Текст книги "До февраля"

Глава четвертая

«Вычурно ажурные раскаты цокота новомодных копыт самоуверенной в присущей безнаказанности самочки вопиюще просеивались…»

Нет, не так, подумала Аня, и продолжила не читать, а будто синхронно переводить в уме, выковыривая смысл и суть из напыщенных глупостей.

Элегантная девушка с цокотом проскочила мимо. Змей не обратил на нее внимания. Ему были куда интереснее возгласы в глубине двора хрущевки, мимо которой он неторопливо шагал, сунув руки в карманы жилетки.

На балкончике второго этажа колыхалась крупная бабка в синем халате в цветочек, то кренясь в сторону тополя, ветка которого почти касалась перил, то боязливо отшатываясь. Она подзывала крупного серого кота, застывшего в развилке тополя:

– Мундисабель, иди-иди сюда, чего дам, кис-кис. Ну иди, миленький, ну свалишься же опять, паразит такой.

Змей медленно приблизился к тополю, разглядывая двор. Соседи увещеваний бабки, похоже, не слышали. Людей не было видно ни на лавочках, ни на балконах, ни за стеклами окон. Призывный взгляд на Змея устремлял только пролетарий, спасавший мир на старом панно, украшающем торец пятиэтажки по ту сторону проспекта.

Бабка заметила Змея, когда он замер в нескольких шагах от тополя.

– Молодой человек! – провозгласила она. – Молодой человек, вы меня слышите? Помогите, пожалуйста! Кот на дерево удрал, паразит безмозглый. Обратно вернуться боится, слезать не умеет. Помогите старухе, пожалуйста. По гроб жизни буду обязана.

Змей, качнув длинным козырьком, подошел к стволу и, поглаживая кору в районе еле заметной надписи «В+К=?», прицельным взглядом смерил путь до кота. Потом снял жилетку, затолкнул ее ворот за ремень сзади и довольно ловко, хоть и явно оберегая правую ногу, принялся карабкаться вверх, не обращая внимания на квохтание бабки.

– Ой спасибо, ой дай бог вам здоровья, молодой человек, а то МЧС больше не приезжает, дармоеды, проголодается – сам слезет, говорят, а у него почки больные, ему нельзя же, осторожней только, молодой человек, умоляю, рукой вон туда лучше.

Змей молча перехватил метнувшегося было прочь кота, запихнул его в мешок, сделанный из жилетки, и спустился, не реагируя ни на вопли и дерганья животного, ни на причитания и благодарности с балкона.

– Ох спасибо-то, – квохтала бабка, – герой молодой человек! Вот сейчас осторожней, ай молодец! У меня третий подъезд, с той стороны вход, сорок шестая квартира, я чай уже ставлю. А тебе, зараза серая, веником по морде сейчас!

Змей понес кота за угол дома, убедился, что никого нет ни с фасадной стороны, ни в темном подъезде, и прихрамывая, но почти беззвучно поднялся на такую же сумрачную площадку второго этажа. На ходу он выпутывал из жилетки сопротивляющегося кота, жестко придерживая его загривок.

Бабка уже ждала его в приоткрытом проеме двери, едва не приплясывая от нетерпения.

– Сюда-сюда, молодой человек, вот спасибо-то, чайку сейчас, закипает уже, орет еще, хлында, больше не сбежишь…

Только тут она разглядела, что Змей держит возмущенно орущего кота за шкирку на весу.

– Ой, молодой человек, зачем так сильно, не надо…

Она задохнулась от недоуменного возмущения, но выразить его не успела: Змей швырнул кота бабке в лицо. Кот с воплем впился когтями, куда смог. Бабка, ойкнув, стремительно попятилась и, споткнувшись о порог, с шумом ввалилась в квартиру.

Змей вошел следом. Шум за пару секунд скакнул до пугающей громкости: кот взвизгнул басом, бабка попыталась его перекричать, – и смолк после звучного удара.

Из квартиры выскочил и опрометью унесся вниз по лестнице перепуганный кот. Следом выглянул Змей с синим пояском от халата, свисающим с руки. Змей огляделся, прислушался и скрылся в квартире, несильно хлопнув дверью.

Глава пятая

Аня вскинула голову и прислушалась. В хлопанье дверью не было ничего особенного, тем более в здании издательства, пусть и малонаселенного. Набор темпераментов едва ли не превосходил ассортиментом численный состав сотрудников, многие двери поддавались только сильным, и вечерний час на эти кадровые и фурнитурные особенности почти не влиял. Однако синхронизация текста и реальности заставляла напрячься.

