Текст книги "Собрание сочинений. Том второй. Рассказы и эссе"

Александр Николаевич Афанасьев

Издатель русских народных сказок, этнограф. В его работах о домовом, о ведьме, ведуне, колдовстве, о роде, о языческих преданиях и об острове Буяне, о разных «демонологических» представлениях крестьян – ученые находили сведения и факты, важные для народознания. Афанасьев писал обо всем с обстоятельностью и с глубоким знанием дела – касалось ли это внутреннего устройства избы или поверий о леших, таможенных пошлин или какого-нибудь народного обычая, – все знал и описывал он точно.

Мысленному взору читателей в реконструкции предстали поэтические видения древних славян. Афанасьев писал, например, так: «Красный – первоначально означало: светлый, яркий, блестящий, огненный. Прилагательное это состоит в родстве со словами: крес – огонь, кресины – время летнего поворота солнца, кресник – июнь месяц, когда этот поворот совершается. Как постоянный эпитет, подновляющий коренной смысл слов, принятых за названия небесных светил и солнечного сияния, – прилагательное это употребляется в следующих эпических выражениях: красное солнце, красная зоря, красный день (ясный, солнечный день называется также – украсливым, хорошая погода – украсливая), красный месяц, красная весна, красное лето. Красная Горка – весенний праздник, в поучении Мономаха – «красный свет». Светлая, с большими окнами изба называется красною (= светлицею), и окно со стеклами (в деревнях), в отличие от волокового, слывет красным. В Ярославской губернии – красить – употребляется в смысле: светить, сиять, к примеру: «поглядзи-тко ты в восточную сторонушку, не красит ли красное солнышко?». От понятия о свете слово «красный» перешло к обозначению яркой краски, точно также, как прилагательное жаркий употребляется в областном языке в смысле: «оранжевый», а в Пермской губернии ягода клюква, ради ее красного цвета, называется жаровихой.

Можно не соглашаться с частью толкований, но нельзя отказать Афанасьеву в широте поэтических ассоциаций, в чутье к образному смыслу народных слов. В исследователе брал верх поэт. Вот этим и привлекал всех художников и писателей того времени Афанасьев – слогом, догадками, смелыми сближениями. К работам Афанасьева обращались многие художники и поэты: А. А. Блок, С. А. Есенин, А. Н. Толстой и другие.

Как и всякий поэт (писатель) в России, больше чем поэт, и Афанасьев жил политическими событиями времени, горячо сочувствовал угнетенным крестьянам, питал вражду к помещичьему всевластию, был критиком царской реформы, презирал духовенство, понимая какую роль оно играет, охраняя существующие порядки. Только одно это дает Афанасьеву право называться демократом, сторонником освободительных преобразований в России. И было бы неверным полагать, что оппозиционная настроенность Афанасьева носила бездеятельный характер. Он не был лишь сторонним наблюдателем происходившего в России. Его публикации были смелыми гражданскими актами в глазах всех людей передовой России. Он опубликовал сборник «народные русские легенды», который с трудом прошел цензурный комитет. Сам Афанасьев писал в письме в Ярославль Якушкину, что успех сборника превзошел его ожидания: «Слухов множество, но пока цензурный комитет молчит. Попы вообще сильно ругаются, а монахи читают и похваливают; богомольные старухи также недовольны (письмо от 11 марта 1860 года). Волнение, вызванное изданием «Легенд…», тогда все росло, и в апреле 1860 года обер-прокурор святейшего синода опротестовал издание сборника, он требовал «охранить религию и нравственность от печатного кощунства и поругания». Но русские революционные пропагандисты оценили значение сборника, и в том же 1860 году появилось его лондонское издание.

Столь же смелым делом явилось составление Афанасьевым сборника «Русские заветные сказки», среди которых было немало антипоповских: «…героем подобных рассказов, – писал Афанасьев, – чаще всего бывает поповский батрак. Здесь много юмора и фантазии дан полный простор». Часть сказок была получена Афанасьевым от самого В. И. Даля, который, передавая их Афанасьеву, сожалел, что их «печатать нельзя».

