Электронная библиотека » Сесилия Ахерн » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Postscript"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2019, 10:21


Автор книги: Сесилия Ахерн


Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Я принесу бумагу и ручку, – подскакивает Киара.

Джой записывает свои данные, а я лишь говорю «до свидания» ей вслед.

Тренькает колокольчик, хлопает дверь, каблучки Киары постукивают по деревянному полу. Наконец эти винтажные, сороковых годов, туфельки с открытым носком, которые она носит с чулками в сеточку, останавливаются возле меня. Сестра изучающе глядит на меня, и я стопроцентно уверена, что она все подслушала. Я отвожу глаза и ставлю книгу на полку. Вот сюда. Да, тут она смотрится лучше некуда.

Глава шестая

– Полегче с подливкой, Фрэнк, – предостерегает мама, пытаясь отобрать у отца соусник. Тот не отдает, намереваясь утопить в подливе воскресный обед, и в пылу борьбы из носика льется, тяжелые капли плюхаются на стол. Выразительно глянув на маму, отец подбирает их со скатерти пальцем и демонстративно его облизывает.

– А то всем не хватит, – говорит мама, протягивая соусник Деклану.

Деклан пальцем снимает потек с носика, слизывает подливку и опять тянет руку.

– Второй подход запрещен! – окорачивает его Джек, принимая у мамы соусник.

– Да я даже еще не пробовал! – огрызается Деклан, пытаясь добычу перехватить, но Джек уворачивается и наклоняет соусник над своей тарелкой.

– Мальчики, – вступает мама, – ну вот право же, ведете себя как дети…

Дети Джека хохочут.

– Оставь мне немножко! – просит Деклан Джека. – Разве в Лондоне нет подливки?

– Маминой – нет. – Джек подмигивает ей, потом понемногу наливает в тарелки детям и передает соусник своей жене, Эбби.

– Не хочу подливку, – тянет один из его сыновей.

– А я хочу! – хором заявляют Джек и Деклан.

– Пойду еще принесу, – вздыхает мама и спешит на кухню.

Все вгрызаются в еду, словно не ели неделю: папа, Деклан, Мэтью, Джек, Эбби и двое их детей. Мой старший брат Ричард задержался на спевке хора, а Гэбриел сегодня проводит день со своей дочерью Авой. Она, как правило, не хочет иметь с ним ничего общего, к тому же возраст у нее подростковый, так что Гэбриел этими встречами дорожит. Все поглощены едой, кроме Киары, которая не переставая наблюдает за мной. Столкнувшись со мной взглядом, она отводит глаза и тянется к центру стола за салатной ложкой. Мама возвращается с кухни с двумя соусниками. Один ставит в центре, другой рядом с Киарой. Джек делает вид, будто претендует на него, отчего Деклан в панике вскакивает и хватается за соусник.

Джек хохочет.

– Мальчики, – увещевает мама, и они стихают.

Дети хихикают.

– Садись, мама, – мягко говорю я.

Оглядев свое энергично жующее семейство, она наконец усаживается рядом со мной во главе стола.

– Что это? – интересуется Киара, заглядывая в соусник.

– Веганская подливка, – с гордостью объявляет мама.

– Ох, мам, ты супер. – И водянистая мутная субстанция разливается по тарелке Киары, как суп. Киара с сомнением глядит на меня.

Я изображаю восторг.

– Наверно, я что-то не так сделала, – беспокоится мама. – Вкусно?

Киара осторожно пробует:

– Необыкновенно.

– Лгунья, – смеется мама. – Холли, ты что, не голодна?

Тарелка моя почти пуста, я даже еще не начала есть. Брокколи и помидоры – вот все, на что я могу смотреть без содрогания.

– Я плотно позавтракала, мам, – говорю я, – но стол, как всегда, красотища, спасибо.

Беру себя в руки и ем. Вернее, пытаюсь. Мама, которая правда прекрасно готовит (про веганскую подливку забудем), при всякой возможности собирает нас на воскресный обед, и мы это обожаем. Но сегодня, как и несколько последних недель, аппетита у меня нет.

Киара смотрит на мою тарелку, потом на меня. Она беспокоится. Они с мамой переглядываются, и что-то подсказывает мне, что Киара уже проболталась ей про клуб «P. S. Я люблю тебя».

– Я в порядке, – воинственно заявляю я и в доказательство своей стабильности запихиваю в рот целое соцветие брокколи.

