Текст книги "Сто имен"

Глава шестая

Теперь у Китти было все: имена, адреса, телефоны. Все сто человек проживали в Ирландии, так что поиски ограничивались одной страной. Она так близко подобралась к своему сюжету – к сюжету, оставленному ей Констанс, – что уже чувствовала запах свеженапечатанной журнальной страницы. Но странно: дедлайн через десять дней, нужно обзвонить сто человек, а она почему-то медлит. Перелистывает страницы телефонного справочника в поисках некоего имени, которого вовсе и нет в списке.

На автобусе номер 123 Китти доехала до О’Коннелл-стрит, оттуда на 140-м добралась до Фингласа. Дорога заняла час, и все это время Китти перебирала в уме, что же надо сказать, однако так и не придумала. Она стояла напротив дома Колина Мерфи, отделенная от него только маленьким парком, вокруг гоняли, чуть не сшибая ее с ног, юные велосипедисты – они как будто не замечали ее. Вот бы ей и вправду стать незаметной, перенестись куда-нибудь. Улицы забиты народом, мамаши куда-то ведут детей, у всех свои повседневные дела, и никому нет дела до чужой тетки. Пока нет. Вот-вот кто-нибудь из детей обратит внимание и предупредит маму, что там, в парке, торчит кто-то незнакомый. Весь парк – лужайка длиной в сто шагов, поперек, от входа до выхода, широкая дорожка, ограда взрослому человеку по колено. Ничем она не укрыта, от дома Колина Мерфи ее отделяет лишь это небольшое расстояние да собственный страх. Китти всматривалась в лица соседей Колина, пытаясь угадать, кто из них присутствовал на заседаниях суда и не они ли освистывали ее и орали ей вслед, не они ли украшали ее дверь надписями и туалетной бумагой, пока она спала в своей студии или отлучалась на работу? Быть может, они все время тайно следят за ней, как она сейчас следит за ними? Надвинув шляпу ниже на глаза, она поглядывала в сторону дома Мерфи, решаясь, идти ли туда, и если идти, то какие же подобрать слова.

Простите. Простите, что испортила вам жизнь. Простите за то, что вас отстранили от работы, подвергли остракизму соседи. Простите, что вам пришлось – не знаю в точности почему, но, очевидно, это опять-таки связано с моей передачей, – выставить дом на продажу. Простите за то, как это отразилось на вашей семейной жизни. Простите, что чуть не сделала вас безработным. Простите за позор, который я навлекла на ваших близких, за порушенные отношения. Конечно, вы думаете, будто я ничего не понимаю, – бессердечная тварь, которой попросту не дано понимать такие вещи, – но я понимаю, поверьте, я все понимаю, потому что теперь все это случилось со мной, я сама прохожу через то, через что заставила пройти вас. Вот какие слова просились ей на уста, но Китти догадывалась, что в такой речи слишком очевидно звучит жалость к себе, а следовало отрешиться от себя. Не получалось, слишком уж крепко ей досталось из-за допущенного промаха. Да, изначально это была ее вина, но в итоге пострадали оба, а теперь те, кто любил Колина и отстаивал его, изо всех сил старались продлить ее страдания.

Она всмотрелась в дом – у крыльца табличка «Продается», детей не видать, никаких признаков их существования, ни велосипедов в саду, ни игрушек на подоконниках. На подъездной дорожке автомобиль – этот автомобиль принадлежал Колину, Китти хорошо помнила, как нагнала его после школьных занятий и сунула водителю камеру в лицо, каким растерянным и испуганным он тогда выглядел. Она сочла его преступником, она была так в этом уверена, а теперь корчится от стыда, припоминая каждое брошенное ему в глаза обвинение. Автомобиль на подъездной дорожке – не означает ли это, что Колин пока еще не вернулся на работу? Она-то думала, его примут обратно теперь, когда он полностью, безусловно, оправдан. Неужели скандал не позволил ему возвратиться?

Простите. Простите!