Рукопись «Заветных сказок» сохранилась. Она датирована 1857 – 1862 годами, имеет пометку: «Собраны, приведены в порядок и сличены по многоразличным спискам А. Афанасьевым».

Сегодня Сказки изданы и, наверное, они вновь попадут под цензуру Церкви, так как церковь уже влияет на власть, до такой степени, – что меняет законы государства в свою пользу! А это недобрый знак!!! Сказки собранные Афанасьевым предложенные любителям русской народности, уникальное в своем роде явление. И они может быть дадут повод ко всякого рода нареканиям даже против народа создавшего такие сказки, в которых фантазия в ярких картинах и нимало не стесняясь выражениями развернута во всю силу и в которых все богатство народного юмора. Оставляя в стороне все могущие быть нарекания, мы должны сказать, что всякий возглас против народа был бы не только несправедливостью, но и выражением полнейшего невежества. Не надо забывать свое прошлое: сказка ложь, да в ней намек, – не зря говорит народная пословица. Надо учить будущие поколения мудрости древних.

Конец

Сказы анекдоты

Есть люди, вся заслуга которых в том, что ничего не делают. Можно стыдиться, и даже нужно, не какой-либо работы, хотя бы самой нечистой, а только одного: праздной жизни. Быть бездельником – стыдно.

Никакое положение дел, и человеческое состояние не оправдывает бездействия; всегда можно делать что-нибудь нужное, не совершенно бесполезное; всегда нужно и необходимо делать всё что можно. В мире нет ничего разрушительнее, невыносимее, как бездействие и ожидание.

Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики избрать попа миром, выбрали и пошли к дядьке Пахому.

– Пахом, – говорят ему, – а Пахом! Будь ты у нас на селе попом.

Пахом и стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не умеет.

Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был большой у Бога праздник. Пахом выносит книгу и спрашивает:

– Православные! Знаете ли вы эту книгу?

– Знаем, батюшка, знаем. Еще покойный поп всё, бывало, её читал.

– Ну, коли знаете, нечего вам её читать.

Выносит другую книгу:

– Православные! А эту книгу знаете?

– Нет, батюшка, этой не знаем.

– Ну, так что ж, вам её и читать!

Конец.

Мораль-то какова? – спросите Вы – и вот: каков народ, таков и поп! Вот вся и мораль!

Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в лавку к разносчику:

– Дядюшка, покажи-ка мне образ Временной Пятницы!

Вместо того показывает он ей Егория Храброго.

– Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне?

– Экая ты, баба дурра! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком стоит, а временами на коне ездит. Вишь, конь-то – так и задирает копыта свои!

Конец.

Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукишь:

– Вот тебе, Егорий свечка; а тебе шишь окаянному – и тыкала кушишем в змия. Этим она так рассердила нечистого, что тот не вытерпел; – явился к ней во сне и стал стращать:

– Ну уж, попадись ты только ко мне во Ад, натерпишься самых страшных мук!

После того баба стала ставить две свечи; – по свечке и Егорию и змию. Люди стали спрашивать, зачем это она две свечи ставит, да еще и змию?

– Да как же, родимые! Ведь незнамо еще куда попадешь: либо в Рай, либо в Ад!…

Конец.

Пахал мужик в поле, и выпахал самоцветный камень.

Идет домой, а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень:

– Кому он гож?

– Неси, – говорит, – к Царю.

Понес; приходит во дворец и встречает генерала (чиновника).

– Батюшка! Как к Царю попасть.

– Зачем тебе нужно?

– Несу из деревни подарок.

– Ну, мужичок, чем Царь тебя наградит, отдашь мне половину; а не хочешь – вовек не дойти тебе до Царя.

Мужик согласился. Вот генерал довел мужика до самого Царя.

Подарил мужик Царю камень, а Царь его наградить хотел:

– Благодарю мужик! Вот тебе денег 2 тыщи.

Мужик пал на колени:

– Не надо мне, царь-государь, иной награды, кроме 50 плетей в спину.

Возжалел его Царь и приказал дать ему 50 плетей легонько. А мужик зачал считать; а как отсчитал половину, он и закричал:

– Полно, будет с меня; другую половину я обещал этому генералу (чиновнику), который меня довел до вашего царского величества.

