Текст книги "Огненная Энна"

Шеннон Хейл
Огненная Энна

Посвящается сестрам Бринер

Мелиссе, Кэти и Джессике

(возможно, вы слышали о нас)

ENNA BURNING

by Shannon Hale

Copyright © 2004 by Shannon Hale

All rights reserved

© Т. Голубева, перевод, 2013

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА^®

Пролог

Ее лицо было обожжено от подбородка до лба. Левый глаз все еще видел расплывчато, как сквозь потертое стекло. Уже несколько недель она уходила от пожарища, и теперь было понятно, что зрение не восстановится, сколько бы она ни прожила. Женщина прикрыла больной глаз и прищурилась, пытаясь разглядеть, куда она идет. На горизонте виднелась полоса зелени, протянувшаяся на восток. Лес. Надо надеяться, это будет уже достаточно далеко.

Шагая, женщина бессознательно источала огонь, и время от времени сухие деревья вдоль тропы дымились или потрескивали, занявшись пламенем. Один или два раза она, задыхаясь и всхлипывая, окуналась в ручей, чтобы унять жар. После этого трудно было возвращаться на тропу, но память об ужасе, оставленном позади, гнала женщину вперед.

Ее кожа судорожно подергивалась при воспоминании о падающем вниз горячем пепле; ее глаза расширялись, как будто она снова и снова видела деревню, охваченную огнем. Женщина крепче прижала к груди мешок, в котором лежал пергамент, и зашагала быстрее.

Она шла до тех пор, пока влажный лесной воздух не окутал ее и не смыл с волос запах гари. Она шла, пока не упала. А потом начала копать прямо там, где лежала, отбрасывая в сторону пригоршни земли из-под молоденькой ели.

– Вот, – сказала женщина, обращаясь к ели, – сбереги это.

Она развернула промасленную ткань и достала пергамент, чтобы еще раз взглянуть на письмена, которые привели ее к такому концу. Пергамент, изготовленный из кожи ягненка еще во времена ее матери, находился в прекрасном состоянии. Его поверхность была покрыта убористым изящным почерком, каждый черный росчерк был тонким, как паучья лапка, и слова соединялись друг с другом, как чернильное кружево. Снова увидев их, женщина коротко всхлипнула, проникаясь красотой знания, скрытого в этих словах. Глаза у нее защипало, но лихорадка сожгла все слезы.

Женщина любила огонь, любила теперь даже больше, чем собственную плоть. Уничтожение пергамента и содержавшейся в нем истины казалось ей чем-то невозможным. Где-то в глубине души она понимала, что, наверное, именно так и должна поступить. Но – нет, лучше она спрячет пергамент, чтобы предотвратить новые разрушения. Она спрячет его, и когда-нибудь человек, обладающий даром, сможет прочитать его и использовать во благо. Только бы это оказался кто-то более сильный, чем она сама!

Она снова завернула пергамент в ткань, засунула сверток в небольшой глиняный горшок, который использовала для воды, и похоронила маленький гробик под елью.

Женщина легла и позволила себе расслабиться глубоко внутри, где все дрожало, едва сдерживая огонь. Ее самоконтроль треснул, как веточка под ногой, и от этого треска она вскрикнула. Жар выплеснулся из груди, обдал кожу, сжигая женщину так же, как она сжигала других. В больном глазу у нее потемнело, здоровый глаз увидел золотую вспышку, и лес вокруг словно ожил, а потом затих под легким ветерком.

Она опустила голову на землю. Сосновые иглы под ее щекой начали потрескивать. Дым тонкими струйками поднялся вверх, и женщина смотрела на него, пока не сдалась окончательно и не умерла.

Глава первая

Энна не уследила за огнем в очаге.

Она так и не привыкла к этой обязанности. Те три года, пока она жила и работала в городе, за очаг отвечала хозяйка дома. Год назад матушка заболела, и Энна вернулась в Лес, но следить за огнем все равно продолжала мать. Весной она умерла, и хозяйкой маленького лесного дома стала Энна. У нее хватало хлопот: надо было ухаживать за огородом, колоть дрова, кормить брата, козу и кур, поэтому она частенько забывала об огне.

И неудивительно. Огонь в кухонном очаге был тварью тихой.

