Текст книги "Зима королей"

– Нет, но…

– А как, ты представляешь, я мог знать, что там есть этот холм? Потому что мы привыкли играть на нем.

– У тебя ничего не шелохнулось, когда снова увидел его?

– Да. Я был рад найти место, где мы могли иметь некоторое преимущество.

– Кто ею владеет теперь?

– Я не знаю.

– Я думал, наши старые земли имеют границу с землями клана мак Махонов.

– О, Господи, ты же знаешь, как это бывает. Однажды клан заявляет, что он владеет всей землей между этой точкой и этой, а в следующий раз заявят, что они ничего не хотят иметь с этими границами, их границы лежат севернее.

– Ты никогда не хотел бы вернуться?

– Долгие годы после того, как мы пришли сюда, никто не говорил ни о чем другом, как вернуться обратно вниз, но если сегодня я спрошу всех, хотят ли они назад, все они запричитают и закричат, чтобы остаться здесь.

Сирбхолл ехал спокойно, пока они не проехали мимо края древнего оползня. Он, Сирбхолл, играл здесь, когда был маленьким, тут до Мюртаха дошло, что его брат осторожно не хотел признать, как знакомо ему все на этих холмах.

Наконец Сирбхолл сказал:

– Я думаю, ты стараешься быть именно тем… именно тем… Я хочу сказать, что ты стараешься делать прямо противоположное тому, что все ожидают от тебя.

Они поднимались к лагерю гуртовщиков, куда была отогнана первая часть скота. Мюртах ответил только:

– Я есть тот, кто я есть.

– Вот именно, что нет, – сказал Сирбхолл и поскакал вперед, в середину гуртовщиков.

Мюртах остановил своего пони и, изумленный, смотрел вслед Сирбхоллу. Через мгновение пони снова двинулся вперед, немного дергаясь, и доставил его в лагерь. Эгон подскочил и потянул Мюртаха за руку, но Мюртах только отмахнулся от него.

– Папа, – сказал Эгон, – в чем дело?

– Ни в чем, – он соскользнул на землю.

Лайэм находился здесь и поспешил к Мюртаху. Этим утром он объехал весь глен и сообщил, что зимние дожди пропитали его нижнюю часть, так что она стала болотистой.

– Но она не размыта или затоплена? – спросил Мюртах.

– Нет, но она очень мягкая.

– Я позже взгляну на нее.

Он вышел из лагеря, прошелся немного, осмотрел траву и стоял так, глядя вниз, в долину, в сторону низинного конца. Летом здесь бывало сухо, слишком сухо для хорошей пастьбы. Холмы здесь обрывались прямо в ущелье, туман, словно крыша, скрывал высокие пики.

Корова, щиплющая траву неподалеку, имела расколотое копыто, и он подозвал одного из пастухов и велел ему наблюдать, чтобы та не осталась хромой. Он и пастух, молодой паренек, пошли обратно в лагерь. Сирбхолл разговаривал с другими пастухами о войне. У него было выражение лица, появившееся у него, когда он имел дело с людьми, которых недостаточно знал, он улыбался, наклонив свою большую голову.

– Король Лейнстера позвал Сигурда Оркнейского, – сказал он, – это великий мореплаватель.

– И половину исландцев, возможно, – сказал Мюртах. Он взял чашу и плеснул немного свежего молока из кувшина. – Сколько времени здесь находятся эти коровы?

– С Рождества, – ответил самый пожилой пастух.

– Хорошее молоко для сыра.

– Он не думает, что может быть война, – сказал другим Сирбхолл.

– Я никогда не говорил этого. Я только сказал, что нет необходимости сражаться с датчанами, пока они не заявятся, только и всего.

– Но если появится хоть один, мы выступим, – сказал Лайэм.

– Только одному Богу известно, почему такие, как ты, не ушли с фениями. Пойди спроси колдунью, она скажет тебе. – А Сирбхоллу он сказал: – До нее только день езды на юго-запад, и она расскажет тебе все, что ты хочешь знать.

Четверо пастухов рассмеялись.

– Скорее, – сказал старший из пастухов, – она скажет тебе, что твои руки покроются бородавками, а глаза окосеют, если ты не принесешь ей еды.

– Сколько из них принесут телят весной? – спросил Мюртах, глядя на рассеявшийся скот.

– Шесть, – сказал старший пастух.

Мюртах постарался запомнить это, зная, что забудет.

