Текст книги "Больше чем желание. Разговоры с психологом о сокровенном"

Шарлотта Фокс Вэбер
Больше чем желание. Разговоры с психологом о сокровенном

Переводчик Валерия Башкирова

Научный редактор Павел Калашников

Редактор К. Герцен

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Деркач

Корректоры М. Смирнова, Ю. Сычева

Верстка А. Абрамов

Художественное оформление и макет Ю. Буга

Иллюстрация на обложке www.stocksy.com

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Charlotte Fox Weber 2021

This edition is published by arrangement with The Peters Fraser and Dunlop Group Ltd and The Van Lear Agency LLC

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2023

* * *

Посвящается моей семье

Прятаться весело, но беда, если тебя не находят.

Дональд Вудс Винникотт

От автора

Истории героев этой книги заимствованы из моей практики работы с людьми. По этическим соображениям я опускаю все подробности, позволяющие идентифицировать клиентов, – но всегда училась у них и продолжаю учиться. Они помогли мне многое узнать о жизни и человеческом опыте.

Иногда я использую термины, но, надеюсь, не злоупотребляю ими. Я старалась использовать те, что понятны не только ученым, а некоторые – изобрела сама. Мои термины выделены полужирным шрифтом, их значение и значения общепринятых терминов я подробно объясняю в конце книги, в глоссарии.

Книга «Больше чем желание» поможет вам совершить путешествие вглубь себя, принять то, что вы прячете от всех, осознать это и приблизиться к пониманию того, как пойти вперед и прожить свою единственную, бесценную жизнь.

Введение

Я посещала психотерапевтов много лет – и все время ждала, когда же меня наконец спросят, чего я хочу больше всего на свете[1]1
  Чтобы не повторяться, я использую такие синонимы слова «желание», как «потребность», «стремление», «жажда» и т. д.


[Закрыть]. Но никто не спрашивал. Чтобы добиться того, что мне казалось важным, я всячески ограничивала себя, впустую тратила время на исполнение несерьезных желаний и преодоление серьезных препятствий. Каждый раз мне приходилось прокладывать свой, особый путь. Я чаще боролась с трудностями, чем использовала возможности.

Спросите меня, чего я хочу на самом деле! Какие желания питают меня энергией?

Я спрашивала разрешения. Я постоянно испытывала и стыд, и гордость. Я изо всех сил рвалась на волю, но узость и ограниченность мышления мешали мне свободно распоряжаться своей жизнью.

Наконец, устав от ожидания и уже не надеясь быть услышанной и понятой, я стала психотерапевтом сама – и начала задавать мучившие меня вопросы клиентам. Работая с тысячами разных людей, я всегда поражалась тому, насколько трудно, интересно и опасно докапываться до их глубинных желаний. Какая бы тьма ни окружала нас, в каких бы обстоятельствах мы ни оказывались, ясное понимание того, чего мы хотим, помогает двигаться вперед и дает ощущение открывающихся возможностей. Осознание своих желаний возвращает нас к самим себе, а это – начало роста.

Всем чего-то хочется – и всех раздирают противоречия. Об одних устремлениях мы говорим открыто, другие – скрываем даже от самих себя. Глубинные желания и пугают, и радуют нас: мы боимся, что они не сбудутся, и тревожимся о том, что произойдет, если мечты станут явью. Понять все это – значит смело взглянуть себе в глаза и открыть путь к полной и счастливой жизни.

* * *

Мы привыкли добиваться исполнения желаний или отказываться от них. Мы притворяемся, что хотим того, чего принято хотеть, запрещаем себе желать того, чего, как считается, желать не должны. Тайные желания мы храним в особом хранилище в глубине души, там, где протекает непрожитая, воображаемая жизнь.

