Текст книги "Королевское наслаждение"

Глава 4

Находиться под опекой английского короля вовсе не означало для Даниэллы, что она скоро ступит на английскую землю.

Проходили месяц за месяцем, а Эдуард все еще вынашивал планы взять неприступный город Кале.

Большую часть времени Даниэлла проводила с королевой, которая, несмотря на очередную беременность и округлившийся живот, казалось, не замечала трудностей повседневной жизни, повсюду следуя за своим мужем и его армией. Женщины день за днем коротали в королевской резиденции, а мужчины ежедневно атаковали крепостные стены Кале. Эдуард начал осаду города в сентябре, сразу после битвы при Креси, и, решив вести войну до победного конца, не считался со временем. Король построил вокруг осажденного Кале целый городок. Английские воины готовились провести зиму со всеми удобствами в теплых деревянных домиках, в то время как на жителей неприступного города надвигалась голодная смерть. Маленький английский городок был построен, как и подобает, с рыночной площадью в центре, и предприимчивые фламандские купцы приезжали туда дважды в неделю, чтобы продавать свои товары. Кузнецы и бочары открыли для осаждающих спои мастерские, а брадобреи и уличные лекари распахнули двери цирюлен. Так как осада, обещала быть длительной, английские рыцари развлекались набегами на соседние деревни, а устав от набегов и грабежей, вызывали друг друга на состязания. Дело доходило до того, что они предлагали французским рыцарям из осажденного города принимать в них участие. Согласно рыцарскому кодексу чести, французы могли, приняв участие в турнирах, снова вернуться домой.

Вместе с королевой Даниэлла часто посещала такие турниры, и они вносили разнообразие в ее жизнь, полную огорчений, так как каждый день девочка видела, как страдает французский народ. Совсем другое дело – сами турниры, на которых очень часто побеждали французские рыцари, и никто не видел ничего предосудительного в том, что юная графиня рукоплещет и веселыми криками подбадривает храбрых молодых французов, желая им победы.

Как-то на одном из таких турниров она впервые познакомилась с Адрианом Мак-Лахланом, и с тех самых пор он стал для нее источником постоянного раздражения.

Однажды днем раздался призывный звук трубы. Снег еще не покрыл землю, но воздух был холодным и бодрящим, и если бы не выглянувшее к полудню солнце, то девочка осталась бы дома. Даниэлла сидела по правую руку от Филиппы вместе с другими королевскими отпрысками и с нетерпением ожидала; предстоящего турнира. Жан д'Эльтант, один из самых прославленных рыцарей христианского мира, француз по происхождению, должен был сразиться с юным английским рыцарем, имени которого Даниэлла пока не знала.

Однако скоро она его узнает и никогда не забудет.

Сэр Жан д'Эльтант был представлен с огромной пышностью, под оглушительные звуки фанфар. О его победах и подвигах ходили легенды. Он ехал на огромной серебристой лошади, ноги, хвост и шея которой были украшены бахромой. Сам рыцарь был одет в тунику поверх металлической кольчуги и высокий шлем с забралом в виде головы рычащего кабана. Сейчас забрало было опущено. Он высоко держал свое копье, пожалуй, даже слишком высоко, и, подъехав к королю, резко осадил коня, так что из-под его копыт полетели комья земли и брызги грязи. Гостя приветствовали громкими криками – в первую очередь, конечно, французы, расположившиеся на стенах Кале. Англичане, конечно, были более сдержаны, но и они, согласно рыцарскому кодексу чести, должны были проявить соответствующее почтение к прославленному рыцарю.

– Кто желает одарить французского рыцаря своим вниманием? – закричал сэр Террелл Хенли, организатор турнира.

Никто из зрителей не поднялся. Все они, в конце концов были англичанами, но кто-то из присутствующих на турнире должен непременно встать, возможно, сама королева, если сочтет нужным, но этикет должен быть обязательно соблюден, и это знали все – как женщины, так и мужчины.