Ну, взяли тогда того генерала и всыпали ему со всей силы, как следовало. А Царь поблагодарил мужика и подарил ему не две, а три тыщи денег.

Конец.

Ждем и мечтаем мы до сих пор с тех далеких времен, Как видно ничего в этом мире не меняется. Может нам лень делать что-то, а только мечтать себе, лежа на печи, как в старину.

Конец.

Сказка старинная про Ивана-царевича

В те стародавние времена, когда мир божий наполнен был лешими да водяными, ведьмами да русалками, когда реки текли молочные и берега были кисельные, а по полям летали жареные куропатки, – в то время жил-был царь Горох с царицею Анастасиею Прекрасной; у них было три сына-царевича.

Сотряслась беда немалая – утащил царицу-матушку Дух нечистый. Говорит царю старший сын его:

– Батюшка, благослови меня, поеду отыскивать матушку.

Поехал он на поиски и пропал, три года про него ни весточки не было, ни слухов от купцов заезжих не слыхать.

Стал второй сын, который подрос до совершеннолетия, проситься:

– Батюшка, благослови меня в путь-дорогу, авось мне посчастливится найти и брата и матушку.

Царь благословил; тот поехал и тоже без вести пропал. И прошло три года, как меньшой сын Иван-царевич подрос до совершеннолетия и просится:

– Благослови, любезный батюшка меня в путь-дорогу; разыщу я и братьев и матушку.

– Поезжай сынок!

Иван-царевич пустился в чужедальние страны, за густые леса и широкие поля; ехал, ехал – и приехал к синему морю бескрайнему. Остановился на берегу и думает: «Куда теперь путь держать?»

Вдруг, к вечеру и к ночи, прилетели на берег моря, на желтый песочек (33) тридцать три голубки большие, горлицы лесные, – ударились оземь и стали девицы красавицы – все хороши, а меньшая лучше всех. Разделись они и бросились в воду купаться да веселиться.

Много ли, мало ли они купались – в это время Иван-царевич за камнем и морским прибоем подкрался и взял у той меньшей красавицы, что всех краше, платочек голубой и спрятал его за пазуху.

Искупались девицы, вышли на берег, начали одеваться. Все оделись и в горлиц обернулись, только одна меньшая осталась.

Подошла она к камню, за которым Иван-царевич и говорит:

– Ах, Иван-царевич. Отдай мой платочек голубой.

– Скажи прежде, где моя матушка, коль ты всё знаешь, и имя моё? – спросил Иван-царевич.

– Твоя матушка у нашего отца живет – у Ворона ВоронОвича. Ступай вверх вдоль моря, до гор невысоких, попадется тебе серебряная птичка-золотой хохолок: куда она полетит, туда и ты иди.

Иван-царевич отдал платочек голубой девице-красавице, та обернулась горлицей и улетела за море. Пришел он вверх по морю до гор невысоких и тут повстречал он братьев своих, которые не знали куда идти и жили тут давно. Поздоровался он с ними и взял их с собою.

Идут они вместе берегом по горам невысоким, с камня на камень перепрыгивая, увидали серебреную птичку, золотой хохолок, и побежали за ней следом. Птичка летела, летела – и бросилась под плиту большую каменную, в яму подземельную.

– Ну, братцы, – говорит Иван-царевич, – благословите. Опущусь я в эту яму и узнаю, какова земля иноверная, не там ли наша матушка.

Взялся он за веревки, спущенные тут же, сбоку, и полез в ту яму глубокую. И спускался три дня и три ночи, а очутился в другом мире, с лесами и полями и реками и озерами. Пошел он путем дорогою к ближнему городу с дворцами и золочеными куполами.

Пришел он в первое медное царство, а во дворе сидели тридцать три девицы горлицы, вышивали материю хитрыми узорами, – городками с пригородками, березовыми лесами и цветистыми полями.

– Здравствуй Иван-царевич! – говорит царевна меньшая медного царства, – куда идешь, куда путь держишь?

– Иду свою матушку искать.

– Твоя матушка у нашего отца, у Ворона ВоронОвича. Он хитер и мудёр, по горам, по долам, по вертЕпам, по облакам летает! Он тебя, добра молодца, загубит! Возьми вот клубочек из пряжи медной, ступай к моим средним сестрам – что они тебе скажут. А назад пойдешь, меня не забудь.