– Когда я снова спрошу тебя, сделай вид, что ты раньше мне этого не говорил. Эгон, останься здесь сейчас. Съезди в болотистую часть, а когда вернешься домой, скажешь мне, что думаешь, надо ли нам там сделать плетень.

– Мы… – начал Лайэм, но Мюртах кивком остановил его.

– И будь дома до темноты.

– Я говорил Эйр… – сказал Эгон.

– Эйр будет завтра на месте, и то, что ты хотел сказать ей, ты ей скажешь.

– Ладно. Только проверь, чтобы кто-нибудь поднял Блэйз в лофтnote 11Note11
  Чердак, приспособленный под жилье.


[Закрыть] к Финнлэйту.

– Прослежу.

Эгон ушел вместе с Лайэмом. Мюртах и Сирбхолл сели верхом и тронулись обратно в родной глен.

– С тех самых пор, как ты вернулся, – сказал Мюртах, – все молодые люди определенно склоняются налево.

– Что?

– Как если бы они носили мечи.

– Что ж, – сказал Сирбхолл, – в конце концов каждый должен выбрать, будет ли он мужчиной или просто коровьим пастухом у поля, которое нужно вспахать, и со стадом свиней у порога.

– Сейчас ты обнаруживаешь, как мало знаешь о сельском хозяйстве. У нас есть загон для свиней. Мы зажиточные люди.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Но ведь так легко ошибиться. Ты хочешь пойти на реку и проверить, как ловится рыба, или это сделаю я?

– Почему кто-то…

– Потому что кто-то должен это сделать. Я не могу делать все. Как-никак, ты мой Танист, и если сегодня вечером я вдруг подавлюсь рыбьей костью, а при том, как готовит Од, это вполне возможно, и они положат меня на холодную солому и будут произносить молитвы надо мной, братец, я в самом деле полагаю, что тебе будет легче быть вождем, если ты знаешь, где, например, можно найти свиней.

– Я знаю, где найти свиней, – прорычал Сирбхолл.

– Отправляйся к реке и проезжай в сторону от водопада, пока не найдешь человека с сетями.

Сирбхолл развернул свою лошадь и ускакал. Мюртах засмеялся ему вслед и поскакал вниз к частоколу.

– Мюртах!

– Угу…

– Мюртах, проснись. Уже далеко за полдень, и ты говорил, что хочешь, чтобы тебя разбудили. – Она трясла его. Он перевернулся и зарылся головой в одеяла.

– Я сплю…

– Ты говорил, что хочешь, чтобы тебя разбудили. – Она сдернула одеяла с него. Он вцепился в них, и она хлопнула его по голым ногам. – Ты сказал, что должен что-то сделать.

– Скажи кому-нибудь, чтобы он сделал это.

– Хм… – Она схватила его руку и стала выкручивать ее. – О, Матерь Божья, ты прямо как мешок с дерьмом.

– Хорошо, хорошо, хорошо, – он свесил ноги на пол и встал. – Пони. Я встал. Где Сирбхолл?

– Я не видела его с утра. Что ты сделал с моим сыном?

– Я оставил его с пастухами. Он вернется к ужину.

Он надел через голову свою тунику и застегнул ремень на талии. Од пошла взглянуть на младенца. Он прошествовал из помещения, надел свои башмаки и вышел за дверь.

Похоже, что снаружи шел дождь, но он подумал, что в это время года всегда похоже на дождь. Его пони спокойно стоял в стойле. Это напомнило ему о гнедой кобылке, находящейся сейчас в Брефни, и он понял, что самое время послать за ней. Он взнуздал пони и вывел его наружу.

Большинство их пони находились на пастбище за рекой, и каждые несколько дней их надо было отгонять от деревьев к травам. Он ехал верхом, выглядывая по пути Сирбхолла, но того нигде не было видно. Он нашел пони, деловито обгрызающих верхушки молодых деревцев, совсем недалеко от их пастбища.

– Глупые-преглупые животные, почему вы не остаетесь там, где вам положено быть? – Пони-жеребец, поменьше, чем его вороной, ткнулся к нему, и Мюртах свистнул и замахал руками. Жеребец отскочил в сторону и помчался галопом вокруг кобылиц.

Пони вскинули головы. Жеребец непрестанно с храпом, рысью носился туда-сюда. Мюртах проехал мимо него, выше по склону, и устремился прямо вниз. Весь табун бешенным аллюром поскакал в низину. Жеребец понесся в ту же сторону, покусывая крестцы и подгоняя замешкавшихся кобылиц. Мюртах замедлил бег, позволил табуну умчаться вперед и стал ждать.