Но королеве вставать не пришлось – со своего места внезапно вскочила Даниэлла, выдернула из своей прически ленту и побежала к арене.

Ее поступок вызвал одобрительные крики зрителей. Маленькая воспитанница короля Эдуарда проявила уважение к рыцарю и тем самым помогла соблюсти этикет. Даниэлла, не обращая внимания на одобрительные возгласы, до которых ей не было никакого дела, привязала ленту к копью француза, наклоненному в ее сторону. Рыцарь высоко поднял это импровизированное знамя, подмигнул Даниэлле, и она ответила ему счастливой улыбкой. Публика пришла в восторг, и под ее радостные крики Даниэлла вернулась на свое место.

Следующим был представлен противник д'Эльтанта, но Даниэлле его имя ничего не говорило.

– Сэр Адриан Мак-Лахлан, лэрд из Реггара, граф Миденлейский!

Раздался звук трубы, и на арену выехал рыцарь короля Эдуарда.

Его кольчугу прикрывала туника цвета кобальта, а на его коне была темно-синяя попона с золотистой и серебряной бахромой. Его щит украшал герб, на котором были изображены три рычащих льва, сидевшие на задних лапах, и три бегущих леопарда. Шлем и забрало были простой конструкции, без всяких намеков на какое-то животное. Металлические пластины забрала плотно прилегали к лицу, словно повторяя его очертания. Прорезь позволяла видеть глаза рыцаря, но Даниэлле не удалось разглядеть их цвет. Она только отметила про себя, что они блестят на солнце так же ярко, как и металлические части его доспехов. Верхом на лошади он казался чрезвычайно высоким, пожалуй, даже выше самого английского короля.

Даниэлла решила, что этот человек, чтобы казаться более внушительным, специально выбрал для себя высокого коня, на котором мог бы походить на статую.

– Знаки внимания английскому рыцарю! – провозгласил организатор турнира.

И тотчас же, ни минуты не мешкая, поднялась сама королева. Король с улыбкой наблюдал, как его жена привязывает к копью рыцаря свой шелковый шарф, а тот наклоном закованной в железо головы благодарит ее.

– Да благословит тебя Бог, Адриан! – пожелала королева.

– Бог на моей стороне, миледи! – ответил рыцарь.

«Напыщенный дурак!» – твердо решила про себя Даниэлла.

Участников турнира пригласили занять свои места. Снова раздался звук трубы. Комья земли полетели из-под мощных копыт, когда рыцари разъехались по обе стороны арены, где в центральной части трибун сидел король. Организатор турнира скомандовал им подготовиться к поединку.

Поединок начался. Казалось, что сама земная твердь содрогнулась, когда огромные боевые кони стремительно помчались навстречу друг другу. Каждый из рыцарей, готовый сразить своего противника, держал наперевес копье. Все ближе, ближе, все громче стук копыт…

Рыцари сошлись в поединке. Леденящий душу звон металла.

Ни один из всадников не упал.

Рыцари возвращаются на свои места, к ним спешат оруженосцы, чтобы заменить сломанные в поединке копья.

Все повторяется снова. Лошади несутся навстречу друг другу. Ближе. Еще ближе…

Копья скрещиваются, сердца зрителей замирают, земля дрожит. Громко ржет лошадь, и один из рыцарей падает на землю.

Зрители, а с ними и Даниэлла вскакивают со своих мест. Великий французский рыцарь упал на землю. Даниэлла в отчаянии.

Д'Эльтант повержен, но он еще не побежден. Оруженосец француза подбегает к нему и протягивает меч, в то время как Мак-Лахлан остается в седле. Затем он подъезжает к противнику, спешивается, берет протянутый оруженосцем меч и принимает исходную стойку, чтобы продолжить поединок.

Мечи скрестились, народ на трибунах дико закричал. Англичанин, к великому удовольствию Даниэллы, отступил под натиском француза.

«Англичанин, возможно, и выше ростом, – подумала девочка, повидавшая уже немало турниров, – но француз гораздо опытнее своего соперника, и это сослужит ему хорошую службу».