Приближавшиеся шаги раскатывались по темному коридору так, что от крестца к затылку проходилась массажная щетка.

Аня, стараясь почему-то быть беззвучной, завозилась в кресле, на котором стояла коленями, и с испуганной неловкостью, едва не потеряв равновесие, сунула ноги в сапожки. В дверном проеме появилась невысокая фигура, и Аня выдохнула. Вахтер это был, с первого этажа. Болтливый, но безобидный старичок со старообрядческим каким-то именем.

– Девушка, вы же «Пламя», да? – осведомился он, пытаясь рассмотреть лицо Ани над уткнувшимся в стол конусом света. – Добрый вечер. Тут электрик пришел, говорит, надо, где старые рукописи, дополнительную подсветку сделать. Это где?

Аня задвигала ящиками стола, одновременно ерзая пятками, чтобы сапожки сели как надо.

– Сейчас, – сказала она торопливо. – Я покажу, секундочку.

Ключ нашелся, естественно, в почти пустом верхнем ящике, куда Аня его положила и где двумя секундами раньше обнаружить его не удалось.

– Пойдемте, – предложила она, пытаясь высмотреть электрика за вахтерской спиной. – Только там вообще света нет, не только дополнительного. Будет здорово, если сделаете.

– Да вы сидите, чего бегать, – снисходительно сказал вахтер, протягивая руку. – А товарищ всё сделает, раз пришел, да?

– Да? – нерешительно спросила Аня, стискивая ключ холодной, оказывается, рукой.

Тень, сгустившаяся за спиной вахтера, вальяжно двинула козырьком форменной, похоже, кепки. Аня, помявшись, протянула ключ.

– Вот, третья дверь справа, без надписей.

Она некоторое время постояла у дверей, вслушиваясь в неторопливо удаляющиеся шаги, подшаркивающие – вахтера, и почти бесшумные, но, кажется, странновато неровные – электрика. Поверх шагов булькал ручеек безудержной болтовни Петра Карповича: вспомнила, наконец, как его зовут. Вахтер сочувствовал режиму работы электрика, вынужденного прибывать на вызова в восьмом часу вечера, да еще больным, вон сипите-то как, небрежно отмечал, что и работа охранником – не из легких, сетовал на запущенность здания и невоспитанность сотрудников и особенно арендаторов – приличные-то разбежались на удаленку и вообще, теперь только шелупонь всякая ошивается, но этот вот этаж – последний порядочный, еще издательский, старая школа, несмотря что молодежь.

Электрик в ответ, кажется, даже не угумкал, что Петра Карповича совершенно не смущало.

Аня вернулась к столу.

Петр Карпович с некоторым усилием отпер дверь и со второго раза распахнул ее.

– Вот это, значит. Ох, темень. Вам стул, лампу или что-нибудь нужно?

И зажмурился от слепящего мертвенного света – электрик щелкнул фонариком, прошептал сипло:

– Всё есть.

Он шагнул в архив, поставил на пол крупный кофр, который держал в руке, и принялся изучать проводку, совершенно не обращая внимания на Петра Карповича. Тот, потоптавшись, зашаркал к лестнице.

Электрик, зажав фонарик под мышкой, извлек и надел белые строительные перчатки, выдернул со стеллажа ближайшую стопку рукописей и начал перебирать ее, но тут же бесшумно вернул обратно: по коридору приближались шаркающие шаги.

– Вот, – сказал Петр Карпович, покачивая старой настольной лампой. – Там если розетка есть, можно включить, всё удобнее будет.

Электрик ощупывал древнюю скрутку проводов, пару раз покрашенную поверх изоленты. Поворачиваться к собеседнику он, похоже, не собирался.

Ты бы перчатки снял, замучаешься в строительных-то, хотел сказать Петр Карпович, но решил не лезть в прямом смысле под руку специалисту, тем более такому невежливому. Еще и маску не приспустит даже. Хотя она как раз необходима, вон какие пылевые смерчи в фонарной подсветке трясутся и ползают, даже от взгляда издали чихнуть хочется.

Петр Карпович, потоптавшись, растер нос, с кряхтением поставил лампу на пол и удалился, негромко ворча про то, что взрослые люди теперь хуже молодежи, которая как раз попадается толковая и вежливая.