Колину тридцать восемь лет. Закончив в двадцать четыре года университет, он сразу же устроился на работу в среднюю школу Фингласа, где учатся ребята с двенадцати до восемнадцати лет. Любимчик учеников – что его и сгубило – всегда получал приглашение на выпускной вечер. Еще бы, приветливый молодой учитель, которого и учителем-то не считали, ведь он не задавал домашних заданий, и единственное наказание, которое грозило нерадивым, – отжиматься, распевая при этом популярные песенки. Ребята обращались к нему со своими проблемами, его неоднократно назначали классным руководителем, что необычно для учителя физкультуры, во всяком случае в этом учебном заведении. Шестнадцатилетняя Таня О’Брайан заигрывала с ним, он ее отверг – и расплатился десять лет спустя! Черт знает почему Таня возложила на физрука ответственность за все свои несчастья и подговорила бывшую одноклассницу Оливию О’Нил поддержать ее лживые показания. Давно уже выяснилось, что Оливия в самом деле верила, будто над Таней учинили насилие и ее девятилетний сын родился от Колина. Она с готовностью согласилась на лжесвидетельство, понадеявшись, что две схожие истории прозвучат убедительнее, чем одна, – хотела поддержать подругу, а также рассчитывала на материальную компенсацию за причиненный ущерб. И журналы подхватят этот рассказ, их покажут по телевидению с историей о том, как они пострадали. Таня привела в пример известные дела о совращении несовершеннолетних – да, на этом кошмаре можно было заработать. Две молодые женщины – одна подлая, другая скучающая и не отличающая добра от зла, наметили себе жертвой третью – честолюбивую. Китти тоже была молода, из кожи вон лезла, делая карьеру. Они угадали: она так и вцепилась в этот сюжет. Проглотила их вранье и пришла за добавкой, убедила редактора и продюсера поручить ей расследование, убедила себя в том, что, вынося эту грязь на всеобщее обозрение, разоблачая извращенца, она служит обществу.

Дверь дома распахнулась, вышел Колин. Смотрит себе под ноги – таким Китти запомнила его и в суде, – подбородок уперся в грудь. У Китти сильно забилось сердце, она поняла: не справится. Развернулась и быстро зашагала прочь, надвинув шляпу на глаза, чувствуя, что вновь без спросу вторглась в чужую жизнь.

На сообщения, оставленные на автоответчике, никто не откликнулся. По одним номерам трубку вовсе не брали, по другим отзывались родственники, обещали передать, но не было уверенности в том, что передадут, к тому же телефонный звонок – штука ненадежная, собеседник в любой момент может отключиться, и все больше людей ставят определитель номера и не берут трубку, если номер им незнаком или не определяется. Китти решила, что разбираться с сюжетом нужно, не обзванивая сто имен, а побеседовав с каждым из списка лично.

В первый день личных встреч она отправилась в Лукан, к Саре Макгоуэн. Дом из красного кирпича, построенный в семидесятые, выглядел как приют пенсионеров. Квартира на первом этаже. Открылась дверь – не парадная, а рядом с ней, ведущая на балконную лестницу, – и вышла женщина лет двадцати с небольшим в форме медсестры.

– Вы Сара Макгоуэн?

Девушка оглядела Китти с ног до головы. Обдумала ответ.

– Она переехала полгода тому назад.

Китти не сумела скрыть огорчения.

– Тут нет работы, – пожала плечами сестра. – Это-то я понимаю, а вот почему она не предупредила меня за три месяца, как договаривались…

– Куда она переехала? – со вновь вспыхнувшей надеждой спросила Китти.

– В Австралию.

– В Австралию?

– Кажется, в Викторию. Во всяком случае, поначалу. У нее там друзья работают на арбузной ферме. Будет тоже собирать арбузы. – Девушка закатила глаза.

– Звучит недурно, – сказала Китти. Ей бы сейчас отправиться на край света собирать арбузы – чем не выход?

– В самый раз для дипломированного бухгалтера, – откликнулась медсестра.

Да уж.

– А ее адрес у вас есть?

Девушка покачала головой:

– Мы не так близко дружили. Она оставила на почте адрес до востребования, ее добро я продала на интернет-аукционе – хоть какие-то деньги, она и так меня подвела.

– Никого из ее родных или друзей не знаете?

Девица ответила выразительным взглядом.