Свои секреты мы прячем не только от окружающих, но и от самих себя. Все меняется, когда мы получаем возможность открыто проявлять «запретные» стремления и говорить о них. Выявление тайных желаний – важнейшая составляющая работы психотерапевта. Ему приходится иметь дело с горькими сожалениями и несбыточными фантазиями, с наследием прошлого, заставляющим человека страдать в настоящем. Бывает, что выходят наружу проблемы, которые клиенты скрывали сознательно (любовные интрижки, пристрастие к наркотикам, навязчивые идеи). Но иногда доходит и до историй, которые люди не рассказывают никому, даже самим себе.

Тайные желания противоречат представлениям о должном – о том, чего положено хотеть и как этого добиваться. Мы застываем на месте, боясь совершить ошибку и не зная, что делать со своими желаниями. Зависимость от одобрения окружающих и перфекционизм не позволяют отважиться на что-то непривычное, и мы начинаем избегать нового опыта. Мы заглушаем боль наркотиками и алкоголем. Мы играем на публику, отказываясь от части своего «я». Мы часто вступаем в конфликт со своими подлинными чувствами, потому что прочно усвоили: жить следует только так, как предписано. В книге «Больше чем желание» я призываю читателей осознать и принять свои желания, предлагаю альтернативу чувству стыда, контролирующему и заглушающему тайные стремления. Чтобы избавиться от ощущения тупика, следует прежде всего разобраться, чего вы хотите, понять, что означают ваши желания, и правильно расставить приоритеты.

* * *

Мы фантазируем о том, какой могла бы быть наша жизнь: «Когда-нибудь наступит день, и я смогу сделать то, чего действительно хочу. Если бы что-то пошло иначе, если бы удалось сделать другой выбор, жизнь была бы такой, как хочется!» Но фантазии на тему «если бы» и «когда-нибудь» только дурачат нас, дразнят мимолетными видениями прошлого и будущего, существующего только в воображении, и не дают в полной мере использовать реальные возможности. Истории, представленные в этой книге, – истории разных людей на разных этапах жизненного пути, но проблемы этих людей всегда связаны с их глубинными стремлениями. Столкнувшись лицом к лицу со своими подлинными желаниями и внутренней реальностью, они начинают работать над решением проблем.

Глава 1
Желание любить и быть любимыми

Мы все хотим любить и быть любимыми. Иногда это и просто, и легко. Иногда – безумно, бесконечно трудно. Мы ищем любви, сражаемся с мечтами о ней, считаем их неосуществимыми. Мы нуждаемся в любви, страшимся, убиваем, отталкиваем и жаждем ее. Мы разбиваем сердца – в том числе свои. Жизнь может быть ужасной, но любовь делает ее прекрасной.

У каждого из нас есть своя история любви – возможно, еще не сформулированная. Свой сценарий любви, часто незавершенный, рассказывающий о той любви, которой мы хотим, о том, какой мы себе ее представляем, о том, какой любовью любим мы. Знания о любви мы черпаем из собственного опыта, из произведений искусства, от тех, кто любил нас, кто причинял нам боль, отвергал нас, воспитывал и заботился. Пока мы живы, мы можем учиться и учимся. Мы узнаём о любви от незнакомых людей, из опыта неудач, книг, фильмов, рассказов окружающих, общения с природой. Любовь может быть сущим адом, а может – спасением. Можно одновременно любить и ненавидеть – другого или себя.

Сценарий любви можно и нужно обновлять. Тут играет роль и случай, и наш темперамент, и чудо. Мир меняется, люди – тоже, и новые, более глубокие представления о любви дают больше свободы в частностях. Одно из главных препятствий, мешающих найти настоящую любовь, – зацикленность на закоснелых представлениях о том, какой она должна быть.

Истории о любви, которые мы рассказываем самим себе, трогают нас до глубины души. Они формируют наши представления о людях, в том числе близких, о самих себе, о жизни. Они ранят и радуют, продлевают и сокращают жизнь. Психотерапия помогает людям озвучить эти истории, взглянуть на них по-новому и понять кое-что важное. Подумайте о своем опыте любовных переживаний. Вам тоже казалось, что вас не любят? Как вы полюбили и что при этом чувствовали? Как вы узнали, что пришла любовь, что ощутили?