Лишь убедившись, что ворчание и шаги удалились по лестнице, коридор чист, а из приоткрытой двери единственного обитаемого кабинета долетает только редкий шелест страниц, электрик взялся за дело. Проигнорировав лампу, он пристроил фонарь на одну из полок и в его свете принялся поочередно вытаскивать стопки рукописей и копаться в них – сперва аккуратно, далее с растущей досадой и небрежностью. Некоторые кипы вставали на место косо, отдельные листки и папки заваливались за штабель или, кувыркаясь, распластывались на полу. Электрик исследовал все полки, переставляя фонарь по мере необходимости. Возвращать бумаги на верхние ярусы он просто не стал: сгрудил их на полу, попрал, проигнорировав штабель складных стульев в дальнем конце архива, и убедился, что ни одной папки вне поля его зрения не завалялось.

Стопки под ногами пошатнулись, электрик медленно съехал на пол и застыл, повесив плечи и уставившись в молочно-белое пятно, обесцветившее рисунок на древнем линолеуме и края раскиданных по полу папок. Постояв так, он погасил фонарь, снял перчатки и некоторое время как будто привыкал к темноте и тишине.

Тишина была неполной. Электрик вышел в коридор. Голова его медленно нацелилась на голос Ани, негромкий, но отчетливый.

Змей надел перчатки, подхватил с пола оставленную Петром Карповичем настольную лампу и беззвучно пошел к подсвеченному прямоугольнику, наматывая провод на кулак.

Глава шестая

Змей замер у двери, слушая щебетание мелкой девульки. Девулька болтала по телефону, развернувшись в кресле к мутному окну и вытянув ноги – видимо, к батарее.

– Да то же самое, про серийного убийцу. Он, короче, старушек душит и думает про это, в чем самый кринж. Ага, Достоевский, карликовая модель, пять старушек – уже рубель. Графомания адская, конечно, на пафосе, ошибок полно и название дебильное.

Провод лампы впился в перчатку, натягиваясь. Змей улыбнулся под маской и сделал шаг. Фигура со склоненной головой не слишком четко, но разборчиво отражалась в окне, но девулька этого не замечала – наверное, любовалась носочками, втиснутыми меж чугунных секций батареи.

Пусть полюбуется напоследок.

– Это как раз поменять можно или объяснить, – возразила девулька. – Но, Соф, мне ужасно нравится. По сравнению с остальным – супернайс. Захватывает. Реально «Новый Несбё родился» скажут, классно же.

Змей моргнул и улыбнулся под маской немного иначе. Провод вокруг его кулака обвис.

– Фрагментами, ну, – продолжала девулька, умудрявшаяся зябнуть в такой духоте. – Я так Наташе и сказала. А она психанула чего-то. Ну я завтра еще поговорю. Куда денется, всё равно ничего лучше нет. Найдем, конечно. Какой автор откажется-то?

Змей смущенно поежился, совсем опустив голову, и сделал шаг назад.

Аня ойкнула и рывком развернула кресло, едва не вывалившись из него.

Она соскочила на пол и, часто дыша, всмотрелась в дверной проем. Рывком обернулась к окну, пытаясь понять, не приняла ли за отражение далекое движение на улице, и снова уставилась в черный прямоугольник коридора. Судорожно сглотнула, прислушалась и, поднеся ко рту телефон, тихонько сказала:

– Соф, я перезвоню.

Аня поводила пальцем по экрану, будто подбирая соответствующий обстоятельствам номер, но так ничего и не подобрала. Нашарив сапожки, она нерешительно дошла до двери, поколебавшись, выглянула, осмотрелась и побрела к архиву сквозь тьму, стылую и зазвучавшую странно. На полпути Аня остановилась, прислушиваясь: почудилось, или эхо шагов как будто прихрамывает? Нет, всё вокруг оставалось покойным и унылым.

Аня тихонько стукнулась в дверь архива повыше торчащего ключа.

– Простите, вы еще не заканчиваете?

Подождав, она открыла дверь. На пол громко шлепнулась папка.

Аня, ойкнув, отскочила, подышала и включила фонарик в телефоне.

В комнатке вместо электрика был бардак: стопки папок перекошены, пол завален листками, поверх которых бугрились спины пылевых облачков. Аня пару раз щелкнула выключателем. Свет не зажегся. Аня хмыкнула, захлопнула дверь, щелкнула замком и замерла от еле слышного шороха, почти совпавшего с щелчком.

Почти.

Это не эхо.

– Это… вы? – спросила Аня и повела лучом.

Луч трясся.

– Вы где?

За пределами луча возникли и понеслись навстречу торопливые шаги.

– Не получилось сделать, да? – громко спросила Аня, зачем-то вцепившись свободной рукой в ручку двери.

– Аня, вы там? – послышался знакомый голос. – Блин!