– Большое спасибо за помощь. – Китти повернулась, чтобы уйти, зная, что больше ничего не добьется.

– Эй, а вы та самая?

Китти замерла:

– В каком смысле «та самая»?

– С телевидения. Из «Тридцати минут».

Помедлила, но деваться некуда:

– Да, это я.

– Вы мне на автоответчике сообщение оставили.

– Ну да, оставила.

– Передачу я не смотрю, но знаю, что вас вызвали в суд.

Дежурная улыбка сползла с лица Китти.

Девица всерьез призадумалась:

– Сара хорошая. Я тут насчет нее ворчала, но она порядочная девушка. Не вздумайте сочинять гадости про нее.

– Я и не собиралась. – Китти глубоко вздохнула и пошла прочь из тихого спального квартала. Наверное, ей все же пора менять имя и называть себя «Китти».

В автобусе по пути к следующему человеку из списка она делала пометки, стараясь отвлечься, забыть реплику, прозвучавшую под конец разговора с медсестрой.

Версия сюжета: Эмигранты. Связано с рецессией?

Хотелось бы надеяться, что нет: про кризис столько уже было написано, СМИ пресытились этой темой, и если только не обнаружился какой-то уникальный материал, Констанс не стала бы с этим связываться.

Глядя в окно автобуса, Китти прикидывала дальнейшие действия. Сперва она собиралась опрашивать людей в том порядке, в каком Констанс занесла их в свой список, но машины у Китти не было, гонять вот так, по многу часов, замерзнешь, и потому она решила начать с дублинских адресов. Таким образом, вторым в тот день оказался шестой человек из списка – Бриджет Мерфи.

Дом ленточной застройки номер 42 ничем не отличался от прочих отделанных каменной крошкой домов, которые вытянулись в одну линию с ним, напротив него или закручивались улиткой вокруг этого участка. Разнообразия ради кое-кто из хозяев покрасил фасад, но, увы, соседи не договорились между собой, и лимонный оттенок сталкивался с апельсиновым, густо-зеленый – с мятным, нежно-розовый резко переходил в коричневу неокрашенной каменной крошки. Номер 42 обозначался сувенирной наклейкой со смайликом на мусорке у ворот, на подъездной дорожке валялись детские велосипеды и игрушки, машины нигде не видно, ни внутри, ни снаружи. Было полшестого – вечерний час, когда люди возвращаются с работы. У соседней двери на кухонном стуле сидела старуха, грелась на закатном солнышке. Из-под не слишком длинной юбки виднелись толстые колготки на плотно забинтованных ногах и клетчатые шлепанцы. Старуха внимательно следила за приближением Китти и, встретившись с ней взглядом, кивнула.

Китти позвонила в дверь Бриджет Мерфи и спустилась с крыльца.

– Обедают, – сообщила ей соседка.

Сумев привлечь ее интерес, старуха продолжала:

– Карри из курицы. Каждый четверг его едят. У меня им весь дом провонял. – Она сморщила нос.

– Вы, значит, не любительница куриного карри, – рассмеялась Китти.

– Уж ее-то мне точно не по вкусу, – сказала старуха и даже отвернулась, как будто сам вид соседского дома оскорблял ее вкус. – Они ваш звонок не услышат, слишком сами шумят.

Это верно: даже с того места, на котором Китти стояла, казалось, будто целая армия детишек орет, роняет ножи, кокает стаканы. Однако звонить второй раз она стеснялась, не хотела беспокоить людей во время семейного ужина, тем более на глазах у этой старухи.

– Я бы на вашем месте еще раз позвонила, – словно подслушав ее мысли, сказала соседка.

Спасибо за совет. Китти еще раз нажала на кнопку.

– Вы к кому вообще? К хозяину или к хозяйке? Если к нему, так его нет дома, раньше семи не возвращается. Банкир. – И она снова сморщила нос.

– Я хотела поговорить с Бриджет.

Старуха нахмурилась:

– С Бриджет Мерфи?

Китти заглянула в блокнот. Хотя она давно выучила список наизусть, теперь она перепроверяла все по двадцать раз и все равно боялась ошибиться.

