Текст книги "Запретная стена"

Глава 3

Нос лодки с хрустом вспарывал твердую корку ила, и Нат чувствовал, как по его лицу стекают капли жидкой грязи. Его глазам предстала картина разоренного города: разномастные лачуги и покосившиеся склады, соединенные ненадежными переходами из бамбука.

После долгих лишений он оказался наконец в виду Изолакра – торгового прибрежного городка, где, если ему повезет, он сможет наняться матросом на какое-нибудь судно. Он взял курс на пристань и погреб изо всех сил. Когда его лодчонка ткнулась в сваи причала, Нат ухватился за перекладины лестницы и выбрался наверх.

На него косились с подозрением – выглядел он точь-в-точь как «дикарь» с грязевых равнин. Примитивная пирога и привязанный к бедрам чехол тоже, прямо скажем, не улучшали картины. Он тут же направился в ближайшую лавку, где брали под залог и скупали всякую всячину, и продал там свое копье и нож из полированной кости, а также связку превосходно выделанных шкурок ящериц. Конечно, это был не слишком осторожный поступок, но у него не было выбора: если он хотел получить хоть малейший шанс наняться на работу, ему следовало как можно скорее принять «цивилизованный» облик.

Лавочник, убежденный, что имеет дело с тупым «дикарем», беззастенчиво ободрал его как липку, расплатившись за шкурки десятью жалкими медяками. Затем Нат прямиком поспешил в общественные бани самого низкого разбора, а оттуда – к цирюльнику, где ему подстригли волосы и бороду, и переоделся в латаную-перелатаную, но относительно чистую одежду, которую один из работяг уступил ему по разумной цене. Заодно он прикупил подвернувшуюся по случаю кирасу – помятую, как столетний медный котелок. Теперь он вовсе не выглядел дикарем, и, замечая свое отражение в стеклах витрин, он едва узнавал сам себя.

Приглушенная, но болезненная скорбь все еще трепетала в нем, и всякий раз, прикрывая глаза, он снова и снова видел Нюшу, извивающуюся в челюстях ящера.

Во время путешествия его не раз охватывало отчаяние, когда он был готов просто сдаться и умереть здесь же, на дне пироги. И все-таки каждый раз инстинкт выживания брал свое, заставляя его двигаться дальше.

Теперь ему следовало перестать оглядываться назад. Он здесь, в Изолакре, куда заходило большинство судов, связывающих между собой все крупные города равнины-океана.

На причале рядом с небольшим вельботом стояли и болтали между собой пятеро матросов. Вдали, теряясь в густой дымке, вырисовывался силуэт стоявшей на якоре громадины – тяжеловооруженного разгонщика облаков.

На припортовой площади до ужаса тощий, чумазый уличный сказитель пытался привлечь внимание зевак, громко излагая легенду об Алмоа, грязевом океане.

– Многие века тому назад, – вещал он, – третий император, правитель нашего королевства, имел своим визирем колдуна Алканека. Император страдал болезненной подозрительностью; заговоры мерещились ему буквально повсюду, и однажды он заподозрил в измене самого Алканека. Даже не пытаясь дознаться правды, он приговорил своего визиря к казни через раздавливание…

Нат задумчиво кивнул. Он знал этот миф наизусть, потому что тысячу раз слышал его из уст своего отца – Мура, Дозорного Сольтерры. Казнь через раздавливание заключалась в том, что приговоренного укладывали на землю под металлическую плиту, на которую наваливали камни. Проседая под грузом камней, плита в конце концов расплющивала грудную клетку несчастного и раздавливала его легкие.

– Однако он забыл, что Алканек был могущественным колдуном, – продолжал рассказчик. – Уже погибая и захлебываясь собственной кровью, он выкрикнул проклятие, обрекающее наш народ вечно испытывать те же муки, что и он. Все совершилось по его слову. На следующий же день сила тяжести на нашей планете возросла, губя целые племена. Людям пришлось приспосабливаться к этому невидимому грузу: ходить, пригнув голову, сгорбив спину и свесив руки, тяжелой, медленной походкой, от которой по сию пору ноги наливаются свинцом, а кровь стекает вниз, раздувая кисти рук и стопы и придавая им лиловый оттенок. Даже облака под действием собственной тяжести спустились с высоты и стали тверже камня, а дождь обратился в каменный град… Магия Алканека исказила сами законы Природы.

