Текст книги "Совокупный грех"

Боевая подруга прапора

Когда я шел по двору к воротам, из большого дома выскочила в накинутой на плечи шубке Зоя и нагнала меня.

– Что же ты уходишь, не попрощавшись? – с нотками обиды спросила она. – Если бы я не караулила тебя, то мы бы так и не увиделись.

Я остановился и сверху вниз глянул на молодую женщину.

– Не хочу, чтобы твой муж увидел на записи, как я в его отсутствие вхожу в дом. Подумает еще невесть что. Зачем тебе лишние подозрения в неверности?

Чувственные губки молодой женщины сложились в трубочку, а глаза закатились, что означало раздумье над моими словами, потом, очевидно, признав правоту моих доводов, Зоя кивнула:

– Тоже верно. Но позволь я хоть провожу тебя?

Я насмешливо посмотрел на хозяйку дома.

– Да, пожалуйста, если ты не боишься дальнейших осложнений отношений с супругом.

– А-а, – беспечно махнула рукой Зоя. – Семь бед – один ответ! Пошли!

Мы двинулись в сторону ворот.

– Спасибо тебе, Игорь, – продолжила разговор Зоя, – за то, что согласился встретиться с Володей. Ты меня выручил.

Теперь я махнул рукой.

– Да чего уж там! Лишь бы он поверил.

– Поверит! – горячо прошептала Зоя. – Должен поверить! Мы же ему такой спектакль устроили!

– Поверит, – согласился я, шире открывая калитку, в которой щелкнул автоматический замок – это Тимофей, увидевший нас в окно, отпер калитку. А про себя добавил: «Если, конечно, твой муж полный лох, в чем, по правде говоря, я сомневаюсь». А вслух я этого не сказал, потому что не желал нагнетать обстановку, пугать и расстраивать Зою возможными в отношении нас разоблачительными планами ее ревнивого и подозрительного мужа. Блажен, кто верует…

Мы направились к моему автомобилю. Рядом с ним синей «Хонды» не было, видимо, действительно машина принадлежала адвокату Маринову, и он на ней уехал вместе с Шумилиным по поводу покупки нового дома.

– Зачем вам еще один особняк? – напомнил я Зое о недавно состоявшемся между нами разговоре и ее молчаливом обещании ответить на этот вопрос.

Осторожно ступая изящными сапожками по хрустящей ледяной корке, Зоя ответила:

– Володя вкладывает деньги в недвижимость.

Мне очень хотелось обнять Зою, поддержать, чтобы она шла увереннее, не опасаясь упасть на скользкой дороге, но я этого сделать не посмел – возможно, тут кругом видеокамеры и вся жизнь поселка на виду у охранников из разных домов. Не позавидуешь богатым – постоянно приходится держать себя в определенных рамках и напряжении, опасаясь сказать лишнее слово или совершить предосудительный поступок. Вдруг на камеру к соседу попадешь, а потом запись в Инет попадет.

– Но почему он вкладывает в недвижимость, а не в свой бизнес? – подивился я, от греха подальше пряча шаловливые ручки в карманы куртки. – Володя мне сказал, что у него на территории России фармацевтическая фирма, из-за нее-то он и переехал в Москву, чтобы удобнее было вести дела.

Голос Зои дрогнул, и в нем прозвучали нотки горечи.

– Врет он все. В Англии у мужа был бизнес, но он там проворовался, с налоговой службой начались нелады. Это не Россия, там порядки строгие. В общем, он был вынужден продать свой бизнес, кое-какую недвижимость и в срочном порядке уехать в Россию и здесь обустраиваться. Но мы не бедствуем, на счетах у Володи осталась приличная сумма денег, однако он боится непредсказуемости российской экономики и вкладывает деньги пока вот в недвижимость.

Мы остановились у автомобиля, и я нажал на пульте дистанционного управления кнопку. Щелкнул центральный замок, разблокировав двери. Зоя посмотрела на меня влюбленным взглядом, и от избытка чувств ее глаза увлажнились и заблестели. Хотя, возможно, мне почудилось, и глаза у нее увлажнились по иной причине: от мороза и ледяного ветра, ведь бывает же у некоторых людей такая болезнь – в холод глаза слезятся. Но нет, не от стужи на ее глаза набежали слезы, а все же от любовного томления и желания, свидетельством чего явились произнесенные ею слова.

– Я хочу тебя, Игорь! – чувственно выдохнула она.

– Знала бы ты, как я хочу тебя! – выдохнул я в ответ, подавляя в себе желание притянуть Зою к себе и поцеловать в призывно приоткрытые яркие сочные губы.

Мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, наши сердца бились в унисон, и мы испытывали одно и то же желание: оказаться в теплой постели под одним одеялом, заключить друг друга в объятия и слиться в едином порыве страсти. Удивительное у нас с Зоей единение душ, однако…

– Когда увидимся? – все так же глядя мне в глаза, спросила молодая женщина.

Я, не отрывая взгляда от ее удивительно синих глаз, ответил:

– Надеюсь, скоро… Зайка…

– Зайка?! – с молодой женщины будто сняли чары, и она встрепенулась. – С чего это ты вдруг?

Мне тоже словно кто-то невидимый дал команду «отомри», я пошевелился.

– Зоя – Зая, Зойка – Зайка. Одна буква, а уже по-иному слово звучит – ласково, – в моих словах чувствовались нежность и грусть. – Не могу же я тебя, как твой муж, Заей называть, а вот Зайкой будет в самый раз.

Я невольно негромко и счастливо рассмеялся, рассмеялась и Зоя.

– Ладно, мне пора, – признался я, открывая дверцу автомобиля.

– До свидания, – ответила Зоя и, не дожидаясь, когда я сяду в машину, развернулась и быстро пошла к дому.

…При выезде из элитного поселка я остановился возле домика охранника и выбрался из автомобиля. Сообразив, что мне что-то нужно, из домика вышел уже знакомый мне круглолицый таджик в телогрейке, ватнике и валенках. Сунув ему пятьсот рублей, я поинтересовался, пропадало ли в поселке электричество 12 февраля. Таджик оказался смышленым малым. Хотя и с ужасным акцентом, он все же сумел рассказать мне, что два дня назад, 12 февраля, в районе четырех часов в поселке действительно пропадало электричество. Никто поначалу не мог понять, что случилось, и тогда вызвали «аварийку», которая, к счастью, приехала очень быстро. Электрик сразу определил, в чем дело. Оказалось, что в неподалеку расположенной трансформаторной будке какой-то хулиган сломал замок и отключил рубильник. Подача электричества была возобновлена, а на трансформаторную будку навесили новый надежный замок. Поблагодарив охранника за информацию, я распрощался с ним и поехал прочь от поселка.

«Итак, что мы имеем? – размышлял я, пока добирался до деревни Окатышково. – 12 февраля в одиннадцать сорок пять, перед тем как уехать из дома, Шумилин взял из сейфа двести тысяч рублей для того, чтобы внести задаток при покупке дома. Полмиллиона и документы все еще лежали в сейфе. Значит, ни Легков, ни домработница, ни даже Зоя (если и ее включать в список подозреваемых), находившиеся в это время в особняке, совершить кражу не могли. Вернулись супруги с несостоявшейся сделки в десять часов вечера, и Шумилин положил непотраченные деньги в сейф. Его уже обчистили. Несомненно, кража произошла в то время, когда хозяева отсутствовали – с одиннадцати часов сорока пяти минут до двадцати ноль-ноль. Ну а раз, исходя из записи с камер видеонаблюдения, никто в отсутствие хозяев в дом не входил и не выходил, кража несомненно была совершена в то время, когда пропадал свет – с пятнадцати часов сорока минут до шестнадцати двадцати. И скорее всего, кто-то намеренно отключил рубильник в трансформаторной будке, чтобы войти и выйти из дома Шумилиных, не попав при этом под обзор видеокамер. Ну а раз о хранившихся в сейфе деньгах знали только брат Шумилина, охранник и домохозяйка, то я тоже, как и Владимир с Зоей, считаю, что это сделал кто-то из них. Проверим алиби Легкова. Посмотрим, что скажет его зазноба.

Пешком идти до Окатышково тридцать минут, я же, хоть и в объезд, добрался за десять и около шести часов вечера въехал в деревню. Проклятые богатеи и до деревень уже добрались: то тут, то там среди стареньких деревянных домиков возвышались элитные каменные дома. Подмосковная деревня не из глухих забытых деревень из российской глубинки. Земля здесь дорогая, каждый клочок на учете, поэтому отсюда не бегут, а, наоборот, сюда едут. Так что жизнь здесь била ключом, ходили люди, ездили машины, из труб печей валил дым. Я отыскал дом зазнобы Легкова. Она жила не в каменных хоромах, но и не в лачуге. Так, обычный деревенский деревянный дом с палисадником, садом и огородом. Через забор – соседний домик, тоже деревенский, добротный сруб.

Я оставил машину на дороге, подошел к невысокому забору с калиткой и, не увидев нигде кнопки звонка, собрался уж было позвать хозяйку, как она сама появилась на крыльце. Очевидно, поджидала меня, увидела в окно подъехавшую машину и вышла встречать. Приятно, черт возьми, когда тебе такое уважение выказывают.