Любить и быть любимым можно по-разному, и способов не счесть. Любовь может дарить надежду или разочарование. Мы можем верить в нее или сомневаться в ней. Мы можем поступать дурно с теми, кого любим, а любимые могут причинить боль нам. Любовь может успокаивать и тревожить. Ее можно послать к черту или держать на расстоянии. Ее можно всячески избегать. Один из способов это делать – отрицание. Другой – вымещение, перенаправление чувства на другой объект.

Часто люди боятся любить себя, думая, что станут эгоистами или поймут, что напрасно восхищались собой. Мы думаем, что считать себя достойными любви можно, только если это подтверждают окружающие. Одна из лучших вещей, которые я могу сделать как психотерапевт, – показать клиенту, в чем проявляется его нелюбовь к себе. Проблема в том, что мы думаем, будто должны «заслужить» любовь, – и в то же время понимаем, что любим тех, кто подвел, предал, ранил нас.

Люди постоянно говорят со мной о любви. Они приходят ко мне, чтобы я помогла им в любви. Они расстраиваются оттого, что их любят или не любят, оттого, что их не понимают, подводят, пугают, – и подолгу не говорят о том, что хотят любви. Однако психотерапевты все равно так или иначе сталкиваются с любовными проблемами. Наши тревоги, страхи, потери, восторги связаны с любовью во всех ее проявлениях. Она – одновременно главный герой большинства историй, которые клиенты рассказывают психотерапевтам, и цель рассказчиков. Моя работа связана с анализом трудностей в отношениях клиентов с окружающими, собой и миром. Любить себя теоретически просто, а практически – очень сложно. Есть люди, которым любить себя не составляет труда, но для многих это – главная проблема.

На сеансах психотерапии клиенты иногда неохотно говорят о том, что хотят любви, так как думают, что вряд ли ее встретят. Они учатся, в частности, забывать об опасениях, связанных с любовью. Мы слишком боимся ошибаться, и тирания перфекционизма держит нас в тревожном, заторможенном состоянии, препятствуя стремлению к любовным отношениям и получению опыта за пределами внутреннего мира. Мы и хотим любви, и боимся ее. Завеса отторжения – боязнь быть отвергнутым – не дает нам увидеть свой путь и начать движение вперед. Зная, чего хотим больше всего на свете, мы можем отделить мифы от фактов. Призрак любви обретет плоть и кровь, и любовь станет возможной. Оставаться неуверенными в себе или осознать, что нам многое дано? Выбор за нами.

* * *

Бернард Шоу, чьи книги помогают мне лучше многих учебников психотерапии, писал: «Люди иногда привязываются к своим проблемам прочнее, чем проблемы – к ним». Мы умудряемся рассказывать о себе, не имея четких представлений о своих истинных, сильнейших желаниях и потребностях. Мы запутываемся в лабиринте препятствий. С любовью выходит так же: мы перечисляем причины, по которым не можем что-то сделать, и проблемы, которые нам мешают. Нам часто легче говорить о том, чего мы не хотим, чем о том, чего хотим. Позволить себе желать любви – значит стать внутренне уязвимым, беззащитным перед риском получить отказ и испытать унижение, которое мы уже пережили в фантазиях или реальности. Чтобы открыто заявить: «Я хочу любви», требуется немалое мужество.

Желание любить и быть любимым – это так просто, так естественно. Но оно может и причинять адскую боль, и создавать множество проблем. Расставаясь с жизнью, моя клиентка Тесса узнала о любви кое-что новое – и рассказала мне.

Что узнала Тесса

Карьеру психотерапевта я начала в крупной лондонской больнице, в команде, которая вела недолгие беседы с тяжело больными пациентами и их родственниками. Уединяться было негде: все организовали наскоро, и мы работали у постелей больных, в подсобных помещениях, в коридорах. Но я была полна непоколебимого оптимизма и считала, что психотерапия помогает всегда, независимо от условий работы и обстоятельств. Я и сейчас так считаю. Есть много способов сделать жизнь лучше.