– Бриджет здесь больше не живет, – произнесла старуха как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и перед растерянной Китти предстала запыхавшаяся мать семейства.

– Добрый день, – поздоровалась Китти.

– Чем могу помочь?

– Я надеялась… я ищу Бриджет Мерфи, но только что узнала, что она уехала. Это правда?

– Уехала, – повторила старуха. – Я же вам сказала. Я говорила ей, Мэри.

– Это правда, – ответила хозяйка дома, не обращая внимания на соседку.

– Вот видите!

– Не знаете, как мне ее найти?

– Я с Бриджет незнакома. Мы купили этот дом в прошлом году. Наверное, Агнес сможет вам помочь.

Китти извинилась за причиненное беспокойство, дверь захлопнулась, изнутри послышался энергичный вопль Мэри, призывающей свое семейство заткнуться. Китти обратилась к Агнес. Ясное дело, та знает все обо всех жителях квартала. Мечта журналиста. Китти прикинула, не перебраться ли к Агнес через ограду между домами – всего-то по колено, – однако старуха могла этого не одобрить, поэтому Китти чинно вернулась по дорожке к воротам, затем вошла в соседнюю калитку и приблизилась к Агнес.

Та с удивлением покосилась на нее:

– Чего попросту через стенку не перелезли?

– Вы знаете, где теперь живет Бриджет?

– Мы сорок лет прожили дверь в дверь. Замечательная женщина! А ее дети выросли эгоистами, никудышниками. Послушать их разговоры – голубая кровь, не иначе. Не так их воспитывали, скажу я вам. Она всего-навсего упала, – сердито продолжала старуха. – Споткнулась. Всякий может упасть, что тут такого? Но нет, бедняжку Бриджет тут же отправили в дом престарелых: ее выводку не терпелось продать дом и потратить денежки на горные лыжи. – Она что-то забормотала себе под нос, сердито шевеля губами, причмокивая вставной челюстью.

– А в каком она доме для престарелых?

– Сент-Маргарет, Олдтаун! – все так же сердито сказала Агнес.

– Вы ее навещали?

– Я? Нет. Я дальше лавочки в конце квартала не добираюсь, а потом еще надо сообразить, как вернуться обратно. – Она одышливо рассмеялась, смех перешел в кашель.

– Как вы думаете, она не откажется поговорить со мной?

Наконец-то старуха присмотрелась к ней:

– А ваше лицо мне знакомо.

– Да, – подтвердила Китти, не испытывая при этом ни малейшей гордости.

– Вы вели передачу о чае.

– Верно! – просияла Китти.

– Я пью «Бэрри», – сообщила Агнес. – Как моя мама, а прежде – ее мать.

– Хороший выбор, – с серьезным видом ответила Китти.

Агнес прищурилась, соображая:

– Передайте ей от меня: Агнес говорит, с вами можно иметь дело. Скажите, что я хочу знать, как она. Сколько лет мы с ней прожили рядом… – Ее взгляд отдалился, ушел в прошлое. – Скажите ей: я пока еще тут.

Китти уже дошла до ворот, когда дверь первого дома распахнулась и вылетело четверо малышей, точно ими из пушки выстрелили, – за ними, отдавая на ходу приказы, поспешала мать.

Агнес крикнула Китти вслед:

– И передайте ей, что они вырубили ее розовые кусты. Все уничтожили.

Мэри испепелила соседку гневным взглядом, а Китти, усмехаясь, помахала ей рукой. По пути к следующему месту назначения она подписала под двумя именами – Сара Макгоуэн и Бриджет Мерфи, – которые она отработала:

Версия сюжета: люди, которые вынуждены были переехать?

Такую тему она вполне способна прочувствовать. Это, можно сказать, ее история. Ее и Колина Мерфи.