Нат отвернулся – с него было довольно. И вздохнул: итак, его добровольное изгнание закончилось; еще неделя – и он снова будет дома.

Дома… Это слово с трудом укладывалось у него в голове. Вот уж не думал он, что когда-нибудь испытает желание вернуться в Сольтерру, откуда прежде всеми силами мечтал сбежать.

У самого края берега, где колыхались илистые волны, какая-то птица боролась с воздухом, напряженно шелестя перьями. Как у всех прочих пернатых, у нее развилась мощная летательная мускулатура, позволяющая преодолевать силу тяжести. Непропорционально большой размах крыльев придавал ей неприятное сходство с птеродактилем. Так все и пошло со времен проклятия Алканека. В тех местах, где грунт был слишком мягким, незримый свинцовый груз утянул деревья и дома под землю. Болотистая, зыбкая твердь оказалась как нельзя более подходящей для подобных бедствий.

Со временем жители Алмоа научились избегать лишних движений, и повседневная жизнь разворачивалась замедленно. Когда возраст истощал силу мышц, птицы переставали летать… а старики уже не могли подниматься по лестницам.

Острое ощущение, что за ним наблюдают, вырвало Ната из раздумий. Особое шестое чувство, которое развилось у него в результате жизни среди хищных ящеров, буквально вопило о возникшей угрозе. Резко повернувшись, он заметил, что на него уставились трое субъектов самого неприятного вида; один из них держал на поводке облезлого крупного пса. Шкуру пса, не перестававшего скалиться, обильно покрывали шрамы.

«Сброд из городской стражи, – подумал Нат. – Крепко выпили и теперь ищут, к кому бы придраться, чтобы развлечься и насладиться своей ничтожной властью».

Он счел за самое разумное убраться с их глаз. Вообще-то в задачи стражи входило поддержание общественного порядка в прибрежных городах; проблема, однако, заключалась в том, что в ней служило одно отребье, не упускавшее ни малейшей возможности злоупотребить своими привилегиями и пробавлявшееся в основном грабежами и вымогательством среди приезжих.

Желая как можно скорее скрыться с глаз стражников, Нат шмыгнул в какую-то темную улочку. Но не успел он пройти и десяти шагов, как за спиной у него раздался хриплый собачий лай. Через мгновение он оказался окружен. Все трое подонков были вооружены молотами на длинных рукоятках вроде палиц, и их окутывал запах перегара от скверного портового вина.

– Эй ты! – окликнул его тот, что держал собаку. – Поди-ка сюда, чтобы мы могли разглядеть твою поганую рожу. Канико тебя выследил. Смотри, как он рычит. Это значит, ему не нравится твой запах, вот что. И знаешь, в чем причина? Канико специально учили распознавать Мягкоголовых, и он никогда не ошибается. Посмотреть на него, так от тебя просто разит Мягкоголовыми!

– Ага, – буркнул его приспешник. – А Мягкоголовые нам здесь не нужны. Жалкие воры и выродки. Крадут наших детей и пожирают их. Врываются в наши дома, насилуют женщин и поганят их своим гнусным звериным семенем. Если дать им волю, они загубят весь людской род, и мы все начнем ходить на четвереньках и гавкать как псы. Будем жить в будках и нюхать друг другу задницы.

– Точно, – подтвердил стражник с собакой. – Мягкоголовые – это болезнь, а мы – врачи, которые с ней борются. Сейчас мы тебе прививочку сделаем этим молотом… Вот увидишь, сразу почувствуешь себя куда лучше.

Нат примирительно махнул рукой, но, как оказалось, зря: пес зашелся в яростном лае, брызгая пеной с тяжелых брылей. Дело оборачивалось совсем плохо. Он уже сильно жалел, что поспешил продать оружие.

– Да ладно вам, не глупите, – пробормотал он в тщетной попытке все уладить. – Вы же прекрасно видите, что я человек.

Ему было очень стыдно, что пришлось прибегнуть к такому аргументу, но рядом с этими негодяями особо выбирать не приходилось.

– Ничего мы не видим, – хмыкнул стражник с собакой. – Некоторые Мягкоголовые надевают парики, чтобы скрыть свою плоскую башку. По мне, так ты тоже такой, переодетый.

– И единственный способ выяснить, кто они такие, – добавил второй приспешник, – это дать им как следует молотом по черепушке. Именно так мы сейчас и поступим для выяснения твоей личности.

