Текст книги "Этикетные нормы казахов. Часть II. Семья и социум"

В соответствии с казахским этикетом, молодая мать не должна часто брать на руки грудного ребенка: с одной стороны, ребенок привыкал к рукам, а с другой – это расценивалось как отлынивание матери от домашней работы.

Шестимесячный ребенок (бөбек), который уже мог самостоятельно сидеть, нуждался в более сильной магической защите. Чтобы сохранить его жизнь, в этом возрасте на него надевали тканевую мозаичную рубашку (қырық көйлек) и жилет, сшитый из 40 лоскутков, собранных в счастливых домах, или из использованной старой одежды долгожителя, авторитетного человека. Рубашку надевали на короткое время, поскольку ребенку в ней было неудобно спать. Один из образцов мозаичной детской одежды I-ой пол. XX в. воспроизведен в каталоге традиционной одежды казахов [Традиционная, 2009, с. 125].

В связи с верой в сглаз на детскую одежду и головной убор было принято нашивать перья филина, амулеты, крапчатые черно-белые или голубые бусинки (көзді моншақ), а на шапочку прикалывать яркую брошь [Традиционная, 2009, с. 124]. На руку надевали браслет из пестрых бусин, нанизанных на прочную нить, чтобы ребенок случайно не проглотил их. В одежде детей этого возраста еще не была ярко выражена половая дифференциация. Исключение составляла лишь цветовая гамма: мальчика одевали в одежду холодных цветов, девочку, наоборот, наряжали в одежду теплых тонов. С шести месяцев ребенка начинали подкармливать кашей, остатки которой могла доесть только мать.

Каждый возрастной период в казахском языке обозначается особой лексемой. Детей с одного года до пяти лет называли сәби (малыш). В этот возрастной период мальчикам сбривали волосы, оставляя на макушке лишь прядь (айдар), а девочкам оставляли волосы на висках (тұлым) и надевали на них платья; это уже была маркировка половых различий [Шаханова, 1998, с. 52]. Иногда мальчикам оставляли также челку или чуб (кекіл). С одного года детей, призывая к порядку, могли мягко шлепать.

Детей в этом возрасте продолжали кормить грудью, но уже дополнительно подкармливали их молочными продуктами, кашами, приготовленными из толченого проса. Ближе к трем годам в пищевой рацион добавляли мясо, а вместо чая давали кипяченую воду с молоком. Среди казахов существовало мнение: если кормить ребенка остатками еды батыра, акына, мастера, то их возможности, талант и лучшие черты характера перейдут к ребенку. Обычно маленьких детей не кормили мясом с ключичной кости, чтобы не препятствовать их росту, не позволяли грызть гортань во избежание сварливости и встречи в будущем несостоятельного жениха и бедной невесты. Считалось: если ребенка кормить вареным головным мозгом, то он вырастет мягкотелым, а если спинным – может утонуть. Им давали хлебные крошки, что магически должно было привести их к богатству. Детей укладывали спать чуть позже заката солнца, а вставали они, как правило, рано, что свойственно этому возрасту.

По народной традиции казахи наблюдали за поведением, позами, привычками детей, а также изучали их анатомические особенности. На основе этих наблюдений и существующих примет могли предсказывать будущее или события, которые произойдут в будущем. Так, мальчику, спящему с приоткрытыми глазами, предрекали красивую жену. Поза, в которой ребенок спит, говорила о многом: к примеру, если мальчик спит на спине, широко раскинув руки, считалось, что он станет батыром, а если на животе – то вырастет вдумчивым. Поза, когда ребенок спит, свернувшись калачиком, предрекает несчастливую судьбу. Упрямым будет ребенок с глубокой шейной ямкой, а если у него на голове два вихра, то он женится дважды. Согласно информации Р. Ж. Мынжасаровой, предвестниками изобилия (тоқтық тартады) считали пузыри изо рта ребенка или выдыхаемый им с шумом воздух; если ребенок показывал язык – приходили нежданные гости; вечерний или ночной плач годовалого ребенка предвещал приезд гостя издалека.

Глядя на высокий лоб ребенка, родители радовались: это говорило о его большом уме; гибкий большой палец указывал на наличие у него таланта мастера.