Однако когда француз бросился вперед, атакуя противника, последний внезапно отскочил в сторону, и тот, движимый силой инерции, пролетел вперед, и его меч глубоко воткнулся в землю. Рыцарь закачался и упал. Он быстро перекатился на другой бок и попытался подняться, но было поздно.

Англичанин уже стоял над ним, приставив острие меча к горлу француза.

Все снова повскакивали с мест.

Грянуло громкое «ура». Юный англичанин поднял меч, поклонился на все четыре стороны и протянул руку в латной перчатке своему противнику, помогая ему встать на ноги. Согласно рыцарскому кодексу чести, поверженный француз взял протянутую руку, встал рядом с противником, и они оба отвесили публике глубокий поклон. Оруженосец подвел к французу коня, и тот вернулся на свое место, в то время как Мак-Лахлан, вложив в ножны меч, направился к трибунам, откидывая с лица забрало и снимая шлем.

Теперь Даниэлла поняла, почему его глаза показались ей такими блестящими. Они были словно золото, насколько цвет глаз может соответствовать цвету этого драгоценного металла. Не коричневые, не зеленые, они очень напоминали яркие солнечные лучи. У него были густые, цвета червонного золота, волосы, которые еще больше оттеняли цвет его глаз и резко очерченные черты лица – немного тяжелые, но красивые. Адриан сначала подошел к королеве, низко ей поклонился, затем приблизился к королю. Эдуард поднялся.

– Замечательно, милорд Мак-Лахлан. Просто замечательно! Скажи, какую награду ты хотел бы получить от своего короля?

Мак-Лахлан с минуту колебался, затем сказал:

– Сир, я слышал, что Давид Шотландский выступил в поддержку Филиппа Французского и пошел войной на ваших баронов на севере Англии.

– Это правда, – ответил Эдуард, прищурившись. – Мои бароны встретили его в Невилс-Кроссе близ Дарема, и сейчас он мой пленник, но если ты будешь просить о его освобождении… – начал сердито король, но Мак-Лахлан не дал ему закончить:

– Нет, милорд, я не буду просить о том, что вы не сможете выполнить. Я просто хочу напомнить, что он муж вашей сестры и шотландцы его очень любят. Будьте к нему милосердны, сир, насколько это возможно.

– Это я тебе обещаю. А что ты хочешь попросить лично для себя?

Maк-Лахлан усмехнулся, и в этой усмешке, хотя и не лишенной некоторой приятности, было что-то дьявольское. – Придет время, и я попрошу, милорд король.

– Ты надеешься всегда одерживать победу?

– Да, сир, это входит в мои планы.

Вокруг засмеялись.

– Полагаю, что так и будет, мой юный лорд! – ответил король.

– Благодарю вас, ваша милость, – сказал Мак-Лахлан, склоняясь перед королем в низком поклоне, прежде чем под одобрительные крики толпы покинуть арену.

Даниэлла, глубоко разочарованная тем, что такой очаровательный и такой талантливый рыцарь, как д'Эльтант, не выиграл турнира, не заметила ухода Мак-Лахлана. Она молча сидела, погруженная в свои размышления, и только постепенно до нее стал доходить смысл разговоров, которые вели сидевшие вокруг нее люди. Все они восхваляли милого их сердцу юного Мак-Лахлана.

– Он сражался как лев, чтобы защитить принца во время битвы при Креси! – воскликнул кто-то рядом.

– Он так молод! – заметил со вздохом нежный женский голосок.

– У него были блестящие способности с самого раннего детства, – сказала королева. – Эдуард рассказывал мне, что у этого парнишки отличная военная смекалка и что только благодаря ему им удалось взять крепость Авий. После ее взятия там поселились единомышленники короля.

Авий…

Ее родной замок!