К первой пациентке нас направила палатная медсестра. Она передала нам записку, написанную от руки, и я с трудом смогла разобрать старомодный почерк. Писал мужчина. Его жене было за шестьдесят, у нее была последняя стадия рака поджелудочной железы, и она хотела поговорить с психотерапевтом, причем как можно скорее.

Я вошла в общую палату, чувствуя себя очень взрослой: на груди у меня висел бейджик с указанием моего имени и специальности. Я безумно гордилась им (еще бы – вместе с ним я получила право официально называть себя психотерапевтом!) и несколько дней не снимала его даже после работы. Медсестра проводила меня в палату, где лежали несколько женщин. Я подошла к постели очень элегантной дамы. Тесса, так ее звали, хоть и была больна, буквально светилась мягкой жизненной силой и женственностью. Ее волосы были тщательно уложены, губы подкрашены. Она сидела в постели, обложенная подушками. На постели лежала газета Financial Times, на столике у кровати – стопка книг и визитных карточек. В палате пахло болезнью и хаосом, но вокруг моей клиентки сохранялась небольшая зона тщательно продуманного порядка. Возле кровати Тессы сидел импозантный мужчина – ее муж, Дэвид. Представившись, он учтиво и непринужденно извинился и сказал, что оставит нас на час.

Тесса посмотрела мне в глаза и попросила:

– Подойдите ближе.

Я села на стул, который еще хранил тепло тела ее мужа. Внутри у меня что-то дрогнуло. Я задернула шторку у кровати, чтобы создать хотя бы видимость личного пространства, символически обеспечить обстановку конфиденциальности, необходимую для психотерапии, и сказала, что у нас есть пятьдесят минут. Я пыталась изображать авторитетность и профессионализм. Увидев руки Тессы вблизи, я заметила синяки от уколов – и поняла, что моя клиентка очень слаба, но изо всех сил пытается скрыть это.

– Мне нельзя терять время. Я действительно могу поговорить с вами? – спросила Тесса.

Ее манера речи, прекрасная дикция и четкость формулировок заставили меня выпрямиться на стуле.

– Да, конечно. Для этого я и пришла.

– Я имею в виду – можем ли мы поговорить откровенно? Честно? Мне никто этого не позволяет. Полагаю, у вас есть соответствующая подготовка. Медсестры, врачи, мои близкие – все они стараются отвлечь меня, облегчить мое положение. Как только я решаюсь заговорить о том, что со мной происходит, они тушуются и меняют тему разговора. А я не хочу менять тему. Я хочу поговорить именно об этом.

– Скажите, о чем вы хотели поговорить?

– О своей смерти. О своей жизни. Я хочу честно взглянуть на них. Я всю жизнь этого избегала, и это мой последний шанс все исправить.

Я ловила каждое сказанное слово и внимательно следила за тем, как говорит Тесса. То, о чем клиенты рассказывают на первом сеансе, и то, как именно они это делают, дает психотерапевту пищу для размышлений на долгие годы. Какие-то фрагменты я записывала – быстро, максимально сокращая слова, – но важнее всего для меня был зрительный контакт, совместное переживание: это было главное, что я могла предложить в больничной палате, где мы встретились. Поэтому я часто отвлекалась от записей и просто слушала.

– Я чувствую, что с каждым днем угасаю, – сказала Тесса, – и хочу навести порядок в своем доме. Для этого нужно обсудить всего две вещи. Я всегда мало говорила, это была моя сильная сторона. До сих пор я ни разу не обращалась к психотерапевту. Мне важно говорить по существу, быть откровенной, кое-что понять и, может быть, осмыслить, а потом – посмотреть, что с этим можно сделать. Вы согласны?

– Да-да, – кивнула я.

Действительно, Тесса умела выражать свои мысли кратко.

