Текст книги "Алая вуаль"

Глава 13. Бал

Моя комната находилась в восточном крыле.

И хотя в канделябрах горели свечи, теней в пустынном коридоре было не меньше, чем паутины на гобеленах. Впереди показалась дверь. По обе стороны от нее возвышались статуи ангелов, вырезанные из черного мрамора, вот только…

Я замерла. Одисса шла впереди меня.

У ангелов были широкие перепончатые крылья, как у летучих мышей, и они уже не слишком напоминали небесных созданий.

Я провела пальцами по щеке статуи, в глазах которой застыло страдание. Скульптор изобразил человека, превращающегося в демона. Золотые прожилки в белом мраморе не смогли смягчить черты его лица. Искаженное от муки, оно, казалось, воплотило в себе дух самого замка.

Реквием был по-своему прекрасным, необыкновенный и полный жизни, а вот замок казался пустым и мрачным, лишенным всякой причудливости и волшебства. Здесь не было рогатых жаб и трехглазых воронов, ведьмы не целовали моряков, а отцы не обнимали своих сыновей. Не слышалось ни мяуканья котов, ни жуткой чарующей музыки, ни даже леденящих душу криков.

Лишь тени и безмолвие обитали здесь. По безлюдным коридорам гулял сквозняк.

Замок отражал пустоту своего хозяина.

«И любой, кто дотронется до нее, познает его гнев… и гнев всей королевской семьи».

Сдержав дрожь, я отняла руку от лица статуи. Замок отражал пустоту своего короля.

– Пришли.

Одисса со скрипом распахнула дверь. Однако я не решилась войти и неуверенно вглядывалась в темную комнату, освещенную лишь одним настенным подсвечником.

– Если через пару минут я не окажусь в блаженном одиночестве в своей комнате, я кого-нибудь прибью, – вздохнула Одисса и поглядела на потолок. – Если повезет, то не тебя.

Она отступила.

Я так и не сдвинулась с места.

– На закате тебя навестят, – раздраженно сказала Одисса и холодной рукой втолкнула меня в комнату.

– Но…

– Не бойся, дорогая. Ты почетная гостья, и в нашем доме тебя никто не тронет. – Одисса помолчала и неохотно добавила: – И все же замок очень старый и полон дурных воспоминаний, так что лучше не бродить по нему попусту.

Я встревоженно на нее посмотрела, однако не успела ничего сказать, как Одисса захлопнула дверь и заперла. Тихий щелчок эхом разнесся в пронзительной тишине. Я сняла со стены латунный подсвечник и оглядела свою новую клеть. Как и на корабле, комната казалась бесконечной. Огромная, пустая и темная. У двери виднелась широкая лестница из черного мрамора, уходящая куда-то во мрак внизу.

Я сделала глубокий вдох.

Если мне суждено провести здесь много времени, нельзя бояться собственной комнаты.

«Так».

Только я сделала шаг вперед, как воздух резко изменился – словно что-то пробудилось, – и внезапно комната уже не казалось мне пустой. Волоски на шее встали дыбом. Я вытянула руку со свечой, пытаясь найти это нечто, но тени поглотили золотистое пламя. Я сжала пыльные перила.

– Здесь кто-нибудь есть? – тихо спросила я.

Ответом мне была тишина.

Я посмотрела на мраморную лестницу под ногами. Ступени тоже были покрыты плотным слоем пыли, лишь следы от моих сапог виднелись на ней. Очевидно, что долгие годы сюда никто не заходил, а я, кажется, сошла с ума.

«Дыши, – велела я себе. – Ты не в гробу. Ты не в туннелях».

С трудом я начала спускаться, шаг за шагом, и невольно содрогнулась. Нигде я еще не испытывала такого ощущения, словно стены наблюдали за мной. Словно пол дышал. Я покрепче сжала подсвечник и сдавленно усмехнулась.

Хотя вышло скорее нервно.

Но я не стану впадать в отчаяние… Меня похитили и увезли на корабле, я едва не утонула, оказалась на острове, которым правили существа, желавшие убить меня. Только вот мое тело было не согласно. В груди все болезненно сжалось, и я едва могла сделать вдох. Все же я закрыла глаза и постаралась дышать ровно.

Пыль еще никому не навредила, и эта комната… тоже мне не навредит. Просто нужно представиться ей, понравиться, раскрыть ее тайны.