Глава седьмая

Автобусы в Олдтаун ходили так редко, что пришлось взять такси, но водитель был родом с другого конца графства, о чем он не уставал напоминать, и они трижды останавливались и просили у прохожих и проезжих подсказки, а проселочные дорожки словно становились все уже и запутаннее. В глубине сельской местности они разыскали наконец дом престарелых Сент-Маргарет, небольшой домик, построенный в семидесятых, а затем окруженный множеством пристроек, чтобы вместить новых обитателей. Оранжерея справа от дома, некогда обращенная окнами к солнечному югу, теперь была переоборудована в столовую, а слева до самого забора тянулась веранда с кушетками и креслами. Ухоженный сад, на каждом шагу скамейки, по стенам здания – подвесные горшки с цветами. Если доведется вновь увидеться с Агнес, можно будет ее порадовать: Бриджет устроена в хорошем месте. Было уже семь часов вечера, через полчаса время посещения заканчивалось, и Китти про себя молилась – только бы Бриджет не отказалась ее принять, ведь за весь день ей так и не удалось поговорить ни с одним человеком из списка.

У стойки регистратуры Китти назвала имя Бриджет Мерфи и осталась стоять, пока строгая на вид медсестра с суровым пучком волос проверяла список посетителей. Как объяснить ей, почему явилась незваной, как разрулить ситуацию? Китти неловко топталась на месте, справа от нее за распахнутой дверью гостиной кто-то беседовал с близкими, многие играли в шахматы. Посреди комнаты женщина средних лет с дредами заставляла троих стариков – один с ходунками, другой со слуховыми аппаратами в обоих ушах – играть в «море волнуется».

– Нет, Уолли! – расхохоталась она. – Нет, я сказала: «Замри!»

Старик с наушниками остановился в растерянности.

– Садись, ты выбыл из игры. Выбыл из игры! – еще громче прокричала она. Бросив двух других стариков – они так и застыли, заложив руки за голову, – она высунулась за порог и окликнула: – Молли! – При этом она внимательно, словно соперницу, оглядывала с ног до головы Китти. – Куда Берди подевалась?

– Прилегла, – скучающим голосом ответила молодая сестра с синими волосами и синими ногтями в тон, не отрывая глаз от чьей-то медицинской карты.

– Загляну к ней? – предложила тетка с дредами. – Я принесла карты ангелов, про которые ей рассказывала.

Молли оглянулась на Китти, изогнула бровь, словно намекая: «Потому-то она и поспешила прилечь».

Тетка с дредами расстроилась, точно маленькая девочка, с которой не играют.

– Пойду, – вздохнула Молли, – гляну, как она. Может, выйдет в гостиную.

Чтобы не простаивать, тетка с дредами тут же обернулась и заговорила с тем из стариков, кто оказался ближе других:

– Сет, прочесть тебе стихотворение, которое я написала на этой неделе?

Сет вроде бы не слишком обрадовался, но тетка, не дожидаясь ответа, уселась и начала декламировать, точно на утреннике в детском саду.

Китти смотрела вслед Молли: та прошла по коридору, остановилась у двери туалета, прислонилась к стене, изучая свои ногти. Китти невольно усмехнулась. Досчитав до десяти, она вернулась и сообщила той, с дредами:

– Она заснула.

– Сету пора менять батарейки в слуховом аппарате, – сказала ей сестра, все еще не пропускавшая Китти.

Молли покосилась на тетку с дредами, упоенно читавшую свой стих, и предложила:

– Погодим немного менять батарейки.

Эта девушка все больше нравилась Китти.

– Простите, как, вы сказали, ваше имя? – Пухлая, но суровая с виду медсестра оторвалась наконец от журнала посетителей.

– Кэ… – Она запнулась, не в силах выговорить осточертевшее имя, под которым выступала до сих пор. – Китти Логан.

– И вы договорились о встрече с Бриджет?

– Нет, не договаривалась. Заглянула наудачу, – как можно убедительнее выговорила она, хотя кто потащится в такую глушь на авось? Пожалуй, и крылатую ракету не запрограммируешь, чтобы она долетела до Сент-Маргарет.

– У нас разрешены визиты только по предварительной договоренности! – отрезала сестра, захлопнув журнал, и Китти поняла: с ней будет нелегко совладать.

– Но вот она я, приехала издалека. Не могли бы вы сказать Бриджет, что я здесь, и спросить, не согласится ли она встретиться со мной? Передайте ей: Агнес сказала, что со мной можно иметь дело, – вовсю улыбалась Китти.