– С чего это ты? – удивляется Джек.

Рот у меня набит, ответить я не могу, но глаза закатить с выражением отчаяния способна.

Джек поворачивается к маме:

– Что такое с Холли? С чего это она притворяется, что в порядке?

Я бурчу что-то невнятное, стараясь дожевать поскорей, чтобы прекратить этот разговор.

– У Холли все отлично, – спокойно говорит мама.

Но тут включается Киара и дает быстрый мощный залп:

– Женщина, которая умерла от рака, организовала клуб «P. S. Я люблю тебя» для людей, умирающих от неизлечимых болезней, и они хотят, чтобы Холли помогла им написать письма тем, кого они любят. – По ее лицу видно, с каким облегчением она освободилась от этой информации и как боится того, к чему ее выходка приведет.

Едва не подавившись, я проглатываю наконец свою брокколи.

– Да блин же горелый, Киара!

– Извини, но мне пришлось! – Киара вскидывает руки, словно бы защищаясь.

Дети хохочут над моим лексиконом.

– Прости, Эбби, – хрипло говорю я их маме и откашливаюсь. – Парни, я в порядке. Правда. Давайте-ка сменим тему.

Мэтью с осуждением смотрит на свою болтушку-жену. Киара совсем сникает.

– Так ты будешь помогать этим людям с письмами? – спрашивает Деклан.

– Не хочу это обсуждать, – заявляю я, отрезая дольку от помидора.

– С кем? С ними или с нами? – уточняет Джек.

– Ни с кем!

– Значит, ты им не поможешь? – включается мама.

– Нет!

Она кивает с совершенно непроницаемым лицом.

Мы молча жуем.

Я ненавижу, когда у нее это непроницаемое лицо.

– А что, ты считаешь, что я должна? – сдаюсь я.

Все за столом, за исключением мальчишек и Эбби, которая слишком умна, чтобы влезать, отвечают одновременно и так, что ни единого слова не разберешь.

– Я вообще-то маму спросила.

– А тебе неинтересно, что думаю я? – спрашивает отец.

– Ну конечно интересно!

Но он, уязвленный, утыкается в свою тарелку.

– На мой взгляд, – вдумчиво говорит мама, – ты должна делать то, что, как ты считаешь, правильно для тебя. Я, ты же знаешь, в ваши дела не лезу. Но раз уж ты спросила, скажу: если из-за этого ты так… – критически оценив мою тарелку, она переводит взгляд на меня, – ты так расстроена, то тогда это плохая идея.

– Она же сказала, что завтракала! – защищает меня Мэтью, и я смотрю на него с благодарностью.

– А что именно ты ела? – интересуется сестрица.

Я закатываю глаза.

– Полный английский завтрак, Киара. Целая сковородка поджарки с кусками свинины, свиной кровью, беконом и яйцами, и все прокипело в масле. В коровьем масле, Киара.

Это вранье. Завтрак в меня тоже не полез.

Киара отвечает мне самым свирепым взглядом.

Дети снова хохочут.

– Можно, я сниму фильм про то, как ты им помогаешь? – жуя, спрашивает Деклан. – Отличная выйдет документалка!

– Не разговаривай с набитым ртом, Деклан, – одергивает его мама.

– Нет, нельзя. Потому что я этого делать не буду, – отвечаю я.

– А что об этом думает Гэбриел? – спрашивает Джек.

– Не знаю.

– Она еще ничего ему не сказала! – ябедничает Киара.

– Холли? – удивляется мама.

– Зачем ему об этом рассказывать, если все равно ничего не будет, – протестую я, но знаю, что не права. Мне следовало это с ним обсудить. Он же не идиот и явно подозревает: что-то со мной случилось. Еще до того, как Джой рассказала о клубе, с тех самых пор, как больше месяца назад я положила трубку после разговора с мужем Энджелы, я стала сама не своя.

Все угомонились и сидят тихо.

– А меня ты так и не спросила, – нарушает тишину папа, оглядывая всех по очереди так, словно каждый здесь задел его чувства.

– И что же ты думаешь, па? – в изнеможении спрашиваю я.

– Нет-нет! Сразу видно, что тебе это неинтересно! – Он тянется к соуснику и сдабривает подливкой вторую порцию ростбифа.

Я яростно пронзаю вилкой еще одно соцветие брокколи.

– Па, ну скажи же!

Он смиряет гордыню.