Традиционно было предугадывать события по позам детей. Если ребенок, нагибаясь смотрел назад через расставленные ноги, то это предвещало приезд члена семьи или гостя. Ребенок, смотрящий на свои ладони, должен был вырасти здоровым. Существовала масса других примет: если ребенок игрив, как ягненок, то в его семье будет достаток; если он кивает головой – скот будет плодовит и здоров; если качает головой – быть беде; поднял правую ногу – издалека приедет долгожданный родич и т. д.

Среди казахов были сыншы (люди, обладающие даром предсказания судьбы), они могли многое рассказать о ребенке, глядя на его лицо, но иногда они делали предсказания, основываясь на поведении малыша. Как говорят очевидцы, сыншы говорили обычно только добрые слова, за что получали подарки от родителей.

Мальчикам, как только они научатся ходить, предоставлялась полная свобода. Летом они бегали и играли голышом возле аула, прибегая домой лишь за тем, чтобы утолить голод. Девочки же безотлучно находились с матерью, с раннего детства приучаясь к домашней работе [Кустанаев, 1894, с. 39].

Родители не предъявляли к детям завышенных требований, за исключением запретных или особо опасных с точки зрения магического осмысления кинетических действий и вербальных проявлений. Например, запрещали ребенку рассматривать тыльные стороны ладоней, что предвещало болезнь, а мальчикам не позволяли в играх использовать камни вместо альчиков (это могло привести к болезни скота и к малочисленному приплоду).

Согласно хакасским традициям, детям возбранялось играть под кроватью с огнем, солнечным зайчиком, тенью: считалось, что это могло привести к энурезу. Не позволяли детям играть с расческой во избежание молочницы, жевать серу вечером (это могло сделать их сиротами). Дети не должны были хлопать в ладоши, а если такое случалось, то их тут же разводили в стороны и, поплевав на них трижды, ставили сажей крестики для предотвращения несчастья. По мусульманской традиции, хлопанье в ладоши означало привлечение внимания нечистой силы. У хакасов в ладоши хлопали при получении известии о чьей-либо кончине [Сагалаев, 1990, с. 130, 131].

Для трех– или пятилетних девочек проводили обряд сырға тағу (надевание серег). Для этого прокалывали мочки их ушей и продевали шелковую нить, а позже – маленькие серебряные серьги, это расценивалось как обязательная своеобразная инициация, поэтому в народе говорят құлақ тесу – қыздың сүндетi («прокалывание мочек ушей – инициация для девочек»). Этот обряд не отмечался застольем. Если в семье дети умирали, то мочки ушей (в том числе – мальчикам) прокалывали раньше, чтобы ввести в заблуждение нечистую силу: считалось, что злые духи стараются навредить мальчику, а к девочкам они равнодушны. Как сообщает Р. Карутц: «Женщины, которые долго оставались бездетными и поздно родили, протыкают детям уши ранее обычного срока, на третьем году, в той уверенности, что это способствует их долголетию» [Карутц, 1910, 13]. У казахов мальчики носили эти серьги до пяти лет, а у узбеков – до женитьбы. Узбеки по такому случаю выплавляли серьги из обломков украшений семи многодетных матерей [Фахретдинова, 1988, с. 113]. Такой же обычай существовал у многих других тюркских народов, персов [Асатрян, 1988, c. 158] и арабов Южного Таджикистана [Мадамиджанова, 1995, с. 60].

Детей пяти-шестилетнего возраста казахи называют ойын или бүлдіршін баласы (игровые дети), а их проказы считают сладостными. Старшие обращаются к детям, используя в качестве эпитетов названия животных құлыным (жеребенок мой), ботам (верблюжонок мой) т. п.

Большое значение в формировании здоровой детской психики имеют групповые игры, которые классифицируются в зависимости от возрастных категорий и сообразно целям, направленным на стимулирование физических и умственных способностей. Для воспитания личности в детском периоде используются манипуляционные, сюжетные (ролевые, режиссерские, драматические), подвижные (военно-спортивные, хозяйственные) и дидактические игры, часть которых в латентной форме наполнена обрядовым и ритуальным смыслом. Эти игры отражают природные, климатические условия, хозяйственный уклад и бытовые условия этноса, развивают у подрастающего поколения физические и интеллектуальные способности, фантазию, творческое начало, дают первоначальные знания о мире, быте, отношениях между людьми. Специализированные игры для мальчиков и девочек были призваны развивать у них поло-различительные и социально-трудовые навыки. Во многих играх содержались элементы этикетных правил.