– Это против правил. Боюсь, если Бренда согласится, вам все равно придется приехать в другой раз.

– Бриджет. Я приехала к Бриджет Мерфи. – Китти едва сдерживалась. За весь день не встретилась ни с кем из списка, время стремительно утекает, а с ним и терпение, и она не уйдет отсюда, не повидавшись с Бриджет. Без драки ее отсюда не вытащат, и ей плевать, с кем драться, но охотнее всего она бы вмазала этой бой-бабе, которая не желает ее впустить.

– Ну! – Бой-баба уперлась руками в широкие бедра и уставилась на Китти так, словно и она была не прочь подраться.

– Бернадетта, – вмешалась синеволосая, – я с этим разберусь, а ты займись Сетом, он тебя больше любит.

Бернадетта глянула на коллегу, недовольная, что помешали расправе, но все же уступила, ощерилась напоследок в сторону Китти и пошла выручать Сета.

– Идите за мной, – пригласила Молли, развернулась и пошла в дальнюю часть пристройки.

Замечательно! Ее выставят с черного хода, не удостоив даже парадного. Но, выйдя в пышно разросшийся сад, Молли дружелюбно заговорила:

– Не обращайте внимания, Бернадетта раньше служила в армии, а нынешней своей службой не удовлетворена. А что до Берди, она всегда прячется в часы посещений. Та хиппушка всех достает, но Берди особенно. Имела б я право – перекрыла бы ей кислород. Делать ей нечего, то с деревьями обнимается, то стариков достает, а если бы доставала деревья, а стариков обнимала, то на нее и внимания бы никто не обращал. Сюда, – позвала она, проводя Китти сквозь арку к садовой скамье. – Поймите меня правильно: прекрасно, что кто-то навещает наших стариков, – оговорилась Молли, не желая обидеть гостью. – Им тут бывает одиноко, но все же мы бы предпочли волонтеров в здравом уме.

Послышались звуки пианино, любительница стариков и деревьев распевала детскую молитву.

– Бриджет часто навещают?

– Ее родные приезжают только по выходным. До нас не так-то легко добраться, вы сами в этом убедились. Но не переживайте, Берди нисколько этим не огорчена. По-моему, ей даже нравится, что ее нечасто беспокоят. Устраивайтесь поудобнее, сейчас я ее приведу.

Она отошла к одной из небольших пристроек. Китти огляделась по сторонам, села и стала ждать. Блокнот она держала наготове, включила диктофон: что за рассказ она сейчас услышит?

Вот и Бриджет. Она шла, опираясь на трость, но двигалась так изящно, что казалась учительницей танцев, а никак не старухой. Аккуратно уложенная седая прическа, волосок к волоску, тронутые светлой помадой губы сложились в приветливую улыбку, в глазах – живой интерес: она издали присматривалась к Китти, пытаясь угадать, кто к ней пришел. Хорошо одета, со вкусом: похоже, потратила немало времени, приводя себя в порядок, хотя и не ждала сегодня посетителей.

Китти поднялась ей навстречу.

– Принесу вам чай. Да, Китти?

Китти поблагодарила Молли кивком и обратилась к Бриджет:

– Бриджет, я так рада, что наконец-то отыскала вас! – И сама удивилась своей искренней, почти детской радости. Но ведь и правда: нашла человека из списка, словно соприкоснулась с Констанс, сможет теперь продолжить тот путь, который ее подруга наметила, да не успела осуществить.

Бриджет улыбнулась с некоторым облегчением.

– Зовите меня Берди. Так мы раньше не встречались? – Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

– Нет.

– Я все еще горжусь своей памятью, но она порой меня подводит, – улыбнулась старая женщина, и в ее речи проскользнул легкий акцент графства Корк.

– На этот раз она вас не подвела. Мы с вами не встречались, но у нас есть общая знакомая, с которой вы встречались или по крайней мере говорили по телефону. Это Констанс Дюбуа. – Китти сдвинулась на край скамейки, нетерпение распирало ее. Она ждала, что глаза Берди вспыхнут узнаванием, но этого не произошло, и надежды Китти вновь угасли, как огонь под мокрым одеялом. Она вытащила из сумки «Etcetera» – может быть, при виде журнала старуха вспомнит? – Я работаю в этом журнале. Констанс Дюбуа была нашим главным редактором. Она хотела написать статью и для этой статьи собиралась побеседовать с вами.