– Но сперва давайте кое о чем условимся. Я составила первое впечатление о вас. Оно мало на чем основано, но, мне кажется, с вами можно говорить. Так что поговорим. Мне не хотелось бы, чтобы этот разговор был единственным. Я ведь не легкомысленная девушка. Давайте вы придете еще и будете приходить, пока у меня будут силы разговаривать.

– Можем условиться о следующих сеансах, – ответила я.

– Повторяю для ясности: вы будете приходить до тех пор, пока у меня будут силы. Я собираюсь рассказывать о себе, и мне важно быть уверенной в том, что, несмотря ни на что, я могу рассчитывать на продолжение разговора и на вас лично в течение всего времени, которое мне отпущено. Договорились?

– Договорились.

Правила позволяли мне провести не более дюжины сеансов. Я понятия не имела, сколько времени осталось Тессе. Но разве можно было отказать ей? Она проявила инициативу – и, учитывая ее положение, это было прекрасно. Мы заключили психотерапевтический союз, основанный на безопасности, взаимопонимании, доверии.

– Отлично.

Тесса посмотрела мне в лицо и слегка наклонилась вперед. Казалось, она наконец обрела личное пространство.

– Я буду сама себе противоречить. Не останавливайте меня. Я сказала, что краткость – моя сильная сторона, но сейчас собираюсь сказать все, что хочу. Насколько я понимаю, у нас еще осталось немного времени.

Тесса говорила непререкаемым тоном с оттенком легкого озорства.

– Я слушаю.

Если бы она предложила начать разговор мне, я могла бы задать вопросы и выстроить разговор так, как делают обычно на первом сеансе. Но клиентке нужно было другое.

– Моя первая проблема, как выражаются психотерапевты (в мое время проблемы обсуждались в печати и не имели отношения к эмоциям), – это сожаление. Только, Шарлотта, пожалуйста, не говорите, что мне не о чем сожалеть. Мне нужно об этом рассказать.

Я кивнула.

– Я сожалею, что проводила слишком мало времени с моими мальчиками. У меня двое сыновей, они уже взрослые. Сейчас, когда я прикована к постели, я больше всего жалею о том, что проводила с ними мало времени. Я не тоскую по своей жизни – по ужинам, путешествиям, нарядам, драгоценностям. Со всем этим я готова расстаться. Я люблю губную помаду и красивые вещи, но сейчас это не кажется мне важным. Но мне больно думать, что можно было почаще обнимать сыновей. А я отправила обоих в пансион. Совсем маленькими. Они еще не были к этому готовы. Особенно старший. Он так не хотел уезжать из дома! Умолял меня никуда его не посылать. А мне тогда казалось, что это решение – единственное со всех сторон верное. Мы с Дэвидом каждые несколько лет переезжали в другую страну… Но не буду утомлять вас оправданиями. Суть вот в чем: если бы я действительно слышала детей, сейчас мы, может быть, были бы ближе… или, по крайней мере, могли бы быть. Обнимать их, прижимать к себе – я мало о чем могу думать сейчас, кроме этого… Мне просто хотелось бы, чтобы мальчики тогда остались со мной в нашем старом доме, чтобы мы были вместе, чтобы нам было тепло и уютно, чтобы мы были близки. Кажется, вы еще слишком молоды для материнства. У вас есть дети?

– Пока нет, – быстро ответила я, хотя знала, что супервизор[2]2
  Супервизор – административная надзорная должность в лечебном учреждении; куратор психотерапевта.


[Закрыть] не одобрил бы непреднамеренного раскрытия личной информации.

– Что ж, наверное, будут. Когда они появятся, обнимайте их почаще. Все остальное, конечно, тоже делайте, но помните: очень важно обнимать детей. Я поняла это только сейчас… А всю жизнь – не понимала, как важно прижимать их к себе… Все эти обнимашки… Даже звучит глупо, но обнимашки – это очень важно. Это главное. Я поняла это только сейчас.