Ислам запрещает изображение живых существ, но для детей изготовляли из дерева, глины, кожи, тростника и войлока различных животных, куклы, юрты, оружие (лук со стрелами, сабли); это было необходимо для познания традиционного быта, природы, воспитания материнских чувств. Многие детские игрушки в народном сознании считались предметами, способными магическим образом стимулировать даже природные явления. Так, у тувинских детей была игрушка жужжалка (пропеллер), которая осмысливалась в народной традиции как предмет, способный вызвать бурю [Сагалаев, 1990, с. 134]. У казахов, как и у других тюркских народов, мелкие глиняные, деревянные, костяные игрушки, изображающие животных, магическим образом стимулировали идеи плодородия. Самодельные игрушки ценились и в советское время.

В три года со словами «көкпаршыл бол», как уже отмечалось, казахи дарили мальчикам ашамай (деревянная конструкция, имитирующая седло). Перекрещивающиеся передние и задние планки ашамай хорошо удерживали ребенка, а основание изделия в виде изогнутых планок позволяло ребенку раскачиваться. На такой конструкции ребенок с удовольствием играл, воображая себя всадником, так он приобщался к верховой езде и начинал понимать роль коня.

Некоторые детские игры для мальчиков (мырыш-мырыш, түйе-түйе) развивали у детей интеллектуальные способности, другие – (асыки (альчики), жасырыңбақ, соқыр теке, соқыр сиыр (жмурки)) развивали вестибулярный аппарат ребенка, его подвижность и координацию движений. С возрастом игры становились всё более усложненными.

Сознание ребенка воспринимает еще не опознанную им окружающую реальность, наделяя ее добротой, волшебством и радостью. Всё, что обыденно для взрослых, дети видят сквозь призму своего воображения, а каждый объект имеет для них свое содержание. Предметы превращаются в их фантазии в занимательный объект и приобретают игровой характер. Родители терпимо относились к шуму детей во время игр: «Дом с детьми – базар, а без них – мазар».

Игрушки удовлетворяли извечное детское стремление к познанию мира. С семи-восьми лет дети сами изготовляли игрушки: мальчики «…лепили из глины или вырезали из костей либо из мягкого камня лошадок и верблюдов» [Малицкий, 2011, с. 298], а девочки из тряпок делали разных кукол и шили для них национальную одежду.

По традиции казахи воспитывали маленьких детей без рукоприкладства, не считая легких шлепков и угроз наказания. Не рекомендовалось обманывать ребенка во избежание недоверия к родителям в будущем и попустительствовать ему в его неблаговидных поступках.

Этикету детей учили с детства, чтобы они чувствовали себя полноценными членами социума и уверенно вели себя в любой ситуации. Корректное поведение, дисциплину называли тәртіп, что включало такие понятия, как стыд (ұят), честь и достоинство (намыс), совесть (ар). Эти установки внушали с детства.

Уже с трех-четырех лет казахи старались приобщать детей к труду. Когда дети этого возраста исполняют просьбы, то в знак поощрения их называют помощниками (қолғанат), что стимулирует в них готовность быть полезными для взрослых и в будущем. В целом дети росли свободно: «До пяти лет за ребенком ухаживай, как за ханом». Р. Карутц пишет: казахи-отцы баловали детей до 7–8 лет [Карутц, 1910, с. 83], но преимущественно баловали ребенка дед и бабушка.

Анализ полевых материалов свидетельствует о том, что некоторые родители, желая подготовить детей к суровой жизни, воспитывали их авторитарно и излишне сурово. Это приводило к формированию у многих казахских детей самостоятельности, инициативности, но одновременно рождало массу комплексов, мешающих в жизни.

На основании материалов этнографических экспедиций раскрываются некоторые национальные особенности приемов воспитания, основанных на наказаниях (в основном, не жестких) и поощрениях (сиюминутных и отодвигаемых на будущее). В традиции казахов было дарить что-то из молодняка (бәсіре) мальчику при рождении, обрезании, начале школьной жизни и т. д. Этим старались формировать у них ответственность за жизнь жеребенка, верблюжонка, ягненка и понимание ценности животных как источника жизни в кочевых условиях. Следует отметить, что мальчик придавал этому определенное значение, основанное на позитивности этнических традиций. С другой стороны, ему исподволь давали почувствовать, что родственный коллектив рассчитывает на его перспективы в будущем. То, что ближайшее окружение ожидает успехи у мальчика в будущем, было мощным стимулом к самодисциплине ребенка и правильной направленности его устремлений. Были и другие примеры, когда чрезмерно строгие родители в пылу гнева или раздражения, ругали детей и предрекали им дурное будущее со словами: «Сенен түк шықпайды» («Из тебя ничего не выйдет»). Такие методы воспитания, когда за нечаянные проступки постоянно предрекалось плохое, могли программировать негативные последствия.