С уже использованных земель послышалось ржание, и шесть или семь молодых жеребчиков, удерживаемых в отдалении от табуна жеребцом взрослым, устремились за табуном вниз. Мюртах последовал за ними. Пони скакали по пересеченной земле, перепрыгивали через камни и кусты. Когда Мюртах трусцой выехал на пастбище, табун уже сбился неподалеку от реки, и жеребец с вызовом ржал на жеребчиков, перемещающихся неподалеку.

Мюртах проехал вдоль плетня, пока не добрался до места, где животные свалили плетень, щипая через него хорошую, сочную траву, которая всегда перегибалась через изгородь, и чтобы съесть немногие былинки, растущие среди камней и деревьев. Он слез на землю и прошел к деревьям, чтобы найти ветку, достаточно длинную, чтобы починить плетень.

Когда он нашел такую и понес ее обратно, там стоял Сирбхолл. Мюртах спросил:

– Как идет рыбная ловля?

– Хорошо, так они мне сказали.

Мюртах приладил один конец ветви к плетню и начал переплетать ветки.

– Я устал. А ты?

– Не очень.

– Подожди, пока доживешь до моих лет.

– Ты опасаешься клана мак Махонов?

– Мак Махонов? Нет.

– Тогда кого же?

– Многих, многих. Господа и дьявола. Мелсечлэйна…

– Почему Мелсечлэйна?

Сирбхолл стоял, уперев руки в бока, его массивные плечи были слегка развернуты влево. Мюртах пожал плечами:

– Он сильнее, чем я.

– Это не причина, чтобы бояться кого-то.

– Да? А мне лично казалось, что этого достаточно.

– Так это Мелсечлэйн? Это из-за него ты не хочешь спуститься вниз и отнять у них все обратно, а вместо этого только отпускаешь шпильки, играя на арфе, словно какой-то жалкий слуга, черт побери?

– Оставь меня в покое, Сирбхолл, я устал.

Сирбхолл положил одну руку ему на плечо, чтобы повернуть, и Мюртах отбросил его руку.

– Оставь меня в покое!

Сирбхолл спокойно поднял кулак и ударил Мюртаха в лицо. Мюртах отлетел назад, упал на плечи, немного застряв, он перекатился на ноги и начал готовиться к схватке. Внезапно он пришел в себя. Он выпрямился, тяжело дыша, – челюсть и спина у него болели. Он весь дрожал, словно в ознобе, и ему было трудно стоять так, не двигаясь.

– Ты всегда будешь таким глупым?

– Я сильнее, чем ты, – сказал Сирбхолл и снова занес свой кулак.

– Да, ты сильнее, чем я. Ты пойдешь сейчас туда обратно и соберешь весь клан, и скажешь им, что ты сильнее меня, и если они отставят меня в сторону, то ты станешь вождем и поведешь их обратно вниз за сладостной местью, с огнем в твоих руках и в сердце.

Он выплюнул кровь изо рта.

– Уходи!

– Ты знаешь, я…

– Я сказал – уходи.

Сирбхолл в неуверенности замешкался. Мюртах наклонился за веткой и вплел ее в новую изгородь. Его рот наполнился кровью, и он снова сплюнул ее. Когда он оглянулся, Сирбхолла уже не было.

Он сел перед плетнем и опустил лицо в ладони. Если бы он был больше, если бы он имел с собой свой лук – возможно, это была Божья милость: быть меньше и неспособным причинить боль кому-либо. Он подумал об этом, но удушье вернулось в его грудь и в его горло, и он ударил по земле кулаком.

Рядом застучали копыта, и три молодые кобылки одна за другой промчались мимо него, с ржанием и лягая друг друга. Жеребец, навострив уши, наблюдал за ними. Одна из кобылок лягнула другую, и они все развернулись и помчались обратно к табуну.

Пони всегда дрались. Они подталкивали друг друга, чтобы подраться – два маленьких гнедых могли тереться друг о друга, пока одна не поворачивалась и не щипала другую. Тогда они начинали ржать и бить друг друга передними ногами, пока не уставали. Угомонившись, они опять терлись друг о друга, пока одна не кусала другую…

Сирбхолл был, как пони. Мюртах пожевал палец. Месть. Сирбхолл-Пони. «Я хочу, чтобы он не выбрал меня, чтобы награждать ударами своей любви».