Широко ухмыляясь, он поднял молот. Пес, возбудившись до крайности, резко прыгнул вперед, и его хозяин разжал ладонь, выпуская кожаный поводок. Нату показалось, будто его ударило в грудь пушечное ядро. Под весом могучего пса он опрокинулся навзничь и обхватил руками шею собаки, стараясь отвести ее покрытую пеной морду от своего лица. Но стражник с молотом уже приближался, замахиваясь своим орудием и метя юноше прямо в лоб.

– Ага! – воскликнул он. – Так и есть, это наверняка парик! Ребята, у нас тут поганый дикарь переодетый!

Нат толком не успел понять, что произошло потом. Собака вдруг болезненно взвизгнула и завалилась набок, освободив Ната от своего веса. Стражник тоже вскрикнул и уронил свою палицу…

Приподнявшись, Нат увидел, что в переулке объявился еще один человек, который в данный момент держал стражников на почтительном расстоянии, нацелив на них острие своего оружия. Настоящий великан с наголо бритым черепом, в помятых латах и с тяжелым гарпуном в руках. Немолодой – лет шестидесяти, с седыми усами, но с могучими мышцами. Он уже уложил пса и ранил в плечо стражника с молотом. Мостовая оросилась кровью.

– А ну проваливайте отсюда, ублюдки, – рявкнул он стражникам, – или я проткну вас, как вонючие бурдюки с дерьмом, каковыми вы и являетесь. Убирайтесь! И если будете дальше приставать к этому парню, я кликну других гарпунеров с вельбота, и мы всех вас наденем на копья, как вашего паршивого полкана. Ясно?

Стражники попятились, бормоча невнятные угрозы, но что-либо предпринять не решались.

Когда они исчезли за поворотом, Нат повернулся к своему спасителю, чтобы поблагодарить; но великан только махнул рукой, проворчав:

– Какого черта тебя понесло в эти переулки? Хочешь, чтобы тебе глотку перерезали? Возвращайся на причал, и больше оттуда ни ногой. Там все свои, моряки, и стражники не осмеливаются туда соваться. Шевелись, чего стоишь! Ждешь, пока они вернутся с подмогой?

После чего он резко развернулся и направился в порт.

Нат с трудом боролся с усталостью, сковавшей все его движения – неизбежное следствие любых физических усилий. Чрезмерное тяготение на Алмоа никак не поощряло интенсивной нагрузки, которая только что выпала на его долю.

Лямки непривычной, плохо подогнанной кирасы резали плечи. Нат решил последовать совету гарпунера и, покинув переулок, направился к пристани.

На причале моряки кое-как пытались сдержать нетерпение пассажиров.

– Оставьте же нас в покое! Раньше чем завтра мы не отправимся, – надсаживался один из них. – У нас команда гарпунеров до сих пор не укомплектована. Неужто вы так торопитесь встретиться с облаками? Многие из вас там и полягут! Сходите-ка лучше в бордель, развлекитесь, может, это будет последний раз в вашей жизни!

Задрав голову, Нат рассматривал странный, обшитый броней корабль, которому предстояло доставить его домой, на родной остров. Путешествие предстояло опасное. Окаменевшие облака, дрейфовавшие над самыми волнами, славились своей способностью сминать оказавшиеся у них на пути корабли.

Уже собираясь уйти, он вдруг заметил невдалеке бритоголового исполина в помятых доспехах, который незадолго до того спас ему жизнь. Усач по-прежнему держал в руке заляпанный кровью гарпун. Выглядел он очень внушительно, однако было видно, что старость скоро сразит его: человеческое тело на Алмоа изнашивалось быстро.

– Собрался плыть куда-то? – бросил ему незнакомец.

Нат кивнул, и великан пророкотал в ответ:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, парень. Учти, мы не будем здесь просто пассажирами: капитан рассчитывает на каждого, как на солдата, когда придется воевать с облаками. Ты хоть раз участвовал в такой атаке? Вижу, что нет. Тогда держись позади меня и повторяй каждое мое движение. В этом случае тебе, быть может, удастся дожить до конца плавания. Что же до меня, то мое имя – Неб Орн, я гарпунер, охотник на летучие айсберги.

Глава 4

Стальной нос корабля с оглушительным треском прокладывал путь через плиты застывшей грязи. Стоя у борта, Нат не мог отвести взгляда от могучего заостренного форштевня, который вот уже трое суток рассекал застывшие волны спекшегося ила, под которым текла жидкая грязь.