– Меня зовут Селия Трамбле, – прошептала я.

Я была так напугана и измучена, что даже не испытывала смущения, беседуя с пустой комнатой. В глазах щипало. Голова раскалывалась. Колено ныло. Я даже не помнила, когда в последний раз ела и спала.

– Мне не по душе темнота, но ради вас сегодня я готова потерпеть. – Я сделала глубокий вдох и, распахнув глаза пошире, осмотрелась. – Если бы я нашла еще пару свечей, мы бы с вами еще быстрее подружились.

По обе стороны от лестницы стояли ширмы, за одной скрывалась гардеробная, а за другой виднелась умывальня. Я провела пальцами по ширме из тончайшего шелка. Черная ткань была расшита узорами из синих фиалок и золотых гусей.

«Красиво».

– Любезные хозяева сказали, что я буду гостить в замке какое-то время.

Дрожащими пальцами я провела по вышитой гусыне, летевшей рядом со своей парой или, может, с матерью или сестрой. Каждую зиму мы с Пиппой смотрели из окна, как стаи гусей улетали на юг. На меня тут же накатила тоска.

– В прошлом году я оказалась на самом дне моря, но даже тогда я не чувствовала себя так далеко от дома, как сейчас, – прошептала я и еще тише добавила: – Как думаете, птицам бывает одиноко?

Комната, разумеется, мне не ответила.

Мысленно встряхнувшись, я снова взялась за поиски свечей.

Сорвав простынь с роскошной кровати, я тут же закашлялась – в воздух поднялось облако пыли и едва не погасило мою свечу. Я подняла ее повыше и осветила затянутые паутиной книжные стеллажи во всю стену, два мягких кресла у камина, винтовую лестницу в углу. Над головой нависал мезонин.

Глаза у меня широко распахнулись.

«Окна!»

Три огромных окна, закрытых ставнями. Если у меня получится открыть их, то свечи и не понадобятся; за окном уже наверняка рассвело. Гром все еще грохотал, но солнечный свет мог пробиться даже сквозь грозовые тучи. Я метнулась к винтовой лестнице. Металл застонал под моими ногами, но выдержал, и я вбежала наверх по узким ступенькам, чувствуя легкое головокружение.

– Спасибо, – поблагодарила я комнату.

Я провела рукой по ставням, пытаясь найти защелку, но нащупала только потертое дерево. Нахмурившись, я снова провела рукой по шву вдоль нижнего края; подняв свечу, осветила верхний край, но так и не увидела блеска металла. Ни крючков. Ни замков. Ни задвижек. Осмотрела я и другие окна, но ставни на всех трех были надежно закрыты.

Нахмурившись еще сильнее, я поставила подсвечник.

Обеими руками я попыталась сдвинуть ставни. Те не поддались. Воздух, казалось, закружился в ожидании. Он надвигался на меня, и в конце концов я ощутила, как он коснулся моей шеи и скользнул по волосам. Голова заболела сильнее. Я кинулась на ставни и начала их царапать до тех пор, пока щепка не попала мне под ноготь и на пальце не выступила кровь.

– Ой!

Отдернув руку, я отшатнулась и ногой сбила подсвечник. Глаза у меня распахнулись от страха.

– Нет!

Я бросилась к свече, но та уже вылетела из подсвечника, покатилась по полу и упала вниз с мезонина. Пламя тут же погасло.

Комната погрузилась в кромешную тьму.

– О боже.

Я замерла, и горло сдавило от знакомого чувства ужаса.

«Как же так! Боже, Боже…»

Я резко поднялась, чтобы не поддаться страху, и метнулась вниз по винтовой лестнице.

«Ты не в гробу. Ты не в туннелях», – повторяла я, как молитву, но запах… обволакивал меня, словно комната тоже помнила смрад ее трупа. Мерзкое зловоние смерти. Я ударилась об кресло, потом об кровать, едва не сломала палец на ноге, когда споткнулась о ступеньку парадной лестницы. На коленях я заползла наверх и, бросившись к двери, вынула из волос последнюю шпильку. Из головы вылетели все мысли об острых клыках, мрачном взгляде и холодных руках. О предостережении Одиссы и обо всем на свете. Сейчас мне хотелось лишь сбежать отсюда.

«Я не в гробу».

Нужно бежать отсюда.

«Я не в туннелях».