– Очень жаль. – Берди сдвинула очки на лоб, подняла глаза от журнала. – Боюсь, вы меня с кем-то спутали. Да еще и заехали в такую даль! Но я никогда не слышала о вашей подруге…

– Констанс.

– Да, Констанс. Нет, она со мной не связывалась. – Она снова глянула на журнал, словно тоже надеялась, что это поможет ей вспомнить. – И журнал я ваш никогда прежде не видела. Вы уж меня извините.

– Констанс никогда к вам не обращалась?

– Боюсь, что нет, дорогая моя.

– Не получали от нее письма, или электронной почты, или еще какого-нибудь сообщения? – Китти не могла скрыть свое отчаяние, свое разочарование, того гляди, поинтересуется, в каком возрасте в семействе Мерфи начинается склероз.

– Нет, дорогая, вы уж извините. Я бы такое не забыла. Я тут уже полгода и точно знаю, что никто не пытался связаться со мной. Разве что тот цербер на входе не впустил ее, требуя предварительной договоренности? – Берди еще раз присмотрелась к журнальной обложке. – Уж я бы запомнила, если б в кои-то веки у меня попросили интервью для журнала.

Молли принесла чай и поставила чашки, подмигнув при этом Берди. Что-то не чаем от них пахло.

– Мой единственный друг здесь. Остальные сплошь пуритане. – Берди с улыбкой отхлебнула свой бренди.

К разочарованию Китти, ее чай оказался не более не менее как чаем – сейчас бы выпить чего-нибудь покрепче.

– Констанс могла обратиться к вам полгода назад или даже год. Когда вы еще жили в Бомонте.

При упоминании ее прежнего адреса на лице Бриджет выразилось недоумение, и Китти поспешила объяснить:

– Я сегодня заезжала туда. Агнес сказала мне, где вас искать.

– А, так вот почему вы передали мне привет от нее. Агнес Доулинг. Самая несносная старуха, какую я только знала. И самая преданная. Как она?

– Скучает без вас. Новые соседи ей не угодили.

Берди захихикала:

– Мы с Агнес старые товарищи. Сорок лет жили по соседству. Частенько выручали друг друга.

– Она хотела бы вас навестить, но ей так далеко не добраться.

– Да-да, – негромко подтвердила Берди.

Вдруг Китти подумала: ведь, попав сюда, каждый из обитателей дома престарелых навеки распрощался с прежней жизнью. Их навещают, возят на экскурсии, порой берут домой на выходные или на каникулы, но привычный распорядок жизни, люди, которые прежде их окружали, – все ушло. Она вспомнила Сару Макгоуэн, дипломированного бухгалтера, ныне собирающего арбузы на другом краю Земли.

Версия сюжета: расставание с прежней жизнью, принятие новой. Выброшенные из жизни?

Берди занервничала, покосилась на ее заметки. Так всегда: люди напрягаются в разговоре с корреспондентом, боятся сказать что-то не то.

– Мой редактор, моя подруга Констанс умерла две недели тому назад, – пустилась в объяснения Китти. – Она готовила материал для журнала и оставила его мне, однако не успела объяснить, что к чему. Ваше имя стоит в списке тех людей, о ком она хотела написать.

– Мое имя? – удивленно переспросила миссис Мерфи. – Но чем я могла быть ей интересна?

– Вот вы мне и скажите, – не сдавалась Китти. – Было ли в вашей жизни что-то такое, что могло ее заинтересовать? О чем она могла узнать? Что-то, о чем вы говорили публично и она могла увидеть вас по телевизору, услышать от кого-то еще? Или же ваши пути где-то пересекались? Ей было пятьдесят четыре года, она говорила с французским акцентом и взглядом могла прошибить стену. – Китти улыбнулась своему воспоминанию.

– Боже мой, с чего ж начать-то? – растерялась Берди. – Ничего такого я в жизни не совершала, не спасала утопающих, не получала наград… – Она смолкла, потом добавила: – Нет, не знаю, чем я могла ее заинтересовать.