Иван-царевич пустил клубочек катиться и пошел за ним вслед.

Приходит он в серебряное царство; там сидят опять тридцать три девицы-горлицы и ткут материи серебряной нитью. Говорит ему царевна серебряного царства:

– Давно земного духа было видом не видать, слыхом не слыхать, а нынче земной дух сам явился в подземное наше царство-государство! Что, Иван-царевич, «от дела лытаешь али дела пытаешь»?

– Ах, красна девица, иду матушку искать.

– Твоя матушка у нашего отца, у Ворона Вороновича; и хитер он, и мудёр, по горам, по долам летал, по вертепам, по облакам носился! Эх, царевич, ведь он тебя одолеет! Вот тебе клубочек из серебряной нити, ступай-ка ты к меньшей сестре – что она тебе скажет: вперед ли идти, назад ли вернуться?

Пришел Иван-царевич к золотому царству.

Говорит ему царевна золотого царства:

– Вот тебе клубочек золотой нити, ступай в алмазное царство, там твоя матушка живет. Увидев тебя, она возрадуется и тотчас прикажет: слуги, подайте моему сыну зелена вина (молодого, с нового урожая). А ты не бери его; проси, чтоб тебе дала трехгодовалого вина, что в шкапу стоит, да горелую корку на закусочку. В нем сила содержится и поможет тебе в борьбе. Еще у нашего отца, Ворона Вороновича, есть на дворе два чана воды – одна вода сильная, а другая простая малосильная; переставь их местами. Правая сильная вода, напейся её, а Ворону поставь простую.

Долго царевич с царевной разговаривал, и она научила его как Ворона одолеть, и полюбили они друг друга, что и расставаться им не хотелось. А делать было нечего – попрощался Иван-царевич и отправился в путь-дорогу.

Шел, шел, пришел к алмазному подземному царству. Увидела его мать, завороженная Вороном, обрадовалась и приказала слугам:

– Подайте моему сыну зеленА вина.

– Я не пью простого вина, подайте мне трехгодовалого, а на закуску горелую корку.

Выпил Иван-царевич трехгодовалого вина и силой наполнился, вышел во двор увидел два чана. Напился воды с правого чана и поменял их местами.

Вдруг, прилетает Ворон Воронович. Было лицо его светлое как ясный день, а увидел Иван-царевича – и сделался мрачнее темной тучи; опустился к правому чану и стал тянуть бессильную воду.

Тем временем Иван-царевич кинулся на крылья его. Ворон взвился высоко, носил его по долам и по горам, и по облакам и начал спрашивать:

– Что тебе нужно, Иван-царевич? Хочешь – алмазами и золотом одарю? – чувствовал Ворон Воронович, что теряет силу свою.

– Ничего мне не надобно, только дай мне посошок-перышко! – сказал Иван-царевич, как научила его царица золотая, которую он полюбил.

– Нет, Иван-царевич! Больно в широкие сани сесть захотел, – стал сопротивляться Ворон Воронович.

И опять понес его по горам и по долам. Иван-царевич крепко держался; налег всей своей силою и чуть не обломал крылья Ворону. Вскричал тогда Ворон Воронович:

– Не ломай ты мои крылья, возьми свой посошок-пёрышко!

Опустился он во доре своем, отдал царевичу посошок-пёрышко; сам сделался простым вороном и улетел в горы крутые.

А Иван-царевич пришел в алмазное царство, взял свою матушку и пошел в обратный путь. Оглянулся он и видит – алмазное царство свернулось маленьким клубочком да вслед за ними и покатилось.

Пришел в золотое царство, потом в серебряное, а потом и в медное. Взял он всех трех прекрасных царевен с собою, а те царства свернулись клубочками и за ними же покатилися.

Пришли они к веревкам опущенным в подземное царство и затрубил Иван-царевич в золотую трубу.

– Братцы родные! Доставайте нас отсюда.

Братья услыхали трубный звук, ухватились за веревки и вытащили на белый свет душу красную девицу медного царства. Увидали её, и начали спорить меж собою и ссорится: один другому уступить красавицу не хочет.