Как назло, в тот вечер брат Энны блуждал где-то в глубине Леса и вместе с ним, что куда важнее, блуждал кремень в коробке для розжига. Поэтому девушка взяла ведро и пошла к своей ближайшей соседке, Доде, чтобы позаимствовать у нее совок-другой углей. Обхватив горячую ручку ведра старой тряпкой и подолом юбки, Энна направилась домой.

Угли притягивали ее взгляд. Они были прекрасны, они пульсировали красным на дне ведра, словно сердце какого-то живого существа. Девушка отвела взгляд, но оранжевые угли продолжали стоять у нее перед глазами, их образ горел в ночи, и Энна споткнулась о корень дерева.

– Ах-ах! – вскрикнула она, пытаясь удержать равновесие, чтобы не обжечься о горячее ведро и не высыпать угли на землю.

В сотый раз за этот вечер выругав себя за невнимательность, Энна взглядом отыскала темные очертания своего дома и направилась к нему.

– Странно, – пробормотала она, моргая.

В окне как будто появился свет, и он становился все ярче. Энна припустила через двор и заглянула в открытое окно.

Первым делом она заметила, что в очаге пылает огонь. Девушка чуть не вскрикнула, но тут увидела своего брата Лейфера: он сидел рядом с очагом, положив на колени заплечный мешок, и сосредоточенно смотрел на какой-то предмет, который держал в руках. Энна подумала, что Лейфер очень красив, когда его лицо излучает спокойствие и задумчивость. У него были такие же, как у Энны, черные волосы и темные глаза, доставшиеся им от матери. Лейферу уже исполнилось восемнадцать, и он был на два года старше Энны, но в отличие от нее ни разу не покидал Леса, даже не побывал в Столице Байерна, лежащей всего в двух днях пути от их дома.

Лейфер развернул странный предмет, и тот засиял при свете очага, словно лампа. Энна поняла, что это кусок пергамента, исписанный с одной стороны. Лейфер немного умел читать, как и она сама, что считалось редкостью среди жителей Леса, но их мать родилась в городе и обучила детей грамоте. В Лесу пергамент был в диковинку, и Энна не представляла, где брат отыскал такую вещь.

Тягучая, обжигающая боль в руках напомнила Энне о ее ноше, и девушка быстро поднялась на крыльцо и вошла в дом. Она успела заметить, как Лейфер поспешно свернул пергамент и затолкал его в мешок.

– Горячо, – сказала Энна, почти бегом приближаясь к очагу. Она поставила ведро рядом с очагом и потерла ладони. – Ох, эта тряпка как будто стала тоньше, пока я шла! Господи, Лейфер, мне издали показалось, что в доме пожар!

Лейфер затянул мешок и сунул его под кровать.

– Ну, если бы ты поддерживала огонь…

– Да-да, – перебила его Энна, небрежно махнув рукой. – Незачем напоминать мне, что, когда дело касается очага, толку от меня немного. А ты молодец – разжег такой огонь, пока я ходила к Доде за углями. Но и напугал меня, появившись так внезапно. Почему ты вернулся на день раньше?

Лейфер пожал плечами:

– Мы закончили дела.

Он посмотрел в окно, хотя снаружи было темным-темно. Брат явно о чем-то размышлял, но Энна просто не могла молчать. Лейфер отсутствовал шесть дней, и девушка, жаждая общения, уже готова была начать разговаривать с неумолчно кудахтающими курами.

– Итак, – сказала она с нотками нетерпения в голосе, – что ты нашел?

– Ох, да так… Джеби отыскал хорошее место для поселения, всего в часе ходьбы отсюда, и ключи рядом. Еще нашли новое место для пастбища, принесли несколько ягодных кустов и лук для посадки, и…

Лейфер замолчал, потом встал и закрыл на ночь ставни. Он немного постоял, прижав ладонь к створке.

– И я увидел в чаще сожженную молнией ель. Ну… мы ее выдернули и оттащили к источнику, поселенцам пригодится.

Однако в его голосе звучал намек на нечто большее.

Энна откашлялась:

– И?..

– Странная вещь… – Лейфер оглянулся на сестру и заговорил, еле сдерживая возбуждение: – Там прямо под корнями были глиняные осколки, вроде как от чашки или горшка, и их закопали до того, как ель глубоко укоренилась. Я сосчитал кольца – этому дереву не меньше ста лет.