К нему не торопясь подошел Неб Орн. Несмотря на преклонный возраст, его наняли в качестве старшего гарпунера. Насколько Нат мог видеть, он никогда не выпускал из рук своего гарпуна с взрывчатым наконечником, как будто тот был естественным продолжением его тела, еще одной конечностью.

Лишенный мачт и парусов, корабль походил на перевернутый панцирь черепахи. А поскольку этот панцирь был сделан из металла, всякое передвижение матросов по палубе сопровождалось жутким грохотом и лязгом.

Нат слишком резко поднял голову и чуть не свалился от накатившей дурноты. Неб Орн подхватил его своей огромной лапищей.

– Ты в порядке?

– В порядке.

Гарпунер фыркнул:

– В некоторых местах тяготение такое сильное, что, однажды сев облегчиться, уже не сможешь подняться. Так и останешься навсегда на толчке, роняя катяхи весом с пушечное ядро!

– Неб, – пробормотал Нат, – а это правда, что грязевая равнина бесконечна?

Орн кашлянул, как будто юноша затронул некую скользкую тему, которую не следовало обсуждать на людях.

– Так говорят, – сказал он наконец с оттенком нерешительности. – Что до меня, так я избороздил все северное полушарие вдоль и поперек и могу тебя заверить: грязевая равнина покрывает все, однако…

– Однако что?

Великан смущенно пожал плечами.

– Я, конечно, могу говорить только за северное полушарие, – продолжил он, жуя мундштук своей трубки. – Про юг ничего сказать не могу, туда отродясь никто не совал носа, кроме разве что птиц, ну а из них никто тебе не расскажет, что они там видели.

– Птицы?

– Ну да, только птицы могут перелететь через великую стену.

– Что за великая стена?

Орн нахмурился и, понизив голос, пояснил:

– Экватор – это граница, за которую никому нет ходу. По нему проходит исполинская стена, которая опоясывает всю планету, как каменный обруч. В этой стене нет ни единой дверцы, и она такая высокая, что никто не может на нее взобраться без страха, что от силы тяжести у него лопнут глаза.

– А что там, по другую сторону?

Нед недовольно забурчал, отводя глаза.

– Ха! По другую сторону… Это тайна! Поговаривают, что за каменной стеной лежит цветущий рай, где никто не страдает от избыточного тяготения и где сияет ласковое солнце. Нечто вроде Эдема, который называют «садом секретов». Якобы там, в веселье и счастье, живет избранный народ. Если верить сказителям, Алмоа с давних пор поделена на две части – ад на севере, рай на юге. Но это, конечно, просто глупая легенда. Еще одна из множества подобных.

Нату стало не по себе. Его отец, Мур, Дозорный Сольтерры, никогда не упоминал об этом. Правда, Мур всегда презирал народные сказки. До самой своей кончины Мур был человеком жестким и непреклонным… в общем, совершенно несносным. Именно спасаясь от его тирании, Нат все время мечтал сбежать от Сольтерры и ее сторожевой башни, откуда дозорные наблюдали за перемещением смертоносных облаков.

Раздавленный усталостью, Нат покинул палубу и спустился в трюм, предназначенный для рядовых матросов. Он успел поспать где-то час, свернувшись в своем гамаке, когда шум разразившейся вдруг суеты поднял его на ноги. Прильнув к одному из приоткрытых бортовых люков, он увидел человеческую фигуру посреди застывших илистых волн, в сотне саженей от пробитого кораблем канала. Незнакомец размахивал факелом и отчаянно вопил, причем страх придавал его голосу особую пронзительность:

– Облако, облако-убийца! Идет прямо на город. Завтра оно уже будет там. Я два дня бежал, чтобы предупредить вас. Вы должны отправиться туда. Спасите нас! Спасите!

Глава 5

Корабль лег на новый курс. Стоя на корме, Нат чувствовал, как ревет в машинном отделении кочегарка. Из люка вынырнул Неб Орн; все его тело обильно покрывал пот, могучие, забрызганные маслом руки были сплошь исчерчены старыми шрамами.

– Мотор просто надрывается, – бросил он парню. – Еще чуть-чуть, и наша лодчонка раскалится докрасна, так что наши пятки будут шипеть на палубе, как сало на сковородке.

