Текст книги "Метро 2035: Ящик Пандоры"

– Мы с Китай-города вообще-то, – взяла на себя переговоры Симка, интуитивно, по-женски, чувствуя, что вызывает меньше подозрений. – Шли через Красную линию, а потом вот… на поверхности оказались.

– Ну да, шли-шли, и метро вдруг закончилось! Хватит сказки рассказывать. Хотя брательник твой с шилоклювом здорово придумал. А если с Китай-города, то понятно, говорят, у вас там мутантов валят чуть ли не одним ножом.

– Это не у них, а в Атриуме и на Пролетарской, балда, – этот голос даже сквозь мембрану звучал по-другому, более серьезно, что ли. Максим понял, что перед ним старший группы. И по возрасту и по статусу. – Повеселились, и хватит. В Полисе с вами разберутся, возвращаемся.

Максим оказался в знакомом с детства вестибюле, только вот ребристая крыша наполовину провалилась, турникеты едва выглядывали из-под снега. Кто-то сдвинул куски бетона в сторону, хотя поднять их можно было разве что краном. Или лебедкой. Теперь обломки перекрывали дорогу на манер бруствера, оставляя узкий проход для одного человека. Сталкеры обошли мраморную лестницу, которая вела в переход, соединяющий Боровицкую с Библиотекой имени Ленина, Максим, не удержавшись, взглянул вниз. Дно лестничных пролетов оставалось невидимым в темноте, вход был заложен накрепко.

В глубине вестибюля у противоположной от входа стены обнаружилась неприметная дверка. Старший группы распахнул ее и щелкнул выключателем, несколько тусклых лампочек, прикрытых проволочными колпаками, осветили ступени, уходящие в недра подземки. Группа начала спускаться, Максиму показалось, что лесенка уводит их намного глубже, чем та, мраморная, и действительно, больше десятка метров отделяло поверхность от стальной двери, вмурованной в бетон. Сталкер каким-то особенным образом постучал, и, скрежетнув петлями, тайный вход в Полис открылся. Даже обнаружив этот лаз, они с Симкой могли бы провести здесь всю ночь, не зная, как надо стучать, пришлось бы все равно дожидаться возвращения этих сталкеров.

– Снимайте комбинезоны, одежду, все в чистку сдавать надо.

Максим стягивал ОЗК, думая, как бы припрятать кастет. Придется, наверное, его сдать, а получит ли обратно?

– А это еще что? – слова относились вовсе не к увесистой железяке, пока завернутой в противогаз: сталкер держал в руках что-то желтое и блестящее. Серафима с виноватым видом опустила голову. И где только она ухитрилась пронести это платье? Сталкер поднес к нему дозиметр, посмотрел на расстроенную Симу и, смягчившись, сказал: – Посмотрим, что можно сделать… Может, отчистим.

Максим подал ему кастет.

– Надо сдавать?

– Пока сдай. Хотя бы до проверки документов. Разберемся, откуда вы свалились или откуда выползли. Не верится мне пока в вашу историю, – офицер-кшатрий выглядел раздраженным, на поверхность его группа шла совсем не за тем, чтобы тут же возвращаться с двумя мутными туристами…

Они находились на территории Полиса. И теперь Максим сам себе не верил, что это удалось!

Глава 5
Великий и загадочный полис

Документы взяли на проверку, задали несколько вопросов о том, каким образом они оказались на улице, и разрешили остаться. Враждебности и подозрительности, как на КПП Красной линии, Максим не почувствовал, его и Симу отвели в столовую, где уже собрались сталкеры, вернувшиеся из ночного похода в библиотеку. Никто не обращал на них внимания, и это было понятно: людям бы сейчас поесть да спать завалиться. Не до парочки заблудившихся «туристов».