Его вороной пони стоял приткнувшись к плетню, поводья свисали. Жеребец подкрался ближе, стараясь подойти к вороному так, чтобы Мюртах не заметил. Мюртах встал и направился к нему.

«Если бы она не разбудила меня так, я был бы в лучшем настроении». Обвинить во всем Од – таково уж было ее предназначение. Он сел на пони и направился к дому.

Сирбхолл ничего не сказал о том, что ударил Мюртаха, а на скуле Мюртаха была лишь легкая ссадина. Од даже не спросила об этом. За ужином они были вежливы, и Мюртах рано отправился спать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Через несколько дней, когда он проснулся утром, шел дождь. Он надел свою тунику и башмаки и вышел во двор; по тому, как шел дождь, и по направлению ветра он понял, что дождить будет целыми днями. Он вернулся обратно в дом.

Од уже встала и разжигала очаг.

– На что там похоже?

– На Потоп.

– Ну и ладно. Тогда я займусь ткачеством.

Стали тянуться мужчины к завтраку, сначала они должны были позаботиться о лошадях в конюшне. Один заполнил ящик кусками торфа, и Мюртах снова вышел наружу, чтобы посмотреть, сколько его осталось в кладовой. Когда он вернулся, трое младших детей уже прыгали по помещению, одетые наполовину. Эйр подскочила и повисла на Мюртахе.

– Идет дождь, – сказала она, – мы можем послушать сегодня сказки?

Он поднял ее и перебросил на плечо. Она залилась смехом.

– Мы имеем все сказки, какие вы только захотите. Чьи вы хотите – мои, или вашего дяди, или Финнлэйта?

– Твои, папа.

– Но вы никогда не слышали рассказы вашего дяди. Нил и Конэлл сидели на полу, Нил пытался надеть на

Конэлла башмачки, но Конэлл постоянно отбрасывал их. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался свежий ветер и вошел Сирбхолл.

– Через двор вплавь, – сказал он, сразу кинувшись к огню. – Чему еще я должен научиться сегодня, Мюртах?

– Есть завтрак. Од сказала:

– Если ты соизволишь присесть, пока хлеб остынет, – она взяла Конэлла за кисти одной рукой и подняла его на лавку. – Нил, завяжи все свои ленточки.

– Ты нам расскажешь сегодня сказки, дядя? – спросил Нил Сирбхолла.

– Если ты хочешь. Мюртах нарезал хлеб и мясо.

– Похоже, дождь зарядил навсегда.

Он шлепнул Эйр, когда она схватила кусок хлеба:

– Не раньше, чем мы воздадим Благодарение.

Флэнн, Лайэм и Дайермюд, стражи дома, ввалились в дверь. За ними последовали ветер и дождь, и на полу тут же образовалась лужа, и Од вскочила, чтобы закрыть дверь. Раньше, чем она успела это сделать, внутрь проскочил Эгон.

– Финнлэйт спускается вниз, – сказал он. – Он говорит, что теперь ему лучше. – Он растолкал себе местечко между Лайэмом и Флэнном. – Сегодня мы будем рассказывать сказки.

– Будем ждать Финнлэйта? – тихо спросила Од. Все остальные уже были здесь.

– Я схожу за ним. Сирбхолл, прочитай молитву. – Мюртах встал, обернулся в плащ и выскользнул за дверь.

Старик уже пересекал двор, шлепая по лужам. День был серый, и в своем плаще Финнлэйт казался всего лишь еще одной серой фигурой. Мюртах подошел к нему и взял под руку.

– Что это заставило тебя выйти?

– Я чувствую себя много лучше, – ответил старик.

– Давай идем внутрь.

Дверь вырвалась из рук Финнлэйта, когда он открыл ее, и вслед за ними ворвался дождь. Мюртах закрыл дверь на щеколду. Все другие уже ели. Эйр высвободила место возле себя на скамье и позвала Финнлэйта сесть рядом с ней.

– Сегодня у нас всех будет день рассказов, – настоятельно сказала она.

Финнлэйт медленно сел. Он потрепал девочку по волосам:

– Столько времени прошло, Эйр, как я не видел тебя. Что ты поделывала все это время?

Мюртах перекрестил свою тарелку и начал есть.

– Дралась, – сказал он. – Она дерется со всеми ними, а когда они колотят ее, зовет на помощь Эгона.

– Да? – старик посмотрел на Эгона. – Уже защищаешь женщин? У тебя будет хватать этого занятия, когда ты женишься.

