Текст книги "Желтые обои, Женландия и другие истории"

Глава 5
Уникальная история

Бессмысленно пытаться вставлять в повествование описания приключений. Если читающим эти строки не интересны столь поразительные женщины и их история, то ничто иное не вызовет у них интереса.

Что же до нас – троих молодых людей в стране женщин, – то что мы могли сделать? Мы сбежали, как я уже описал, и нас спокойно вернули обратно, как сетовал Терри, даже не доставив удовольствия кому-нибудь врезать.

Приключений не было, поскольку некому и нечему было противостоять. Дикие животные в том краю отсутствовали, а водились лишь прирученные и в малом количестве. Я подробнее напишу о самых распространенных домашних животных в тех краях. Конечно же, о кошках. Но каких кошках!

Как вы думаете, что эти селекционеры проделали с ними? В результате очень долгой и тщательной селекции они вывели разновидность кошек, почти лишенных голоса! Это факт. Самое большее, на что способны бедные твари, – это иногда мявкнуть, когда им хотелось есть или гулять, и, разумеется, мурлыкать и урчать, возясь с котятами.

Более того, они перестали охотиться на птиц. Кошек тщательно выводили для уничтожения мышей, кротов и прочих вредителей, поедавших запасы пищи. Птиц же было много, и чувствовали они себя совершенно свободно.

Когда мы вели разговор о птицах, Терри спрашивал наставниц, используют ли те их перья для украшения шляп, и эти слова, похоже, очень их позабавили. Терри зарисовал несколько шляпок, которые носят наши женщины, с султанами и прочими декоративными принадлежностями. Наставницы тотчас же этим заинтересовались, как и всем, что касалось наших женщин.

Что же до них, то наставницы рассказали, что надевают шляпы лишь для защиты от солнца, когда работают – большие соломенные, похожие на те, что носят в Японии и Китае. В холодную погоду они носят чепцы или капюшоны.

– Но для украшения… Вам не кажется, что это будет импозантно? – не унимался Терри, изо всех сил стараясь покрасивее нарисовать женщину в шляпке с перьями.

Они никоим образом с этим не согласились, просто спросив, носят ли мужчины такие же шляпы. Мы торопливо заверили их, что нет, и нарисовали мужские головные уборы.

– И никто из мужчин не носит перья на шляпах?

– Только индейцы, – пояснил Джефф, – ну, дикари.

Для наглядности он зарисовал индейский боевой убор.

– И солдаты, – добавил я, изобразив кивер с султаном.

Они никогда не выражали своего страха, неприязни или сильного удивления, просто проявляли интерес. А сколько же они за нами записывали! Целые горы бумаги!

Однако вернемся к кошкам. Достижения в селекции произвели сильное впечатление, а когда о том же спросили нас (доложу вам, что они хорошенько вытягивали информацию), мы ответили, что селекция проводилась применительно к собакам, лошадям и прочему скоту, и что кошек специально не выводили, разве что для выставок.

Очень жаль, что я не могу передать, как же тихо, ровно, искусно и ненавязчиво они нас расспрашивали. Это было не просто любопытство – они проявляли его по отношению к нам не больше, чем мы к ним. Они стремились понять устройство нашей цивилизации и вопросами постепенно настраивали и направляли нас так, что приходилось признаваться в том, в чем не хотелось.

– А все выведенные вами породы собак полезны? – спросили нас.

– О, полезны! Ну, охотничьи, сторожевые, пастушьи собаки полезны… И, конечно, ездовые! Думаю, еще крысоловы, но мы не держим собак ради пользы. Мы говорим, что «собака – друг человека», и любим их.

Они это уяснили.

– В этом смысле мы любим кошек. Они, разумеется, наши друзья и помощники. Сами видите, какие они умные и привязчивые.

Это факт. Я, за редким исключением, никогда не видел таких кошек. Больших, симпатичных, с шелковистой шерсткой, дружелюбных со всеми и бесконечно привязанных к хозяевам.

– Вам, наверное, очень тяжело топить котят, – предположили мы.

Однако нам ответили:

– О нет! Видите ли, мы заботимся о них так же, как вы о своих ценных породах скота. Отцов по сравнению с матерями немного, всего несколько самых лучших на город. Они в полном довольстве живут в огражденных садиках и домиках вместе с друзьями. Но брачный сезон им устраивают только раз в год.

– Нелегко, наверное, жить котярам? – предположил Терри.