Даниэлла хорошо знала эту историю. Королю Филиппу нужно было избежать столкновения с английским королем, и ее мать до последнего защищала крепость, заставляя Эдуарда думать, что в ней находится французский король. Это позволило последнему выиграть время. Но несмотря на героические усилия матери удержать крепость, англичане штурмом взяли Авий, и Ленора оказалась пленницей английского короля.

Вот почему сейчас Даниэлла здесь, вот почему стала подопечной Эдуарда. Она такая же пленница, как и ее мать. Наконец-то девочка узнала, кто стал причиной всего случившегося. Мак-Лахлан! Даниэлла так сжала кулаки, что ногти впились в ладонь. Вот уж действительно великий рыцарь! И этот парень еще вознамерился всегда одерживать победы! Нет, он заплатит ей за все!

Этой же ночью Даниэлла начала лелеять сладкие грезы, как растерзать Мак-Лахлана или переломать ему все кости. Ей отчаянно хотелось сразиться с ним на поле боя, но это было просто невозможно в силу того, что он – рыцарь, она – всего лишь девочка, не достигшая одиннадцати лет.

Как-то вечером, через несколько дней после турнир Даниэлла увидела на обеденном столе перец, и ей сразу пришла в голову мысль, что, коль скоро у нее нет сил возможностей открыто сразиться с противником, она может начать с ним борьбу иными средствами.

Даниэлла сидела за столом далеко от короля и его рыцарей, которые занимали почетные места, и размышляла о том, что бы такое предпринять. Конечно, перец – дорогое удовольствие, так как относится к разряду ценных специй, но даже маленькая его щепотка может сослужить ей службу. Девочка посмотрела на красивое сияющее лицо Мак-Лахлана. Он громко смеялся, слушая королеву. Посеяв столько зла, он еще смеет наслаждаться жизнью! Возможно, немного перца отобьет у него охоту смеяться.

Даниэлла вскочила со своего места, обогнула стол и, делая вид, что хочет поговорить с королевой, незаметно подсыпала в кубок Мак-Лахлана хорошую щепоть перца.

Девочка скромно поклонилась своему крестному отцу, королю, заметив, что его глаза следят за ней, но, к счастью, в это время один из сидящих рядом баронов отвлек его комплиментом, сказав что-то о роскошных волосах крестницы монарха.

Даниэлла села рядом с младшим сыном короля, Джоном, который был не намного ее старше и которого она любила. Джон кичился тем, что он сын короля, гордился своим старшим братом, принцем, но в душе Джон был добрым малым, всегда готовым прийти ей на помощь. Вот и сейчас его светло-голубые глаза изучающе посмотрели на девочку.

– Ты сердишься, Даниэлла?

– Сержусь?

Джон придвинулся к ней поближе.

– Я еще на турнире заметил, как ты изменилась в лице, когда миледи матушка рассказала о взятии Авийя. Ты побелела словно пергамент. Я думал, ты вот-вот упадешь. Но Авий был взят еще до твоего рождения, и события давно минувших лет не должны тебя расстраивать.

– Я вовсе не сержусь, – ответила Даниэлла, беря со стоявшего перед ними блюда кусок мяса.

Как раз в это время с противоположной стороны стола; послышался какой-то странный звук, сопровождаемый сильным кашлем.

– Что-то случилось с Адрианом Мак-Лахланом, – сказал Джон.

Даниэлла подняла глаза и увидела, что лицо рыцаря побагровело и он, схватив кубок своего соседа, залпом выпил его вино, пытаясь унять тем самым душивший его кашель.

– Господи, Адриан, что с тобой? – вскричал король.

Мак-Лахлан с минуту молчал, не в силах говорить.

– Ничего, – вымолвил он наконец. – Ничего серьезного. Просто плохое вино. Немного прокисшее. Короче, ничего страшного.

Даниэлла уставилась на тарелку и занялась едой. Девочка почувствовала на себе взгляд Джона, но сын короля ничего не сказал. Немного спустя она снова осмелилась посмотреть на Мак-Лахлана и заметила, что его лицо снова обрело нормальный цвет. Он внимательно оглядывал комнату.