Не могу больше здесь оставаться.

– Пожалуйста, пожалуйста…

Я попыталась вставить шпильку в замочную скважину, но руки у меня страшно тряслись. Я не ощущала рычажков в замке, не могла ни о чем думать, кроме лучика света, льющегося из замочной скважины.

– Выпусти меня, – взмолилась я к комнате.

Я все колола и колола шпилькой замок, пока та не погнулась и не сломалась. С губ сорвалось рыдание, а свет замерцал еще ярче. Послышалась нежная мелодия скипки.

Спустя пару мгновений я наконец пришла в чувство.

«Свет!»

Увидев его, я поначалу растерялась, а потом почувствовала невероятное облегчение. Опустившись на колени, я прильнула к замочной скважине. Свет шел не от свечей; он не был золотистым и теплым, скорее серебристым и холодным, словно мерцание звезд или… отблеск клинка. Мне было все равно. Я жадно впитывала его, буквально заставляя себя дышать, а странная музыка тем временем становилась громче.

«Я не в гробу. Я не в туннелях».

Вдох.

Еще один.

Плечи у меня немного расслабились. Боль в груди ослабла. Наверное, я спала. Больше это никак не объяснить. Увидев знакомый кошмар, мой разум призвал эту странную музыку и причудливый свет, чтобы успокоить меня. Кажется, мелодия и свечение лились из дальнего конца пустого коридора. Только вот на длинных позолоченных стенах не было ни одного окна. Свечи в канделябрах не горели. Я прижалась щекой к деревянной двери.

Останусь здесь – буду сидеть на холодном полу, – пока Одисса не придет за мной. Просижу тут хоть вечность, если нужно.

Серебристый свет замерцал ярче, музыка зазвучала громче и веселее, послышался глубокий голос. Женский смех. Я старалась не обращать внимания. Пыталась считать каждый вдох и каждое биение сердца, желая проснуться.

«Это все не по-настоящему».

И вдруг – когда музыка достигла своего апогея – показались чьи-то фигуры.

Я удивленно открыла рот.

Они вальсировали парами, их полупрозрачные силуэты мерцали. Десятки человеческих силуэтов! Серебристый свет исходил от их кожи, роскошного кружевного платья одной из дам и тяжелых кандалов одного из кавалеров. Когда он поднимал над головой свою спутницу в лохмотьях, цепи волочились за ним. Двое мужчин в туниках играли на скрипках, а дева с красивыми кудрями кружилась в танце.

Никто из них не замечал меня. Они неспешно плыли по коридору, смеясь и празднуя что-то, и вдруг кто-то из них прошел сквозь стену и исчез. В ужасе я смотрела, как силуэты проходили мимо, и поняла, что вовсе не спала, ведь во снах я никогда не призывала призраков.

Скрипачи исчезли, а вместе с ними стихла и музыка, осталось последнее привидение – красивая девушка с густыми волосами. Она радостно смеялась и кружилась, а шлейф ее платья скользил по пыльному полу, оставляя круги. Девушка просунула руку сквозь стену и посмотрела на мою дверь. В замочную скважину.

На меня!

Улыбка исчезла с ее лица. Я отскочила от двери, но было слишком поздно. Она посмотрела в замочную скважину. Мы встретились взглядами, когда в комнате снова потемнело.

– Te voilà, – прошептала она с любопытством.

Последним, что я услышала, были ее слова, а потом я упала в обморок.

«Вот ты где».

Я лежала, свернувшись калачиком, а когда очнулась, надо мной стоял незнакомец. Я испуганно отшатнулась, но что-то в его усмешке, в разрезе темных глаз, в янтарном оттенке кожи было знакомое.

– Добрый вечер, звездочка, – певуче произнес он. – Хорошо спала?

Он протянул мне широкую ладонь, чтобы помочь подняться. Я растерянно на него взглянула.

– Кто… кто вы?

– Лучше скажи, кто ты. – Он наклонил голову и изучающе посмотрел на меня своими кошачьими глазами.

Вздохнув, я отвернулась и устремила взгляд в потолок. Наверное, в потолок. В темноте ничего нельзя было разглядеть, кроме незнакомца. В коридоре зажгли свечи в канделябрах, и золотистый свет падал на его темные волосы и широкие плечи. Отбрасывал тени на его лицо.