– Ой, нет, правда! Понимаете, мы много сотен лет выводили нужную породу кошек. Сами видите, они здоровы, добродушны и довольны жизнью. А как вы обращаетесь с собаками? Держите их парами, отделяете отцов или как?

Тут мы объяснили, что… Ну, что дело не совсем в отцах… Что никому не нужна… собака-мать. Что почти все наши собаки – самцы, что жить оставляют лишь малый процент самок.

Затем Зава, глядя на Терри с серьезной улыбкой, спросила его же словами:

– Нелегко жить котярам, верно? А им нравится… жить без пары? А собаки у вас так же поголовно здоровы и доброжелательны, как наши кошки?

Джефф рассмеялся, иронично поглядывая на Терри. Вообще-то, мы начали воспринимать Джеффа как некоего отступника: он очень часто все переворачивал и принимал точку зрения женщин. К тому же его медицинское образование влияло на его восприятие.

– Должен с сожалением признать, – ответил он, – что у нас из всех животных собака наиболее подвержена различным болезням, после человека. Что же до характера – всегда есть особи, кусающие людей, особенно детей.

Это прозвучало как чистой воды святотатство. Понимаете, дети являлись смыслом жизни и самого существования женщин. Все наши собеседницы сразу же выпрямились. Они по-прежнему вели себя спокойно и сдержанно, но в голосах их послышалось сильное изумление.

– Правильно ли мы понимаем, что вы держите животное – неспаренного самца, – которое кусает детей? И сколько же таких, скажите, пожалуйста?

– В большом городе – тысячи, – ответил Джефф. – А в сельской местности почти каждая семья держит собаку.

Тут вступил Терри.

– Нельзя думать, что все собаки опасны. Кого-нибудь укусит едва ли одна из ста. К тому же они лучшие друзья детей – мальчишки при малейшей возможности стремятся поиграть с собакой!

– А девочки? – спросила Сомель.

– О… девочки… ну, они их тоже любят, – сказал он, чуть понизив голос. Они всегда подмечали подобные мелочи, как мы убедились позднее.

Мало-помалу они вытянули из нас, что в городе друг человека на самом деле живет узником. Его выводят на коротенькую прогулку, посадив на поводок. Он подвержен не только множеству болезней, но и убийственному бешенству, отчего ради безопасности окружающих его приходилось умерщвлять. Джефф намеренно привел яркие примеры, вычитанные и из своего опыта, смертей от укусов бешеных собак.

Это не вызвало у них ни испуга, ни волнения. Эти женщины проявляли хладнокровие, как судьи. Но они записывали, и Моадин прочитала нам свои заметки.

– Скажите, пожалуйста, верно ли я понимаю факты, – начала она. – Это в вашей стране и в других тоже?

– Да, – признали мы, – в большинстве цивилизованных стран.

– В большинстве цивилизованных стран держат животных, которые больше не приносят пользы…

– Они охраняют, – возразил Терри. – Лают, если в дом пытаются проникнуть воры.

Она записала слово «воры» и продолжила:

– По причине любви, которую люди испытывают к этому животному.

Тут вмешалась Зава.

– Так сильно любят это животное мужчины или женщины?

– И те, и другие! – настаивал Терри.

– В равной мере? – поинтересовалась она.

Джефф сказал:

– Чушь, Терри… Ты же знаешь, что мужчины любят собак больше, чем женщины… Ну, в целом.

– Потому что его так сильно любят – особенно мужчины. Животное держат взаперти или на цепи.

– А почему? – вдруг спросила Зава. – Мы держим котов-отцов взаперти, потому что не хотим лишнего приплода, но не на цепи – они бегают по просторным огороженным площадкам.

– Если породистую собаку отвязать, то ее украдут, – ответил я. – Мы надеваем на собак ошейники с именами хозяев на случай, если они потеряются. К тому же они дерутся – породистую собаку может легко загрызть та, что больше по размеру.

– Понимаю, – сказала Зава. – При встрече они дерутся… И часто такое случается?

Мы признались, что часто.

– Их держат взаперти или на цепи. – Она снова умолкла, потом спросила: – А разве собака не любит побегать? Разве она создана не для этого?

Это мы тоже признали, а Джефф, опять же намеренно, просветил их еще больше.

– Мне подобное зрелище всегда представлялось жалким с обеих сторон: мужчина или женщина выгуливает собаку на поводке.

– А вы выводили собак такими же аккуратными в поводках, как и кошек? – прозвучал следующий вопрос. Когда же Джефф рассказал им о «воздействии» собак на уличную торговлю и на улицы вообще, они едва поверили его словам.