– Что ж бьетесь, добрые молодцы! Там есть еще лучше меня красавицы.

Братья-царевичи опустили веревки и вытащили царевну серебряного царства. Опять начали было спорить и драться: тот говорит – Пусть мне достанется! А другой: – Пусть моя будет! —

– Не ссорьтесь, добрые молодцы, там есть краше меня девица.

Братья-царевичи перестали ссориться, опустили веревки опять и вытащили царевну золотого царства. Опять было принялись ссориться, да царевна-красавица остановила их:

– Там ждет ваша матушка!

Вытащили они свою матушку и опустили веревки за Иван-царевичем. Но тут жадность их соблазнила. Подняли они веревки до половины и обрезали. Иван-царевич полетел в пропасть, крепко ушибся и полгода лежал без памяти под землей.

Очнувшись, посмотрел Иван-царевич кругом, припомнил всё, что с ним сталось, вынул из кармана посошок-пёрышко и ударил им о землю. Тут же явились двенадцать молодцев.

– Что прикажете, Иван-царевич?

– Вынесите меня на вольный свет.

Молодцы исполнили желание и исчезли. Стал Иван-царевич про своих братьев разведывать и узнал, что они давно поженились: царевна из медного царства вышла замуж за среднего брата, царевна из серебряного царства – за старшего брата, а его нареченная невеста ни за кого не идет.

И вздумал сам отец-старик жениться. Собрал он думу, обвинил свою царицу в совете со злыми духами и велел отрубить ей голову. После казни спрашивает он царевну из золотого царства:

– Идешь за меня замуж?

– Тогда пойду за тебя, когда сошьешь мне башмаки без мерки.

Царь приказал клич кликать, всех и каждого выспрашивать: не сошьет ли кто царевне башмаков без мерки?

На ту пору пришел Иван-царевич в свое государство, нанялся у одного старичка в работники и послал его к царю:

– Ступай, дедушка, бери на себя это дело. Я тебе башмаки сошью, только ты про меня не рассказывай.

Старик пришел к царю: – Я, дескать, готов за эту работу взяться. Царь дал ему на пару башмаков товара и спрашивает:

– Да сможешь ли ты, старичок?

– Не бойся, государь, у меня сын чеботарь.

Воротясь домой, отдал старичок товар Ивану-царевичу. А тот изрезал товар в куски, выбросил за окно. Сам же раскрыл клубок с золотым царством и вынул готовые башмаки царевны.

– Вот, дедушка, возьми, отнеси к царю.

Царь обрадовался, и вновь пристает к невесте:

– Скоро ли нам ехать к венцу?

– Тогда за тебя пойду, когда сошьешь мне платье без мерки.

Царь опять хлопотать начал, собрал всех мастеровых, дает большие деньги, только чтоб платье без мерки сшили. Иван-царевич говорит старику:

– Дедушка, иди к царю, возьми материю, я тебе платье сошью, только про меня не рассказывай.

Старик пошел во дворец, взял атласов и бархатов, воротился домой и отдал царевичу. Иван-царевич взял ножницы, изрезал в клочья все атласы и бархаты и выкинул. Сам же раскрыл царство золотой из клубочка и взял оттуда, что ни на есть лучшее платье и отдал старику унести к царю.

Царь был радехонек, а молодая спросила его кто сшил и башмаки и платье такое. «Старик какой-то принес и сказал, что его сын мастер на все руки» – сказал царь и спросил:

– Так когда же мы уже жениться будем?

– Тогда за тебя пойду замуж, когда возьмешь старикова сына да велишь в молоке сварить.

Царь не задумался даже, отдал приказ – и в тот же день собрали со всякого двора по ведру молока, налили в большой чан и вскипятили на огне.

Привели в простых одеждах, не узнанного, Иван-царевича. И начал он со всеми прощаться, в землю кланяться. Бросили его в чан: он раз нырнул, другой нырнул и выскочил вон – и сделался таким красавцем добрым молодцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Говорит тогда царевна:

– Посмотри-ка царь! И за кого мне замуж идти: за тебя ли старого, или за него, доброго молодца?