Серафима рассеянно водила ложкой по тарелке, еда ее интересовала сейчас меньше всего. А кшатрий, сидящий напротив, уже глаз не поднимал, и кусок ему в горло не лез от такого интереса со стороны молодой особы. Ясное дело, кому на Китай-городе соперничать с этим черноглазым красавцем-офицером с длинными ресницами и красивым изгибом губ? Вдруг захотелось засветить парню в лоб тарелкой и обозвать как-нибудь… Ну, слово-то подходящее быстро найдется. Симка, блин, совсем рамсы попутала: где она, а где кшатрий?! Привыкла, что брат все вопросы порешает, вот цветочек тепличный. Дура, одним словом. Он встал из-за стола и потянул Серафиму за руку.

– Пойдем отсюда. Дай человеку поесть спокойно, – не смог сдержаться, пусть знает, что он все видел и не очень-то одобряет. Ведь так и будет каждого мало-мальски симпатичного сталкера гипнотизировать, а их тут как собак нерезаных… Сталкеры. Выше только звезды, круче только Совет Полиса. Но все-таки Сима послушалась и готова была идти, куда поведет. Ему бы самому решить, куда…

Ну, добрался он на Боровицкую, дальше-то что? Пока их не гнали из караулки, но пора и за ум взяться. Командир группы, который привел их на станцию, показался Максиму спокойным и рассудительным, может, не стоило сразу грузить его своими проблемами, но пару-то вопросов задать можно, закрепить «легенду». А то выкинут к утру, и домой топать сразу?! А как же брамин? И… отец? Здесь все напоминало о нем: эти уставшие мужики в форме, полувоенная до сих пор обстановка, казарменная, но чем-то очень уютная. Не здесь, но в очень похожей комнате…

…маленький Максим пристраивался в уголке на полу, чтобы никому не мешать, чтобы не спотыкались об него и, упаси бог, не выгнали! Сидел тихо-тихо, как мышь, вслушиваясь в разговор взрослых, понимая через слово. Они толпились вокруг стола, накрытого почему-то красной бархатной, неведомо откуда взявшейся, расползшейся на нитки по углам, скатертью, резко и ожесточенно тушили в пепельнице окурки.

Максим смотрел на отца среди этого плавающего слоями сизого табачного дыма, а он вместе с остальными склонился над бумагами на столе. Мальчик знал, что это схемы туннелей и коммуникаций, заметил, когда несколько листов упали на пол, на них даже наступил раздраженно матерящийся офицер. Потом поднял, отряхнул и бросил к остальным. Долго и нудно говорили о запасах, о каком-то Росрезерве, о скрытых хранилищах. О добровольцах, которые провели бы разведку и замерили уровень радиации. Максим сразу расхотел спать! Открыл глаза, напряженно вглядываясь в отцовское лицо. Папа в его представлении был самым смелым, и стало страшно: вдруг он сейчас вызовется… И не вернется больше никогда! Какой-то пожилой человек в пиджаке и штанах с лампасами перехватил его обеспокоенный взгляд и улыбнулся, оказывается, присутствие мальчика давно заметили. Но не прогоняли: пусть привыкает пацан. Сын офицера… И об этом они тоже знали. Эти люди знали вообще все, Максим уже убедился. Теперь предстояло или укрепить эту детскую веру или разрушить окончательно.

Кроме татуированных орлов, у военных нынешнего Полиса оставались и прежние знаки отличия, а Максим еще не забыл, как разбираться в звездочках. Задержал их майор, сидел он за отдельным столом для комсостава, молчал и о чем-то размышлял, ни на кого не глядя.

– Товарищ майор, разрешите обратиться? Даже не знаю с чего начать… – он растерялся, никак не мог сложить мысли в кучу. А тот удивленно рассматривал китайгородского братка, который не ошибся в звании.

– Начни с главного.

– Лет восемнадцать назад здесь работал мой отец. Анатолий Белявский, подполковник.

– Белявский, Белявский… – сталкер морщил лоб, честно пытаясь вспомнить, но такая фамилия ему была не знакома. – Не помню. Славка, ты какого-нибудь Белявского помнишь? – майор обратился к мужику, стоявшему боком, листавшему толстый не то журнал, не то книгу. Оторвавшись от чтения, кшатрий в погонах впал в задумчивость.