Эгон засмеялся. Од потянулась к нему и отбросила его длинные белокурые волосы за плечи.

– Смотри, чтобы волосы не попали тебе в тарелку, – сказала она.

Наконец все они закончили с едой, и Од попросила Эйр помочь ей, и другие женщины стали собирать тарелки и очищать стол. В комнату вошли борзые и съели объедки, повиливая длинными хвостами. Финнлэйт наклонился к столу и сказал:

– А теперь, Сирбхолл, мы хотим услышать немного больше о том, как ты заслужил себе такое прозвище.

– Я не мастер рассказывать, – сказал Сирбхолл.

– Мюртах говорит, что ты прекрасно говорил перед королями.

Сирбхолл рассмеялся:

– Вы там не были и не слышали, как Мюртах играл на арфе, они сидели, словно завороженные.

– Это был фокус, – сказал Мюртах.

Конэлл сполз с лавки и пошел неуверенно к борзым. Он обхватил руками шею одной собаки, и борзая лизнула Конэлла в лицо. Конэлл так и шлепнулся среди собак.

Мюртах сказал:

– Может быть, мы наденем на него ошейник и будем брать его на преследование оленей.

– Когда я как-то был в Мюнстере, – сказал Сирбхолл, – мы дрались против датчан в Лимерике. Это было в то лето, после той зимы, когда шло много дождей.

– В Лимерике или здесь? – спросил Финнлэйт. – Тут была зима, когда снега было до крыши сарая. В Лимерике всегда теплее, чем здесь.

– Может быть, тогда.

– Вторая зима после того, как ты ушел отсюда, – сказал Мюртах. Он намазал маслом большой кусок хлеба и дал его Эйр.

– Кто был тогда вождем? – спросил Финнлэйт. – Моллоу?

– Донован из Хай Кэрбэри. Он и Моллоу были друзьями некоторое время после того, как их отцы убили короля Мюнстера, Магона, который был братом Верховного короля. Но к тому времени, когда мы пошли воевать с датчанами у Лимерика, они уже не были больше друзьями.

Эгон поставил локти на стол и опустил подбородок на кисти рук, уставившись на Сирбхолла. Мюртах подумал, что он похож на Эда, отца его и Сирбхолла.

– Король Брайан, когда он был только королем Мюнстера, отобрал Лимерик у датчан. Прежде чем он его им вернул, они пытались несколько раз взять его силой, и на этот раз – была их самая отчаянная попытка. В Лимерике находилась группа датских торговцев, как обычно, они поднялись и направились со всем, что имели, в крепостную башню и послали за помощью в Лэксфорд и Уотерфорд.

Од принесла чаши и сосуд с аскуибхом и поставила их на середину стола.

– Итак, вождь Донован повел нас всех отсюда, и мы пошли к Лимерику. Пройти внутрь ворот вовсе не было проблемой – каждый вооруженный мужчина бывал в крепости. Но они стреляли в нас и сбрасывали камни из высоких окон, так что мы не могли открыть двери, чтобы ворваться внутрь.

– Они были на уровне земли? – спросил Мюртах. – Двери.

– Да. Не так, как в башнях ирландских монахов.

– О!

– Мы уселись снаружи и стали ждать. Ночью мы развели костры и приготовили себе пищу, а днем мы сидели тихо и пили и рассказывали всякие истории, ожидая, когда они выйдут.

Так прошло много дней, и вот уже было лето, жаркое и сухое. Внутри башни должно было быть даже еще хуже, потому что башня была сделана из камня. Через довольно длительное время один из датчан вылез на нас через маленькую дыру в стене вокруг подножья башни.

Это был человек маленького роста – даже меньше, чем Мюртах, и не такой широкий в плечах. Он был незаконнорожденным сыном одного высокопоставленного человека с Южных Островов или, возможно, Мэна, и он терпел неудачу во всем, что делал. Звали его Фригги.

Он сказал нам, что проведет нас через отверстие в стене, которое никто из нас не мог обнаружить, если мы отдадим ему все товары и суда в гавани. Донован сказал ему, что он может иметь все, что захочет, после чего Фригги указал нам, как проникнуть в башню, и в ту же ночь он это сделал.

– Где была эта дыра?

– Она была укрыта в углу стены. Один большой камень там выпал, но виноградные лозы и сорняки там разрослись так высоко, что вы не могли видеть, что камня нет на месте. Он – Фригги – сказал, что никто из людей внутри не знал об этом.