Понимаете, у них везде чисто и аккуратно, как в голландской кухоньке, а что до санитарии и гигиены… Однако здесь я вполне мог бы начать с того, что запомнил из истории этой замечательной страны, прежде чем перейти к дальнейшему ее описанию.

Тут я немного расскажу о наших возможностях ознакомиться с этой историей. Не стану пытаться повторить утерянные мною подробные записи, сообщу лишь, что в крепости нас продержали в общей сложности добрых полгода. Затем мы три месяца прожили в дивном городке, где, к бесконечному огорчению Терри, нас окружали лишь «старые вояки» и маленькие дети, а молодые женщины вовсе отсутствовали. Потом мы еще три месяца находились под постоянным наблюдением: нас всегда сопровождали наставница или охранница, а иногда и обе сразу. Но все это время проходило славно и весело, поскольку мы по-настоящему познакомились с девушками. Это отдельная тема, к которой я, возможно, вернусь и попытаюсь раскрыть ее подробнее.

Мы довольно основательно изучали их язык – по необходимости. Они же гораздо быстрее осваивали наш и тем самым ускоряли наше обучение.

Джефф, который никогда на расставался с каким-нибудь чтивом, носил с собой две книги – роман и сборник стихов. У меня была карманная энциклопедия – толстый томик, изобилующий фактами. Эти книги использовались и в нашем, и в их обучении. Как только мы их освоили, нам принесли множество других, и я погрузился в историю. Мне хотелось понять происхождение и глубинные корни их чуда.

Вот что происходило согласно их хроникам.

Касаемо географии: примерно в начале нашей эры эта страна имела свободный выход к морю. По понятным причинам я не уточняю, где именно. Однако можно было легко проехать через дефиле в находящемся позади нас горном хребте. Лично я не сомневаюсь, что этот народ относился к арийской семье и некогда поддерживал связь с наиболее развитыми цивилизациями Старого Света. Те люди были «белыми», но немного смуглее северных народов из-за постоянного воздействия солнца и ветра.

Тогда страна была куда обширнее и включала множество земель за горным хребтом и береговую полосу. Она имела корабли, ремесла, торговлю, войско и верховного правителя, поскольку в те времена они представляли собой то, чем тактично называли нас – двуполое племя.

Все с ними произошедшее вначале являло собой череду растянувшихся во времени катастроф, которые часто выпадали на долю других народов. Они пострадали от войн, их теснили от берега моря до тех пор, пока изрядно поредевшее племя, потеряв множество мужчин в битвах, не отступило вглубь материка и не принялось долгие годы оборонять новую родину на горных перевалах. В местах, наиболее уязвимых для нападения «снизу», жители укрепляли естественные преграды, так что земля их стала неприступной для пешего вторжения, в чем мы и убедились.

Тогда их общество было полигамным и рабовладельческим, как и все остальные в ту эпоху. В течение одного-двух поколений защиты новой родины они построили крепости вроде той, где держали нас, и другие древнейшие здания, некоторые из них используются и по сей день. Разрушить их могли лишь землетрясения, поскольку они возводились из огромных каменных блоков, удерживаемых собственным весом. В те времена здесь наверняка жили многие искусные мастера.

Жители отважно сражались за свою землю, но ни один народ не может противостоять тому, что пароходные компании называют «стихийными бедствиями». Пока все способные держать оружие обороняли горный проход, произошло извержение вулкана, сопровождаемое локальными подземными толчками, в результате чего исчез единственный связывавший их с внешним миром путь. На месте прохода вырос высокий и неприступный горный хребет, отделяющий страну от моря. Народ оказался заперт, а под отвесными скалами полегло все их небольшое войско. Уцелело очень мало мужчин, за исключением рабов, и те воспользовались благоприятной возможностью: подняли мятеж, перебили оставшихся в живых прежних хозяев вплоть до грудных младенцев, поубивали пожилых женщин и матерей, намереваясь захватить страну с остававшимися в ней молодыми женщинами и девушками.

Но беспрерывная череда напастей переполнила чашу терпения разъяренных дев. Их было много, а будущих хозяев – мало, поэтому молодые женщины, вместо того, чтобы подчиниться, подняли отчаянное восстание и расправились с жестокими поработителями.

Я понимаю, что это напоминает античные времена, но история у них изложена именно так. Думаю, что они находились на грани безумия – так можно ли их винить?

В этом дивном краю высокогорных садов не осталось буквально никого, кроме уцелевших рыдающих девушек и пожилых рабынь.