– Я так думаю, что, похоже, это добросердечный жест по отношению к тем, кто нуждается в заботе, да и тебе самой будет не вредно принести людям пользу.

Джек вроде бы тираду отца не одобряет. Мама снова непроницаема; она сначала обдумает дело со всех сторон, а уж потом выскажется.

– Посмотри на нее, Фрэнк, она и так уже ничего не ест, – тихо произносит она.

– Разве? Да она заглотила почти всю капусту, – подмигивает мне папа.

– И на этой неделе выставила на продажу шесть треснутых чашек, – подсыпает на рану соли сестрица. – Рассеянна до невозможности от одной мысли об этом.

– Ну, некоторые любят треснутые чашки, – парирую я.

– Да? Кто же?

– Красавица и чудовище, – отвечает Мэтью, намекая на диснеевский мультик.

Дети хохочут.

– Голосуем! Кто за эту идею? – бросает клич Киара.

Дети вскидывают руки первыми, Эбби тут же их опускает.

Папа вздымает вилку. Деклан – тоже. Мэтью, похоже, с ними, но Киара сверлит его взглядом. Он отвечает ей тем же и руки не поднимает.

– Нет, – твердо говорит Джек. – Я против.

– И я, – подхватывает Киара. – Не хочу потом быть виноватой, если что-то пойдет не так.

– Да при чем тут ты! – сердито бормочет Мэтью.

– Очень даже при чем. Она моя сестра, и я не хочу отвечать за то, что…

– Всем добрый вечер! – раздается из прихожей голос Ричарда. Он вырастает в дверях, оглядывает нас всех и чует неладное. – Что тут у вас происходит?

– Ничего! – хором говорим мы.


Я в магазине одна. Сижу на табурете за кассой, смотрю в никуда. Киара и Мэтью отправились забрать вещи у семьи, которая жила рядом, а теперь переезжает и избавляется от всего лишнего. Посетителей нет, уже целый час никого. Я разобрала все мешки и коробки, отложила все ценное и обзвонила владельцев договориться об условиях продажи. Начистила все поручни и перекладины, одну штучку передвинула на дюйм влево, другую – на дюйм вправо. Больше делать мне нечего. Тут звонит колокольчик, дверь отворяется, и в магазин входит молодая девушка, точнее девочка-подросток, тоненькая, длинненькая, в потрясающем, черном с золотом, тюрбане на голове.

– Здравствуйте! – Я изображаю приветливость.

Она улыбается – до того застенчиво, что я отвожу взгляд. Есть посетители, которым нравится, когда им оказывают внимание, и чем больше, тем лучше, а другие предпочитают, чтобы их оставили в покое. Я присматриваюсь к ней, когда она этого не видит. На груди у нее, в рюкзаке-кенгурушке, – младенец. Ему всего несколько месяцев, он смотрит наружу, пухлые ножки в ползунках колотят воздух. Его мать – если она мать, конечно, на вид слишком молода, но кто ж ее знает, – наловчилась стоять боком так, чтобы малыш не мог ни до чего дотянуться. Девчонка то и дело взглядывает на меня, потом на вешалки, потом снова на меня. Как будто ее интересует одежда, но на самом деле интересую ее я. Уж не собирается ли что-нибудь стянуть, думаю я; иногда у магазинных воришек именно такой взгляд, отслеживающий, где сейчас продавец. Младенец вскрикивает, проверить, на месте ли голосок, и она дает ему свою руку. Маленькие пальчики хватаются за ее палец.


Когда-то я хотела ребенка. Десять лет назад. Так хотела, тело мое каждый день взывало ко мне: дай мне дитя. Эта жажда исчезла, когда Джерри заболел. Оно переродилось в стремление сделать что угодно, лишь бы он выжил. Вся энергия всех моих желаний была направлена на это, и когда он ушел, жажда иметь ребенка умерла вместе с ним. Я хотела ребенка от Джерри, а его больше не было. Я гляжу на пухлого, славного малыша, и какая-то искра вспыхивает внутри меня, напоминает о прежних мечтах. Мне сейчас тридцать семь, это еще может случиться. Я переезжаю к Гэбриелу, но не думаю, что мы оба готовы к чему-то подобному. Ему хватает сложных отношений с той дочерью, которая у него уже есть.

– Я не собираюсь ничего воровать. – Девушка выводит меня из транса.

– Простите?