За окнами все так же громыхал жуткий гром.

«Я никогда больше не увижу солнечный свет».

Я совсем пала духом. Какая несправедливость! И безысходность.

– Меня зовут Козетта Монвуазен. – На этот раз ложь слетела с моих губ легко. – Но я полагаю, вы и так это знаете.

Он фыркнул:

– Что же вы, мадемуазель, ведь мы станем прекрасными друзьями. Вы можете сказать мне, как вас зовут на самом деле.

– Козетта Монвуазен, вот как меня зовут!

Мужчина лишь весело вскинул брови.

– Итак, я сказала вам свое имя! – бросила я. – Назовите и свое, как того требуют хорошие манеры.

В ответ он засмеялся и, обхватив меня за запястье холодными пальцами, поднял меня в воздух, словно перышко, как будто я ничего не весила, как будто во мне не было ни плоти, ни крови, а лишь эфир.

«Te voilà».

Вспомнив зловещие слова той девушки, я напряглась, и от мысли о прошлой ночи мне стало дурно.

«Призраки».

«Они не были настоящие», – сказала я себе.

Мужчина поднял меня, и я разглядела ямочку на его подбородке.

– Вот это да! А ведь Одисса говорила, что вы очень милы!

– Вы знаете Одиссу?

– Еще бы не знать! Все ее знают, но, увы, я знаю ее лучше, чем другие.

Я непонимающе на него посмотрела, а мужчина царственно поклонился. Он был стройным, с густыми волосами. Он подмигнул мне, изучая меня из-под длинных ресниц.

– Мы близнецы, мадемуазель Монвуазен. Я Дмитрий Петров. Но вы можете называть меня просто Дима. Могу я называть вас Козеттой?

«Близнецы».

– Нет.

– Ах! – Он поднес руку к груди, притворно оскорбившись. – Вы ранили меня в самое сердце, мадемуазель.

Картинно вздохнув, он выпрямился. В его жестах и интонациях я увидела Одиссу. И хотя он был одет в темно-красный бархат, а не фиолетовый атлас – а его глаза горели неподдельным интересом, в то время как взгляд Одиссы всегда где-то блуждал, – у них обоих были одинаково царственные манеры. Ведь они приходились кузенами королю, а значит, были… герцогом и герцогиней? Вечные обладали теми же титулами, что и люди?

Но я прикусила язык и не стала задавать вопросов.

– Если вы так настываете на лжи и формальности, – сказал он и взял меня под руку, – я, разумеется, подыграю вам. Но хочу вас предупредить, что мне нравятся трудные задачи. С этой минуту я буду надоедать вам, пока мы не перейдем на «ты» и не станем называть друг друга по имени. Отныне я буду думать лишь о вас, Коко!

Я неохотно покосилась на него. Как и его сестра – как Иван, Павел и даже Михал, – он отличался невероятной красотой, отчего все становилось только хуже.

– Я знаю вас всего несколько минут, месье, но полагаю, что вы думаете лишь о себе.

– А вы мне нравитесь! Очень нравитесь!

– Где Одисса? Она сказала, что придет ко мне на закате.

– Боюсь, что планы несколько изменились.

Улыбка сошла с его лица. Он проводил меня в коридор. Круги на пыльном полу исчезли.

«Как странно».

– Михал… попросил привести вас к нему в кабинет, а Одисса – ветреница наша – еще спит сладким сном. Я вызвался проводить вас.

– Почему? – настороженно спросила я.

– Потому что хотел с вами познакомиться. Весь замок только и гудит о вас. Пока я шел к вам, раз двенадцать услышал имя Козетта. – Он лукаво взглянул на меня. – Похоже, даже слуги могут называть вас по имени.

Из гостиной вышла женщина в простом платье, со свертком тряпок в руках. Завидев меня, она прищурилась и выронила какую-то тряпицу. Я хотела было поднять ее, но женщина молниеносно схватила ее.

– Excusez-moi[7]7
  Прошу прощения (фр.).


[Закрыть], – пробормотала она, обнажив кончики клыков. Она посмотрела на Дмитрия и склонила голову. – Я вернусь, mon seigneur[8]8
  Мой господин (фр.).


[Закрыть], – многозначительно произнесла она и поспешно скрылась за углом.