Я встретила умоляющий взгляд Тессы и почувствовала необходимость показать, что усваиваю уроки ее жизни. Она говорила очень эмоционально, начала вспоминать о каких-то радостных моментах. Я по-прежнему слушала ее очень внимательно. Мне так хотелось слышать ее голос, ее откровения, ее историю.

Муж Тессы, Дэвид, был дипломатом. Он работал в Азии и Африке, они сменили шесть стран.

– Как вы понимаете, нас все время куда-нибудь приглашали. Роскошные приемы и вечеринки. Мы встречались с необыкновенными людьми. С выдающимися личностями. А иногда – со смертельно скучными.

Тесса рассказывала о званых обедах, которые она давала, о том, как меняла наряды, о блюдах, которые готовила для вечеринок с близкими друзьями.

– Вечеринки были самые обыкновенные, но на них царила атмосфера доверия, всегда собиралось много гостей. Все говорили: «Слишком много перца, Тесса!» Но я обожаю перец, и я сама хотела быть, знаете ли, с перчинкой, поэтому не слушала друзей. Я не жалею об этом. Боже мой, я с тоской вспоминаю, как они дразнили меня этим перцем! Теперь, когда я больна, меня никто не дразнит.

Тесса говорила, что любила зажигать свечи.

– Дэвид смеялся над моей страстью. Уверял, что не сто́ит так стараться. Он мягко говорил: «Не утруждай себя, Тесса. Все равно твои свечи никто не заметит». Но это были милые пустяки, и потом, я-то их замечала! Некоторые пустяки важны просто потому, что надо делать себе что-то приятное, радовать себя. Да, это так, теперь я знаю. Я любила приятные пустяки. Шарлотта, не забывайте делать себе приятное. Это проявление любви к себе. И к жизни.

Тесса хотела работать редактором.

– Мне нравится приводить тексты в порядок, выискивать ошибки. Я была бы хорошим редактором. Я всегда понимаю, что автор хочет сказать, как бы коряво он ни писал. Единственное, чего я не понимала, – чего хочу сама.

Но Тесса была рада, что не зависела от работы. Приходилось часто переезжать, делать кучу других дел, многие из которых радовали… Она предложила представить ее прежней:

– Вы видите меня сейчас, когда я в таком состоянии, но представьте меня с каре. Я всегда любила такие прически, независимо от моды. Знаете, как в шестидесятых, как у Джеки Кеннеди…

Теперь тело Тессы стало другим, она утратила возможность делать прически и самовыражаться так, как бы ей хотелось.

Вспоминая о вечеринках с друзьями, о бесчисленных часах, проведенных с ними, Тесса рассказывала, чем они занимались: пили, беседовали о книгах, людях, театре, кино, путешествиях, искусстве, политике, обо всем прочем… Подробности стерлись из ее памяти. Но теперь ее не беспокоило, что эта часть жизни видится словно в тумане. Ей хватало знать: это было «старое доброе время». Но она попусту беспокоилась о том, что о ней думали окружающие.

– Только представьте себе: у меня были друзья, которым я нравилась, и знала, что нравлюсь им. Дружба с ними стала частью жизни. Но я беспокоилась о том, что обо мне думают люди, которые мне совершенно безразличны. Пустая трата времени. Все понемногу тратят время впустую, но это совсем другое.

Тессе важно было еще раз повторить, что она хотела бы проводить больше времени с детьми, чаще обнимать их. Теперь она попала в западню, прикованная к постели, ее преследовали мысли и чувства, от которых нельзя убежать. В конце концов ей пришлось признать, что она испытывает глубокое сожаление.

– Мальчики уверяют: они очень рады, что все было так, как было. Вообще-то они никогда не жаловались. Сейчас они на пути в Лондон. Увидимся завтра.

– Замечательно.

Кроме этой банальности, я не сказала почти ничего – разве что время от времени поддакивала Тессе, чтобы показать: я ловлю каждое ее слово. Меня так увлекла ее история, что говорить было и не нужно. Я пришла к этой женщине ради нее, а она хотела, чтобы ее просто выслушали.