Так что мы все проползли глухой ночью внутрь и проникли в башню. Я первым поднялся по лестнице – у меня было предчувствие того, что должно произойти, – и сломал дверь наверху лестницы, и мы все обрушились на них, спящих посреди башни. Они вскочили и схватились за свои мечи и образовали круг, но когда они увидели, как много нас было там, они бросили оружие.

– Датчане? – изумленно спросил Финнлэйт.

– Это были торговцы. Я убил только одного, но Донован слышал, как я выломал дверь, и дал мне в подарок браслет – он в том моем пакете, который ты видела, Од, что же касается Фригги…

Он сделал небольшую паузу, чтобы налить себе аскуибх. Эгон облизал губы, посмотрел вокруг и наконец стукнул кулаками о стол.

– Так что с Фригги, дядя?

– О, когда мы выгнали всех датчан, вождь Донован взял Фригги, связал его, бросил в гавань и сказал ему, чтобы проглотил все, что он хочет. Как видишь, предателей презирают обе стороны.

Все рассмеялись и откинулись. Это был хороший рассказ, и Мюртах некоторое время наслаждался им. Финнлэйт сказал:

– Это напомнило мне другую историю.

И он рассказал ее. Она касалась человека, который поймал эльфа, и эльф обманул этого человека таким же почти образом. Этот человек попросил эльфа дать ему вечную жизнь, что эльф и сделал, после чего удалился. Но этот человек не попросил вечную молодость, и он делался все старее и старее, никогда не умирая, пока он страстно не возжелал умереть.

– И теперь, – сказал Финнлэйт, – этот человек бродит по всему свету, ищет пещеру, в которой, говорят, таится Смерть, и никогда не находит ее. Как видите, всему есть соответствующий конец, а если что-то не кончается, то становится невыносимым. И это должны знать все рассказчики историй.

Больше никто ничего не сказал, все встали, перешли к очагу и уселись вокруг него. Одна из женщин сбивала масло, горько жалуясь, что оно плохо сбивается. Мюртах достал из ящичка справа от очага кусок дерева и нож, уселся и стал вырезать куклу для Эйр.

– А вот история без окончания, – сказал он, – и вам не потребуется принести мне мою арфу. Даже эти маленькие дети знают об Исландии, куда давным-давно некоторые ирландцы уплыли, чтобы бежать от датчан и норвежцев, но теперь чужеземцы покорили всю ее тоже. Теперь рассказывают, что за Исландией те ирландцы, что уплыли, нашли другую страну, которую они назвали Великой Ирландией, а датчане Ирландской Миклой. Иногда, я слышал, они называют ее Землей Белого Человека, потому что там теперь монахи. Я слышал все это от датчан, так что, может быть, это правда.

Он снял длинную стружку, поставил деревяшку на пол и сказал:

– Теперь они утверждают, что за Великой Ирландией есть еще другая страна. Они никогда не говорили мне, как называют ее, но не так давно тут проходил валлиец-арфист, который рассказывал, что это должен быть остров, на котором лежит в ожидании Артурnote 12Note12
  Имеется в виду легендарный король бриттов Артур, главный герой сказаний о «рыцарях Круглого стола».


[Закрыть]. Я никак не мог выяснить, были ли там ирландцы, но, кажется, датчане всегда направляются только туда, где есть ирландцы, так что, возможно, они там есть.

– Ирландцев нет в Дании, – сказал Сирбхолл.

– Есть. Они там рабы.

Он потянулся за чашей с аскуибхом.

– Святой Брендэн, вы знаете, плыл на запад много раз по пятьдесят дней и открыл Землю Молодых Людей, а перед ним там побывал ирландец. Я думаю, там, на западе, в океане полно островов, маленьких золотых островов под солнцем, где спят все герои и где все ирландцы найдут другого ирландца, который побывал там раньше. На западе они всегда говорят об островах Тир-на-ног или Ирландской Микле. Люди из Нормандии или Бискайи ничего об этом не знают, так они говорили. Вот и все, нет никакой истории и нет никакого конца.

– Конец может быть в том, что негодяй всегда найдет место, куда бежать, – сказал Сирбхолл.

– Нет, такого не может быть. Не зря говорится, что негодяй никогда не находит места, где бы остановиться, для негодяя вся земля, словно горящие уголья.