– А тебе это зачем… – он обернулся и увидел Максима. – Вспомнил, вот этот парень на него похож! Был такой «подпол», а куда делся, не помню. У него друзья среди библиотечных водились, там бы спросить.

– Видишь, парень, я тебе здесь не помощник. А ты ж почти свой, оказывается? Если не врешь, конечно… – но внешнее сходство китайгородца с каким-то мифическим отцом и фамилия в далеко не свежем паспорте уже убедили в обратном. – Как тебя звать-то, напомни.

– Максим.

– А я – майор Ильин. Девочку зачем сюда привел?

Сима смущенно отвернулась, но зеленые огоньки глаз не ускользнули от внимания майора. Он только вздохнул.

– Воду, небось, пили неотфильтрованную… Лет ей сколько, четырнадцать, пятнадцать? Дети подземелья… Да не расстраивайся ты, очень даже симпатичные глазки, – Симка порозовела от комплимента. – Куда же вы теперь? Знакомых, как я понял, у вас здесь нет. Ну, тогда к браминам сходите, может, там вас приютят. А они не помогут, так возвращайтесь сюда, что-нибудь придумаем.

Вряд ли майор стал бы так их опекать, если б не Серафима, показалось Максиму, у мужика и своих дел хватало.

– Товарищ майор, а как нам найти браминов?

– Утром сам покажу. Это сталкеры по ночам не спят, а брамины сейчас вовсю подушки давят. И вам тоже советую, идите оба в уголок на лавку.

Первое, что увидел Максим, продрав глаза, было опять лицо майора Ильина.

– Просыпайтесь, сейчас сюда народ набежит, чай уже на столе. Тряпку-то вашу желтую для девчонки возьми, пусть развлекается. И спасибо ей скажи, что шмотку притащила.

– Почему? – не понял спросонья Максим.

– А тут не дураки сидят, вещица дорогая и новая, такую вы действительно из Охотного ряда прихватить могли. Ну, поотрывали во время чистки кое-что… Но ей сгодится. На племянницу мою похожа, тоже рыжая такая и мелкая.

Кшатрий даже улыбнулся, глядя на спящую девочку.

– И размер у них вроде похож, вот я ей тут вещи принес и ботинки новые. Да чего смотришь? Не померла племяшка-то: уехали они на Новослободскую. А там в Ганзе и своего добра хватает. Не любят тут вашу публику бандитскую, но и не выгоняют, пока не натворили чего. Культура, понимаешь!

Майор раздраженно махнул рукой на все эти этические проблемы сразу, не уточнив, где он конкретно их видал.

Максим слегка толкнул в бок Серафиму, которая без его тепла свернулась в клубочек и продолжала спать. Как котенок. Косички после всех приключений и противогаза больше походили на ямайские дреды, и как их привести в порядок, он не знал. В собственном полупустом мешке расчески сроду не водилось, а сестра сбежала со станции без вещей. Надо бы спросить у майора, вдруг еще какое девчоночье барахло осталось?

– Вставай, соня, пойдем браминов смотреть.

Он надеялся, что брамины окажутся все сплошь седыми пердунами с бородой до пояса, и Симке там не на кого будет пялиться, как на сталкера в столовой. Хоть бы он гомиком оказался, что ли. Или еще какой существенный недостаток…

Зря понадеялся на старцев. Часть Боровицкой у кшатриев все же отвоевали брамины, и среди бело-коричневых колонн серые сутаны мелькали намного чаще, чем полевая камуфляжная форма или мундиры штаба и высших чинов. Там еще, как назло, с утра собрались ученики этого клана собирателей знаний, разного возраста и наружности. Максим рассматривал их с нескрываемым недовольством: вот этому бы, например, не книжку в руках держать, а гранатомет-«муху». Впрочем, нечего лезть в чужой монастырь со своим уставом… Но эту оглоблю точно гнать надо из браминов, если война начнется, каждый ствол на счету будет.

Майор, не обращая внимания на неприязненные взгляды, пересек платформу и подошел к столу, за которым сидел пожилой лысоватый мужчина, зарывшийся не в книги, а в какие-то документы, судя по их виду, бухгалтерские. Не иначе, общак считал. Ильин, не церемонясь, рявкнул погромче, сразу наведя переполох на браминской половине:

– К вам посетители по важному делу.