– Вы все время пялитесь. Я ничего не украду, – с обидой повторяет она.

– Простите… нет, я не пялюсь… просто задумалась, – оправдываюсь я и встаю. – Я могу вам чем-то помочь?

Она долго смотрит на меня, словно оценивая, словно решая что-то про себя, и отрезает:

– Нет.

Идет к выходу, звякает колокольчик, хлопает дверь. Я смотрю на закрытую дверь и вдруг вспоминаю: она бывала здесь раньше. Несколько недель назад, может быть, на прошлой неделе, и точно так же бродила тут с ребенком и все разглядывала. И точно, Киара тогда похвалила ее тюрбан и потом сама, вдохновившись, с неделю ходила, намотав на голову шарф в красно-белый горох. Девушка ни разу ничего не купила. Ничего удивительного, люди часто бродят по секонд-хендам из любопытства: смотрят, что у других когда-то было и от чего они отказались, как эти другие жили. Есть в подержанных вещах что-то особенное. Одни видят в них дополнительную ценность, для других же использованное – значит грязное. А есть те, кому просто нравится бывать среди таких вещей. Но девочка права. Я и в самом деле сомневалась на ее счет.

В окно видно, как Мэтью паркует фургон у магазина. Из кабины выскакивает Киара в кроссовках и в сверкающем комбинезоне родом из восьмидесятых. Они открывают задние дверцы и вытаскивают добычу.

– Привет, Дэвид Боуи.

Сестра расплывается в улыбке.

– Слушай, мы там нарыли такие сокровища! Тебе понравится. Как тут, что-нибудь интересное было?

– Нет, все тихо.

– Черта лысого у кого-нибудь больше ковров, чем у нас в доме! – со своим сильным австралийским акцентом бросает Мэтью, пробегая мимо с двумя свернутыми в рулон коврами под мышкой.

Лысого. Лысый. Поневоле вспомнишь похороны Энджелы, демонстрацию париков, письма, приклеенные к лысым головам манекенов.

– Ты в порядке? – настораживается Киара.

– Да.

Она спрашивает об этом каждые десять минут, а дождавшись, когда Мэтью скроется в кладовой, говорит:

– Я только хочу сказать, Холли, что мне ужасно неловко. Извини. Прости меня. Я понимаю, что это все из-за меня.

– Киара, перестань.

– Нет, не перестану. Если это я вернула тебя в тот ад, если это я все испортила, ради бога, прости меня. Скажи, как мне все исправить.

– Брось, ничего такого ты не сделала. Случилось то, что случилось, и ты в этом нисколько не виновата. Но если сюда явится Джой или еще кто-нибудь из клуба, сделай милость, скажи им, что мне это неинтересно. Хорошо?

– Да, конечно! Я так и сказала вчера этому типу, чтобы он не приходил больше.

– Какому типу?

– Он сказал, что из клуба. Зовут его… ну, не важно, как там его зовут. Он не вернется. Я очень доступно попросила его оставить тебя в покое, особенно на работе.

Я закипаю.

– Значит, они сюда повадились.

– Они?

– Члены клуба. Без вас сегодня приходила девица. Странно так на меня смотрела. Обвинила меня в том, что я подозреваю ее в воровстве. Тоже из этих, наверно.

– Нет… – Во взгляде Киары тревога. – Холли, ты ведь не думаешь, что каждый, кто заходит сюда и на тебя смотрит, – он оттуда?

– Та женщина сказала, что в клубе их было пятеро, четыре человека осталось. Мои духи Рождества – прошлых лет, нынешний и будущий, – все они уже нанесли мне визит. Понятно же, что они не оставляют меня в покое, правда? – риторически вопрошаю я, тревожа прах Диккенса и клокоча от гнева из-за того, что нарушена моя прекрасная, нормальная, налаженная, счастливая, перспективная жизнь. – Знаешь что? Я с ними встречусь. Я пойду в этот маленький клуб и недвусмысленно потребую, чтобы они от меня отстали. Где там у тебя номер этой женщины?

И я начинаю рыться по ящикам.

– Джой, – озабоченно говорит Киара, – а может, лучше оставить как есть? Мне кажется, до них рано или поздно дойдет…

Я нахожу листок с номером и хватаю свой телефон.

– Извини, – стремительно иду к двери, чтобы поговорить без свидетелей.

– Холли, – окликает меня Киара. – Не забывай, они больны. Это не злые люди, Холли! Держи себя в руках.