Тыльной стороной ладони Нат отер испарину со лба. По спине уже бежали ручейки пота.

– Почему ты поплыл вместе с нами? – спросил вдруг Неб.

Нат поморщился:

– Решил вернуться… домой, – выдавил он неохотно. – Маленький такой островок. Сольтерра. Там совсем жить невозможно.

– Поэтому ты и ушел оттуда?

– Да, но все обернулось не слишком хорошо. Не хочу об этом рассказывать. Да кстати, не так уж далеко я ушел. Я оставил дом сразу после смерти отца, чтобы не оставаться одному. Никто меня не удерживал. Я хотел попытать счастья. В моих краях ни один человек никогда не покидал родного холма. Поэтому меня сочли чокнутым, изменником.

– А чем занимался твой отец? Рыбачил? Охотился?

Нат покачал головой:

– Нет. Уж лучше бы так… Он был дозорным, наблюдал за облаками, и он знал заклинания, способные отгонять демонов тумана.

Глаза Неба на долю секунды расширились.

– Дозорный… ишь ты, – присвистнул он. – Важный человек, значит. У дозорных куча разных привилегий.

Нат отметил, что слова гарпунера были не лишены некоторой досадливой горечи. Как и большинство людей, он не имел ни малейшего понятия о том, какой на самом деле была жизнь дозорного. Правда наверняка сильно бы его разочаровала.

Они расстались: Небу предстояло укрепить лафет одной из пушек, который его тревожил, а также произвести смотр боеприпасов.

Нат вернулся на свой наблюдательный пункт. Клубы пара вырывались из трюма всякий раз, как кто-нибудь открывал люк.

Внезапно уши юноши заложило от мощных раскатов грома. На секунду у Ната мелькнула мысль, что это взорвалось машинное отделение, разворотив весь корабль, но тут до него донеслись отчаянные крики: «Дождь!»

Началась паника. Из-за тяжелого, как в парилке, жара большинство матросов поснимали свои защитные латы. Нат и сам за минуту до того хотел снять металлический ворот, натиравший ему плечи.

Грянул второй раскат грома, за которым последовали первые каменные залпы. Нат услышал, как камни засвистели у него над головой, словно выпущенные из пращи. Галька с грохотом рикошетила от палубы; один каменный осколок с визгом высек искру о бронированный борт, а затем насквозь пробил грудь стоявшего рядом матроса. Тот рухнул, крича от боли. Всех прочих, кто оказался без доспехов, ожидала такая же судьба. Каменные градины нещадно дырявили кожу и черепные кости.

От страха Нат оцепенел, застыв на месте. Ему ни разу не доводилось видеть такой свирепой грозы. Он упал на колени, пытаясь на ощупь отыскать шлем, который минуту назад положил рядом с собой. Увы, один из мечущихся по палубе моряков случайно поддал шлем ногой, и тот укатился далеко в сторону.

Теперь буря бесновалась в полную силу, невидимой рукой швыряя с небес каменный ливень. Кремниевые льдинки молотили по броне, с грохотом разлетаясь во все стороны. Нат скрючился у борта, обхватив голову руками и пытаясь как-то укрыться от прямых попаданий, которые точно стали бы смертельными. Кираса защищала его, но при каждом новом попадании ему казалось, будто кто-то со всей силы шарахает его дубиной.

Один из матросов, получив удар в затылок, повалился на палубу, захлебываясь кровью: камень вырвал ему язык. Каждая каменная «капля» прокладывала себе путь к земле с силой пули.

Небеса словно решили учинить всеобщую казнь через побивание камнями, от которых коробилась броня и вылетали стекла иллюминаторов.

Нат припомнил, что некогда объяснял ему отец:

«На Алмоа состав дождевой воды изменился. Проходя через слои атмосферы, капли накапливают молекулы извести, которые искажают их структуру, и к тому времени, как они достигают земли, они превращаются в камни! Невежды непременно скажут тебе, что это следствие Великого Проклятия, но это просто глупость. Все дело в экологических нарушениях!»

Корабль застонал. Стальная обшивка корежилась и рвалась под напором каменного ливня, обнажая внутренние отсеки судна. Нату удалось укрыться под чьим-то щитом, и теперь он отчаянно цеплялся за кожаный ремень, прикрепленный к стальному диску, который только вздрагивал от очередного шквала. Одна из градин подкатилась к его ногам. Она была круглая, гладкая, как агатовая бусина… и совершенно сухая.