– Что? А почему ко мне? – брамин не поднимал глаз от бумаг, видно, такие армейские шутки с применением командирского голоса над ухом давно стали для него привычными.

– Потому что у вас архив находится, если я ни с кем не путаю. Ваши балахоны все на один манер.

– А если бы не ваши звездочки на погонах, вас вообще… – он, наконец, поднял голову, потер рукой область сердца и шепотом произнес:

– Анатолий…

Нет, не Анатолий. Но, без сомнения, Белявский. Сколько лет мальчишке? Сейчас уже двадцать пять, не меньше. Первое шокирующее ощущение узнавания прошло, теперь архивариус начал замечать отличия. Анатолий всегда был подстрижен под полубокс, а у этого молодого подобия на лоб свешивается неуставной чубчик. Строгий, подтянутый подполковник никогда не позволил бы себе такой расхлябанной осанки, и уж точно не носил широких штанов с пузырями на коленках. Значит, это его сын. А не его призрак с того света…

– Будем знакомы, Валерий Сергеевич Липенко. А вы… Максим, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

Что-то Максим не помнил этого мужчины среди развеселой компании, которая когда-то завалилась к ним в квартиру, окружая новоиспеченного подполковника Белявского. В этот день, наконец, и увидел тех, с кем отец работал, обмывать звездочки явилось полтора десятка военных. Мама недовольно поджала губы и, взмахнув пояском халата, удалилась в свою комнату. А мужики гудели в столовой допоздна, Максим был уже достаточно большим, чтобы не ложиться спать рано, да никто на этом и не настаивал. Столько людей в квартире не бывало с тех пор, как умер дедушка… А через полгода некоторые из числа тех гостей уже пытались навести порядок в хаосе переполненной Боровицкой, он еле узнавал их, уставших, измотанных до предела, отец тогда говорил об огромной ответственности, лежащей на плечах. И вид у него был, как будто и вправду какой-то вполне осязаемый и вещественный груз придавил подполковника своей тяжестью.

– Ну, если вы уже знакомы… – майор Ильин улыбнулся Серафиме, и с чувством исполненного долга направился, громко топая сапогами, в другой конец станции. Липенко возвел глаза к потолку, хотел сказать что-то нелицеприятное о военных, но сдержался. Все-таки именно Ильин привел к нему молодых людей, все сказанное может очень быстро дойти до майорских ушей. Ему это надо?

– Какие-то проблемы, Максим? И… э-э, как вас… прекрасная незнакомка. Хотите что-то найти в архиве?

– Нет, я хотел найти вас. Расскажите мне, почему отец ушел с Боровицкой. Может, тогда я узнаю, куда он исчез…

Если бы Максим сейчас не смотрел в пол, то заметил бы, что вопрос смутил его собеседника. А Серафима указала пальцем на татуировку.

– Я такую уже видела.

– Здесь половина станции носит такой знак. Так сказать, принадлежность к определенной касте. Знак высшей, между прочим, варны в индийском обществе! В отличие от всяких там… – Липенко снова решил промолчать, незачем этому протеже кшатриев и сыну подполковника знать его отношение к засилью военщины, шли бы они все… на Арбатскую. – А где ты видела такую татуировку?

– На Китай-городе.

– Совершенно исключено! – Валерий Павлович вскочил со стула. – Не мог наш человек находиться на этой станции, слишком далеко. Как его имя?

Самое время было вспомнить о задании смотрящего, о котором Максим думал все меньше и меньше. Политика Китай-города вовсе перестала его волновать. Но выяснить личность брамина все же нужно, не одной Симке это оказалось интересно. Может быть, найдется объяснение и непонятной бумажке, так и не сожженной в пламени костерка на блокпосту. И не расшифрованной до сих пор.

– Он не успел сказать, а документов у него не было. Он умер.