Нами уже было рассмотрено проведение обряда обрезания и отмечены правила этикета, сопутствующие ему. Подчеркнем, что именно в этом возрасте у мальчика начинает формироваться чувство достоинства, появляются понятия о мужской чести и чувстве ответственности перед будущим.

Шестилетних и семилетних детей начинали приучать пасти скот. Сначала им поручали пасти ягнят и телят-сосунков около аулов. Здесь дети-пастухи следили за животными под надзором старших. На следующий год мальчикам доверяли уже пасти стада овец на оседланных бычках или телках. Пастухам для еды давали немного курта, баурсаки или одну-две лепешки и чашку, чтобы он мог надоить себе молока или зачерпнуть воды для питья. «Казах-пастух не тяготится сидением верхом в течение целого летнего дня и сходит на землю только тогда, когда скот отдыхает во время полудня и пережевывает пищу». В XIX веке, как сообщает один из авторов, по обыкновению в бедных семьях скот пасли сыновья, которые могли кооперироваться с другими семьями и пасти стада поочередно [Фон-Герн, 1899, с. 13].

С семи лет родители относились к детям уже строже и привлекали их к посильному труду «До пятнадцати лет заставляй работать мальчика, как слугу», – гласит казахская пословица. Формирование у детей трудолюбия было непреложным правилом воспитания. Казахские пословицы говорят именно об этом: «Доп ойнаған тозар» («Кто постоянно играет в мяч, тот быстро израсходуется»), «Қой бағып, еңбек еткен озар» («Кто трудится, тот достигнет процветания»). Родители старались пресекать у детей пристрастие к праздности, говоря им: «Делу – время, потехе – час», «Без труда нет и наслаждений», «Хорошая работа – отдых для души». Стараясь привить детям трудолюбие, обозначали и плохой исход безделья: «Сытость и безделье разлагают человека», и перспективу от плодотворного труда: «Результат труда – изобилие, результат изобилия – праздник».

В трудовом воспитании важную роль играла половая принадлежность. Разграничивались женские и мужские виды работы, но если в семье были одни девочки, то они выполняли мужскую работу, а одна из них даже добровольно одевалась, как мужчина.

Как только детям исполнялось семь лет, девочкам, у которых половое созревание акцентируется больше, стелили постель отдельно от мальчиков. С этого возраста девочки начинали отращивать волосы, которые с девяти лет заплетали в мелкие косички, и носить, помимо серег, браслеты и другие украшения, надевать платья с оборками, камзол и нарядную цилиндрическую шапочку с султанчиком из перьев филина, т. е. детскую одежду меняли на девичью [Шаханова, 1998, с. 53]. Подчеркивание у девочек ее половой принадлежности с этого возрастного периода отмечается у многих тюркских [Абрамзон, 1949, с. 131; Шаханова, 1998, с. 53] и восточных народов. Мальчики надевали обычную рубашку с телогрейкой, штаны и тюбетейку.

У казахов не принято было восхищаться детьми, удивляться их привлекательности или сообразительности, хвалить их: считалось, что от похвал и пристального взгляда в нежном возрасте они весьма уязвимы перед сглазом. Суеверные родители в связи с этим проявляли чрезмерную строгость по отношениям к своим детям. Довольно часто родители-казахи, обращаясь к детям, использовали вместо имени слова ласкательного или уничижительного характера, к этому привыкали даже чужие люди. Боязнь сглаза приводила к тому, что детям давали непривлекательные имена. Однако большинство казахов считало, что имя с позитивным значением будет способствовать формированию успешности ребенка и его счастливой судьбы.