Совершенно сбитая с толку, я посмотрела ей вслед. Та тряпка была пропитана кровью; на полу осталось алое пятно. Я хотела заглянуть в гостиную, чтобы посмотреть, откуда взялась кровь, но Дмитрий загородил дверной проем и порывисто улыбнулся.

– Там ничего нет.

Я посмотрела на пятно:

– Но у кого-то идет кровь.

– Правда?

– Это разве не кровь?

– Пятно вытрут. – Дмитрий нетерпеливо взмахнул рукой, избегая смотреть мне в глаза. – Идем? У Михала отвратительные манеры, и он не любит ждать.

Не дожидаясь моего ответа, он снова взял меня под руку и силой повел вперед.

– Но… – Я тщетно пыталась вырвать из его стальной хватки. – Почему она так на меня посмотрела? Откуда взялась кровь?

Мне стало дурно. Я уперлась ногами в пол, пока Дмитрий буквально тащил меня вниз по лестнице.

– Крови было так много. Кто-то пострадал…

– Какая вы все-таки милая. Одисса ничуть не преувеличивала.

И хотя Дмитрий явно хотел разрядить обстановку, рука его была напряжена. Взгляд тоже. Странная краснота разлилась по его шее. Он так и не взглянул на меня. Я его не знала, но могла предположить, что ему было стыдно.

– Личный вызов, – печально произнес он. – Понравиться мадемуазель Монвуазен. Вы сделаете мне одолжение?

Я пораженно на него посмотрела:

– И какое же?

– Не говорите, пожалуйста, никому об увиденном. Не хочу волновать сестру – ничего страшного не произошло, – и мы с Михалом… – Дмитрий пожал плечами. – Нам не нужны всякие недоразумения. Особенно учитывая его чудовищные манеры. Вы ведь не скажете ему, да?

– А что я должна ему сказать?

Дмитрий пристально посмотрел на меня, в его взгляде читалась нерешительность.

– Ничего, – наконец сказал он, и странный румянец разлился теперь уже и по щекам. – Простите меня. Не стоило мне… Впрочем, неважно. – Он стиснул зубы.

Повисла тишина. Мы подошли к огромным дверям из черного дерева.

– Пришли, – тихо произнес он.

Наконец-то мне удалось вырвать из его хватки. Дмитрий не пытался меня остановить. Он виновато склонил голову и отступил, словно хотел уйти подальше. Отчего-то мне стало дурно. Я ничего не понимала и, наверное, никогда не пойму. Здешнее место, здешние обитатели… они все были больны.

«Что-то странное происходит, Селия. И дело не только в деревьях и розах. Сама земля… будто больна. Моя магия больна».

Увидев мое выражение лица, Дмитрий вздрогнул и низко поклонился.

– Я поставил вас в неловкое положение. Прошу прощения. Я представлял, что все пройдет иначе. Мне жаль.

Голова у меня начала болеть.

– Почему весь замок гудит обо мне? – спросила я. – Почему слуги обсуждают меня?

Он ничего не ответил и пошел назад. На секунду он замешкался, и в его глазах промелькнула печаль.

– Мне жаль, – повторил он. – Милые создания долго не живут на Реквиеме.

С этими словами Дмитрий развернулся и ушел прочь.

Только вот я не успела обдумать его зловещие слова – двери распахнулись, и в проеме показался Михал. Он молчал. Затем изогнул бровь.

– Невежливо стоять у дверей. Прошу… – Он протянул мне бледную руку, пристально глядя на меня черными глазами. – Проходи.

Глава 14. Вопросы и ответы

К моему удивлению, кабинет Михала был совсем небольшим. Камерным. Стены были обиты панелями из зеленого шелка, в центре возвышался высокий лакированный стол. На нем стояли разнообразные диковины: золотые часы с маятником в виде красивой женщины, плавающее серебристое яйцо с жемчугом, темно-зеленый плющ, за которым лежала стопка книг в кожаных переплетах. Выглядели они древними и дорогими.

Все в кабинете выглядело дорого, а я…

Я взглянула на свое некогда белоснежное платье – тонкое кружево было испачкано и порвано. Теперь мой наряд напоминал скорее грязную старую тряпку. Я поежилась, когда Михал бросил на меня холодный взгляд, и ткань неприятно царапнула кожу.

– Прошу.