Я выхожу, закрываю дверь и, набирая номер Джой, иду подальше от магазина. Я хочу, чтобы она отстала от меня раз и навсегда.

Глава седьмая

Клуб «P. S. Я люблю тебя» собирается у Джой в оранжерее, утреннее первоапрельское солнце нагревает стеклянное помещение. Лабрадор с золотистой шерстью дремлет в солнечном пятне посреди комнаты. Нам приходится его обходить. Я смотрю на членов клуба, они сидят передо мной. Мне тошно, неловко, я растеряна. Я договорилась о встрече с Джой, чтобы изложить ей мой продуманный, отрепетированный, вежливый, но непреклонный отказ иметь с ними хоть что-то общее, но я никак не рассчитывала, что соберутся все. Очевидно, она истолковала мою просьбу абсолютно наоборот. Теперь я горько жалею, что поцеремонилась, не сказала ей все как есть по телефону, а заявилась сюда, чтобы достойно поговорить с глазу на глаз.

– Старый ты лентяй. Верно, дружок? – говорит Джой, с любовью глядя на пса, и ставит на стол рядом со мной чашку чаю и тарелку с горкой печенья. – Мы взяли его, когда узнали мой диагноз. Решили, он нас поддержит, будет всех отвлекать, и так оно и вышло. Ему уже девять, – со значением добавляет она. – У меня рассеянный склероз.

Берт, крупный мужчина под семьдесят, в носу кислородная трубка, вступает следующим.

– А я – так слишком красив, себе же на беду, – говорит он, подмигивая.

Пол и Джой хмыкают, Джиника закатывает глаза, тинейджер среди стариков с их дурацкими шутками. Да, насчет этой девочки я оказалась права. Все-таки я не параноик. Я вежливо улыбаюсь.

– Легкие. Эмфизема, – поясняет Берт, посмеиваясь над своей шуткой.

Следующий – Пол. Он моложе, чем Берт и Джой, примерно мой ровесник. Привлекателен и обманчиво здоров на вид. Он второй таинственный посетитель, которого Киара так ловко отшила.

– Опухоль головного мозга.

Красивый, молодой. Опухоль мозга. Совсем как Джерри. Нет, это слишком. Надо уходить. Но как улучить момент, чтобы сбежать, когда молодой мужчина рассказывает тебе о своей болезни?

– Моя ситуация, впрочем, отличается от других, – добавляет он. – У меня ремиссия.

О, это уже лучше.

– Здорово!

– Да, – говорит он без всякой радости. – Это уже вторая ремиссия, при опухолях мозга такое бывает. В первый раз я не был готов уйти. А теперь, если случится обострение, хочу заранее привести все в порядок, чтобы семья не страдала.

Я киваю. Сердце сжимается: даже в ремиссии он готовится к смерти, на тот случай, если опасность не миновала.

– У моего мужа была первичная опухоль мозга, – пытаюсь я поддержать разговор, но как только слова слетают с моих губ, понимаю, до чего они неуместны. Ведь все знают, что Джерри умер.

Я пришла сюда, чтобы покончить с этой историей, прежде чем включусь в нее эмоционально. Но, едва войдя в дверь и увидев этих людей, я поняла, что отсчет пошел. Песочные часы перевернуты. И теперь, когда с еле различимым шорохом ссыпаются песчинки, я надеюсь, что мой сегодняшний визит – это все, что от меня требуется. Я сниму с себя груз вины, постараюсь чем-то помочь – и вернусь к своей жизни. На все уйдет час, не больше.

Перевожу взгляд на девочку с ребенком, Джинику. Может быть, на этом они перестанут меня преследовать. Нет, им придется перестать, потому что я твердо попрошу их об этом. Малышка Джуэл тихонько сидит на коленях матери, играет браслетами на ее запястье. Чувствуя на себе общее внимание, Джиника произносит, уставившись в пол:

– Рак шейки матки.

Говорит она сквозь зубы. Видно, что ей не по себе.

Хорошо. Отлично. Скажи им – и на этом всё. Скажи, что не хочешь здесь быть, что помочь не можешь. Устанавливается молчание.