Это произошло примерно две тысячи лет назад.

Сначала все пребывали в полном отчаянии. Между ними и прежними врагами возвышались горы, но те же горы перекрывали и выходы. Пути не было никуда – им просто пришлось оставаться на месте. Кто-то выступал за коллективное самоубийство, но таких было немного. В целом это был отважный народ, поэтому они решили выживать и жить, сколько получится. Разумеется, они надеялись, как и все молодые, что случится чудо, которое изменит их судьбу.

Так что они взялись за работу: похоронить мертвых, пахать и сеять, заботиться друг о друге.

Я немного остановлюсь на похоронах. Примерно в тринадцатом веке они окончательно приняли кремацию по той же причине, по какой отказались от разведения скота – из-за нехватки места. Они с огромным удивлением узнали, что мы по-прежнему хороним в земле. Спросили о причинах, и наши ответы их не удовлетворили. Мы рассказали о вере в воскрешение тела, на что они спросили, мог ли наш Бог так же восстать из пепла, как и из долгого разложения. Мы рассказали, что люди считают отвратительным сжигать своих близких, на что нас спросили: разве менее отвратительно позволить им гнить. Эти женщины проявляли чрезмерную рассудительность и логику.

Так вот, оставшиеся в живых девушки принялись за работу, чтобы привести страну в порядок и как можно лучше обустроить жизнь. Некоторые из выживших рабынь оказали им неоценимую помощь, обучив ремеслам. У обитательниц были сохранившиеся на тот момент письмена, инструменты и орудия труда, а также плодородная земля, чтобы ее возделывать.

Оставалось небольшое число матерей, избежавших резни, и после потрясений родилось некоторое количество детей – среди них всего двое мальчиков, которые вскоре умерли.

Пять или десять лет они совместно трудились, укреплялись душой и телом, все больше привязывались друг к другу, и тут произошло чудо – одна молодая женщина родила ребенка. Конечно, сначала все решили, что где-то рядом есть мужчина, но такового нигде не нашли. Потом подумали, что это дар богов, и поместили гордую мать под неусыпное наблюдение в Храм Мааиа – их Богини Материнства. И там с течением лет эта чудо-женщина родила одного за другим пятерых детей – только девочек.

Живо заинтересовавшись этим феноменом, я в меру сил попытался мысленно воссоздать истинное положение, в котором находились те люди, поскольку я всегда увлекался социологией и социальной психологией. Их было человек пятьсот-шестьсот, и выросли они как женщины. Однако в течение нескольких предыдущих поколений их воспитывали в атмосфере такой напряженной борьбы, что они очень закалились. Внезапно и жутко осиротев, они сплотились, поддерживая друг друга и маленьких сестер, и под влиянием насущной жизненной необходимости выработали в себе неведомые дотоле способности. И для них, закаленных в страданиях и труде, лишившихся не только родительской любви и заботы, но и шансов обзавестись детьми, забрезжил луч надежды.

Наконец явилось Материнство, и, хотя оно не предназначалось каждой лично, оно могло – если способность окажется наследственной – положить начало новому племени людей.

Можно себе представить, как воспитывали тех пятерых дочерей Мааии, Детей Храма, Матерей Будущего – им дали все титулы, на которые способны любовь, надежда и благоговение. Весь сонм женщин окружил их любовью и заботой, после чего принялся ждать, пребывая в безграничной надежде и всепоглощающем отчаянии, станут ли те тоже Матерями.

И они ими стали! Как только они достигли двадцати пяти лет, то сразу начали рожать. Каждая, как и их мать, произвела на свет пять дочерей. Вскоре появилось двадцать пять Новых Женщин, полноправных Матерей, и вся страна воспрянула духом: скорбь и стойкое отречение сменились гордостью и радостью. Пожилые женщины, помнившие мужчин, ушли в мир иной, самые молодые из уцелевших в битвах со временем последовали за ними. К той поре осталось сто пятьдесят пять обладавших способностью к партеногенезу женщин, положивших начало новому племени.

Они унаследовали всю безграничную любовь и заботу, какие смогли им передать стареющие матери-прародительницы. Их маленькая страна оставалась в полной безопасности. Хозяйства и сады давали урожаи. Все прежние промыслы и ремесла пребывали в расцвете. Хроники прошлого сохранились, и многие годы женщины старшего поколения обучали молодых всему, что знали и умели сами, чтобы передать небольшой группе матерей и сестер все унаследованное ими от предков.