– Хм… Ты нашел еще что-то?

«Пергамент», – подумала Энна. Она знала, что если Лейфер не решится заговорить об этом сам, то ни за что не выдаст свой секрет, сколько его ни умасливай. Лейфер молчал, и Энна, схватив башмак, запустила его в спину брату.

– Ох! – со смехом вскрикнул он и потер ушибленное место.

– Что же ты молчишь? – спросила Энна.

Лейфер фыркнул:

– Знаешь, Энна, ты как младенец, с которым нужно постоянно нянчиться.

Нахмурившись, Энна зачерпнула овсянки с яблоками и сунула миску в руки брату:

– Стал бы младенец готовить тебе ужин?

Лейфер улыбнулся, глядя в миску.

– Спасибо, – сказал он.

Потом посмотрел на сестру, проверяя, в самом ли деле она сердится, но Энна опять нахмурилась и, не обращая внимания на брата, принялась за вязание.

– Я серьезно, – вновь заговорил Лейфер. – Спасибо за…

– Не болтай с набитым ртом.

Лейфер поспешно проглотил кашу:

– Спасибо за то, что весь год тут хлопочешь, после того как ма… ну и все такое. Знаешь… я хочу сказать… Я ведь вижу, что ты здесь не очень счастлива.

Энна пожала плечами.

– Наверное, после жизни в городе Лес тебя не слишком вдохновляет. – Лейфер загадочно улыбнулся: – Но подожди немного. Думаю, Лес скоро оживет.

– Что, начнется сезон кедровых орехов? – хмыкнула Энна. – Это у вас, лесных парней, головы одними еловыми иглами набиты. А в мире есть вещи поважнее деревьев.

– Я знаю.

Лейфер покончил с кашей и уставился на дно миски. Он о чем-то думал, да так напряженно, что у него между бровями залегла морщинка.

– Чем это ты озабочен? – спросила Энна.

– Просто вспомнил рассказ Джеби. Когда он в последний раз был в городе, городской мясник назвал его захватчиком. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее меня это злит.

– Хм… – протянула Энна, энергичнее работая спицами. – Ты никогда не выбираешься из-под лесного покрова, так не все ли тебе равно, что говорит какой-то там мясник?

– Не знаю… – Лейфер потер лоб. – Я не знаю, но меня это почему-то стало тревожить. Наш народ уже больше ста лет живет на этой земле, которую горожане считали бросовой. А они все равно называют нас захватчиками.

– В городе есть невежественные люди, с этим я не спорю, но ты же знаешь, что для нас кое-что меняется.

– Да, ты говорила, но сейчас я и слышать об этом не хочу.

– Придется послушать, – возразила Энна, и ее сердце забилось быстрее в предвкушении хорошей ссоры. – В городе, когда я ухаживала за курами для королевского двора, все скотники были лесными жителями вроде нас, и они работали там потому, что родители не могли прокормить их здесь. Мы десятками ютились в помещениях для скотников, и нам не позволялось общаться с горожанами.

– Я знаю, Энна, но…

– Нет, ты послушай. Тебя-то там не было. Нам приходилось нелегко. Наши парни не могли выпить в таверне, или поухаживать за городскими девушками, или хоть немного заработать каким-то иным способом, кроме ухода за скотиной. Но теперь мы получили права. Я собственными глазами видела, как король даровал лесным парням копья и щиты точно так же, как дарует их городским и деревенским юношам в день совершеннолетия. Мы тоже граждане. Вспомни хотя бы о том, что мы устраиваем собственные торговые площади и действуем как добропорядочные селяне.

– Но неужели тебе все равно, что нас называют захватчиками? Нет, я этого так не оставлю.

– А придется, потому что…

– Нет!

Лейфер вскочил и швырнул глиняную миску в стену, разбив ее вдребезги. Энна встала, уронив вязанье. Клубок покатился и мягко стукнулся о башмак Лейфера.

– Лейфер, что…

Лейфер пнул клубок и нахмурился, и на мгновение Энне показалось, что он сейчас расколотит что-нибудь еще. Потом он глубоко вздохнул, и лицо его смягчилось.