– Вот эту историю я хочу знать до конца, – Липенко повел их в служебные помещения, – извините, в тесноте живем, места не хватает. Вот если вояки наши освободят от своего присутствия Библиотеку… Станцию, в смысле. Им-то что? С этой станции нет выхода наверх, сталкеры ею не интересуются. Все ждут чего-то. Когда Боровицкая лопнет от перенаселения.

– А эта, Александровский сад? – поинтересовался Максим, принюхиваясь к стариковскому запаху комнатенки.

Липенко раздраженно махнул рукой:

– Проходной двор! Ни жить, ни работать нельзя спокойно. И сквозняки… Откуда они под землей?

Несмотря на жалобы, старый ворчун жил, оказывается, в отдельном помещении, места там было немного, но его хватило, чтобы кое-как разместить трех человек. По дороге, отойдя от первого шока неожиданного явления Белявского, смятения чувств и мыслей, уже пустивших не одну шеренгу мурашек по спине, Липенко сообразил, что запрет покидать Полис появился сравнительно недавно, а эта мода на татуировки началась намного раньше. Сначала военные отделили себя от гражданской массы своими двуглавыми орлами, потом и гуманитарии за ними потянулись. В знак протеста, чтобы показать, что и они могут объединиться в сообщество. И словом «библиотекарь» тогда еще никого не пугали.

– Вот здесь нам никто не помешает, можем поговорить.

Серафима тут же нашла развлечение, зашуршала бумажками в углу, не спрашивая разрешения, Липенко недовольно посмотрел на нее, но промолчал.

– Вы назвали меня Анатолием… Значит, были с ним знакомы?

И сейчас бы тем более назвал… Архивариус чувствовал, что с младшим Белявским, в точности таким же прямолинейным и не склонным к долгим предисловиям, легче не будет. Только вот воспитанием и терпением подполковника он не отличался. От глаз Липенко не ускользнуло и некоторое сходство девочки с Анатолием, сложив факты, он решил, что все семейство теперь собралось перед ним и требует ответа… Пока на самые обычные вопросы.

– Я потерял его из виду примерно в две тысячи шестнадцатом… Может, и раньше. Мы вместе работали, хоть он был подполковником, но от кш… тогда еще от военных, отделился. Из-за тебя, он не хотел, чтобы сына воспитывали чужие люди, у него не хватало времени…

– Но вы не военный. Как это получилось?

Максим тогда и в самом деле видел отца очень редко, его так не хватало мальчику, оставшемуся без матери. В семь лет он уже хорошо понимал, какая катастрофа произошла, понял это даже раньше, чем отец, детскому разуму проще смириться с неизбежным, взрослые цеплялись за старый мир намного дольше… А Симе их разговор стал вовсе неинтересен:

– А что такое «оборотная ведомость»? – тащила она уже из кипы на полке какую-то длиннющую бумажную простыню. Зачем вот только?

– Кажется, нам и здесь помешают! – Липенко выругался, наступив на длинный подол серого балахона, но потом улыбнулся. – А все-таки такой дресс-код мне больше нравится. Есть в этом что-то… Традиционное. Уж точно лучше, чем белые рубашки гладить и шею галстуком давить на ученом совете, – И обратился к Серафиме, – пойдем, отведу тебя к молодым адептам, они расскажут тебе о Великой Библиотеке, которая недоступным храмом возвышается…

– Это там, где мужик сидит на тумбочке? В него шилоклюв впилился прямой наводкой! Ну, расскажи ему, Макс!

Валерий Сергеевич оглянулся на Максима, тот пожал плечами, Симка еще и не такое могла сказать. Что на уме, то и на языке.

– Стерильно чистый разум, – ни к кому не обращаясь, буркнул Липенко, – то, что нужно.

Максим, оставшись в одиночестве, вытащил из кармана обрывок документа и расправил на коленке. Вряд ли письмо поможет прояснить личность брамина, фамилия-то на нем не написана. Есть какая-то на обороте, но надписи столько же лет, сколько и бумаге. Третье июля. Двадцать лет тому назад. И этот человек, помеченный как «исполнитель», небось в пепел превратился. Две буквы «с». И номер с количеством листов. Листов явно недоставало. В общем, если Липенко так интересует судьба его собрата, придется самому поискать ключ к этой загадке, Максим больше ему не помощник. Информация об отце в обмен на непонятный обрывок. И когда Валерий Сергеевич вернулся, Максим положил бумажку на стол.