– Вероника?! – с вопросительной интонацией проговорил я.

– Игорь?! – в свою очередь спросила женщина.

Я поднял в знак приветствия руку.

– Будем считать, что пароль и отзыв названы, мы с вами являемся именно теми людьми, за кого себя выдаем, и теперь можем говорить на явочной квартире, не таясь друг друга.

Молодая женщина, по-видимому, была простым и открытым человеком. Она непринужденно хохотнула:

– Ну, прямо шпиен заморский! Агент 007!

– Бонд! – сказал я, делая вид, будто приподнимаю шляпу. – Джеймс Бонд! Разрешите войти, сударыня?

Мой игривый тон, по-видимому, импонировал хозяйке дома. Казалось, она вся лучилась от удовольствия, которое я ей доставлял, болтая всякую чушь.

– Да проходи уж, – признав, очевидно, во мне своего в доску парня, перешла она с ходу на «ты».

– О, мерси, мадемуазель!

Нас разделяло расстояние метров пятнадцать. Я открыл калитку и направился к крыльцу. Пока приближался, разглядывал зазнобу прапора в отставке. О вкусах не спорят, я люблю худеньких, Легков – пухленьких. Стоявшая на крыльце рыжеволосая женщина лет тридцати пяти напоминала всем своим обликом сдобную булочку, наряженную в домашнее цветастое платье, теплые колготки, теплые тапочки и накинутый на плечи пуховый платок. И лицо у нее, словно у булочки, было румяным, с будто взошедшими на дрожжах пухлыми щечками, носиком бульбочкой, губками бантиком и выпуклым лбом.

– Ну, пойдем, Бонд! – кокетливо повела заплывшими глазками хозяйка дома в сторону дверей, приглашая таким образом следовать за ней, и, повернувшись спиной, переступила порог.

Я, отаптывая с обуви снег, вошел следом в сени, затем в дом.

– Раздевайся, раздевайся, – прощебетала молодая женщина, сбрасывая платок на стоявший в коридоре стул. – В доме тепло.

Я, продолжая разыгрывать балагура, проговорил:

– Хоть в доме и тепло, можно, я пока не буду раздеваться, а сниму только куртку?

– Ох, Джеймс, – то ли одобрительно, то ли укоризненно покачала головой Вероника. – Ох, Бонд! Веселый ты человек!

– Да и ты не из угрюмых! – рассмеялся я, снимая куртку и вешая ее на крючок.

– Ну, давай чай будем пить, – предложила Вероника, направляясь в зал и при этом отчаянно крутя крепким круглым задом. – Я пока ждала тебя, чай заварила да на стол собрала.

«Нет, Вероничка, не соблазнишь ты меня, – подумал я, проходя по комнате мимо жарко натопленной печи. – Не буду я наставлять рога Легкову. Хватит того, что наставил их Шумилину. Для одного дома два рогоносца многовато будет. Так что будь спокоен, Тимоха, за добродетель своей зазнобы!»

Я переступил порог и вошел в зал. Он был обставлен еще по советским стандартам: мебельная стенка, громоздкий кинескопный телевизор, швейная машинка «Чайка» и прочие навороты прошлого века.

Меня здесь действительно ждали. На круглом столе, застеленном белой скатертью, стоял пузатый чайник, бутылка с каким-то темным алкогольным напитком, пирог, печенье, варенье, сахар, сыр, колбаса. Вот, простая русская женщина знает, что требуется мужику в шесть часов вечера, вошедшему с мороза в дом. Не то что у нуворишей Шумилиных – никто не то что чаю, стакана воды не предложил.

При виде пирога у меня слюнки потекли. Страсть как люблю свежую выпечку.

– Где здесь у тебя руки можно помыть?

– Да там же в кухне водопровод, ты прошел мимо него, – хлопоча возле стола, откликнулась Вероника.

Я помыл руки и вновь вернулся в зал.

– А ты где с Легковым-то познакомилась? – спросил я, вытирая полотенцем, которая подала мне хозяйка дома, руки и усаживаясь за стол.

– Это с Тимофеем-то? – Она придвинула ко мне блюдо с пирогом. – Ты кушай, кушай! Сама пекла. – Она налила мне чаю в бокал и тоже придвинула. – Мы с Тимофеем случайно познакомились, когда вместе ехали на рейсовом автобусе сюда в нашу сторону. Рядом сидели, разговорились, на одной остановке вместе и вышли. Ему через лесок направо нужно было к элитному поселку, а мне налево – в Окатышково. Сумки у меня тяжелые были, вот он и вызвался их донести. Так и познакомились. – Вероника вдруг пытливо посмотрела на меня. – Так что Тимофей натворил-то?