– Извини, я…

Он покачал головой, вытащил из-под кровати заплечный мешок и вышел наружу.

Энна последовала за ним во двор и увидела, как брат исчезает в ночном Лесу.

– В чем дело? – крикнула она ему в спину. – Ты что, заболел?

Она немного постояла перед дверью, ожидая, что брат вернется и извинится, но он не возвращался.

– Лейфер! – вновь позвала она.

Но он уже скрылся из виду.

Энна покачала головой:

– Ну и дела!

Стояло позднее лето. Воздух по ночам становился плотнее, темнота наполнялась неистощимой силой. Их дом приютился на большой поляне, где хватало места для домашних животных и огорода, а двор окружали вечнозеленые деревья с толстыми стволами и колючими иглами, достающие верхушками до самых звезд. Иногда, особенно по ночам, эти деревья казались неприступной стеной.

Энна прошла в дальний конец двора, прислонилась к темной ели и почувствовала, как в груди все сжимается под наплывом знакомого чувства, немного пугающего девушку. Ей как будто чего-то не хватало, но она не понимала, по чему так тоскует. Может быть, и Лейфер ощущает нечто подобное, может, ему уже недостаточно Леса и он жаждет найти нечто большее, чтобы наполнить свою жизнь. Но идти в город и ухаживать там за королевской скотиной… нет, для них обоих это не выход.

«Ты здесь не очень счастлива» – так он сказал. Конечно, он это понял. Что же случилось с той девочкой, которая была довольна уже тем, что бродила по оленьим тропам, усыпанным хвоей, и ее ноги были липкими от травяного сока, а карманы набиты кедровыми орехами? Энна прижалась к шершавому стволу и снова почувствовала, как сильно она любит Лес, и вспомнила то время, когда ей совсем не хотелось уезжать отсюда.

А потом был город и ее лучшая подруга Изи, поначалу такая же простая скотница, как и Энна. Девушка тоскливо вздохнула: она скучала по подруге, которую ни разу не смогла навестить с тех пор, как заболела ее мать. Изи остановила войну, прославила своих друзей, вышла замуж за любимого, открыла в себе огромную силу… Энна теперь не слишком радовалась тому, что стала свидетельницей успеха Изи. «Ведь могло и со мной произойти что-нибудь подобное, – в очередной раз подумала она. – Если б я только знала, где искать свое счастье…»

Сова, вылетевшая на охоту, промчалась так близко, что Энна почувствовала, как поднятый крыльями ветер коснулся ее лица. А сова сразу исчезла, так же бесшумно, как и появилась.

Лейфер вернулся на следующее утро, хотя и не с таким виноватым видом, как хотелось бы Энне. Она поймала себя на том, что то и дело бросает на брата сердитые взгляды. Но эти взгляды оставались без внимания. Лейфер был не в духе. Он даже прикрикнул на Энну из-за невыметенной золы.

– Да что с тобой происходит? – закричала она в ответ. – Почему ты ведешь себя словно раненый вепрь? Это как-то связано с тем пергаментом?

Лейфер злобно зыркнул на нее, и Энна пожалела, что рядом нет матушки. А потом схватила метлу и вытолкала брата из дома.

– И не возвращайся, пока у тебя настроение не изменится! – крикнула она ему вслед.

Все утро Энна радовалась отсутствию Лейфера, потом заскучала и почувствовала себя безмерно одинокой. Ей даже захотелось, чтобы брат вернулся такой же мрачный и злой, и тогда она затеяла бы славную ссору или, по крайней мере, попробовала бы выудить из него какие-нибудь сведения. Энна думала о Лейфере и так энергично месила тесто, что не заметила, как к дому кто-то подошел, и, лишь случайно подняв голову, перехватила чей-то взгляд. Это был парнишка шестнадцати лет, с длинными черными волосами, большими глазами и приятной улыбкой.

– Ох, чтоб тебе, Финн, и давно ты тут стоишь?

Он пожал плечами.

– Ладно, заходи. Незачем торчать там, словно ты чужой, – сказала Энна. – А почему ты меня не окликнул?

– Да просто наблюдал за тобой. Не хотелось мешать.

Финн опустил на пол заплечный мешок, помыл руки в умывальной бадейке и ухватился за тесто.