– Это было у него в кармане. Больше я ничего не знаю.

Липенко брезгливо взял в руки грязный и потертый на сгибах листок. Застыл отчего-то неподвижно на несколько секунд. Максим не видел, что отразилось на его лице, удивление, испуг или что-то иное, понял одно: брамин нашел какой-то смысл в словах, которые он сам безуспешно пытался понять.

– Открылся ящик… Через столько лет.

Вместо ответа Максим получил еще одну загадку. Ведь произнеся эти слова, Липенко опять молча уставился в листок, перечитывая снова и снова. Поторопить его, что ли? Странные они, брамины, не знаешь, как и прессануть. Пусть живет, да подумает как следует, спешить все равно некуда.

– Если вы… Если у вас времени нет, может, я пойду? Посмотрю, как там Серафима? – не нравились ему эти молодые адепты.

– Конечно… Заходи через час, а я пока…

Липенко не мог отвести глаз от букв и цифр, Максим хоть и не относил себя к тупоголовым «быкам», понимая ценность информации, но находил такое поведение довольно странным. Впрочем, чего еще ждать от брамина? Плюнув на ненормального старика, он направился на поиски Симки, а то эти ученики, если и посвятят во что, так точно не в тайны мироздания. Особенно тот амбал.

Липенко еще раз бережно разгладил на столе обрывок письма и включил лампу. Мальчишка даже не понимает, что именно принес. Как же он похож на Анатолия! Толик Белявский и Володя Сотников… Вспомнился далекий четырнадцатый год, когда они окончательно поняли: на поверхность людям больше не вернуться, во всяком случае, их поколению это не угрожало. Анатолий все больше отдалялся от военных, ему не нравились жесткие методы управления, он хотел налаживать хозяйство станции, люди нуждались не только в распоряжениях, как им следует жить и работать, они хотели есть и пить. И был сын, о котором надо заботиться, уделять ему больше времени. Несмотря на блестящие перспективы, а подполковник Белявский считался не последним человеком в тогдашнем Совете, он бросил все это ради сына и попросился на простую и безопасную канцелярскую работу. Там и образовалась маленькая компания приятелей: он сам, Толик и Володька.

У Белявских Липенко бывал еще до войны, приходил к отцу Анатолия, академику РАН, старик работал до последнего дня, пребывая в здравом уме, консультировал на дому, был простым, ненапыщенным и безотказным. Верил, что двигает вперед науку, и хотел приносить обществу пользу. После его смерти поводов бывать на Знаменке у Липенко не стало, но молодого военного он помнил неплохо. Жена у того была эффектной женщиной. Ради этой квартиры в самом центре она была готова на все, и престарелого академика бы окрутила, если б он обращал внимание на что-то, кроме своих научных работ…

Максим, вдруг появившийся сегодня на Боровицкой, озадачил Липенко своим бандитским видом, но, приглядевшись повнимательней, он обнаружил у мальчишки больше сходства с отцом, чем сначала казалось. Все три поколения Белявских отличались какой-то отстраненностью от жизни, их интересовало нечто такое, что скрывалось от остальных за горизонтом и существовало, может быть, только в их воображении. Но, тем не менее, дед и отец добились больших успехов. Чего можно ждать от сына? Подобный браток с мечтательным взглядом Липенко еще ни разу не встречался.