– Я просто недостаточно близка с мальчиками. Я люблю их обоих, очень люблю, и они, наверное, любят меня – хотя бы потому, что я их мать. Но я хотела бы позволить себе прочувствовать любовь, выразить ее. Я хотела бы чего-то большего. Знаете, им уже за тридцать, они женаты. Детей еще нет. Может быть, когда-нибудь будут. Смешно, что я до сих пор называю их мальчиками… – Тесса рассмеялась. У нее был очень приятный, мелодичный смех. – Мне кажется, я не очень хорошо их знаю. Между нами расстояние. Может быть, его не было бы, если бы я не отправила их в пансион. Если бы я проводила с ними больше времени, обнимала их, говорила, как я их люблю.

Она мгновенно перестала смеяться, на лице появилось выражение глубокой грусти. Ее глаза широко открылись, как у испуганного ребенка.

– Можете ли вы сказать им то же самое, когда увидитесь завтра? – спросила я.

Сама я помочь в этом не могла, но мой вопрос вновь настроил Тессу на разговор. В тот момент я поняла: какой бы честной и готовой встречать проблемы лицом к лицу я себя ни считала, я по-своему избегала многого. Мне иногда трудно просто сопереживать, не пытаясь вмешаться и помочь. Трудно видеть чью-то боль – и ничего не делать.

– Может быть, но вообще-то вряд ли, – ответила Тесса. – Посмотрим. Но мы подошли ко второй проблеме, которую я хотела бы с вами обсудить.

– Говорите.

– Я знаю, что у моего мужа был когда-то роман в Бразилии. Та женщина родила ребенка. Дочь. Теперь ей, должно быть, около двадцати. Дэвид думает, я этого не знаю, но я знаю. Он чувствовал себя таким виноватым, ему было так стыдно все эти годы. Я могу рассказать, как узнала: он несколько раз переводил той женщине деньги – с банковского счета, о котором, как он думал, я не знала. Дэвид был профессиональным дипломатом и, видимо, приходил в ужас от одной мысли о скандале. Он действовал весьма ловко и незаметно, но я тоже не дура.

Я спросила Тессу, как она к этому относится.

– Вам, может быть, трудно поверить, но суть в том, что на самом деле я не знаю, как к этому отношусь. Никогда не задумывалась об этом…

Я поверила.

– Знаете, Дэвид, наверное, стал внимательнее ко мне после того, что натворил. А может быть, это я не ссорилась с ним, потому что меня все устраивало… Все эти годы он был со мной безупречен.

Дэвид, по ее словам, очень расстроился бы, если бы узнал, что сделал жене больно, и мальчики – тоже.

– Это было бы слишком.

Я поняла, что подробности того, как Тесса раскрыла тайну мужа, ее забота о сохранении нормальных отношений в семье, стремление не причинять боль близким – все это было лишь средством как-то занять себя, чтобы не оставалось времени на чувства к внебрачной дочери Дэвида. Я спросила, почему Тесса рассказывает мне все это.

– Мне нужно кому-то это рассказать. Не знаю почему, но это очень важно. Важно быть честной – по крайней мере, с собой. Я не могла уйти из жизни, не рассказав всего этого. Теперь вы знаете мою историю, и, скажу вам, я словно освободилась от чего-то. Было бы еще лучше, если бы мы беседовали на природе. Мне не нравится больница, не нравится быть здесь. Я скучаю по влажной земле, по мокрой траве. Давайте представим, что мы на поросшем травой, скользком от дождя склоне холма, что мы босиком, ноги у нас мокрые и мы вдыхаем свежий холодный воздух. Это один из моих способов уйти от реальности, единственное, в чем я притворяюсь. Все остальное я готова принять честно.

О своем желании убежать, спастись в фантазиях о природе она тоже, мне казалось, говорила честно.