– Ничего не натворил, – ответил я, уплетая за обе щеки пирог, он оказался с моей любимой капустной начинкой и на удивление вкусным. – У его хозяев Шумилиных пропало кое-что в доме. Они подозревают троих человек, в том числе и Легкова. Вот меня и наняли как частного сыщика найти того, кто украл.

– Что пропало-то? – в светло-карих глазах Вероники читалось неприкрытое любопытство.

Я довольно часто бываю с людьми откровенен, когда мне от них хочется что-то узнать. Ведь откровенность вызывает ответную откровенность у собеседника, чем я иной раз и пользуюсь. Решил воспользоваться и в этот раз, да и не хотелось мне хитрить или что-то скрывать от этой простой молодой женщины.

– Деньги у них пропали, – признался я. – Пятьсот тысяч рублей.

– Ого! – сделала круглые глаза Вероника и подалась вперед так, что ее внушительных размеров грудь легла на стол. – Вот деньжищи-то держат дома! Богатеи! Мне таких и за полтора года не заработать! – Она покачала головой и категоричным тоном сказала: – Нет, Тимофей деньги не возьмет! Не такой он человек!

Не любитель я больших женских грудей, но некоторые части женского тела – независимо от того, привлекательны они для меня или нет, – имеют особенность притягивать взгляд помимо моей воли. Так что мне стоило больших усилий удерживать его на уровне лица собеседницы.

– Ну, вот ты и помоги ему доказать свою невиновность, – подхватил я. – Расскажи всю правду.

– А что я-то? – Вероника отклонилась назад, и ее грудь колыхнулась как стоящие у причала два катера от набежавшей волны. – Я всегда правду говорю. Чего мне скрывать-то. Спрашивай.

Я запил чаем очередной кусок пирога и поинтересовался:

– А с Тимофеем-то у тебя серьезно, али как?

– А как получится, – уклончиво ответила хозяйка дома.

Я усмехнулся и с укоризненным видом покачал головой:

– А обещала говорить откровенно.

– Так я и говорю откровенно, – смутилась вдруг Вероника. – Кто его знает, как получится. Но я не против, чтобы получилось. Мужик-то он вроде ничего – не пьет особо, не курит, что нынче редкость. Мужик нынче сам знаешь какой пошел. Если холостой, то либо пьяница, либо наркоман, либо гомик, прости меня Господи. В общем, в моем возрасте выбора-то особого и нет. А этот серьезный, солидный, основательный. Живу я одна. С первым мужем разошлась, бог детей не дал, пил он, и что-то там у него не в порядке по мужской линии было – зачать от него не могла. Мама у меня два года назад умерла, дом пустой, одиноко мне. Любви, конечно, особой к Тимофею у меня нет, но вот без мужика тяжело. В хозяйстве мужик всегда пригодится. Так что если замуж позовет, я соглашусь…

– Пироги у тебя превосходные, – похвалил я, вкушая отменную домашнюю пищу, каковая мне, холостяку, редко когда перепадает, если только вот так вот в гостях.

– Так для Тимофея-то и пекла, – призналась хлебосольная зазноба прапора. – Завтра он должен прийти, ему по понедельникам выходной дают, я сегодня с утра и настряпала. Вас-то, мужиков, ублажать надо – холить, лелеять да кормить до отвала, тогда вы покладистые бываете.

– Это точно! – хохотнул я, косясь на еще один кусок пирога и раздумывая: съесть или Легкову оставить? А, обойдется бывший прапор, и так толстый, и взял еще кусочек. – А в четверг, Вероника, вы с Тимофеем встречались?

Хозяйка глянула на потолок…

– Три дня назад-то? – проговорила она, наконец найдя в «потолочном расписании» нужную строчку, и опустила ко мне взгляд. – Да, встречались.

– А ты что, в четверг не работала, что ли? – подивился я.

– Так я же медсестра, – промолвила Вероника, поведя пухлыми округлыми плечами, словно говоря, чего тут непонятного. – Работаю сутки через двое. В среду отдежурила, в четверг и пятницу дома была. В субботу работала, теперь вот в воскресенье и понедельник дома.

Я наконец-то до отвала наелся и откинулся на спинку стула. Полежать бы теперь часок на печке у хозяйки дома, да Легков еще приревнует.

– Так он что, в четверг вне графика приходил? – спросил я, поглаживая живот, прилично увеличившийся в объеме.

– Ну, да, – отчего-то хихикнула хозяйка дома. – Я и не ждала его, а он вдруг позвонил и сказал, что сейчас появится.