– Вы позволите мне написать о вас? – спросила Китти. – Позволите расспросить вас, выяснить, что привлекло внимание Констанс?

У Берди заалели щечки.

– Господи, я-то собиралась играть в шахматы с Уолтером и думать не думала, что ко мне явится корреспондент из журнала. – Она легко, по-детски, рассмеялась. – Но я с радостью помогу вам. Не знаю только чем.

– Отлично, – сказала Китти, хотя уже не так уверенно. Человек из списка отыскался наконец, но этот человек понятия не имел, в чем дело. Все страньше и страньше[5]5
  Льюис Кэрролл. Приключения Алисы в Стране чудес. Перевод Н. Демуровой.


[Закрыть].

Берди уловила ее замешательство:

– Сколько людей в том списке?

– Всего сто имен.

– Господи! – ахнула она. – И никто не знает, о чем речь идет?

– Пока мне удалось найти только вас.

– Надеюсь, с другими вам больше повезет.

«Я тоже надеюсь». Но этого Китти вслух не произнесла.

Под мягким нажимом Китти Берди – она предпочитала именоваться именно так – выложила всю свою жизнь, начиная с детства и заканчивая нынешним днем. Китти пока не вдавалась в подробности, отмечая по ходу дела, о чем следовало бы расспросить при повторном визите. Сперва Берди стеснялась, как любой человек, когда ему задают чересчур личные вопросы, что-то пропускала, больше говорила о других, чем о себе, но постепенно вошла во вкус, и шестеренки ее памяти стали крутиться все быстрее.

Берди, восьмидесяти четырех лет от роду, выросла в маленьком городке графства Корк на юго-западе Ирландии. Ее отец преподавал в школе и дома был так же строг, как на работе; мать умерла молодой, девочка рано осиротела. У нее были три сестры и брат, а когда Берди исполнилось восемнадцать, она перебралась в Дублин и жила в семье, присматривая за хозяйскими детьми. В тот же год она познакомилась с Нилом, вышла за него замуж, один за другим пошли дети – всего семеро, шестеро парней и девчонка, старшему уже шестьдесят пять, поскребышу сорок шесть – это дочка, она самая младшая, Бриджет родила ее в тридцать восемь. И на том бы не остановилась, но сообразила отселить супруга на диван. Семеро детей росли в Кабре, а потом в Бомонте, в том самом доме, куда Китти пыталась нынче проникнуть. С воспитанием детей помогала в основном Агнес, заменяя отца – муниципального служащего, – который целыми днями пропадал на работе.

Жизнь Берди нельзя было назвать неинтересной, однако и ничего из ряда вон выдающегося Китти не услышала. Под конец Берди и сама смутилась, чуть ли не извинялась за то, что нет ничего позанимательнее, а Китти успокаивала ее, твердя вновь и вновь, что это была замечательная жизнь, что многие женщины могли бы восхищаться Бриджет и брать с нее пример.

На обратном пути Китти перечитала свои записи и с чувством стыда за свой профессиональный цинизм подумала: прекрасная жизнь, огромная семья, но ведь этого недостаточно.

В темном саду зажглись светильники вдоль дорожек и фонари над головой. Берди еще долго сидела на скамье после того, как рассталась с Китти, думая о том, как мало было в ее жизни приключений, – ее простой рассказ ничем не помог этой молодой образованной даме, которая потратила на нее битый час, а ведь Берди изо всех сил старалась выбрать что поинтереснее. Никого, кроме нее самой, эти воспоминания не могли заинтересовать, да и ей порой собственная жизнь становилась неинтересна, и все же это была ее жизнь, и Берди эта жизнь нравилась, она всегда выбирала себе ношу по плечу. Как в такой вечер не отдаться на волю воспоминаний? Она играла всю партию до конца, а вот Уолтер получил шах и мат чуть ли не в самом начале.

На будущей неделе Берди исполнится восемьдесят пять: конечно, у нее есть в запасе сюжеты, есть и секреты, как у любого человека. Но вот который из них имеет смысл рассказать Китти – с которым из них, после стольких лет, Берди готова расстаться?