В тот день у сестринского поста я увидела мужа Тессы. Он договаривался об отдельной палате для нее. Я слышала, как он деликатно убеждал старшую сестру в том, что Тессе это необходимо. Увидев меня, Дэвид прервал разговор. Мне показалось, что он взволнован.

– Пока вы не ушли… Я не буду любопытничать, не буду расспрашивать о секретах вашей работы, – сказал он. – Только скажите: Тесса говорила с вами? Ей нужно было поговорить. Я рад, что у нее появилась эта возможность.

– Да, – ответила я.

Я чувствовала, что перехожу невидимую границу. Я не хотела обидеть Дэвида, но и общаться с ним не хотела. Я понимала, какую великую тайну доверила мне Тесса, и даже мое «да» казалось предательством по отношению к ней.

* * *

На следующей неделе я снова пришла в назначенное время и поискала Тессу глазами. Так окидывают взглядом зал ресторана, где назначена важная встреча. Эта женщина вызывала желание проявить себя с наилучшей стороны, что бы это ни значило.

Одна из палатных медсестер сказала, что мою клиентку перевели наверх, в отдельную палату. Ура! Помимо всего прочего, так легче проводить сеансы психотерапии. Я поднялась к Тессе. У нее был Дэвид, но он сразу вышел, чтобы не мешать нам. Стопка журналов на прикроватном столике стала толще, прибавилось косметики, у постели я заметила вышитые бархатные тапочки. Все вещи Тессы носили отпечаток ее личности, говорили о том, что их хозяйка любит комфорт и элегантность.

– Я все еще чувствую сожаление, Шарлотта, – она посмотрела на меня.

За несколько дней, которые прошли с нашей первой встречи, ее кожа заметно пожелтела, а взгляд запавших глаз стал печальнее.

– Расскажите, о чем вы сожалеете, – сказала я.

– О том, о чем уже говорила. Я жалею, что редко обнимала детей. Мне хотелось бы более открыто проявлять любовь к ним, быть с ними ближе. Это все, чего бы мне хотелось.

Слушать о том, о чем Тесса сожалела, о ее невыполнимых желаниях было тяжело: она говорила так искренне, так горячо. Я не знала, что делать. Я чувствовала что-то вроде отчаяния оттого, что не могла ничего изменить, не могла успокоить смертельно больную женщину. Тесса просила не убеждать ее, что сожалеть ей не о чем, но я решила поступить наоборот. Она ведь простила бы другим их ошибки? Так почему бы не простить себя? Я снова спросила, может ли она сказать сыновьям то, что сказала мне. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что была слишком самонадеянна, возомнив, что смогу дать Тессе то, чего она так сильно хотела.

– Да, наверное. Но поймите, мне есть о чем сожалеть, и это меня не расстраивает. Сожаление позволяет надеяться на то, что жизнь, пусть и не моя, может быть более полной. В моей жизни было очень много любви. Я и сейчас люблю. Дело не в том, что любви было мало, совсем не в этом. Все думали, что я холодна, – и сыновья, и даже друзья. Они считали меня дружелюбной и общительной, но холодной. Но я не такая. Я только старалась казаться холодной, чтобы скрыть свою внутреннюю теплоту. Дэвид однажды сказал, что я – пылающая Аляска. Видите ли, он любил меня и отлично знал, какая я на самом деле. Я просто не могла вынести силу своих эмоций.

Слова Тессы запали мне в душу, хотя я вряд ли поняла их глубокий смысл. Наверное, клиентка дала мне больше, чем я – ей. В оставшееся время ей иногда удавалось сосредоточиться. Тогда она говорила вполне осмысленно и, казалось, хорошо понимала, о чем рассказывает. А потом – сбивалась, начинала путаться, перескакивая с одного на другое.

Раз в неделю я приходила к Тессе в одно и то же время – и, казалось, у нас начало получаться. Нас сближало то, что я понимала всю сложность положения клиентки. Ее это радовало: по ее выражению, «прагматический подход действует успокаивающе».