– Вот только не пытайся мне помогать, Финн. Присядь. Ты, должно быть, с самого рассвета в пути.

Она хотела отобрать у него тесто, но Финн отступил в сторону:

– Ну что, попробуешь отобрать его у меня?

Энна рассмеялась:

– Ладно, спасибо. Рада тебя видеть, Финн. Как твоя мама?

Финн кивнул:

– Хорошо. Я… мы заранее подготовились к базарному дню, и она отпустила меня на пару дней повидаться с тобой.

«Она отпустила». Энна иной раз думала, что Финну было бы полезно некоторое время пожить без матери. Если бы не мать, Финн наверняка отправился бы в город вместе с другими лесными жителями, как это сделала Энна. Благодаря их общей подруге Изи он познакомился с городскими скотниками и навещал их, когда бывал в городе в базарные дни. А с тех пор как Энна вернулась в Лес, он стал частым гостем и в ее доме.

– Знаешь, Финн, ты пришел как раз вовремя, чтобы спасти меня от сумасшествия. Лейфер ушел злой-презлой, вот такие дела.

Финн встревожился:

– Эй, он ведь тебя не ударил?

– Ох, нет, но утром проснулся в таком скверном настроении, что и козу напугал бы до смерти. И могу поклясться, у него есть какая-то тайна: он что-то нашел в чаще. В общем, я уже много дней не разговаривала с нормальным разумным человеком.

Энна отлепила тесто от стола и снова шлепнула его о столешницу.

– Послушай, Финн… Когда мы познакомились в городе два года назад, ты мог представить, что я буду жить так же, как моя мама? Месить тесто, заниматься домом и скотиной и разговаривать сама с собой? Она вышла замуж в моем возрасте, но мне это не подходит, да, Финн?

– Как бы ты ни поступила, меня это не удивит, – откликнулся Финн.

Энна шутливо толкнула его в плечо. Финн пошатнулся и еле устоял на ногах, но Энна заподозрила, что он притворяется, чтобы она почувствовала себя сильной.

– И что ты собираешься делать?

– С Лейфером? Дам ему подзатыльник и послушаю, как гудит его пустая голова.

– Нет, я о тебе.

Энна помолчала.

– Я не знаю, Финн. Но я должна что-то сделать. – Она согнула руку, наблюдая, как напрягаются сухожилия. – Я словно тоскую по чему-то, может быть по Изи и тем дням в городе… Работать скотницей было тяжело, но мне нравилось коротать зимние вечера и дождливые дни в общем зале вместе с Изи, Рейзо и остальными рожденными в Лесу, играть в разные игры, слушать сказки, смотреть на огонь… – Энна улыбнулась. – А потом столько всего случилось, и мы помогали Изи спрятаться от негодяев, пытавшихся ее убить, и она вышла замуж за принца… Вот была свадьба, а? Ты в нарядной одежде, с копьем в руках, ну и все такое. А помнишь, как в один из тех вечеров во дворце, когда ты нас навещал, Изи устроила пикник на полу в тронном зале и пригласила всех скотников?

Финн кивнул:

– Тогда я думал, что мог бы остаться там навсегда, и еще я думал, что ты никогда не уедешь.

– Я тоже так думала. – Энна прекратила месить тесто и стала наблюдать за тем, как оно поднимается. – Но потом… не знаю… я почувствовала себя чужой, как будто я там просто гостья, понимаешь? Все эти придворные, и фрейлины, и стражи, и все прочее… Мне стало казаться, что Изи больше не нуждается во мне.

– Но домой ты вернулась из-за мамы, – сказал Финн.

– Да, конечно, – кивнула Энна. – И я осталась здесь, потому что была нужна Лейферу. Но в последнее время… похоже, ему ничего не нужно, кроме хорошего подзатыльника.

– Я буду скучать по тебе, Энна, если ты покинешь Лес… если я не смогу видеть тебя часто.

– Что ж, спасибо за это.

Энна вдруг осознала, сколько раз они вот так стояли рядом, перебрасываясь словами, и она высказывала все, что было у нее на уме, а Финн слушал. Она подумала, что, пожалуй, он знает о ее мыслях больше, чем кто-либо другой. Энна повернулась, чтобы посмотреть на Финна. Он заметил это и отвел взгляд.