Мечты самого архивариуса были намного более приземленными, он давно понял, чего ему не хватает. Положение, занимаемое им сейчас, другим казалось даже неплохим, он получил интересную работу, отдельную жилплощадь. Но чем больше над ним было начальников, тем сильнее он ощущал свою подчиненность, хотелось выскочить наверх этаким пузырьком воздуха, даже не затем, чтобы получить власть самому, а избавиться от чужого давления. Слишком многие в клане стояли выше него, вызывая постоянное раздражение Липенко. Ну чем он хуже других? Вовремя не подсуетился и что-то упустил? Нет, он вполне сознательно выбирал для себя область – документация рассказывала ему больше, чем живые люди, у документов не бывает двойного дна, они плоски и одномерны, никогда ничего не скрывают. А если недопонял, значит, надо было внимательнее прислушиваться. Измятый листок на столе просто вопил о своей ценности, но понять это мог бы лишь опытный исследователь. Максим Белявский к таковым явно не принадлежал, мальчишка был слишком занят своей жизнью, чтобы придавать значение чему-то еще.

– Макс, они так прикольно рассказывают про Великую Библиотеку! Ты тоже должен послушать, – Сима среди этого серого братства явно не скучала.

– А то я про библиотеки не слышал…

Слова Липенко про «чистый разум» не пролетели мимо ушей, а запомнились. Божественным откровением здесь не пахло, зато отчетливо воняло вербовкой и расширением рядов этой секты за счет наивных и неиспорченных девушек. Максим привык выступать в роли защитника Серафимы, но еще ни разу не приходилось делать этого на поле научной дискуссии. Чаще кулак в ход пускал, действовало безотказно. Парни не поверили, что ему приходилось когда-либо слышать про библиотеку, на их лицах было написано сомнение: а умеет ли вообще читать этот пацан с бандитского Китай-города? Назревал конфликт, в котором Максим неизбежно проиграл бы, тем более, на помощь к молодым адептам спешил их учитель. Вполне благообразный дед, именно такими и представляют себе браминов те, кто их никогда не видел. Это хорошо, что еще существуют такие старички, похожие на добрых волшебников, думал Максим, Симке он понравится. Злость поутихла, к тому же, и сам неожиданно получил «боевое подкрепление»:

– Белявский! – Максим уже узнавал голос майора. – Держи паспорт. Здравия желаю, Семен Михайлович, как ваша молодежь?

Ну, если даже сталкер так уважительно разговаривает с брамином, значит, можно оставлять Серафиму под его присмотром. Майор Ильин местный житель, ему лучше знать, с кем вежливо поздороваться, а кому в ухо гаркнуть…

– Молодежи, как видите, прибавляется… – Семен Михайлович на всякий случай занял место между Максимом и своими учениками, – люди хотят получать знания.

– Ты только девчонку совсем не заучи, будет шибко умной – замуж не выйдет! – майор хлопнул по плечу Максима. – Пойдем, дело есть…

Он все еще смотрел на сестру, такую же ершистую, не похожую на окруживших ее послушных учеников. Брамин что-то сказал девочке, и она пошла за ним, не сбрасывая по-дикарски руку с плеча, будто уже зачарованная волшебными словами старика.

Проследив озабоченный взгляд парня, майор посоветовал:

– Да не оглядывайся, Макс, Семен Михайлович-то хороший мужик. Вот если бы все они были такие, пользы было б больше.

– А чем он лучше остальных? – не оглядываться Максим не мог, как там Серафима?

– Не смотрит на людей, как на слабоумных. Мол, я один тут просвещенный, а вы все – быдло серое, – майор остановился в арке, отдал Максиму паспорт и пистолет. – Патроны не проверяй, сколько было, столько и осталось. Возвращаю оружие, но… Чтоб я его больше не видел и о нем не слышал! – в голосе майора послышались металлические, командирские нотки. – Ты, кажется, не дурак, хоть и с Китай-города.

– Почему вы так думаете?

– Был бы дураком – устроил бы стрельбу еще там, на поверхности. И не по шилоклюву уже. Сопротивлением наших сталкеров не удивить, скорее, его отсутствием. Ты сюда не убивать шел, ясное дело…

Максим все еще недоверчиво смотрел на пистолет, посреди мирного Полиса вдруг отданный кшатрием. Тот улыбнулся, как недавно Симке, думая о своей племяннице:

– Оружие-то отцовское? Да ладно, ты на меня глаза не пучь, у нас же номера переписаны. А информации поболе, чем у Липенко. Особенно у людей в памяти, ты когда фамилию отца назвал, нашлись те, кто про него слышал, и работал с ним вместе. Только в нашей караулке их не встретишь – к этим уже на прием за неделю записываться надо! Не стоило отцу твоему уходить. Ну да что теперь… И кстати, с этим архивариусом своим будь поосторожней. Скользкий он какой-то.