Он снова взялся за кусок дерева и стал вырезать ноги. Конэлл выбрался из груды спящих борзых и забрался под юбки Од, так что наружу торчала только его голова.

– Я иногда размышляю над этим, – сказала Од. Она подняла кусок полотна, над которым работала, и уставилась над своими коленями на Конэлла.

– Расскажи мне историю Ойсина, – сказал Эгон.

– Ты слышал ее тысячу раз.

– Она мне нравится, расскажи, – настаивал Эгон.

– В истории Ойсина тоже есть острова, – сказал Мюртах.

– Где ты слышал об этих островах? – спросил Сирбхолл. – Ты говорил, от датчан.

– Финнлэйт знает. Был тот человек, который приполз к нашим кострам, весь израненный, – почти сразу после Бегства – мы внесли его внутрь, надо быть нечеловеком, чтобы отказать в этом даже датчанину, если он ранен. Он рассказал мне кое-что. Я узнал что-то от датчанина-изгнанника, который брел из Дублина в Уэксфорд, опережая на два шага свою репутацию, все были против него. А еще больше от валлийца-арфиста, как я уже говорил вам.

– Я помню его, – сказал Финнлэйт, – этого раненого датчанина, Хэлфдэн было его имя.

– О, да! – сказала Од, – тот, у которого было такое сильное кровотечение, что он испачкал мои одеяла.

– Это были одеяла моей матери, это было до того, как ты и я поженились.

– Теперь это мои одеяла, и на них до сих пор заметны пятна крови.

– Мы храним здесь одеяла подолгу, – сказал Мюртах Сирбхоллу. – Нил, принеси мне мою арфу. Датчанин научил меня также датскому языку.

– Я не знал, что ты говоришь на нем.

– Не очень хорошо. А ты?

– О, совсем чуть-чуть.

Мюртах играл на арфе, пока Финнлэйт рассказывал историю Ойсина. Дождь в тот день шел непрестанно и весь последующий тоже, и все они рассказывали истории. Мюртах закончил куклу и теперь работал над вазой, которую обещал сделать для Од. Время от времени он рассказывал какую-нибудь сказку или отрывок из саги Кухулэйн.

Большинство историй рассказывал Финнлэйт. Никогда Мюртах не слышал, чтобы он говорил так много. Наклонившись вперед, протянув руки к огню, он выкладывал все истории, которые когда-либо слышал в своем собственном детстве, – о злых духах, эльфах и феях, об Ос Сайд и Туха да Дэнээн, о том, как Нера нашла диадему Дагды, как Энгус вытаскивал живых лягушек из своих ушей, он заставлял Мюртаха играть Кэтл-Роуд Кулэй, так что он, Финнлэйт, тоже мог рассказывать эту историю. Дети как завороженные смотрели на него, раскрыв рты, зримо видя то, что он рассказывал и хотел, чтобы они видели. Наконец, на третий день, он откинулся и сказал:

– Это все.

– Лучше всего ты рассказал историю о Сайд, – сказал Нил, – ты, должно быть, знаешь все истории, какие когда-либо кто-нибудь слышал.

– Я уже старый, – сказал Финнлэйт, – или, скажем даже, я очень стар, а старые люди знают куда больше историй, чем такие подростки, как Мюртах.

– Отец не подросток, – сказал Нил.

– О, может быть, по возрасту и нет, но он самый маленький мужчина, какого я когда-либо видел в наших семьях.

– Господи, – сказал Мюртах, – тебя послушать, так можно подумать, что я ниже этой скамейки.

– Ты слишком долго просидел на чердаке, – сказал Сирбхолл, – где не с кем было поговорить… Что это?

Мюртах встал:

– Кто-то стучит в ворота – я думал, что это ветер. – Он снял со стены свой лук. Сирбхолл вскочил, и они вместе вышли наружу.

– Возможно, это кто-то с нижней части долины, – сказал Мюртах. Часть клана имела там заграждение.

Флэнн и Мохон уже подошли к воротам, они крикнули:

– Тут несколько странников, они хотят войти, один из них оллум.

Сирбхолл засмеялся. Мюртах махнул рукой и крикнул:

– Пусть заходят.

Он спрятал свой лук под плащ, чтобы дождь не намочил его.

Трое мужчин на мокрых лошадях въехали в ворота. Флэнн и Мохон повели лошадей к сараю, а эти трое пошли по грязи к Мюртаху. Сирбхолл направился открыть дверь. Мюртах сказал:

– Добро пожаловать, заходите, и вы уже не чужаки. Чтоб я пропал, если это не Энгус О'Лочэйн.