Иногда ребенку давали второе имя, появление которого было связано с конкретным случаем, где подросток мог отличиться (сильный – палуан, смелый – ер, трусливый – қорқақ), привлечь внимание какой-нибудь своей особенной чертой характера (красноречивый – шешен, молчаливый – үндемейтін) или внешности (носатый – қолағаш танау, курносый – пұшық танау). Мальчик или девочка своими повадками вызывали ассоциацию с конкретным животным: из-за неуклюжести ребенка могли называть коровой (сиыр), резвости и своенравного характера – кобылицей (байтал), непоседливости – козой (ешкі), чрезмерного спокойствия и покорности – бараном (қой), девочку-попрыгунью называли белкой (түйнек). Чаще всего эти сравнения становились прозвищами. Прозвищем с позитивным содержанием гордились, его расценивали как заслуженное второе имя.

По обычаю родители называли своих детей словосочетаниями, обозначающими индифферентную маркировку пола (сары қыз, қара қыз), чтобы запутать нечистую силу. Это делалось во избежание потери детей: в народном сознании существовало представление, что злые духи, зная имена детей, могут унести их.

В традиционном сознании казахов есть устойчивое мнение, что чужой человек не должен обидеть единственного продолжателя рода, в противном случае обидчик может подвергнуться страшной каре. В этом видится, с одной стороны, понимание чувства родителей, испытывающих постоянный страх потерять своего ребенка, а с другой – считается, что этот ребенок концентрирует в себе сгусток энергии всех детей, не рожденных в этой семье.

При воспитании мальчика старались дать ему знания о быте, животном и растительном мире, взаимоотношениях в коллективе, о мироздании в целом. Традиционно считалось, что юноша с широким кругозором будет иметь больше возможностей устроить благополучную жизнь, кроме того, казахи связывали знания с бесконечностью.

Образовательный процесс осуществлялся через обучение, примеры, наущения, трудовые процессы, а также восприятие устного поэтического творчества и народного прикладного искусства. Сказки способствовали познанию мира, быта, человеческих отношений, формировали воображение и веру в чудо. Обрядово-бытовая поэзия активизировала восприятие жизненных ценностей, способствовала формированию морально-нравственных ориентиров; эпосы и исторические песни воспитывали историческое сознание, патриотизм и любовь к Отчизне. Лирические песни, отображая мир чувств, учили человека любить. Пословицы, поговорки, острословия, назидательные речитативы, основанные на жизненной практике и логике и отличающиеся яркой образностью, юмором, ритмом и рифмовкой, в значительной степени помогали закреплять этикетные нормы в памяти.

При воспитании родители часто произносили пословицы, которые характеризовали качества человека. «Хорошее – высоко на дереве, плохое – под ногами», «Хороший человек город строит, плохой – раздоры сеет». «Хороший человек – раб своей чести, плохой – раб своего скота», «К хорошему человеку обратишься – он поймет, к плохому обратишься – осмеет», «Хочется быть рядом с хорошими людьми и бежать от плохих», «Сильный телом победит одного, сильный знанием победит тысячу», «Знающий человек дело завершает, а не знающий – кусает свой палец». В этих пословицах содержалось убеждение в силе знаний.

Мальчиков учили не быть растяпами, чтобы с ними не случилось того, что произошло с верблюдом, когда он, надеясь на свой рост, прозевал свою долю. Для формирования в ребенке интеллекта и мировоззрения родители в образовательном процессе использовали загадки (в прозе и стихах), связанные с животным, растительным миром, человеком, космосом, предметами быта, трудовой деятельностью.

Главное, к чему стремились родители, – это выработать у детей стремление и интерес к знаниям, приобретению различных навыков. В дореволюционное время состоятельные люди отдавали детей учиться в медресе, для чего приглашали в свой аул муллу или другого грамотного человека, который получал вознаграждение (сабақ басы) от родителей. Под школу отводили специальную юрту. Мулла был чрезвычайно строгим. По данным Х. Кустанаева, он имел право ударить ученика по губам за неправильно произнесенные слова, пороть нерадивых учеников по ступням ног тростинкой. Родители этому, как правило, не препятствовали, говоря: «Мясо его ваше, а кости – наши». В те времена, когда жизненный опыт строился на устной трансмиссии, человек, отвергающий советы и наущения, считался несчастливым, обреченным. Это отражено, как мы уже отмечали, в самом страшном в сознании казахов проклятии: «Өзiң бiлме, бiлгеннің тiлiн алма» («Сам не знай, и знающего не слушайся»). Это выражение казахи старались часто не произносить, боясь, что оно может коснуться и их самих.