Максим кивнул, не найдя слов. Кшатрий просто выполнял свою работу, проверяя новоприбывшего, но вот возвращал оружие наверняка не всякому! И оставалась еще одна просьба.

– Товарищ майор, помогите мне отправить Серафиму до дома. Она случайно попала сюда.

– Совсем случайно? – майор усмехнулся. – Ладно, сам молодым был когда-то, понимаю и про шило в жопе. Придумаю что-нибудь.

Ильин коснулся пальцами татуированного орла, отдавая честь попрощавшись. Максим остался стоять посреди платформы. Станция вокруг оживала воспоминаниями, но разве она всегда была такой маленькой? Нет, меньше был он сам.

Липенко к его возвращению выглядел уже почти нормальным и вменяемым, и был готов рассказать, что нового он обнаружил на клочке бумаги. Но Максима интересовал ответ на вопрос: как так вышло, что он познакомился с отцом и даже вместе с ним работал? Бумага полежит… Про отца было интереснее. Словно выцветший от времени портрет понемногу ретушировали, лицо обретало четкость линий и краски, поблекнувшие, но не исчезнувшие окончательно. Внутри потеплело, пусть хоть в чужих рассказах, но отец еще мог ненадолго вернуться к сыну после стольких лет, его невидимая тень уже помогла завоевать доверие майора. И еще Максим смутно ощущал ответственность перед этими людьми, забытое и почти исчезнувшее чувство: от него ждали поступков, достойных семьи, захотелось оправдать эти ожидания. Мальчик, мечтавший стать офицером, еще продолжал жить где-то внутри, долго и крепко спал. И даже пахан Китай-города понимал это, уверенный, что Адвокат не станет мухлевать с общаком, исполнит указания в точности и аккуратно. Не понимал только сам Максим… Может, тот брамин был послан судьбой, чтобы понять настоящее свое предназначение? Вдруг Полис примет их с сестрой обратно? Но, вспомнив о Короле, Максим встряхнулся и сосредоточился, нужно выяснить наверняка, что станции не светят реальные разборки. Офицеры ведь должны быть до конца верны своему долгу?

– Вы не рассказали про брамина… Который у нас… это самое. Помер.

– А нечего рассказывать, – Липенко отчего-то прятал взгляд, но следующие его слова развеяли опасения. – Никто не пропадал за последнее время. А если и пропадал, то причины тому известны. Так что имени я не назову, слишком глубоко придется копать. Я, конечно, архивариус, но займусь этим только по распоряжению наших Старейшин, а не по просьбе китайгородского парня.

– По просьбе смотрящего, – уточнил Максим.

– Тем более! Да и не интересно мне это все. Вот документ…

Липенко врал. Врал еще более неумело, чем Мойша, когда утверждал, что бар выручки не приносит! Но Максим решил, что это не тот случай, чтобы применить подобные методы. Раз уж сам клан серых балахонов не ищет своего, то и ему подавно не надо.

– А что – документ?

– Он интереснее, чем ты даже можешь представить…

По поводу собственного воображения Максим тоже мог бы поспорить. Но из этой цифробуквенной чуши никак не извлекалась нужная информация. Брамин там что-то углядел и, кажется, решил этим поделиться.

– Это нижняя часть письма. Основной текст уцелел, и мы даже можем увидеть определенную дату. Третье июля. Тебе ни о чем не говорит, Максим?

– В упор под самую войну, вроде, – точное число Максим не назвал бы, не следил за календарем. Только вот лето, долгожданное и теплое, вдруг обернулось безвылазным сидением под землей, он и позабыл, что бывает по-другому, и безотчетно думал о поверхности, словно город и не менялся с тех пор. В его голове не менялся… А там на самом деле снег и полузатопленные темные этажи, да еще и звезды Кремля странным образом продолжают светиться.