медленно поднимая ко мне глаза. – В это время во всем поселке пропал свет. Не было его полчаса. Любой сосед может подтвердить. В это время запись и не велась.

– И ты в это время, – подхватил я, – воспользовался моментом, проник в дом и обчистил сейф?!

– Да нет! – покривился Тимофей, всем своим видом давая понять, что я сказал несусветную чушь. – Ничего я не крал. – Он помолчал немного, словно собираясь с духом, и потом признался: – В этот момент я вообще отсутствовал в доме.

– То есть? – не понял я. – Как это отсутствовал?

– Ну, – замялся Тимофей, а потом выдавил: – В общем, я к зазнобе своей уходил.

Вот это новость!

– Любопытно, любопытно. – Я вновь вернулся на свое место и сел. – А почему на записи не видно, когда ты уходил и когда вернулся?

– Обычно в домике я не включаю видеокамеры, потому что моя жизнь никому, кроме меня, неинтересна, – с какой-то горькой иронией сказал Легков. – Вот и не попал.

Теперь не так давно соловьем заливавшийся охранник был угрюм и немногословен, да и те слова, что он произносил, приходилось из него вытаскивать чуть ли не клещами.

– Но через двор-то ты проходил! – повысил я голос.

– Проходил, – вынужден был признаться Легков и снова умолк.

Короче, я понял – петух птица гордая, пока не пнешь, не полетит.

– Как?! – теряя терпение, рявкнул я чуть ли не в самое ухо собеседнику.

Он очумело глянул на меня, на всякий случай отодвинулся чуть дальше и довольно бодро прошлепал полными губами:

– Между камерами, установленными во дворе и саду, есть небольшое непросматриваемое пространство. Если вылезти с задней стороны гостевого домика в окно в сад и пройти до конца стены, а затем по диагонали в дальний угол сада, то ни одна, ни другая камера тебя не запечатлеет – не хватает угла обзора. Наш дом крайний в поселке, и там, на углу, как я говорил, стоят еще две камеры. Одна обеспечивает обзор внешней стороны забора в одну сторону, другая в другую. Если перелезть забор в этом месте между камерами, то тоже не попадешь в их поле видимости. Но, разумеется, никто, кроме меня, об этом не знает.

Черт, нужно было раньше прикрикнуть на охранника, давно бы уже истины от него добился.

– Кхм, – удивился я, несколько шокированный прямодушием и бесхитростностью прапорщика в отставке. – Даже не знаю, что сказать, Тимофей.

Я ненадолго замолк, раздумывая. В конце концов, какое мое дело, обманывает хозяев охранник или нет. Для меня главное найти украденные деньги и документы.

– Ладно, – изрек я, приняв решение, и, словно ставя точку в своем вердикте, легонько стукнул себя рукой по колену. – Твоя подруга может подтвердить, что с пятнадцати сорока семи и до шестнадцати двадцати ты находился вместе с нею?

– Почему бы и нет? Конечно, может, – произнес Тимофей обиженно, словно я заподозрил его подругу в том, что она стерва и соврет, подставив своего бойфренда.

– Тогда назови имя, адрес, позвони сейчас ей при мне и предупреди, что я скоро подъеду, – распорядился я.

– Записывай, – ни секунды не раздумывая, согласился Тимофей.

Я взял из лежащей на столе стопочки листков бумаги для заметок один квадратик, ручку и приготовился писать.

– Вероника ее зовут, Лаврухина, – чему-то улыбаясь, возможно, воспоминаниям о приятно проведенном с зазнобой времени, сообщил Легков. – Живет она в получасе ходьбы отсюда в деревне Окатышково. Дом сорок семь.

Я записал координаты женщины на листке бумаги и потребовал:

– Звони давай!

Тимофей без промедления достал мобильник, набрал нужный номер и, дождавшись соединения, немного тушуясь, проговорил:

– Вероника, это… здравствуй. Тимофей говорит… Ника… – он совсем смутился. – Я тебя вот о чем попрошу… Ты занята сегодня?.. Нет, нет, – поспешно после паузы вымолвил охранник. – Тут один человек хочет к тебе подъехать… Да нет, я тебя никому не передаю. Он сыщик. Игорем его зовут. Он задаст тебе несколько вопросов… ты, уж пожалуйста, Ника, не подведи меня, ответь ему правду… Да нет-нет, ничего не произошло, ничего не случилось… Так нужно! – поморщился Тимофей, не очень-то довольный тем, что подруга задает слишком много вопросов. Он постарался от нее быстро отделаться и торопливо заговорил: – Все, Ника, извини, мне некогда. Ты не волнуйся, у меня все в порядке. Ну, пока, пока! – С этими словами Тимофей нажал на кнопку разъединения связи, положил телефон на стол и, виновато глянув на меня, проговорил: – Бабы, сам понимаешь, какой народ. Волнуется Ника, вот… Переживает.