У Аниной двери что-то грохнуло и покатилось, играя неровным эхом. Аня подпрыгнула со смешным, как сама сразу поняла, писком, на миг замерла, сведя кулачки перед грудью, обозлилась на себя и побежала к своему кабинетику, светя телефоном.

У ее двери растирал голень, озираясь, Паша. Рядом с ним валялась настольная лампа.

– Наставили капканов, понимаешь, – бормотал Паша.

– Паш, ты ничего не слышал? – спросила Аня.

Паша подхватил лампу и возбужденно объявил:

– Да я дофига услышал! Там, короче…

– Не, я про электрика. Навстречу тебе не попался?

– Нет вроде.

– Странный какой-то. Пришел, бумаги перемешал, нифига не сделал, ушел.

Паша звучно затоптался от нетерпения.

– Нормальный электрик, все такие. Забей. Пошли, покажу, что нарыл.

– Я домой собиралась вообще-то.

– Так и собирайся. У тебя и… А, у тебя компа нет. Вещи бери, запирай хозяйство и ко мне на секунду буквально. Не пожалеешь.

– Вы все так говорите, – пробормотала Аня.

Паша недослышал:

– Как?

Аня махнула рукой и пошла собираться.

– На «ты» перешли, да? – уточнил Паша вслед.

– Еще раз так выскочишь, я на тот свет перейду. Сядешь за неумышленное.

– Чего это за неумышленное-то, – пробурчал Паша, смутился и пошел раскладывать фактуру.

На экране сменяли друг друга зернистые кадры с силуэтом человека, заходящего в подъезд и идущего по лестнице. Кадры были сделаны в разных местах в разное время, но разобрать черты лица или особенности сложения не помогал никакой зум: на голове у человека всегда были кепка или капюшон, а наряд выглядел нарочито мешковатым.

Паша усадил Аню за свой стол и, сгорбившись рядышком, щелкал мышкой по сохраненным в облаке файлам и ссылкам. Левой рукой он почти машинально подстраховывал капризную спинку кресла. Аня покосилась на это дело, но решила не отвлекаться. Паша и впрямь нарыл интересное.

– Ментам запретили со СМИ общаться, наглухо, – возбужденно излагал он. – Только пенс один согласился со скуки. Короче, может лонгрид прям в пас с этим романом получиться.

Он ткнул в экран.

– Маньяк был. У нас прямо. Серьезный, одиннадцать подтвержденных трупов.

– Ого. А неподтвержденных?

– Кто ж знает. Вот такой он был. В кепке, среднего роста и сложения. Лица не видно, но явно мелкий, типа твой ровесник.

Оба не отрывались от монитора, поэтому не заметили, что сдвоенное отражение в темном окне слегка пошевелилось: мимо двери прошла фигура в кепке.

– Чего это мой? – возмутилась Аня.

– Ну, двадцать – двадцать два. Или просто выглядел молодо, такие бывают. Выслеживал одиноких бабок, или, может базу данных купил. Приходил к ним домой, представлялся, видимо, типа с почты, жэка или собеса – пара свидетельств есть. И убивал. Причем ценности вообще не брал, а деньги – только если находил. И сколько там тех денег…

– Гробовые.

– Вроде того. Потом куролесил пару лет по другим регионам, от Москвы до Сибири. Его в федеральный розыск объявили, а толку-то. Поубивал, потом перестал.

– Или перерос увлечение.

– Или помер.

– Бабка здоровая попалась, пришибла и прикопала тихонечко, – предположила Аня.

– Как вариант. Или сел за что-нибудь другое. Или свалил, как Ганнибал Лектер, в Африку или там Среднюю Азию, и дальше убивает.

– Ой, я не смотрела. Ганнибал правда в Среднюю Азию свалил?

– Забудь. В любом случае, его долго искали. В последний раз следственный генерал из Москвы относительно недавно приезжал, за год до того, как я в «Вечерку» пришел. Он по всем городам проехал, где этот перец засветился. Совещания проводил и пресс-конференции. Типа кто видел, вспомнил, узнал, обращайтесь. Никто ничего.

– Но того, что есть, тебе ведь хватит? – спросила Аня и добавила, вспомнив: – Только без приколов и меме всяких, понял, да?

– Понял, понял. И я вообще-то никогда…

Паша засмеялся, щелкая мышкой. Аня вопросительно посмотрела на него, потом на экран и громко вздохнула, взявшись за висок.

– Блин, я правда ведь так писал, гля. Был молод, горяч и скверно обучен.

– А про маньяка так же, с прибауточками, писали?

– Не, там всё сурово, но тоже однообразно. В основном репортажи с прессух генерала, тревожные такие. Кто не ленивый, могли старые материалы еще поднять. А сейчас и поднимать особо нечего.