– А во сколько он заявился? – сыпал я вопросами.

– Около часу дня, – не моргнув глазом, ответила Вероника. – По телевизору как раз сериал закончился.

«По времени все сходится, – прикинул я в уме. – Хозяева уехали в двенадцать, Тимофей выждал немного времени, а потом отправился в Окатышково, до него тридцать минут идти, как раз к часу и был у своей зазнобы».

Но я все еще не терял надежды подловить на лжи Легкова.

– А ушел во сколько? – спросил я вслух.

– Ну, точно не могу сказать, – снова повела пухлым плечом хозяйка дома и пододвинула ко мне тарелку с колбасой и сыром. – Ты ешь, ешь… Ну, думаю, часов около восьми. Темно уже было.

После пирога какая колбаса и сыр? Я замахал руками:

– Спасибо, Вероника, наелся на неделю вперед… А часа в четыре что вы делали? – спросил я и в ожидании ответа затаил дыхание – уж очень мне хотелось знать, чем занималась в этот момент влюбленная парочка.

Вероника вскинула на меня лукавый взгляд.

– Ты, наверное, ждешь, что я скажу тебе – мы сексом занимались?

После пирога жуть как хотелось пить. Я потянулся к чайнику, налил в чашку чаю и взялся за варенье, как оказалось, клубничное.

– Нет, подробности ваших кроватных дел меня не интересуют. Но я очень хочу, чтобы в это время Тимофей находился подальше от места кражи и чтобы это мог бы подтвердить видевший его человек, и желательно не один.

– Нет, Игорь, групповым сексом мы не занимаемся, – почему-то с нотками обиды проговорила Вероника. – Так что подтвердить, что он в интересующее тебя время был со мной, могу только я одна… Хотя, – после паузы раздумчиво проговорила молодая женщина, – кажется, в это самое время у нас в любовных утехах был перерыв. И именно в четыре часа ко мне заходила соседка Валентина Никитична. Она в долг у меня две тысячи брала и вот занесла… как-то в не очень подходящий момент… А потом в связи с вынужденным техническим перерывом, – ничуть не смущаясь, продолжила Вероника, – мы, чтобы избавиться от Никитичны, рассевшейся было у меня в гостях, решили в магазин сходить. Ну, собрались и пошли. Купили кое-что по мелочам и бутылку шампанского прихватили, праздника мне что-то захотелось… Да, кстати, у меня вот наливочка есть. Я ведь так и знала, что ты за рулем, но на всякий случай поставила на стол, вдруг захочешь.

Я покачал головой:

– За рулем не употребляю.

– А я немножко выпью. Вкусная наливочка, вишневая, сама готовила.

– Я могу за тобой поухаживать? – спросил я с улыбкой и с молчаливого согласия хозяйки дома потянулся за бутылкой. Отвинтив крышку, налил густой, тягучий напиток в одну из двух рюмок, стоявших на столе.

Вероника взяла рюмку и, смакуя, выпила. Я тоже люблю наливочку, жаль, что за рулем, а то махнул бы пару стопок, и тогда, плюнув на мнение Легкова, завалился бы на печку. Но пора было и честь знать.

– Ну, Вероника, благодарствую за хлеб-соль, за радушие русское да ответы честные, – изображая скомороха на ярмарке, проговорил я. – А таперича проводи меня, красна девица, до соседки своей Никитичны и продавщицы магазинной, пущай подтвердят они слова твои речами своими правдивыми.

– Да ты что?! – изумилась Вероника, и ее грудь вновь колыхнулась, а рыжие брови от возмущения приподнялись. – Мне не веришь, что ли?

Я расплылся в широченной улыбке, отчасти сытой, отчасти ироничной, и провоцирующим тоном спросил:

– Аль боишься, красавица, что товарки не подтвердят слова твои праведные?

Вероника сама налила себе стопку вишневки, махнула одним глотком и, поднимаясь, проговорила:

– Идем!

Мы прогулялись до соседки Валентины Никитичны, благообразной старушки лет семидесяти, затем прокатились на моем автомобиле до магазина, где продавщица была хорошей знакомой зазнобы прапорщика, и обе они подтвердили, что в интересующее меня время они видели Легкова в деревне Окатышково. А это значит, что с 15.47 и до 16.20 Тимофей в доме Шумилиных на своем рабочем месте не был, а следовательно, совершить кражу не мог. Ну, что же, одним подозреваемым меньше. Я подбросил Веронику до дому и распрощался с нею. Так как время было позднее и ехать ко второму подозреваемому было уже неприлично, отложил визит до завтра и отправился восвояси.