– Как видите, все мы на разных стадиях нашей болезни, – вступает Джой, главный голос группы. – Рассеянный склероз не смертелен, но неизлечим, и процесс в последнее время прогрессирует. Энджеле, как нам казалось, лечение хорошо помогало, но потом она стала стремительно сдавать. Пол в прекрасной физической форме, но… кто его знает… мы все постоянно то вверх, то вниз, верно? – ищет она поддержки у остальных. – Думаю, я вправе сказать за всех нас, что не знаю, сколько полноценного времени нам осталось… И все-таки мы еще здесь, и это главное.

Все согласно кивают, кроме Джиники, для которой это точно не важнее всего.

– Некоторые из нас придумали, что будет в их письмах, другие – нет. Мы будем благодарны, если вы нам поможете.

Это окошко, в которое я еще могу выскочить. Они люди, они поймут, а если и нет – какое мне дело! Ведь их не волнует моя психическая устойчивость, а я должна заботиться прежде всего о себе. Я сажусь ровнее.

– Я должна вам объяснить…

– Вот у меня есть идея, – перебивает меня Берт. Он задыхается, когда говорит, что никак не сказывается на обилии слов. – Это «охота за сокровищами» для моей жены Риты, и вы бы мне пригодились, чтобы разбросать подсказки по всей стране.

– По всей стране?!

– Это будет как викторина, как пасхальная охота за яйцами. Вот, к примеру, первый вопрос: в каком сражении погиб Бриан Бору? [1]1
  Бриан Бору (926 или 941 – 23 апреля 1014) – верховный король Ирландии, в 1014 г. разбил датчан при Клонтарфе и в этой битве погиб. После его смерти Ирландия вновь распалась. – Прим. перев.


[Закрыть]
Рите придется поехать в Клонтарф, и там будет ее ждать мой следующий вопрос. – Тут его сотрясает приступ кашля.

У меня начинает дергаться глаз. По всей стране – этого еще не хватало.

– Слушай, а ты жмот, – поддразнивает его Пол. – Нет бы послать Риту на Лансароте, как Джерри отправил Холли.

– Отстань, – отмахивается Берт, скрещивает руки на груди и переводит взгляд на меня. – А чего это он послал вас туда?

– У них был там медовый месяц, – отвечает Пол за меня.

– О да! – Джой мечтательно прикрывает глаза. – И вы там видели дельфинов, правда?

У меня голова кругом оттого, что они рассуждают о моей жизни так, словно это какой-то эпизод из телевизионного реалити-шоу. Треплются, как у кулера в офисе.

– Он оставил билеты у турагента, чтобы она их забрала, – сообщает Джиника Берту.

– А, ну да, – припоминает он.

– А какая там связь с дельфинами? Вы не рассказали об этом в подкасте, – говорит мне Пол, протягивая руку за шоколадным печеньем. Они все на меня смотрят, и я совершенно теряюсь. Это выше моего понимания: как можно вот так запросто обсуждать чужие письма! Конечно, я кратко рассказывала о них в магазинчике Киары, где нас слышали тридцать человек. Но я как-то упустила, что, загруженный в разные девайсы, рассказ этот пойдет дальше, что люди станут слушать его у себя дома для развлечения. И то, что они вскользь, как нечто вполне обыденное, упоминают самые важные, самые глубокие и самые темные переживания моей жизни, как бы изымает меня из реальности, словно я покинула тело.

Я рассматриваю их, одного за другим, пытаясь подстроиться под темп разговора. Вопросы летят в меня, словно у нас викторина на скорость. Я и хотела бы ответить, но не поспеваю. Мою жизнь не вместить в торопливый односложный ответ, она требует контекста, общего плана, мизансцен, пояснений и эмоционального отклика, а не скорости пулеметной перестрелки. Мне взрывает мозг сам факт, что они говорят о письмах, о том, как их написать и оставить, так бесцеремонно, по-свойски. Хочется встряхнуть их всех и спросить, слышат ли они себя вообще.

– А вот я бы хотела спросить вас о том письме с семечками подсолнуха. Это что, в самом деле ваш любимый цветок? – интересуется Джой. – А Джерри попросил вас их посадить? По-моему, это прекрасно. Я бы хотела, чтобы Джо посадил дерево или куст в мою память, и тогда они смотрели бы на него каждый день и думали бы о…

– О том, сколько лет вас уже нет, – на автомате перебиваю ее я, и голос мой звучит резче, чем хотелось бы.

– О! – Она не скрывает разочарования. – Нет, я не так это дерево себе представляла. Только как напоминание обо мне. – И Джой оглядывается на участников клуба.