Он сел за письменный стол и, сцепив пальцы, внимательно на меня посмотрел. Когда я встретилась с ним взглядом, мужчина кивнул на мягкое кресло, стоящее напротив его стола. В камине горело пламя, наполняя кабинет светом и теплом. Только вот, как и в моей комнате, арочные окна были закрыты ставнями. Нас будто запечатали в склепе.

Я не сдвинулась с места и продолжала стоять у двери.

– Нет, благодарю, месье.

– Это была не просьба, мадемуазель. Садись.

Я снова не пожелала идти.

Посреди его стола, среди книг и диковин, стоял богато украшенный кубок с кровью. Я старалась не смотреть на него и не думать, откуда в нем кровь, иначе бы уже кричала. Я бы кричала и кричала, пока у меня не сел голос или Михал не вырвал мне голосовые связки и не подвесил на них меня.

Холодно улыбнувшись, мужчина наклонил голову, словно и его посетили такие же мрачные мысли.

– С тобой всегда так сложно?

– Отнюдь нет. – Я вскинула подбородок и спрятала за спиной дрожащие руки. – Просто я предпочитаю стоять. В это так трудно поверить?

– К сожалению, я не верю ни единому твоему слову, Селия Трамбле.

«Селия Трамбле».

Уверена, что я побледнела, но, кажется, Михал этого не заметил. Он положил посреди стола стопку писчей бумаги.

– Как красиво звучит… Селия Трамбле, – улыбаясь, произнес он, словно смаковал мое имя. – Родилась двенадцатого октября в королевстве Бельтерра, в городе Цезарин. Если точнее, в Западном районе, в доме, располагающемся на бульваре Бриндель, 13. Дочь Пьера и Сатин Трамбле, младшая сестра Филиппы Трамбле, погибшей от рук Морганы ле Блан.

Я судорожно выдохнула, услышав имя сестры:

– Откуда…

– Однако родители не занимались твоим воспитанием, так?

Михал даже не смотрел в бумаги; видимо, он все и так хорошо запомнил. Запомнил все обо мне.

– Вас с сестрой воспитывала ваша няня Эванжелина Мартин, погибшая в этом году в битве за Цезарин.

Внутри у меня все сжалось, словно я перескочила ступеньку.

«Эванжелина Мартин погибла».

Слова звучали странно и чуждо, словно он говорил на другом языке.

– О чем…

«О господи!»

Я в ужасе на него посмотрела.

«Нет!»

Я приложила руку ко лбу и замотала головой.

– Нет. Это… какая-то ошибка. Эванжелина не… – тихо и неуверенно произнесла я.

Я так и не прочитала имен всех, кто погиб в битве. Жан-Люк скрыл от меня все бумаги, но все же мне стоило самой найти их и отдать дань уважения павшим, ведь Эванжелина могла оказаться среди них.

Михал изогнул бровь.

– Мои соболезнования, – сказал он, но в его голосе не было и капли сострадания. Лишь лед.

Может ли вообще этот человек… это чудовище испытывать сочувствие? «Сомневаюсь», – подумала я и глубоко вздохнула.

Мне… нужно было собраться с мыслями. Это его выступление – пересказ моей жизни, его поразительная осведомленность, кубок с кровью… Он хотел выбить у меня почву из-под ног, запугать меня. Я смерила его мрачным взглядом и села в кресло. Ему меня не запугать. Возможно, у него на руках были все карты, но он раскрыл и свои, ведь не просто так он вызвал меня к себе в кабинет – что-то ему было от меня нужно. Что-то важное.

Я положила руки на колени. Я умела ждать.

– Продолжим?

Он не стал дожидаться ответа и, не отрывая от меня взгляда, вновь заговорил о моей жизни с совершенным безразличием: как я полюбила Рида, как он бросил меня ради Лу, как мы все объединились ради битвы с могущественной Морганой ле Блан.

– Вероятно, было нелегко, – сказал он и поднял кубок, – помогать мужчине, который разбил тебе сердце.

Я молчала, едва не прикусив язык. Михал усмехнулся.

– Но я полагаю, ты сумела отомстить всем обидчикам, когда убила мать его супруги. – Он чуть взболтал кровь в кубке и сделал глоток. – И когда ответила взаимностью его лучшему другу.

– Все было не так… – возмутилась я.

– Капитан охотников сделал тебе предложение сразу после твоего посвящения в шассеры, верно? – Он поднял кубок для тоста, в его глазах читалась насмешка. – Первая женщина, ставшая охотницей, и невеста капитана. Ты, должно быть, гордишься собой.