– Ох, до чего же ты терпеливый человек, Финн! – сказала она. – Хотелось бы мне походить на тебя.

Финн покачал головой:

– Не нужно. Достаточно и того, что терпелив один из нас.

Энна не стала спорить. Похоже, с точки зрения Финна, все обстояло как надо.

Они работали вместе, пока в доме не стало чисто и хлеб не испекся, а потом уселись во дворе и стали ждать наступления ночи. Тени деревьев постепенно сливались, пока не превратились в единую непроглядную тьму, которую нарушали лишь бледные пятна лунного света. Треск еловой шишки под чьей-то ногой заставил Энну вздрогнуть и выпрямиться. Из лесной черноты появился Лейфер.

– Ах, это ты, – выдохнула Энна, снова откидываясь на спинку стула.

Лейфер подошел к сестре сзади и прижался лбом к ее макушке.

– Извини, – сказал он.

– Впервые за много дней слышу от тебя что-то стоящее. – Энна понадеялась, что брат наконец-то пришел в себя, и ласково дернула его за волосы. – Поздоровайся с Финном.

– Привет, Финн. Я тебя почти не вижу. Такая темень!

Лейфер отошел к яме, в которой разводили огонь во дворе, и повернулся спиной к сестре. Энна увидела оранжевую вспышку, и в яме тут же вспыхнул огонь. Лейфер с улыбкой обернулся к сестре, освещенный оранжевым пламенем.

– Как это ты… Очень уж быстро разгорелось, – сказала Энна. – Что ты туда бросил, кроме дров?

Лейфер оставил ее вопрос без внимания.

– Финн, я рад, что ты здесь. Я как раз думал, что мне нужно поговорить с кем-нибудь вроде меня самого, лесным жителем до мозга костей, с тем, кто никогда не убегал в город.

– Я много раз бывал в городе, – возразил Финн.

Лейфер отмахнулся от его слов:

– Ну да, в базарные дни или чтобы навестить твою старую подружку-принцессу. – Он произнес последнее слово с легкой насмешкой, и Энна сразу насторожилась. – Но ясно же, где твое настоящее место.

Финн посмотрел на Энну, словно не зная, что ответить, но Лейфер не дал ему собраться с мыслями:

– Да послушай ты… не перебивай, Энна!.. потому что я много думал. Мы неплохо справлялись со всем тут, в Лесу, верно? А теперь Байерн берет нас в кольцо, и нам говорят, что это благо. Я им не верю, Финн, они навязывают нам мощеные дороги и оседланных лошадей, а сами порабощают лесных девушек и парней.

– Порабощают? – повторил Финн. – Я не думаю…

– Есть и другие, которые смотрят на это так же, как мы, Финн, и которые готовы включиться в борьбу, если мы решим восстать.

У Энны отвисла челюсть от изумления. Она ждала, что Лейфер вот-вот рассмеется и признается, что пошутил. Но в его голосе звучала жесткость, какой Энна никогда не замечала прежде, и он сжимал и разжимал кулаки, как будто собирался ринуться в бой.

– Лейфер… – начала было девушка.

– Тихо, Энна! – перебил ее брат. – Знаешь, Финн, я в последнее время постоянно думаю о Байерне, о том, как это государство присматривается к нашим землям и деревьям, как использует наших людей… и все это началось с иностранной принцессы, которая влезла не в свое дело.

Энна сухо рассмеялась:

– О, ты не посмеешь оскорблять Изи в моем присутствии.

Лейфер повернулся спиной к огню – теперь Энна различала в темноте только слабый блеск одного его глаза – и заговорил невыразительным тоном:

– Я знаю, она твоя подруга, и, наверное, я должен ее бояться, ведь ходят слухи о том, что она умеет призывать птиц и ветер. Но я уверен, в ней есть что-то дурное, и, когда я начну действовать, она сгорит первой.

– Лейфер! – Энна встала. – Да как у тебя язык повернулся?

– Я разговариваю с Финном, Энна. Я знал, что ты не поймешь.

– Думаешь, я стану молчать, когда ты угрожаешь принцессе? – закричала Энна. – Ты же знаешь, что не стану!

– Тихо, я сказал!

Лейфер снова подошел к огню и бросил в яму несколько еловых шишек. Они зашипели и подпрыгнули.