– Ах, – сказал Энгус, – я надеялся поймать тебя вне дома, чтобы ты принял меня, как чужака, и укрыл на некоторое время.

Они обменялись рукопожатиями и вошли внутрь. Прежде чем закрыть дверь, Мюртах взглянул на небо:

– В тучах появились разрывы. Может быть дождь скоро прекратится.

– Или будет лить последующую неделю, или две, – сказал Энгус. – Найти тебя – это все равно, что поймать черную лошадь ночью в закрытом сарае.

Оллум высвобождался из необъятного плаща, с которого на всех брызгала грязная вода. Од достала для него сухую тунику и еще одну для Энгуса. Третий мужчина, слуга, ушел со стражами дома, которые пили и переговаривались в дальнем углу помещения.

– Ты искал меня? – сказал Мюртах. – Мы были друзьями, когда были детьми, и, мне кажется, я видел тебя на сборище у короля в Кэтхэйре. Но я никак не думал, что ты будешь меня так упорно искать. Или за этим стоит корона?

– О, и это тоже.

– Не начинай разговоры, пока человек не отогреется, – сказала Од, – вернее, оба. Садись сюда, Энгус.

– Ага, – сказал Энгус и взял аскуибх, который она дала ему. – Разумная женщина – это благодеяние для каждого мужчины.

– Ты знаешь Од. Она дочь Доннэчи. А разные пострелята и эльфы на полу – включая эту странного вида борзую между ними – принадлежат мне. И Финнлэйта ты тоже знаешь – отца моей матери. И Сирбхолла тоже знаешь, без сомнения.

– Убийца Датчан. Вблизи ты выглядишь моложе, я думал, ты немного постарше.

Сирбхолл и Энгус обменялись рукопожатиями.

– Иногда я хотел бы быть старше, – сказал Сирбхолл.

– Не стоит, будь, каким ты есть.

– Сирбхолл, Убийца Датчан? – сказал оллум. – Я слушал песни про тебя.

– Не пой их, – сказал Сирбхолл, – это приносит несчастье, или оллум так меня ненавидит?

Оллум улыбнулся – у него был длинный, тонкий рот, и улыбка растягивала его углы и делала рот еще тоньше.

– Это хорошие песни. Меня зовут Пэйдриг, я из Коннэута – я обучался с О'Хэртигэном.

– Да? – сказал Мюртах. – Я бы не думал, что он хороший наставник, настолько он ранимый.

Пэйдриг кивнул:

– Это верно.

Од дала ему чашку горячего питья, и он подлил себе еще.

– Но слушать его было наслаждение – ангелы никогда не играли так хорошо. Очень ранимый, да. Он играл как бы своими мыслями, словно они, его мысли, обладали руками. Вы никогда не слышали его?

– Нет. Но я разговаривал с людьми, которые слышали его.

– Это необычный способ, чтобы судить о человеке. Мюртах пожал плечами.

– Возможно. И это самая плохая манера обсуждать чьего-то учителя, это равно тому, что складывать песни о еще живущем человеке. Я никогда не слышал О'Флэйна, и я не оллум, но я могу сыграть изрядный кусок в его стиле. – Он повернулся к Энгусу: – Теперь будь внимателен – вилка опускается в котелок. Кто послал тебя ко мне?

Энгус снова улыбнулся:

– Верховный король.

– Да? А я думал, Мелсечлэйн.

– Нет. Верховный король хочет знать, что ты имел в виду той игрой на арфе в Кэтхэйре.

– Я имел в виду именно то, что я сказал. Почему он думает, что я на что-то намекал?

Энгус посмотрел на всех остальных. Мюртах наклонился вперед.

– Они могут слышать. То, что я делаю, может затруднить или облегчить их жизнь, поэтому они должны знать это.

– Он думает, что ты имел в виду, чтобы всех их подвесить на крючьях, словно мясные туши – своего рода вергельд!.

Мюртах рассмеялся:

– Нет. Там был… – он протянул ладонь и задумчиво пошевелил ею, – привкус того, что человек вроде меня мог бы воткнуть горячие иглы во многих великих и пристойных людей. Но они могли бы припомнить, кто вложил эти иглы в мои руки. Что я должен был бы делать с вергельдом? Я имел в виду покончить с этим, и я сделал это. Покончил с междоусобицей. Мне нравятся добрые вердикты. Это во мне сказывается сказочник.