Михал снова замолчал, словно ждал моего ответа, но я лишь вежливо улыбалась, едва сдерживая ярость. Он хотел выбить меня из колеи. Хотел запугать.

– Вы уже закончили свой рассказ? – сквозь зубы спросила я.

– Все зависит от тебя. Я ничего не упустил?

– Ничего существенного.

– И все же… – Он наклонился ближе и произнес мрачным голосом: – Кое-что я упустил.

Мы долго и напряженно смотрели друг друга, пока маятник покачивался на столе.

Тишину я не любила еще сильнее, чем темноту. Словно желая продлить ее, Михал поднялся с кресла, непринужденно закатал рукава и бросил взгляд на подол моего платья. Я тут же перестала притоптывать ногой. С легкой улыбкой он обошел стол и, скрестив руки, навис надо мной. Мне сразу же стало не по себе, и он знал об этом. Его начищенные ботинки – черные, как его душа, – были в паре дюймах от моих.

– Кто ты? – просто спросил он.

Я недоуменно на него посмотрела.

– Я человек, месье, и вы это прекрасно знаете. Вы хорошо покопались в моей жизни. – Отбросив желание сбежать отсюда как можно дальше, я подалась вперед, оказываясь ближе к нему, чтобы досадить, и вскинула голову, как это когда-то делала Филиппа. – А кто вы, ваше величество? Ведь не только страшный грубиян.

Опустив руки, Михал наклонился ко мне с елейной улыбкой, повторяя мое движение точно в зеркале, и я тут же пожалела о своей браваде. Мы уже почти касались друг друга. А что еще хуже, его лицо больше не выражало безразличия – теперь он смотрел на меня с нескрываемым восхищением. Только вот его внимание казалось смертельно опасным, словно я ходила по лезвию ножа.

– У тебя вспыльчивый характер, Селия Трамбле? – мягко спросил он.

– Я больше не буду отвечать на ваши вопросы. Сначала вы ответьте на мои.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться, лапочка.

– Еще как в том, – упрямо возразила я. – Или вы давно бы уже убили меня.

Михал отошел от стола, а я замерла от дурного предчувствия, но он не тронул меня. Мужчина подошел к двери, открыл ее и к кому-то обратился. Я не обернулась, не стала доставлять ему такое удовольствие. Я даже не смотрела на него.

– Ваш план нелепый, – пробормотала я, не в силах больше выносить тишины. – Может, вам стоит обратить внимание на беднягу Кристо? Он лишился языка.

– И не только его. – Михал провел пальцем по моей шее.

Я вздрогнула от неожиданности. Даже не услышала, как он оказался позади меня. Я не обернулась, но отшатнулась от Михала. От его прикосновения кожа горела, и я сжала руки в кулаки.

– Я слышу биение твоего сердца, – прошептал он. – Ты это знала? Когда тебе страшно, оно бьется сильнее.

Я подскочила, обежала стол – щеки у меня горели – и села в его кресло.

– Зачем вам нужна Коко?

Его черные глаза искрились весельем.

– Почему вы не убили ее… то есть меня, еще в Цезарине, как других своих жертв? И пока вы не ответите мне, я ничего больше не скажу! Это мое условие.

Михал широко ухмыльнулся.

– Твое… условие, – мрачно и таинственно произнес он.

– Да.

Я откинулась на спинку его кресла, радуясь, что нас разделял стол. На его поверхности я видела свое отражение, в котором читалась нерешительность.

– Полагаю, вы понимаете, как работает договоренность?

– О, прекрасно понимаю. А ты?

– Так мы договорились или нет?

С ледяной улыбкой Михал сел в мягкое кресло напротив и оказался на пару дюймов ниже меня. И все же в этом небольшом кресле он выглядел внушительно и непринужденно. Он задумчиво склонил голову.

– Хорошо. Сыграем в твою глупую игру. Я задаю вопрос – на который ты отвечаешь правдиво, – и я отвечаю на твой вопрос. И не лги мне больше, лапочка, – тихо и уже без улыбки произнес он и предостерегающе похлопал себя по груди. – Я сразу узнаю ложь.

Я кивнула. Он проследил за моим движением, и уже не в первый раз я вспомнила его зловещие слова: «Мне поведать, что я сделаю с тобой?» Однако они померкли, когда я услышала его новый вопрос.