Я сложил листок бумаги пополам и сунул в карман.

– А теперь, Тимофей, – я поднялся, – давай пройдем по твоей тайной тропке и посмотрим, действительно ли мы не попадем в поле видимости видеокамер.

Признание далось Тимофею нелегко. Он будто бы потратил на него всю свою энергию и теперь стал вялым, апатичным. До этого охранник напряженным был, собранным, приходилось, чтобы не проколоться, контролировать каждое свое слово, а теперь он груз с души снял, скрывать вроде бы и нечего, вот и наступил упадок сил. Он медленно поднялся, медленно проговорил:

– Хорошо, пойдем.

Мы покинули комнату, оделись, обулись и прошли в конец коридора. Здесь охранник открыл окно, оказавшееся с распашной решеткой, и, все еще находясь в состоянии апатии, как мешок перевалился через подоконник. Я тоже вылез на улицу и прикрыл за собой окно, чтобы не выстудить дом. Мы протиснулись вдоль стены под камерой видеонаблюдения до угла дома. Отсюда в дальний конец сада по диагонали по снегу вела цепочка следов. Крупный охранник, переваливаясь словно гусак, пошел по ним, я двинулся следом. Мы дотопали до угла сада, Тимофей остановился и движением головы указал вверх.

– Вот здесь лаз.

Я отодвинул охранника в сторону. Высокий деревянный забор с виду казался неприступным, но это было не так. Я встал обеими ногами на внутренний угол фундамента, и тогда до его верхнего края оставалось метра два с половиной. Я подпрыгнул, ухватился за верхний край забора, подтянулся, перебирая ногами по доскам, и выглянул наружу. В одну сторону забора и в другую примерно в пятидесяти сантиметрах от угла располагались две видеокамеры. При определенной ловкости запросто можно приподняться и проскочить между ними, не попав в поле их видимости. Просчет в монтаже видеокамер со стороны фирмы, устанавливающей их. Я посмотрел по сторонам. Поселок окружал лес. К нему вела хорошо утоптанная тропинка. Я спрыгнул на землю и с сомнением оглядел мешковатую фигуру Тимофея, прикидывая, как он с такой массой тела и объемом взбирается по углу забора. Сложновато. Но чего только не сделаешь ради возможности оказаться в постели рядом с любимой женщиной?!

– И куда по тропинке можно выйти? – спросил я у охранника.

– Здесь неподалеку дорога проходит, на нее и выйдешь, – угрюмо ответил тот. – А если ее перейти, то и в деревню попадешь.

Я окинул взглядом задворки дома. Здесь росло несколько деревьев, из снега торчали голые кусты смородины и малины.

– А еще есть не просматриваемое камерами пространство?

Легков взмахнул рукой, указывая на участок сада от угла забора, где мы стояли, и до торца большого дома.

– Вот здесь.

– Что, хозяева денег пожалели на еще одну камеру? – хмыкнул я.

Тот, все еще пребывая в депрессии, как-то отстраненно ответил:

– Не знаю. Так камеры установили бывшие хозяева, Владимир Алексеевич хочет поставить сюда дополнительную, да все откладывает.

– Тебе меньше проблем без камеры-то, – подмигнул я. – По бабам ходить можно. Дон– жуан ты эдакий! Ладно, пошли в дом.

Легков глянул на меня неприязненно, однако ничего не сказал. Мы с ним вернулись в гостевой домик и просмотрели видеозапись. Действительно, в поле видимости ни одной видеокамеры наши персоны не попали.

– Вот что, Тимофей, – проговорил я, в который уже раз за сегодня надевая куртку и обувая ботинки. – Не советую тебе, пока я буду ехать к Веронике, созваниваться с нею и договариваться, чтобы она подтвердила твое алиби. Поверь мне, я ее все равно на лжи поймаю.

– Да нет, что ты, – пробормотал Легков. – Зачем мне врать-то? – Он помялся, не решаясь заговорить на какую-то тему, и все же, когда я уже взялся за ручку двери, наконец выдавил: – Это, Игорь, ты хозяину-то не говори о том, что я уходил из дома. Когда он вместе со мной просматривал запись с камер, то не заметил, что там не хватает куска видео на тридцать минут, а ты вот засек. Так что, если Владимир Алексеевич узнает, что я иногда оставляю дом без присмотра, он меня выгонит, и я такую работу больше вряд ли найду. Не губи.

Ну, что я на это мог сказать? Я только развел руками.

– В общем, сделаем так. Если твое алиби подтвердится и окажется, что ты не имеешь отношения к краже, то я Владимиру Алексеевичу говорить о твоей отлучке не буду. Это ваши с хозяином проблемы, и вы решайте их без меня. Договорились?

– Конечно, конечно, – вдруг напоследок оживился Легков и, схватив меня за свободную руку, крепко пожал ее. – Спасибо, Игорь!

Я наконец-то распрощался с охранником и вышел из гостевого домика.