– Почему?

– Сперва думали, что бытовуха, фигли про нее писать. А с тех пор газеты все позакрывались. Даже сайтов тех времен осталось чуть.

– Веб-архив и кэш «Гугла» в помощь.

– Фигня это всё, – отрезал Паша. – Живые источники в помощь. Мне следак такого смачного порассказал – м-м-м, укушаться.

Он посмотрел на Аню торжествующе. Аня, помявшись, взмолилась:

– Слушай, а давай про смачное на ходу? Я тут с утра на кофе и булочке, не могу уже.

– Кофе навести тебе? – осведомился Паша.

Аня вскочила, свирепо рыча. Паша со смехом посторонился.

Он закрывал вкладки, пока Аня вдевалась в куртку и рюкзак. Она отвернулась от экрана и не увидела газетную статью с фото санитаров, вталкивающих в машину носилки с черным мешком. На санитаров с безопасного расстояния пронзительно глядел толстый серый кот.

Глава седьмая

Зал кафе был полон и шумно весел. Принаряженная Наташа сидела одна за столиком на двоих. Она напряженно всматривалась в каждого входящего мужчину и тут же разочарованно сникала.

На очередного посетителя, рослого ухоженного мужика лет пятидесяти в элегантном пальто с поднятым, как у киношного шпиона, воротником, Наташа сделала почти буквальную стойку и метнула взгляд на экран телефона, сравнивая с портретом.

Мужик медленно шагал через зал, осматриваясь.

Наташа, заулыбавшись, робко пошевелила пальчиками на поднятой руке.

Мужик, на миг задержав на Наташе оценивающий взгляд, сделал вид, что не заметил ни жеста, ни самой Наташи. Взяв чуть левее, он обошел столик Наташи по дуге, развернулся и неторопливо удалился.

Наташа, застыв, глядела ему вслед.

С улицы через витринное стекло на Наташу смотрела Юля. Под руку ее придерживал молодой бородач, который не сразу сообразил, что спутница остановилась не просто так.

За стеклом официант поднес Наташе бутылку водки, показал этикетку, ловко налил стопку и собрался удалиться. Наташа велела оставить бутылку, хлопнула стопку и немедля набуровила вторую.

– Илья, погоди секунду, – сказала Юля, мягко отбирая руку.

Она достала телефон, нашла нужный контакт и принялась ловко не набирать даже, а рисовать по клавиатуре сообщение.

– По работе срочное? – спросил Илья.

– Почти, – согласилась Юля и кивнула на зал кафе, не отвлекаясь от экрана. – Видишь, тетка? С работы. Классная, но иногда в штопор уходит. Вот сейчас прямо. А это месяц минимум. А дел куча. Брату ее пишу, он просил предупреждать, если начинается.

Она отправила сообщение, изучила тренькнувший тут же ответ, кивнула, коротко подбила беседу и убрала телефон в карман со словами:

– Сейчас подъедет.

– Офигеть быстрый, – сказал Илья с уважением.

– Мент. Они быстрые, когда им надо.

Юля подцепила Илью под локоть и увела дальше. Через пять минут напротив витринного стекла с визгом затормозила недорогая «Kia». Из машины, заморгавшей аварийками, вышел Андрей. Навстречу ему из кафе выскочил охранник, напористо возражая против парковки в неположенном месте. Андрей пресек сопротивление короткой фразой и взмахом удостоверения, обошел охранника и двинулся в кафе.

Сквозь мигающие отсветы аварийки в стекле любой желающий мог полюбоваться, как Андрей прошел через зал, сел на свободный стул за столом Наташи и начал что-то ей говорить. Наташа, глядя сквозь него, поспешно махнула очередную стопку. Андрей дернулся было на перехват, но передумал и взялся изучать сестру, откинувшись на спинку стула.

Наташа, подышав, потянулась к бутылке. Андрей забрал бутылку, встал и подозвал официанта.

Тот неохотно принял бутылку, сопроводив это кислым замечанием. Андрей выдернул из кармана тощую стопку сложенных пополам купюр, отстегнул пару, швырнул на стол и взял Наташу под локоть.

Наташа вырвалась и вцепилась тщательно наманикюренными пальцами в стул.

Андрей хлопнул ладонями по столу и склонился над Наташей, сверля лютым взглядом зал, потом сестру. Публика поспешно отвернулась. Открывший было рот официант отступил на шаг.

Наташа, покачнувшись, встала. Андрей под руку повел ее к дверям, на ходу с кивком приняв Наташино пальто у гардеробщика.