– Если корабль будет наполняться и дальше, мы пойдем ко дну! – закричал капитан.

Он был прав. Каменные шарики, ручейками стекая через люки, постепенно наполняли трюмы. С каждой минутой отяжелевший корабль оседал все глубже.

Люди на палубе пытались заделывать пробоины. Падающие с неба камни то и дело колотили по незащищенным спинам, разбивая почки и легкие.

– Отступаем на нижнюю палубу! – скомандовал Нат.

Он сильно тревожился за Неба Орна, которого ливень наверняка застал голым по пояс, занятым осмотром пушек.

Уцелевшие осторожно отступили, стараясь не выставлять за пределы щитов руки и ноги. Каменная шрапнель била достаточно сильно, чтобы покалечить оставленные без защиты конечности.

У подножия трапа, ведущего вниз, они обнаружили лежащего без сознания гарпунера: на лбу у него вздулась громадная шишка, щеки и скулы были покрыты кровоподтеками и ссадинами. Ему еще повезло, что в него попадали только мелкие градинки. Нат и другие матросы не без труда оттащили его в более безопасное место.

Они сгрудились между двумя пушками, куда проникающие через пробоины в потолке камни попадали уже на излете; тем не менее силы удара хватало, чтобы градины взрывались облачками сухой пыли.

Ливень бушевал около получаса и закончился так же внезапно, как и начался.

Воцарившаяся после грохота тишина сама казалась оглушающей. Некоторое время никто не решался сдвинуться с места, но затем Нат отодвинул щит и выбрался на палубу. Испещренная кратерами поверхность ила вокруг судна напоминала лунную поверхность.

Судно пострадало очень сильно. Из команды уцелели лишь немногие; потери насчитывали пять убитых и десять тяжелораненых. В воздухе висел душный запах крови.

В машинном отделении пробитые камнями трубы исходили ручейками пара.

Схватив рупор, капитан объявил, что давление упало до нуля и двигатель требует ремонта. Неб Орн, едва придя в себя, снова спустился вниз, в кочегарку. Нат побежал вместе с годными к службе матросами вычерпывать миллионы и миллионы небесных камешков, заполнивших трюмы.

Он занял свое место в цепочке, по которой передавали ведра с градинами, чтобы высыпать их за борт. Каждое такое ведро, наполненное под край, весило килограммов тридцать, и Нат тут же почувствовал, как налились болью его руки. Но что поделать? Приходилось работать дальше.

Никто не разговаривал – каждый берег силы для работы, и вокруг было слышно лишь натужное, хриплое дыхание, перемежающееся в регулярном ритме шорохом ссыпаемой на равнину гальки.

Наконец донесшийся из топки свист возвестил, что давление снова растет; десять минут спустя винт снова начал вращаться, и судно вырвалось из глинистого плена с треском, от которого свело челюсти у всего экипажа.

Из люка показалась голова Неба Орна. Его синяки уже успели налиться чернотой, и Нат не сразу его узнал.

– Поехали! – крикнул гарпунер с напускной веселостью. – Все наверх!

– Ты в порядке? – спросил юноша, пока матросы занимали свои места на палубе.

– В порядке, – буркнул усатый великан.

И, чуть помолчав, добавил:

– Раньше в это время года никогда не бывало дождей. Погода совсем разладилась. Опоздаем примерно на полдня, если только…

Он резко умолк и снова вернулся к сплетению трубок двигателя, что-то подправляя в них при помощи молотка.

Нат ощупал свои бока, морщась от боли. Его кираса сильно покоробилась от недавнего ливня, руки нещадно ныли. Он оторвал полосу ткани от подола туники, чтобы кое-как перевязать ушибы. Волосы липли ко лбу от пота. Наверное, ему следовало радоваться, что он не ранен. Другим повезло куда меньше. На палубе все еще виднелись кровавые потеки там, где несчастные попали под обстрел.

Поднявшийся ветерок показался ему упоительно свежим. Небо набрякло свинцом, но на горизонте виднелась светлая полоска. Прямо впереди смутно виднелась какая-то темная масса.

«Только бы не…» – подумал он, не успев толком осознать, чего же боится.

Скоро он застучал зубами от холода. «Конечно, от холода», – твердил он сам себе, в глубине души отлично понимая: причина этому – страх.