Так зарождалась Женландия! Единая семья, ведущая род от одной матери! Она дожила до ста лет, увидев сто двадцать пять своих правнучек, в качестве Царицы-Жрицы-Матери, и скончалась, полная гордости и радости, едва ли ведомой кому-то из людей. Она одна породила новое племя!

Первые пять дочерей выросли в атмосфере благоговейного спокойствия, трепетного ожидания и истовой мольбы. Для них долгожданное материнство несло не только радость, но и надежду всех людей. В свою очередь, их двадцать пять дочерей, окрыленные усилившейся надеждой, обладающие более широким кругозором и пользующиеся любовью и заботой всех уцелевших, выросли как сестринская община, с юношеской пылкостью стремясь к исполнению священного долга. Наконец они остались одни: седовласая Мать-Прародительница ушла в мир иной, и эта семья из пяти сестер, двадцати пяти двоюродных сестер и ста двадцати пяти троюродных положила начало новому племени.

Не подлежит сомнению, что они люди, однако мы долго не могли понять, как эти сверхженщины, наследовавшие только от женщин, избавились не только от некоторых мужских особенностей, которых мы, конечно же, не выискивали, но и от многого из того, что мы всегда считали неотъемлемыми атрибутами женственности.

Традиционная функция мужчин как охранителей и защитников исчезла целиком и полностью. Этим отважным девственницам незачем было бояться представителей нашего пола, а поэтому они не нуждались в защите. Что же до диких зверей – в их изолированном краю таковых просто не было.

Сила материнской любви и материнский инстинкт, столь восхваляемые нами, у них, разумеется, присутствовали и были возведены в абсолют наряду с сестринской любовью, которую мы, даже признавая кровное родство, едва ли замечаем.

Терри, полный недоверия и даже отвращения, когда мы оставались одни, отказывался принимать на веру эти постулаты.

– Масса традиций и преданий, древних, как Геродот, и столь же правдивых! – горячился он. – Вполне вероятно, что женщины – небольшая их группа – могли так сблизиться! Но все мы знаем, что они не способны к организации – всегда цапаются из-за чего попало и ужасно ревнивы.

– Однако вспомни, что этим Новым Матерям некого ревновать, – протянул Джефф.

– Свежо предание! – фыркнул Терри.

– А отчего бы тебе не придумать что-то более правдоподобное? – спросил я. – Здесь женщины, одни только женщины, и ты сам признаешь, что нет ни малейших следов мужчин.

Разговор этот произошел, когда мы уже успели провести там достаточно времени.

– Признаю, – пробурчал Терри. – И это большое упущение. Без них не только нет остроты, состязания и соревновательности, но и женщины не женственны. Сами же видите.

Подобные разговоры всегда заводили Джеффа, и я постепенно начал принимать его сторону.

– Выходит, ты не называешь женственным тот тип женщин, который главной своей заботой считает материнство? – спросил я.

– Не называю, – резко бросил Терри. – Как мужчина может рассуждать о материнстве, когда у него нет ни малейшего шанса на отцовство? К тому же что толку говорить о сантиментах, если мы – просто оказавшиеся вместе мужчины? Мужчина хочет от женщины гораздо большего, чем все это «материнство»!

Мы проявляли к Терри максимум терпения. Когда с ним случилась эта вспышка, он уже девять месяцев прожил среди «старых вояк» без малейшего шанса на выброс адреналина, кроме как в гимнастическом зале – за исключением нашего неудавшегося побега. Думаю, Терри никогда раньше так долго не жил без Любви, Схваток и Опасности, дававших выход его бьющей через край энергии, и потому очень раздражался. Ни Джефф, ни я не чувствовали себя подавленными. У меня было столько пищи для ума, что заточение меня не тяготило. А что до Джеффа с его благородным сердцем, то общество наставницы доставляло ему такое удовольствие, словно он ухаживал за девушкой – возможно, что и большее.

Что же касается критических замечаний Терри, то они были справедливы. Эти женщины, чье изначальное предназначение к материнству являлось доминирующим во всей их культуре, были на удивление лишены того, что мы называем «женственностью». Это тотчас подтолкнуло меня к убеждению, что столь любимые нами «женские чары» вовсе не женские, а всего лишь зеркально отраженная мужественность, развитая на радость нам, поскольку нас надо радовать, и они никоим образом не являются обязательными для реального достижения их главной цели. Но Терри таких выводов не делал.

– Вот погодите – дайте мне только отсюда выйти! – бормотал он.