Пусть поломает себе голову, решила Даниэлла.

Но вот взгляд его золотистых глаз остановился на ней, она замерла. Внутри у нее все похолодело. Что это? Страх! «Он хочет, чтобы люди боялись его, – подумала Даниэлла. Тоже мне храбрый воин, который покоряет французские замки и одерживает победы над французскими рыцарями!»

Даниэлла пыталась посмотреть в другую сторону, но не смогла. Но вот его взгляд двинулся дальше, и она поняла что Мак-Лахлану и в голову не придет подозревать кого-то из людей, приближенных к королю, особенно его подопечных: у них нет причин желать зла юному рыцарю.

Осада Кале затянулась, и Адриан пришел к выводу, что король решил взять город измором.

Кале располагался в самой узкой части пролива, его окружали двойные стены с башнями. Между стенами были мяты рвы, что делало город совсем неприступным.

Но всему когда-то приходит конец. Так случилось, и с Кале. Город пал.

Все в крепости было съедено – вплоть до последней крысы и люди начали умирать от голода. Эдуард послал своих воинов на переговоры с правителем города. Вскоре посланники вернулись и сообщили, что французы просят короля Эдуарда пощадить Кале. Адриан присутствовал при этом разговоре и слышал, как Уолтер Манни, возглавлявший делегацию английского короля, говорил ему, что жители сдадут крепость и город, если им будет позволено покинуть Кале.

– Ни за что на свете! – закричал король.

Еще ни один город не заставлял его так долго держать осаду. Сколько людей он потерял под его стенами! Адриан хорошо понимал причины, вызывавшие бешенство короля, но боялся, что его гнев приведет к неоправданным жертвам среди ни в чем не повинных людей.

– Сир, – обратился Адриан к королю, – прошу простить меня, но вы же человек благородный и не будете подменять честный бой резней.

– Резней? – переспросил Эдуард, прищурившись.

Тут в разговор снова вступил Уолтер Манни:

– Милорд Эдуард, а что, если бы вам пришлось послать нас защищать какую-то крепость? С какой легкостью мы пошли бы в бой, зная, что наш король милосерден и что в случае поражения мы можем рассчитывать на ответную милость наших противников!

Довод казался убедительным, и Эдуард несколько смягчился. Он поднял руку, призывая всех к тишине.

– Быть по сему! Но пусть шестеро самых именитых горожан придут ко мне с непокрытыми головами, босыми, с веревками на шеях и с ключами от крепости и города! К остальным горожанам я проявлю милосердие. Но эти шестеро будут принадлежать мне, и я волен делать с ними все, что захочу!

Посланники короля снова отправились в Кале. Эдуард бродил под стенами города и слышал, как оттуда донесся громкий плач. У него стало тяжело на сердце.

Вскоре из городских ворот показались шестеро мужчин. Это были самые уважаемые и влиятельные горожане. Король Эдуард вышел из своего дома и встал посреди прилегающего к нему поля. Его окружили бароны, семья и все те, кому случилось быть поблизости.

Адриан протиснулся сквозь толпу, моля Бога, чтобы король оказался милосердным и к этим шестерым самым уважаемым жителям Кале. Бедняги походили на скелеты, и у них легко можно было пересчитать все ребра.

Все шестеро упали перед королем на колени. Один из них заговорил и сообщил Эдуарду, что жители города уже достаточно наказаны, перенеся такие лишения, и что королю следовало бы их пощадить. Они отдают себя в руки короля Эдуарда и надеются на его милосердие.

Наступило глубокое молчание, затем тишину разорвал отчаянный женский плач. Вид шестерых храбрецов тронул сердца многих присутствующих.

Но только не сердце короля.

– О каком милосердии может идти речь?! – заорал король. – Вам не удастся разжалобить меня!

Вперед выступил Адриан, за ним Уолтер Манни, Ральф и другие рыцари.