– Как ты призвала призраков?

– Что? – Я удивленно поморгала. Ладони у меня взмокли, когда он прищурился. – Каких призраков?

– Ответ неверный.

– Не говорите ерунды. Я в них даже не верю. В Священном Писании говорится, что сразу после смерти душа отправляется в мир иной…

– Меня не интересует связь Церкви с загробным миром. Меня интересует твоя связь с ним. – Он наклонился вперед и, облокотившись на колени, сплел пальцы. – Сегодня утром я ощутил в коридорах замка странные перемены. Я решил узнать, в чем дело, и нашел пустую бутылку из-под абсента. – Он указал на сервант, где стоял пустой графин. – Мои личные вещи были разбросаны по комнате. И кто-то пририсовал моему дяде весьма некрасивые усы.

Он посмотрел на камин, над которым висел огромный портрет сурового мужчины. И правда кто-то нарисовал ему тонкие завитые усики.

В другое время я бы, наверное, рассмеялась.

– Если бы призраки существовали, они все равно не смогли бы ничего выпить и нарисовать. Мне жаль, что так получилось с портретом, но я не врывалась к вам в кабинет…

– Никто не может войти в мой кабинет без моего ведома, Селия Трамбле. Ты точно не почувствовала ничего… необычного?

Я старалась не волноваться, но тщетно. Лгать я никогда не умела.

– Даже если я и видела этих ваших призраков, я точно их не призывала. – Я вскинула голову.

Он замер:

– То есть ты видела их?

– Я… сама не знаю, что видела. – Я вытерла ладони о подол платья, отбросив всякое притворство. – Ночью они прошествовали в мою комнату в каком-то жутком танце… Кажется, вальсе.

Михал впился в меня взглядом черных глаз, почему-то сердитым, но не сдвинулся с места. Ничего не сказал. Я снова вытерла ладони, и кружево оцарапало кожу.

– Вы хотите сказать, что никто больше их не видел?

Михал медленно покачал головой. Сейчас уже даже я слышала биение своего сердца. «Тук-тук-тук», – стучало оно у меня в груди, горле, пальцах.

– Ох. – Внутри у меня все сжалось. – Тогда как вы… Так, это не мой новый вопрос, – поспешно сказала я.

Михал наклонил голову, и тишина стала еще пронзительнее, а его слова отдавались, словно тиканье часов.

Тик…

…кто…

Так…

…ты?

Я поправила отчего-то теплый ворот платья, желая поскорее нарушить молчание.

– Т-так. Разумеется, никто не видел. Мне наверняка все показалось. На этом острове… со мной творится что-то странное.

Михал сощурился еще сильнее.

– Это правда! – тут же начала оправдываться я. – На рынке земля плакала кровью, и коты… – Я резко замолчала, не желая говорить остальное.

Не стоило Михалу знать все детали. Что бы там ни говорил Кристо, коты не шли за мной по пятам, и уж точно я не призывала призраков, чтобы разгромить его кабинет.

– Говорят, остров болен, – наконец сказала я, посмотрев на него свысока. – Возможно, то, что разрушает Реквием, испортило и портрет вашего дяди. Моя подруга… – Я не осмелилась произнести имя Лу, – …говорила, что Бельтерру поразила неизвестная болезнь. Может, этот недуг добрался и до острова? Скорее всего, так и есть. Кажется, все началось после того, как вы стали убивать тех несчастных созданий. Если хотите найти виновного, просто посмотрите в зеркало. Я тут ни при чем.

Михал терпеливо ждал, пока я договорю. И я договорила. Кажется.

– Итак?

– Отчего-то я сомневаюсь, что это великое зло нарисовало бы усы дяде Владимиру, – певуче протянул он.

– А призрак, выходит, нарисовал бы?

Михал скривился, словно вспомнил что-то неприятное:

– Один точно бы это сделал. Что ж…

– Постойте. – Поневоле я вскинула руку, не дав ему договорить. – Я хочу задать вопрос.

– Это вряд ли, – вкрадчиво произнес он.

– Но у нашей игры есть правила. – Я расправила плечи, отбросив все мысли о призраках. Я подумаю о них позже. Или, может, никогда. – Вы их сами установили, месье. Вы задали мне три вопроса, а я вам только два…