Помимо штудирования математики и арабского языка, особое внимание в процессе образования отводилось механической зубрежке Корана и произведений персидских поэтов. При этом ученики должны были раскачиваться вперед и назад, сидя на коленях и потупив взор. По окончании урока мулла делал им внушения по поводу этикетных правил общения. Отпуская учеников домой для приема пищи, мулла запрещал им резвиться, играть, угрожая наказанием. В результате дети становились вялыми и хилыми [Кустанаев, 1894, с. 40].

Мальчики и девочки обучались раздельно. Если для учебы не набиралась группа девочек, то им позволяли присутствовать в качестве пассивных наблюдателей при обучении мальчиков, благодаря чему они имели возможность хоть как-то познать азы грамоты.

Родители могли отчитывать своих детей, но при людях, в особенности – при гостях, никогда не ругали детей. Ребенок должен были реагировать на строгий взгляд родителей, это расценивалось как хорошее воспитание. При гостях создавалась своеобразная возможность оценить воспитанность ребенка, так как появлялась масса этикетных норм и нюансов, пронизывающих прием гостей и их обслуживание.

По традиции мальчиков воспитывали в строгости. Мать могла отчитать сына, но если была необходимость, то физически его наказывал отец, чтобы не сформировать у сына отрицательный образ женщины. Отец старался воспитать в сыновьях уважение к матери, чувство долга, заботы и опеки, что впоследствии те проецировали на своих жен. Таким образом, мать и отец работали над созданием и укреплением авторитета друг друга, чтобы иметь силу воздействия на детей.

Существовало и другое отношение к сыновьям. В народе есть мнение: выражение любви к сыну дает возможность юноше полнее раскрыть свой потенциал и вырасти значимой личностью. Казахи говорят: «Балаңды ұрып өсірдім дегенің, балаңның келешегін жаптым дегенің» («Если бьешь сына, то закрываешь ему будущее»), «Баланы соқсаң бағы қайтады» («Если побьешь ребенка – счастье покинет его»). Эти установки ориентировали родителей на гуманное отношение к детям. Бывали, разумеется, исключения, что соотносилось с личностными характеристиками родителей.

В казахском этикете содержатся интересные штрихи, направленные на формирование у мальчиков желания трудиться. К примеру, если сын отличился и сделал что-то очень хорошее, то отец реагировал на это поведением, не свойственным мужчине. Он наливал теплую воду для умывания мальчика, приглашал сына к столу и собственноручно накладывал ему еду, приготовленную женой. Выполняя то, что обычно делает мать, отец подчеркивал значимость проделанного мальчиком труда. Как правило, такие этикетные штрихи оказывали на подростка сильное впечатление, пробуждая в нем желание и дальше трудиться на благо семьи.

Младшие используют обращение аға по отношению к старшим братьям. Они должны слушаться старших, а те, в свою очередь, – заботиться о младших. Отметим еще раз, что казахи внушали сыновьям, что со временем старые родители будут у них на попечении, особенно это касалось младшего сына (кенже), который по традиции оставался с родителями.

У казахов были свои этноэстетические ориентиры относительно человеческих характеристик. Ценились глубина мыслей, наблюдательность, ораторское мастерство, мужественность, физическая и нравственная сила, способность к организаторской деятельности, ум, жизненный опыт, благородство и честность; всё это родители старались воспитать в своих детях.

Актуальными задачами для детского возраста было приобретение опыта общения со сверстниками, и социализация, необходимая для формирования коммуникабельности будущих членов общества и их адекватности. Необщительность, неумение сосуществовать с другими представителями социума могли обусловить появление у молодого человека ряда комплексов: боязни вступать в контакт с новыми людьми, застенчивости, неумения адаптироваться в социуме, и в итоге – неспособности реализовывать свои возможности. Социализация детей, привитие им общечеловеческих норм (послушание, трудолюбие, почтение и вежливое отношение к старшим, преемственность и т. д.), а также идеологических воззрений формировались в кругу семьи и социума, т. е. осуществлялось коллективное воспитание. Есть казахская пословица: «Мальчику дают наставления тридцать домов», т. е. ему мог делать замечание любой взрослый член рода или односельчанин, если он оказывался свидетелем некорректного поведения или неблаговидного поступка юноши.