Тут мы вдвоем принимались его осаживать.

– Послушай, Терри, дружище! Осторожнее! Они прекрасно к нам относятся, а вот наркоз ты помнишь? Если ты набезобразничаешь в этой стране девственниц, бойся возмездия Дев-Тетушек! Будь мужчиной! Это же не навсегда.

Вернемся, однако, к истории.

Они сразу же начали строить планы будущего для своих детей, вложив в это все силы коллективного разума. Каждая девочка, разумеется, воспитывалась в полном осознании своего высшего долга, и даже в те времена они очень высоко ставили сплачивающую силу материнства, наряду с образованием.

Какие высокие идеалы они ставили во главу угла! Красоту, Здоровье, Силу, Разум и Доброту – ради них они молились и трудились.

Врагов они не имели, они все были сестры и подруги. Они жили на дивной земле, и в умах их вырисовывалось великое будущее.

Их религия изначально очень походила на древнегреческую – многочисленный пантеон богов и богинь. Но они отказались от божеств войны и бедствий и постепенно стали поклоняться одной Богине Матери. Затем, по мере интеллектуального развития, их верования переродились в некий матерналистский пантеизм.

Есть Мать Земля, приносящая плоды. Все, что они едят, суть плоды материнства – от семени, яйца или их производных. Посредством материнства они рождались и материнством существовали. Жизнь для них была лишь долгим циклом материнства.

Однако они очень рано убедились в необходимости улучшения наряду с простым повторением и направили коллективный разум на решение проблемы создания самых совершенных людей. Сначала это была надежда на рождение лучших детей, а затем они убедились, что хоть дети и рождаются разными, настоящий рост начинается позже – посредством обучения.

Дела пошли на лад.

Чем больше я узнавал и оценивал достижения этих женщин, тем меньше гордился тем, что сотворили мы со своей мужественностью.

Они не вели войн. Не имели ни правителей, ни жрецов, ни аристократии. Они были сестрами, росли и развивались вместе – не соревновательностью, а объединенными усилиями.

Мы пытались подобрать хорошее слово для передачи сути соревновательности, и они проявили живейший интерес. И правда, из их серьезных к нам вопросов мы вскоре поняли, что они готовы поверить, что наш мир лучше, чем их. Они колебались и хотели все знать, однако не проявляли высокомерия и заносчивости, которых можно было ожидать.

Рассказывая о преимуществах соревновательности, мы заливались соловьями. Как она развивает лучшие качества, что без нее «исчезнут стимулы к предприимчивости». В этом вопросе Терри был очень силен.

– Исчезнут стимулы к предприимчивости, – повторили они с озадаченным видом, который был так нам знаком. – Стимулы? К предприимчивости? Но разве вам не нравится работать?

– Никто из нас не станет работать, если в этом нет необходимости, – заявил Терри.

– Ах, никто из вас! Ты хочешь сказать, что это одно из ваших половых различий?

– Нет-нет! – торопливо добавил он. – Я в том смысле, что никто, мужчина или женщина, не станет работать без побудительного мотива. Видите ли, соревновательность – это движущая сила.

– У нас не так, – спокойно объяснили они, – поэтому нам это трудно понять. Например, рядом с тобой женщина не станет работать ради детей без соревновательного стимула?

Нет, признался он, речь совсем не о том. Матери, считал он, конечно же, станут работать ради детей дома. Но работа вне дома – это совсем иное. Ее должны выполнять мужчины, и для нее нужен элемент соревновательности.

Эти слова чрезвычайно заинтересовали наших наставниц.

– Мы так много хотим узнать, вам есть, что рассказать о целом мире, а у нас – лишь о нашей маленькой стране! И у вас два пола, чтобы любить друг друга и друг другу помогать. Наверное, это богатый и чудесный мир. Скажи, что это за работа вне дома, которую выполняют мужчины, которой нет у нас?

– О, это все, – с важным видом ответил Терри. – У нас мужчины делают все. – Он расправил широкие плечи и выкатил грудь. – Мы не позволяем нашим женщинам работать. Их любят, обожают и почитают, держат дома, чтобы они заботились о детях.

– А что значит «дома»? – с легкой грустью спросила Сомель.

Но тут Зава взмолилась:

– Сначала скажи мне: женщины и правда не работают?

– Ну да, – признался Терри. – Некоторым приходится, тем, кто победнее.

– И сколько таких примерно… в вашей стране?

– Примерно семь или восемь миллионов, – серьезно, как и всегда, ответил Джефф.