Царь подумал: «Если и я в молоке искупаюсь, таким же красавцем сделаюсь!» Бросился в чан и сварился в молоке.

А Иван-царевич поехал с царевной из золотого царства венчаться; обвенчались и стали жить-поживать, да добра наживать.

Конец.

Старинная сказка. Охотник

Жил-был охотник, и было у него две собаки. Раз как-то бродил он по лугам да болотам, зашел в лес разыскивая дичи, долго бродил ничего не находил, а дело стало к вечеру. Вот набрел он уже в сумерках на диво дивное, чудо чудное: горит пень колода огнем ярким и не сгорает, а внутри огненного пламени змея сидит. И говорит ему змея:

– Помоги мне мужичок, изыми меня из огня, из полымя, я тебя отблагодарю: будешь знать звериные языки, и как зверь говорит, и что птица поет!

– Рад тебе помочь, да как? – спрашивает змею охотник.

– Вложи только палку одним концом в пламя, я по ней и вылезу.

Охотник так и сделал. Выползла змея, выползла и говорит:

– Спасибо мужичок! Будешь разуметь теперь, что всякая тварь говорит; только никому про то не рассказывай, а если расскажешь – смертью умрешь!

Охотник опять пошел дичь искать, до ночи ходил и решил в лесу заночевать: «До дома далеко по темноте идти, – подумал он, – останусь-ка я здесь».

Развел костер и улегся возле него. Вместе с ним и собаки отдыхали сидели. И слышит охотник, что собаки завели промеж себя разговор и называют друг друга братом.

– Ну, брат, – говорит одна, – ночуй ты с хозяином, а я домой побегу, стану двор караулить. Не ровен час: воры пожалуют! —

– Ступай, брат, с богом! – отвечает другая.

Поутру рано воротилась из дому собака и начинает разговор с той, что в лесу ночевала:

– Здравствуй, брат!

– Здорово!

– Хорошо ли ночь у вас прошла?

– Ничего, слава богу! А тебе, брат, как дома поспалось?

– Ох, плохо! Прибежал я домой, а хозяйка говорит: «Вот черт принес без хозяина!» – и бросила мне горелую корку хлеба. Я понюхал, понюхал, а есть не стал; тут она схватила кочергу и давай меня потчевать, чуть все рёбра не пересчитала! А ночью, брат, приходили на двор воры, хотели к амбарам да клетям подобраться, – так я такой лай поднял, так зло на них накинулся, что куда уж им было о чужом добре думать, одному и штаны порвал….

Слышит охотник, что собаки между собой говорят, и держит у себя на уме: «Погоди, жена! Приду домой – уж я те задам жару!».

Вот воротился он в село, вошел в избу:

– Здорово, хозяйка!

– Здорово, хозяин!

– Приходила вчера собака домой?

– Приходила.

– Что ж, ты её накормила?

– Накормила, родимый! Дала ей целую крынку молока и хлеба накрошила.

– Врешь, старая ведьма! Ты дала ей горелую корку да кочергой прибила.

Жена повинилась и пристала к мужу, скажи да и скажи, как ты про всё узнал.

– Не могу – отвечает муж, – не велено рассказывать.

– Скажи, миленький!

– Право слово, не могу!

– Скажи, голубчик! – пристает жена.

– Если скажу, так смертью умру.

– Ничего, только скажи, дружок!

Что станешь с бабой делать? Хоть умри, да признайся!

– Ну, давай белую рубаху, – говорит муж.

Надел белую рубаху, лег в переднем углу под образа, совсем умирать приготовился, и собирается рассказать хозяйке всю правду истинную. А на ту пору вбежали в избу куры, а за ними петух и стал гвоздить то одну, то другую, а сам приговаривает:

– Вот я с вами разделаюсь! Ведь я не такой дурак, как наш хозяин, что с одной женой не справляется! У меня вас двадцать штук, я до вас всех доберусь! —

Как услыхал эти речи охотник, не захотел быть в дураках, вскочил с лавки и давай учить жену плёткою.

С тех пор присмирела она: полно приставать да выспрашивать. И ни в чём обманывать уже не могла, боялась: да убоится жена мужа, как сказано в писании.

Конец.