– Поверить не могу, что мне приходится терпеть от тебя такое! Бедняга Финн сидит и покорно выслушивает эти безумные речи, но когда ты начинаешь нападать на Изи… Ты, должно быть, совсем ума лишился, если думаешь, что никто из нас не врежет тебе как следует, прежде чем ты откроешь рот.

– Я сказал, заткнись!

Лейфер повернулся, и Энна увидела его в неверном оранжевом свете. У него дрожали руки, а лицо было совершенно чужим – Энна поверить не могла, что это ее брат.

– Лейфер… – в ужасе пробормотала она, не понимая, чего вдруг так испугалась.

Лейфер скривился, как будто сражаясь с болью, и вскрикнул. Энна внезапно почувствовала сильный жар и обжигающую боль. Она посмотрела вниз – и увидела, что ее юбка горит!

Энна закричала и рухнула на землю, пытаясь отбросить горящий подол юбки подальше. Финн сорвал с себя куртку и стал сбивать ею пламя. Наконец ему это удалось, и девушка замерла, тяжело дыша.

– Ты как, в порядке? – спросил Финн. Он опустился рядом с Энной на колени и озабоченно протянул руки над ее ногами, не решаясь их коснуться. – Энна, с тобой все хорошо?

Энна ошеломленно кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она посмотрела на Лейфера, который застыл возле огненной ямы, зажав рот руками. Финн поднялся и встал между Энной и ее братом.

– Лейфер! – произнес он с вызовом.

Огонь у ног Лейфера затих, лениво полизывая дрова. Слабый желтый свет падал снизу на лицо юноши, подчеркивая морщины на лбу и под глазами, – в это мгновение Лейфер выглядел глубоким стариком. Он посмотрел на Энну и как будто снова стал самим собой, ее братом, тем мальчиком, который совал жуков ей в постель, тем юношей, который принес ей корзину грибов с такой гордостью, словно нашел чистое золото. Осознав, что натворил, он пришел в ужас.

– Энна, прости. Я… я не хотел…

Он повернулся и убежал в Лес.

– Лейфер! – крикнула девушка.

Брат не оглянулся. Энна медленно выдохнула, чувствуя, как у нее в груди все дрожит.

– Что со мной случилось?

– Я не видел, все произошло слишком быстро, – ответил Финн. – Тебе не кажется, что он управляет огнем? Ну, понимаешь, как Изи командует ветром. Но почему он на тебя напал?

– Не знаю.

Финн помог Энне войти в дом и осмотрел ее покрасневшие лодыжки, что-то бормоча себе под нос, словно хотел унять ее тревогу. Он отказался от мысли сходить за соседкой Додой, не желая оставлять Энну даже на короткое время, поэтому сам смазал ей ноги смальцем и забинтовал чистыми тряпками. Присущее Финну спокойствие помогло девушке перенести и странный вечер, и жгучую боль.

– Я лучше побуду с тобой еще немного, а то вдруг он попытается снова… если, конечно, это сделал он.

Энна уставилась на огонь в очаге:

– Похоже, сказки на ночь, которые я так любила, подготовили меня ко всему. Изи как-то сказала, что если слушать и рассказывать невероятные истории, то будет легче поверить, когда столкнешься с чем-то необычным.

Ей было не так уж трудно поверить в то, что сделал Лейфер, но ее пугало другое: неизвестно, что он сделает дальше.

Они с Финном сидели молча, наблюдая за тем, как угли в очаге рассыпаются в золу. От одного лишь вида огня лодыжки у Энны болели сильнее. Что ни говори, ожоги – самые болезненные из всех ран. Ее мать обычно называла боль от порезов и переломов «чувством исцеления», но боль от ожогов вызывала у Энны ощущение, будто огонь все еще ползет по коже, пожирая ее тело, словно топливо.

В очаге рассыпался почерневший кусок древесины, и желтое пламя, прежде чем скрыться в углях, на мгновение взвилось вверх. Энна прикрыла глаза, слушая, как поскрипывает под Финном кресло-качалка, как пульсирует кровь в ее ранах, и поняла, что не может ждать, когда Лейфер вновь начнет действовать. Энна нуждалась в помощи, а попросить о ней она могла только одного человека.