– Мой король… – начал Адриан, но Эдуард резко оборвал его:

– Рыцарь Мак-Лахлан, я очень ценю вас, но прошу не вмешиваться. – Как бы в насмешку король говорил с явным шотландским акцентом. – Вас это тоже касается, Уолтер. Эти шестеро принадлежат мне. Приведите мне палача! Я хочу, чтобы им немедленно отрубили головы!

В этот момент толпа расступилась, пропуская королеву. Беременная в очередной раз, растолстевшая и отечная, она предстала перед своим мужем. Она упала перед ним на колени. Толпа сочувственно загудела. Королева умоляюще смотрела на короля, и слезы текли по ее лицу. Еще никогда королева не казалась Адриану такой прекрасной.

– Милорд! Мой муж! Я повсюду следую за вами, подвергая опасности свою жизнь и жизни наших детей. Я следую за вами по воде и суше, но еще никогда ни о чем вас не просила. Теперь же я прошу вас… Во имя Господа нашего Иисуса Христа я умоляю вас проявить милосердие к этим несчастным. Отдайте их мне.

– Ради Бога, миледи, почему вы не дома? Как вы здесь оказались? Я не отрицаю, что вы…

Король не закончил фразы и посмотрел куда-то поверх головы королевы и склоненных голов несчастных горожан. Адриан проследил за его взглядом.

Его взгляд уперся в стоявших там детей. Один из них был сын короля Джон, а вторая… дочь Роберта Оксфордского.

Странное чувство охватило Адриана, когда он посмотрел на девочку. Она была вылитая мать. Высокая, несмотря на свой юный возраст, с блестящими волосами цвета воронова крыла и яркими зелеными глазами – настоящая красавица.

Адриан часто с грустью вспоминал Ленору. Она отчаянно защищала свою крепость и принесла им много неприятностей, но каждый мужчина от мала до велика, включая и его самого, был хоть немного влюблен в Ленору.

Странно, однако, что король смотрит на дочь Леноры таким взглядом.

Но вот король снова обратил внимание на королеву.

– Миледи, я вам многим обязан, но сейчас вы просите о невозможном. Никто не смеет просить меня об этом… И все же я не в силах отказать вам, хотя, должен признаться, делаю это с большим трудом.

Король отвернулся. Толпа снова одобрительно зашумела. Слышались голоса, благословлявшие королеву.

Два палача, чьи лица скрывали капюшоны, молча ушли.

– Вставайте! – сказала Филиппа, обращаясь к жителям Кале, но они были слишком потрясены случившимся и не могли подняться. – Помогите мне… – Ее глаза остановились на Адриане. – Адриан, прошу, помогите мне.

Только сейчас Адриан понял, что он, застыв на месте, все еще продолжает смотреть на дочь Роберта Оксфордского. Придя в себя, Мак-Лахлан бросился помогать королеве поднять на ноги шестерых несчастных, которые, плача, целовали королеве руки.

К помилованным подошли другие рыцари. Они быстро сняли веревки с их шей, помогли беднягам встать на ноги и постарались успокоить их. Королева пригласила освобожденных к себе в дом, где их должны были накормить и обеспечить одеждой.

Постепенно все успокоилось. Горожан увели, толпа начала расходиться. Адриан все еще стоял на месте. Он посмотрел в сторону Кале, куда они теперь могли спокойно войти, затем перевел взгляд на королевскую резиденцию.

Эта девочка снова стояла рядом. Ее изумрудные глаза, как два острых кинжала, впились в Адриана, словно хотели пробуравить до самого сердца.

– Миледи, – сказал он, склонившись в поклоне.

Девочка ничего не ответила и, гордо выпрямив плечи, ушла.

Адриан засмеялся и пошел своей дорогой. Сегодня был замечательный день. Король проявил милосердие. Кале сдался. Адриан молод, и впереди у него целая жизнь.

К вечеру Мак-Лахлан уже забыл о девочке с изумрудными глазами. Он еще не знал тогда, что очень скоро судьба снова сведет их, и он уже не сможет не думать о ней. Он будет вспоминать ее до конца своих дней.