– Но они и так будут вас помнить. Они будут помнить вас каждую секунду каждого дня. Даже если и хотели бы, забыть не смогут. Запахи, вкусы, звуки – абсолютно все в их жизни будет связано с вами. Некоторым образом вы будете преследовать их – как призрак. Вы постоянно будете в их мыслях – помимо их воли, потому что они поймут: вы должны уйти, чтобы для них жизнь продолжалась… Но будут и такие дни, когда им потребуется, чтобы вы были рядом, чтобы справиться с чем-то, и вы им в этом поможете. Порой они займутся чем угодно, лишь бы не думать о вас. В общем, чтобы помнить вас, им не понадобятся ни добавочные деревья, ни викторины. Ясно?

Джой быстро, мелко кивает, и я понимаю, что почти кричу. Злюсь, хотя я не хотела этого. Я беру себя в руки. Моя взрывная реакция и резкость – неожиданность для меня самой.

– Холли, а вам вообще нравилось получать письма Джерри? – прервав неловкое молчание, спрашивает меня Пол.

– Ну конечно же, да! – с вызовом отвечаю я. Еще бы не нравилось. Я ради них жила.

– Но, понимаете, прозвучало это так, словно… – начинает Пол, но Джой, положив руку ему на колено, заставляет его умолкнуть.

– И как же это прозвучало?

– Да ладно, не важно! – вскидывает он руки, сдаваясь.

– Пожалуй, вы правы, Холли, – медленно и задумчиво говорит Джой, внимательно глядя на меня. – Боюсь, они расценят это скорей как знак смерти, как надгробие, как напоминание о том, что я была, а теперь меня нет. Ведь вы так воспринимали подсолнухи?

Ох, как мне не по себе.

– Нет. Подсолнухи мне нравятся. – Мои слова звучат так настороженно, словно произношу я их сквозь броню. – Я сажаю их семена каждый год, в один и тот же день. Джерри мне этого не подсказывал. Я просто решила делать так.

Джой, впечатленная идеей, делает заметки в тетради. Я держу при себе, что на самом деле это затея моего брата Ричарда. Это он посадил семечки, он ухаживал за побегами, когда они проклюнулись. Но я на них смотрела. Смотрела всегда. Иногда видеть их не могла, порой меня так к ним и тянуло; в хорошие дни я их едва замечала.

Пока я корчусь от неловкости, Джой продолжает размышлять вслух:

– Сажать что-нибудь в землю ежегодно, в определенный день. Может быть, в день моей смерти? О нет… – прервавшись, она наставляет на меня кончик ручки. – Нет, в мой день рождения. Так позитивнее.

Я вяло киваю.

– Для таких дел у меня маловато воображения, – вздыхает она.

– У меня его навалом, – говорит Берт, теперь его очередь занимать оборону. – Я все распланировал. Это пришло мне в голову, когда я был в пабе. Там викторины бывают, и это очень мне нравится. Рита хоть развлечется, мы так давно не путешествовали из-за этой моей штуки, – и тычет большим пальцем в свой кислородный баллон.

– А что, если она не знает ответов? – интересуюсь я.

Все они на меня смотрят.

– Конечно, знает! Это простая викторина на общую эрудицию. Где Бриан Бору потерпел поражение? Какая группа островов дала название свитеру? Откуда родом Кристи Мур? И тут она рванет в Лимерик за следующим письмом.

– Кристи Мур из Килдэра, – говорю я.

– Что? Нет! Уж я-то знаю, я все время слушаю его песни.

Пол утыкается в телефон и гуглит ответ.

– Килдэр.

– Какого черта, Берт! – закатывает глаза Джиника. – Так не пойдет! Вы хоть бы сами знали ответы на свои идиотские вопросы! И потом, на какой именно из Аранских островов она отправится? И куда там пойдет? Она найдет ваше письмо на земле, сойдя с трапа? Или оно будет в бутылке качаться на волнах? Надо это продумать.

Пол и Джой смеются. Я не могу. Это какой-то дурной сон. Как меня угораздило участвовать в этом бреду?

– Ладно вам, перестаньте! – сердится Берт.

– Слава богу, есть Холли, чтобы наставлять нас, – хмурится Джой и переводит на меня озабоченный взгляд, словно бы говоря: видишь, вот почему ты нам нужна.

У нее все основания тревожиться. Это серьезно, пора прекращать этот балаган. Я нужна, чтобы помочь им сменить оптику.

– Послушайте, Берт, а если ваша жена и вправду не знает ответов? Представьте, у нее и без того горе, а тут еще эта головоломка! У нее будет стресс, словно заваливаешь экзамен. Может, вам написать ответы и оставить их у кого-нибудь?

– Ну, тогда она смухлюет! – восклицает он. – Весь смысл в том, чтобы выманить ее отсюда и чтобы она пораскинула мозгами. – Он снова разражается кашлем.

– А оставь свои ответы у Холли, – советует Джой. – Если Рита забуксует, она сможет ей позвонить.

Меня подташнивает. Сердце колотится. Я здесь только на час, на один час, не больше. Скажи им об этом, Холли, скажи им.

– Холли, вы станете хранительницей наших заметок, ладно? – Берт отдает мне честь. – Когда мы уйдем на войну.

Нет, такого я не планировала. Я убедила себя, что посижу с ними часок, послушаю, что они надумали насчет писем, дам несколько советов, а потом исчезну из их жизни. Я не хочу вкладываться. Если бы Джерри советовался с кем-то, когда писал письма, я бы потом, после всего, замучила бы этого человека вопросами. Я бы хотела знать все, выпытывала бы каждую подробность – как они общались втайне от меня. Помню, я почти пригласила к себе на Рождество Барбару из турагентства, пыталась втянуть ее в свою жизнь, пока не спохватилась, какой груз на нее вешаю. Она уже рассказала мне все, что могла. Я выжала ее досуха, снова и снова умоляя поделиться тем, что было для нее простым эпизодом.

И вот эти чужие мне люди сидят и планируют, как я возьму на себя роль посредника, когда их не станет. Они умрут, и совет, который я им дала, будет влиять на жизнь их родных чем дальше, тем больше. Нет, надо идти, пока я не натворила тут дел, пока еще не поздно. Я должна следовать своему плану. Я здесь, чтобы сказать им «нет».

– Ох, смотрите-ка, – говорит Джой, выливая из чайника остатки в свою чашку так, что льется через край и в блюдце натекает лужица. – Чай закончился. Холли, вам не трудно?

Как во сне беру заварочный чайник и, переступив через собаку, выхожу из оранжереи. Пока вода закипает, я, стоя рядом, размышляю, как бы выбраться из этого кошмара. Чувствую себя словно в западне и уже паникую. Дверь кухни открывается: какой-то мужчина на пороге вытирает ноги о коврик и входит. Я открываю рот, чтобы его поприветствовать.

– О, – говорит он, – здравствуйте. Вы, верно, из книжного клуба?

– Д-да, из книжного, – запинаюсь я, ставлю чайник на стол и вытираю руки о джинсы.

– Я Джо, муж Джой.

– Меня зовут Холли.

Он пожимает мне руку и пристально на меня смотрит:

– А вы выглядите… хорошо… Холли.

– Уж куда лучше! – смеюсь я и только потом понимаю, о чем он. По идее, он не должен знать, что скрывается за мифическим книжным клубом. Но то, что его участники нездоровы, Джо определенно заметил.

– Рад это слышать.

– На самом деле я как раз собралась уходить, – говорю я. – Просто хотела долить чайник. Опаздываю на встречу. Насчет работы. Я уже дважды ее отменяла и теперь точно не могу перенести, – плету я.

– Что ж, бегите, важные встречи пропускать не стоит. Я сам заварю чай.

– Спасибо. – Я протягиваю ему чайник. – Вас не затруднит передать остальным мои извинения за то, что мне пришлось уйти?

– Ни в коем случае, – говорит он.

Я пячусь к входной двери. Можно смотаться прямо сейчас. Но что-то в движениях Джо заставляет меня остановиться и присмотреться к нему.

Он открывает один шкаф, потом другой. Чешет в затылке.

– Чай, значит, да? – бормочет он, выдвигая ящик. Опять чешет. – Что-то я не уверен…

Я возвращаюсь, дотягиваюсь до того шкафчика, что над чайником, и обнаруживаю там нужную коробку.

– Вот он.

– Ах, вот оно где, – вздыхает Джо, задвигая нижний ящик с кастрюлями и сковородками. – Чай у нас всегда заваривает Джой. Наверно, им нужна сахарница. – И снова открывает ящик за ящиком. Оглядывается на меня. – Бегите же! Не хватало еще опоздать!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации